Автор книги: Яков Нерсесов
Жанр: История, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 12 (всего у книги 48 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]
Спасительным островком для беглецов, где они смогли получить передышку, оказался Малобудищенский лес. Здесь Карл приказал всем уходить к обозу. Там же Крейцу удалось собрать рассеянные эскадроны и постараться сдержать на некоторое время русских драгун, укрепившись среди хат в Малых Будищах.
Ок. 12 часов большая часть разбитой шведской армии подошла к Пушкарёвке. (Здесь уже находилось ок. 7 тыс. кавалерии.) Меньшую её часть русские с потерями прогнали назад сквозь редуты.
Из 20—22 тыс. шведских войск, выведенных ночью с биваков Пушкарёвки, после полудня туда вернулось лишь ок. 10 тыс.: 9.2 тыс. человек было убито и ранено, 3 тыс. попали в плен. В Пушкарёвке шведская армия начала приводить себя в порядок. К ней присоединились два полка, которые вели осаду Полтавы.
На закате, ок. 19 часов, шведская армия с королём и тяжелым обозом (в том числе, всеми оставшимися пушками) направилась на юг, к переправе через Днепр. Отступление в сумерках исключало на несколько ночных часов возможность нападения. Вперед был послан генерал-квартирмейстер А. Гилленкрок. В арьергарде следовал отряд генерал-майора К. Г. Крейца.
На поле боя были взяты в плен генералы Шлиппенбах, Роос, Гамильтон, Стакельберг, Маленький принц Максимилиан Вюртембергский и фельдмаршал К. Г. Реншильд (причем, никто из них не получил даже царапины!), несколько полковников. Первый министр короля Карл Пипер с двумя государственными секретарями попал в плен после вылазки Полтавского гарнизона. В руках русских оказались 137 знамён и штандартов.
Потери русских составили то ли 1.345, то ли 1.507 (данные сильно разнятся) человек убитыми и 3.290 ранеными. Ранение получил генерал-лейтенант К. Э. Ренне.
Ещё не затихло сражение, а Пётр I вновь построил свою армию и вскоре после 15 часов начал праздновать победу. Примерно через час на пир победы в праздничном шатре привели фельдмаршала Реншёльда, четырёх генералов – Шлиппенбаха, Рууса, Стакельберга, Гамильтона и Маленького принца Максимилиана Вюртембергского. Попозже из Полтавы доставили и Пипера. За столом Пётр с подъёмом отзывался о «брате Карлусе» и радостно провозглашал здравицы за храбрых шведских учителей в ратном деле. А Реншёльду и Маленькому принцу и вовсе были возвращены шпаги.
…Между прочим, сразу же кидаться вдогонку за бежавшими остатками шведского воинства (неясно было какова его численность?) Петр разумно не рискнул. Он уже разбил противника, поле битвы осталось за ним и вести преследование без пополнения боеприпасов пехоты и артиллерии он не счел возможным. Но еще днём М. М. Голицыну и Бауру был дан приказ готовить 12-тысячный отряд для погони за «беглыми неприятелями», но для этого необходимо было время, чтобы восполнить конский и людской состав, боезапасы и оружие…
Уже вечером в день баталии царь Пётр отправил в погоню «летучий отряд» из посаженного на коней Семёновского лейб-гвардии полка М. М. Голицына и 6—10 (данные разнятся) драгунских полков Р. Х. Баура. В ночь с 27 на 28 июня на шведов никто не нападал. А 28 июня в преследование включился А. Д. Меншиков с тремя конными и тремя пехотными полками, к которому перешло общее командование над корпусом погони.
Узнав на рассвете 28 июня о погоне, шведы подожгли тяжёлый багаж, большую часть артиллерии бросили между Кобеляками и Соколками, ради ускорения ретирады посадили часть пехоты на обозных лошадей. По дороге они стали избавляться от оружия, раненых и повозок.
