Текст книги "Муж мой – враг мой"

Я улыбнулась и теснее прижалась к мужу, оплетая его, махнув рукой на то, что я обнажена, а благородной тэе нужно надеть сорочку и привести себя в порядок…

Я ведьма. Мне – можно.

Глава 15

Совместный завтрак для нашей супружеской четы – явление исключительно редкое.

Обычно к моему пробуждению дражайший супруг успевал умчать по каким-нибудь важным мужским герцогским делам.

А сегодня нет, сегодня сидит и как миленький со мной завтракает: лицо сосредоточенное, брови сурово сведены…

Масло на тост намазывает.

За процессом я наблюдала с чрезвычайной заинтересованностью, потому что по его завершению тост планировала отобрать.

Потом поняла, что все равно постесняюсь, и передумала.

Хотя это в любом случае ничего не меняло – первый намазанный Лисом кусочек поджаренного хлеба все равно лег в мою тарелку, а не в его собственную.

– Какие у тебя на сегодня планы, радость моя? – поинтересовался муж, намазывая следующий тост.

Я с сожалением отказалась от намерения откусить от тоста кусочек.

– Папа. Он приглашал меня погулять вместе сегодня утром. Прогуляемся по Соколиной Галерее, поболтаем о разном, – я неопределенно дернула плечом. – А у тебя?

– А меня твой брат пригласил потренироваться вместе. И тоже – сегодня утром. Очевидно, чтобы я не помешал вашему отцу получить разведданные от его резидента глубокого внедрения!

Оу! Мои брови непроизвольно приподнялись удивленным домиком, но в целом, ехидство Алиссандра я предпочла проигнорировать, и вгрызлась в тост, запивая его соком.

Было почему-то ужасно смешно.

Галерея называлась Соколиной, потому что её огромные окна от пола до потолка были забраны витражами с изображением соколов – парящих, пикирующих на добычу, сражающихся между собой и горделиво восседающих на скалах. Она опоясывала почти весь четвертый этаж замка Лунь по восточной стороне, и по утрам здесь было особенно красиво.

– Я не нашла артефакта, отец, – закончила я свой рассказ.

Мы с его светлостью герцогом Аласским чинно прогуливались под руку, и беседовали.

Вернее, я говорила, а отец – слушал.

– …словом, за этот месяц я с поисковым артефактом обошла весь Страж. А уж во время ревизии просто не расставалась с ним. И ни разу не ощутила отклика. Хотя бы слабого, эхоподобного! – Мы остановились напротив витража, изображающего гнездовье белошеих свейских соколов, и я, осторожно погладив знакомый с детства рисунок, призналась, – Я не знаю, что делать, отец.

А за цветным стеклом на тренировочной площадке скакали две фигуры, и даже с высоты четвертого этажа я узнала одну из них.

Значит второй – Виторик. Лис говорил сегодня…

Я шагнула в сторону, ища, где витраж прозрачнее, но отец понял, чего я хочу, провел ладонью вдоль окна – и рисунок растаял, как морозный узор тает от тепла, а стекло обрело хрустальную прозрачность.

Некоторое время мы оба молчали, смотрели, как внизу пляшут два человечка, как танцуют едва видимые отсюда мечи…

Не то чтобы я что-то понимала в развернувшемся передо мной действе.

Мне было просто красиво.

Они мне нравились, оба, мне приятно было на них смотреть, и особое удовлетворение доставляло знание, что они не собираются друг друга убивать.

А что прыгают и звенят железом – пускай.

Ведь действительно же красиво.

– Он не обижает тебя, Нисайем? – осторожный вопрос отца застал меня врасплох.

Настолько, что мне понадобилось время, чтобы вынырнуть из собственнических мыслей, прокрутить мысленно вопрос, который я прослушала, а потом еще несколько мгновений, чтобы сообразить, кого он имеет в виду.

– Нет, отец, – кротко опустив очи в пол ответила я, наконец разобравшись, что к чему и расставив мысли по местам.

