Текст книги "Маг. Новая реальность"

– Что так странно смотришь, Дара?

– У тебя появилась аура.

– А раньше не было?

– Не было. Я тебя ощущала как непонятное возмущение в пространстве, неживое, ну или примерно как твари со скрытом воспринимаются. Но в скрыте нельзя все время ходить, это вредно. А теперь – как нормального живого мага. Ну-ка…

– Эй-эй, хватит, щекотно же!

– Щекотно? – Снова этот странный взгляд. – Вообще-то ты должен был упасть и вырубиться на пару часов. Вот и гадай теперь, то ли я так ослабла, то ли у тебя такая сопротивляемость.

– Разберемся. Послушай, а почему ты сказала, что воспринимаешь меня как мага? Может быть, как живого человека?

– Аура бывает только у магов… А, ты же не знаешь. Это основной признак, по которому можно отличить Владеющего от просто одаренного. Лет в десять-двенадцать у некоторых детей начинается пробуждение Дара – так-то по мелочи почти все что-то могут, совсем немые встречаются редко. Так вот у таких детей Дар становится гораздо сильнее… и опаснее, в первую очередь – для самого ребенка и его близких. Обычно стараются вызвать мага побыстрее, чтобы забрали на обучение, иначе он гарантированно сходит с ума. Впрочем, и так-то с ума сходит больше половины, несмотря на всю помощь, даже джатос не всегда помогает.

– И… куда таких?

– К предкам, конечно.

Дурацкий вопрос, чего уж там.

– Поэтому вот многие и считают способности к магии не Даром, а проклятием. Кому охота, чтобы их ребенок сперва превратился в смертельно опасного безумца, а потом и вовсе был сожжен отрядом Опекунов? Некоторые старые роды, где кровь особенно сильна, теряют каждого второго ребенка, кое-кто из-за этого вообще отказывается иметь детей.

– А плюсы?

– Ну… Если подросток пережил Пробуждение, если его вовремя заметили и отвезли на обучение, если хватило средств оплатить учебу, если он не оторвал себе голову в процессе оной, если его не убили враги рода или старшие маги, если… В общем, выживший может стать магом. Ранг, как и везде, зависит от таланта и трудолюбия. Чем маг сильнее, тем лучше для рода… ну, понятно.

– А когда маг уходит достаточно далеко по Пути…

– Интересы высших магов столь непонятны, а их деяния столь странны и могучи, что числить их по-прежнему людьми… затруднительно. Точно неизвестно, но, похоже, есть правило, ограничивающее вмешательство высших в мирские дела. Начиная с ранга Архонта, маги перестают оказывать поддержку своим родам, да и вообще как-либо влиять на людей, и переключаются на иную деятельность. Чем именно они занимаются, никому не известно.

– Как вообще выглядит иерархия магов? А то я слышал только о мэтрах, мейстерах и магистрах.

– Неудивительно – ты знаком с наиболее употребительными из них, знания большинства простых людей на этом и заканчиваются. Три эти категории составляют первую ступень – Косные маги. Это все, кто живут в городах и селениях, зарабатывают себе на жизнь оказанием различных услуг, магистры иногда могут участвовать в войнах в виде непосредственной атакующей силы. Мэтры и мейстеры для этого слабоваты, шальная стрела – и все.

– Погоди, не сходится. Лирий был всего лишь мэтром, а наложил аж Печать Йегуса – знать бы еще, кто это такой.

– Почему не сходится? Мэтр Лирий был магом Состояния по направлению некромантии, плюс имел склонность к Цвету – владел Тьмой на начальном уровне. Некромантия – довольно специфичный, медленно действующий раздел магии… зато позволяет пользоваться чужой силой. Скольких он зарезал, помнишь? Некромант-магистр может и не такое… если ему дадут достаточно времени и жертв для ритуалов. Стихийник-огневик ранга магистра, наоборот, похож на этот… ты рассказывал… а! – огнеметный танк. Или эр-сэ-зэ-о, – тщательно произнесла по слогам Дарзин. – А Йегус – имя одного из владык Смерти. Он изображается с телом человека и головой и лапами кота, на правой верхней лапе – три изогнутых когтя длиной в локоть. Олицетворение Смерти Милосердной. Убивает быстро и чисто, прерывает затянувшиеся страдания, болезни, чрезмерные пытки…

Ох, шуньята-эл – такая шуньята… Надо же – чрезмерные пытки! Хотя скорее весь этот мир таков.

