Текст книги "«СВЕТ и ТЕНИ» Спасителя Отечества М. И. Кутузова. Часть 2"

Глава 17. Слава – Коновницыну, Дохтурову и Барклаю!!!

Согласно «канонической» картине развития событий на поле Бородина энергичный и хладнокровный Петр Петрович Коновницын успел-таки отвести войска назад – на 300—400 метров, а кое-где и на километр, и более (!?) – за Семеновский овраг, где, используя высоты, спешно принялся организовывать новую линию обороны. Своим излюбленным ударом в штыки он не давал врагу развить здесь успех и переломить ход сражения. Его любимая 3-я дивизия, постоянно бросаемая им в контратаки, уже почти полностью полегла, в ней осталось всего лишь около тысячи бойцов. Пока истерзанная пехота, истекая кровью, стояла насмерть в штыковых боях, расторопный и невозмутимый Коновницын, будучи большим поклонником артиллерии, успел толково расставить свои батареи и, лично руководя их огнем, принялся останавливать наседавших неприятелей стрельбой в упор.

Прибывший руководить 2-й армией и левым флангом генерал от инфантерии Дмитрий Сергеевич Дохтуров одобрил все его распоряжения. Письменный приказ Кутузова был по-армейски суров: «Дмитрий Сергеевич, держаться надо до последней крайности». Рассказывали, что ответная команда Дохтурова солдатам была предельно лаконична: «За нами Москва! Умирать всем!! Ни шагу назад!!!» Получив в дополнение к двум гвардейским (Измайловскому и Литовскому) полкам и двум кавалерийским корпусам, переброшенный с правого фланга 4-й корпус Остермана-Толстого, Дохтуров успел-таки привести левое крыло русской армии в относительный порядок, прикрыв его сотней (?) пушек.

…Кстати, назначив после ранения Багратиона именно Дохтурова командовать 2-й армией, Кутузов по большому счету совершил серьезную ошибку, за которую ему потом пришлось извиняться! Надлежало назначать Милорадовича, которому «должен был армию как старшему препоручить»! В своем письме жене Марии Павловне Оболенской после Бородина Дохтуров, оставил несколько любопытных строчек, характеризующих эту щекотливую историю, а заодно и некоторые стороны весьма «непрозрачной» (неоднозначной) личности Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова – этой по определению Бонапарта «старой лисицы севера»! «…Кутузов со мною весьма ласков, – пишет Дохтуров, – но, зная его очень хорошо, немного надеюсь на его дружбу. Впрочем, Бог с ним… (…) Ты знаешь, душа моя, что я во время последнего сражения командовал 2-ю армиею на место князя Багратиона, как он был ранен; после же сражения, когда Кутузов узнал, что я моложе Милорадовича (имеется ввиду старшинство в генеральстве: Милорадович стал полным генералом на полгода раньше – 29.09.1809 г. против 19.04.1810 у Дохтурова – Я.Н.), то очень передо мною извинялся, что должен армию, как старшему, перепоручить ему. Я не был сим нимало оскорблен, ибо по старшинству сие следует, между тем я командовал сею армиею во время страшного сего сражения и уверен, что дело свое сделал хорошо и заслужил уважение целой армии». Так или иначе, но на следующий день Д. С. Дохтуров был заменен М. И. Милорадовичем. Впрочем, в армейской касте всех времен и народов вопросы славы, чинов, назначений и наград всегда были больной темой!? Не так ли…

Считается, что для защиты Курганной высоты Барклай-де-Толли собрал элиту своих войск: неподвижно стоявшие в резерве гвардейские полки – Преображенский, Семеновский, Конногвардейский и знаменитый своим бесстрашием Кавалергардский полковника Карла Карловича Левенвольде (1779—1812), последний здесь вскоре погибнет. Как и Старая Гвардия Наполеона, они в бой не вступали, но, будучи в отличие от французов, слишком близко расположенными к линии огня, уже понесли большие потери. Если верить некоторым сведениям, то неприятельские ядра повалили чуть ли не 800 «преображенцев» и «семеновцев»! Так ли это? Впрочем, «на войне – как на войне»…