Ок. 8 утра 29 июня, сделав примерно сотню км за двое суток, шведы добрались до сожжённой Переволочны. Тут они с ужасом обнаружили, что кроме нескольких небольших лодок остальные транспортные средства уже угнаны русскими к Киеву, а еще часть уничтожена отрядом полковника Яковлева. Переправа шведов через Днепр оказалась невозможной, хотя кое-кто и попытался – в основном безуспешно – переправиться вплавь. По приказу короля потопили полковые ведомости и документы полевой канцелярии и дипломатической службы за несколько лет.
Пытаясь выиграть время, Карл XII направил навстречу русским генерал-майора Ю. А. Мейерфельдта с посланием: плененный министр Пипер наделялся правом вести переговоры о мире и об обмене военнопленными. Однако эта уловка задержала русских только на 2 часа.
Подчинившись просьбам своих генералов, раненый шведский король Карл XII в ночь на 30 июня переправился на западный берег Днепра. Причем, источники расходятся в том, как это ему удалось проделать: то ли «с великой трудностью на малом челне», то ли в карете на двух связанных друг с другом (чудом найденных?) лодках? По списку для его сопровождения было отобрано ок. 1.300 шведов (в том числе, генералы Спарре и Лагеркруна) и гетман Мазепа с небольшим числом своих казаков, которые двинулись степью к турецкой границе. Остаткам армии под началом Левенхаупта Карл приказал перейти Ворсклу и по левобережью Днепра уйти за границу Крымского ханства, до которой оставалось ок. 200 км.
Уже утром 30 июня, всего через 3 часа после переправы Карла, остатки шведской армии были настигнуты русской погоней (в отряде Голицына было ок. 9 тыс. чел.; остальные отстали во время гонки) и блокированы у Переволочной. Тем самым, путь к бродам выше по течению Ворсклы, ранее пропущенным шведской армией, оказался перекрыт.
Есть две версии дальнейших событий с участием царского фаворита А. Д. Меншикова, вернее, его ролью (ее значимостью!) в них.
По одной из них, Голицын построил конницу в «ордер баталии» и предложил заключить «аккорд» о сдаче. Только после этого примчался Меншиков и включился в переговоры и до 14 часов как старший по чину подписал «аккорд» о капитуляции. Дело в том, что Левенхаупт предпочел опросить полки – будут ли они сражаться? Паника при бегстве, потеря артиллерии и обоза, суматоха на переправе, упадок сил парализовали волю к сопротивлению. Шведский генерал понимал, что измученные люди перейдут на сторону противника, либо их начнут уничтожать. Почти все высказались за капитуляцию.
По второй – роль в сдаче шведов очень во время (для конкретизации своего участия в историческом «моменте» сдачи врага) подоспевшего главного царского фаворита более значительна! По полученным ранее донесениям он знал, что у Левенхаупта до 20 тыс. чел., что значительно превышало все русские силы брошенные царем вдогонку. Меншиков запросил у Петра подкреплений, а тем временем «учинил небывалую хитрость».
Так вот, русские части встали от врага на таком расстоянии, чтобы было не понятно, сколько их на самом деле. А. Д. Меншиков, спешив часть войск и «поставя лошадей во фрунт», приказал «малому числу оставаться и действовать – восходить на коней и сходить», чтобы показалось шведам, что здесь сосредоточены большие кавалерийские силы. Сам же Александр Данилович с оставшимися силами (спешенными семеновцами и драгунскими полками) направился к неприятелю. Он послал к шведам парламентёра с предложением не проливать напрасно крови и сдаться «на дискрецию»: в случае сдачи шведов с ними поступят максимально пристойно (без насилия), иначе их понудят к этому силой оружия со всеми из этого вытекающими последствиями.
Левенхаупт просил на размышление 10 часов. Меншиков категорически отказал, приблизился на расстояние «мушкетного выстрела» и требовал немедленной сдачи, угрожая в случае промедления подтянуть стоявшее вдали «подкрепление» и начать бой на полное уничтожение: в плен брать никого не будут.
