Текст книги "«СВЕТ и ТЕНИ» Спасителя Отечества М. И. Кутузова. Часть 2"

Глава 13. 9 (!?) утра: смертельное ранение Багратиона – кризис на левом фланге русских…

Из книги в книгу «кочует» будоражащая воображение и холодящая кровь «картина» одной из неприятельских атак на войска Багратиона.

«…Пехотинцы 57-го линейного полка под началом Нея, который словно „гренадерский капитан“, в той битве постоянно находился впереди своих солдат и его рыжеволосая „львиная“ шевелюра уже почернела от пороховой гари, пошли в штыковую атаку под смертельным градом картечи в полный рост, не отстреливаясь, чтобы не терять темпа! Восхищенный их бесстрашием, Багратион кричал им: „Браво! Браво!! Как красиво идут!!!“ Видя невозможность остановить их огнем своей артиллерии, он кинулся со 2-й гренадерской дивизией принца Карла Мекленбургского навстречу неприятелю по-суворовски – в штыки…»

В этот момент осколок вражеской гранаты (ядра? пуля? – споры об этом не утихают до сих пор!) остановил героя, раздробив ему голень (большую берцовую кость) левой ноги!

Напомним, что в наградном списке графа М. С. Воронцова говорится, что он был «ранен часу в 8-м» (около 8.00?), а о Багратионе сказано, что он был ранен вскоре после ранения Воронцова, т.е. тоже довольно рано! Не исключено, что смертельное ранение Петра Ивановича Багратиона случилось около 9 часов утра, а не гораздо позже – в 11 или даже в 12 часов – как это рьяно утверждалось в отечественной, а потом и советской литературе – на что, правда, были свои «веские» причины: К. Толю пришлось так «отредактировать» «хронометраж» событий Бородинского сражения, чтобы к нему и его патрону, или, наоборот (?), было как можно меньше претензий!

Ни разу ранее не получивший серьезного ранения за четверть века сражений, полководец, снятый с коня, еще продолжал руководить своими войсками, но после потери сознания его вынесли с поля сражения.

…Кcтати, когда смертельно раненного Багратиона положили на землю, он увидел подле себя адъютанта Барклая-де-Толли с сообщением о высланном тем с правого фланга подкреплении. Рассказывали, что когда Багратиона уже уносили с поля боя, то вроде бы он напоследок обратился к адъютанту своего конкурента за главенство в русской армии: «Скажите генералу Барклаю, что участь армии и ее спасение зависят от него. До сих пор все идет хорошо. Да сохранит его бог». (Симптоматично, что эти слова были обращены не к главнокомандующему М. И. Кутузову, а к командующему 1-й армией М. Б. Барклаю-де-Толли!? Впрочем, это всего лишь «заметки на полях» и пытливый читатель вправе сделать свои выводы!) Если, конечно, все это – так, то порывистый и горячий Багратион, находившийся в трениях с методичным и рассудочным Барклаем и перед смертью не покривил душой. Он примирился с Барклаем, признав правоту его действий в ходе всей войны. Такие слова мог произнести перед смертью только очень мужественный человек. Они дорогого стоили. Вскоре после тяжелого ранения на Бородинском поле – 12 сентября – князь Багратион – блестящий мастер авангардного боя и, пожалуй, самого сложного из всех видов боя – арьергардного (оборонительно-отступательного) – скончался. Вероятно, его еще можно было спасти, но тяжелые переезды по осенним дорогам подорвали его силы. Началась гангрена. Когда врачи предложили ампутировать раненую ногу, Багратион отказался, а потом уже было поздно. А с его захоронением и памятником над могилой и вовсе случилась отвратительная ситуация, правда, уже в советское время – в ходе борьбы большевиков со всем антисоветским, в том числе, с могилой «царского генерала»… Но это совсем другая история и пытливый читатель вправе сам в ней «покопаться»…

Драматизм дальнейшего повествования возрастает!

«В мгновенье пронесся слух о его смерти (серьезное ранение Багратиона – Я. Н.), – вспоминал генерал А. П. Ермолов – и войско невозможно было удержать от замешательства».

Замешательство, как известно, предвестник паники!