Было стыдно и неловко, что меня поймали на разглядывании собственного мужа. Теперь его светлость догадается, что это занятие делает меня туповатой…

– Ниса? – и я по голосу поняла, что отец нахмурился. А потом осторожно спросил, – Ниса, тебе там… плохо?

Я растерялась.

Ответить «Да»? Но ведь это будет нечестно по отношению к Алиссандру!

Сказать: «Нет, мне там хорошо»?

Ой… Но ведь папа наверняка тогда обидится?

Мысли метались и сталкивались, я почему-то перепугалась и пришла в совершенное замешательство, а потом, словно молния, сверкнуло озарение: слово!

Слово, данное Лисом королю!

Он поклялся, что будет хорошо со мной обращаться!

– Нет, отец, – вежливо, но твердо, ответила я, мгновенно приняв решение. – Всё хорошо.

Он смотрел на меня внимательно, испытывающе. Но потом всё же кивнул.

Я же взяла его под руку и повела дальше по галерее, прочь от Алиссандра, потому что… Ну… Просто!

– Что ж, – герцог Аласский вернулся к предыдущему разговору. – Возможно, мы были неправы. Возможно, Вейлероны всё же хранят артефакт Лунь не в Страже. Я дам задание специалистам, пусть думают. Ты же, пожалуй, можешь возвращаться, дитя моё.

Я почувствовала, как каменеет моя рука на отцовском локте, и усилием воли заставила её расслабиться.

– Астея Пятого в мужья я тебе, пожалуй, всё же не обещаю, – скупо улыбнулся он, и мне стало немного легче. Всё же чем дальше, тем менее удачной мне казалась та шутка! – В остальном же всё будет хорошо.

Отец погладил меня по руке, которую я так и не убрала.

– После того, как правда о твоем даре станет достоянием света, будет большой скандал. Развод на этом фоне несколько теряется, но я бы не хотел, чтобы тебя затронула эта буря. Как ты смотришь на то, чтобы уехать на пару лет? – он взглянул на меня внимательно, пристально. – Рискин согласна учить тебя по-настоящему. Поедете, посмотрите мир… Если пожелаешь – инкогнито, а если считаешь, что готова встретиться с пересудами лицом к лицу – под своим именем. А здесь за год-другой всё уляжется, появятся новые интересные темы для сплетен.

– А если не появятся? – неловко пошутила я.

Каменный пол галереи уходил из-под ног.

– А если не появятся – организуем, – вполне серьезно ответил герцог.

Я не заметила, когда мы остановились, но, когда отец сжал меня в объятиях и притиснул к груди, я растерялась.

– Не плачь, ребенок, – попросил он. – Всё будет хорошо! Не сразу, но мы сумеем через это пройти, я никому не дам тебя в обиду.

А я и не плачу, просто… просто…

– Папа, я не хочу! То есть, я хочу остаться и еще поискать! – горячо зашептала я в шершавую от вышивки ткань камзола. – Ну, это ведь артефакт Лунь! Он же так важен для нас! А если ты перенаправишь поиски… А может быть, я что-нибудь упустила? Нужно просто поговорить с Виториком и Ричем! Может быть, они придумают, где еще нужно поискать!

Объятия отца дрогнули, и стали крепче. А потом он разжал руки, и придерживая меня за плечи, внимательно изучил взглядом:

– Не ожидал от тебя такой… самоотверженности, Ниса, – задумчиво обронил он. – Похвальная преданность роду!

Я от души надеялась, что горячие пятна, запунцовевшие на щеках, отец не заметил.

А дальше мы просто гуляли с отцом по Соколинной Галерее, беседуя по душам (вот уж невиданное дело!), и так увлеклись, что спохватилась я только тогда, когда было пора идти переодеваться к обеду.

По чистой случайности, это совпало с тем, что с тренировочной площадки куда-то пропали скакавшие там человечки.

