Текст книги "Консорциум"

Часть третья

Глава 1

1

На второй за сутки чужой квартире оба риэлтора, столь успешно отыскавшие приключений на свою задницу, приумолкли. Не хотелось думать, говорить, двигаться… Умом Макс понимал, что надо бы потолковать, прикинуть одно к другому – но сил не было, ни физических, ни моральных. Войдя, Полканов рухнул в кресло, осмотрелся – ясно, что это не настоящее жилье, а так, времянка на всякий случай. Ну, вот он и случился, этот случай…

Дима побродил по комнатам, после чего плюхнулся в другое кресло.

– Ну, какие будут предложения?..

Максим вымученно усмехнулся:

– Да знаешь… Упал бы, да лежал, и больше ничего.

Дима пожал плечами:

– Понятно! Избыток информации. Да всего избыток!

– Это точно.

Но про себя Полканов подумал, что избыток избытком, а усталость какая-то совсем уж невменяемая, никогда такой не ощущал. Будто пол-мира навалилось всей массой… Да и не только массой – чем-то неясным, предчувствием будущих изгибов судьбы…

Нет уж, ну их к черту, такие мысли! Макс поднялся.

– Слушай, Димыч, что-то и правда никакой я. Пойду-ка упаду на час-полтора.

– Давай, – согласился Кольцов. – Надеюсь, тут нас никто уж не достанет.

Про час-полтора было сказано для проформы: на самом деле Максим был уверен, что вырубится часов на пять-шесть. Он зашел в спальню, увидел кровать, с огромным наслаждением повалился на нее прямо в одежде. Успела проскользнуть мутная мысль: эх, снять бы джинсы, легче будет… но она так и утонула в мгновенно нахлынувшей волне сна.

И погрузившись в нее, Максим сразу понял, что это не просто сон. Он пережил почти растворение в незнакомом прежде пространстве – очень светлом, легком, чудесном! Макс чуть не рассмеялся от внезапного, бессмысленного и бесшабашного счастья.

Но не успел.

Все кончилось так же внезапно, как и началось. Дивный свет исчез. Макс вздрогнул и открыл глаза.

Секунд десять он лежал не шевелясь и осознавая, что же это с ним. Постепенно осозналось следующее: он лежит на кровати в той же позе что упал, ничком, голова повернута влево, глаза смотрят в стену, видят дешевенькие полувыцветшие обои… Сколько времени прошло? Да пять секунд, не больше!

Максим вскочил и тут осознал еще одно.

Эти пять секунд тому назад он еле волочил ноги и свалился почти без сил. А теперь ощутил себя полным бешеной, лихой энергии – рвал и метал бы, да еще и адски хохотал при этом…

Не веря себе, он попер в зал. Вошел, увидел Диму: тот задумчиво сидел в кресле, поигрывал мобильником. От неожиданного появления заметно вздрогнул.

– Ты что?!

Максим сел.

– Привет, – невпопад сказал он. – Слушай, я долго спал?

– Да полчаса от силы! Чего вскочил-то?

Так. Полчаса. А показалось – миг, и все… Теория относительности, блин… Полканов сделал неопределенный вид:

– Да что-то и не знаю. Задремал вроде бы, и вдруг проснулся. И спать уж неохота.

Чутьем он уловил, что тему загадочных чудес лучше пока не трогать.

– Бывает, – согласился Дима.

– Да, – Макс улыбнулся. – Как тут насчет пообедать, не смотрел?

– Да заглянул в холодильник. Малый набор есть. Похоже, наш друг Андрей Николаич эту квартиру как запасной аэродром держал…

Голос Димы, звучавший ровно, спокойно, вдруг пропал для Макса. Его как будто отключило от мира – и он совершенно ясно понял, что Андрей Рябко больше не придет к ним. И вообще никогда никуда не придет.

Макс не успел понять, что случилось с Андреем. Наваждение разомкнулось, и он, Максим, вновь оказался в чужой квартире, напротив Димы, смотревшего серьезно и тревожно.

– Ты что, Макс?.. – спросил он непривычно тихо.

– Да так как-то… словно вырубился на секунду. Все-таки не проснулся, должно быть, до конца. Слушай! А как того старика-то звали?

