Текст книги "Двойная тайна от мужа сестры "

Нет! Довольно! Теперь я и только я буду решать, что будет со мной и моими детьми.

Глава 29

В аэропорту мы оказались на удивление быстро. Олег, всё время оглядываясь по сторонам, тащил нас к стойке регистрации.

– Что за спешка? – говорю недовольно. – Еще два часа до вылета.

– Сразу зарегистрируемся и пройдем в зону ожидания. Не вижу смысла тянуть, заодно и чай выпьем, детям нужно поесть, – вдруг проявляет он чудеса отцовской заботливости.

Глаза у меня, наверное, уж больно удивленные, раз он смотрит так странно, а затем берет сумки и кивает на очередь.

– Идем, – настаивает Олег, и я не вижу смысла противиться, вот только не знаю, как бы сделать так, чтобы он не увидел, что мы с мальчиками летим на другом самолете.

Боюсь, что муж устроит скандал, и пусть мне уже плевать на свою и чужую репутацию, но для детей в таком возрасте это будет психологическая травма.

Очередь большая, так что у меня есть время подумать. Но, когда мы уже почти следующие, ни одной путной идеи не приходит в голову, но тут провидение решает всё за меня. А точнее, дети.

– Я хочу в туалет, – начинает канючить Том, а следом и Гектор.

Топают ногами быстро-быстро, намекая, что вот-вот случится конфуз. В душе я ликую, ведь вот она – отличная возможность провернуть всё за спиной мужа.

– Ты проходи пока без нас, я отведу близнецов в туалет.

Дожидаюсь мрачного кивка мужа и замечаю его недовольный взгляд, брошенный на детей, но он оборачивается на табло со временем «нашего» вылета и чуть расслабляется.

Подхватываю детей, а затем веду их в туалет. Как можно дольше тяну время, а затем возвращаюсь и вижу, что Олег сидит на скамье, постоянно глядя на часы.

Его нервозность привлекает внимание, и если он думал спрятаться от проверяющих, то своим поведением может добиться обратного. Впрочем, это уже не мое дело.

Я тоже далека от спокойствия. Так и кажется, что я совершаю ошибку, не звоня Давиду. А вдруг что-то случилось? Почему я сразу подумала, что он меня бросил? Снова повторяю ошибки прошлого, не даю нам шанса, а он ведь просил доверять.

Беру в руки телефон, но тут же убираю обратно, потому что Олег внимательно смотрит на меня, давая понять, что я сделала свой выбор. Вскидываю подбородок и смотрю ему в глаза.

– Он не позвонит, Ев, – хитро щурит глаза, угадывая мои намерения.

Не притворяюсь, что не понимаю, о ком речь.

– Рано или поздно нас найдут. Ты же не думаешь, что получится спрятаться?

– Ты теперь неинтересна никому, есть настоящая наследница, – давит на больную мозоль, совсем меня не жалея.

– Да, миллионов Стоцких нам не видать, – говорю с горечью, будто меня это действительно волнует.

– Ничего, я содрал с каждого что мог, – бахвалится муженек, а потом вдруг на кого-то смотрит. Невольно оглядываюсь, замечая знакомое лицо. Не сразу соображаю, кто это, но потом приходит понимание, что белокурая девушка – это та самая стюардесса, которая обслуживала нас в полете сюда. Стоит, мнется, боится подойти.

– Какая хорошая у нее память, – язвлю, не сдержавшись, – узнала пассажиров и хочет поприветствовать. Похвально!

– Ев, тебе не идет, – усмехается Олег, подмигивая красотке, которая тут же тушуется и краснеет. – Ну, я воспользовался знакомством и попросил ее немного отвлечь внимание работников аэропорта, ща какого-то доходягу будут на наркотики шмонать, вызовут собак, а мы спокойно пойдем на рейс.

– Тогда иди, благодари, – фыркаю я, поняв, что муж мне изменял с этой стюардессой, я нисколько не сомневаюсь, что они не просто друзья.

– А мы тогда тоже отойдем, – говорю ему и тяну детей к стойке с игрушками.

Мимо нас в скором времени действительно проходят люди в форме с собаками, возле одной группы людей царит нездоровое оживление, в то время как Олег мило воркует с блондинистой красоткой.

