Текст книги "Муж мой – враг мой"

И я еженочно, методично обходила замок по расширяющейся спирали, истово мечтая, как можно скорее найти похищенный из нашего замка артефакт, и сбежать, наконец, из этого серпентария домой.

Апогей наступил через шесть дней.

Дорогая серебряная игла мелькала в моих руках, ловко ныряя в ткань. Я вышивала (зеленым по зеленому).

Для занятий рукоделием дамы рода Вейлерон собрались на «нейтральной» (ха-ха!) территории – в янтарной гостиной. В гостиную ее светлости вдовствующей герцогини я бы и не пришла. Видят боги, пренебрегла бы всеми приличиями и правилами хорошего тона и просто не пришла.

Изящные руки, аккуратные головы, домашние платья – сплошь зеленые. Даже восьмилетняя Розалин, которую порой допускали на посиделки, была в нежно-зеленом.

Я изо всех сил убеждала себя, что это лишь еще один маневр в объявленной мне войне, ибо заказанные для меня платья еще не были готовы, и в этом кругу всех оттенков зеленого я выглядела белой (хотя на самом деле светло-синей) вороной, но нет-нет, да и мелькала мысль – а вдруг, нет, не притворяются?

Вдруг, они и правда такие?

Тихий ужас в такие мгновения шевелил мои волосы, и я торопилась отмахнуться – нет-нет, это всего лишь манёвры и построения в мою честь, не может быть иначе!

Втыкались в ткань иглы, взблескивали искры магии, дрожал магический фон.

Забавно, но несмотря на то, что одаренные тэи щедро украшали свой рукодельный труд иллюзиями, мои работы им не уступали. Мне это дарило легкое злорадное удовлетворение: не зря матушка хвалила мои вышивки!

Благородные тэи вели приличествующую случаю беседу.

Сколько я таких бесед уже выслушала за дни, проведенные в замке Страж! Тонких, остроумных, бесконечно изящных. После каждой хотелось помыться.

Я поддевала иглой ткань, тянула нить и чувствовала, как что-то во мне истончается.

То ли те самые пресловутые запасы мудрости со смирением, то ли воля, удерживающая ведьмин дар в каком-никаком повиновении – не знаю, но в какой-то момент я вдруг поняла, что если ничего не сделаю, то… то что-нибудь сделаю!

И, опустив на колени вышивку, я неожиданно (отчасти, даже для самой себя) спросила:

– Тэи, а что я вам всем сделала?

Голос, прервавший на середине очередную утонченно-колкую фразу тэйрим Сириль, на удивление, звучал громко и чуть удивленно. Голос хозяйки положения, а не загнанного зверя. Ай да я!

– О чем вы, ваша светлость? – очень благожелательно и очень обеспокоенно спросила милейшая тэйрим Сириль.

– Мы вас чем-то обидели, ваша светлость? – в голосе драгоценной Мириам звучало искреннее огорчение.

Вдовствующая герцогиня промолчала – она была выше столь низменных вещей.

Я молчала и смотрела на нее выжидательно. Смотрела светло, с легкой улыбкой.

Боги, дайте мне сил никого не убить!

И после непродолжительного молчания свекровь «сдалась».

– Видите ли, ваша светлость, – произнесла она с некоторой печалью в голосе, – возможно, вам действительно показалось, что в замке Страж вас приняли недостаточно тепло…

«Что вы! Пожалуй – слишком даже горячо!» – мысленно прокомментировала я, продолжая всё так же безмолвно давить на мать Вейлерона улыбкой.

– Но это только потому, что мы все несколько… огорчены, – она бросила на меня быстрый извиняющийся взгляд, – тем, что вы с первых шагов в качестве супруги герцога Вейлеронского, проявили такое… небрежение традициями!

Теперь в её голосе слышалась скорбь. А я пыталась «причуяться» к ней с помощью дара – и не могла. Мало того, что магов в принципе читать получалось из рук вон плохо, в последнее время я всё чаще ловила себя на том, что, наглотавшись отрицательного к себе отношения со всех сторон, просто боюсь применять чутье. А без его помощи определить, сколько в словах ее светлости вдовствующей герцогини искренности, а сколько лицедейства, не удавалось.

