Текст книги "Двойная тайна от мужа сестры "

Глава 19

– Что за шум, а драки нет?

Недовольный муж появляется с другой стороны ванной, проходя через нее и оказываясь в комнате.

Какое счастье, что нам выделили смежные комнаты, которые соединяются общим санузлом. Наверное, рассчитывали, что в одной комнате будем спать мы с мужем, а в другой – дети. Но во мне это вызывает отторжение. Нет желания спать рядом с пьяным телом. Мерзко… Не потому ли обострились чувства у тебя, Ева, что теперь есть с кем сравнивать Олега? Давно забытые воспоминания о проведенных ночах с Давидом режут по больному, не давая дышать, но ради будущего детей я держу всё это под замком.

В этот момент Олег дергается вперед с агрессией.

– Чего развопились? – спрашивает со злостью, косясь в сторону разыгравшихся мальчиков.

Стискиваю кулаки, больше не могу сдерживать ярость.

– Представляешь, дети производят шум! Ты не знал?! – говорю ехидно, выплевывая словесную желчь, но мне не становится легче.

Чертыхаюсь. Приказывала ведь себе быть тихой и незаметной, чтобы никто не догадался о тех долгоиграющих планах, которые я лелею внутри, но не выдерживаю, срываюсь. Черт.

Олег меня раздражает, не могу удержаться и разговаривать с ним спокойно. Раздражает в нем всё: то, что он объединился с моим отцом, то, как лебезит перед мамой, пытается выглядеть хорошим отцом и мужем, и я не понимаю зачем… Нет, Ева, врешь ведь сама себе, всё ты знаешь, просто это так морально низко, что нет сил без стыда смотреть на поведение мужа.

Стоило давно самой себе признаться. Олег меркантильный и костьми ляжет ради этих паршивых денег.

Вот только… Неужели он верит, что, глядя на его беспробудные пьянки-гулянки, абьюзерство, я буду, как прежде, его примерной женой? Еще и спонсировать его деньгами семьи, которую давно не считаю своей? Нет… Не будет у нас семьи… Никогда… И я даже сожаления не испытываю, мысленно прощаясь с прошлым…

Детей жалко… Но они же неродные ему. И как бы он ни говорил этого вслух, но и сам не чувствует к ним отцовской привязанности. Иначе не отдалялся бы, поиграл бы с ними в новые игрушки. Но разве от него дождешься? Да и дети давно привыкли, что отец у них только номинально.

– Стерва! – выплевывает он и хлопает дверью, закрываясь внутри ванной.

Пока он умывается, делаю глубокие вдохи-выдохи, а затем думаю, зачем? И когда он выходит, залетаю внутрь сама. Начинаю прибираться в ванной, чтобы отвлечься. Дети здесь знатно набедокурили. Выглядываю в комнату, надеясь, что Олег ушел, но он тут, фланирует в домашних шортах. Замираю, заметив три продольные полосы на его обнаженной спине.

Хмыкаю с легкой горечью. Что, очередная любовница оказалась тигрицей? Наш пострел везде поспел. И тут успевает в уши домашним дуть, и вне дома кувыркаться со всякими… Хотя чего уж, ревности к блудливому мужу не испытываю, просто чувствую злость и раздражение. Олег прекрасно устроился. Ему всё можно… Я же словно в клетке.

Собирается жить за деньги нашей семьи, когда свои уже промотал и к папочке на поклон побежать не может, а сам вволю развлекается с любовницей. В голове что-то щелкает. Вот же оно! Отличный повод, чтобы разругаться в пух и прах и потребовать развода!

Иначе он бы и слушать не стал, а так нужно всего лишь сыграть роль обиженной и оскорбленной до глубины души жены.

– Что это? – спрашиваю злым голосом, пытаясь разыграть нужную роль.

– Ты о чем? – фыркает он, да с таким видом, словно я оскорбляю его.

Надо же, какой дешевый трюк.

– Не юли, в этот раз это не помада на рубашке, что можно списать на случайно задевшую тебя бухгалтершу, – демонстрирую сразу козыри, что такое уже не в первый раз, огорошиваю его. – Или хочешь сказать, что тебя кошка поцарапала?

Олег тут же хватается за эту идею, но я качаю головой. Неужели за дуру беспросветную меня принимает? Совсем идиот?

