Текст книги "Муж мой – враг мой"

Глава 4

– Добро пожаловать в Вейлерон, герцогиня.

Негромко прозвучало у меня над ухом, когда перед глазами перестало мелькать смещенное пространство портала. Столичный портал в Вейлероне был расположен на просторной центральной площади столицы герцогства – Антры, сейчас полностью забитой народом.

Блеснули на зимнем солнце трубы, взлетая вверх, и пропели весть – герцог Вейлеронский вернулся на свои земли. Замерла в неподвижном молчании пестрая толпа.

– Его сиятельство герцог Алиссандр Вейлерон с супругой, ее сиятельством Нисайем Вейлерон! – объявил герольд.

И пока мы шли до открытого экипажа, с ликующим «Славься!» со всех сторон молодоженам под ноги полетело зерно, сладости и мелкие монеты – жители герцогства желали своему владетелю счастливого, сытого и многочадного брака.

Герцог подал мне руку, следом сел сам. Кучер чуть шевельнул поводьями, и безупречно выученные кони тронулись с места шагом сквозь расступающуюся толпу. Я старательно улыбалась, кивала и время от времени махала рукой, как учили.

К моему огромному облегчению, выкрики были всё больше приветственные, да и враждебности от собравшегося на площади народа я не ощущала. Более того, на меня смотрели даже скорее восторженно – белое подвенечное платье, знак невиданной монаршей милости, думаю было тому не последней причиной.

Королевский белый вместо родовых цветов Вейлерона ясно давал понять всем, что эта девушка – выходит замуж под протекцией короны.

И только изумрудно-зеленая фата оставалась данью традиции…

…Тэйрим Оллена шла к алтарю в точно таком же платье, только цветом фаты невесты и различались.

Кутаясь в снежно-белую накидку, прилагающуюся к платью, я усмехнулась.

По нашим обычаям, в брак каждая тэйрим вступает, одетая в свои родовые цвета, а сразу после церемонии переодевается в цвета жениха, и на свадебный пир выходит уже в них. К подготовке собственной свадьбы я касательства не имела и была уверена, что как только мы покинем дворцовый храм, предупредительные дворцовые слуги перехватят меня и уведут переодеваться.

Каково же было моё удивление, когда после обмена брачными клятвами, с меня просто сняли алую фату и накинули ее на тэйрим Оллену, а на меня надели её, зеленую!

Судя по всему, корона изрядно потратилась на эти пройдоховы свадьбы, поэтому стремилась сэкономить хоть на такой малости, как второй комплект свадебных платьев!

На миг эти кощунственные мысли вытиснились другими воспоминаниями…

Под высокими сводами богато украшенного семейного храма Герингемов, голос жреца, читающего брачное благословение, звучал внушительно и сочно. У меня подрагивали коленки, и под фатой ужасно чесался нос, и чтобы не думать ни о том, ни о том, я сверлила взглядом треугольник жреческого медальона. Маменька была бы недовольна, она терпеть не могла, когда я сидела, уставившись в одну точку, несмотря на то, что загорелась точка от этого всего один раз!

Поэтому финальный аккорд церемонии застал меня врасплох. О том, что жрец дозволил женихам поцеловать своих невест, я поняла, только когда меня легонько потянули за локоть, разворачивая к себе лицом. Фата взлетела вверх, и я торопливо выпустила нервно закушенную губу.

Карие глаза так близко, что в них, кажется, можно утонуть, прикосновение к затылку, едва ощутимое, кончиками пальцев, и поцелуй. Сухие твердые губы. Как печать. Раз, два, три…

И горячая дрожь волной по телу.

Я усилием воли отогнала эту картинку, напомнив себе, что женщины из рода Аласских не дрожат от страха – они заставляют дрожать своих врагов!

Вскинув подбородок выше, я улыбнулась толпе еще приветливей, стараясь не думать о том, что все эти люди присягали на верность Вейлеронам. У меня среди них союзников нет.

Кроме…

Экипаж как раз выехал с площади на главную городскую улицу, и я покрутила головой, запоминая: второй переулок от площади, угловой дом с синей крышей.

Нет, всё же, союзники у меня здесь есть: отец позаботился!

Пока мы медленно добирались от портальной площади до городских ворот, я, несмотря на накидку, успела продрогнуть. Мой муж – боги, у меня теперь есть собственный муж, и с этим нужно как-то смириться! – заметил это и сделал трудноуловимое движение рукой. Тепло волной окутало меня от ног до макушки и развеялось, но противная мышечная дрожь прошла, и холод больше не докучал. Я чувствовала себя так, будто только-только вышла из теплого помещения на мороз, и он был даже приятен.

Ну и подумаешь! Отец тоже так умеет! И Виторик! И вообще любой из братьев, и даже её сиятельство герцогиня! И я бы тоже умела, если бы была магом!

От городских ворот к замку вела широкая ровная дорога, кучер шевельнул вожжами, подгоняя лошадей, верховая охрана, по бокам тоже прибавила шагу, а вслед за ними ускорились и экипажи с прочим сопровождением.

До громады вросшего в скалу замка Страж мы долетели в миг. Я даже не успела толком навертеться головой. Хотя было бы на что там смотреть, вот у нас!..

В какой-то момент я поймала на себе внимательный взгляд новообретенного супруга, молчаливо присутствующего рядом и, против воли, чуть расправила плечи и на два градуса подняла подбородок. Так мы и прибыли – герцог и его герцогиня. Мать-Искусница, неужели это правда я?..

Внутренний двор замка был полон. Слуги выстроились по рангу ровными рядами. У основания парадной лестницы стояли домочадцы герцога Вейлеронского – те, кто не попали на свадебную церемонию во дворце, но, тем не менее, являлись членами семьи.

Алиссандр Вейлерон покинул остановившийся экипаж, открыл дверцу с моей стороны, и протянул руку, помогая спуститься.

Замковый двор замер.

– Слушайте, жители Вейлерона и замка Страж! – звучный голос прокатился по мощеному плитами двору, отразился от темно-коричневых стен и улетел в прозрачное зимнее небо, – Ныне в нашем доме радость, милостью богов и короля, я обрел законную жену, тэю Нисайем из рода Алассов.

Традиционная речь упоминания королевской воли не содержала, но и традиционный брак – тоже, и мне стоило усилий не показать, что мне смешно.

А Вейлерон продолжил, и слова, не менявшиеся столетиями, пришивали меня к реальности происходящего, а нас – друг к другу. Я, кажется, начинала верить, что все на самом деле-таки случилось…

Моя рука – в его руке, и коже жарко и странно, и невесомо, и я сжимаю во второй руке жесткий парчовый подол платья, и он кажется мне последним надежным якорем в этом мире, не стань его – улечу!

– Ныне я всем представляю герцогиню Вейлеронскую, и прошу вас позаботиться о ней, так же как она будет заботиться о вас!

Он отпустил мою ладонь, и я шагнула вперед, а Вейлерон – на полшага позади, неся бархатный кошель с растянутой во всю ширь горловиной.

Даже не глядя, я протянула руку назад и вбок, и зачерпнула оттуда горсть монет, а потом по одной вкладывала полновесные золотые в протянутые ко мне ладони, повторяя:

– Принял мой подарок – прими и мою руку…

Мы не спеша обходили двор и выстроившихся слуг, и каждому достался традиционный господский дар, и я все повторяла и повторяла положенные слова, а Алиссандр Вейлерон возвышался за моим плечом невозмутимой скалой.

В просторном холле (зеленые портьеры и ковровые дорожки, темно-зеленый магически измененный плющ, заплётший стены) меня представили членам семьи, не присутствовавшим на церемонии во дворце.

Младший брат, младшая сестра – совсем младшая, в отличии от тэйрим Оллены. Вернее, ныне уже тэи Оллены.

Дяди, тетушки, кузены и кузины.

– Приятно познакомиться! – склонила я голову, принимая заверения в невозможном счастье, видеть меня от мужчин и реверансы от дам.

Знакомство, правда, вышло несколько односторонним: отцовскими стараниями, я Вейлеронов заочно уже знала.

Не сомневаюсь, что и они меня…

Сразу после родственников тэйр супруг представил мне дворецкого и экономку – высокого сухопарого старика, и дородную женщину, примерно в одних годах с тэей Керолайн, матушкой драгоценного моего супруга, суровую даже с виду.

– Счастлива служить вам, ваше сиятельство! – сообщила экономка, и я затосковала.

В безупречно почтительном голосе счастье и не ночевало.