Потеряв командующего Багратиона, начштаба 2-й армии генерал-лейтенанта графа Э. Ф. Сен-При, Андр. И. Горчакова 2-го, принца Карла Мекленбургского, Д. П. Неверовского, и М. С. Воронцова (в частности, дивизии двух последних) багратионовские войска пришли в такое состояние, что некоторые их части, по мнению очевидцев, можно было привести в порядок, лишь отведя их на расстояние выстрела! Ряды 2-й армии русских расстроились – потери в полках были ужасными – она подалась назад! «Cей несчастный случай (серьезное ранение Багратиона – Я.Н.) весьма расстроил удачное действие левого нашего крыла, доселе имевшего поверхность над неприятелем», – писал Кутузов в донесении к царю.

…Между прочим, долгое время было принято считать, что солдаты Наполеона взяли «Багратионовы флеши» только в 12 часов (!), и повторимся (!!), да еще чуть ли не после 8-й (!!!) атаки, и тогда же, кстати, был ранен Багратион. Данную точку зрения впервые изложил К. Ф. Толь, стремившийся задним числом перевести часовую стрелку во избежание нареканий за первоначально неудачное расположение войск и постоянное запаздывание с вводом в бой подкреплений. Сегодня эта доминировавшая в науке версия аргументировано опровергается рядом последних исследований современных историков, в частности, скрупулезным биографом Михаила Илларионовича Кутузова – Л. Л. Ивченко, немало сделавшей для расширения «портрета» в формате Full HD «иконы №2» отечественного полководческого искусства…

Русские оказались в замешательстве, но… временно!

Дело в том, что к счастью в центре событий оказался очень смекалистый и энергичный командир 3-й пехотной дивизии генерал П.П.Коновницын. В начале сражения его дивизия обороняла Старую Смоленскую дорогу, но когда выявилось главное направление удара Наполеона – против русского левого фланга – дивизию (как уже упоминалось) спешно направили на помощь Багратиону, причем, еще до того как Понятовский появился против Утицы, т.е. она выступила еще до 8 утра. Поскольку между Утицами и флешами было 1,5 версты, то идя на помощь, он успел подойти к ним еще до 9 утра, а не около 10 часов, как это было принято утверждать.

Прибыв к флешам ок. 9 часов, П. П. Коновницын отбил их. Причем, в своем рапорте Кутузову он доложил, что его дивизия сделала это в последний (3-й?) раз. Очевидно, это случилось уже после тяжелого ранения П. И. Багратиона, поскольку об этом трагическом событии и о том, что Петра Ивановича унесли с поля боя, Коновницыну сообщили уже после того как он вернул флеши.

Петр Петрович послал было за генерал-лейтенантом Н.Н.Раевским, которому по старшинству во 2-й армии полагалось принять командование ей на себя. Но тот ответил категорическим отказом: на «Батарею Раевского» (Курганную высоту) противник навалился так, что покинуть свои позиции он уже не имел никакой возможности: «…это была решительная минута, в которую я ни под каким предлогом не мог оставить своего поста» – оправдывался потом Раевский. Пришлось командование флангом – до особого на то указания Кутузова — принять на себя самому Петру Петровичу Коновницыну и вскоре бой разгорелся с новой силой, но уже на другой позиции – позади прежней – у деревни Семеновской (?).

Это Мюрат – храбрец и пижон – руководивший в своем иссеченном пулями и обожженном порохом экстравагантном «прикиде» атакой на флеши, уже захваченными было наполеоновскими войсками, т.е. после ранения Багратиона, ок. 9 часов ввел в бой, приданную корпусу Нея дивизию генерала графа Луи Фриана из образцового I-го корпуса контуженного маршала Даву. (Последний, кстати, был свояком Фриана – оба были женаты на сестрах давно и безвременно погибшего друга Бонапарта генерала Леклерка.) Первыми пошли в атаку 15-й легкий и 48-й линейные пехотные полки генерала Дюфура, во второй линии – 33-й линейный полковника Пушлона. По приказу Бонапарта 60 орудий гвардейской артиллерии Сорбье перенацеливаются на деревню Семеновское. Сам гвардейский генерал сетует на то, что приказ обрушиться с фланга на новую цель ему пришел, по его мнению, так поздно: «Мы должны были это сделать более часу тому назад». На помощь, несущей тяжелые потери, пехоте Фриана – она уже лишилась почти всего 33-го линейного полка – Мюрат посылает кавалерийские корпуса Латур-Мобура и Нансути. Стремясь набрать таранную скорость, французские, саксонские, польские и вестфальские кирасиры вместе с французскими драгунами двинулись на истерзанную артиллерийским огнем русскую пехоту. Их поддерживала польская уланская дивизия генерала Рожнецкого.

