Текст книги "Муж мой – враг мой"

Рубиново красные глаза остекленели, Шорк замер, будто пораженный заклятием оцепенения. Кажется, в его маленькой голове сейчас в спешном порядке вычеркивались «кушала и платья» и шло судорожное вычисление того, что выходит в остатке.

Он растопырил длинные когтистые пальцы и начал загибать по одному:

– Вышивала, читала, гуляла, разговаривала, разговаривала, разговаривала…

– С кем разговаривала?

– С бывшей хозяйкой и ее женщинами, с городскими, у которых нити да иголки, – принялся перечислять инородец, которого сколько ни учи, а втолковать человеческую иерархию и систему именований так и не удалось, – с хозяйкой-которая-не-хозяйка, с девицами, которые хвостом ходят и меняются, с маленькой… и все почитай.

– О чем разговаривала?

Инородец поскреб лапой затылок и развел крыльями – да о ерунде всякой, хозяин, не достойной даже не то что упоминания, а и запоминания!

Я вздохнул. Шорк был дивно полезной зверушкой, но все же зачастую себе на уме. Я рассеянно поглаживал короткую шерстку, наблюдая как нечисть довольно жмурится. А Шорк вдруг, понизив голос, доверительно произнес:

– Она хорошая хозяйка, хозяин. Сильная! Глупая пока, правда, но Шорк научит! Шорк умный! И полезный!

Он горделиво вытянулся на змеином хвосте.

– Где она сейчас?

– Спит, хозяин.

– Спит… – произнес я вслух сам себе. – Ну пусть спит. На-ка тебе, заслужил.

Я достал из кармана брюк свернутый платок. Шорк принюхался, осторожно развернул и тут же спальню огласили сдержанные восторженные попискивания и довольное урчание – инородец перебирал привезенные специально для него сокровища – несколько виверньих клыков.

Что он с ними делал, я понятия не имел, но подозревал, что в душе нечисти живет то ли увлеченный коллекционер, то ли ученый-биолог.

С хрустом потянувшись, я отправился в кровать – утро вечера мудренее.

Жену я застал в разгар утреннего туалета.

Она уже облачилась в одно из своих «старых» домашних платьев – в крупную, вызывающе-красную клетку, и смиренно сидела перед зеркалом, позволяя камеристке скользить щеткой по волосам.

Наши взгляды встретились в отражении зеркала, и Нисайем почти сразу опустила ресницы.

– Доброе утро, ваша светлость, – и снова примерна, и снова тиха.

– Сегодня я отправляюсь с докладом в столицу, – сообщил я герцогине. – Меня не будет весь день, возможно, и на ужине тоже.

– Хорошо, ваша светлость.

– Я хотел предложить вам отправиться вместе со мной.

Густые ресницы снова взметнулись вверх. В витражном солнечном свете глаза вдруг оказались насыщенного зеленого оттенка, совсем не бледного.

И все-таки красный ей не идет.

– Я должна вас сопровождать?

– Я отправляюсь с докладом его величеству и, вероятно, буду занят большую часть дня, так что не смогу составить вам компанию. Но вы могли бы развеяться, возможно, повидать знакомых, пройтись по магазинам. И мы могли бы остаться в столице на ночь.

В зеркале отразилась отчаянная борьба. Кажется, мое предложение ее заинтересовало, но в то же время ей что-то категорически мешало его принять. Или она по-прежнему меня боится, и ночь упоминать не стоило?

– Благодарю, ваша светлость, – произнесла она наконец. – Но, если я вам там не нужна, я предпочла бы остаться в замке.

Внутри шевельнулась досада.

– Вы уверены?

– Да, ваша светлость, уверена, – подтвердила девица.

Я постоял еще несколько мгновений, наблюдая как щетка скользит по длинным каштановым прядям. И вышел.

Как знает.

День в столице превратился в ночь в столице и в новый день в столице.

Его величество при моем появлении радостно распахнул объятия: Вейлерон, тебя-то нам тут для полного счастья и не хватало! И втянул в военный совет. Донесения из прочих пограничных гарнизонов тоже были не утешительные. Аласс, дорогой тесть, сухо уведомил меня, что идут волнения нечисти вдоль всей границы герцогства.

Слов «Великая Волна» никто не произносил, но они висели в воздухе.