Умелый блеф Меншикова и его категоричность применить силу сыграли свою положительную роль. Крайне осторожный Левенхаупт, не зная истинной численности русских войск и предвидя новую бойню, стараясь разделить дальнейшую ответственность, собрал военный совет, с целью выяснить мнение шведских офицеров о том, как быть? Командный состав понимал, что после той катастрофы, что случилась со шведской армией на поле под Полтавой: загнанная в «стрелку» Днепра и Ворсклы, брошенная своим королём, не имеющая боеприпасов и продовольствия, лишённая путей отступления, она значительно утратила свою боеспособность. На совете было высказано неслыханное предложение – опросить личный состав о возможности боя или капитуляции перед противником, что только ещё более деморализовало шведов.
Было решено начать переговоры о сдаче.
Всего капитулировали 16.264 человека, в их числе, 983 офицера – 3 генерала (Левенхаупт, Крейц и Крузе), 11 полковников, 16 подполковников, 23 майора, 1 фельдцейхмейстер, 12.575 унтер-офицеров и рядовых (из них 9.151 кавалерист): остальные были нестроевыми/некомбатантами – 4.809 чел. (пасторы, фурьеры, лекари, лакеи, денщики, писари, обозная прислуга и т. д.) и 1.657 женщин (в том числе, «пониженной социальной ориентации/отвественности», как очень ёмко и доходчиво любит констатировать президент российской федерации) и детей. Еще по пути русские подобрали 28 пушек, гаубиц и мортир (а всего – русским досталось 31 орудие).
Потери шведов в Полтавской битве принято оценивать свыше 12.197 чел.: 9.224 человека (9.234?) убитых и раненых и 2.874—2.973 чел. пленных, к которым добавилось указанное количество плененных у Переволочны.
С «лучшей армией» Европы было покончено.
1 июля к Переволочне прибыл Пётр I, который отдал немедленное распоряжение о дальнейшем преследовании бежавшего короля. В погоню за Карлом Пётр послал 2 тыс. драгун генерал-майора Г. С. Волконского. Тогда как отряду генерал-фельдмаршал-лейтенанта Г. фон дер Гольца, стоявшему в Волыни, было приказано отрезать шведскому королю путь к польской границе и не допустить соединения его со шведским корпусом Крассова в Польше.
8 июля Г. С. Волконский догнал у р. Буг отступавший отряд шведов и казаков, захватил в плен 260 человек, но сам Карл успел переправиться через реку раньше подхода русских: еще 7 июля со всего лишь 600 шведами он вступил в пределы Турции и направился в город Очаков. Однако его отряд, направленный для установления связи со шведскими войсками в Польше генерала Крассова, был разгромлен под Черновцами русскими, а генерал-квартирмейстер А. Гилленкрок попал в плен.
Тем временем, сам царь 4 июля выступил из Переволочны к Полтаве, конвоируя пленённую шведскую армию.
Всего в плену оказалось не менее 20 (либо даже больше?) тыс. шведов (взятых под Полтавой и Переволочной), из них только ок. 4 тыс. позже вернулись на родину. 8 июля всем пленным шведов предложили поступить на русскую службу. В результате в русской армии сформировали два пехотных полка из шведских военнопленных (потом они квартировали в Астрахани и Казани). Из некоторых шведских полков, которые начали военную кампанию с тысячным составом, возвратились домой ок. десятка человек. Ещё в 1729 г., через восемь лет после окончания войны и через двадцать лет после Полтавы, в Швецию продолжали приезжать бывшие пленные. Едва ли не самым последним среди них стал гвардеец Ханс Аппельман: он вернулся в 1745 г., после 36 лет плена.
Пленные вначале содержались в крепости Ораниенбаум, затем были перевезены в Москву, где 21 декабря 1709 г. (1 января 1710 г.) прошли по улицам столицы при торжественном въезде Петра I. В этот день по русской столице провели огромное количество военнопленных – 22.085 шведов, финнов, немцев и представителей др. народов, взятых за 9 лет войны.