Мы встретили их на главной лестнице: Алиссандр с Виториком поднимались со второго этажа на третий, оба взъерошенные, разгоряченные, они оживленно о чем-то разговаривали, и беседа так увлекла их, что нас с отцом, спускающихся по той же самой лестнице, заметили не сразу.

Виторик смутился, сделал не заинтересованное лицо, и я, совсем недавно сама скрывавшая от его светлости батюшки следы предательской симпатии к врагу, даже посочувствовала братцу ненадолго…

А потом Лис посмотрел на меня.

До сих пор мне не часто удавалось дотянуться до мужа своим даром: чем сильнее маг, тем прочнее его естественная защита от непрошеных гостей вроде меня. А про Алиссандра Вейлерона, которого еще до двадцатилетия прозвали Мечом Предгорий, говорили, что он – сильнейший маг этого поколения.

А сейчас…

Лис поднял голову, и в первый момент я только подумала, какой он красивый, и внутри сладко и очень по-женски заныло, а потом… нахлынуло.

Любование, нежность, восхищение.

Эмоции и ощущения Алиссандра отличались от моих так же, как ровный и сильный поток отличается от ярких, резких мазков и бликов.

Желание. Чужое жаркое чувство, похожее и непохожее на мое собственное, подобное уверенному пламени – на которое охотно откликнулся мой собственный своенравный, но трепетный и жадный огонек.

Голос Вейлерона, обращенный к моему отцу, был прохладно-благожелательным, даже слегка скучающим:

– Благодарю вас, тэйр Вольтур, дальше мы сами. Дорогая, позвольте сопроводить вас в ваши покои.

И по лицу его уж точно нельзя было сказать, что именно он сейчас чувствует.

Я реверансом поблагодарила отца за компанию, и с кротким послушанием протянула руку мужу.

Надеюсь, по мне сейчас тоже нельзя сказать, что у меня дрожат ноги и кровь стучит в ушах…

К покоям меня сопроводили. Что интересно – действительно, к моим.

И, оказавшись внутри, я могла бы, конечно, дернуть сонетку, призвать Анабель, и начать ритуал переодевания к обеду (после которого мы покинем Лунь, оба покинем, а могла бы и остаться), но…

Время еще дозволяло, а за дверями в ванную, как я не слышала, но точно знала, принимал водные процедуры главный враг всея герцогства Аласского, Алиссандр Вейлерон.

Некоторое время я колебалась, а потом решилась.

Эдак меня и из ведьм выгонят!

Распущенная я, в конце концов, безнравственная особа, или нет?!

Надо соответствовать!

Заветная дверь отворилась без скрипа…

Целовать голую спину умывающегося мужчины – очень увлекательное занятие. У него лицо и руки в мыльной пене, поэтому он никак не может принимать в процессе участия, только дергает лопатками, бормочет почему-то шепотом: «Ниса, Ниса, я же соленый, погоди немного, дай мне минуту!».

Но, ваша светлость, разве я отбираю у вас ваши минуты? Вы вольны распоряжаться ими как угодно – я просто не желаю тратить впустую свои!

И я легко-легко, едва ощутимо, касаюсь губами кожи его спины. Она гладкая, и упругая, и действительно, едва ощутимо солоноватая, и безумие поднимается волной, стучит барабанами в висках, гудит в крови.

Лис захрипел, когда я от избытка чувств эту спину укусила, но я ведь, во-первых, совсем сбоку и чуть-чуть, а во-вторых, как было не укусить?!

Ладони герцога интенсивнее заскользили по герцогскому лицу, торопясь избавиться от мыла, а ладони герцогини легли на герцогскую спину.

На тугие мышцы, на выступы позвонков – большими пальцами, и на всё остальное пространство до рёбер, сколько удалось захватить, прочей ладонью. С силой потянула вниз, оставляя на мужской коже белые, но стремительно краснеющие полосы.

У вас восхитительно красивая спина, ваша светлость.

В доказательство этой глубокой мысли я снова её поцеловала.