Карты, схемы, прогнозы, исследования активности, доклады-доклады-доклады. Оценка рисков. Превентивные меры. Доклады-доклады-доклады…

Я переступил порог замка Страж только поздним вечером следующего дня.

– Алиссандр! – на глазах у матери блестели слезы. – Алиссандр, как хорошо, что ты вернулся. Твоя жена со своими девками со скандалом выставила Мириам из дома. Боги, это была безобразная сцена! Ты бы только знал, о чем теперь шепчут слуги! Потом она укатила из замка, а вернувшись, отказалась даже словом со мной обмолвиться! Исчезла, и теперь мы понятия не имеем, где она находится!

Так…

Так.

Глава 9

Интересно, как долго можно незамеченной просидеть на верхней галерее библиотеки? Если тебя не ищут, то, наверное, целую вечность, потому что кроме меня в этой самой библиотеке, по-моему, никого и не бывает, а значит, замечать некому.

А если ищут?..

– Нисайем!!!

О! Не так долго, как хотелось бы. Но, может, он еще мимо пройдет? Серьезно, зачем ему искать меня в библиотеке? Разве ж мне тут место? Уважаемую тэю стоит искать совсем не там. А в оранжерее, например, или в ее комнатах в компании других, не менее уважаемых тэй. Или за рукоделием, музицированием… мало ли на свете занятий для уважаемых тэй!

Но уж точно не в библиотеке.

– НИСАЙЕМ!

Что ж так надрываться-то? Сейчас, не дай боги, связки повредит, как командовать парадом будет? Осипший герцог – зрелище печальное и не вдохновляющее, а вдохновение в военных делах элемент совсем не лишний!..

– НИСА!!!

Дверь в библиотеку распахнулась с грохотом, и я против воли втянула голову в плечи, но тут же опомнилась, выпрямила спину – грациозный наклон головы, тонкие пальцы между страниц книги, опущенные ресницы и даже до отвращения правильные складки на юбке вопиют о том, что перед вами крайне благочестивая тэя одного из древнейших дворянских родов Карлиона.

Тяжелые шаги по паркету – обратный отсчет. И герцог замер у подножия ведущей на галерею лестницы.

Под прикрытием ресниц я покосилась вниз.

Стоит. Смотрит. Карие глаза полыхают, темно-шоколадные волосы в беспорядке, губы сжаты в тонкую линию, скулы напряжены. Осторожно, ваша светлость, не скрошите зубы ненароком! У вас такая красивая улыбка жалко портить!

– Немедленно спускайся.

Хриплый приказ. Никак и правда голос сорвал?

– Зачем? – спокойно поинтересовалась я, перелистнув страницу и изображая полное и абсолютное погружение в книгу. На самом деле строки скакали перед глазами, и я даже не была уверена, что не держу ее вверх тормашками.

– Затем, что я сказал! – рявкнул герцог так, что стеллажи содрогнулись.

Фух, отбой тревоги! Голос на месте, парад состоится – ура, ура, ура! Да здравствует Вейлерон, чтоб ему провалиться!

– «В разговоре с тем, кто стоит ниже, помогайте собеседнику подняться до вашего уровня, но ни в коем случае не опускайтесь до его», – с возвышенным придыханием процитировала я. – «Записки тэйра Лорвена. Том второй. Об искусстве диалога».

Алиссандр, герцог Вейлеронский, супруг мой законный перед богами и людьми, едва ли не зарычал. Я не была менталистом, но им и не нужно было быть, чтобы прочитать мысли этого мужчины в данный конкретный момент.

– Если вы меня придушите, то приданое придется вернуть! – сочла необходимым напомнить я. – С компенсацией, между прочим. Подумайте о ваших людях, ваша светлость, минутное удовольствие не стоит таких жертв, я считаю.

Шпилька ушла в пустоту. На застывшем красивой маской лице не дрогнул ни мускул, и вообще создалось обидное впечатление, что благородный тэйр вспомнил, кто он такой и решил взять себя в руки. Но так же нельзя! Я же так старалась! Это он сейчас успокоится, и мои бедные нервы были растрачены впустую?