– Какого?

– Ну, про которого Андрей рассказывал.

– А, того… Никонов. Геннадий Тихонович.

Полканов сам все помнил, но счел нужным сделать такой вот обходной финт.

– Ну да. Найти его можно, в смысле там адрес, все такое?..

– Вполне. Если Интернет есть. Был бы Сергеев какой-нибудь Владимир Петрович – таких десятки, а здесь…

– Ясно, – прервал Максим. – Тогда смотрим!

На столике у окна располагался вполне приличный комп. Включили – есть Инет! Отлично. Прочее было делом техники: Дима зашел на нужный сайт, вбил в поисковик данные и через секунды получил результат.

Никонов Геннадий Тихонович оказался в городе один. Адрес, год рождения, домашний телефон – ажур!

– Все точно, рядом с парком, – заметил Кольцов. – И возраст совпадает.

– И телефон есть…

Дима помолчал, затем осторожно переспросил:

– Ты… хочешь позвонить ему?

Максим закрыл глаза, двумя пальцами осторожно помассировал веки.

– Да, – твердо сказал он. – Да.

2

Этой ночью Геннадий Тихонович почти не спал.

Он думал уже не о том, как избежать конфликта, и даже не о том, как погасить его. Поздно об этом думать! Мысль целиком ушла в то, как из конфликта выйти с минимальными потерями.

Смотреть на реальность максимально трезво – жизнь научила его этому. В своих планах и расчетах он даже старался представить наихудший вариант ситуации, для запаса прочности. И всегда чувствовал, что держит дело под контролем.

Но сейчас…

Сейчас он стоял у окна, смотрел в ночь – и не было привычной силы духа. Будущее – это Никонов понимал абсолютно ясно – не обещало ничего хорошего. Зато плохого хоть отбавляй.

Он давно научился доверять своим предчувствиям, хорошим и не очень. Вот и этому прогнозу приходилось верить, чего очень не хотелось, но… Ни единого просвета не видел Геннадий Тихонович в завтрашнем дне.

Он не собирался угощать себя утешениями. Отошел от окна, сел в кресло, постарался сосредоточиться по полной. Будущее нехотя обозначилось в тумане неведения, что-то начало проявляться, какие-то силуэты… но тут же старик ощутил, как он катастрофически теряет силы, как затрепыхалось, прося пощады, его сердце… и он вынужден был прекратить. Видения исчезли, ночная тьма вновь обступила его.

Время увязло в этой тьме. Никонов понимал, что идет глубокая ночь, возможно, скоро начнет светать… Понимал, что надо спать, силы понадобятся – но так не хотелось вставать, двигаться, вообще ничего не хотелось, даже думать. Плохо это, очень плохо… Наконец, он собрался, встал, пошел в спальню.

Старался двигаться как можно тише, но жена все-таки проснулась.

– Что не спишь? – спросила она шепотом.

– Да так что-то, – тоже тихонько ответил он. – Все, ложусь.

Уже лежа он думал о том, что супруга все знает, наверное, но ничего не скажет и не спросит – выучка обкомовской жены… По-честному было бы надо рассказать ей все, но не теперь, даже и не завтра. Придет время, расскажу. А пока надо пережить самое тяжелое.

Под такие мысли он и заснул.

Проснулся гораздо позже обычного, и не сказать, что совсем разбитым, но без привычного чувства, с которым Геннадий Тихонович вскакивал по утрам, горя желанием изменить мир. Мир не изменился. Вернее, изменился, но не так, как хотелось. Хотелось в лучшую сторону, а он изменился в худшую.

Кое-как Никонов все же встал. Тоска тоской, а дело делом. Сейчас пойдут звонки, суета, события закрутятся вихрем… Большинство вопросов Никонов решал во время ежедневной утренней прогулки – как раз ее время подступило. Он заставил себя поскорее умыться, одеться, а на немой вопрос жены ответил:

– После позавтракаю. Моцион – дело святое, регулярность превыше всего.

Геннадий Тихонович собрался позвонить Рябко сразу, как выйдет из подъезда, но уже на лестнице ощутил нехорошее предчувствие, более чем знакомое – и опять же никаких сомнений в его точности.