И ей ужасно идут мои следы!

Лис, отвоевавший собственные глаза у коварного здешнего мыла, оборачиваться ко мне почему-то не спешил. Стоял, опершись о раковину руками – сильными, перевитыми жгутами жил и вен, дышал тяжело. Сердце его колотилось быстро-быстро, билось, кажется, прямо мне в губы – то ли я удачно прижалась, то ли оно специально сместилось…

Убедившись, что муж одержал сокрушительную победу над Аласским мылом, я осторожно обняла его за пояс. Прижалась щекой – туда, к сердцу. Потерлась. Замерла.

И он тоже.

Ваша светлость?

Муж стоял, не шевелясь.

Ваша светлость, если вы помните, мы несколько ограничены во времени, и сейчас – самое время проявить инициативу! Нам ведь ещё в спальню идти!

Но не могла же я сказать это вслух, верно?

Вместо этого я осторожно, самыми кончиками пальцев, погладила удачно под ними оказавшийся пупок. Обвела. Скользнула пальчиком ниже, по тёмной дорожке волос… Спустилась по ней до бляхи ремня. Прошлась пальчиком вдоль того самого ремня: слева – направо… Справа – налево…

Муж перестал дышать. Кажется – совсем.

– Ваша светлость, – выдохнула я в герцогское ухо, к которому мне пришлось далеко и неудобно тянуться, встав на цыпочки.

Но раз уж я дотянулась – может быть, мне можно поцеловать завиток?

Муж не возразил.

– Ваша светлость, – снова шепнула я в поцелованное ухо. – Полить вам воду на спину?

Когда неведомый ураган смел меня с места и впечатал в стену ванной, вышибая дыхание из груди, я пискнула. Когда с меня, задрав юбку, содрали белье, безнадёжно изувечив подвязки чулок, я заподозрила, что в спальню можно и не идти. Когда мужская плоть, твёрдая и горячая, уперлась в шелковистые складки, нежно потираясь и лаская, я обвила шею мужа руками, и выкинула из головы все-все мысли, оставляя место лишь для ощущений.

И для Лиса.

Тяжёлые, напористые толчки, и с подсказкой Лиса я обвиваю его талию ногами, и ощущения от этого чуть, но меняются.

Он держит меня под попу, и вжимает телом в стену, и бьёт, бьёт, бьёт внутрь меня…

Мои мышцы напряжены и дрожат, а глаза закрыты, я взмокла, и от каждого точка мужа между моих ног – все ближе к заветной молнии.

Он рычит, а я всхлипываю, молния так близко, совсем рядом, вот-вот, и я отчаянно цепляюсь за него и выгибаюсь. И когда она, ослепительная и упрямая, сверкает в моей голове, оставляя слепой, глухой и слабой, я с тихим «Ли-и-ис!» вжимаюсь в мужа, впиваюсь в него ногтями.

И чувствую, всей собой чувствую, как прокатывается по его телу волна дрожи. Как он замирает, войдя в меня до упора. И я ощущаю его так глубоко и полно!

Мы оба замерли, и я, перебирая его волосы, думаю о всяких глупостях, вроде того, что супружеский долг, оказывается, можно отдавать не только сидя, но и стоя – хотя казалось бы!

А уж относительно возможных мест, я ещё после кабинета иллюзий могла бы не питать…

– Да, ваша светлость, – внезапно сообщает Лис, выходя из меня, и прекращая расплющивать о стену.

– Что? – растерянно вынырнула я из своих мыслей.

– Да, ваша светлость. Вы можете полить мне воду на спину.

* * *

– Истинно благородные тэйры не носят на себе подобных вульгарных… украшений! – чопорно сообщила я супругу по поводу трех длинных алых полос, перечеркнувших его спину от левой лопатки до правого подреберья.

Настроение было вредным и игривым.

Супруг возвел очи к потолку, и с явным усилием промолчал.