– Хватит, Олег, я не тупая, так что мы оба прекрасно знаем, откуда эти царапины супружеской «любви», – прищурившись, тычу пальцем ему за спину, гну пальцы в кавычки, – знаю, что изменял мне. Не слепая.

Затем молчу, подбирая слова, поджимаю губы и смотрю на него сурово.

– Не вижу смысла больше жить вместе. Разведемся и иди хоть весь город перетопчи, – морщусь от того, как грубо выражаюсь, но иначе никак.

Олег хмурится, прищуривает глаза, а затем нападает в ответ, как обычно. Пытается переложить вину на меня.

– А что мне делать, когда собственная жена отказывает в удовольствиях? – шипит прямо в лицо, хватая меня за запястье и дергая на себя. – Ночуем в разных кроватях. Мальчики уже давно большие, а ты спишь с ними, как с младенцами, пришла бы к мужу, всего лишь пару метров пройти надо, и тогда бы мне не пришлось искать удовольствия, как ты это называешь. Или что, думаешь, мне в кайф в других местах побираться?

Пытаюсь сбросить его руки. Мерзко от его отвратительных слов и сравнений. Но продолжаю напирать, чтобы он не вздумал перевернуть мои наезды вверх дном.

– То есть ты не отрицаешь и готов сознаться в своих изменах?! – накаляю скандал, повышая голос. – Я не буду этого терпеть, слышишь? Ты серьезно считаешь нормальным жить вот так? А вдруг я заболею и долго не смогу делить с тобой постель? Тогда ты вообще любовницу приведешь в дом? Чтобы она жила с моими детьми?

Чувствую, как колотится пульс. От злости на лбу дергается венка. Олег отпускает меня и берет бритву. На секунду я отшатываюсь, думая о худшем, но он лишь подходит к зеркалу.

– Что за чушь ты несешь, Ева? Не перегибай палку, – отмахивается от моей истерики, как от надоедливого комара, начинает бриться, мимоходом рассказывая о своих планах: – Я разводиться не собираюсь, так и знай. Слишком много вложил и вкладываю в этот брак, чтобы по твоей прихоти разойтись. Не забывай, что я принял тебя с детьми от другого мужика. Имей чуточку уважения, Ева. Мужчины полигамны, ты прекрасно знаешь, а мне надо порой сбрасывать напряжение. Думаешь, что Давид твой другой или твой отец? Пф! Мы все одинаковые. Но в жены я выбрал тебя…

Еще и заканчивает речь так пафосно, словно одолжение мне сделал.

– Как же низко ты пал, – качаю головой и вкладываю в голос всё то разочарование, что испытываю от нашего брака. – Попрекать меня детьми. Даже для тебя это слишком. Не хочу я больше быть твоей женой… Ясно?

В конце говорю так холодно, аж у самой мороз по коже.

– Не хочешь? – приподнимает муж бровь, отвлекаясь от бритья. Затем делает шаг ко мне и припирает к стенке, нависая и требуя ответа, глаза его бегают по мне и выискивают правду. – Что ты запланировала, Ева?

Я сглатываю, напрягаясь от агрессии, что он источает. Молчу. Прикусываю язык, жалея, что открыла рот. Дура ты, Ева. Нельзя, чтобы кто-то подозревал о моих планах, иначе всё пойдет прахом…

– Ничего! – толкаю его и выхожу из ванной.

Фух, надеюсь, он не догадался. Я больше не затрагиваю этой темы, а Олег и не спрашивает ничего. Только кидает небрежно на постель карточку. Сразу же проверяю счет и с облегчением убеждаюсь, что он действительно не потратил лишнего. На всякий случай предусмотрительно прячу письмо и все свои деньги, карточки в укромное место. Не доверяю больше своему мужу. А деньги мне в скором времени ох как понадобятся.

Вот только нерастраченный гнев требует выхода, и я решаю сбросить излишки на раздражающего меня всё больше мужа, который, выйдя из ванной, пытливо смотрит на меня.

