Текст книги "Муж мой – враг мой"

Я развернул коньяк этикеткой к шорку, тот всмотрелся, дрогнул ноздрями, и сгинул.

А я качнул в бутылке остатками спиртного, чувствуя, что так же качается внутри меня гнев на Аласса.

Сволочь. Старая, хитрая, подлая сволочь!

Упирался он, как я теперь понимаю, исключительно показательно.

А сам не пожалел дочери, чтобы испортить Вейлеронам кровь…

Потому что, если бы он действительно пожелал не допустить её брака – ему достаточно было бы сказать правду о ведьмовском даре, стребовав с пристутсвующих магическую клятву молчать. А не использовать ту же самую клятву, как гарантию безопасности Нисайем, чтобы хоть как-то успокоить свою гнилую совесть!

Ниса-Ниса, Нисайем. Что ж мне делать, чтобы как можно меньше тебе навредить?

Шорк возник на столе, среди книг.

Всплывшая провинность сделала инородца на диво сообразительным: где-то в продуктовых подвалах он добыл корзину, в которой помощники кухарки таскают наверх снедь, и в нее сунул сразу две бутылки коньяка, а помимо них – целую сырную голову из не самых крупных, а значит, самых дорогих, и целую вереницу мелких копченых колбасок.

Я повеселел: следовало признать, что мой чернохвостый друг совсем не разбирается в закусках.

Зато разбирается в еде.

– Узнает кухарка – половником отлупит, – лениво просветил я Шорка.

Инородец вильнул хвостом, преданно заглядывая в глаза.

Следовало честно признать, что выслуживался нечистик зря, я его давно простил.

Окинув натюрморт на столе взглядом, я распорядился:

– Убери книги.

Не вандал же я, есть над старинными фолиантами – которые, к тому же, нужны моей жене!

Я сел в кресло.

Забросил ноги на второе кресло.

Янтарная жидкость полилась в стакан.

Надираться, когда в твоем доме находится королевский дознаватель, когда на замок было совершено нападение демонов, когда в любой момент можно ожидать начала Великой Волны – что может быть разумней!

– Ваша светлость! – донесся снизу голос жены. – Что вы…

Тут она поднялась, и увидела, «что мы».

Взгляд, брошенный ею на пустой книжный стол, я успел заметить, только потому что ждал. Потом она увидела Шорка, торопливо юркнувшего с моих колен в неизвестность, по-своему оценила его виновато прижатые уши, и решила, видимо, что он всё убрал.

Конспираторы.

Подельники!

Ну кто так заговоры устраивает, а?!

И мне, конечно, следовало встать в присутствии дамы, но у меня была идея получше:

– Иди ко мне?

Устроить её на коленях. Обнять покрепче.

Невесомая, теплая. Доверчивая.

Что мне с тобой делать, а?

Из идей – только оторвать твоему отцу голову…

Я легонько поцеловал пахнущие травами волосы. Пока еще могу.

– Как ты себя чувствуешь?

Мирные семейные расспросы – о том, что сказал целитель, и как его рекомендации выполняли ведьма и русалка, и что когда стопы массируют, это приятно, а когда икры разминают – это ужасная пытка, и моей жене не понравилось…

– А по какому поводу… Застолье? – осторожно уточнила моя жена, деликатно обойдя слово «пьянка».

Неполных два месяца понадобилось, чтобы убедить её, что ей можно интересоваться моими делами.

Эта мысль неожиданно вызвала внутри боль.

– Да так… скверные новости. И кстати, о новостях, – я поводил головой, не нашел, что искал, и спросил библиотечный воздух, – Где моя папка?

Инородец, в пылу уборки книг, утащивший и мои документы, смущенно материализовался на столе, и тут же снова исчез – а папка осталась.

Нисайем проводила его задумчивым взглядом.

– Вы знакомы? – коварно поинетересовался я.

– Конечно! Это Шорк, он хороший, – уверенно ответила скрытная моя, и не смог сдержать ухмылки.

У этой парочки полная взаимность!

– Он меня утешал, когда я плакала. Ну… Как, утешал? Не удирал просто!