– Значит так, многоуважаемая тэя Нисайем, – подтверждая мое разочарование, герцог заговорил медленно, четко и ровно, – в этом замке хозяин – я. А значит, только я принимаю решения о том, кто может здесь остаться, а кто должен уехать. Это вам понятно?

Ледяной тон был более чем намекающим. И обидным до слез. Быстро сморгнув, я растянула губы в безмятежной улыбке.

– Конечно, ваша светлость. Прошу простить мое своеволие. Конечно же, только вы решаете, кто может здесь оставаться, а кто нет. В конце концов, кто я такая? Всего лишь временная гостья.

– К чему это вы клоните, тэя Нисайем? – в вопросе послышалось напряжение и зашедшее на новый виток раздражение, пролившееся бальзамом на мою душу.

– К разводу, тэйр Алиссандр, – церемонно отозвалась я.

– И на каких же основаниях? – ядом в его голосе можно было отравить целую армию.

Я собралась с духом и выпалила выпестованную, бережно подготовленную, прекрасную в своем совершенстве гадость:

– На основании вашей мужской несостоятельности, мой тэйр, и неспособности зачать мне ребенка.

На несколько мгновений мир замер. Тишина стала плотной, осязаемой, от нее заложило уши и перехватило дыхание. А потом пол галереи подо мной вдруг растворился, и я с визгом полетела вниз…

Чтобы угодить в подставленные руки, а на ухо свистящим шепотом прозвучал приговор:

– Ну все, девчонка, ты доигралась.

Не так, ой не так я планировала разговор с супругом. Вернее, планировала-то я его именно так! Но надо было, тэя Нисайем, разумный диалог обдумывать, а не гадости на языке катать!

И я уже открыла, было, рот для того самого, разумного диалога, как герцог взял… и перекинул меня через плечо, как… как… как какую-то девку деревенскую!

И это с ним прикажете диалогироваться?!

Я попыталась гневно извернуться, но тяжелая ручища придавила талию, дрыганье ногами увязло в многочисленных юбках, и мне оставалось только зло стукнуть кулаком по широкой спине. Спина на этот боевой порыв отреагировала соответствующе – никак.

– Немедленно отпустите меня! – я вспомнила, что у меня божьей милостью дар речи имеется.

– И не подумаю.

Тэйр Алиссандр покинул библиотеку и теперь широким шагом направлялся к лестнице на второй этаж.

– Это возмутительно! И непочтительно! И в конце концов мне неудобно! – я пыхтела, сопела и извивалась, но вся эта возня не производила на герцога ни малейшего эффекта.

Хотя вру, при словах «мне неудобно» герцог хмыкнул и подкинул меня на плече. От этого движения меня хорошенько тряхнуло, с едва слышным звоном из волос выскользнула шпилька, и вся прическа от этого стремительно поползла.

– Варвар! – простонала я, отплевываясь от волос, и попыталась кое-как выпрямиться. Но ладони скользили по ткани, зацепиться и упереться не получалось. – Чудови…

Очередное подбрасывание, сдобренное шлепком по юбкам, заставило клацнуть зубами.

– Вы что-то хотели сказать, герцогиня?..

Я кое-как примерилась и ткнула острым кулаком прямо в центр позвоночника. Герцог сдавленно хекнул, но не выпустил. А второй меткий удар я нанести не успела. Мир в очередной раз кувыркнулся, и я плюхнулась на кровать, подпрыгнув на мягкой перине. А через несколько мгновений раздался звук защелки двери и провернувшегося ключа.

Фух! Всего лишь запер? Обошлось что ли?

Я встряхнулась, откинула волосы с лица и настороженно замерла.

Это не моя комната.

И герцог в качестве предмета интерьера здесь тоже определенно лишний!

Он стоял в паре шагов от кровати, между мной и закрытой на ключ дверью.

И раздевался.

На то, чтобы осознать этот факт, мне потребовалось долгих секунд пять, а то и все десять. И за это время супруг успел избавиться от сюртука и жилета, и даже уже наполовину расправиться с пуговицами рубашки – ворот разошелся, а под воротом…

Я сглотнула.

Внутри отчаянно зазудело ляпнуть ломким детским голосочком «а что это вы, дяденька, делаете?», и я на всякий случай даже прикусила кончик языка, чтобы уж наверняка подобную глупость не озвучить.