Немного нервничаю, практически покрываюсь потом, но задуманное проходит успешно. Отменяю рейс до места, куда летит Олег, и оформляю посадочные на свой самолет. Мы идем в сторону Олега, как вдруг меня тянет за рукав Том.

– Мама, мама, смотри, это разве не дядя Давид?

От его слов у меня начинает бешено колотиться сердце, невольно наполняясь радостью и затаенной надеждой.

Вот только, когда я гляжу туда, куда указывает пальчик ребенка, испытываю разочарование, видя лицо Горского на экране плоского телевизора, который висит посередине холла. Видимо, какие-то бизнес-новости, раз его показывают по телевизору.

– …произошло ДТП, в результате которого пострадал известный бизнесмен, член совета директоров… Давид Горский… – слова ведущей доносятся до меня, как сквозь вату.

Отвлекаю детей, показывая на игрушки, стоящие за витриной одного из магазинчиков, и ненадолго это работает, так что они не заостряют внимание на новостях. Тут подлетает Олег и тянет меня в зону досмотра багажа.

– Там… – сглатываю, оборачиваясь на экран, но на экране уже транслируют другой репортаж. – Нам надо вернуться, Олег.

Муж негодующе хмурится и поджимает губы, качает резко головой.

– Нет, у нас скоро вылет, – раздраженно говорит он, а затем с силой сдавливает мой локоть, тянет к зеленому коридору.

Мысли хаотично мечутся. Неужели с Давидом что-то произошло? Жив ли он? Всё ли в порядке? Сердце разрывается от боли, глаза слепнут, я не понимаю, что делать. Если он умрет, что с нами будет?! Как я смогу жить без него? Но додумать мысль не успеваю. Рука Олега причиняет боль, я было хочу прикрикнуть на него, но так, чтобы не испугать близнецов, как внезапно раздается чужой крик. Знакомый, родной.

– Ева! – призрачный голос Давида слышится издали и кажется галлюцинацией, больным ответом моего мозга на стресс.

Но нет, Олег тоже реагирует, значит, это реальность.

Муж, слыша Горского, усерднее толкает меня, и я уже почти по инерции прохожу через ворота, как вдруг меня резко тянут обратно.

– Мужчина, вы куда лезете? – вопит чей-то яростный женский голос. – Здесь очередь, вообще-то!

Мой нос утыкается в мужскую грудь, я вдыхаю приятный аромат и поднимаю голову. И сталкиваюсь с теплыми глазами Горского.

– Давид… – хрипло шепчу, не могу поверить в то, что он здесь. – Авария…

Он открывает рот, чтобы что-то ответить, но его перебивает Олег.

– Явился, – язвит, ничуть не скрываясь. А затем обращается ко мне: – Всё же его выбираешь, а, Евка? Говорила мне мать, что ничего… Впрочем, неважно.

Он не продолжает, но я услышала в его словах горечь, словно его всё происходящее ранит. Да быть того не может.

– Милый, я… Там… – вдруг выпрыгивает между нами та самая стюардесса, которая заигрывала с Олегом в самолете.

Вид у нее испуганный и виноватый. Дети в этот момент вырываются из хватки Олега и тянутся к Давиду, обнимая его за ноги, глядят при этом по сторонам с опаской.

– Держите его! – кричит в этот момент какой-то мужчина в форме. Не полицейский, но явно представитель власти.

Не успеваем мы все опомниться, а Олег – убежать, как вдруг его скручивают, защелкивая на руках наручники.

– Что вы себе позволяете? – рычит он, видно, что бесится и не может совладать со своими эмоциями.

– Оливье Дюран! – обращается к нему усатый мужчина, тот же, что помоложе, стоит чуть дальше, будто опасается, что Олег сможет сбежать. – Вы будете депортированы на родину для присутствия на суде по делу о халатности, повлекшей за собой гибель сотрудника вашей компании! Попытка побега будет зафиксирована, и этот факт приобщат к делу.

Ахаю, понимая, что еще чуть-чуть, и он мог бы улететь, избежав депортации.

– Я требую адвоката! – огрызается муж и смотрит грозно на Давида, который встает чуть впереди, защищая таким образом меня и детей от внешней угрозы.

– На родину прибудете, там и требуйте, – фыркает, усмехаясь, усатый. – Идемте, самолет скоро отправляется.

– Стойте! – Олег сопротивляется, упираясь пятками в пол. – Дайте с семьей поговорить.

Усатый переглядывается со вторым сотрудником, вся работа остановлена, люди только и делают, что пялятся на эту сцену и нас, непосредственных участников.

– Ева, – подходит ближе Олег, глядя на меня щенячьими глазами. Затем переводит взгляд на Давида, пару секунд не отводит от него глаз, а затем уже говорит мне: – Я так понимаю, домой со мной ты не поедешь? Не поддержишь мужа в этой непростой ситуации?

Уголки его губ опущены, глаза выражают печаль. Я осекаюсь, хватаю ртом воздух, но не могу сказать тех слов, которые пришлись бы ему по душе. Но этого и не требуется, он всё понимает и так.

– Понятно… – качает он головой. – Не стоило нам сюда приезжать. Всё у нас было хорошо…

Я бы поспорила с ним, наш развод был вопросом времени, но предпочитаю молчать.

– Я… – хриплю, горло режет, словно наждачкой.

Но Олег уже отвернулся от меня, присаживается на корточки перед детьми и долго смотрит им в глаза. Они в этот момент тоже глядят на него в ответ, не отводят свои глазки, словно чувствуют, что это их последняя встреча. Не знаю, отчего я так считаю, но почему-то кажется, что больше с Олегом мы не увидимся.

– Том, Гек, – говорит он с хрипотцой, будто ему тяжело произносить слова. – Я… Хотел быть вам хорошим отцом, но… Облажался… Надеюсь, вы будете меня помнить хотя бы иногда… Всё же я был не самым дерьмовым папашей…

– Олег! – шиплю, не желая, чтобы он учил детей плохим словам.

– Да уж, – усмехается он на мой окрик, – даже попрощаться как следует не могу. Дети… Надеюсь, ваш новый папа будет лучше, чем я…

– Новый папа? – хмурится Том, в уголках глаз у него скапливается влага.

Гек крепче стискивает штаны молчащего Давида, челюсти которого сжаты до невозможности.

– Давид – ваш настоящий отец, дети, – хмыкает Олег, я же тяжело дышу. Но тут он смотрит на нас и говорит то, отчего у меня сердце замирает: – А вы не думайте быть такими уж счастливыми. Между вами еще очень много секретов. Не правда ли, Ева?

Сердце заходится ходуном. Не предполагала, что правда всплывет таким образом. Будущий бывший муж поднимается, напоследок прижав к себе детей, а затем, уже не глядя ни на кого, позволяет себя увести.

– Я с тобой! – кричит ему вслед стюардесса и кидает на меня испепеляющий взгляд.

– Мама? – смотрят на нас с Горским вопросительно две пары глаз.

И стоит в этот момент что-то ответить, только вот отвлекает чужой недовольный возглас.

– Вы идете или как? Дайте дорогу! – та самая нервная тетка, которая была недовольна вторжением Давида, прорывается вперед.

Видимо, уже насытилась представлением и поняла, что больше ловить нечего, вот и щемится.

– Нет-нет, проходите, – говорю я, Давид же подхватывает наш чемодан, и мы вчетвером выходим из зеленого коридора.

А потом, ни словом не обмолвясь, покидаем аэропорт и садимся в машину Горского. И я попадаю в плен его глаз. Всё это время, пока я находилась в эйфории от того, что он живой и здоровый, ни одной мысли не возникало в голове. А теперь реальность снова обрушивается на меня водопадом.

– Мы ждем, – отвлекает нас от разглядывания друг друга недовольный голос Тома, Гектор же вторит ему в унисон.

Беспомощно смотрю на Давида, он лишь уверенно улыбается и признается детям, что это правда и он их отец.

Глава 30

Давид

Дети несильно радуются тому, что узнали. Меня, как отца, это конечно, огорчает. Но я и не ожидал, что всё будет настолько просто, и что близнецы сразу примут меня, постороннего им мужика.

Сначала изнутри поднимается волна гнева, что всё могло быть по-другому, но я быстро привожу эмоции в порядок. Сегодня я узнал, что было в той папке, и только лишний раз убедился, что Ева была не виновата, так что вся эта катавасия длиною в шесть лет – больше моя вина, чем Евина.

– Что произошло, Давид? Я видела по телевизору, что ты попал в аварию, – вдруг всхлипывает Ева, когда мы остаемся наедине.

Я привожу их к себе в дом, где им троим законное место. Дети уже спят сладким сном, а мы с моей девочкой сидим в холле на диване, при этом обнявшись, аки влюбленные подростки. Впрочем, это так и есть. Мы, может, уже и не подростки, но влюбленные точно.

– Это долгая история, Ев, – говорю с легкой горечью и печалью в голосе, ведь сейчас мне придется ее огорчить и разочаровать.

Детектив, которого я нанял в свое время, нарыл всю информацию о ребенке Миланы, о котором она всё время талдычила. Оказалось, что ребенок действительно был рожден, вот только… Умер сразу же после рождения, не прожив и десяти минут.

Печаль, скорбь… Вот что я ощутил в тот момент. Но затем в голове возникли образы Евы и детей, которых я обрел спустя столько лет, так что легкий флер грусти хоть и витал на периферии сознания, но больше не довлел надо мной.

«Будьте осторожны, Давид, – вдруг сказал мне детектив, а затем продолжил, когда я непонимающе посмотрел на него: – Отец вашей жены настроен весьма решительно, чтобы получить опекунство. Репутация у Стоцкого весьма колоритная. Советую всё же быть начеку».

Тогда я не придал этому особого значения, полагая, что тесть не станет вредить своему партнеру. Но, направляясь в спешке на аукцион, даже не подозревал, что в машине откажет тормозная система.

Каким-то чудом мне повезло и удалось сбавить скорость, но столкновение с деревом предотвратить не вышло. Благо отделался только царапинами да трещинами в ребрах.

– А как же… Почему… – лопочет шокированная Ева, с осторожностью трогая мой торс, боится повредить мне что-нибудь.

– Мне жаль, Ева, – печально говорю ей, а затем, собравшись с мыслями, говорю: – Думаю, что тормозную систему испортил твой отец.

Странно, но вместо шока вижу совершенно другую реакцию. Ни капли она не удивлена, скорее, наоборот. Тишина…

– Я должна была тебе сказать, но отец… – произносит вдруг она.

– Хочет забрать детей и акции себе, – договариваю за нее, на что получаю ее виноватый кивок. – Да, я уже знаю.

– И что теперь будет? – спрашивает Ева, опираясь спиной о мой торс. – Отец… Он же хотел меня признать недееспособной, психопаткой, выходит. Олег мне всё рассказал, поэтому я и решила бежать.

Целую ее в висок, не виню за то, что решила защищать себя и детей, хотя и колет внутри, что не доверилась мне раньше. Впрочем, я еще успею завоевать ее доверие.

Я перебираю ее мягкие светлые локоны, ощущая тепло в груди от того, что она и дети рядом. И пусть нам еще многое предстоит, но, зная, что они стоят за моей спиной, чувствую, что мне любая трудность по плечу. Главное – обрести доверие.

– Позвоню знакомому в полиции, пусть расследуют это дело, – произношу с осторожностью, понимая, что если всё выяснится и окажется, что это был Стоцкий, то от правосудия ему не уйти.

– Давид, мне нужно тебе сказать кое-что и показать, – вдруг она напрягается и отстраняется, тянется к телефону.

– Про то, на что намекал Олег в аэропорту? – делаю догадку, а затем ее тело и вовсе замирает, глаза судорожно бегают из стороны в сторону, но я не наседаю.

Пусть всё идет своим чередом, всему свое время. Доверие – вещь хрупкая, нужно взращивать его постепенно и не упустить тот момент, когда мы достигнем пика, и не испортить отношения, как прежде.

– После аукциона я говорила с отцом, – сглатывает Ева, кожа ее покрывается мурашками, а руками она обнимает себя. – А после, когда шла в свою комнату, невольно подслушала чужой разговор. Миланы и… мужчины.

Привстаю, понимая, что сказанное мне не понравится. Нет, я не испытываю ревности к какому-то мужику, если уж Милана решила устроить личную жизнь, но состояние у Евы такое, что это явно что-то более серьезное.

– И о чем они говорили? – спрашиваю напряженным тоном.

– О моем… убийстве! – выпаливает она, словно сама себе не верит. – Ты знаешь, сейчас мне кажется, что это был сон. Может, мне показалось?

Она смотрит на меня с надеждой, что я так и скажу, подтвержу ее догадки, но я слишком хорошо знаю свою женушку.

– Лицо мужчины запомнила? – спрашиваю у Евы, она же медленно кивает, а затем листает что-то на телефоне и протягивает мне.

– Что это?

– Видео, которым Олег шантажировал Милану, – пожимает она плечами, виновато отводит взгляд. – Ему нужны были деньги, так что он вообще ничем не гнушался.

Принимаю ее смартфон и смотрю видео. А там… Милана… За карточным столом. Азартно смеется, веселится, сидит в ультракоротком платье, строит глазки какому-то мужику со шрамами. Весьма заметный кадр и на вид очень опасный.

– Это он, – указывает пальчиком Ева на него. – С ним она говорила на кухне, когда я подслушивала.

Хмурюсь, вглядываясь в незнакомое лицо. Что ж, приятелю в полиции работки прибавится.

– Хорошо, что есть видео, напрягу ребят, – притискиваю желанную женщину к себе поближе, набираю сообщение знакомому, дело не терпит отлагательств.

А вот затем целую ее. Весь день об этом думал. А уже завтра решу, как нам быть дальше.

Ева

На следующий день мы с Давидом, оставив детей на тетку Эллу, так вовремя приехавшую к нам, едем в особняк отца. Пропитанный страхом голос матери всё еще стоит в ушах. Она просила срочно приехать, и я было думала отказаться, но впервые она говорила таким тоном… Таким, будто кто-то находится при смерти. И вдруг снова раздается трель.

– Да! – уже грубее отвечает Давид Стефании.

– Ты скоро? Милане нужна помощь, – театрально всхлипывает она, давит на жалость.

Вижу желваки на скулах Горского, он впивается пальцами в руль с силой, давит ногой на педаль газа.

– Мы уже подъезжаем, – держит себя в руках, не рычит, старается говорить спокойно.

– Кто это «мы»? – чуть визжит мать, переходя на фальцет.

– Это я, мама, – подаю голос, наклоняясь вперед, чтобы ей было слышно.

– Ты должна была уехать с Олегом, разве так поступает жена… Неважно! Давид! Как ты смеешь путаться с этой девкой, когда твоя жена почти что при смерти?

– Что с Миланой? – игнорирую ее истерику, чувствуя легкую тревогу.

– Милана! А ну, положи на место! – кричит мать, и связь внезапно резко обрывается.

Мы с Давидом переглядываемся, и он увеличивает скорость автомобиля. Мы подъезжаем к дому отца в кратчайшие сроки. Бежим в дом, дверь которого открыта. А вот когда заходим, нам предстает весьма странная картина.

– Тише, моя малышка, тише, – шепчет Милана свертку на своих руках.

Она ходит по холлу из стороны в сторону в обычном халате, с колтуном на голове и безумным блеском в глазах. И тут замечает нас.

– Давид! – восклицает и улыбается во все зубы. – Посмотри на нашу крошку! Она прелесть, не правда ли?

У меня набатом бьется сердце, тело покрывается потом, когда я замечаю, что на руках у Миланы подушка. Возле нее стоит мама, с тревогой глядя на свою любимую дочь.

– Наконец-то! – выдыхает Стефания при виде Горского, но когда ее взгляд падает на меня, то губы ее поджимаются.

– Мама, что она здесь делает? Убирайся! – впадает в истерику Милана, когда Давид берет меня за руку. – Пусть уйдет! Тварь!

Она начинает бесноваться, словно совсем сходит с ума. Мне страшно, но в то же время жалко сестру. Ей явно нужна помощь.

– Я подожду снаружи, – шепчу Горскому и иду на выход.

Думаю, им стоит разобраться самим. Он вроде как хочет меня остановить, но всё же отпускает, уважая мое решение. Спустя полчаса он выходит из дома донельзя раздраженный и расстроенный, но поговорить нам не удается, в этот момент подъезжает машина отца, из которой выходит он сам.

– Какие люди, – язвит он, когда замечает меня, а затем щурит глаза, увидев, как сзади ко мне приближается Давид.

– Не ожидал увидеть меня? – слышу по голосу, что мужчина улыбается, говоря эти слова моему отцу.

Тот замирает, а затем хмурится, берет себя в руки. Вот только хватает и этой доли секунды растерянности на его лице, чтобы понять, что он не ожидал увидеть Давида живым и здоровым.

– Не думал, что тебе хватит совести явиться к нам с Евой, – фыркает Стоцкий. – Что, совесть даже не мучает, что жену бросаешь ради ее сестренки? А тебя, Ева? Хорошо спишь по ночам?

– Кто бы говорил, – вырывается у меня, в воспоминаниях отчетливо встает тот вечер, когда он с отцом Давида поплыли на лодке рыбачить, а я сидела на берегу и игралась с веточками.

Один короткий случайный поворот головы – и на всю жизнь в память намертво впечаталась картина, как отец душит Горского и выбрасывает за борт. А потом ловит мой взгляд и начинает торопливо плыть к берегу…

Отец сводит брови на переносице, но тут вперед выступает Давид.

– Это ведь ты хотел от меня избавиться, Лев, – щурит глаза Горский, с вызовом глядя на отца.

Последний вздергивает подбородок и скалится в ответ.

– Не понимаю, о чем ты. Ты – муж моей дочери Миланы, так что я рад, что из аварии ты вышел живым и… невредимым, – говорит размеренно, слова отца могут обмануть кого угодно, но только не меня. – И твои обвинения бездоказательны и даже оскорбительны.

– Будь уверен, – делает шаг вперед Давид, подталкивая меня к машине. – За доказательствами дело не встанет.

– Осторожнее со словами, – цедит сквозь зубы хозяин этого дома, смотря на Давида снизу вверх, что ему явно не нравится.

– Идем, Ева, – протягивает мне руку Горский, и я делаю шаг вперед, хватаюсь за его ладонь, как за спасательный круг.

– Возвращайся в дом, дочь, ты помнишь, о чем мы с тобой говорили? – холодным тоном обращается ко мне родитель.

Я же сглатываю и еще крепче вцепляюсь в ладонь Давида. Черт! Наваливается тяжесть, иррациональный страх перед отцом снова преобладает над всеми другими чувствами. Ведь он хотел представить всё так, будто я сумасшедшая. А что, если ему удастся?

Но тут все сомнения и страхи развеиваются поглаживанием моей руки мужскими пальцами. Теперь я не одна. Давид защитит нас с детьми и не даст в обиду.

– Займись лучше другой своей дочерью, Лев. Ей нужна психологическая помощь… Профессиональная!

От тона мужчины бежит мороз по коже, но адресовано это не мне, так что не так страшно.

– Сам разберусь! – выпаливает отец и, твердо и грозно шагая в сторону входной двери, уходит.

И мы с Давидом садимся в машину. Чувство, что ничего еще не окончено, никак не пропадает. Рассказываю мужчине всё, что знаю об отце, кроме самой важной тайны, на которую пока не хватает смелости.

– Разберемся, – поджимает губы Давид и набирает чей-то номер на телефоне. – Алло, Сергей. Что там по делу о?..

Откидываюсь на спинку сиденья, раздумывая, как сообщить родителям Олега, что я подаю на развод? И что дети не его? Но судьба распоряжается по-своему.

Когда мы прибываем домой, по телевизору показывают шокирующие обличающие новости, ставящие точку во всей истории с тендером.

Из надежных источников стало известно, что победа французской компании была нечестной, и теперь репутация Дюранов держится на волоске. Им не до меня, нужно защищать поруганную честь и пытаться оплатить многочисленные штрафы и неустойки из-за разорванных контрактов. Младшего же Дюрана ожидает суд за халатность, а покинувшая его жена представляется жертвой корыстного мота, который женился на ней ради денег.

С облегчением выдыхаю и смотрю на Давида, молчаливо спрашивая, причастен ли он к раскрытию тайн семьи Дюранов, но он лишь загадочно улыбается.