– Ты плакала? – я уткнулся носом в ее волосы, и втянул в себя их горьковатый запах. – Почему?

– Просто! Женщинам иногда нужно просто поплакать! – увильнула от ответа жена.

А я не стал допытываться, покладисто повторил:

– Некоторым женщинам иногда нужно просто поплакать…

«А потом их обидчицы покинут место общего обитания в самый краткий срок по не связанным с рыданиям причинам» – но эту мысль я благоразумно не стал озвучивать вслух. Вместо этого протянул жене папку:

– Взгляни, тебе будет интересно.

Интересно, Сириль и правда сама покои моей жены разнесла? Или открывшееся обстоятельство позволяет нам взглянуть на старое происшествие под иным углом? И на матушкины цветы…

Всё-таки, задевать ведьму – очень, очень плохая затея.

Это всё могло закончиться очень нехорошо. Куда хуже, чем вышло.

Но глядя на жену, которая быстро бегала глазами по строкам отчета, роняя порой смешки, я не чувствовал злости. Только боль.

И понимал: не смогу.

Если бы я хотя бы знал, что после развода с Нисой будет всё в порядке!

Потому что через свою любовь я смогу переступить. А через неё – нет.

Жена, уютно устроившись у меня в объятиях, читала секретный королевский отчет, в голове плыли коньячные волны, а Шорк, подкравшийся со спины, устроил свою башку на моем плече.

И в этом состоянии алкогольного опьянения, граничащим с просветлением, я решил, что не стану пока ничего делать. пусть всё идёт, как идёт.

Пока Нисайем не беременна – можно потянуть время и ничего не предпринимать. Подумать. Все взвесить. У меня есть время. Достаточно всего лишь отложить немного определенные супружеские обязанности…

А там видно будет.

Глава 19

Письмо от отца было полно восхвалений и межстрочных вопросов намеками. Он был горд тем, что у него такая дочь, и осторожно интересовался, как идут мои поиски.

Письмо от матушки прямо-таки вопило каждой своей строкой о ее беспокойстве. Она упрекала меня за необдуманность моих действий, пеняя, что истинная тэя всегда бережёт себя.

И хоть почерк её нигде не дрогнул, я просто слышала за строчками её голос, многозначительной интонацией выделяющий слова «истинная тэя».

Ответ отцу я написала быстро – ворох благодарностей и ответных любезностей в адрес братьев и жалобы, о том, как в Страже сейчас всё сложно и как много у меня из-за этого дел, успешно спрятали под собой информацию для отца: ввиду известных ему событий, поиски артефакта Лунь были мною приостановлены.

Матушке же… Матушке письмо я пыталась составить уже битый час, комкая листы, на которые из-под моего пера упрямо просились злые, обиженные слова.

А кого я, по её мнению, берегла, когда бросила вызов потусторонней твари? не себя, а экономку Вейлеронов эссу Эриоку Линед?

Матушке, кажется, более пришлось бы по нраву, если бы я ни во что не вмешиваясь погибла той ночью от когтей демона, надежно похоронив семейный позор!

Подобрать слова, приличествующие благовоспитанной тэе, никак не удавалось, и я смяла очередной испорченный лист.

Впрочем, на самом деле, настоящая причина моих душевных метаний была не в матушке с её волнением о том, что, спасая замок Вейлеронов, я могла выдать свою постыдную тайну.

Просто… Всё плохо.

С того момента, как я протанцевала с демоном всю ночь, а на следующий день застала мужа в подпитии в библиотеке, прошло больше недели.

И за всё это время Лис ни разу не прикоснулся ко мне как к жене.

Он был добр и заботлив. Он был внимателен ко мне во время нечастых в последнее время совместных трапез, и еще более редких встреч в другое время. Он делал мне небольшие приятные подарки – часто, чуть ни каждый день.

Он не отослал меня в мои покои – мы по-прежнему делили одну спальню. Но…

Я просто не понимала, что происходит.

В чем я провинилась. Что сделала не так?

Было обидно и непонятно. А еще – страшно. Страшно думать, что я разочаровала мужа окончательно и бесповоротно, и теперь никогда, никогда-никогда ничего уже не будет как раньше.