– Ч-черт… – поспешно пробормотал он, полез за мобильником, но тот опередил его, разразившись пронзительной трелью.

Звонил не Рябко – но другой из ближнего круга.

– Геннадий Тихонович!.. – заголосил он.

– Спокойнее, – предупредил Никонов. – Кратко и по существу.

Тот постарался, и в общем-то, с задачей справился. Геннадий Тихонович узнал, что по случаю вчерашней перестрелки возбуждено дело, ведутся следственные действия, информация отслеживается…

– Хорошо, – ответил Никонов. – Старайся держать руку на пульсе.

Он отключился, попробовал соединиться с Андреем, но услышал: «абонент недоступен».

Это было плохо. Очень плохо. Собственно, этого не могло быть – чтобы Рябко вдруг отключился. Никонов перебрал номер вручную… результат тот же. Он позвонил еще одному:

– Здравствуй. Ты сегодня с Рябко не созванивался?.. Да, звонил, недоступен… Странно – не то слово. Вот что! Попробуй-ка ты, потом перезвонишь мне. Я жду.

Никонов говорил это, а в глубине души уже знал, что произошло непоправимое. И через минуту его последний абонент перезвонил: Рябко не отозвался.

– Что делать, Геннадий Тихонович?.. – по тону ясно, что человек сильно взволнован.

По правде говоря, Геннадий Тихонович сам не знал, что делать. Но по опыту, во-первых он знал, что так говорить нельзя, а во-вторых – что безвыходных ситуаций не бывает. Поэтому через секунды он сложил ответ:

– Пока ничего. Жди. Я работаю.

Сказать-то легко, попробуй сделай… Похоже, что ТЕ ударились ва-банк, не сознавая всех последствий этого. А последствия будут, ох и будут…

Никонов неторопливо шагал привычным маршрутом. Со стороны взглянуть – прогуливается пенсионер, в памяти пережевывает что-нибудь из прошлого. А мысль Геннадия Тихоновича работала не с прошлым, но с будущим. Он старался вглядеться в него, получалось не все, но он видел, куда это все клонится…

Завтрак ожидал его в лучшем виде – кофе, горячие бутерброды. Супруга сидела рядом, смотрела, молчала, и он знал, что она чувствует его настроение, но сама ни за что не спросит – такой уж порядок отношений сложился у них за много лет. Геннадий Тихонович решил, что не по-людски будет мытарить жену неведением, улыбнулся и сказал:

– Пока гулял – обзвонились все по делам Общества. Ну, ты понимаешь…

Геннадий Тихонович состоял одним из виднейших членов Общества ветеранов государственной службы, коему как бы и посвящал почти все время. Старики и там не оставили давних привычек, интриговали, склочничали – ничего от того не имея, просто из любви к искусству… Супруги немного и привычно посмеялись над этим, и завтрак прошел дружно и приветливо, тоже впрочем, как всегда. Геннадий Тихонович завершил трапезу законным «спасибо», направился в кабинет, и тут его застиг телефонный звонок.

– Кто это? – удивилась жена.

– Не знаю, – недоуменно ответил и супруг.

Он подошел к аппарату, снял трубку:

– Да!

И жена видела, как от не слышимых ею слов лицо и взгляд мужа твердеют, приобретая то выражение, какого она иной раз даже побаивалась.

– Так, – сказал Никонов, выслушав. – Ясно. Немедленно ко мне. Немедленно! И будьте очень осторожны. Действуйте!

2

По правде сказать, никаких таких предчувствий до сих пор Макс за собой не замечал. А тут вдруг обострилось – при том, что он не мог объяснить механику его работы. Просто вдруг понял, что у Рябко дела плохи – и все тут.

И значит, единственной зацепкой, способной помочь, становился незнакомый, ни разу не виданный Геннадий Никонов.

Дима смотрел на Максима, и у него шла своя работа мысли. И Полканов угадал это, и впервые мелькнуло у него, что Дима-то, возможно, знает о завернувшихся вокруг событиях побольше, чем говорит… Но долго думать об этом было некогда.

– Я звоню, – заявил он.

– Звони, – Дима пожал плечами.