– Понятно. Типа Гамчикот. Что дальше? Есть еще, куда расти?

– Конечно. После Косных идет следующая ступень – Высокие маги. Их ранги – Амматум, Саму и Элиш. Об этом знают уже только шуннум (дворяне – автоматически перевел я для себя), поскольку иногда можно нанять таких магов для каких-нибудь сложных дел. Огромные деньги. Правда, я никогда не слышала, чтобы кто-то нанял мага Элиш, да и Саму тоже… В последний раз Ранмир Посох, Элиш Воздуха, участвовал в обороне Мкара от орд кулгу сто семьдесят лет назад. Ну, как обороне – когда орды не сумели удержать на перевалах, они начали растекаться по равнинам предгорий, – Ранмиру понадобилось только два заклятия. Ураганы содрали всю траву и землю вместе с самими кулгу, скатали все это в жгуты и вбили обратно в ущелья, закупорив их наглухо. Последняя орда успела убраться, не дожидаясь третьего удара. Вообще-то они зря струсили, Посох надорвался и не смог бы еще раз ударить с такой же силой… но я их понимаю. Там до сих пор только каменные россыпи да глина, лишь из ущелий ручьями и реками нанесло земли обратно.

– М-да. Прямо-таки Второй Удар… Не обращай внимания, просто вспомнилось кое-что. Косные, Высокие… Значит, есть и какие-нибудь Высшие?

– Да. Тут я многого не расскажу, знаю только, что Высшие, или маги Духа, тоже делятся на три ранга: Архонт, Таумиэль, Эсфирот. Большего не спрашивай. Даже сколько их, где живут и есть ли они вообще – не знаю.

– Гм, а откуда тогда это известно?

– Э-э… – Дарзин замялась. – Не знаю. Может, наставник говорил, а может, в книге какой прочитала.

Понятно. Коллективное бессознательное, так же как с анекдотами – никто их не придумывает, но все знают.

– Слушай, такой вопрос: может ли маг быть шуном?

– До магистра включительно, да и тех было – по пальцам пересчитать. Это ведь взаимоисключающие пути, либо ты властвуешь, либо изучаешь тайны магии. Но и закон тоже есть. Амматум не могут носить регалии шуна, да им это и не нужно, хватает собственных башен.

– Ясно. Ладно, давай-ка этого твоего шупыра изучим. Кстати, почему болт отскочил, а твоя стрела воткнулась?

– Пошептала немного.

– Научишь?

– Если сможешь – конечно.

Я вывалил мешок с кусками плоского мертвеца на кресло, предварительно подстелив несколько слоев ткани. Впрочем, крови или иных жидкостей не было, сухая твердая плоть напоминала куски вяленого или копченого мяса. Еще раньше, во внутреннем дворе, я обследовал останки магическим восприятием и обнаружил, что им соответствует мешанина каких-то магических обрывков, довольно сложных, ранее, видимо, представлявших собой некую упорядоченную структуру. Все как один имели главным параметром «М-3»… Немудрено для мертвеца-то. Здесь, в зале, делать это было бессмысленно, слишком много слишком сложной магии вокруг. По крайней мере, для меня. При попытке обследовать магическую структуру спящего кресла я едва не заработал шок от сенсорной перегрузки, а уж работающего…

Тем временем в кубе засветилось изображение. Мы с девушкой жадно приникли к нему, едва не сталкиваясь лбами. Уже почти привычно возникли схемы и графики, споро побежали строчки незнакомых символов… Кстати!

– Дара, тебе эти знаки хоть что-то говорят? Я сравнивал с имеющимися книгами – сходства мало, всего девять пересекающихся символов и пяток схожих.