И вместе со страхами (хоть их-то я и старалась давить, напоминая самой себе, что вся моя семейная жизнь – обман и ненадолго), вместе с обидой, поднимало змеиную голову внутри меня еще кое-что.

То, чем попрекала меня матушка.

То, чего я всю жизнь боялась, ни разу не испытав.

Ведьмин плотский голод.

Мне не хватало мужа.

О нет, это было не то грызущее чувство, которое в детстве селилось в животе к вечеру, если за шалость меня оставляли без обеда.

Это было больше похоже нервный зуд, охватывавший меня порой. Когда я не забывалась в делах. Когда случайно касалась своей голой кожи. Когда Алиссандр оказывался рядом.

Он то растекался по коже, то охватывал грудь, то собирался в животе фантомным ощущением на грани восприятия.

Не сказать, что я чувствовала себя настоящей ведьмой, готовой «лечь под первого, кто поманит» (спасибо, матушка, через пять лет я наконец-то поняла, что вы имели в виду!).

Я даже представила на пробу, что мне оказывает знаки внимания кто-то из молодых и привлекательных тэйров, коих ни мало обреталось в замке Страж, и не испытала ни-че-го, кроме недоумения и желания брезгливо отряхнуть с себя воображаемую картинку и больше не заниматься такими глупостями.

Но мужа – его близости, его тепла, его тела – мне не хватало мучительно.

Нынче ночью я попыталась сама обратить на себя мужское внимание супруга – и снова ничего. Он не рассердился и не обиделся, а каким-то образом свёл мою попытку к шутке, и мы до полуночи проболтали обо всём и ни о чем, лежа в постели в обнимку.

Я уснула с чувством легкости и умиротворения на душе.

А к утру поняла, что меня попросту отвлекли и обвели вокруг пальца, как слепого котенка.

Было обидно до слез, до рези в глазах.

А тут еще матушка с её письмом!

И очередной испорченный лист в сердцах полетел в стену.

Корреспонденцию от родителей доставили еще несколько дней назад, но я всё не могла найти в себе сил сесть за ответные послания. Сегодня же. поняв, что дальше тянуть уже попросту неприлично, попыталась взять себя в руки.

Выдернув из стопки новый лист и сурово уставившись на него, я думала, как ответить дорогой матушке. К сожалению, все те ответы, что просились на бумагу в первую очередь, решительно не годились – велика вероятность, что скоро меня вышвырнут из Стража безо всяких стараний с моей стороны, а даже вовсе вопреки им, и в этой ситуации ни одна тэя, которая себя бережет, не станет портить отношения с той, под чьим началом вскоре предстоит жить.

Дыхание внезапно стало прерывистым и поверхностным, а глаза противно повлажнели…

Я запрокинула голову, я зло смаргивала непрошенные слезы.

А потом решительно ухватив перо, стремительно вывела «Да, матушка. Вы абсолютно правы, матушка. Сожалею о том, что была столь неострожна!»

Пересилив себя, еще один-последний раз переписала письмо, украсив свою полную капитуляцию перед мудростью герцогини Аласской положенными вежливыми оборотами, на остатках терпения запечатала письмо, швырнула его на поднос с готовой к отправке корреспонденцией, и выскочила из кабинета, чувствуя, что не могу так больше.

Немо-гу!

Поисковый артефакт, выданный мне отцом перед свадьбой, скользнул на шею, и длинная цепочка золотой змеей протекла под одежду почти до самого солнечного сплетения. Я вышла из своих покоев в состоянии мрачной решимости.

В конце концов. Я сама сказала отцу, что хочу задержаться в страже для того, чтобы найти нашу пропажу, и в свете нынешних событий это как никогда необходимо!

Мужа дома нет, а даже если бы и был – ему до меня нет никакого дела. Так что могу невозбранно предаться поискам!

И я предалась.

– Нисайем. Нам нужно поговорить.

От неожиданности я, обходившая по кругу очередную гостиную вдоль стен, вздрогнула.

Голос Алиссандра был непривычно серьезен.