В тоже время согласно последним исследованиям суть событий «вокруг Полтавской битвы» могла быть и такой…
Глава 12. Полтава: «прелюдия»…
Итак, летом 1709 г. стало окончательно ясно – дело идет к развязке – решающему сражению в открытом поле.
Карл ХII страстно желал его, да и Петр I полагал, что теперь его армия готова к этому, так как приобрела необходимый опыт, а противник сильно измотан. К тому же, теперь шведам некуда было деваться: с юга у них находилась так и не взятая Полтава, с севера численно превосходящая русская армия, а с востока и запада их окружала русская кавалерия генералов Бауэра и Генскина. Надежды на помощь 8-тысячного корпуса фон Крассова и 16 тыс. поляков Станислава Лещинского (ставленника Карла) не оправдались: их надежно блокировали кавалеристы генерала Гольца и союзные Петру польско-литовские войска гетмана Сенявского. Крымский хан Девлет II Гирей (Герай) (1648—1718) и турецкий султан Ахмед III (31.12.1673 – 11.7.1736) ввязываться в войну с русскими явно не торопились: вернее, последний предпочел пока «притормозить» воинственность подвластного ему хана.
Карл оказался в ловко расставленной ему Петром западне.
Шведский король, всю жизнь обожавший охотиться на медведей (причем, делал он это, как сообщают источники, весьма специфически – ловил живыми в сети), теперь сам оказался запертым, как медведь в берлоге и ему пришлось встать на дыбы, чтобы отбиваться от наседавших псов. Ситуация была не в пользу Карла: силы его стремительно таяли, подмоги ждать было неоткуда, неприятель ежедневно усиливался. Правда, он не только сам себя в нее загнал, но никогда и не боялся открытого боя даже с численно превосходящим врагом.
Но тут случилось нечто, весьма пагубно сказавшееся на всем ходе Северной войны.
Рассказывали, что незадолго до Полтавского сражения в канун своего 27-летия во время кавалерийской рекогносцировки шведский король с несколькими телохранителями наткнулся на петровских казаков у костра. Поскольку красться в кустах, играть с опасностью, подстрелить зазевавшегося часового было его любимым развлечением (стрелок он был отменный), то король молодецки соскочил с коня и застрелил одного из казаков, но тут же получил пулю в пятку левой ноги от другого. По счету это была вторая пуля, попавшая в него за всю предыдущую историю его военных походов. (Первая попала в него на излете, «запутавшись» в королевском галстуке во время высадки-десантирования под Копенгагеном в 1700 г.)
По другой версии дело было несколько иначе. Совершая ежедневную утреннюю верховую прогулку по берегу Ворсклы в сопровождении отряда драбантов, Карл заметил на одном из речных островков казаков. Он не смог устоять, чтобы не затеять перестрелку. Потеряв в ней одного драбанта, шведский король продолжил объезд караульных постов своей армии. И только вернувшись в лагерь, король соскочил на землю и потерял сознание от боли. Из его ботфорта обильно капала кровь от пулевого ранения в пятку.
…Между прочим, рассказывали о некоторых любопытных нюансах ранения Карла. Так, в частности, крайне осторожный генерал Левенхаупт несколько раз предлагал своему королю поберечься на рекогносцировке в канун решающей схватки: «Не следует подвергать опасности даже капрала и уж, тем более, Вас!» Карл молча игнорировал советы своего генерала, а после ранения лошади Левенхаупта лишь иронично посоветовал тому найти себе другого коня. Верный себе Левенхаупт, со словами «не следует приносить без пользы в жертву даже солдата и, тем более, генерала!», предпочел отъехать на безопасную дистанцию, а строптивый король-«викинг» -«бёрсерк» вскоре «схлопотал» свою пулю! Правда, не – в лоб, а всего лишь – в пятку! Как вскоре выяснилось, это была «ахиллесова пята» шведской армии…
Когда истекающего кровью Карла доставили к королевскому хирургу и, тот приступил к осмотру, оказалось, что рана весьма серьезная. Пуля прошла от пятки вдоль подошвы и застряла между пальцами. Кости ступни оказались раздробленными. Анестезии в те времена не было и, в лучшему случае, для того, чтобы заглушить боль, раненому давали походную чарку вина или водки. Но король не пил крепких напитков и стоически перенес операцию… без «наркоза». Даже сам командовал врачам быть смелее и резать столько – сколько надо. Карл прекрасно знал, что в лагере все будут интересоваться, как вел он себя во время операции. Значит, нельзя было позволить себе ни малейшей слабости. Магическая завораживающая солдат и офицеров сила, исходящая от короля-героя, должна была лишь окрепнуть.