– Позвольте, я сопровожу вас в ваши покои, – супруг предложил мне локоть, я покорно его приняла.

Алиссандр Вейлерон вел меня по лестницам и переходам замка, и попутно рассказывал о нём, с непринужденностью и лёгкостью, что свидетельствовали о глубоком знании предмета и немалой любви к нему.

Замок Страж был красив.

Все ключевые замки предгорий велики, и Страж – не исключение.

Он был укреплен и богат – приграничная крепость людских земель и родовое гнездо герцогов Вейлеронских.

А еще он был любим – это чувствовалось в тысяче мелочей, не бросающихся в глаза, но составляющих надежное свидетельство неустанной бережной заботы.

Выпестованный, холеный…

От того обиднее было ощущать неодобрение и сдержанную враждебность темно-красного великана.

… А покои мне отвели огромные. На четвертом, самом верхнем этаже, с просторными комнатами, высокими узкими окнами, богато обставленные.

Кто-то уже занес сюда сундуки с той частью моего приданного, которой мне доведется пользоваться в браке, и теперь они громоздились вдоль стен, пряча внутри ткани, украшения, наряды. Дамские мелочи, которые не передаются в казну супруга, а остаются жене «на память» об отчем доме.

Таких мелочей, в моем случае, набралось три десятка сундуков.

Три. Десятка. Сундуков.

Прикинув объем этих ало-черных монстров, я заподозрила, что внутрь могли просто насыпать камней. Исключительно в пику Вейлеронам. Потому что такого количества вещей у меня никогда не было!

«А ведь всё это потом придётся домой забрать!» – мелькнула каверзная мыслишка, и я на миг повеселела, представив, как два герцога будут до искр из глаз спорить, чей в этот раз черед таскать этих чудовищ, вместе с их неведомым содержимым.

Его сиятельство супруг тоже зацепился взглядом за новый предмет интерьера в отведенных супруге покоях, только, в отличие от меня, нахмурился.

Странно, с чего бы? Он же наверняка не знает, что внутри – камни?

Или знает? Успел проверить?

Полно, когда б!

Но если не знает, отчего такой хмурый?

Мысли мои прервал сам Вейлерон:

– Ваше сиятельство, тэя Нисайем, я счастлив видеть вас своей женой!

«А уж я-то как счастлива!» – ремарку я удержала, но мысль попробуй удержи!

– Мой дом – ваш дом, отныне и навек, – продолжил герцог.

Я бы не была столь категорична со сроками… Но кто я такая, чтобы спорить?

– В случае, если вам что-нибудь понадобится – обращайтесь ко мне в любой момент! – закруглил расшаркивания супруг.

– А если не понадобится? – не усидел под гнетом благородного воспитания дурной мой характер.

– Тогда – не обращайтесь, – великодушно дозволил супруг с полнейшей невозмутимостью, но клянусь, в его глазах скакнули смешинки!

Я видела, видела!

А затем эта… это… этот тэйр сгреб мою кисть – ладони уже привычно стало жарко, а животу щекотно, но это было только началом! Склонившись, он поцеловал мне руку, но…

Он наверняка что-то со мной сделал. Магически. Иначе не объяснить это странное тепло, волной прокатившееся по животу и груди, и дрожь где-то внутри, и тревогу в сердце.

Я вырвала кисть, с испугом уставившись на него, понимая, что веду себя неприлично, но…

Герцог Вейлеронский нахмурился.

Уймись, Нисайем! Возьми себя в руки: он здесь бог и господин, и ты в полной его власти, а потому постарайся-ка его не злить!

…еще больше.

Меж темных бровей залегла складка.

И я торопливо присела, разом вспомнив все положенные случаю слова благодарности и уверения, что вижу нашу дальнейшую супружескую жизнь исключительно счастливой, но Вейлерон, кажется, не слышал.

Все то время, пока я, уцепившись за спасительный этикет, сыпала горохом слов, он смотрел на меня, как будто разглядывал что там, внутри, за оболочкой.

И увиденное ему не нравилось.

– Вам нужно отдохнуть перед ужином. Я пришлю к вам экономку, эссу Линэд. Она поможет вам во всем.

Дверь из каррского дуба мягко закрылась за Алиссандром Вейлероном, когда он покинул мои покои.

Ой, ну и подумаешь! Ты мне тоже не очень-то понравился!

Он ушел – а я осталась.

Конечно, я могла бы сесть и плакать – мне здесь все не рады, замок, и тот глубоко не одобряет, а я, между прочим, хорошая!

Сами собой вспомнились бесконечные проделки, ее сиятельство герцогиня, с каменным лицом взирающая на бедовую дочь, и матушка Рискин, простецки хватавшаяся за голову всякий раз, когда приходилось скрывать последствия моей небрежности.

Ну… Не самая плохая!

А выделенные мне покои были оформлены в сизо-лиловых тонах.

Здесь было красиво и светло… Я сняла меховую накидку, и совсем уже собралась отправиться исследовать свои владения, и всячески в них обживаться, но не успела – в дверь постучали, и эсса Линед попросила дозволения войти.

А я что, я дозволила.

Вслед за хранительницей порядка замка Страж, как гусята за гусыней, вошли горничные, все как одна, в скромных глухих платьях и длинных передниках, и набрался их почти десяток.

Вошли, выстроились рядком, почтительно и благовоспитанно глядя куда-то в район моего подола, и замерли.

– Её сия… тэя Керолайн распорядилась привести к вам служанок, чтобы вы могли выбрать камеристку и двух горничных, ваше сиятельство, – экономка присела в реверансе. – У первых двух девушек есть навыки, необходимые для службы камеристкой вашего сиятельства. Если они вас не устроят – подберем другую.

Я обвела взглядом ровный строй. Все молодые, крепкие и симпатичные.

Забавно, а матушка смазливой прислуги не терпела. Во всем замке Лунь из смазливых служанок были белошвейка, творившая иглой и нитью чудеса безо всякой магии, да мои Нита с Анабелью.

Мысль мелькнула, и сгинула, а я пошла вдоль ряда.

Платья с передниками у всех чистые, волосы убраны под чепцы, а сами уборы накрахмалены – все девушки опрятны.

Головы склонены, и взгляды не выше моей спины. Руки натруженные, но с аккуратными чистыми ногтями.

Я присмотрелась особенно внимательно.

Все нервничают.

Боги, да какая мне разница, я все равно о них ничего не знаю!

– Вторая, пятая и шестая, выйдите вперед.

О, считать умеют все – вышли вперед ровно названные, остальные даже не шелохнулись!

– Элис, Дора и Кейт, – назвала имена эсса Линед, и девицы присели каждая в свой черед. – Отныне вы служите лично её сиятельству герцогине, остальные могут вернуться к своим обычным обязанностям. Кейт и Дора – разберите вещи её сиятельства. Элис, ты поможешь её сиятельству переодеться!

Замашки у этой эссы Линед – как у капитана замковой гвардии.

И плотное ощущение недовольства, никак не проявляемое внешне.

Мне сноровисто и ловко помогли сначала раздеться – драгоценный наряд, подаренный королем, отделанный жемчугом, алмазной крошкой и иллюзиями, был унесен в гардеробную самолично эссой Линэд. Затем облачили в домашнее черно-зеленое платье – и, получив разрешение, покинули будуар, отправившись помогать с разбором вещей.

Горничная Кейт присоединилась к двум другим девушкам, а куда направилась экономка, я понятия не имела.

Я устало опустилась в кресло у камина, погладила подлокотник – всё же, не каждый день выхожу замуж.

Сизый бархат обивки менял цвет на серый там, где по нему проводили ладонью, и снова сливался с общим фоном, когда возвратным движением я приглаживала ворс.

Забавно.

В замке моих родителей горничные ни-ког-да не позволили бы себе наводить порядок в господских покоях, пока там их хозяйка. Только когда комнаты пусты!

Недопустимо беспокоить благородную тэю такими низменными вещами, как уборка.

И даже Нита и Анабель, которые были для меня скорее наперсницами, чем прислугой, знали и придерживались этого правила.

Это… что? Демонстрация, что я здесь пустое место?

Да и оговорка экономки в самом начале. Не была ли она преднамеренной либо случайной попыткой показать, что герцогиня в этом доме по-прежнему тэя Керолайн?

Горничные переносили мои вещи из гостиной в гардеробную, что примыкала к спальне с противоположной стороны от будуара.

Кому вообще пришло в голову составить сундуки в гостиной?.. Почему их сразу не отнесли в гардеробную?

Опустив веки, я прислушалась.

Особым, ведьмовским образом.

Из гостиной тянуло только сосредоточенной старательностью и некоторым напряжением людей, не знающих, что им ожидать в ближайшем будущем, а вот изумлением, испугом либо шоком – не тянуло.

Значит, камней в сундуках всё же не было.

Ну, ничего, может, они еще просто до них не дошли, хе-хе!

И надо бы выйти, и проследить за тем, что и как делают с моими вещами, но…

Но не хотелось.

Я устала, я испугана, я никогда не оказывалась в столь… в столь недружественной обстановке, я хочу спрятаться, вот в этом кресле свернуться комочком, и никуда никогда не идти!

Истинная тэя через эти постыдные желания, конечно же, переступила бы.

А я – поддалась.

К тому же, сундуки с по-настоящему ценными вещами магически опечатаны, откроются только в моем присутствии, вообще…

…и вообще, самый главный камень отец Вейлерону уже подложил.

Я вспомнила один из многих разговоров с отцом, которых много было в эту неделю, куда больше, чем до этой внезапной и нелепой помолвки, устроенной его величеством из ничего.

Тогда я набралась смелости прямо спросить его сиятельство о том, как я буду жить после? Ведь даже если Вейлерон промолчит о ведьмовстве, не пожелает бросать тень на сестру, то я всё равно останусь разведенной, с пятном на репутации… Что я буду делать?

– А что хочешь, – как-то удивительно просто ответил герцог. – Просто жить, как тебе нравится. А захочешь – я тебя снова замуж выдам.

Отцовское спокойствие было заразным, и я чуть улыбнулась этой мысли – да уж, замуж, после развода-то! И с серьезным видом ответила:

– Хочу!

– За кого? – с одобрением в голосе поинтересовался герцог.

– За Астея Пятого! – мстительно выдала я, любуясь, как его сиятельство батюшка поперхнулся воздухом.

И невинно пояснила:

– Он осчастливил браком меня, я – его, по-моему, всё честно!

И уж чего я не ожидала, так это того, что у его сиятельства загорятся глаза, и он примется прокручивать варианты:

– Так-так, наследовать твои дети в любом случае не будут, наследник первой очереди – принц Филлип и его дети от принцессы Рейнары, можешь хоть вообще не рожать… Для того, чтобы управлять дворцом, есть Рейнара… Что разведенная – так ведь брак его величества с тобой будет не первый, «правильный» наследник уже есть. Что ведьма – туда же… Так-так-так, какие перспективы!

Да-а-а… кажется, недооценила я батюшкиной мстительности и того, насколько эта история ущемила его самолюбие!

Интересно, я всё еще пошутила, или уже удачную идею подала?..

Я вынырнула из воспоминаний, улыбаясь – всё же, у его сиятельства с его величеством очень странная дружба.

Я прислушалась, что происходит в гостиной-спальне-гардеробной. Оттуда тянуло устойчивым ощущением тревожности и старательности.

Я тяжело вздохнула.

«Выберите камеристку!»

Дома за обязанности моей камеристки толкались плечами Нита и Анабель. Нита считала, что она ведьма, и потому всегда должна быть рядом, чтобы прикрыть в случае нужды, и вообще, это ее назначил на это место мой отец! А Анабель была свято уверена, что уж никто лучше нее не защитит бедную и беззащитную девочку от врагов.

В герцогском замке у герцогской дочери естественных врагов было не много, но кого когда такая мелочь останавливала?

Нет-нет-нет, при мне они никогда ничего подобного себе не позволяли, и даже неприязнь, хлещущую через край, старались придерживать.

Но это не мешало мне время от времени в самых неожиданных местах замечать признаки борьбы не на жизнь, а на смерть.

Грызня прекращалась в одном-единственном случае.

Горе, горе служанке, скверно почистившей мои ботинки, беда швее, проложившей неровный шов на платье. Две гарпии прекрасно отработали тактику совместной охоты!

Швее, вызвавшей недовольство заклятых подружек, вообще проще было сразу прыгнуть с замковой стены в замковый же ров, пересечь его вплавь, умчаться в Предгорья и затаиться там до конца жизни, потому что Нита с Аной завели скверное обыкновение брать в союзницы ту самую белошвейку с золотыми руками.

К золотым рукам прилагалась соответствующего веса профессиональная ревность.