Потому что до меня, наконец-то, дошло, что именно имел в виду герцог под «доигралась», и резко проснувшееся чувство самосохранения носилось по черепной коробке и орало генеральским голосом: «Всем молчать! Все назад! И ни звука! Кто скажет хоть слово, четвертую через повешение!!!».

Когда полы рубашки разошлись, открывая узкую полоску обнаженной кожи и темную выемку пупка, а мужские пальцы взялись за запонки на манжетах, я вдруг остро осознала, что сижу на кровати в герцогских покоях, с задранными юбками, с растрепанными волосами, тяжело дышащая ото всех переворотов и брыканий, и жесткий край декольте как-то особенно чувствительно врезается в грудь…

Страшно почему-то не было.

Было странно. И любопытно. И нервно. Но все равно любопытно.

Хотя больше, пожалуй, все же нервно.

Потому что, когда герцог расправился с запонками, скинул с себя и рубашку, и шагнул в мою сторону, я в свою очередь, не отрывая от него взгляда, подалась назад. Медленно, не мигая уставившись в карие глаза.

Я почти доползла до спинки кровати, еще не совсем понимая, куда буду отступать дальше, когда на моей лодыжке сомкнулись горячие сильные пальцы, обжигающие сквозь тонкий шелк чулок.

– Куда это вы, тэя Нисайем? – вкрадчиво осведомился герцог.

Я застыла, соображая – и впрямь, куда это я? Ползти надо не прямо, а по диагонали, желательно так, чтобы, соскочив с кровати, можно было сразу рвануть к двери, не в окно же мне, право слово, выбрасываться?

За потерянные на размышления мгновения с меня содрали обе туфли, и когда чужие пальцы щекочуще пробежались по ступне и дальше – вверх, до самой коленки, меня на мгновение накрыло волной жара. Каким-то очень интимным было это прикосновение, интимнее даже, чем поцелуи.

Я опомнилась, взвизгнула, брыкнулась и, нащупав жесткую декоративную подушку, от души опустила ее на голову дорогому супругу.

Наверное, тэйр Алиссандр все же не был бы героем войны, если бы из строя его можно было вывести голой пяткой и декоративной подушкой.

Он мало того, что не выпустил мою ногу, а сжал ее крепче, но еще и в следующее мгновение мои запястья захлестнула полупрозрачная мерцающая петля. Стянула их и вздернула вверх, зацепившись непонятно за что. Вроде и не туго, и не больно, а высвободиться почему-то все равно не получалось.

Пока я выясняла это опытным путем – дергаясь, как муха в паутине – герцогская ладонь проникла под кружево панталон, добралась до края чулка…

Осторожное, невесомое практически прикосновение к обнаженной коже, но от него по телу прошла волна жара. Я застыла, ошарашенная слишком яркими для таких простых действий ощущениями (это ведь снова даже не поцелуй!), и обнаружила, что мужчина находится куда ближе ко мне, чем я ожидала.

Надо мной.

Мой взгляд мазнул по напряженному рельефному животу, по груди с темными сосками, по шее, по жесткой линии подбородка, по губам. И когда он, наконец, добрался до карих глаз, я почувствовала, что мне становится очень жарко. Щеки полыхали, губы, язык, горло пересохли, груди стало тесно в корсете, а по-прежнему лежащие на моей коже пальцы жгли углями.

Зацепив мой взгляд, герцог убрал руку оттуда, где нестерпимо жгло (легче от этого, почему-то не стало) и медленно наклонился.

Я закрыла глаза, разомкнула губы и против воли издала тихий разочарованный вздох, когда поцелуй коснулся не их, так ждавших этого поцелуя, а шеи.

Мягкие губы мазнули по коже и прихватили мочку уха.

– Вы этого добивались, моя дорогая тэя? – обжигающий хриплый шепот и мурашки-мурашки-мурашки…

Я зажмурилась еще сильнее и отчаянно и честно помотала головой.

Точно не этого! Этого я честно-честно добивалась меньше всего!

– Ну как же? – все так же тихо осведомился герцог и его губы спустились ниже, прижались к выглядывающему из декольте полушарию груди – и сумасшедше бьющееся сердце чуть не выскочило из грудной клетки. – Вы же только что категорично настаивали на исполнении супружеского долга.