Карл был верен себе: он и из раны сделал легенду.
Но еще пару суток – с 19 по 21-е – сохранялась опасность заражения крови и все шведы прибывали в унынии. Это было первое ранение их короля! До этого рядовые считали его неуязвимым: твердо веря в то, что в юности Карла от пуль и сабель заговорила ведьма.
Многолетняя бравада шведского короля – игра со смертью в догонялки – окончилась для него катастрофой.
За 11 дней до главного сражения в своей жизни (а Полтавское сражение таковым, безусловно, являлось!) он оказался «вне игры», когда его изрядно поредевшая и обессиленная армия так нуждалась в его отваге и даровании. Видно кредит везения он исчерпал в самый неподходящий для себя момент и «Капризная Девка Госпожа Удача» повернулась к нему… сами знаете, каким местом.
…Между прочим, симптоматично, что так до конца жизни Карл не сделал никаких выводов ни после своего глупого ранения перед Полтавской битвой, ни после нее и продолжил свою «игру в орлянку», пока не успокоился, нелепо получив пулю в висок на исходе 1718 г. Она, как уже говорилось выше, стала пятой – смертельной – пулей, попавшей в шведского короля-«викинга» – всю свою жизнь искавшего «упоения в бою»…
Поскольку раненый в ногу Карл ходить не мог, а значит, лично командовать армией тоже был не в состоянии, то пришлось ему назначить руководить боем фельдмаршала Реншёльда, прежде ответственного за всю кавалерию. Тот, безусловно, был опытнейшим воякой, но заменить на поле боя (в нужной точке и в нужный момент) самого короля, чья харизма держала солдат в узде – было не под силу никому. И без того весьма мрачный от природы, резкий и высокомерный Реншёльд стал еще и раздражительным: он прекрасно понимал, что вся ответственность за бой, исход которого он – очень расчетливый военачальник – считал весьма сомнительным для шведской армии, теперь лежит только и исключительно на нем одном. К тому же, его постоянно мучила недавно полученная под стенами Веприка контузия.
Но более всего ему досаждало, что командующим пехотой был назначен ненавистный ему утонченный аристократ с университетским образованием Левенхаупт, с которым он не просто конфликтовал, а был в ссоре после поражения последнего при Лесной. Пока во главе армии стоял сам король, эта неприязнь хоть как-то сглаживалась. Но с назначением Реншёльда главнокомандующим равновесие нарушилось. Реншёльд не удосужился довести до Левенхаупта – командующего всей королевской пехотой (!) – всех деталей плана предстоящего сражения. (Как известно, его знал лишь очень узкий круг «особ, особо приближенных к особе короля»: первый министр Пипер, любимец Карла полковник Сигрот и сам фельдмаршал.) Не обладая всей полнотой информации, Левенхаупт не мог детально проинструктировать своих командиров, для которых он, с «легкой руки» (а вернее, язвительного на язык) их короля, был всего лишь… «Левен».
К тому же, сам Левенхаупт так и не отошедший от этой своей единственной крупной неудачи в его образцовой военной карьере, тоже был не в духе. Уже неделю он страдал от кровавого поноса и еле волочил ноги. Обстановка в шведском лагере накануне решающего сражения была такова, что многие, особенно среди офицерства, понимали, что без личного руководства их воинственного короля-«викинга» шансы шведов на победу вдали от родины над упорным и многочисленным врагом весьма невелики.