– Это старая нотация высокого хумму, весьма сложного языка, от которого путем упрощения образовался нынешний общеупотребительный хумму, на котором мы сейчас и говорим. Я его не знаю, это просто фраза из книги, да сейчас разве что долгожители из магов еще помнят его. Могу примерно подсказать соответствия звуков…

Я страшно обрадовался. Это же клад настоящий! Сосредоточившись, вошел в транс и стал прилежно запоминать то, что передавала Дарзин. Уже через час стали вырисовываться контуры старого языка – сложного, запутанного, с массой правил и исключений из них… и в чем-то весьма схожего с тем, на котором я говорил дома. Подобно имперскому, высокий хумму легко укладывался в сознании, насыщал речь колоритными словечками и исподволь, но необратимо изменял мировоззрение. От куба мы перешли к найденной здесь же полке с книгами, потом обратно и еще раз к полке… пока к вечеру у меня не отказали окончательно мозги.

Мешок с частями шупыра, раз уж не получилось нормально исследовать его сегодня, вынесли в холодную, тщательно заперли и подперли дверь, потом внезапно взыграла паранойя, пришлось вскрывать ее обратно, раскладывать части по отдельным тазикам и придавливать камнями хорошо подогнанные крышки. Пару раз я ловил на себе взгляды девушки, но продолжал свое черное дело. Наконец закончили и пошли есть. Уже лежа в обнимку под теплым одеялом, я шепотом спросил на ушко у Дарзин:

– Что же все-таки такое юрай?

– Закрой глаза…

Глава 8

К утру информация слегка улеглась в голове. Останки, с которыми за ночь ничего не произошло, заняли свое место на кресле, и мы стали разбираться в показаниях куба. Я уже мог – с большим трудом – продираться через текст, состоящий из знакомых, полузнакомых и совсем незнакомых, но на что-то похожих слов.

– А вот это – «самуд бамеху глотс» – похоже на производное от «самед бамглс», не? Только бессмысленно выходит. «Облака зреют»…

– Скорее, на «смуд бамхгл».

Блин! Попробуй произнеси правильно это «бамхгл», без нейтральной гласной. Как она это делает?

– Точно! Тогда, значит, «склад измененных форм» – или даже «склад форм изменения». Уже похоже на что-то. Идем дальше…

Проснулся я с бешено колотящимся сердцем. Ночь принесла сон, который я не видел уже давно… Вернее, такую вариацию не видел еще никогда – и сон, наряду с тяжелой горечью, одновременно нес ощущение щемящей нежности и зыбкого (вот именно так) тепла. Приснилось, что я попал (тоже смех – попаданцу снится сон о попаданстве), причем не сюда, а куда-то еще, выкарабкался и обжился в том мире, заимел вес и влияние – а потом на каком-то рауте внезапно встретил Ее. Свою первую любовь. Училась когда-то вместе со мной девушка невероятной, неземной, небесной красоты. «Выступает будто пава» – это было про нее. С каждым годом она расцветала, хорошела, хотя дальше хорошеть казалось мне невозможным… А потом ее отца вдруг перевели в другую часть, и они всей семьей переехали. Только тогда дошло до дурака, что я любил ее больше жизни, обожествлял и хотел однажды подарить ей всю Вселенную…

При встрече знакомо захолонуло сердце, как каждый раз, когда видел старую фотографию, только с такой силой, что оно пропустило пару ударов, – а потом тень узнавания легла и на ее чело. Мы стояли на балконе, за дверями играла медленная музыка и танцевали люди, а здесь шелестел по крышам дождь, и ветер доносил дыхание моря. И на расстоянии вытянутой руки стояла она. То самое лицо из снов, коса густейших волос, изумительные карие глаза… Ее красота слепила, причиняла почти физическую боль, потому что невозможно смертному невозбранно лицезреть небесное совершенство, и в то же время заставляла душу до хруста распирать грудь от восторга любования ею. Мы молчали, хотя в голове у меня теснились тысячи вопросов, хотелось узнать о каждой секунде ее жизни – но тускло посверкивали золотом наши кольца.