Он в самом деле смотрел на товарища, на ситуацию в целом и видел то, о чем пока помалкивал. А кроме того, он сопоставил происходящее с рассказом Рябко… и сделал серьезные выводы.

И пока Максим набирал номер, пока говорил, слушал и вновь говорил – Дима смотрел и размышлял и все более укреплялся в верности своих догадок.

Полканов отговорил и отключился. На немой вопрос Кольцова ответил кратко, но исчерпывающе:

– Просит срочно к нему. Там все объяснит.

Дима хмыкнул:

– Нам вот уже второй день обещают все объяснить…

– Есть варианты? – жестко спросил Макс.

– Да нет, это я так, – Дима усмехнулся. – Едем.

Поехали.

На подходе к дому функционера Максим ощутил что-то… сам не понял, что. Как будто чье-то присутствие, что ли. Но он еще не умел разбираться в этом.

– Ну, вот этот дом, – показал Дима.

С виду почти обычная пятиэтажка, но не со стандартными балконами, а с длинными лоджиями: советские бюрократы еще стеснялись своих привилегий, косили под обычных граждан, хотя и не слишком удачно…

Быстро сориентировавшись, Дима нашел подъезд, вмиг разобрался с домофоном.

– Поднимайтесь, – донесся из динамика глуховатый голос.

В этой пятиэтажке и лифт оказался. И по две квартиры на площадке. Ребята с лифтом вошкаться не стали, взбежали на третий.

Дверь правой квартиры была открыта, в проеме стоял рослый седовласый мужчина.

– Прошу, – он вежливо повел рукой.

Ребята ввалились в квартиру, увидели слегка оторопевшую пожилую женщину.

– Моя супруга, – представил ее хозяин. И объяснил: – Молодые люди ко мне по делу. Прошу пожаловать в кабинет.

Прошли в небольшую комнату, обставленную строго, по-деловому.

– Излагайте, – велел хозяин.

Парни переглянулись.

Никонову не надо было спрашивать, кто из них кто. Светловолосый, казавшийся пошустрее – это Дмитрий Кольцов. Ну, а второй, темно-русый и сероглазый, с серьезным взглядом из-под темных прямых бровей – стало быть, Максим Полканов.

Геннадий Тихонович смотрел внимательно. И понял, что заговорит Максим.

И угадал, конечно. Макс откашлялся решительно:

– Давайте я начну…

4

По окончании Максимова доклада, который несколько раз прерывался звонками на мобильный Никонова, его ответами… так вот, по окончании этого Геннадий Тихонович взглянул на Полканова иначе.

– Простите, Максим, можно на ты?

– Конечно.

– Так вот, еще раз: как вы почувствовали, что с Рябко приключилось что-то неладное?

Макс нахмурился:

– Я не могу это объяснить. Просто понял, и все.

Дима бросил на Макса быстрый взгляд. И это не укрылось от Никонова. Но он и бровью не повел. Кивнул:

– Знакомо.

Максим замер на миг.

– То есть?

– Поясню, – ответил Никонов. – Но сначала… увы, придется сообщить вам тяжкую весть.

Лица парней застыли. Геннадий Тихонович угадал, что они все поняли. Во всяком случае, Максим.

– Андрей Рябко найден мертвым. Предположительно убит. Мне позвонили… Учитывая события последних дней, это более, чем вероятно.

Ребята подавленно молчали. Геннадий Тихонович понимал их. Более того – он представлял масштаб утраты. Но печалиться у него не было времени, да и сказать предстояло многое.

– А теперь парни, послушайте…

Глава 2

1

Когда Юрий Лосев оглядывался на свое прошлое, он не мог не удивиться и восхититься тому, как все сложилось именно в том направлении, в каком и надо было. Судьба! – иначе не скажешь. Доцент университета Юрий Дмитриевич Лосев был ведом по жизни силой, в сущности которой он честно пытался разобраться, многое сумел понять, но что-то до конца так и не понял.

В классе, где он учился, существовал какой-то нездоровый ажиотаж на предмет будущего поступления в ВУЗ. Среди одноклассников только и слышалось: «Ты куда будешь поступать? А ты?..» – понятно, что в такой атмосфере Юра поддался всеобщей горячке, и непоступление в институт рассматривал как катастрофу. А куда идти, толком не знал.