Как только в русском стане узнали об этом – Карла била лихорадка с высокой температурой – и полной невозможности им командовать армией в ближайшее время, в ночь с 19 на 20 июня русская армия переправилась на правый берег реки Ворсклы на плацдарм у деревни Семеновка. Спустя несколько дней она передвинулась поближе к противнику – к Яковецкому лесу, что в 5-ти км севернее от осажденной шведами Полтавы. (Шведы были так близко, что в стане русских были слышны все их сигналы.)
Переправа многочисленной русской армии на глазах у противника была трудным делом. И, тем не менее, русская армия блестяще с ним справилась. В беседе с фельдмаршалом Реншёльдом Карл XII по достоинству оценил смелость маневра русских.
Теперь за спиной петровских солдат была река, слева – Яковецкий лес и глубокий овраг (он еще сыграет свою роль в ходе генерального сражения), справа – Будищенский (Малобудищенский) лес. Атаковать, расположенный на краю равнины, у речного обрыва, русский укрепленный лагерь с орудиями можно было только через покрытое редким перелеском, ручьями и просто топкими местами (что очень затрудняло не только действия вражеской кавалерии, но и маневрирование в целом) поле (шир. – 1,5 км и дл. – 3 км). К тому же, на нем возвели 8 редутов (земляные укрепления с рвами и брустверами) на расстоянии 300 шагов (или примерно 250 метров) один от другого, т.е. дистанции ружейного выстрела того времени.
Все сооружение, отчасти, напоминало букву «Т»: два центральных редута (еще два земляных редута к началу сражения достроить не успели) были выдвинуты вперед и расположены почти перпендикулярно к остальным. Их возводили буквально накануне сражения и на момент рекогносцировки шведов они еще просто не существовали. Именно они должны были рассечь сплошные линии боевых порядков фронтально наступавших шведов. Потеряв связь между правым и левым флангами, королевские солдаты должны были выйти к месту генеральной баталии – большое поле перед укрепленным русским лагерем – дезорганизованными. А бороться с разрозненными частями шведской армии было бы значительно легче. В любом случае шведской армии в ходе атаки предстояло двигаться вперед под продольным огнем противника (в каждом центральном редуте находилась рота солдат и пушки с картечными зарядами).
…Между прочим, редуты составляли передовую позицию русской армии. Считается, что это было новым словом в истории военного искусства и полной неожиданностью для шведов. Русский военный историк начала ХХ в. А. Соколовский (ему вторит наш современник, писатель, полковник А. В. Шишов) не без оснований считал петровскую систему редутов под Полтавой «…единственным в военной истории примером наступления укрепленной позиции». Наступательная энергия шведов после прорыва через редуты к встрече с главными силами русских неминуемо должна была ослабнуть. Так создавалась возможность для перехвата инициативы в сражении и перехода от преднамеренной обороны к контрнаступлению…
Примерно 4.730 (?) русских пехотинцев с приданной им артиллерией, занимавшие редуты, получили очень трудную и важную задачу. По сути дела их послали на верную смерть: «Стоять и Умирать!». Они должны были принять на себя первый удар врага: измотать шведов, чтобы затем главные силы русской армии разгромили противника в полевом сражении. За редутами в две линии расположились 17 драгунских полков генералов Ренне и Бауэра – всего ок. 12 тыс. всадников. Кроме того, шесть кавалерийских полков под началом генерал-майора князя Волконского должны были поддерживать постоянную связь с казачьим войском – украинские и часть донских казаков – под начальством гетмана Украины Ивана Скоропадского. Общее начало над всей русской кавалерией было в руках царского фаворита Меншикова.