Тем самым опровергнув мои грязные инсинуации, и доказав, что как раз он-таки истинно благороден!

К обеду мы вышли без опоздания только чудом: Анабель проявила чудеса скоростного одевания, зашнуровывания и причесывания.

Обед прошел в непринужденной, светской обстановке, а я получила наглядную иллюстрацию к словам матушки о том, что этикет – благо, и, для тех, кто умеет им пользоваться – броня и оружие разом.

Оба герцога, благожелательно улыбаясь, пробовали на прочность шкуры друг друга, ковыряя этикетную броню этикетным оружием.

Время от времени за кто-нибудь из братьев пытался принять участие в забаве, и ему тут же прилетало чем-нибудь острым или тяжелым в изящной формулировке.

Дамы делали вид, что ничего не происходит.

Мужчины делали вид, что не наслаждаются происходящим.

Это был самый странный семейный обед в моей жизни – включая даже те, на которых тэя Керолайн и её окружение пытались меня сожрать.

Братца Виторика я перехватила уже перед самой посадкой в карету.

Мысль о необходимости этого разговора варилась в моей голове со вчерашнего дня, вот только как его начать…

«Смирись, Нисайем, дипломатия и тонкие намеки – это не твоё», – подумала я, и рубанула в лоб:

– Виторик, ты хочешь, чтобы твоя жена была счастлива?

– Ты хочешь сказать, что моя жена несчастна?! – возмущение виконта Крионского было неподдельным.

Н-да, наверное, над подбором слов всё же надо было еще подумать.

Я сделала лицом «Я этого не говорила», но мы оба знали, что да – как раз это я и сказала.

– Нисайем, – вздохнул братец, с которого я увлекла подальше для приватного разговора, отгородившись от провожающих Лисом. – Давай без этих штучек, хорошо?

И попросил:

– Если ты хочешь что-то сказать – говори.

Ладно, как знаешь, я пыталась тебя подготовить…

– Оленна хочет заниматься боевой магией, – сжато и по дело проинформировала я его, и насладилась шоком родственника.

– Но… Она же… Растения, выставки…

– Я предложила ей забрать в Лунь оранжерею – отказалась, – в том же кратком стиле разрушила я этот довод.

– Оленна… Нисайем, но меня же свет не поймёт, если я позволю женщине…

– Виторик! – теперь возмутилась уже я. – Оленна не хочет применять боевую магию! Она её просто любит и хочет изучать!

И пока маркиз Крионский подбирал аргументы, почему это никак не допустимо, тоном ворчливой старухи заключила:

– И вообще, что тебе дороже – чье-то мнение, или счастливая жена? Ты же мужчина! Что тебе какие-то там сплетники?

Аргумент был, конечно, так себе, потому что есть сплетни, а есть репутация, и если первое – удел слабых женщин (ага-ага!), то пренебрежение вторым недопустимо для дворянина.

Но ведь Оленна действительно не собирается воевать!

Какой ущерб репутации может случиться от того, о чем никто не узнает?

– Тэя Нисайем, вы попрощались с братом? – очень удачно вмешался в наш разговор супруг, окликнув меня и не дав Виторику выстроить контрдоводы.

– Да, ваша светлость!

– Тогда позвольте, я помогу вам…

Муж привычно помог мне залезть в карету, и сел сам.

Последние прощания, уже без слов, взглядами и кивками, и кучер, щелкнул кнутом, трогая с места, а вслед за ним тронулся и второй экипаж, со слугами.

Когда мы покидали двор замка Лунь, я в окошко видела задумчивое и сосредоточенное лицо Виторика.

– Это была плохая шутка, Нисайем, – устало сообщил Лис, и только тут я заметила, что он хмурится.

Я обернулась к нему. Я в принципе, искренне готова была признать его правоту, тем более что и матушка зачастую находила моё чувство юмора неуместным, только не совсем понимала, о чем идёт речь именно сейчас.

– Твоё… мягко скажем, не соответствующее истине заявление о желаниях моей сестры, – пояснил он.