– Ты изменился. – Она первой нарушила тишину. Коснулась пальцами моего лица, провела, как это делают слепые, и каждое прикосновение рождало в груди волну чего-то пугающего и неодолимого. – Этот шрам, это выражение глаз… Ты воевал?

– Да нет, так, при штабе отсиделся. – Слова с трудом срывались со ставшего вдруг шершавым языка, но я заставил себя произнести это легко и непринужденно и даже с легкой толикой стыда за эту как-бы-немужественность. Мария лишь грустно и понимающе улыбнулась:

– Вот и муж так же говорил… пока три звездочки однажды на спине не принес.

Я ощутил, что падаю в пропасть. Муж. Нет, конечно, умом я все понимал: не может такая женщина оставаться одна, просто – ну кто из нас властен над собою настолько? Должно быть, и дети есть – такие прелестные, кудрявые…

– Девочка. Прелестная такая, кудрявая…

Улыбнуться. Раздвинуть непослушные губы. Прямо сейчас. Говорят, телепатии не существует? Врут. Впрочем, какие могут быть барьеры от нее?

– А у меня сын. Хулиган-карапуз. А ты все такая же. – Я не вру ни капли, и она это видит. Прошедшие годы и рождение новой жизни придали ее красоте лишь законченную завершенность. Огромные тревожные глаза чуть светлеют.

– Ты что, до сих пор… – не договаривает, всматривается, кажется, в самую душу, а я вдруг замечаю, как медленно опускаются щиты и шипы в глубине этих бездонных карих озер. Мой голос похож на карканье ворона.

– Да.

И безумно больно и стыдно: ведь я женат – и жену свою тоже люблю, пусть совсем по-другому, но люблю, и связывает нас нечто гораздо большее, нежели годы за одной партой. Минуло время, и чертовски правы были древние, говоря, что нельзя войти в одни воды дважды. Есть барьеры, что не взорвать и не проломить, и есть узы, что не разорвать, пока стоит мир. Перед внутренним взором встает нежное лицо супруги, потом в нем неуловимо проступают черты Марии, потом каким-то образом оно превращается в лицо Дарзин и обратно… А затем вдруг все смывает водопадом бесшабашной горечи. «Пока стоит мир». Но этот мир – другой, и шансов на возвращение нет! Будто с гранитной статуи, с меня осыпается незримый прах, лезвие внезапной надежды рассекает огромный клубок запутанных, противоречивых чувств, обращая их в одно-единственное верное.

Нас швыряет друг к другу, и я крепко, до боли, сжимаю ее в объятиях и пью и пью, не в силах прерваться даже для вдоха, теплую нежность мягких губ Марии. К чему слова, когда один этот поцелуй заменил их все? Мы оба понимали все и все принимали – все, что было у каждого за спиной. Какая-то часть меня продолжала «сторожко оглядываться», пытаясь пробубнить что-то вроде: «платоническое запечатление в предпубертатном периоде на фоне эндорфинного всплеска и гормональной перестройки» и даже: «вероятная реализация варианта медовой ловушки», но я послал все к черту. К черту психоанализ, туда же осторожность – эти мгновения стоят всего мира! Того, что я сложу к ее ногам.

А потом нас убили. Обычное дело – снайпер в глубине окна небоскреба напротив, монолитная пуля низкого сопротивления, которая пробивает нас обоих через сердца насквозь и застревает в стене, порождая внутри дома низкий пугающий гул. Я еще успеваю заметить огромные неверящие глаза Марии – и странным, возможным только во сне образом знакомую маркировку на пуле, которую, как я точно знаю, выпускает только мой враг – «М-4.1.1». Потом мир поглощает темнота.

Я вскинулся на постели, судорожно втягивая воздух. Сознание какое-то время еще цеплялось за события сна – слишком невероятного и странного, слишком четкого и цветного, чтобы оказаться «просто сном», как в анекдотах про некоего дедушку. Сон помнился в мельчайших деталях, болело сердце – виртуально-физически от «пронзившей» его пули и еще по-другому, от нахлынувшего разочарования и разбереженных воспоминаний.