Основные же силы – 48 батальонов пехоты (ок. 39 тыс. чел.) под началом фельдмаршала Шереметева (формально он командовал и всей русской армией; на самом деле сражением готовился руководить сам царь Петр I) – занимали укрепленный лагерь. В нем располагались 102 пушки генерала Брюса. (Сегодня отдельные историки склонны увеличивать артиллерийский парк русских чуть ли не до 282—302 орудий разного калибра!) Не исключается, что неподалеку на реке Псёл располагался еще и 40-тысячный русский резерв. Чтобы отрезать неприятелю путь к отступлению, казаки Скоропадского были поставлены между деревнями Будище и Решетиловка; там они преграждали все наиболее удобные пути на Правобережную Украину и в Польшу.
Для шведов оставался только один путь к отступлению: на Переволочну. Там имелась удобная переправа, но само место было очень узкое и вело к чрезмерно большому скоплению людских масс.
…Между прочим, Полтавское поле несло в себе опасность, как для шведов, так и для русских. В случае поражения русские оказывались прижатыми к реке и оврагу, что естественно привело бы к гибели всей армии. Отходу на юг мешал лес. На север шла дорога, тоже шедшая вдоль реки, становившейся своего рода наковальней, о которую можно было бы «расплющить» остатки русского воинства. В свою очередь, шведы при отступлении снова должны были бы прорываться сквозь редуты (обойти их не позволял близко подходивший к ним с обеих сторон густой лес), чтобы попасть в свой лагерь…
В ночь на 26 июня случилось одно неожиданное обстоятельство.
Унтер-офицер Семеновского полка Немчин (по другим данным это был Шульц) перебежал к шведам. Предатель донес противнику, что через два дня, 28 июня, русские должны получить сильное подкрепление. Получив такое известие, Карл решил внезапно напасть на русских на рассвете 27-го.
…Кстати сказать, по некоторым данным перебежчик якобы сообщил еще одну очень важную новость. Вроде бы в царском войске имеется полк, укомплектованный исключительно из необстрелянных новобранцев. Их будет можно различить: в отличие от других полков, одетых в яркие мундиры, этот полк одет в униформу простого серого сукна. Там, где будут стоять малоопытные новобранцы легче всего и будет прорвать линию русских войск. Якобы король загорелся этой радужной идеей и решил как можно скорее начать сражение, а главный удар направить именно на тот участок, где будет стоять полк новобранцев. Так ли дело обстояло на самом деле или это, как уже упоминалось выше (!), всего лишь миф (?), которые столь присущи всем ключевым сражениям в истории человечества и Полтавская битва здесь не исключение…
Рассказывали, что в канун битвы раненный шведский король полулежа на носиках, укрепленных между парой белых жеребцов, объезжал свои полки. В речи к солдатам и офицерам он призвал к завоеванию России, овладению ее богатствами. Офицеров пригласил на обед после сражения в шатры русского царя. А солдатам и вовсе приказал не брать с собой еды: «Вы будете обедать в русском лагере! Спешите туда, куда зовет вас слава!» Вечером перед битвой рана его разболелась, короля била лихорадка. И, тем не менее, в надежде застать врага врасплох он назначил атаку на очень ранний час.
Началось все с того, что уже за час до полуночи (в 23 часа) при построении пехоты в батальонные колонны генерал-майоров Спарре (Шпара) (5 батальонов), Стаккельберга (Штакельберга) (5 батальонов), Рууса (Рооса или Роса) (4 батальонов) и Лагеркруны/Лагеркроны (4 батальона) в темноте возникла неразбериха и выдвижение шведов на поле боя задержалось.
Назначенный главнокомандующим 58-летний фельдмаршал Реншёльд сильно нервничал и сорвался на генерале от инфантерии Левенхаупте, отвечавшем за всю пехоту. Тем самым было положено начало и без того весьма нервной обстановке в стане шведов, чей король-«знамя» был вне игры. Поскольку за спиной Реншёльда постоянно маячила фигура раненого Карла и тот же Левенхаупт (второй, кстати, после Реншёльда человек в армейской иерархии шведов) явно считал его всего лишь временно исполняющим роль рупора раненого короля, то фельдмаршал переживал и боялся ошибиться.