Я хочу домой.

Там всё надежно, любимо.

Там не тянет неприязнью из-под каждой двери, там и замок на моей стороне, и даже ее сиятельство, пусть и недовольна своей дочерью, но ведьмино чутье все же шепчет, что она искренне обеспокоена.

Повезло Вейлерону, что он маг – у магов природная защита, с ними чутье не работает. Только с давними знакомыми. И еще с кровными родственниками, наверное. Но я со всеми своими родственниками давно знакома, так что тут точно не знаю, только предполагать могу.

Да и вообще, магам хорошо – у них все стандартно, надежно и постоянно.

А вот у ведьм…

Матушка Рискин, кося глазом по сторонам – не видит ли кто, как она учит герцогскую дитя, чему не велено? – рассказывала мне, чем ведьмы отличаются от магов, и за что вторые не любят первых:

– Вот если взять десяток магов, и велеть каждому применить одно и то же заклинание, вложив строго отмеренное одинаковое количество силы – у них у всех итог одинаковым выйдет, – она усмехнулась.

А я как-то ярко представила: десять магов, все плечистые и крепкие, девиц нет ни одной, хотя у женщин магия и бывает, но разве ж они маги? Так, декоративные фитюльки за спинами своих мужчин. А маги стоят, выстроившись ровным рядочком.

Усатый командир со строгим взором, стоя за оградой, приказывает им – «Огонь!», и они, все, как один, дружно вскидывают правую руку, сложив пальцы знаком огня, выдохнув магическое слово. С пальцев каждого по высокой дуге ярким прочерком летит заклинание, и врезается в мишень, разнося ее в сочные солнечные брызги.

Картина эта, не единожды подсмотренная на тренировочном поле за казармами, живо встала перед глазами.

– А вот если взять десяток ведьм и повелеть им применить одно и то же заклинание, – продолжила матушка Рискин, – То у одной выйдет одно, у второй другое, у пятой пятое, а у половины и вовсе ничего не получится.

Теперь перед мысленным взором стояли сплошь девицы.

Все молодые – старую ведьму шиш поймаешь, только Пройдоху рассмешишь, – все симпатичные, но какие-то растерянные.

Суровый усатый командир хмуро окинул их взглядом, и рявкнул:

– Встать в строй!

Некоторое время ведьмы бестолково метались внутри ограждения, как нервные козы, не зная куда приткнуться, а суровый усатый командир, оставив пост за оградой, носился среди них и вокруг, попеременно ругаясь, уговаривая построиться и угрожая сжечь пройдохово племя на очистительном костре во славу Отца-Воина и Матери-Искусницы.

Потом долго объяснял, что именно нужно сделать – собранные по глухим углам, по лесным сторожкам и болотным избушкам, ведьмы плохо понимали, что значит, «пальцы в третью позицию», «вложить три капли силы» и «спусковая лексема».

К моменту возвращения на место за оградой, командир изрядно вспотел и был встрепан, и даже усы топорщились теперь нервно.

Три, два, раз…

– Огонь! – скомандовал он.

Сосредоточенные ведьмы, повинуюсь приказу, махнули руками, как было показано.

У одной мишень повалило ветром, и, падая, она зацепила соседнюю, все остальные остались стоять, как ни в чем не бывало. Одна растерянно мялась, потому что ограда вокруг полигона загорелась, еще две ругались – «Это из-за тебя! – Нет, это ты виновата!», и неизвестно, что они имели в виду, но вот-вот должны были вцепиться друг дружке в косы. Одна плакала, потому что у нее ничего не получилось.

Над полигоном медленно собирались тучки, обещая нешуточную грозу.

Возможно, из нее в итоге ударит молния, и поразит-таки мишень своей создательницы. Но это не точно.

Матушка Рискин покатала слова на языке, подбирая те, что лучше всего разъяснят мне суть.

– Магия – стабильна. Она дастся каждому, кого боги наделили силой, старательностью и каплей таланта. Именно в такой очереди. А ведьмовство… оно капризно и переменчиво. И преуспеет ли в нем ведьма, зависит всецело от того, сколько ей боги отмерили таланта и старательности – сдобрив это самой малой каплей силы.

Из ее слов выходило, что магия – это наука, а ведьмовство – искусство.