Рядом встревоженно приподнялась Дарзин:

– Что случилось?

– Приснилось что-то. Ерунда. Спи.

– Нет, я же чувствую, это не просто так. Иногда люди могут видеть больше, чем положено богами, тут главное – понять смысл того, что видел. Рассказывай!

Почему-то рассказывать о таком гораздо сложнее, чем, например, признаваться в совершенном преступлении или глупом поступке.

– … – вот примерно так.

Дарзин какое-то время молчит.

– Сразу такое не поймешь, но это явно неспроста. Тут замешана магия. Что такое «М-4.1.1»?

– По вашей градации – Цвет-Свет-Белый.

Она прижала руки ко рту, глаза из просто больших сделались огромными.

– Это плохо. Очень плохо.

– Погоди, дай угадаю. Существует широко распространенная и сильная религия, адепты которой опираются на данное направление и объявляют все остальные, в особенности Состояния и Цвет, приспешниками зла. Так?

– Не совсем. Орден Света Очищающего действительно существует, и он силен, однако безоговорочной поддержкой населения не пользуется. Есть многое, что светлякам неподвластно, а маги прочих направлений делают буквально движением пальца. Это ясно всем. Дело в другом – в последнее время, буквально пару лет, Орден начал быстро наращивать свое влияние и могущество. Молчи! Отец говорил, что это было вполне ожидаемо после того, как им удалось пропихнуть одного из высокопоставленных братьев на должность Пятого Советника Бхаг-шуна. В прошлом году Агранн передал им в собственность выморочные земли одного из шунств, оставшиеся после гибели владельца. Это поистине неслыханно! Разразился ужасный скандал, шуны протестовали в весьма резкой форме, но все почему-то очень быстро успокоилось. А Маюна, наш Вопрошатель, очень умный и опытный человек, все время говорил, что могущество Ордена растет слишком быстрыми темпами, в два-три раза быстрее, чем это возможно. Они стараются это не выпячивать, однако в последнее время изменились даже речи их бродячих проповедников.

– Та-ак… Попробую еще раз. Бог един, и этот единственно верный Бог – их?

– Не знаю, я как-то не очень обращала внимание на всяких грязных веревочников. Но вообще – не думаю, у них нет бога как такового, есть Свет и его ипостаси, там как-то все очень замудренно и нелогично, я так и не разобралась толком.

– А способности странные и необычные у веревочников не появлялись с недавних пор?

– Появлялись. Летом один такой в Нижних Долинах поссорился в кабаке с заезжим теневиком, причем этот был всего лишь младшим братом, а теневик – мейстером. И веревочник не только устоял против него, но и каким-то образом начисто лишил Дара.

Вот это мне уже решительно не понравилось. Где-то я о таком уже читывал…

– Постой, ты задаешь странные вопросы. Отец и Маюна рассуждали совсем не так. Такое чувство, будто ты знаешь, что происходит. А, Рэндом?

– Точно не знаю, но кое-что оно мне напоминает. Как было воспринято известие о лишении Дара?

Девушка пожимает плечами:

– Да как… Ну, повозмущались немного… Иногда такое бывает, редко, но все же. Скажем, мэтр какой начнет не по делу народ изводить, а шун его на Камень и – в немые.

И снова эта чуждость! Порой мне кажется, что я не с красивой девушкой говорю, а со фторной инопланетянкой. Совершенно другое мышление. Притом что тип лица и телосложение – словно из моего мира, иногда это вызывает нехилый такой когнитивный диссонанс. Например, как сейчас. Пожалуй, лучше не объяснять ей ничего. Не дано – так не дано.

– Ясно. Так, уже светает. Встаем.

Вдруг девушка повернулась и с какой-то робостью спросила:

– Рэндом, а правда ты видел во сне и мое лицо?

Эх! Ну вот как в ней уживаются все эти ипостаси – от уверенной в себе дерзкой лесной хищницы до простой девчонки?