…Между прочим, некоторые историки и непосредственные участники Бородинского сражения склонны считать, что при почти полной инертности («самоустраненности»!? ) тучного и малоподвижного Михаила Илларионовича (генерал Н. Н. Раевский: «Нами никто не командовал»; старший адъютант Барклая В. И. Левенштерн: «Кутузов не сходил весь день с места») после чуть не ставшего для русской армии роковым смертельного ранения Багратиона, именно Барклай с его природным хладнокровием, оказался той «светлой головой», что руководила непосредственно на поле боя и не дала Бонапарту и его маршалам окончательно опрокинуть левый фланг русских и полностью прорвать их центр. Лично водя в атаку кавалерийские корпуса Корфа и Крейца, Барклай-де-Толли появлялся в самых опасных местах сражения в центре русской позиции. Со шпагой в левой руке Михаил Богданович был и среди тех, кто атаковал и среди тех, кто защищался! Кавалерийская сеча была величайшая! Потери с обеих сторон были таковы, что лошади без седоков бегали вокруг целыми табунами! Известный храбрец и весьма желчный человек Алексей Петрович Ермолов так написал о поведении Барклая во время Бородинской мясорубки: «Всегда в опаснейших местах присутствующий»; «Храбрости необычайной: не разумеет страха!». Другой былинный смельчак Михаил Андреевич Милорадович, видя Михаила Богдановича в самом пекле, где его свитские один за другим уходили в Бессмертие, в восхищении воскликнул: «У него не иначе как жизнь в запасе!!!» А солдаты, до того его не понимавшие, лаконично и доходчиво конкретизировали: «Да он смерти ищет…» Передают, что в день битвы под ним было убито и ранено пять лошадей. Его плащ и шляпа были прострелены. К концу того ужасного дня почерневший от пороховой гари парадный мундир Михаила Богдановича был забрызган русской и вражеской кровью с ног до головы. А его самого лишь легко ранило и контузило. Зато семь из 12 адъютантов, сопровождавших его по Бородинскому полю, за исключением одного, были убиты или серьезно ранены: желающих убить или пленить русского генерала было не счесть! Дважды Барклая едва не захватили в плен польские уланы. Ценой своей жизни его спасали молодые свитские офицеры, лихо кидаясь на польские пики. Поскольку после тяжелого ранения в правую руку под Прейсиш-Эйлау Михаил Богданович плохо владел правой рукой и мог держать шпагу лишь левой рукой, то справа его прикрывали два лихих адъютанта-рубаки фон Клингфер и граф Лайминг. Первого подняли на пики, второго застрелили в упор! Лишь Закревский, Левенштерн и Сеславин остались живы, но к концу сражения первые двое были порядком изранены. Из всех адъютантов Барклая-де-Толли без единого ранения из Бородинской сечи вышел лишь один Сеславин на своем верном Черкесе, и это с неполноценной правой рукой! Будущий знаменитый партизан за Бородино получит своего единственного Георгия – IV-го класса. Сорвиголова Алексей Петрович Ермолов, проливавший кровь в самом пекле сражения – на Курганной высоте – потом утверждал, что «князь М. И. Кутузов, пребывавший постоянно на батарее у селения Горки, не понимая, сколь сомнительно и опасно положение наше, надеялся на благоприятный оборот. Военный министр, обозревая все сам, давал направление действиям и ни одно обстоятельство не укрывалось от его внимания». По Ермолову Барклай, а не Кутузов приказал Дохтурову взять гренадерскую дивизию и привести в порядок левый фланг. Это Михаил Богданович, а не Михаил Илларионович сменил обескровленные войска Раевского на Курганной высоте на свежий корпус Остермана-Толстого. И все это при том, что до Бородина Ермолов был весьма скептически настроен к генералу «Болтай, да и Только», на словах более уважительно относясь к Кутузову. Правда, при этом не надо забывать о желчности Алексея Петровича и о его по выражению императора Александра I «черной душе». Если все это так, то получается, что активно действуя в центре и на левом фланге остатками расстроенной 2-й армии Багратиона, энергично вводя в бой резервы из своей 1-й армии, именно Барклай сумел-таки свести сражение к столь желанной для россиян «ничьей»? Впрочем, сколько людей – столько и мнений по поводу русского командования в столь богатой на «перепутанности моментов» Бородинской битве. Видно, не пришло еще время расставлять точки над «i» в этом весьма спорном моменте. Важно другое! Да, русские пошатнулись, да, они отошли почти на пару километров назад. Но они остались «Стоять и Умирать!» – согласно предельно лаконичному, исключительно емкому и крайне доходчивому для их менталитета приказу их главнокомандующего, явно не рассчитывавшего по-иному «одолеть» басурмана! Можно сколько угодно хулить «старого маразматика» или «премудрого пескаря» (кому – как нравится?) «Ларивоныча», но конечный результат «на табло стадиона» (правда, без «красивых голов» в ворота противника!), он умел делать несравненно, иначе «непрозрачный» «бабушкин внук» не выдвинул бы его на авансцену «в суровую для себя любимого годину»! Умел Александр Павлович «Романов» (Гольштейн-Готторп) считать варианты, как никто другой из российских правителей до него и после него, потому и вышел он победителем в противостоянии с самим Последним Демоном Войны…

Глава 18. «Редут смерти» или, «могила» тяжелой французской кавалерии!

Согласно классическому изложению развития событий на Бородинском поле на защитников «Батареи Раевского» Наполеон готовился обрушить лучшие силы Эжена де Богарнэ и кавалерии Мюрата (до 35 тыс. человек?) и огонь 150 (или чуть ли не 300!?) орудий. После взятия Бородина, Семеновских флешей, деревни Семеновское центр русской позиции – Курганная высота – оказалась под огнем с трех сторон. Гранаты и ядра сыпались плотным дождем, бороздили землю рикошетом, крушили все на своем пути. Случалось всякое! Так, одно французское ядро ударило прямо в жерло… дула русской пушки, но… внутрь не проскочило, а отскочило назад и бессильно закрутилось на земле. Окровавленные и черные, словно черти, от пороховой гари, русские канониры громко схохмили: «Видать, не по калибру пришлось… (здесь мы пропустим соленое солдатское словцо) …нашей „девки“!!!»

…Кстати, характер наступления французов на центр русской позиции был сродни тому, что обрушился на них на Семеновских флешах. Точно так же, как действовали тяжелые батареи Сорбье и Фуше против войск Багратиона, теперь заработали и дальнобойные орудия из корпуса экс-пасынка Наполеона Эжена де Богарнэ. Находясь на высоте западнее Бородино – почти в полутора верстах от Курганной батареи, т.е. на предельной для эффективного огня дистанции – дальнобойные (38?) пушки д’Антуара принялись методично поливать ее смертоносным огнем. Вскоре к ним присоединилась артиллерия гвардейского генерала Сорбье. Будучи одним из лучших артиллерийских начальников той богатой на военные таланты поры, он быстро перенацелил с Семеновских флешей подчиненные ему дальнобойные (85?) орудия на Курганную высоту. В результате огневой шквал французов был еще сильнее, чем против Багратионовых флешей. Наглядно для русских накапливая огромные силы для штурма «Батареи Раевского», Наполеон заставлял их наращивать здесь свои силы и держать в развернутых порядках большие массы войск. Сведенные в большую батарею дальнобойные орудия его пасынка вместе с орудиями Сорбье прямо как в «тепличных условиях» учебного полигона безнаказанно уничтожали сгрудившиеся на высоте и вокруг нее войска противника. Выдвинутое положение Курганной высоты лишь облегчало задачу французских канониров: их перекрестный анфиладный огонь был максимально эффективен. Все, что не попадало в батарею, накрывало плотно стоящие сзади и по бокам русские войска. В сложившейся ситуации то, что русские самоотверженно отражали пешие и конные атаки врага на «Редут Раевского», мало что меняло. Ведь чем дольше они держались на Курганной батарее и вокруг нее, тем больше росли их… потери, в первую очередь от французского артобстрела, значительно превосходя неприятельские потери и меняя тем самым общее соотношение сил в пользу Бонапарта. Противодействовать французским батареям, отодвинутые назад к Семеновскому оврагу русские батареи, не могли – сектор обзора перекрывался Семеновскими высотами с их полуразрушенными флешами. Итак, на Курганной батарее в усиленном варианте повторялась по истине дьявольская задумка Последнего Демона Войны, воплощенная им на Семеновских флешах: оставаться на позиции означало для русских обескровливание их армии французской артиллерией; отход с врагами «на плечах» (трудно себе представить, как это можно было бы проделать когда на тебя наседают огромные массы пехоты и кавалерии противника!?) грозил катастрофой – прорывом центра обороны и полным поражением; самим атаковать неприятелей, имеющих превосходство во всем – смерти подобно! Снова, как и на «Багратионовых флешах», русским приходилось: «Стоять и Умирать!» «Наполеон, – говорил потом Барклай-де-Толли, – хотел уничтожить нас своей артиллериею!» Командир гвардейского Измайловского полка полковник А. П. Кутузов потом докладывал: «Истребляя ряды наши, неприятельский огонь не производил в них никакого беспорядка. Ряды смыкались и были поверяемы (пополняемы – Я.Н.) с таким хладнокровием, как бы находились вне выстрелов». Когда после битвы ночью Кутузову доложили о приблизительных (ужасных) потерях и отличившихся, оставшихся в живых, он – чей категоричный приказ по армии «Стоять и Умирать!» привел к тому, что 30% состава армии осталась лежать на поле боя – приказом №12 от 28 августа заверил войска: «Щедрые награды всемилостивейшего Государя всем храбрым готовы». 26 октября Кутузов направил Александру I рапорт, где «испрашивает высочайшего кому следует повеления о доставлении мне орденов Св. Победоносца Георгия 4-го класса – 30, Св. Анны 2-го класса с алмазами – 40, без алмазов – 100, сего же ордена 3-го класса – 350, Св. Владимира 4-й степени – 200, золотых сабель с надписью «за храбрость» – 50, шпаг таковых же – 200 и для нижних чинов знаков отличия Военного ордена – 2000». Это было самое крупное награждение за Бородино. Другое дело, что царь решил поступить… «по-царски»: он попридержал утверждение списков – «золотой дождь» пролился уже, когда врага изгнали из пределов России. Вот некоторые из героев Бородина и не дожили до заслуженных кровью и увечьем наград! В частности, один из несомненных героев Бородина – князь Д. В. Голицын, чьи тяжелые кавалеристы, получив однозначный приказ «Всем лечь, но врага не пропустить!» при численном превосходстве врага в тот день ложились смертью храбрых в многочасовых «кавалерийских каруселях» с кирасирами, карабинерами и драгунами Мюрата, где все рубят друг другу и всех подряд, оказался в числе генералов, обойденных наградой за Бородино из-за досадной оплошности… Кутузова. «Старый Ловчила» представил его к «Егорию» 3-кл., который у него уже был! Тогда Михаил Илларионович решил исправить оплошность ор. Св. Анны 1-й ст., но эта награда никак не соответствовала чину и стажу Голицына и он ее высокомерно отверг. Обошли наградами и его кавалеристов, которые в нужное время и в нужном месте прикрывали собой, как «живым щитом», свою пехоту, «заменяя собой недостающие укрепления» и неся при этом серьезные потери. Скандал получился громкий и «вистов» старику Кутузову среди высоких чинов армейской среды, где его мало кто любил, не принес. Спустя много лет взбешенный аристократ Дмитрий Владимирович не забыл обиду и наотрез отказался написать воспоминания о событиях на левом фланге русских: прямо заявив историку Михайловскому-Данилевскому: «О Бородинском сражении ничего не помню…». Примерно, так же отреагировали, тоже обойденные заслуженными наградами и Остерман-Толстой с Воронцовым. Так бывало всегда: правители щедры, лишь когда все идет так, как им нравиться, или им выгодно…

Начать атаку Курганной высоты после жесточайшего артобстрела поручили пехоте. Три стрелковые колонны будут «отвлекать» внимание защитников кургана, ломясь на него с фронта. Слева – дивизия Бруссье с 9-м линейным полком во главе. В центре – дивизия барона Ж.-П. Ланабера (сменившего раненного Морана), который сам поведет 17-й линейный полк. Справа – дивизия Жерара (бывшая гюденновская) с 21-м линейным полком в авангарде.