И я, не понимая, откуда взялось это осуждающее выражение лица супруга, и от этого почему-то пугаясь, растерянно выдала:

– Но она же сама призналась! – дурацкая привычка при испуге говорить правду опять подвела меня.

Я крутила в голове разом десяток мыслей, не зная толком которую в первую очередь начать думать: зачем Оленна солгала, как мне убедить теперь мужа, что я не хотела, и что делать, если убедить не удастся?

– Что сказала? – изумился Лис.

– Кто? – я вынырнула из своих панических метаний, и не сразу, но сумела собрать этот кавардак в единый строй, и уже из него вычленить что-то удобоваримое, – Тэя Оленна сама мне сказала, что ей нравится боевая магия!

И осторожно уточнила:

– А тебе разве нет? Она не упоминала этого прямо, но из её слов было достаточно очевидно, что она когда-то уже просила о занятиях, но ей отказали, и…

Что «и…» я бы сформулировать не смогла, поэтому выжидательно уставилась на супруга.

– Нет, – уверенно ответил Вейлерон.

Настолько уверенно, что я тут же усомнилась в своих выводах, и торопливо стала обозначать пути для отступления:

– Лис, возможно, я всё неправильно поняла, и она ничего такого не говорила, и я всё исправлю, честное слово, как только вернемся домой – я сразу же Виторику напишу, и честное слово, он ничего такого про тэю Оленну не подумает… Я же как лучше хотела!

– Нет, ну это же бред! – еще более убедительно оборвал мой лепет Алиссандр, глядя куда-то сквозь стену кареты, – Ей же тогда лет пять было!

Я благоразумно умолкла, а потом заподозрила, что меня и вовсе не слышали.

Герцог Алиссандр Вейлеронский расфокусированным взглядом смотрел куда-то вдаль – или, наоборот, внутрь себя.

Кажется, у него сейчас заново складывалась картина мира.

Я сочувственно погладила мужа по плечу. А потом дала выход любопытству:

– Ли-и-ис?

Муж вынырнул из своих мыслей и обернулся ко мне.

– А ты что подумал?

Он вздохнул, и вдруг подхватил меня с сиденья к себе на руки, а потом…

– Я подумал, что пока меня не было, ты поссорилась с Оленной. И эта «шутка» – своеобразная попытка свести счеты. – Он сжал меня в объятиях крепче и признался: – Рассердился, между прочим. Ведь уже говорили об этом, и я просил тебя в таких ситуациях не вести боевых действий самостоятельно, поговорить со мной… Извини, – завершил он свою речь и поцеловал меня в макушку.

Оу… Оу! Вот это да! Мне не послышалось? Серьезно? Он передо мной извинился!

Нет, тема для обсуждений богатая, и я не прочь ее расширить и углубить, но… Но лучше не буду.

– А почему ты, в таком случае, не вмешался? – задала я не менее интересующий меня вопрос.

– Не хотел ставить тебя в неудобное положение перед родственниками. А брак Оленны выглядит достаточно устойчивым, чтобы такая мелочь могла ему навредить, – пожал плечами мой муж и ее брат.

– Не волнуйся! – я погладила его по щеке, по уже ощутимой щетине. – Все будет хорошо!

– А почему я должен волноваться? Это теперь проблемы твоего брата! – И с невыносимо довольной ухмылкой он добавил: – Дорогая супруга, я надеюсь, вы осознаете, каких размеров свинью ему подложили…

Я поцеловала его в уголок губ – в тот самый, где пряталась, подрагивая, смешинка, а потом с чувством провозгласила:

– Отнюдь, дорогой супруг!

И отвернулась к окну, чувствуя, как улыбка растягивает мои собственные губы. Неудержимо.

Если Виторик позволит подобные занятия, значит, для него увлечение его идеальной супруги боевой магией не проблема.

Так что, свинью я действительно подложила.

Но отнюдь не Виторику.