Вообще-то, он давно замечал в себе интерес к гуманитарным дисциплинам, и по всем статьям ему бы идти на исторический или философский факультет. Он и хотел, но когда сунулся туда, наслушался от тамошних абитуриентов всяческих страстей: поступить адски сложно, конкурс – десять человек на место, профессура – звери… Шут знает, что в этих разговорах было правдой, а что глупостями, но Юрий перепугался. Не сдать вступительных экзаменов, не стать студентом?! – это стало бы для него трагедией, каким-то вселенским позором.

Что делать?.. тут-то и пришла в голову спасительная мысль. А где самый слабый конкурс? Выяснилось, что аутсайдеров два: экономический и географический факультеты. Экономика Юрия не привлекала, ну а география дело другое, романтично даже как-то, интересно… вот и двинул Юрий Лосев туда. Сдал без проблем, вздохнул с великим облегчением: студент! А дальше будем думать.

В общем, ситуация похожа на ту, что годы спустя возникла у студента другого поколения: Андрея Рябко. Но с существенным отличием: у Андрея вышло само собой, что он решил сменить специальность, и ему это удалось. Юрий же лелеял эту мысль с самого начала… и у него она не сбылась.

Почему?

Да потому что наука географии оказалась еще куда интереснее, чем он представлял себе сначала. От поездок на практику – в черт-те какую глушь, где неделями жили в палатках и питались концентратами – его однокурсники старались откосить как могли. А Юра неожиданно для себя нашел вкус в этой военно-полевой жизни. Он бродил по холмам, долинам, берегам рек и озер со всякими буссолями, теодолитами, проводил картографическую съемку местности, на его глазах чистый лист бумаги превращался в самую настоящую карту… это было удивительно, но все же не главное.

Главное – Юрий прежде не замечал красоты природы. А тут он встретил летнее разнотравье, душистые объятия перегретого солнцем леса, таинственное журчанье ручья в самой далекой чаще, чистота безлюдных рек, прозрачных на всю глубину, до самого каменного дна… Все это тронуло душу студента так, что вернувшись из первой экспедиции, он другими глазами взглянул и на город, заметил в нем то, чего сроду не замечал раньше: неброские улочки, переулки и дворы, где притаилось нечто такое, чего он объяснить не мог, но смутно чувствовал. Он открыл для себя несколько таких мест, с виду ничем не примечательных: просто тихая улица, просто замкнутое пространство, где дома по самые крыши упрятаны средь тополей, берез, рябин, сирени… где самое время течет как-то не так… а может, даже и не течет оно там, а что-то иное происходит с ним.

Может быть. Но это там, в таинственном пространстве. А в обычной жизни время все-таки течет, уносит наши дни и годы, вот и жизнь Юрия Лосева влилась в колею, потекла по ней. Усердие студента оказалось замеченным, ему предложили остаться на кафедре. Он согласился, хотя еще не знал, что из этого выйдет. Он просто увлекся своим делом. А по большому счету…

Этот счет сложился из того, что Лосев сохранил философский склад ума. И не сразу, но год за годом в нем вызревала идея, в которую поначалу он и сам не решался верить, но она сама заставила его поверить. Ведь стало получаться, черт возьми!..

Идея нуждалась в разработке. Никому не говоря, Лосев взялся за это, углубился в литературу, и чем дальше вникал, тем больше поражался, восхищался, жаждал новых знаний, искал их, сопоставлял, вновь изумлялся… теория росла, укреплялась, требовала подтверждений. Но он отлично понимал, что попробуй он выступить перед коллегами – его, мягко говоря, не поймут. Да и доказательств не было. Но он говорил себе: ничего! Будут доказательства. Надо лишь подождать, совсем немного.

И дождался.

2

Его вызвал завкафедрой.

– Слушай, Юрий Дмитрич, – произнес он с таким лицом, словно готовился сообщить нечто прискорбное, – тут вот запрос поступил…

Запрос поступил из общества «Знание», нужно было прочесть научно-популярную лекцию на тему глобального потепления.

– Ты этой темой занимаешься, – сказал завкаф, – так вот давай-ка выступи. Ну, заработаешь худо-бедно… Вот адрес.

Сердце Юрия екнуло. Он сразу понял: вот оно! Шанс. Кто придет на эту лекцию?.. Общество «Знание», само собой, оказалось нищим, как церковная мышь, информацию распространяло самыми дедовскими способами, да и контингент слушателей был здесь пенсионный. В себе как лекторе Лосев был абсолютно уверен, его волновало, насколько он будет понят.

Шагнув в зал, он несколько оторопел: как в дом престарелых прибыл, ну и ну… Вида, однако, не подал, улыбнулся приветливо, отпустил пару дежурных шуток – получилось удачно, публика заулыбалась, ожила… Ну, а дальше дело техники. Лосев заговорил уверенно, открыто, совершенно доступно – это он умел. Опытным взглядом нашел в зале опорные точки – людей, наиболее заинтересованных, для которых, собственно, лекция и читается. Таковых отыскалось трое, из которых вскоре лектор выделил одного: статного пожилого мужчину, в нем более высокий социальный статус, чем у прочих, угадывался сразу.

Он явно был заинтересован. Юрий угадал, что этот человек знаком с проблематикой, думал над ней – возможно, как-то иначе, подходил с другой, чем Лосев, стороны, но это же и здорово! Лосев говорил и был уверен, что после лекции мужчина подойдет к нему. И потому самого главного говорить не стал. Он ощутил вдохновение, взлет души. Ну, Юра! – сказал он себе – кажется, ты нашел то, что надо…

3

Суть теории Лосева заключалась в следующем.

Разумеется, он еще студентом слышал на лекциях по климатологии, что в ХХ веке отмечается повышение температуры – устойчивое, но настолько небольшое, что в реальной жизни по сути, незаметное, к тому же посреди этого потепления вдруг случались лютые зимы… Студент Лосев эти слова запомнил, но потом долгие годы не вспоминал их. И даже те события, которые пришли потом, еще не стали началом новой эры. Хотя без них ничего не было бы.

Когда лето 1992 года случилось заунывно-дождливым, Юрий подосадовал, вспомнил, что подобное же мокрое лето имело место лет шесть-семь тому назад… ну и все на этом. Осень, зима – все как положено.

Но потом…

Потом, когда лето 93-го года выдалось таким же ненастным, а лето 94-го еще хуже – оно поставило рекорд! – небо как прохудилось, из него лило, хлюпало, булькало сутками напролет – вот тогда географ Лосев понял, что это знак серьезных перемен. Так и случилось. В годы, последующие за этим, стало заметно теплеть. Особенно заметно теплой стала осень 96-го. Юрий профессионально заинтересовался этим.

Вот тогда-то он и осознал по-настоящему: раз климат Земли, разных ее регионов меняется на протяжении столетий, значит, менялись флора, фауна, а главное – жизнь людей и сами люди.

Вот это важно. Очень важно! Земля, все живое и люди составляют единую систему, гораздо более единую, чем это кажется на первый взгляд. Изменения в биосфере вызывают мутации организмов, а изменения особо резкие – назовем их хоть катастрофы – приводят к взрывам мутаций и переменам видов на Земле. Ведь что такое вид? Вот все мы, люди на Земле – один вид, при всех своих различиях. Это значит – одна генетическая программа. Только в рамках этой программы всякое существо может жить, а главное – производить потомство. Строго в этих рамках! Люди производят людей, кошки – кошек, одуванчики – одуванчиков… И не бывает, чтобы кошка родила щенка, а огуречный куст – помидор, верно? Верно. Но при всем том эволюция есть! Виды меняются в сторону улучшения. Были динозавры и пропали, не было млекопитающих – и взялись откуда-то… Какая-то сила так перетряхивает геномы, что возникают совершенно новые виды, которых раньше не было. Что же это за сила такая? Ясно, что должна быть огромная сила. Катастрофа!

Но тут давайте обратим внимание вот на что. Ведь случаи сильных генетических изменений встречаются не так уж редко. Ну вот какими рождаются дети алкоголиков, наркоманов? Верно, уродами, мутантами. А что бывает в местах радиоактивного заражения? Тоже мутанты, с другим геномом! Значит? Значит, сильные внешние воздействия могут приводить к перенастройке программы. Это факт.

Факт, но… Вот здесь еще одно серьезное «но». Мы говорим: мутанты, мутанты… и тем самым подразумеваем – уроды. В общем-то, верно. Воздействие алкоголя, наркотиков, радиации сугубо негативно, оно уродует геном. А при этом мы видим, что эволюция имеет обратную картину – ясно, что современные животные совершеннее тех же динозавров. И если катастрофы создают лучшие виды, значит?.. Значит, это умные катастрофы. Как такое может быть?!

Ответ один. Значит, планета Земля не что иное, как огромная биолаборатория, в которой методом проб и ошибок выращивается нечто, необходимое для развития Вселенной. Вот она создала динозавров, и в какой-то момент это оказалась самая высшая форма жизни в мире. Но это был тупик. Дальше развиваться в этом направлении стало невозможно. И тогда на Земле происходит грандиознейшая катастрофа, после которой развитие идет по новому пути, приводящему к появлению человека.

Итак, давайте сделаем промежуточный вывод. Планета Земля работает как сложнейшая система тонкой настройки Вселенной. Она пытается выработать наилучший проект развития. Одна ошибка, другая… и вот постепенно начинает просматриваться проект «Человечество», который оказывается сравнительно успешным. Если раньше планета меняла себя сама, то теперь часть функций можно переложить на человека. Соответственно и регулировка системы становится более мягкой. Если раньше требовалось устраивать катастрофы, чуть ли не полностью менявшие лик Земли, то теперь стоит аккуратно направлять человечество в нужное русло, а прочее люди сделают сами. Вы наверняка слышали о так называемом великом оледенении?.. Ну, а о глобальном потеплении в наши дни только ленивый не говорит. Что кроется за этими явлениями? Попробуем разобраться.

Каждое из таких событий сильно меняет ход истории. Оледенение, скажем, заставило людей сосредоточиться, собраться с силами, а то бы еще пару тысяч лет на деревьях сидели… А вспомним великое переселение народов! Всё пришло в движение, возникали новые государства, рушились старые – и это тоже результат каких-то климатических сдвигов. И вообще вся история сопровождается такими колебаниями: потепление-похолодание-потепление-похолодание… и это направляет развитие общества и личности в ту или иную сторону. Личности! – запомним это.

Здесь надо сделать очередное отступление. Вернее, переход темы.

3

Человек – существо с огромным потенциалом. Известны случаи, когда люди в критических ситуациях совершали такое, чего в обычном режиме и близко не смогли бы. Да и каждым из нас наверняка случалось что-то необычное! Какой-нибудь необычайно яркий сон или тревожное предчувствие, которое потом сбывается… Я это к тому, что мы на самом деле представляем собой куда большее, чем в обыденной жизни. В нас заложены огромные способности, в том числе и так называемые экстрасенсорные… название неправильное и неудачное, но Бог с ним! Ясно, о чем речь. Так вот, суммируем: мы, люди современного вида, не являемся Человеком в полном смысле этого слова. На нашем уровне проект «Человечество» реализован на сколько-то процентов, может, наполовину, не знаю.

И вот отсюда вопрос: а что мешает нам развить эти способности? Почему это все лишь случайные проблески в скучной жизни, да и то бывают не у всех. Почему?..

А ответ, думаю, такой: человек морально не готов к себе, к своему полному масштабу. Как не готов ребенок к управлению сложной техникой, верно? Вот и нам дай все наши возможности, и мы такое устроим, что мало не покажется. Поэтому условия планеты такие, что они не дают людям раскрыться полностью, для нашего же блага. Но время от времени наша лаборатория Земля устраивает проверки: готовы ли мы к освоению новых возможностей. Как делается проверка? Изменением климата!

И тут важно отметить, что это не причина. Это лишь признак. Если на Земле становится заметно теплее или холоднее, значит, происходят какие-то очень существенные изменения в целом. И они влияют на нас, точнее, на наши способности, те самые, экстрасенсорные… или уж давайте говорить прямо и точно: магические.