Как результат, он все же допустил несколько таких ошибок, которые по глубокому убеждению шведских историков пагубно сказались, как на планировании сражения, так и на его ходе.
Только за полночь порядок наконец был восстановлен и началось традиционное для скандинавов богослужение перед большой битвой. Пропев специальную «армейскую молитву», они двинулись вперед! Первой топала пехота. За ней на носилках везли Карла. Его раненная нога была обложена мягкими подушками, но в одной руке он держал заряженный пистолет, а другая твердо сжимала покрытую зазубринами, шпагу с которой он столько раз кидался в самую гущу схваток и возвращался невредимым. На этот раз Карл не командовал своими солдатами, а только подбадривал их.
Присутствие короля-«викинга» – живого талисмана, связующего звена со славным прошлым бесстрашных викингов-«берсеркеров» – было крайне необходимо армии. Один только вид их короля с обнаженной шпагой внушал им особый кураж – предвестие Скорой Победы! Из высших офицеров рядом с ним был только генерал Лагеркруна, исполнявший в тот день роль дежурного адъютанта при короле. Всем остальным надлежало быть в войсках. Немного позади ехали иностранные послы и военные наблюдатели – прусский подполковник барон фон Зильтман и английский капитан Джеффри.
Короля плотно окружала личная охрана: 24 драбанта во главе с Юханом Ерттой в голубых плащах расшитых золотом и 15 отборных гвардейцев под началом Нильса Фриска в синих плащах с желтыми обшлагами и подкладками (по другим данным – это гвардейцев было 24, а драбантов – 15). Отобранные для того чтобы «ловить» своими телами пули, летящие в короля, они уже почти 10 лет безропотно и самоотверженно играли роль «живого щита», один за другим уходя к великому и ужасному `Одину в священную Ваалгалу.
Сегодня их 39! А сколько останется к вечеру? Одному Богу известно!
За пехотой следовали шесть колонн кавалерии Максимилиана Эммануэля Вюртембергского по прозвищу Маленький Принц (Lilla Printzen), генерал-майоров Хамильтона (Гамильтона) с Шлиппенбахом и полковника Фиельда – под общим руководством генерала от кавалерии (?) Крейца (Кройца).
…Кстати сказать, Карл XII настолько уверовал в свою удачу, что, как всегда, даже не принял должных мер на случай возможного отступления. Правда, благоразумный Реншёльд на свой страх и риск, все же, выделил 2 тыс. кавалеристов под началом полковника Функа, которые расположились по берегу Ворсклы, от Полтавы до Переволочны – там была самая удобная переправа через Днепр. Но позаботиться о срочной постройке временного моста или хотя бы заготовить флотилию лодок для переправы пехоты он не решился. Получилось, что готовящаяся к убийственной фронтальной атаке и без того не очень многочисленная шведская армия лишилась 2 тыс. кавалеристов, а обеспеченного пути отступления все равно не имела…
Вскоре случилась очередная заминка: в кромешной тьме куда-то подевалась вся… конница!?
Пока ее искали, всей пехоте приказали сесть и лечь на мокрую от обильной росы траву, чтобы «не засветиться» раньше времени. Наконец заплутавших всадников нашли – они в темноте взяли не то направление и уклонились в сторону, чуть не выскочив раньше времени на казацкие караулы у Будищенского леса. Но обошлось, и кавалерийские колонны вернулись к отдыхавшей на земле пехоте.
На вопрос Крейца, как дальше следовать его подчиненным – «на флангах пехоты либо в линиях позади?» – разнервничавшийся от гигантского груза ответственности Реншёльд, лишь зло буркнул что-то типа «всему свое время!» То ли природное высокомерие старого фельдмаршала, то ли его желание до самого последнего момента сохранить в тайне все особенности выдвижения войск на поле боя, но шведские командиры так и остались в неведении о том, как и где им надлежит действовать по мере выдвижения вперед.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?