– Это… не… неправда, – с трудом прошептала я и прикусила губу.

С закрытыми глазами все почему-то ощущалось только острее.

Это неправильно. Я не должна так реагировать. Ни одна благородная тэя не будет так изнывать по мужчине, не будет неосознанно выгибаться так, чтобы мужской руке, лежащей на моем бедре, было удобнее скользнуть выше, туда где все ныло и пульсировало. Не будет задерживать дыхание на вдохе, лишь бы только продлить прикосновение губ к груди…

Мне казалось, что если я не буду его видеть, то смогу взять себя под контроль, но в итоге я была даже благодарна за связанные запястья – магическая удавка контролировала меня куда лучше меня самой.

– Неправда, значит? – иронично уточнил муж и потянул завязки на панталонах.

Низкий, слегка изменившийся голос будоражил едва ли не так же, как прикосновения, посылая по телу волны дрожи. А может быть, дело в том, что звучал он так близко, что дыхание щекотало кожу?

Все это надо прекратить!

Но ведь он имеет право?..

Но ведь я не хочу прекращать…

В момент, когда ловкие пальцы проникли под ткань и прикоснулись ко мне там, внизу, герцог накрыл мои губы, и мой вскрик утонул в поцелуе.

И я осознала, что до сих пор – он меня не целовал. Просто касался губами. Поцелуй – настоящий поцелуй – был сейчас. Глубокий, долгий, кружащий голову. Проникновение языка сменялось короткими покусываниями, и я, окончательно дезориентированная, задыхалась, выгибалась, отвечала…

В то время как пальцы внизу творили что-то невообразимое. Они то невесомо скользили по складкам, то надавливали, заставляя меня сводить ноги от странных тянущих ощущений, то сосредотачивались на одной особенной точке, и тогда происходящее становилось совершенно невыносимо.

И на грани восприятия напряженное ожидание, что что-то должно случиться.

Еще немножко.

Сейчас.

Вот-вот…

И…

Это было ослепительно.

Взрыв наслаждения, волной промчавшийся по всему телу, до пальцев на ногах. Пик острого, почти болезненного, но упоительно сладкого напряжения.

Оно накрыло и смыло реальность.

И та возвращалась медленно и неохотно – слабостью, сбитым дыханием, слезами, застывшими на слишком сильно зажмуренных ресницах.

Всепоглощающим чувством стыда.

Они все были правы.

Ведьма. Испорченная. Порочная. Помани мужчина пальцем и тут же упадет к нему, как спелый плод с ветки. И неважно, что это муж. Я все равно не должна была… так.

Это все наверняка совершенно неправильно.

Мать-Искусница, ну почему ты отвернулась от своей дочери?..

Бес-Пройдоха, ну хоть бы ты помог сейчас сквозь землю провалиться!

Боги оказались глухи – ни очищающего благословения, ни сомкнувшейся над головой земной тверди не случилось.

Самым страшным было открыть глаза. Так что я продолжала отчаянно страдать с закрытыми. Даже когда поняла, что мои запястья уже ничто не удерживает. Я бы для верности даже закрыла лицо ладонями, но это означало бы подать признаки жизни. А подать признаки жизни – нарушить хрупкую тишину. А нарушить тишину…

– Ниса.

Тишина осыпалась, и, резко выдохнув, я рывком села. По-прежнему зажмурившись, нашарила край кровати и спустила ноги на ковер. Ну вот, теперь, когда герцог точно остался сзади, можно и открыть глаза.

– Ниса?..

Боги, за что?! Может, если я сейчас как-нибудь по-хитрому хлопну-топну, то все-таки сумею провалиться?..

Его голос не изменился, оставался все таким же хрипловатым, и от этих интонаций у меня по позвоночнику прошла медленная дрожь.

Бежать! Бежать!

Но я же не могу в таком виде через весь замок? Если кто-то увидит… Босая, мятая, волосы гнездом, грудь почти вывалилась из корсета.

– Тэя Нисайем, я вас обидел?

Официальное обращение и контрастное прикосновение губ к обнаженному плечу, с которого как-то незаметно для меня было стянуто платье. Я вцепилась ногтями в покрывало, стиснула его в кулаках. Выдавила, с трудом заставляя себя дышать ровно:

– Нет, ваше сиятельство.