– Олег, нужно спускаться к завтраку. Ты знаешь правила нашей семьи. Ты же так обожаешь моего отца и не можешь обмануть его надежды. Иди одевайся, костюмчик, галстучек, причешись, на человека хоть стал похож и пить перестал, – ехидничаю, не сдерживаюсь, кривлю губы. – Вот как деньги меняют человека. Ради меня-то пить не бросил, ради мальчиков даже не старался, – говорю с обидой, утрируя наш скандал, чтобы увеличить пропасть между нами и остаться в его памяти сварливой стервой, а потом покидаю поле боя в растрепанных чувствах.

Глава 20

– Мам, мы хотим играться, не хотим кушать внизу в столовой, – канючат дети, как только я подгоняю их встать, чтобы спуститься вниз.

И взгляды у обоих такие просящие, словно у кота из всем известного мультика, что мое материнское сердце тает. Знаю, что порой даю им слишком много поблажек, но они ведь маленькие, еще успеют познать реалии жизни.

– Олег, – смотрю на мужа, который стоит возле проема и взирает на нас выжидательно. – Можешь пока спускаться сам.

– Ой, да пусть играют, Ев, – машет он рукой, – позови Глафиру и оставь ее за старшую. Всё равно только мешаться будут за столом.

– Мои дети никому не мешают, – цежу, сделав несколько шагов к нему, чтобы играющие и увлеченные конструктором близнецы не услышали.

– Чего всполошилась, спрашивается, – закатывает он глаза, а затем смотрит на кого-то в коридоре. – Глафира!

Перевожу взгляд на детей и вижу на их моськах счастье и ликование, впервые за несколько дней. И решаю, что можно для разнообразия и не следовать правилам этого дома. В конце концов, это мои дети, и только я имею право решать, стоит ли им потворствовать. Пусть играют.

– Звали, господин Дюран? – раздается вдруг сзади женский голос.

– Да, присмотрите за детьми, Глафира, – говорит ей Олег и тянет меня за локоть на выход.

Надо же, господин Дюран…

– Мы сейчас сядем со всеми за стол, Ева, – поучает, пока мы спускаемся по лестнице. – Будь благоразумна и не позорь меня. Договорились?

Меня снова берет злость. Резко вырываю руку из его захвата, продолжая путь сама.

– За собой лучше следи, муженек, – добавляю последнее слово ехидно, намекая, что этот статус с ним ненадолго.

Слышу, как сзади пыхтит Олег, но знаю, что на первом этаже он больше не посмеет ко мне прикоснуться или сказать лишнее неуместное слово. Чувствует, что я могу устроить скандал, а ему это невыгодно, ведь покажет остальным членам семьи, что внутри нашей не всё ладно. А он же так сильно хочет понравиться моему отцу…

– Как всегда, опаздываете, – недовольно бурчит отец, восседая во главе стола.

Все уже на месте. Милана сидит с прямой спиной, будто палку проглотила, мама кудахчет над нервным, как обычно, отцом. Давид же не сводит с меня своего пронзительного взгляда, от которого хочется то ли сбежать, то ли продлить мгновение и раствориться в нем…

– Секунда в секунду, – парирую я и сажусь на свое обычное место.

– Где дети? – игнорирует мой ответ отец и задает вопрос.

– Они играют, потом отдельно позавтракают, – в голосе моем звучит твердая нотка, не предполагающая споров или возражений, но ему на это плевать, он продолжает гнуть свою линию.

– Ева, я всё детство закладывал в вас с сестрой фундамент: выполнение обязательств, запрет на поблажки и слабости. А что ты сейчас делаешь, позволь узнать? – приподнятые в недовольстве брови, складки у напряженных губ.

Голос его строг, тверд и непреклонен. Но и я больше не робкая девочка, трясущаяся от таких нравоучений.

– Они маленькие, в этом доме для них нет никаких радостей и игр, так что позволь мне самой решать, что лучше для моих детей.

Вижу, как в удивлении вытягиваются лица матери и сестры от моих слов.

– Сейчас они будут играть, а позавтракают позже. А теперь, раз мы выяснили этот вопрос, мы можем приступить к завтраку, о, хозяин этого дома?

Состояние у меня в данный момент такое, что даже я сама в шоке от того, какой яд слышен в моем голосе. Но, раздраконенная с утра пораньше Олегом, я уже не могу остановить движение своего негодования и злости, скопленной за эти две недели внутри с избытком.

– Не дерзи и не ерничай, – поджимает отец губы, но касательно детей больше комментариев не вставляет.

– Как их отец, с Евой я согласен, – вдруг вставляет свои пять копеек Давид. – Мальчики еще малы, и в этом возрасте должны играть в игры. Детство должно быть детством, Лев.

Оттого, что он вступается за меня и поддерживает мое решение, в груди теплеет, но я боюсь показать хоть какие-то чувства по отношению к Горскому, поэтому просто молча внимаю разговору.

– Отец детей тот, кто их воспитывает, – тягучим голосом добавляет Олег, смотря в упор на Горского.

Тот переводит на него взор, происходит битва взглядов. Вот только не Олегу конкурировать с тяжестью морального давления и силой духа с Давидом, так что муж мой первым отводит глаза. Но он был бы не он, если бы не вставил очередной комментарий.

– Как там говорится? У семи нянек дитя без глаза? Ха-ха, – произносит в шутливой манере, пытаясь оставить именно за собой последнее слово. – Мы так пацанов тягать будем туда-сюда за здрасьте. Надо выбрать одну методику воспитания. И тут я согласен с тем, что дисциплина важна. Лев Германович прав, иначе не мужики из них вырастут, а бабы.

Закатываю глаза и даже не смотрю на мужа. Только он мог сказать подобную ахинею.

– Давайте молча позавтракаем, – говорит мама, прикасаясь тыльной стороной ладони к лицу, – от ваших споров у меня разболелась голова!

– Вы правы, мама, давайте поедим в спокойной обстановке, – вдруг удивляет всех и меня в том числе Олег.

– Да будет тебе, Олежек, – отмахивается та от него, – просто Стефания, только так, мне будет приятно. – А затем смотрит на нас и наклоняется вперед. – Представляешь, твой муж, Ева, такой молодец. Он позвонил работникам, которые приехали и прочистили затор в бассейне. А я уж думала, что никогда до этого руки не дойдут. Отцу ведь некогда, конечно же. А я ничего в этом не понимаю.

Кокетливо хлопает ресницами, льстиво улыбается, манерно прикладывая руку к груди. Такое ощущение, что, будь она помоложе, захомутала бы моего мужа.

– Не стоит, Стефания, мне было несложно, – кривляется рядом Олег, в голосе такое удовольствие, что я закатываю мысленно глаза.

Так комично это выглядит. Олег сияет от счастья и улыбается, довольный очередной победой. Его глаза как будто говорят: «Ну, посмотрите, и что бы вы без меня делали?»

– Да уж, – впервые за весь завтрак говорит Милана, вид у нее болезненный и лихорадочный. – Мы бы без него прям пропали.

– Милана! – тихо, но жестко осаждает ее Давид.

Остальные же и вовсе не обращают внимания на их перепалку. Я тоже стараюсь шибко не пялиться в ту сторону, хотя часто чувствую на себе горячий взгляд Давида, который словно готов проделать во мне дыру.

– Мальчики очень любят плавать, они к этому привыкли, – говорит очевидное Олег. – Они скучают без моря. Я старался для своих сыновей.

Так вот оно что! Догадываюсь я о его мотивах, когда он делает упор на этом слове, посматривая на Давида, который сжимает крепко вилку, а ножом, кажется, готов проткнуть Олегу глаз.

Мужчины сидят напротив друг друга. К счастью, при желании могу не видеть Давида, сидя за матерью, ведь всячески избегаю разговоров с ним. Не могу смотреть ему в глаза. Находиться с ним в одном помещении невыносимо. Скорее бы уехать!

За завтраком, который напоминает поминки, мы сидим, уткнувшись в свои тарелки. Ведем разговоры ни о чем, так продолжается уже две недели. Даже не верится, что мы ругались так рьяно. Теперь кажется, что все затаились и что-то планируют, как будто полководцы перед великим боем.

Я никому не доверяю и ни с кем не хочу разговаривать, нахожу как можно больше занятий с детьми и провожу всё время вместе с ними. К счастью, остальные постоянно в разъездах, кроме отца, который половину дня проводит в кабинете, работая удаленно, а другую половину – в своей комнате, с ворчанием принимая лечение от Гольцмана. Капельницы, таблетки, даже массаж.

Обычный, ничем не примечательный завтрак. Если только не знать, что все друг другу враги, хранят секреты и планируют военные действия. Вот только молчание это пугает. Каждый кидает на остальных враждебные взгляды. Чувствую, как обстановка за столом накаляется, поэтому хватаюсь за последние слова, как за соломинку, чтобы сбежать.

– Бассейн? Отлично, тогда мы поплаваем сегодня, – радостно поднимаюсь и бегу в свою комнату, не боясь показаться невежливой, потому что сидеть и улыбаться своим мерзким родственникам невыносимо.

Спешу в сторону спальни и выдыхаю, только оказавшись внутри комнаты.

– Всё в порядке? – спрашивает меня прищурившись Глафира.

И я выпрямляюсь, понимая, что в этом доме союзников нет. Глафира – работница моей матери и тут же доложит ей обо всем, что услышит или заметит, так что стоит с ней быть осторожной.

– Да, просто отлично. – И чтобы перевести тему, не заостряя ее внимание на себе, говорю смотрящим на меня близнецам: – Так, дети, готовим плавки, сегодня мы будем плавать в бассейне. Вы же хотели развлечений? Значит, будут.

Смотрю на них с улыбкой и теплотой.

– Ура! Ура! – подрываются они с места, облепляют меня с двух сторон, задавая кучу вопросов.

А какой бассейн, а глубоко или нет, кто еще будет, и так далее.

– Всё, всё. – Не знаю, что им ответить, ведь сама там ни разу не была. – Том, Гектор, скоро сами увидите, не балуйтесь. Но сначала покушать.

– А прямо там можно? Бутеры! Картошку фри! Лимонад! – вопят в два голоса, и я соглашаюсь, лишь бы они не шумели.

Ребятишки, довольные предстоящим плаванием, убегают собираться, а я чувствую, как в горле пересохло, киваю Глафире, чтобы и дальше присматривала за ними, а сама спускаюсь на кухню, чтобы взять лимонад и перекус. Не обращаю внимания на чужие голоса, а зря.

Вдруг застываю в дверном проеме. На кухне сидят Давид с Миланой, они снова разговаривают. Дежавю. Черт! Ясно, что застала их в процессе диалога, и они меня, как назло, заметили, так что уже нет смысла поворачивать назад. Прохожу мимо и невозмутимо открываю холодильник. Беру лимонад и поворачиваюсь к ним спиной, идя обратно. Вот только спокойно уйти мне не дают. Сестра демонстрирует свое превосходство. Как обычно.

– Опять втихушку подслушиваешь?

До чего же мерзкий и ехидный голос у нее, и как я раньше этого не замечала? А ведь когда-то мы дружили, я прикрывала все ее проделки, была буфером между ею и родителями, ко мне бежала Милана со всеми горестями и несчастьями, пока я не сбежала, а она не смогла мне этого простить.

– Больно надо, – фыркаю и иду на выход.

– А ты не уходи. Облегчу тебе задачу, – добавляет она вслед, заставляя меня остановиться в дверном проеме. – У нас с Давидом, чтоб ты знала, всё в порядке. Мы заберем нашу девочку из приюта. И скоро все узнают, что именно она и только она – наследница акций. А не твои дети. По датам всё сходится. Моя дочь родилась раньше.

Я медленно поворачиваюсь, окидывая ее презрительным взглядом.

– Неужели акции – это всё, что тебя волнует? – холодно спрашиваю, застав ее врасплох. И продолжаю добивать ее: – Мать, отказавшаяся от своего ребенка, вдруг неожиданно воспылала любовью? Или меркантильно хочет денег? Отличная тема для заголовков СМИ, не находишь?

Ни Милана, ни Давид не ожидали от меня таких ужасных слов. Сейчас мне уже и самой стыдно, что давлю на больное, но как иначе?

Глава 21

Давид

Ева уходит, оставляя нас с Миланой одних. Ее слова всё еще набатом раздаются в голове. Напряженно стискиваю кулак, думая, куда, а точнее к кому, она могла сейчас пойти. К Оливье своему, будь он неладен!

– Ты почему молчишь, Давид? – врывается в мое сознание истерический вопль моей всё еще, к сожалению, жены. – Почему промолчал? Спустил ей угрозу! Почему не защищаешь меня? Я твоя жена, а не она, в конце концов!

Перевожу на нее холодный взгляд, отчего она отшатывается, но быстро берет себя в руки, подбирается и смотрит вопросительно. Вот дурная баба, берегов не видит совсем.

– Пока еще жена, Милана, пока еще, – качаю головой и цокаю языком, сам находясь мыслями со своими детьми и Евой.

– А она чужая, Давид, чужая жена! – перенимая сейчас мою манеру речи, давит она на больное. – И что, тебе совсем плевать на репутацию? Если она откроет свой поганый рот и что-то скажет этим журналюгам, то нам…

Хватаю ее за плечи и встряхиваю, чтобы пришла в себя.

– Ева на такое неспособна! – рычу, не знаю, почему вступаюсь сейчас за нее, но любые слова Миланы воспринимаю в штыки. – Она же не ты, любительница эпатажа и скандалов.

– Ты плохо ее знаешь, – шипит она разъяренной змеей мне в лицо, глаза сужены, скулы напряжены. – Она на всё пойдет, чтобы отобрать тебя у меня. Всегда мне завидовала, даже детей от тебя родила… Но это еще вопрос, от тебя ли! Надо сделать анализ ДНК, любимый, я уверена, что она просто обманула… Почему ты не просишь ее…

– Успокойся! – холодно бросаю, отходя в сторону и беря стакан воды со стола. В горле пересохло, настоящая Сахара. Делаю глоток воды, а сам вспоминаю близнецов. Их лица, улыбки, озорные глаза. Темные, как у меня, волосы. Я достал детский альбом, хотя и так не было сомнений.

Специально спросил у матери, где он, хоть прекрасно знал, где лежит. Съездил к ней в лечебное учреждение, где она находится несколько лет после смерти отца, которую не смогла принять. Посчитал, что появление внуков сможет пробудить близкого человека от забытья… Возможно, однажды, думать пока рано, но теплится надежда, мальчики станут для матери спасением.

Нет. И без всякого теста понятно, что они мои. Чувствую, знаю и проверять не намерен. Кровь и плоть Горских, ничего от гнилых Стоцких. С шумом ставлю бокал на стол, чуть расплескивая жидкость, но мне не до этого. Злость снова пеленой встает перед глазами от осознания, что эта семейка своими паучьими сетями оплетает мою жизнь и поганит ее.

– Ты не в себе, я понимаю. Дети для мужчины важны, особенно с таким положением, как у тебя, – Милана подается ко мне и прикасается ладонями к моей груди, что вызывает у меня омерзение. – Но ничего, мы найдем нашу девочку, и всё у нас будет хорошо…

– Кстати, об этом, – отталкиваю ее руку, выпрямляюсь, окидываю ее отрешенным взглядом. – Дай мне все данные, что нарыл твой детектив, или кого ты там наняла. Я сам обо всем позабочусь.

Вижу, что она неправильно трактует мои слова и сияет.

– Вот и правильно, Давушка, – почти что подпрыгивает на месте, – найдем ее вместе и станем счастливой полноценной семьей.

– Ты не поняла, Милана! – осаждаю не в меру радостную жену, рявкая на эту идиотку, у которой солома вместо мозгов. – Никаких нас больше нет и не будет! Я, как и прежде, настроен на развод, так что, если ты вздумаешь выкинуть какой-нибудь фортель, сто раз подумай. Ты меня знаешь!

Она молчит, только нижняя губа ее дрожит, а уголки глаз наполняются слезами. Но за годы брака я давно понял, что грош цена ее фальшивым слезам и истерикам. Ей стоило идти в театральный, не иначе.

– Чем она лучше меня? Между ног что-то волшебное? – Милана сразу превращается в мегеру, едва поняв, что она не может на меня повлиять. – Почему ее простил, а меня нет? Она такая же, как и я! Не лучше, понятно! Тоже скрыла от тебя детей! Даже замуж вышла! А я всё это время рядом была, поддерживала те…

– Она сдала своих детей в детдом? – приподнимаю иронично бровь, хотя у самого внутри ураган бушует, ярость просто кипит во мне, не зная выхода. – Не обольщайся. Вы обе стоите своих семей и недостойны прощения! Но Ева хотя бы не меркантильная тварь, вспомнившая о своем ребенке только из-за акций!

Милана бледнеет, когда угадывает омерзение и презрение на моем лице. Но мне действительно непонятно, разве может такой быть женщина? Мать? Еще стоит проверить, был ли ребенок в действительности. Зная Милану, не удивлюсь, если она использует любую гнусность, чтобы удержать меня в браке.

За две недели одни лишь обещания и отмазки, никакой конкретики. Не могла же она выдумать ребенка, в самом деле? Ведь когда настанет пора его предъявить, что она предпримет? Для Миланы нет ничего хуже того, чтобы оказаться опозоренной.

«Неспособна на такое…» – крутится в моей голове собственная фраза. И только сейчас, когда буря злости спустя годы утихает, я начинаю по-новому смотреть на события и прошлого, и настоящего. За последние недели я только и вижу, как Ева заботится о детях, старается не ронять авторитет идиота-мужа, хотя чувствую исходящее от нее напряжение. Слукавил, когда сказал Милане, что вся семейка гнилая. В Еве чувствуется что-то другое. Подсознание так и шепчет: разве способна на предательство женщина, так трепетно и с любовью относящаяся к детям? Моим детям…

Что ж. Думаю, спустя шесть лет настало время ознакомиться с данными, что нарыла служба безопасности после тендера. Бросил папку в стол не открывая, не желая бередить рану. Ева стояла передо мной в офисе, пыталась оправдаться, но я видел то, что видел… Стискиваю кулаки, не зная, что могу там обнаружить. Но важно ли это сейчас? Сыграет ли хоть какую-то роль в нашем будущем?

Давид

Лазурное побережье, шесть лет назад

Друг присаживается напротив, улыбаясь и обнадеживая своим видом.

– Не томи, – фыркаю, кривя губы.

Но по его лицу понимаю. Тендер у меня в кармане.

– Ты лидируешь, – с сияющим взглядом говорит мне Влад.

Что и требовалось доказать. Впрочем, мандраж меня уже давно не охватывает. Даже при совершении многомиллиардных сделок. Хотя этот заказ на двенадцать миллиардов рублей был бы вершиной моего успеха в Европе. Еще один способ доказать, что при моем руководстве наше родовое дело процветает не хуже, чем при отце. Стискиваю зубы, вспомнив о безвременно ушедшем отце и матери, снедаемой скорбью…

– А француз что? – хмурюсь, когда в голове возникает мысль о главной строительной компании на Лазурном побережье.

– Передал управление компанией сыну полгода назад, а там молодо-зелено, ветер в голове, сам понимаешь, – Астафьев вводит меня в курс дела, щелкая пальцами и подзывая официанта.

– Слышал, что дела у них идут хуже, но не думал, что настолько. Что там у них? – спрашиваю, чувствуя складки на лбу от напряжения, но этот вопрос никак не дает мне покоя.

«Fran Building» – одна из ведущих строительных организаций в Европе, много лет составляла нашей компании конкуренцию в борьбе за ресурсы, заказы, выгодные тендерные заявки. Мы выигрывали с переменным успехом, отщипывая себе кусок от жирного пирога, но зачастую лидером был конкурент, державшийся на рынке Европы всё же дольше. Да и доверия к своим у них больше, так что мы долго наступали им на пятки.

– Поговаривают, – наклоняется над столом друг, переходя на шепот и оглядываясь по сторонам, – что он собирается сваливать, так что считай, их можно списывать со счетов. Знаю я Олега, сын бывшего гендира, тот еще кутежник, развалит империю лет за пять.

Мне бы чувствовать удовольствие от предстоящей победы, но того триумфа, что я хотел когда-то испытать, нет. Пусто внутри. В последнее время ничего не приносит мне радости. Кроме нее, моей русалки… Стряхиваю с себя путы наваждения, когда приходит сообщение от помощника.

«Вы определились с датой свадьбы?»

Чертыхаюсь, вспомнив о договоренности со Стоцкими. Нужно позвонить вечером отцу Миланы и решить всё с брачным договором. Никакой свадьбы не будет. Лев не поймет, но ему придется принять мой выбор.

– О чем задумался? – спрашивает Влад, затем отвлекается на подошедшего официанта.

Пока мы делаем заказ, я оглядываюсь по сторонам, подмечая красоту местных барышень. Хороши, однако, но реагирую я теперь только на одну. Даже представлять дико, что мог бы вступить в деловой брак, если бы не приехал сюда и не встретил свою Еву.

– Дава, признавайся, кто та нимфа, что украла твою руку и сердце? Ты и женитьба? Серьезно? – недоверчиво смотрит на меня Влад, а затем хлопает по плечу. – Ну, ты даешь!

– Она особенная, та самая, – всё, что могу сказать о невесте.

Невесте, которая сама не знает о том статусе, который я ей определил. Наши встречи всегда были донельзя романтичными. Яхта, море, звездное небо, пляж, сияние ее глаз и разговоры обо всем… Предложение я тоже хочу сделать запоминающимся.

Ухмыляюсь, выслушивая подначивания друга. Наш импровизированный мальчишник в ресторане при отеле плавно набирает обороты. Он думает, что говорит о Милане Стоцкой, а я таю секрет о своей русалке, как будто что-то мне подсказывает, что так будет лучше.

Вскоре к нам присоединяется еще один несведущий, сосед по этажу Эд, который не против скрасить себе вечер участием в мальчишнике. Тосты, поздравления, напутствия. В самый разгар вечера, прямо во время очередных возгласов во славу будущего брака, замечаю Еву. Тонкая фигурка замерла, растерянный взгляд утыкается в меня.

– Давид, а не маленький ли размах у твоего мальчишника? – орет Влад прямо в ухо, не замечая ничего вокруг. – Брак на богатой наследнице требует большего!

– О, а это что за куколка? – замечает мою русалку Эд, привстает, глаза загораются. Явно принял ее за жрицу любви, которые являются неизменным атрибутом мальчишников всего мира.

– Ева, – нахмурившись, оказываюсь возле нее, – ты что здесь делаешь?

Что она слышала? Как восприняла происходящее?

– Я, – сглатывает, кажется отчего-то сильно напуганной, – к тебе пришла… Вижу, зря…

– Почему же зря? Ты как раз вовремя, девочка, – улюлюкает кто-то из собутыльников. – Скрасишь последние холостяцкие дни Давы.

Наши с Евой взгляды пересекаются. Она ошарашенно смотрит на меня.

– Ты не говорил, что женишься, – тихо шепчет, но я слышу каждое слово, несмотря на шум вокруг.

– Ты не так всё поняла. Это был договорной брак, Ева, еще до поездки… Слушай, я сказать хотел, что… – говорю и тут же чувствую, как нелепо звучат оправдания. Момент она, конечно, выбрала крайне неудачный, чтобы прийти ко мне.

– Что-то случилось? – спрашиваю нетерпеливо, замечая, что ее губы дрожат, Ева еле сдерживает слезы.

– Я сейчас тебе расскажу, – снова пытаюсь объяснить. – Я ведь запланировал всё это до нашей встречи, а потом…

– Что потом? Решил развлечься перед браком на богатой наследнице?! – вскрикивает, отшатываясь, и стремительно удаляется из ресторана. Черт побери!

Догнать девчонку, когда она убежала на всех парах, так и не смог. Задержали парни, голосили на весь ресторан. Схватил портмоне и раздраженно посмотрел на ничего не понимающих друзей. Черт! Как же не вовремя! И надо было ей услышать чужие неосторожные слова сегодня?

– Слушай, Дав, – начинает говорить было друг, но я машу рукой и выбегаю из здания.

А затем, оказавшись на свежем воздухе, растерянно оглядываюсь по сторонам. А что дальше? Я ведь даже не знаю, где она живет… Встречались мы только на яхте, пляже или в отеле… Набираю номер Евы, но та не берет трубку. Проклинаю обстоятельства, злюсь на ее упрямство, на дурацкий мальчишник. Расспрашиваю пару прохожих, не видел ли никто здесь девушку. Но тщетно.

Смотрю на часы и понимаю, что нужно ехать в офис и забрать документы для завтрашнего тендера. Злой и расстроенный, даю своим безопасникам задание найти мне девушку. А на следующее утро в раздрае появляюсь на оглашении результатов тендера. Но мысли мои занимает совершенно другая тема.

– Давид, – появляется передо мной Роман, один из финансистов компании, – готов принять победу?

Буркаю что-то в ответ, неспособный сосредоточиться на мероприятии. Приехал сюда ради тендера, а теперь он меня мало интересует, в голове одна лишь Ева. Почему не выслушала? Почему подумала сразу о самом плохом? Найдут ли ее?