Я согласно склонила голову: «Как скажете, ваша светлость. Нужно – значит, нужно».

А пока следовала за мужем к нашим покоям, всё поняла.

Боги-боги, да мне следовало подумать об этом сразу же!

Какая еще причина может заставить мужчину пренебрегать женой?!

Гнев нарастал камнепадом в горах, и когда, отсекая нас от прислуги, закрылась за спиной дверь в спальню, набравший ход каменный поток обрушился на голову супруга:

– Я предупреждала вас, что не потерплю любовниц в замке!

– Нисайем, – попытался вклиниться супруг.

– Если вы нашли себе другую – держите её и дальше там, где нашли! – в запале продолжала неистовствовать я.

– Ниса! – рявкнул муж, и я невольно осеклась. – Я знаю, что ты ведьма.

Моё солнце померкло.

Все предположения осыпались прахом и выстроились заново.

Так вот почему он ко мне не прикасается.

Брезгует.

Всё.

Это конец.

Что-то бесконечно глупое, что-то, что всё это время наивно надеялось на счастье, корчилось и билось у меня внутри.

Кажется, это было моё сердце.

«Я же не виновата, что так все вышло!» – заходилось криком это гупое и наивное. – «Я же не выбирала быть ведьмой!»

Я не упала и не осела. Я устояла на пошатнувшихся ногах.

В конце концов, будь я сто раз ведьма – я еще и дочь герцога Аласского!

Моего унижения Вейлерон не увидит!

А затем от несправедливости всего происходящего, от боли и обиды меня прорвало:

– Не трудитесь меня выставлять! – сочились ядом и сарказмом злые слова, вырываясь из меня помимо воли, помимо здравого смысла, – Я сама уеду, только вот напоследок замок обойду – а то в преддверии Великой Волны Алассам нужен артефакт замка Лунь! Ничего личного!

Сказала – и задохнулась злорадным наслаждением от вылетевших слов. Глупых, несвоевременных, не нужных. Но таких сладких!

Муж стоял передо мной, широкоплечий и высокий, с резкими чертами лица, красивый, до обмирания сердца, стоял, скрестив руки на груди, а я смотрела на него вздернув нос и с ума сходила от бушующих во мне эмоций.

Лис вдохнул-выдохнул раз. Другой. Кажется, успокоиться это ему не помогло, заговорить он не решился. А жаль, я так хотела скандала!

Грязного, безобразного скандала. Возможно, после него мне стало бы легче.

И уж чего я точно не ждала, что муж ухватит меня за плечо, и потащит куда-то за собой.

Лестницы, лестницы – с четвертого этажа на третий, с третьего на второй, со второго на первый.

Снова лестница – подвал, ой, а этой двери я раньше не видела, и эту тоже не видела, ой, потайной замковый семейный портал, только мы мимо него прошли, да что там – пронеслись, муж бешеным иноходцем вперед летел, и я за ним шелковым шарфиком на ветру полоскалась.

Еще одна дверь, я успеваю только самой-самой гранью ведьмовского восприятия ощутить, как окутано это место вязью силы, оформленной в заклинания, и муж открывает ее пинком, и дверь открывается… «Вот тут меня и запрут!» – успеваю подумать я, прежде, чем мне на глаза попадается камень. Прозрачный круглый лунный камень, размером с кулак, в оплетке из лунного же серебра, в молочно-белых внутренних переливах от магического светляка, повисшего над головой моего мужа, но я-то точно знаю, что если вынести его на солнечный свет – он станет прозрачно-голубоватым, а если вынести на лунный – сам ответит нежным, неуловимым свечением, отмеченным во всех описаниях артефакта замка Лунь.

А артефакт-поисковик, что висел у меня на груди.

Выданный мне отцом артефакт-поисковик.

Клятый всеми богами артефакт-поисковик!

Этот! Пройлохов! Артефакт!

Молчал!

– Его давно следовало вернуть, но я всё не мог придумать, как проделать это, не подставив свой род.