– Это у магов всё всегда одинаково, и зависит только от личной силы да количества зазубренных заклинаний, – продолжала между тем болотная ведьма. – А у любой ведьмы всегда – свой путь, и он иной, чем у ее товарок.

Рискин покачала головой:

– Если десяти магам повелеть зажечь на расстоянии магический фонарь, они сделают это одним-единственным способом.

В моем воображении все десять магов, стоя красивой шеренгой, дружно сосредоточились и щелкнули пальцами, и десять фонарей налились мягким молочным сиянием под довольное кряканье командира.

– А если же повелеть то же самое десяти ведьмам…

– Тэйрим, не надо, молю вас! – запаниковал воображаемый седоусый.

– То они сделают это десятью разными способами, при том у половины опять не получится, или же получится не то – не терпит ведьмовство принуждения. Опыт и волю ведьме надо иметь, чтобы по приказу колдовать.

На воображаемом полигоне мрачно моросил дождь, хмурые ведьмы сгрудились в кучу и поглядывали на меня недобро. Одна снова рыдала.

Я потрясла головой, отгоняя безумное видение.

А Рискин, не ведая, что творится в головушке у ее подопечной, продолжила:

– А еще ведьмы сварливы, влюбчивы, мстительны. Сила их в чувствах, и оттого чувствуют они ярко. И от этой яркости, бывает, делают то, чего не сделали бы, живи они разумом. Не так чтоб редко бывает… – она нахмурилась каким-то своим мыслям. – Ведьм не любят за это. За то, что может чуть что – полыхнуть, что твоё сухое сено, и такого наворотить, что сама потом восплачет. А может, и не восплачет…

Покривив лицом, Рискин признала:

– Наша сестра тоже разная бывает. Одна в сердцах почесуй нажелает, потом стыдом мается, другая черным мором проклянет, и совесть не шелохнется.

И что-то такое было в ее голосе, что мне показалось – видела она таких. Тех, кто способен без раскаяния моровое поветрие поднять.

– Но есть у ведьмовского дара и плюсы перед магическим: мага обнаружить может любой, ведьму – только другая ведьма, да и то, иные умелицы и от сестер по дару прятаться умудряются. Мага можно определить по колдовству, ведьму только по последствиям. Когда маги колдуют, всегда есть какие-то признаки, и они заметны даже тем, кто не наделен даром. Свет, звук, тепло или холод… А дрожь самой силы легко почувствует любой одаренный, если пожелает. У ведьмы это всё может быть, может не быть, а может, как сама пожелает, коли ловкая да умелая. И пусть в силе нашей сестре обычно с магами не тягаться, но иной раз ведьма может и такое совершить, что ни одному магу не повторить – таким уж даром нас Пройдоха наделил, что порой мы и сами не знаем, чего от себя ждать.

Она улыбнулась мне, и продолжила:

– Все мы, ведьмы, разные. По силе, по умению, по норову. К нам идут те, у кого на магов серебра не наберется, или тогда, когда маги помочь не сумели. За помощью – идут, но стоит где чему подозрительному стрястись… – помолчала, и совсем уж грустно завершила, – Если рядом с селением обживется ведьма, то со всеми бедами – к ней, но и все беды – от неё.

Рискин перебралась в замок Лунь в тот год, когда родилась я, единственная дочь и последний ребенок – после того злосчастного проклятия герцог принял меры, и детей больше не заводил. А до того матушка Рискин обретала на болотах, а еще до того успела побродить по королевству – и быть может, не только нашему, – пока не обзавелась дочерью и не вернулась в родные края с ней на руках.

Она много повидала, и хоть и дорожила безопасностью и сытостью нынешнего своего места, всё равно оставалась истинной ведьмой.

Герцог не желал, чтобы его дочь учили чему-то помимо самоконтроля, и строго следил за этим. Матушка Рискин, хоть и не смела перечить воле благодетеля, умудрялась её обойти. Не переча.

К слову, именно так я и поняла одну нехитрую истину: если ты нанимаешь мага, он делает, что повелишь, а если нанимаешь ведьму – она делает, что пожелает.

Хвала богам, что я все же не совсем такая, как настоящие ведьмы. Я, все же, живу скорее разумом, чем эмоциями.

Найдя взглядом часы, я вздохнула и потянулась к висящему на удобном расстоянии между креслом и зеркалом шнурку звонка.

Пора было собираться к ужину.