У слова «магия» плохая репутация, поэтому давайте определимся с этим термином. Что такое магия? Это способность человека воздействовать на внешние объекты напрямую, без посредников в виде логических рассуждений и технических конструкций. А когда мы сперва рассуждаем, потом воплощаем это в технике, это как называется?.. Правильно, это называется наукой. Итак, наука и магия! В смысле целей разницы между ними никакой: обе служат воздействием на внешний мир. Магия стремится делать это прямо, наука – через ряд промежуточных действий. Второе оказывается более выгодным энергетически, потому что когда расход энергии не мгновенный, а постепенный, то она как бы размазывается по времени и это менее заметно… Да вот пример! Из другой, правда, области, но очень наглядный. Почему мы делаем многие крупные покупки в кредит? Да потому, что набрать сразу крупную сумму денег трудно, а ту же сумму, даже больше – по частям выплачивать легче. Ну, а то, что деньги есть вид социальной энергии, долго объяснять не надо.

Теперь должно быть понятно, к чему я веду. Если хочешь влиять на мир, гораздо успешнее делать это научно-техногенным путем, чем магическим. Последний требует от человека мгновенных резких выбросов энергии, а где ее взять? В биосфере Земли! Человек в полной своей проектной мощности должен составлять, наверное, одно целое с планетой, единый организм с полным энергообменом. А в нашей версии человека мы связаны с ней тонкими каналами. Но они могут делаться пошире, энергия приливает к нам, и тогда человек чувствует в себе рост необычных возможностей. Сказать по-другому, становится более способен к магическим действиям. Почему?.. Да потому, что изменения в биосфере расширяют эти каналы, у многих это проявляется, и тогда словно из ниоткуда в обществе происходит всплеск всяческих колдунов, ведьм… вообще демонизма. Все вы слышали об ужасах инквизиции, охоте на ведьм, которую когда-то объявила церковь. Это имеет явные временные границы: конец 15 – начало 17 веков, лет сто пятьдесят-сто семьдесят. Ни до, ни после ничего подобного не было! Все как будто с ума сошли на почве колдовства… Впрочем, насчет «после» особый разговор, а до – точно не было. Поэтому нелепо объяснять это дикостью и невежеством – раньше люди были еще более дикие и суеверные, и колдунов боялись не меньше, но такого кошмара не было. Социальные потрясения? Да, это была эпоха грандиозного переворота. Но началось-то все как раз со всплеска демонизма, а уж потом пошли все реформации и войны… Нет, этот девятый вал безумия был вызван чем-то иным.

4

Признаться, я сейчас не вспомню, как впервые возникла эта идея. Может случайно прочел где-то: в шестнадцатом веке произошло заметное потепление, а с самого начала семнадцатого ударило сильное похолодание – и на двести с лишком лет. Прочел и забыл, а после, через годы, память сработала?.. Не знаю. Но в какой-то миг все вдруг сложилось.

И родилась гипотеза: а нет ли связи между изменениями климата и магическими способностями человека? Взлет колдовства в конце пятнадцатого века мог состояться просто потому, что многие внезапно открыли в себе магические дарования. А причиной тому то, что в биосфере приоткрылись для людей «окна возможностей» – и были использованы тупо и бессмысленно. И лаборатория Земля решила, что рановато. Не готово человечество к такому размаху!

Значит, складывается такая картина. Путем долгих экспериментов, геологических переворотов и т. п. Земле удалось сочинить такое существо как человек, способное к прямому восприятию энергии биосферы и превращению всей системы в некую сверх-Вселенную. Но и это дело долгое, трудное, человеку, дабы раскрыть весь потенциал, необходимо развить моральную сторону личности, превратиться в этом смысле из глупого ребенка в мудрого взрослого… Земля помогает ему в этом. Как? Не берусь сказать за всю планету, но в наших широтах, судя по всему, признаком этих изменений является температура. Наступает потепление – и у людей приоткрываются «магические окна», понемногу, конечно. Кое-кто чувствует в себе необычные способности, пытается использовать их… Но в целом никогда пока не удавалось поставить этот дар себе на пользу. Всегда магия превращалась во что-то зловещее, хотя как в таковой в ней ничего плохого нет: инструмент прямого воздействия на мир, только и всего.