– И какими же традициями я пренебрегла? – я собрала в кулак всю наличную кротость с этим вопросом.

– Быть мужу поддержкой в горе и в радости, – грустно признала мать Вейлерона.

Я попыталась понять, что она имеет в виду.

Вот так сходу получалось не очень.

– Но ведь… его светлости нет дома?..

Во взгляде свекрови после этого вопроса появилась жалость.

– Ваша светлость… тэя Нисайем, в нашем роду брачные клятвы – не пустой звук. Я не знаю, как было у вас дома, в Алассе, но здесь, в Вейлероне, «в горе и в радости» означает именно то, что означает.

Стоп. Это она сейчас пытается мне втолковать что, у них здесь жена едет вместе с мужем в осажденную крепость?..

Бред. Не может быть. Что делать женщине на войне?

Я представила, что сказал бы на это батюшка, и мышцы пугливо сжались.

С другой стороны… Это же Вейлероны! Они вон на родовых цветах, судя по всему, немного повернуты – кто знает, как далеко зашло их помешательство?

Ехать мне? На передовую? В крепость, под стенами которой стоит малая волна инородцев?

Я обвела взглядом благородных, достойных тэй.

У меня только один вопрос: если я сею же секунду сорвусь с места и помчусь туда со всей доступной мне скоростью, удастся ли выдать это за то, что я так хочу быть хорошей женой?

От ближайшего портала до Карлионского гарнизона было четыре часа пути. Меня встретил лично мэр и несколько раз поинтересовался, не желаю ли я дождаться супруга в городе, воспользовавшись их с женой гостеприимством. Соблазн был велик, я всерьез заколебалась. Серьезно, ну что мне делать в военном гарнизоне? Но перед глазами всплыло осуждающее лицо тэи Керолайн, ее поджатые губы и полный укоризны взгляд.

Жаль, что тэйр Алиссандр так и не ответил на мое сообщение. Надеюсь, он его хотя бы получил…

– Капитан, вы уверены, что я не нарушу ничьи планы своим прибытием? – все еще в растрепанных чувствах уточнила я у офицера сопровождения.

– Никак нет, ваше сиятельство, – отрапортовал боевой маг. – Мы все равно отправляемся в гарнизон с подкреплением, сопроводить вас – большая честь.

Вот так вот взял и перекрыл последний путь к благородному отступлению.

Ладно, в конце концов, если мне до сих пор никто ничего не сказал и даже не посмотрел косо, то может быть, тут и правда такие порядки?..

Карета тряслась на ухабах, новая камеристка, которую я усадила с собой, вместо того, чтобы отпустить на козлы к кучеру, сидела, уставившись в пол и сложив ладони на коленях. От скуки я даже задремала…

Сначала я услышала истошный визг. И не успела толком проснуться, как карета содрогнулась. Затем последовал еще удар, заставивший меня машинально спросонья ухватиться за что попало. А потом карета медленно, со скрипом и треском… повалилась на бок.

Зубы клацнули, я прикусила язык и проглотила вопль, больно ударившись головой. Судя по звуку прыснуло осколками стекло, завыла камеристка. Меня пребольно. приложило о каретный бок и накрыло собственными юбками, и пока я выбиралась из них, карету тряхнуло еще пару раз.

С трудом понимая, что вообще происходит, я кое-как высвободилась, восстановила равновесие, села, и тут сверху донеслось рычание, а мне на руку капнула горячая вязкая слюна. Леденея от ужаса, я подняла глаза и уставилась в оскаленную пасть, в которой зубов было больше, чем волос у меня на голове. Она торчала в проем вырванной дверцы кареты. Из пасти тянулись вниз длинные ниточки слюны. Глаз у твари не было.

Резко закружилась голова, перед глазами потемнело… И тут рычание сменил рев огня. Под истошный визг тварь отшвырнуло. В освободившийся проем заглянула голова капитана, который тут же протянул мне руку.

– Ваше сиятельство, скорее.