Чуткие пальцы отвели в сторону взлохмаченные локоны, открывая доступ к шее. Где тонкая, чувствительная кожа. Слишком чувствительная…

– Ты можешь уйти, если хочешь.

Чувственный шепот на ухо, противоречит тому, что вытворяют мужские губы.

Уйти? Я?..

Как?

А герцог, воспользовавшись моей такой удобной позой, взялся за пуговицы платья на спине, и расстегнул их быстрее, чем опытная камеристка. Ткань медленно поползла вниз.

– Посмотри на меня. – Я снова зажмурилась. – Ну же, девочка, не бойся.

Пришлось медленно повернуться, придерживая лиф руками.

– Для этого надо открыть глаза, – с теплой усмешкой произнес голос.

Это обязательно, да?..

Ладно, Ниса, давай, ты сможешь! От стыда еще, вроде бы, никто не умирал – будешь первой! Какое-никакое, а достижение в жизни.

Мокрые ресницы разлепились с усилием.

Осуждения в карих глазах не было. Осуждение я в них как-то видела, и выглядело оно совершенно не так. Что было – я не понимала. Знала только, что того выражения, с которым герцог смотрел на меня сейчас, до сих мне видеть не доводилось.

Он обхватил мое лицо ладонями и наклонился, мимолетно коснувшись моих губ. Так быстро, что я против воли потянулась следом – поймать ускользающий поцелуй. Красиво очерченные губы тронула улыбка.

А потом… Поднявшаяся откуда-то из глубин души волна протеста снесла к Бесу все тщательно выстроенные преграды – запреты и правила, можно и нельзя.

И я позволила целовать себя – жадно, жарко, яростно. Позволила бесцеремонно обдирать с себя такую лишнюю сейчас одежду. Позволила мужским рукам и губам делать со мной все, что угодно – мять, кусать, сжимать, целовать грудь, остро оттягивая чувствительные соски, выписывать языком узоры и петли на дрожащем животе, проникать пальцами еще глубже, чем в прошлый раз…

Меня самой под этим напором хватало только на то, чтобы впиться ногтями в широкие плечи, в гладкую кожу, в твердые мышцы, и остервенело кусать губы, пытаясь сдержать стоны.

Боги, это невозможно! Это невозможно, чтобы было так хорошо…

Я даже не сразу поняла, когда пальцы внутри меня сменило что-то другое. Осознала и дернулась, только когда проникновение вдруг сделалось слишком тугим и немного болезненным. Но всерьез испугаться не успела.

Толчок. Короткая вспышка боли. Мой вскрик.

Муж опустился на меня почти всей своей тяжестью – грудь к груди, живот к животу, и замер неподвижно, уткнувшись лбом мне в висок.

Тяжесть эта была приятной, а ощущение наполненности внутри – очень необычным.

– Еще чуть-чуть потерпи, маленькая, – нежный шепот на ухо и торопливые поцелуи. – И больше не будет больно. Никогда.

Сама не знаю зачем, я кивнула.

Алиссандр приподнялся, пропуская между мокрыми, разгоряченными телами воздушный холодок, и, скользнув рукой по бедру, закинул мою ногу себе за спину.

Больно, в полном смысле слова, не было. Только легкое саднящее ощущение, когда он начал двигаться. Да и оно постепенно таяло, сменяясь уже знакомым нарастающим напряжением. И вот я уже не напряженно жду обещанной боли, а сама подаюсь вперед бедрами, чтобы принять мужчину еще глубже в себя, чтобы полнее прочувствовать происходящее и ускорить наступление сладкого мига разрядки.

Жадный поцелуй, зажатый между костяшек сосок, еще один толчок – и меня накрывает. Еще полнее и ярче, чем в прошлый раз. Так, что невозможно сдержать крик, и тот тонет в глухом мужском стоне.

На несколько мгновений мужчина надо мной замер в каменном напряжении, и снова опустился на меня.

Я медленно, практически по одному разжала пальцы – на гладкой коже плеча остались красные, даже чуть кровящие лунки. Мне снова стало стыдно, и я не придумала ничего умнее, чем легонько подуть на них.

У меня над ухом раздался тихий смешок, а потом герцог откатился в сторону, при этом не выпустив меня из рук, и я неожиданно оказалась лежащей на широкой обнаженной мужской груди.