…Кстати сказать, в ту пору во всех европейских армиях очень престижно считалось служить именно в тяжелой кавалерии. Именно ее высылали на поле боя, когда надо было решить участь сражения. Снаряженные стальными кирасами, шлемами и тяжелыми палашами, могучие кирасиры на огромных конях в сомкнутом строю таранили боевые порядки врага, внося сумятицу и неразбериху. Противостоять им – несущимся во весь опор «живым танкам той поры» – было очень трудно: нужны были крепкая выучка, отменная слаженность действий в строю, недюжинная физическая сила, беспримерная отвага и, конечно, мастерство командиров…

Двинутым против них в помощь спешно собираемым Коновницыным уцелевшим остаткам войск левого фланга резервным гвардейским полкам полковника Храповицкого – Измайловскому, Литовскому (и Финляндскому?), уже потерявшим под шквальным огнем наполеоновской артиллерии немало людей, неподвижно стоя в резерве у Семеновской уже с 8 утра (куда они выступили «для занятия позиции в передней линии» «поутру в 6 часов утра», а приказ на этот маневр они получили аж в 5.30, т.е. еще до начала сражения!), предстояло принять страшной силы удар.

…Между прочим, из этого следует, что уже ок. 10 утра гвардейские полки вместе с остатками 2-й армии приняли бой у д. Семеновское, где, кстати, тогда началась самая длинная фаза сражения — с 10.00 до 21.00, правда, в конце это уже была артиллерийская дуэль. В тоже время, самая элитная 1-я бригада гвардейской дивизии – знаменитые Преображенский и Семеновский полки – со своим корпусным начальником Лавровым, в ту пору небоеспособным по причине паралича (не мог ходить и ездить верхом), остались в резерве в центре, тоже нещадно поливаемые вражеской артиллерией…

Встав в каре, гвардейцы Храповицкого встретили «подогретых» алкоголем неприятельских кавалеристов плотным ружейным огнем во все четыре стороны и скрещенными штыками. Считается, что «измайловцам» повезло больше, чем «литовцам»: последние (согласно сведениям адъютанта Кутузова А. И. Михайловского-Данилевского) из 1783 человек своего состава (списочного или по предбоевой перекличке?) лишились – убитыми и ранеными и без вести пропавшими 953. Трижды отражали гвардейцы «железных людей» Мюрата, прежде чем им на помощь смогли подойти кирасиры И. М. Дуки и Н. М. Бороздина из 4-го кавкорпуса К. К. Сиверса.

И все же, после очередной ужасной резни – люди бились штыками, прикладами, тесаками (так назывались у русских пехотные сабли), орудийными банниками, рычагами, душили и… грызли друг друга – деревня Семеновское оказалась сдана. Пехота Фриана (его после двойного ранения сменил бригадный генерал Дюфур) вместе с тяжелыми всадниками Латур-Мобура (кавалеристы Нансути не оказались столь успешны) поставленную задачу выполнили – Семеновское взяли. Очень скоро они перегруппируются, их перенацелят и они снова окажутся в Бородинской мясорубке!

Согласно «канонической» версии тяжелая ситуация на левом фланге русских усугубилась еще и тем, что к этому времени V-й польский корпус Понятовского, поддержанный вестфальцами из VIII-го корпуса Жюно, уже оттеснил, 3-й пехотный корпус Н. А. Тучкова 1-го от Утицы. Полякам полагалось идти в атаку еще рано утром – с первыми выстрелами – но их задержал болотистый Утицкий лес и бой здесь начался только в начале 9-го утра. И все же, после 10 утра Утицкий курган оказался в руках врага. Но попытка глубокого тактического обхода русских и выхода в тыл войскам Багратиона была остановлена градом огня батарей Тучкова. Как рапортовал потом начальник артиллерии 2-й армии генерал-майор К. Ф. Левенштерн (не путать со старшим адъютантом Барклая – В. И. Левенштерном): «Действие с наших батарей было ужасно… Чем более неприятель стремился, тем более, увеличивалось число жертв…». Артиллеристов поддержали меткой стрельбой, выросшие, словно из-под земли, русские егеря из 3-й бригады генерал-майора князя И. Л. Шаховского (3-я пехдивизия Коновницына).