Я уцепилась за протянутую ладонь, меня потянули наверх и тут же подхватили еще руки, вытаскивая из кареты на белый свет. Кто-то сразу спрыгнул на мое место, чтобы вытащить бессознательную камеристку.

– Сюда, ваше сиятельство. Руку. Скорее.

Капитан втащил меня на лошадь перед собой и почти сразу сорвался в галоп. Я даже толком не успела осмотреться и понять, что вообще произошло.

Ледяной ветер пронизывал до костей, я зажмурилась. сжалась в комок, пытаясь хоть как-то сохранить тепло. Было больно, неудобно, и скачка казалась бесконечно пыткой, пока не прекратилась как-то в один миг под зычный оклик: «Открыть ворота!».

Я вскинула голову, с трудом разлепила, казалось, смерзшиеся ресницы, и увидела, как быстро поднимается решетка, раскрываются кованые железом двери, и отряд поспешно въезжает внутрь гарнизона.

Маленький внутренний двор, забитый людьми. Звонкий стук копыт по камням.

И герцог, торопливо сбегающий по лестнице нам навстречу.

Люди расступались, пропуская его.

Карие глаза сверкали бешенством, и у меня внутри все что-то примерзко сжалось.

Он подошел вплотную, протянул руки и снял меня с лошади. И если бы он не сжимал жестко и уверенно мою талию, у меня подкосились бы ноги, и я бы рухнула прямо там, где стояла.

– Вы можете идти? – он произнес это так тихо, что я сама едва расслышала и смогла только кивнуть.

Еще не хватало, чтобы меня сейчас потащили на руках. Как-нибудь доковыляю.

– Мне не передать словами радость видеть вас, ваше сиятельство, – произнес герцог уже вслух, так, что слышали все присутствующие. – Ваша смелость – достойный пример для подражания и несомненный источник вдохновения в битве.

Слова были сказаны, тон задан, и повисшую во дворе тишину нарушил одобрительный гул.

Наверное, стоило сказать что-то столь же возвышенное и пафосное, но я смогла только выдавить из себя улыбку и вцепиться в герцогский локоть, молясь всем богам разом, чтобы ноги не подвели в критический момент, и все же довели до того места, где я смогу упасть без свидетелей.

Тэйр Алиссандр шел молча, не реагируя на попадающихся нам навстречу и торопливо отступающих с дороги людей. Те с запозданием кланялись, а спиной я чувствовала любопытные взгляды. И только, когда за нашими спинами закрылась грубоватая дубовая дверь комнаты, герцог со всем почтением осведомился:

– Тэя Нисайем, вы в своем уме?

И в голосе его звучали грозовые раскаты. Брови сдвинулись на переносице, возле губ залегли жесткие складки.

Возможно, мне должно было бы сделаться страшно – мужчина был не просто зол, он был очевидно в ярости. Но, откровенно говоря, твари, встреченной на дороге, тэйр Алиссандр категорически проигрывал, и пугаться герцога после нее у меня совершенно не получалось. Я вообще была ему страшно рада, хотя бы потому, что это означало, что до гарнизона я добралась живой!

– Вы не получили мое сообщение? – поинтересовалась я, зябко сцепив ладони. В конце концов, если он так категорически не хотел меня здесь видеть, мог бы мне об этом и сказать!

– Я получил ваше сообщение. Час назад, когда остановить ваше идиотское мероприятие не было уже никакой возможности!

– Это странно, – отметила я задумчиво. – Я отправила его еще вчера.

– В осажденный гарнизон, дорогая тэя, почта может приходить с опозданием, – ядовито отозвался мой муж. – Как вам вообще пришла в голову подобная мысль?!

Как мне пришла в голову подобная мысль…

Путем долгих размышлений, дорогой тэйр, она ко мне пришла!

Просто-напросто мне нужно было знать, насколько далеко готова пойти ваша сиятельная матушка в жажде от меня избавиться. Да, и теперь я точно знаю, что она хочет от меня избавиться, а не просто вымещает злость на неудачно сложившиеся обстоятельства.

С простой злостью я бы примирилась. Простая злость была бы понятна в общем-то и на нее можно было бы все же как-то закрыть глаза.