Я бы застыдилась и застеснялась, и снова попыталась бы удрать как можно дальше, но неожиданно оказалось, что ни стыдиться, ни стесняться, ни – тем более – бежать у меня нет сил. Совсем. Их будто сначала накачали в меня с лихвой, подарив ощущение всесилия, а потом разом выкачали обратно. Ноги и руки слушались плохо, а голова вообще была неподъемной, но я все же вскинула ее, чтобы посмотреть герцогу прямо в глаза и заявить:

– Вы знаете, я всегда думала, что это нормально, когда у мужа есть любовница. И что мне будет все равно. Но оказалось, что мне просто ужасно неприятно. Так что вы, тэйр Алиссандр, скрывайте, пожалуйста, ваших любовниц получше, а то я ведь, когда узнаю, их всех все равно выгоню.

Если бы он сейчас рассмеялся, я бы наверное все же нашла в себе силы – встала и ушла. И видеть бы его никогда больше не пожелала. Но герцог не рассмеялся. Хмыкнул только иронично и неожиданно провел костяшкой указательного пальца по моему носу – сверху вниз – заставив поморщиться.

– Какая вы, тэя, грозная. Так уверены, что справитесь?

Глаза закрывались сами собой. Держать голову не было никаких уже совершенно сил, и я опустила ее, прижимаясь ухом к груди, где размеренно и как-то убаюкивающе билось чужое сердце.

– Конечно, справлюсь, – пробормотала я, устраиваясь поудобнее. – Это я вашей маменьке отпор дать не могу, потому что мать мужа полагается чтить. Да и вообще… мама же. И благородная тэя. А какую-то там любовницу, да еще и ниже меня происхождением – точно изведу!

– А если любовница будет выше происхождением?

Я абсолютно не могла сказать, издевается он сейчас или интересуется серьезно, но все равно снисходительно ответила:

– Да где же вы, тэйр, найдете любовницу хотя бы моего происхождения? Что уж там – выше!

Я даже не слышала, ответил мне что-то герцог или нет. Сон окончательно утянул меня в свои мягкие лапы. Краешек сознания еще успел мимолетно удивиться такой внезапной усталости, но это все равно не помогло. Мир погрузился в умиротворенную черноту.

Я лежал, закинув одну руку за голову, другую пристроив на приятной девичьей округлости, смотрел на сладко спящую у меня на груди жену, и, выражаясь языком возвышенной дипломатии, пребывал в легком недоумении.

В полном обалдевании – если по-простому.

Я вернулся из столицы и без того не в самом прекрасном настроении, и в тот момент хотел горячего ужина и тишины, а никак не очередного скандала с участием моей драгоценной супруги. Раздражение, бурлившее где-то внутри, вскипело яростной волной. Да сколько же можно?!

И что значит – не могут найти?!

Ярость закипала, поднималась, клубилась и потрескивала молниями. Плевать на Мириам, если Нисайем выставила ее из дома, значит, почти наверняка почтенная эсса оказалась-таки дурой и позволила себе грубость. Но какого Беса она провернула все за моей спиной?! Ради этого она отказалась от поездки в столицу?!

И вместо того, чтобы заставить слуг прошерстить замок от подвалов до верхушки башен, я отправился на поиски сам.

Нашел. А эта нахалка вместо того, чтобы опустить голову и принести извинения, еще и издевается! Более того, смеет насмехаться над тем, что я просто-напросто пытался проявить уважение!

Я не собирался ее насиловать.

Я в принципе плохо понимал, что собираюсь делать, когда уронил вздорную девчонку себе на руки и потащил в спальню.

Припугнуть? Встряхнуть? Показать, что я не обязан всегда быть добрым, если моя доброта ей не нужна?

Развод, это ж надо!..

А потом что-то пошло не так.

Вместо того, чтобы пугаться и рыдать, она смотрела на меня с вызовом, гневом и даже любопытством. И наказание неожиданно превратилось в игру. А взбесившая меня несносная девица – в чувственную, отзывчивую женщину.