– Да, Дара, – отвечаю мягко и тут же перевожу разговор: – Я завтра ухожу вниз, нужно уточнить обстановку. Это очень важно в свете новой информации. Сегодня мы должны подготовить тебя к обороне замка на случай новых подарочков Печати, да и прочих гостей незваных. Эти шупыры как, лазать могут?

– Очень хорошо. Они примерно вдвое сильнее взрослого мужчины, когти на руках и ногах, плоское тело, которое может проползать в такие щели, куда и ребенок не протиснется. Внешнюю стену такой одолеет легко, без всяких веревок и лестниц.

– Но ты их почуешь заранее?

– Теперь да. Я раньше никогда их не видела, поэтому не смогла издали засечь его, сейчас смогу. Мерзкие твари! Меня в детстве мачеха такими пугала: мол, подлезут под дверь ванной, пока я моюсь, да ка-ак… И картинки показывала.

– А что, мачеха тоже из шупыров была – такие гадости говорить?

– Ну, общего языка мы так и не нашли. Я была таким ужасным ребенком… Колючки в кресле, ночные горшки на дверях, дохлые крысы под подушкой…

– М-да, интересно жили, в общем. Ладно, на зарядку – становись!

Разминку мы обычно делали вместе, я подсматривал новые комплексы у Дарзин, она – у меня. Причем некоторые движения из ее комплексов я повторить не мог, банально не хватало гибкости. Все-таки гибкое, хорошо размятое и одетое в тренировочное трико женское тело – такая штука… ум-м… Кхм, похоже, пора срочно идти умываться. Спринтерский рывок до ванной комнаты делаем почти синхронно, сталкиваясь боками на поворотах и одновременно на высокой скорости обмениваясь вполсилы ударами и блоками, но Дарзин конечно же успевает захлопнуть дверь, едва не прищемив мне нос.

– Поздно пришедшему – кости! – И ехидно показывает розовый язычок.

– Язва!

Разумеется, поддался. Мне вообще с недавних пор приходится специально контролировать свои движения. Сила мышц постепенно возросла настолько, что походка стала похожа на лунную… а вот объемы остались почти прежними. Я часто раздумываю, куда это может завести, но пока никаких отрицательных последствий не наблюдаю, за исключением того факта, что изменения мне неподконтрольны. При помощи кресла удалось немного разобраться в происходящем, а именно – силы суть разные грани одного процесса. Изменения в мускулатуре привели к тому, что у меня сейчас все мышечные волокна одной длины, как у хорошо тренированного человека, причем везде, даже в тех мышцах, о наличии которых человек обычно и не подозревает, например червеобразных и межкостных мышц кисти. Дополнительная иннервация заметно повысила чувствительность и координацию движений, а также, по-видимому, явилась причиной формирования ауры.

Вообще, из рассказов Дарзин я сделал вывод, что рост подобных сетей активируется у будущих магов в период полового созревания, скажем, под действием гормонов как спускового крючка, это дает ауру и пробуждает Дар, ну а повальное сумасшествие связано как раз со сложностями освоения недружественного магического интерфейса, вернее, с полным отсутствием такового. Это я, как уже сформировавшаяся личность, обладающая всякими разными знаниями своего времени, мог хотя бы на примитивном уровне осознать, что именно ощущаю, да и то еле-еле устоял, чуть сам себе мозги не выжег, а что приходилось перенести несчастным подросткам, зачастую не обученным даже письму и счету, – даже представить страшно.

Кстати, о кресле. Вчерашние посиделки с участием моей шуньяты-эл позволили добиться некоторых успехов. Височный ободок дался и Дарзин, а я неплохо повеселился, наблюдая за ее попытками освоиться с управлением – и всеми непроизвольными телодвижениями и гримасами на лице в процессе. Вот только что-либо делать кресло отказывалось, по запросам девушки выдавалась только информация. Я же мог совершать и некие изменения, но лишь путем управления как минимум двумя стрелками враз. Тут повеселилась уже девушка – несмотря на все тренировки, скоординированно двигать двумя «мышками» было… затруднительно.