А вот на это – нет, нельзя. И для себя я решила, что своим поступком вдовствующая герцогиня развязала мне руки. И пусть я пока еще не придумала, как именно я добьюсь, чтобы со мной считались, но уже знала, что теперь – буду добиваться. Любыми средствами.

Потому что да, нужно найти артефакт, но пока что все поиски тщетны, сколько мне еще торчать в замке Страж – одному Бесу известно, а жить в ожидании нового удара в спину я решительно отказываюсь! Мне это не нравится!

Но, естественно, вам, ваша светлость, я всего этого не скажу!

Потому что, во-первых, не желаю оправдываться, а во-вторых, вы мне все равно не поверите!

Тэя Керолайн была не глупа. И пожалуйся я герцогу, пристань он к ней с допросом – она бы просто сказала, что я ее неправильно поняла, и у нее хватит свидетелей. Я уже выставила себя дурой, выставляться еще большей дурой, а то и лгуньей, у меня не было ни малейшего желания. Но я благодарна вдовствующей герцогине хотя бы за весомый аргумент.

– В Алассе принято навещать мужа в случае затяжных боевых действий для поддержания боевого духа и придания моральных сил, – не моргнув выдала я, глядя его сиятельству прямо в глаза. – Я не знала, что в Вейлероне другие порядки. Мне очень жаль, если мой визит оказался… неудобным.

– Неудобным?!.. Неудобным?!!!

Кажется, подбор слова впечатлил герцога особенно сильно, потому что он повторил его и в третий раз:

– Неудобным, Бес его раздери! Тэя Нисайем, вы хоть понимаете, что вы едва не погибли по дороге? Ваша камеристка серьезно ранена, часть сопровождающего вас отряда погибла, вы сами остались живы просто чудом и находчивостью капитана! А сейчас вы находитесь в осажденном гарнизоне в разгар боевых действий!

Гарнизон был с герцогским гневом солидарен, и громко бабахнул в подтверждение то ли пушками, то ли залпом заклинаний, от чего я против воли втянула голову в плечи.

– Передо мной сейчас стоит задача удержать малую волну, а я должен думать о том, как сделать так, чтобы ваша хорошенькая, но пустая головушка осталась на плечах при всем остальном теле! Вы хоть понимаете, что будет в случае вашей гибели?

Он подошел вплотную и, ухватив меня за подбородок, жестко вздернул его вверх, заставляя меня смотреть ему в глаза.

Признаться, над этим вопросом я не размышляла. Гибель как-то совершенно не входила в мои планы…

– Будет война, – припечатал тэйр Алиссандр. – Потому что ни король, ни Аласс мне этого не простят. А я не буду вымаливать прощение за то, что у одной девицы не хватило ума сидеть спокойно дома.

Я сама не поняла, почему у меня задрожали губы. Вот только была спокойна и уверена в своих решениях и действиях, а тут вдруг…

Не дождется. Не буду я при нем рыдать.

– Можно я сяду?

– Что? – недоуменно переспросил герцог.

– Вы можете продолжать читать мне нотации, я вас очень внимательно слушаю и все принимаю к сведению, честное слово. Но можно я буду делать это сидя? У меня болит нога.

То, что сорвалось с губ моего супруга дальше, я предпочла не услышать. В самом деле, не мог же благородный тэйр позволить себе такие слова? По крайней мере в присутствии не менее благородной тэи (которая их, конечно же, совершенно и знать не знает!).

Он подхватил меня подмышки, как ребенка и сделав два шага опустил на оказавшуюся поблизости кровать, застеленную шкурами. А потом сам опустился на колени.

– Какая? – последовал короткий вопрос.

– Правая, – машинально ответила я, еще не до конца понимая, что герцог собирается делать.

А тот ловко расшнуровал и стянул ботинок. Я морщилась, но терпела, и громко ойкнула только, когда мужские руки бесцеремонно скользнули под юбку. Даже попыталась от неожиданности прижать ткань, не пропуская к самому сокровенному, что, впрочем, не произвело на герцога никакого впечатления, и тут же залилась краской, когда он на ощупь потянул завязку чулка.

Тонкий шелк, безобразно порванный в одном месте, сполз вниз, обнажая ногу, и тут же воспаленной кожи коснулись сухие горячие пальцы.

Я покраснела еще сильнее, хотя, казалось бы, куда еще!

– Просто ушиб, – супруг мое смущение игнорировал. – Обойдемся без целителя.

Кожу легонько закололо. Я закусила губу, наблюдая, как мужские пальцы управляют тонкими потоками магии, снимают отек, ускоряют восстановление тканей. Тэйр Алиссандр был таким же светлокожим, как и я, но почему-то на фоне моей ноги его руки казались смуглыми. Загар?..

Боль прошла, а герцог продолжал держать мою щиколотку, и глядя на меня снизу вверх спросил:

– Еще где-то болит?

Я отрицательно помотала головой. Ну, разве что бок чуть-чуть, но там точно ничего страшнее синяка, не надо меня осматривать!

– Хорошо, – тэйр Алиссандр таки выпустил мою ногу и поднялся сам, вновь возвышаясь надо мной. Я торопливо одернула юбку и поджала пальцы. – У вас холодные ноги. Ложитесь-ка в постель. Я прикажу Белсу принести вам ужин и что-нибудь горячее. Ваша камеристка по понятным причинам не может присутствовать, других женщин, которых я мог бы к вам приставить в гарнизоне нет. Вы в состоянии раздеться сами, или вам помочь?

– Спасибо, ваша светлость, я справлюсь, – с достоинством отозвалась я.

– Отдыхайте, тэя, – в голосе герцога улеглись и ярость, и раздражение, и теперь он был сух и озабочен. – И ради всего святого не выходите без меня из этой комнаты. Помните, что вы в зоне военных действий, и это приказ.

– В окошко смотреть можно? – уточнила я, всем видом изображая смирение и демонстрируя, что и чихнуть без дозволения не смею.

– Можно, – великодушно дозволил супруг и вышел.

Когда Белс, камердинер его сиятельства, постучал в дверь, я уже обжилась и обогрелась в постели под мягкими шкурами. Он поставил поднос, куда было сказано, поинтересовался, не нужно ли ее светлости герцогине что-либо еще и был отпущен. Я дождалась, пока дверь закроется, и выбралась из своего кокона. В нижней сорочке (ночная канула в зубастых пастях, пусть подавятся!) было прохладно, ушибленная нога не болела, но чувствовалась слегка онемевшей – последствия заклинания. Но я все равно не стала требовать еду в постель, а прошла до стола.

На подносе оказалась большая кружка с горячим чаем, хлеб, сыр и мясная каша. Судя по всему, в гарнизоне герцог питался практически наравне со своими солдатами.

В освобожденный от оков корсета живот каша упала приятной тяжестью, от горячего чая разморило, а шум снаружи уже не казался таким оглушительным. Я подошла к окну (мне разрешили!), узкому и высокому, больше похожему на бойницу, и попыталась вглядеться в освещенную магическими огнями темноту.

Люди сновали, кричали, что-то делали, периодически грохотало. Один раз я заметила Алиссандра, судя по всему, отдающего приказы, потому что люди, стоящие вокруг него по очереди, убегали в разные направления. А потом кто-то подскочил, что-то сообщил, и его светлость, помрачнев лицом, исчез из поля моего зрения.

Я вздохнула, прикрыв глаза торопливо прочитала молитву Матери-Искуснице и Отцу-Защитнику, поразмыслив, попросила Беса не пакостничать чересчур и отправилась в постель.

Уснуть под канонаду не получалось долго, но я все же провалилась в зыбкий сон, наполненный какими-то странными видениями – будто я это не я, а зыбкая тень за чьими-то плечами, и меня окружает странный темный мир, который то и дело высвечивается разноцветными вспышками, но тут же снова гаснет. И я нашептываю то, что шепчет мне этот мир…

Потом сон померк, а потом я резко проснулась от слабого шороха.

Сквозь сомкнутые ресницы пробивался очень слабый свет. А еще было очень тихо. Так тихо, что отчетливо было слышно малейшее движение.

Я приоткрыла глаза.

В комнате было темно, если не считать слабого светлячка над герцогским плечом. Еще глубокая ночь или ранее-ранее утро. Но так тихо. Атака волны захлебнулась?

Герцог стоял ко мне спиной и раздевался. Что-то было в его движениях не совсем правильное, но только когда он стягивал рубашку я поняла, что – он берег правую руку. Я пригляделась – видимых повреждений не было, но что-то явно причиняло дискомфорт. Тоже ушиб? Самого себя лечить тяжело и сложно, но почему к целителю не обратился?..

Взгляд еще раз пробежался по руке, вверх и вниз, а потом по спине с темной впадиной позвоночника, по широким плечам, и снова стек вниз – герцог расстегивал брюки.

Я разглядывала мужа с каким-то жадным любопытством, но, когда он повернулся, торопливо сомкнула ресницы, прикидываясь крепко спящей.

Ровное дыхание. Ме-едленное… тише сердце, не стучи.

Пробивающийся сквозь ресницы свет погас, несколько мягких, едва слышных шагов, и я, не удержавшись, вздрогнула и задержала дыхание, когда тяжелое тело опустилось на кровать, рядом со мной.

Я сплю-сплю-сплю…

Тэйр Алиссандр улегся осторожно, явно опасаясь меня разбудить, и через несколько долгих минут, я отчетливо осознала, что он спит.

Ровное дыхание. Медленное.

Ну и слава богам!

Я расслабилась и тоже попыталась заснуть обратно, но сон не шел. Отлежав все, что можно, я не выдержала и повернулась на другой бок оказавшись лицом к лицу со спящим мужем. Глаза уже привыкли к темноте, а ночь была ясной и в лунном свете, заглядывающем в окошки-бойницы все было видно довольно четко.

Тени под глазами, усталые складки на лбу…

Не в силах удержать любопытство, я потянулась к спящему магу собственным даром и с сожалением констатировала – истощен, вымотан до предела, и сон такой глубокий что почти похож на потерю сознания.

Сердце сжалось от какого-то пронзительного чувства сострадания. Тэйры Предгорий почти все такие. Там, где равнинные спокойно отдают приказы за спинами верных подданных, эти рвутся в бой едва ли не впереди собственной армии. Мой отец такой же. И братья. Наверное, это как-то связано с тем, что сражаться «нашим» приходится куда как чаще. Люди должны знать, за что и за кого они умирают. За общее дело, которое роднит тэйра с рихтом…

Повинуясь странному наитию, я протянула руку и провела пальцем по лбу и переносице спящего мужа. По вискам и снова через лоб…

Лежа было неудобно, и шкуры мешали, я села, раздраженно сдув с лица волосы и снова всмотрелась в лицо герцога. В лицо, в ауру, в самую глубинную сущность.

Здесь надо залатать, а здесь подтянуть, а здесь обрывок чего-то чужого и вряд ли его кто-то заметит, а потом оно растворится, сольется и выльется через десяток лет в неприятную ломоту в плече на дождливую погоду, а то и во что похуже. Здесь снять воспаление, здесь почистить…

Руки порхали над телом, по телу – скользили, гладили, сжимали – но меньше всего в тот момент я думала о том, что прикасаюсь к обнаженному мужчине.

Я сама толком не понимала, что и как я делаю, но знала, что задумываться и пытаться понять ни в коем случае нельзя. Да и это неважно, важно, что у меня получается! У меня получается что-то хорошее!

Гладкая кожа, сильные, но расслабленные сейчас мышцы под пальцами… и последний штрих – губы к губам, и мое дыхание смешалось с чужим.

Оно будто вдохнуло финальные силы в наведенную волшбу, и та на мгновение радужно вспыхнула, и погасла, оставив после себя круги в глазах, испарину на лбу, ломоту в теле, и сонную усталость.

Я опустилась обратно на подушку, чувствуя, как слипаются глаза, и силы иссякли так резко, что их нет даже для того, чтобы подтянуть обратно отброшенные шкуры. И все, что я могу – это подкатиться под теплый мужской бок, и, прижавшись к нему, провалиться в сон.