Единственное, что удалось проделать в ответ обескураженным полякам и вестфальцам (последние на этой войне, куда их загнали насильно, особым рвением не отличались, а генерал Жюно авторитетом у них не пользовался!) – это быстро разместить на Утицком кургане 40 пушек и начать с фланга продольным огнем расстреливать Семеновские флеши. С другой стороны (из Бородино?), таким же образом, их крушил ненадолго захвативший Курганную батарею Эжен де Богарне. Но попытки зайти в тыл русским Понятовский и Жюно больше уже не предпринимали: их войска выдохлись, а свои резервы они уже исчерпали. (Потери вестфальцев по сравнению с другими корпусами были сравнительно небольшими – 307 чел. убитыми и 1793 раненными, а польские потери и вовсе доподлинно не известны.)

…Между прочим, принято считать, что Наполеон остался недоволен действиями поляков Понятовского в Бородинской битве, которых он так долго «пестовал» в созданном им Великом герцогстве Варшавском. Выйти в тыл левому флангу русских они в силу ряда причин (болотистый лес и недостаток сил – всего лишь 10—12 тыс. человек) так и не сумели, так и не показав, в отличие от сражения за Смоленск, особой доблести и ратного мастерства. Для них война, скорее всего, закончилась под Смоленском – городом их исторических притязаний к русским царям разных веков и эпох. Вестфальцы, как известно, вообще не горели желанием воевать за Наполеона, предпочитая быть откомандированными на… «хозработы», охрану госпиталей и лазаретов, в худшем случае – на сопровождение обозов…

Глава 14. Бои за Курганную высоту: подвиг Ермолова, гибель Кутайсова…

В «каноническом» описании Бородинской битвы говорится, что еще в 9 часов утра, когда на левом фланге русских во всю шла настоящая мясорубка, IV-й корпус Эжена де Богарнэ уже навалился на их центр. 14-я пехотная дивизия (в составе 4 полков) генерала Бруссье (не путать с кавалерийским дивизионным генералом Бурсье!) пошла на штурм Курганной высоты. Часть защищавших ее войск Н. Н. Раевского (восемь батальонов из 7-го корпуса) уже была переброшена Багратионом на истекавшие кровью флеши. Атакуя в центре, Наполеон мог рассчитывать затруднить переброску войск с правого фланга русской армии налево к Багратиону. Таким образом, он собирался посодействовать Даву и Нею по быстрее разгромить левое крыло Багратиона.

На самом деле эта атака Бруссье: ничто иное, как наглядный образец многих «неточностей» и «перепутанности моментов», которыми так «обогатилась» Бородинская битва» за прошедшие пару веков. Эта вымышленная атака «передвигалась» во времени (добавлялась?) когда историкам надо было объяснять «сшитые белыми нитками» нестыковки в ходе сражения согласно их концепциям и хронометражу «битвы гигантов», гулявших по «ложным следам», как с умыслом, так и из чистых побуждений.

…Кстати, именно этим запутанным (с «шаловливой» руки Карлуши Толя) за два века интерпретаций Бородинского сражения «мотивам» посвящена специальная работа Л. Л. Ивченко об истории русской версии Бородинского сражения (см. библиографию)…

На самом деле ок. 9.00 Богарнэ поддержала образцовая дивизия генерала Морана из I-го корпуса Даву и пехотинцы 30-го линейного полка из бригады генерала Боннами, все же, сумели ворваться в люнет. Началась резня, во время которой генерал Раевский чуть не попал в плен…

А дальше, согласно традиционному изложению событий на бородинском поле, вот что было!

Как потом живописал Алексей Петрович Ермолов (начштаба 1-й Западной армии), направляясь на попятившийся было после выхода из строя Багратиона, левый фланг, он увидел, что «Батарея Раевского» оказалась у врага. Не долго думая, с обнаженной саблей он лично повел 3-й батальон Уфимского полка в штыки на захваченную врагом батарею. По пути к ним присоединились остатки 18-го, 19-го, 40-го егерских полков, собранные подполковником 12-й пехотной дивизии А. В. Богдановским (1780—1864). В атаку шли как на параде на Царицыном лугу, браво, не пригибаясь, развернутым фронтом, чтобы линия казалась длиннее и ей легче было бы захватить большее число врага. Для большего воодушевления своих бойцов Ермолов стал бросать в сторону «Курганной батареи»… Георгиевские кресты (то ли ленты от них?), находившиеся по случаю у него в кармане. «Молодцы! – гаркнул Алексей Петрович – Кто дойдет, тот возьмет!» Загремело знаменитое раскатистое русское «Ураа-а-а-а!».

Посланные с ним свитские офицеры Барклая и штабные Ермолова с обнаженными шпагами и саблями мужественно шли по бокам. Зрелище было эпическое – впереди группа офицеров в парадных мундирах [в том числе, генералы Кутайсов, Остерман-Толстой (?), Паскевич, Кикин, Вистицкий и др. – все, былинные герои!] и за ними железный лес штыков. Не все дошли до Курганной батареи – она зевнула им в лицо дымом и пламенем, брызнули смертоносным ливнем ружейные залпы (зарядные ящики к захваченным орудиям, русские по приказу предусмотрительного И. Ф. Паскевича заранее вывезли с кургана в тыл); не все вернулись из атаки – резня была беспощадная – звенел металл, неслась трехэтажная ругань, но батарею вернули, переколов и порубив врага.

Не исключено, что это был один из решающих моментов сражения: удержись тогда солдаты Морана (получившего ранение и смененного на гвардейского бригадного генерала Ж.-П. Ланабера) на «Курганной батарее», и ход битвы мог быть пойти иначе. А так, не получивший поддержки 30-й линейный полк Великой армии полег почти полностью: из 4100 солдат и офицеров уцелело лишь 257 солдат и 11 офицеров.

…Между прочим, лучше всех описал потом суть кровавого побоища («мясорубки»), царившего на бородинском поле старый русский солдат: «Под Бородиным мы сошлись и стали колоться. Колемся час, колемся два… устали, руки опустились! И мы и французы друг друга не трогаем, ходим как бараны! Которая-нибудь сторона отдохнет и ну опять колоться. Колемся, колемся, колемся! Час, почитай, три на одном месте кололись!»…

Именно тогда попал в плен отчаянно смелый бригадный генерал Шарль-Огюст-Жан-Батист-Луи-Жозеф Боннами де Бельфонтен (1764—1830), получивший то ли 15, то ли двадцать одну (данные сильно разнятся) колото-рубленную рану! Пощадили лишь его – генерала! Да и то, ушлый француз, видя, какой ужас творится вокруг, опасаясь, что его чин не произведет достаточного впечатления, пошел на хитрость и назвался… самим Мюратом! Позднее он подружился с Ермоловым и встретился с ним, уже генерал-лейтенантом, спустя два года в боях за Францию. Несмотря на сильную контузию ядром, сам Ермолов еще какое-то время руководил обороной этой важнейшей позиции в русской обороне, пока не был повторно серьезно контужен (на этот раз – картечью в шею) и не унесен с поля боя.

На Курганной высоте осталась 24-я пехотная дивизия из VI-го корпуса Дохтурова под началом генерал-майора Петра Григорьевича Лихачева (1758 – 1812). Очень скоро «лихачевцам» и их много повидавшему на своем тяжелом ратном веку (начинал он его 40 лет назад с Кубанского похода А. В. Суворова) пожилому уже генералу предстоит… «Голгофа»!

…Между прочим, принимал участие в той эпической атаке и начальник всей русской артиллерии Александр Иванович Кутайсов. Ермолов по-отечески укорял его: «Ты ведь всегда бросаешься туда, куда тебе не следует, давно ли тебе был выговор от главнокомандующего за то, что тебя нигде отыскать не могли. Я направлен во 2-ю армию… приказывать там именем главнокомандующего, а ты-то, что там делать будешь?» Вспыльчивый как порох Кутайсов из принципа увязался с ним в атаку… из которой не вернулся: прискакал лишь его конь под пустым седлом, забрызганным кровью и… мозгами. Изуродованное тело главной надежды русской артиллерии так и не опознали: нашли лишь орден Св. Георгия III-го кл. и золотую именную наградную саблю «За храбрость»! А ведь рассказывали, что вечером в канун битвы Ермолов «напророчил» Кутайсову смерть: «Мне кажется, что завтра тебя убьют». Что это было? Голос судьбы!? Таковы Гримасы Человеческих Судеб: выдающийся артиллерист-генерал погиб, занявшись отнюдь не профильным занятием: пойдя по своей воле в штыковую контратаку! Вспоминая позднее перипетии Бородинского сражения, Михаил Илларионович Кутузов сокрушался по поводу гибели начальника своей артиллерии Александра Ивановича Кутайсова, чья смерть «лишила армию начальника в такой битве, где преимущественно действовали орудия»! Напомним, считалось, что А. И. Кутайсов единственный знал весь боевой порядок русской артиллерии и, несмотря на замену его первоклассным генерал-майором В. Г. Костенецким, не вся русская артиллерия оказалась задействована!? Чуть ли не 306—324 из 624—640 (?) орудий, как, порой, было принято об этом писать…