Останки шупыра были подвергнуты изучению, и нам удалось выяснить несколько интересных вещей. В определенном режиме кресло переходило на «системное сканирование», как я это назвал – например, отрубленная в локте рука мертвеца в кубе была разобрана на собственно руку, не особо интересную, и два «наворота». Первым являлась кожа и ткани примерно на сантиметр вглубь, вместе составлявшие нечто вроде гибкой латной перчатки. Похоже, именно она обеспечивала столь удивившую танковую непробиваемость шупыра. Вторым наворотом оказались когти, вернее, система когтей. Каждый из них сидел не на ногтевом ложе, а представлял собой специальный нарост на ногтевой фаланге, выходящий затем из кутикулы. То есть когти шупыра росли и крепились непосредственно к кости дистальной фаланги пальца. По виду они напоминали кошачьи, разве что черные и менее изогнутые, и не являлись втяжными. К наросту – основанию когтя – подходили сосуды и специальная тонкая трубочка, оканчивающаяся в небольшом общем резервуаре внутри кисти. Трубочка тянулась и внутри когтя примерно до середины, далее шел тонкий канал по типу змеиных зубов. По всему выходило, что шупыр мог путем напряжения определенных мышц под давлением впрыскивать некую жидкость через каналы когтей, причем хоть через все разом, хоть через какой-то один. И что-то мне подсказывало, что эта жидкость – отнюдь не раствор Рингера.

Сканер выделил светящейся рамкой эти две системы и выдал нам с Дарзин какой-то запрос. Промучившись энное время, мы смогли перевести его примерно как «Сохранить на складе форм изменения?» (или «измененных форм»). Сохранил. Через минуту-другую работы аппарат выдал надпись о том, что все успешно сохранено, что ввело меня в продолжительную задумчивость. При последующем поиске выявилась недоработка создателей этого замечательного устройства – на пресловутый «склад форм изменения» нельзя было попасть через меню сохранения, требовалось пройти через главное меню по своей отдельной ветке. А там… Ух, что там было! Собственно, на просмотр весьма обширного списка мы и потратили основную часть времени. Кресло по своему основному назначению являлось этаким биомагическим конструктором, позволявшим создавать различных существ – совсем не обязательно людей и даже вообще не антропоморфных, и химеризовать их при помощи мало не бесконечного набора форм и систем. Ну или сразу химер делать. Правда, я не понял, каким образом можно создавать существ наподобие хищного носорога в кресле, рассчитанном под размер среднего человека, но, думаю, при таком уровне для его создателей это не представляло проблемы. Может, оно могло трансформироваться в большой стол или клетку, а может, существа производились сразу где-нибудь в подвалах замка или на площадке перед ним. Все это явно было некогда единой системой, пронизанной невероятными завихрениями сложнейшей магии.

В наличии имелась и большая библиотека готовых химер на разные случаи жизни. Также можно было сканировать и разбирать на запчасти пленных существ и вносить изменения в организмы прочих добровольцев. К слову, на складах имелись закрытые разделы, к которым требовался пароль и которые мы не смогли просмотреть. А, ну и конечно же никаких химер мы создать не смогли – система тупо не реагировала на подобные команды. В общем, пускайте слюнки, ребята, но это не про вас. Доступны были только простейшие медицинские процедуры вроде тех, которым я подверг Дарзин, ну и всякие мелкие преобразования по типу тех самых рожек. Их описание мы перевести так и не смогли.

Весь день мы потратили на возведение оборонительных рубежей. Проще говоря, тупо запирали и баррикадировали все двери и проходы в замке, кроме нескольких, ну и устраивали дополнительные ловушки. Тут мне пригодились вбитые еще на Земле навыки – парочка гнусных приемчиков очень понравилась девушке и вызвала у нее почти маниакальное кровожадное восхищение. На установленные повсюду рамки, тоже, кстати, давно восстановившие функциональность, я предпочитал не надеяться – мало ли что. Разработанный нами план обороны базировался на том, что остающаяся в одиночестве девушка сможет вовремя засечь незваных гостей при помощи своего искусства нюхача, быстро переместится в нужное место и отстрелит их еще на подходах. Арбалеты я взвел заранее, отобрав наиболее мощные и подъемные для Дарзин из числа артефактных. По заверениям девушки, все они снабжались функцией, исключающей ослабевание дуг от длительного пребывания в заряженном состоянии.