Тем временем, 2-й кавкорпус лучшей – после смерти в 1809 г. в самом финале Ваграма легендарного Лассаля – сабли легкой кавалерии французов, чернобородого храбреца Л.-П. де Монбрена постарается обойти его с фланга. В подзорную трубу красавец Луи-Пьер разглядел, что Курганный редут, на самом деле «люнет», т.е. не закрыт сзади и решил воспользоваться этим «нюансом». «Прикрывшись» штурмом пехоты, он собрался обогнуть высоту справа по лощине и оврагам и прорваться в люнет по проходимому для его кавалеристов не крутому склону, зайдя с тыла, где он был открыт. Наполеон с Мюратом дали добро на такой маневр Монбрена. Но герой кровавых сражений испанской кампании не успел отдать приказ к задуманной им атаке своим всадникам: …невесть откуда прилетело русское ядро, срезавшее его с коня словно бритвой! Рассказывали, что сраженный в бок, смельчак якобы еще успел восхищенно воскликнуть что-то бравое – типа: «Какой замечательный выстрел!» или «Вот это попали!!!»

Пока решали, кому поручить столь ответственную и опасную задачу вместо трагически павшего героя, опять шло время. Сам Мюрат не мог лично возглавить эту атаку, как бы ему этого не хотелось, поскольку из-за контузии Даву все-таки не мог полноценно руководить своим I корпусом и он перешел под начало Мюрата.

Только в 14 часов дня (либо даже позже?) пехотинцы Богарне при поддержке кирасир и карабинеров Ватье де Сент-Альфонса и Дефранса, под началом сменившего убитого Монбрена, не менее отважного кавалериста, воевавшего с 15-летнего возраста, Огюста де Коленкура – брата влиятельного генерал-адъютанта (обер-шталмейстера императора) Наполеона, Армана де Коленкура – приготовились вновь атаковать «Батарею Раевского». Наскоро проинструктированный о маршруте атаки Мюратом, лихой рубака Огюст, призвал, поникших было от гибели своего командира, кавалеристов Монбрёна отомстить за его смерть, взяв «Большой редут» русских (так французы назвали «Батарею Раевского»).

«Вы меня увидите там тотчас же, живого или мертвого!» – бравировал он!

И он выполнит свое роковое обещание…

Но лишь к 16 часам (по другим данным – примерно на час раньше), «Батарея Раевского» была окончательно взята врагом ценой колоссальных потерь. Так, один из лучших наполеоновских полков, 9-й пехотный, составленный исключительно из уроженцев Парижа – авангардный в своей колонне – потерял во фронтальной атаке 1068 рядовых и 42 офицера! Заменивший Морана гвардейский бригадный генерал барон Ланабер, шедший первым в своей колонне, погиб! Рассказывали, что курган вырос в высоту на несколько метров за счет… наваленных друг на друга трупов русских и наполеоновских солдат!

Исход кровавой схватки за этот «редут смерти», как его называли солдаты Великой армии, решили десятки эскадронов знаменитых «железных людей» Великой армии – ее кирасир. Пока истекающая кровью пехота Богарнэ поднималась на земляной вал, отвлекая внимание его защитников от своего тыла, они собрались ударить по русским сзади! Страшна была атака этой сверкающей в лучах солнца стальной лавины. Головной шла тяжелая дивизия Пьера Ватье де Сент-Альфонса – 5-й, 8-й, 10-й кирасирские и 2-й шеволежерский полки. Могучие всадники в блестящих кирасах и касках, с поднятыми длинными палашами, на огромных конях (адъютант Милорадовича Ф. Н. Глинка даже сравнил их с… медведями!?), под развевающимися знаменами неслись вперед, готовясь по приказу Мюрата задавить русских всей своей тяжелой массой.

И стальная лавина сняла свою смертельную жатву, но очень дорогой ценой…

…Между прочим, ударная сила наполеоновской кавалерии – кирасиры – постоянно находились «на острие копья», решая самостоятельные задачи, они прорубали кровавые просеки через боевые порядки русских. Но эта победа дорого стоила Наполеону. «Бородино стало могилой наполеоновской кавалерии (по очень разным оценкам погибло от 12 до 25 тыс. лошадей и вышло из строя 16 тыс. всадников – это чуть ли не половина кавалерии Мюрата!?) – лучшей в Европе!», – писали позднее французские участники Бородинской битвы. Большая часть ее, в основном, кирасиры, нашла эту могилу на Курганной батарее. Очевидно, что Мюрат, да и сам Наполеон так и не осознали, что время лихих кавалерийских атак на полевые земляные укрепления, защищенные орудийными батареями, уже прошло. «Табуны лошадей без всадников, ошалелых от грома орудий и беспрерывной стрельбы, с окровавленными седлами и чепраками носились по Бородинскому полю». Сколько тогда с обеих сторон положили лошадей, уму непостижимо! Кони в полной мере понимали всю опасность своего положения. Под громом и стуком сражения, они стояли, почти неподвижно, но временами вздрагивали всем телом и едва передвигали ноги. Человек уничтожал человека, а они, бессловесные, не имевшие дара слова, когда надо слушались поводьев и послушно следовали за движением руки, часто бросавшей их в самый разгар сечи и… гибели…

Одна из этих колонн под началом отважного Огюста де Коленкура (возглавившего 5-й кирасирский полк) проскочила все лощины, перескочила все овраги, рвы с валами и прорвалась под картечным огнем по «маршруту» предложенному смертельно раненным Монбреном! Рокочущий железом конный поток ворвался в залитый кровью люнет с открытого тыла, порубил героически сопротивлявшуюся орудийную прислугу, и захватил его, но ценой гибели отважного Огюста. Выпущенная в упор пуля последнего защитника Курганной высоты попала ему в сердце: на генерале не было кирасы! (Правда, иные версии гласят, что убит он был в голову или, не пулей, а… ядром!) Лихой кирасирский генерал Огюст де Коленкур выполнил свое обещание: взял похожую на огнедышащий вулкан «Батарею Раевского».

Участники той отчаянной атаки отыскали среди груды трупов тело убитого генерала и вывезли его на залитом кровью белом кирасирском плаще в тыл, к его старшему брату. «Бель мор (Красивая смерть)!» – соболезновал тому, стойко принявшему горестную весть (лишь слезы стекали по его безмолвному лицу), генерал-адъютанту Арману де Коленкуру, французский император и, помолчав для приличия, добавил – «Франция потеряла одного из лучших своих офицеров!» «Хотите уйти с поля?» – участливо спросил он спустя какое-то время. Коленкур, все еще, неспособный от случившегося членораздельно говорить, лишь коснулся своей шляпы в знак почтения к императорской милости, но остался подле своего господина.

Так в течение короткого времени Великая армия лишилась сразу двух своих замечательных кавалерийских военачальников. Зато ее конница справилась с невероятным заданием: взяла «Батарею Раевского» – центральное укрепление русских. превратившееся в… покойницкую! Горы мертвых людей и лошадей лежали повсюду вокруг, а внутри редута землю покрывал буквально многометровый «ковер» из мертвецов, достигавший, по рассказам очевидцев, чуть ли не 8 метров тел (?) в высоту-глубину.

…Между прочим, бросая в атаку своих «панцырников» Латур-Мобур поставил во главе «бронированного» кулака саксонский полк «Гард дю Кор» («телохранителей» или лейб-гвардейцев). Их нагрудные кирасы так и не успели доставить к началу Бородинской битвы: они «застряли» (?) далеко в тылу… чуть ли не в Варшаве!? Пришлось храбрецам идти в сечу без них, хоть как-то «защитившись» надетыми через плечо свернутыми в скатку плащами. В отличие от кирасир Коленкура они ворвались внутрь Большого редута не с его тыла, а с южного фланга укрепления, уже порядком разрушенного и осыпавшегося от артиллерийского огня. Во второй волне скакали кирасиры саксонского полка «фон Цастров» в черных нагрудных кирасах, которые повторили маневр всадников Коленкура и ворвались в редут с тыла. Затем в него заскочили два полка их вестфальских «коллег». Последним навалился польский 14-й кирасирский полк, частью устремившийся вслед за «гард дю коровцами», а частью – за «фон цастровцами». Всадники бросали своих огромных коней на русских защитников редута, безжалостно рубя и закалывая их, не давая никому пощады…

Итак, Курганная высота («Батарея Раевского» или «Большой редут») оказалась в руках неприятеля, а точнее, пасынка Наполеона.

…Между прочим, биограф Барклая-де-Толли С. Ю. Нечаев склонен объяснять захват Курганной высоты – одной из «ключевых позиций» русских – ее плохой укрепленностью «с помощью искусства», как это обещал в своем знаменитом письме российскому императору М. И. Кутузов перед битвой. «Необходимые насыпь и ров так и не были закончены к началу сражения, – пишет он – Вал не достигал требуемой высоты, а амбразуры были приготовлены только для десяти орудий. В ходе атаки вал ополз, и все укрепление, в конце концов, стало представлять собой лишь группу орудий на возвышении». В общем, затоптали неприятельские кирасиры все и всех…

«Каноническое» изложение хода Бородинской битвы гласит, что русское командование попыталось было тут же вернуть себе высоту, сосредоточив на ней огонь сотни пушек и бросив на нее свою конную гвардию – кавалергардов и конногвардейцев под началом отчаянного смельчака, генерал-майора И. Е. Шевича из 1-й кирасирской дивизии Н. М. Бороздина 2-го! Но руководивший атакой на Курганную высоту пасынок Бонапарта Эжен де Богарнэ тоже «не лаптем щи хлебал»! Он отозвал потрепанных кирасиров Ватье де Сент-Альфонса и карабинеров Дефранса из 2-го корпуса покойных Монбрёна и Коленкура. Навстречу русским стремительно ринулась 1-я кирасирская дивизия Сен-Жермена (2-й, 3-й, 9-й кирасирский и 1-й шеволежерский полки) из 1-го корпуса генерала Нансути! Две конные лавины схлестнулись между «Батареей Раевского» и деревней Семеновское, но на ход и исход сражения их яростная рубка уже особо не повлияла.

Только когда в конную «мясорубку» ввязалась свежая дивизия тяжелой кавалерии Лебрена де Ла Уссэ (7-й, 23-й, 28-й и 30-й драгунские полки) из 3-го корпуса Груши, а затем еще налетели и освободившиеся-перегруппировавшиеся после взятия деревни Семеновской кирасиры из 7-й тяжелой дивизии Лоржа (4-й корпус Латур-Мобура) русские, исчерпавшие на этом участке битвы свои кавалерийские резервы, отошли, но не побежали…

И многим тогда показалось, что после захвата «Батареи Раевского» настала кульминация в сражении, причем, очередная после падения «Багратионовых флешей» и д. Семеновское и наконец-то пришла пора для заключительного удара по русским позициям, в частности, по бреши в их центре. Но для этого нужны были свежие (и немалые!) силы, а на их применение требовалось исключительно выверенное решение французского императора, которого так и не последовало…

С обеих сторон битва медленно замирала: выстрелы редели, изнуренные пехота и кавалерия схлестывались все реже и реже. Во многих местах стрельба прекращалась без команды – сама собой, порой, из-за нехватки боеприпасов, а, порой, поскольку некому уже было стрелять…

К 17 часам вечера атаки прекратились…

Продолжалась только широкомасштабная канонада: окровавленные и черные, словно черти, артиллеристы все поливали и поливали друг друга своими смертоносными снарядами…

Потом по мере сгущения сумерек и она стала ослабевать…