Признаться, в какой-то момент, в самом начале, когда она так остро и ярко отреагировала на простейшую ласку, у меня даже мелькнула мысль, что Алассы подсунули мне далеко не невинный цветочек. Мелькнула и пропала. Нет. Просто эта чувственная женщина внутри нее пряталась под толстым слоем строгого воспитания, родительских наставлений, правил и этикета, которые сейчас облетели ненужной шелухой.

Сладкая, страстная девочка. Искренняя. Смущенная. И боявшаяся вовсе даже не меня, а собственных желаний.

А потом разморенная и сонная. До невозможности серьезная в своей обиде.

«Правило семейной жизни номер один: любовниц прятать, а то жене неприятно».

Подумал я и сам себе усмехнулся. Сказала ведь тоже!

Провел рукой от бедра по изгибу спины, зарылся пальцами в рассыпавшиеся крупными кольцами локоны.

Нисайем даже не пошевелилась, продолжая тепло сопеть мне в грудь.

Второе откровение этого вечера было куда менее приятным.

По всему выходило, что не Сириль, и не Мириам виноваты в моих «семейных» проблемах.

Моя мать травит мою жену.

А та оказалась слишком гордой, чтобы идти жаловаться. Или думала, что не поверю? Она ведь даже сейчас не поняла, что проболталась.

«Это я вашей маменьке отпор дать не могу».

И пока у меня шла война с нечистью, здесь шла война за главенство.

Я потер рукой лоб.

Да уж, Бес-Пройдоха, ты здорово повеселился, чую, с устройством этой свадьбы…

Осторожно отведя с лица растрепанные волосы, я погладил Нису по щеке. Отчаянная все же девица.

Я осторожно высвободился, подсунув вместо себя подушку. Нисайем сквозь сон разочарованно и недовольно вздохнула, но все равно приняла замену, не открывая глаз.

Дернуть за шнурок.

– Позови камеристку и горничную ее светлости.

Когда прискакали две девицы, я успел привести себя в порядок. Осторожно взяв завернутую в одеяло жену на руки, я бросил обеим:

– Нужно перестелить постель и принести ее сиятельству ночную сорочку. А мне ужин.

Когда я поставил Нисайем на пол в ванной, она все же открыла глаза. Немного. Сонный, расфокусированный взгляд прошелся по мне, и она ткнулась лбом мне в грудь, намереваясь, кажется, спать и так.

– Стой, – с улыбкой попросил я, отстраняясь.

– Стою, – сонно пробормотала герцогиня, слегка покачиваясь, но равновесия, к счастью, не теряя.

Я опустился на колени и осторожно провел по нежной коже влажным полотенцем, стирая розоватые разводы. Поддавшись соблазну, прижался губами к животу, и Ниса снова тихонько вздохнула, запуская пальцы мне в волосы, легко принимая и даря ласку.

Но по-прежнему толком не просыпаясь.

В сорочку мы ее облачали уже в четыре руки, и когда герцогиня была уложена обратно на свежую постель, я все же озадачился – все ли в порядке?

– Не беспокойтесь, ваша светлость, – вдруг подала голос камеристка, сверкнув на меня черными глазами, – ее светлость очень плохо спала эту ночь да и день выдался… насыщенный. Она очень устала.

– Что произошло между ее светлостью и эссой Мириам?

Девица тут же отвела взгляд, потупилась.

– Рассказывай.

Версию одной стороны я выслушал, хотелось бы знать и вторую. Стоило, конечно, с этого начать разговор с Нисайем, но… теперь уж об этом думать поздно.

Камеристка все еще медлила, поглядывая на спящую госпожу, но под моим тяжелым взглядом сдалась:

– Почтенная эсса позволила себе заметить, что после свадьбы вы почти не ночуете в замке.

Выдав эту тщательно продуманную формулировку, девушка снова покосилась на мою кровать, и стало очевидно, что в исполнении Мириам эти слова звучали совершенно иначе.

– Ее светлость на это сказала, что не потерпит подобных намеков в свой и в ваш адрес и что раз эсса позволяет себе подобную оценку герцогской четы, то ей лучше покинуть замок Страж. Эсса Мириам ответила, что она служит герцогине. И ее светлость напомнила, что герцогиня – это она. Потом она приказала нам собрать вещи эссы, проводила ее до кареты и вместе с ней доехала до портала, и, убедившись, что эсса покинула город – вернулась в замок.