Мысли взвились роем: «Ага, воры проклятые! Украли, а потом ответсвенности избегаете!», «Ага-ага, а теперь-то Алассы сами пикнуть не посмеют, чтобы Вейлероны наш собственный грязный секрет не выдали!» и что-то о том, что мне только что наглядно продемонстрировали – катись отсюда, милая тэя Нисайем. Тебя здесь больше ничего не держит, даже поиски артефакта!

И пока я барахталась в этом хороводе, Лис хладнокровно объявил:

– Я отдам Алассам их артефакт. Но не тебя.

– Что, так с Лужками жалко расставаться?! – запальчиво бросила я, и боги знают, что бы еще наговорила, не заткни мне муж рот поцелуем.

Горячим, желанным: когда от прикосновения жадного рта окатывает жаркой волной, когда тяжелая рука на затылке – за счастье, когда – всем телом прижата к его твердому телу, и на небесах.

Когда Алиссандр разорвал поцелуй, у меня в голове плескалась томная дурь, вытесненная туда из всего остального тела нетерпеливым желанием. Да у Лиса и у самого взгляд был не разумнее.

Мой брак наглядно показал мне, что супружеский долг может исполняться не только ночью в супружеской постели, но в любое другое время суток, в различных, совершенно неприспособленных для этого на первый взгляд местах – рабочих кабинетах, ванных комнатах и даже на берегу озера. Исходя из этого, я склонна была считать, что и подозрительная, расписанная рунами комната в потайном подвале, пыльная и паутинная, для отдачи долга подходит ничуть не хуже.

Но Лис…

Лис отстранился, и заговорил:

– И именно об этом нам и нужно поговорить. Нисайем, скажи, что ты хочешь развод – если ты действительно этого хочешь, если ты пришла в этот замок только за артефактом. Если для тебя это действительно «ничего личного» – я дам тебе развод. Если это действительно твоё желание, а не папенькино, маменькино или Бес еще знает каких сиятельных родственников. Или же артефакт возвращается в замок Лунь без тебя. Выбирай.

Выбирай? Выбирай?!!

Как это – «Выбирай!»? Что, вот прям сама?! А инструкции?!

– Моя жена может быть ведьмой, – продолжил он очень серьезно. – Но герцогиня Вейлеронская – нет. Я отрекусь от титула в пользу брата и выйду из рода. Подумай хорошо, согласна ли ты остаться со мной?

К-как? Как – отрекусь от титула и выйду из рода?

Кажется, я сказала это вслух, потому что Лис ответил, пожав плечами:

– Одно без другого не имеет смысла.

Да, но… я бы на его месте в таких условиях отказалась от жены!

Внутри меня, кажется, завелся дракон и требовал немедленно, сию же секунду подгрести под себя всё своё лапами, улечься сверху, и никому ничего своего не отдавать!

– Я пока не знаю, как и на что мы будем жить. – Лис смотрел на меня строго и сосредоточенно. – И даже не знаю, сохранят ли за мной место главнокомандующего военными силами Предгорий – в истории королевства Карлион не было прецедента, когда эту должность занимал не титулованный дворянин. У меня есть некоторый доход от имущества, не относящегося к собственности рода, но это не то, к чему ты привыкла. Я не смогу обеспечить тебе нынешнего уровня жизни.

Он рассказывал мне, как трудно мне будет с ним жить, а в моей голове рефреном звенели слова – «Я выйду из рода». «Отрекусь от титула, выйду из рода».

Отрекусь.

Выйду.

Он что… правда? Он… ради меня?

Алиссанд Вейлерон, герцог Вейлеронский. Меч Предгорий.

Отречется от рода. Оставит его без крови сильнейшего мага в своем поколении.

Я… я того не стою.

Этого никто на свете не стоит.

Лис осторожно погладил меня по щеке. Нежно провел пальцем по скуле.

– Я понимаю – что бы ты ни выбрала, жизнь твоя изменится безвозвратно, и уж точно не станет от этого лучше. Но прошу и тебя понять меня: я могу принять такое решение только за себя. За весь род Вейлеронов – нет. Тебе не обязательно давать ответ прямо сейчас… Еще есть время подумать.

Подумать.

Логично.

Я кивнула, давая понять, что его слова услышала и поняла, а потом… шагнула к нему, оплела его шею руками.

Подумать!

Я впилась в губы мужа поцелуем, злым, как укус осы: нет, вы посмотрите на него – «Подумать»!

Прижалась всем телом, чувствуя, как заволакивает разум отступивший было блаженный туман, как возвращается, разливаясь по телу, жар – и как откликается на меня тело моего мужа, наливаясь твердостью там, где мы соприкасаемся плотнее всего.

«Подумать!», а?!

Да о чем тут думать!

Меньше всего на свете мне сейчас хотелось думать. Больше всего на свете – быть с ним.

Здесь и сейчас.

Отныне – и во веки веков.

Пока смерть не разлучит нас.

Отец-Защитник. Мать-Искусница и даже Бес-Пройдоха (бес с ним!) мне в том свидетели.

Никто и никогда не делал для меня ничего подобного. Не приносил себя в жертву. Не позволял выбирать. Жертва была всегда за мной, а выбор – за другими. И сейчас я не знала, как я могу словами отблагодарить Лиса за то, что он сейчас сказал. Как я могу сформулировать, насколько много это для меня значит.

Поэтому я не говорила, я просто целовала его жадно, напористо, неистово.

Я обдирала с него одежду, как дикая кошка, как одержимая. Чтобы целовать-целовать-целовать – везде. Каждый сантиметр гладкой горячей кожи, сильных мышц под нею.

Целовать, прикусывать, зализывать.

Я, наверное, и урчала, как кошка. Лис бы, наверняка, посмеялся, если бы не был так занят – на мне одежды было больше и от нее тоже следовало избавиться.

И когда мы оба оказались полностью обнаженными, время вдруг замедлилось.

Лис слегка отстранился, изучая мое лицо в тусклом свете. Глазами и пальцами. Они гладили виски, щеки, губы. Спустились ниже, властно сжали полушария груди, и я с тихим стоном прогнулась навстречу этому движению.

Да-а… я так скучала. Мне так этого не хватало.

А тебе?..

Моя ладонь легла на каменно твердый горячий ствол, и я невесомо погладила нежную бархатистую кожу, пьянея от собственной смелости и вседозволенности. И Лис с хрипом выдохнул, сжимая мою грудь еще сильнее и впиваясь поцелуем в шею.

Совершенно безумная мысль мелькнула в голове – Лис ведь целовал меня там, внизу, а что если?..

Но привести ее в исполнение я не успела, муж не позволил мне стечь по нему вниз, на колени. Вернее позволил, но опустился на сброшенную грудой одежду вместе со мной.

– Не сейчас, моя маленькая ведьмочка, – хрипло, но тихо рассмеялся он. – В следующий раз. Сейчас я слишком хочу тебя всю.

И я приняла его всего.

Откинулась на спину и откровенно любовалась тем, как он входит в мое тело. Выражением красивого лица. Тем, как дрогнули ресницы, как напряглись мышцы.

Мой враг. Мой муж.

Мой.

Мой.

Мой!

Задохнувшись от чистейшего, неразбавленного восторга, я закричала, не в силах сдержаться. И снова вцепилась в широкие плечи как тогда, в самую первую нашу ночь. Зная, что на них опять останутся мои следы, глядя на которые я буду испытывать животное собственническое удовлетворение, за которое мне теперь тоже не было стыдно.

Мы лежали на смятой одежде, на каменном полу, в подвалах замка Страж. И камни почему-то были теплыми. Я прижалась к мужу, но украдкой все же погладила шероховатый гранит.

Алиссандр не торопился нас одевать, приводить в относительно приличный вид и возвращать в покои, которые куда больше подходят пока еще герцогу и герцогине Вейлеронским. Он лежал, закинув одну руку за голову, а другой рассеянно поглаживал меня от шейных позвонков до попы.

Это было щекотно и очень приятно.

А еще неправильно.

Нет, поглаживание было правильным, очень даже! Но вот все остальное – нет.

Очевидно, что это не было для Лиса спонтанным решением. Очевидно, что поискам этого решения, я и была обязана неделе собственных мучений. Очевидно, что мой супруг все же далеко не самый глупый человек, и раз он предлагает именно это, значит, наверняка это единственный возможный вариант.

Но он такой несправедливый! Как я смогу жить с ним, зная, чего он лишился ради меня?

Я задумчиво почесала нос.

– Лис, ты знаешь, я передумала.

Карий глаз открылся и настороженно меня изучил, а я развила мысль:

– Не хочу я девочку. И мальчика не хочу. И вообще от этих детей одни проблемы. Мой папа тебе это подтвердит, а он-то уж точно эксперт в подобном вопросе!

– С этим аргументом ты, пожалуй, как раз промахнулась, – пробормотал Алиссандр. – Он как раз наоборот, судя по всему, в таком восторге от детей, что еле смог остановиться. К чему ты клонишь, радость моя?

– Ну… если у нас не будет детей, тебе же вовсе не обязательно отрекаться, правильно? Твой брат и его дети могут наследовать и после твоей смерти, и роду это никак не навредит…

Еще договаривая эту идею, я уловила мелькнувшую в глазах мужа тень, и досадливо прикусила язык.

Он хочет детей. И, в этом я абсолютно уверена, он станет прекрасным отцом.

Неужели я не могу быть с ним, ничего не отбирая?

Он же не виноват, что ему бракованную жену подсунули. На его месте я бы выставила его величеству серьезный счет!

Горло стиснуло спазмом, а глаза защипало.

Нечестно, нечестно, нечестно!

Я села рывком, подтянула ноги к груди, прикрываясь, и припечатала:

– Я хочу развод.

И уткнулась лбом в колени, прячась от мира за пологом рассыпавшихся волос.

Совершенно неэффективное место для пряток.

– Ниса… – теплая ладонь скользнула по плечу, отодвигая мой полог, и я распрямилась и вскинулась, готова я отражать нападение.

– И не надо меня уговаривать! Ты сказал «выбирай» и я выбрала! Извини, но я слишком люблю тебя, чтобы… чтобы…

У меня затряслись губы, а Лис сгреб меня в охапку, игнорируя вялое сопротивление, и рассмеялся.

– Узнаю свою женушку! Видят боги, Ниса, только ты способна совместить в одной фразе признание в любви и требование развода. Ну уж нет, теперь у тебя уже нет этого выбора. Пока не разлюбишь. Потому что пока ты меня любишь, я тебя никуда не отпущу.

Я засопела, не зная, как вообще реагировать на подобное. Противоречивые чувства сжигали изнутри, не находя выхода. Что-то внутри подсказывало, что к декоративным росянкам, вымахавшим в оранжерее до неприличных размеров ранее, теперь лучше не подходить, если не хочется остаться без руки или головы. Надо будет не забыть потом предупредить Лиса, чтобы выделил отряд. На борьбу с росянками. Ну он же просил ставить его в известность о появлении в замке всяких несанкционированных существ…

Правда, он просил заранее.

Но я же не виновата!

Вот выучусь – и точно смогу заранее предупреждать!..

Хотя вернее будет просто не держать поблизости росянок, пожалуй…

Карие глаза смеялись, будто он уже все знал. И про росянок, и про мои глупые мысли, и про то, что никуда я от него не денусь, пока он меня любит.

Потому что да, я тоже его люблю.

– Это означает «Да!»? – уточнил супруг, не прекращая меня поглаживать. – Ты останешься со мной?

– Ладно! – фыркнула я, довольная, как кошка. – В конце концов, я же не такая глупая, как некоторые, чтобы добровольно выпустить из рук то, что мне принадлежит!

Лис с тихим смешком сгреб меня в охапку и поцеловал.

А я, стиснутая в объятиях, вдруг начала тихонько хихикать.

– Что такое? – недоуменно уточнил муж.

– Приданое! – я уже хохотала, как зверь гиена с далекого сказочного континента. – Моё приданное, Лис! Это тоже «твое имущество, которое не принадлежит роду»! Лужки-и-и-и!

Муж ругнулся, а я уже просто рыдала от хохота на его груди:

– Вейлероны второй раз подряд упустили Лужки!