В случае же появления гостей, на которых не подействуют даже заговоренные болты из таких машинок, предусматривалось тактическое отступление в донжон, затем – в его подвалы, представлявшие собой отдельную от общезамковой сеть, ну и в особое убежище, которое показала мне Дарзин. Его создал кто-то из прежних Торров и передавал строго внутри рода, тщательно следя за сохранением тайны. Метров восемьдесят сплошного камня над головой, собственное водоснабжение и вентиляция, дыра неизвестной глубины в качестве отхожего места и каменная дверь толщиной метра полтора, при взгляде из коридора подогнанная без малейшего зазора. Все это смахивало на подобные сооружения в глубине земных пустынных пирамид – те же каменные блоки на упрятанных противовесах, хитрая система запоров и маскировка, доведенная поколениями жрецов почти до абсолюта. В качестве отвлекающей приманки коридор с дверью в убежище соединялся с ходом к главной сокровищнице замка. Вот ее двери были прекрасно видны, даже несколько напоказ, подавляя своей брутальной массивностью и видимой несокрушимостью.

Надо сказать, что Дарзин научила-таки своему шепоту над стрелами. Простенькая комбинация из нескольких тысяч команд, как это ощущалось через канал магического восприятия, наделяла наиболее близкий к голове предмет повышенной остротой. Гм, что-то коряво объясняю. В общем, сначала шли простейшие фильтры условий – один предмет, небольшой, самый близкий к голове, обладающий острием или лезвием – после чего это острие или лезвие снабжалось функцией, снижающей расход кинетической энергии снаряда на разрыв межмолекулярных связей преграды. Нет, опять не так. Вернее будет сказать, что любое острие, как бы оно ни было заточено, всегда имеет, гм, «тупизну», которая становится видна при определенном увеличении. А эта магия неким непонятным пока мне способом представляла его как абсолютно острый предмет, за счет чего пробивание различных преград значительно облегчалось – пока хватало «заряда». Иными словами, при ударе сначала расходовалась магическая энергия, причем в гораздо меньших количествах, чем в случае нормального физического острия, и только после ее полного исчерпания – кинетическая.

Поэкспериментировав с этим крайне полезным заклятием, я выяснил, что мой заговор гораздо эффективнее, чем у девушки. Было ли дело во вкладываемом запасе магии или в наличии представлений об атомарной структуре вещества, но обработанные мной болты погружались в камни целиком, вместе с оперением. Мы так и не смогли их вытащить – достать через узенькую дырочку вошедшие на пару ладоней болты было невозможно, а рубить камни мечом я отказался. Вдруг и у него это свойство не пассивное, а обусловлено таким же зарядом? Кончится в самый неподходящий момент, и пишите письма. Легче было смириться с потерей нескольких болтов, благо их в запасах имелись тысячи. Кстати, на пробу я разок выстрелил в стену замка, но неким глубинным чувством понял, что тому это очень не нравится, после чего быстренько сменил цель. Вскоре болт выпал из стены обратно. И что это было? Неужели великолепное создание Древних еще и в какой-то мере живое?

В таких делах и заботах день прошел очень быстро. Казалось, не успел встать с постели, как уже устал, оголодал, и вообще на дворе стемнело. Дарзин пыталась скрыть беспокойство особенно жаркими ласками, так что уснули мы, лишь окончательно вымотавшись. Ну а с первыми лучами солнца я подхватил туго набитый ранец, раньше служивший кому-то из десятников, попрощался с девушкой и скорым шагом направился вниз, в Долины. Отойдя на пару сотен шагов, вдруг услышал позади ее изумленно-радостный голос: