Текст книги "Ботаники не сдаются"

Другие его друзья соображают быстрее и с интересом косятся на меня, наконец-то обратив внимание на спутницу их друга. Я недолго топчусь за спиной у Воробышка. Широкая лапища легко находит меня и притягивает к боку, открывая взглядам парней.

Ну, собственно…

– Привет! – я улыбаюсь и поднимаю руку в коротком приветствии, чувствуя у бока живое тепло Ивана. Мне совсем не хочется напрягать их своим присутствием, и я показываю на опушку, чтобы не видеть удивление, появившееся на лицах. – Классно у вас тут. Весело.

Ну, конечно, они меня узнали. Видели эпичные прыжки на скакалке в танц-клубе «Дэнс» (сами ржали), помнят по университету и знают, что их друг с ботаншей что-то там танцует по указке декана. Но одно дело танцевать для факультета, а другое – стоять перед ними в обнимку в лесу, появившись вдруг вместе, и делать вид, что все вокруг «окей».

– Э-э, Уфимцева? Привет. Вот так встреча. А ты…

– А она со мной, Гай! И да, вам не показалось.

Видимо, мы странно переглядываемся с его друзьями, потому что Воробышек вдруг касается носом моей щеки и говорит тихо:

– Кать, брось, слышишь? Пойдем! Это не их дело!

Может быть, и не их. Но парни еще долго косятся на нас, помогая ставить палатку, сообщая Ваньке последние новости, да и вообще, болтая обо всем. Один из них, по прозвищу Береза, весело хмыкает и толкает светловолосого плечом, когда слышит из уст Воробышка мое имя.

– Ты слышал, Дух? И эта тоже Катя.

– Слышал. Похоже, нашего Птица на Катях заклинило.

Шутка им понятна и Лаврик и Березой смеются, но оба озадачиваются, заметив, что мы с Ванькой тоже улыбаемся. Наши отношения им непонятны, мы пока для них, скорее, друзья, чем пара. Воробышек не торопится смущать меня прилюдным вниманием, зная, как я последние дни этого внимания сторонилась, но относится ко мне явно теплее, чем к другим девчонкам и парням – это до странного любопытно.

На поляне больше двадцати человек народа – несколько компаний, насколько я могу судить, знакомых между собой. Все съехались сюда несколько часов назад и уже успели разбить палатки, стащить хворост для большого общего костра и разжечь костры поменьше, на которых готовится шашлык, а в золе лежит, завернутая в фольгу, картошка. Все, до привычного, знакомо и просто.

Ванька с парнями тоже нанизывают мясо на шампура и ловко обращаются с костром – они явно здесь не новички, пока я разбираю сумку с провизией от Донга и готовлю нехитрый стол. Да и вообще, осваиваюсь с местностью.

Здорово здесь у них, если честно. Природа красивая, место тихое – где-то поблизости в низине журчит вода, и я решаю, пока совсем не стемнело, пойти посмотреть на речку.

– Катя, только не уходи далеко! – предупреждает Ванька. – Здесь часто связь пропадает, можно и потеряться.

А вот это он зря беспокоится. Что я себе враг, что ли, в глушь забредать?

– Ничего, по звездам выберусь! – и эта шутка тоже понятна нам двоим.

– Привет, мальчики! Привет, Ваня! Давно не виделись.

К нашему костру подходят две девчонки – я вижу их впервые. Обе симпатичные и постарше меня. У обеих волосы распущены и, кажется, это им ничуть не мешает чувствовать себя в лесу комфортно. Странно, я пока добрела до опушки, раза три косу из цепких ветвей выдирала, а им ничего.

Хм. А может, и не стоит идти смотреть на речку? Что я там не видела?

Воробышек почти закончил с мясом и оглядывается. Увидев девчонок, он улыбается им приветливо и спокойно, как старым знакомым. Буднично, без света в глазах, а я понимаю, что затаила дыхание.

Что это со мной? Я и сама не заметила, как напряглась. Ну не может же он всегда улыбаться мне одной? В самом деле. Но почему-то именно этого хочется.

– Привет, девочки. Как жизнь?

– Да, вроде, ничего. А у тебя?

– Спасибо, не жалуюсь.

– Вань, я уезжала в Штаты, вот вернулась. Была на кастинге.

– Здорово. И как там в штатах?

– Хорошо. Но дома лучше. Может, слышал: мы пролетели с отбором в шоу, не хватило подготовки. У них бальники очень сильные.

– Да, я слышал, Димыч рассказывал. Мне жаль, Лариса. Но, может, тебе в другой раз повезет?

Но, похоже, девушке так не кажется. Слишком грустная у нее улыбка.

– Не уверена, мы с Эдиком разбежались, – пожимает она плечами, – давно было пора. Ты же знаешь, что он не умеет работать в паре, вечно тянет одеяло на себя. Это какой-то бич, что мне так не везет с партнерами.

– Да уж, сочувствую.

– Но, возможно, и повезет однажды, если кое-кто передумает.

Даже мне, не сведущему человеку в этом разговоре понятен намек и ожидание в словах девушки, но Ванька, продолжая возиться с костром, спокойно отвечает:

– Я не передумаю, Лариса, если ты обо мне, я уже говорил.

– Жаль, Ваня. А ты мне очень нужен.

Ничего себе признание! Парни зависают, услышав его, ну а я… Я, кажется, врастаю в землю.

Но ведь речь о танце? И-или нет?

– Эй, Ларис! А не жирно ли Птицу будет? А может, я тебе подойду? – друг Ивана – Саша Гайтаев, приобнимает девушку за спину, недвусмысленно ей улыбаясь. – Я тоже умею танцевать эту, как ее – ламбаду и ча-ча-ча! Почему все лучшее всегда достается Воробышку?

– Может, потому что он везучий? – предполагает незнакомка Лариса, отвечая парню с вызовом, и я с ней согласна. – Кстати, – пеняет ребятам, – вы сказали, что вашего друга сегодня не будет. Шутники! А я и поверила!

– Да мы сами не знали! – возмущается Лавр Богодухов, клятвенно опуская руку на сердце. – Скажи, Ванька! Они с Уфи… э-э с Катей всего час назад приехали. Он вообще сегодня вечером должен был танцевать! У нас День факультетов на носу!

– Странно, – удивляется девушка, обращаясь к Воробышку. – А Дима говорил, что ты последнее время мало танцуешь. Тебя почти не видно среди брейкеров. Я приходила на батлы, но тебя не застала.

С мяса в костер капает жир и шипит на золе, поднимая вверх язычки пламени. Ванька торопливо сбрызгивает прогоревшие дрова водой и спешит провернуть шампура.

– Ну, почему же, танцую, – отвечает без особого интереса. – Правда, не брейк-дэнс и не с парнями, – он вдруг озорно улыбается и подмигивает мне. – Но лично я всем доволен. А ты, партнерша?

Я? Э, что?

Незнакомка замечает его взгляд и тоже с интересом оглядывается в мою сторону. Я вижу, как она старается разглядеть в невысокой девушке перед ней черты роковой красавицы, но, увы, очки и растрепанная коса не производят на нее должного впечатления и она успокаивается. Да, знаю. Я еще и щеку оцарапала ветками – видок хоть куда!

Я вспоминаю Светку. Вот, елки! Нужно было ресницы накрасить! Все, решено! Теперь непременно и всегда! На самом деле можно и постараться для Ваньки, раз уж он у меня вон какой красавчик. Снял возле огня спортивную кофту и снова играет крепкими бицухами и красивыми плечами под белой майкой. Я уже не говорю о синих глазах.

У меня? Неужели я именно так выразилась?

Компания продолжает ждать моего ответа и из груди вырывается нервный смешок:

– Э-м, я? А да, довольна! Ну, в том смысле, что, э-э, Ваня точно на себя одеяло никогда не тянет. Если честно, он классный партнер вообще во всех смыслах. Мне нравится!

Ой! Это что я сейчас с перепугу сказала? Я ведь только имела в виду, что на него можно положиться и вообще, что с ним комфортно и интересно. Но они ведь меня правильно поняли?

Упс, видимо, нет. Я вижу, что даже у Воробышка брови ползут вверх. Но женщины на то и женщины, чтобы быть сообразительнее мужчин, вот и сейчас Лариса удивляется первой:

– Ваня, это чья-то младшая сестра такая развитая? Твоя? Вы сейчас что, здесь шутку прокачали, а мы не в теме?

Начинается. Воробышек встает на ноги, забыв о шашлыке, но я и сама могу ответить.

– Чья-то сестра определенно, – сообщаю незнакомке, – но не Ванина. Кстати, «это» вполне совершеннолетняя.

– А по виду не скажешь, – отвечает девушка. – Больше пятнадцати не дашь.

Что ж, укол достиг цели, и подбородок упрямо поднимается. Ничего, не первый раз, переживу. Однако, показать, что меня задели ее слова – много чести, и я натянуто улыбаюсь.

– А это семейная особенность – выглядеть молодо, спасибо маме. Моей вот, например, больше тридцати никто не даст. А вам сколько? Двадцать восемь? – я с интересом смотрю на девушку. – Вы хорошо сохранились.

Кто-то из парней кашляет и давится минералкой, а я обращаюсь к Воробышку, отворачиваясь от компании.

– Ладно, Ваня, я лучше к реке пойду, – взмахиваю рукой в сторону. – Пр-рогуляюсь! Что-то здесь запахло нафталином.

Я уже отошла от костра на несколько шагов и все же слышу, как Ванька спокойно, но холодно отвечает своей знакомой, сминая подошвами кроссовок сухие ветки, устремившись за мной.

– Лара, шла бы ты к Димычу. Думаю, ты узнала все, что хотела…

Нет, это не река – так, речушка. Рукав, отошедший от основного русла – мелкий и каменистый. Через пять минут я стою у воды, а Воробышек обнимает меня сзади, обвив руками за плечи, уткнувшись подбородком в мою макушку.

– Ну, не злись, Очкастик! Если кому-то сложно принять мой выбор – это его проблемы, не наши. Не переживай так больше, я этого не хочу. Просто будь собой. Ты мне нравишься любой, даже обиженной и хмурой.

Ему, может быть, и нравлюсь. Но что делать с другими?

– Мне будет сложно привыкнуть к тому, что у тебя были девушки в прошлом. Кажется, Вань, я не смогу каждой противостоять.

Ванька целует макушку и это ужасно приятно.

– Мне, конечно, льстит, Катя, что ты записала меня в Донжуаны, но это не так. Два года назад я болел одним американским шоу, и мы с Ларисой пробовали танцевать в паре. Вот и все.

– И?

– У нас не сложилось. Я просто понял, что мне это неинтересно. Кроме танца, у меня с ней ничего не было.

– Вообще?

– А ты что, ревнуешь? – я пожимаю плечами, и Воробышек обнимает крепче. – Не скажу, что она не хотела, – признается, – но, м-м…

– Но? – я осторожно забрасываю крючок, однако, Ванька, как опытный карась, легко обходит опасную зону.

– Но я знал, что однажды встречу тебя, Очкастик!

Невероятно, вот же хитер-бобёр! Обиды забыты, и настроение снова поднимается за отметку «плюс». Я поворачиваюсь и смотрю ему в глаза.

– Вань, тебе когда-нибудь говорили, что ты – хитрый лис?

Лицо у Ваньки честное, до невозможности. Такое только и бывает у настоящих хитрецов.

– Нет, – он склоняет голову и находит мои губы. Я успеваю ахнуть и поймать своими его улыбку, прежде чем пропадаю в поцелуе. – Но мне говорили, что я хитрый Птиц!

Шашлык неимоверно сочный и вкусный. Я немного смущаюсь, впервые в жизни оказавшись в тесной мужской компании, но к нам присоединяются знакомые Воробышка и его друзей – парни и девушки, и в шумном кругу молодежи постепенно получается расслабиться.

– А у тебя цепкие зубки, Очкастик. Лучше на них не попадать.

Я сижу рядом с Ванькой на бревнышке, и мне достаются лучшие кусочки. Не знаю, замечает ли кто-нибудь, как он снимает их с шампура и скармливает мне, но любопытные взгляды уже не беспокоят так открыто (или мы перестали обращать на них внимание), и я на самом деле увлекаюсь вкусным ужином.

В лесу замечательно дышится, друзья Воробышка оказываются нормальными ребятами и скоро шутки, смех и треск прогорающих дров уводят всех в поздний вечер. Когда вспыхивает большой костер и опушка освещается пламенем, кто-то врубает бумбокс и начинает танцевать. Через несколько минут человек восемь танцуют в свете огня, и вот уже мысль: «Неужели здесь всегда было так здорово?» – крутится в голове, а души касается легкая грусть: почему раньше я совсем не замечала этой стороны жизни и таких простых вещей?

Народ смеется и перебрасывается шутками, танцует, смотрит на костер. Я решаю отойти в сторону и позвонить родителям. Все это ново не только для меня, но и для них.

Воробышек был прав, связь здесь и в самом деле плохая, и мне не сразу удается услышать ворчливый голос отца:

– Привет, Катя. Как лес? Комары не закусали?

У старшего Уфимцева в голосе слышна обида – поверхностная, но настоящая. Такая обида бывает у детей, когда всем досталось по две конфеты, а тебе одна. Только на этот раз отцу первым не досталась новость, и я спешу ответить на ворчание:

– Пап, передай маме, что вы у нас самые лучшие.

– Да уж, вычудили вы дочки. Сначала Светка, потом ты. И не понять, кто удивил больше.

– Ну, я-то замуж уж точно не собираюсь, пап!

– А никто еще и не отпустит! – возмущается Уфимцев. – Ты смотри каков орел, крылья он распустил – его девушка. Пусть сначала покажет, что ему можно доверять! Ну, сынок Градова, и что? Ишь, чего захотел… – и папа еще добавляет десять красочных предложений о том, чем именно Ваньке намазать голый шиш вместо масла.

Ух, как его понесло-то. Точно уже о внуках размечтался!

Я говорю маме, что все хорошо, прощаюсь с родителями и возвращаюсь к компании.

Костер горит высокий, красные искры летят прямо в небо. Мне нравится на него смотреть. Ради этих минут – древнего действа, когда человек остается наедине с огнем и природой, похоже, здесь все и собрались.

Вдалеке от костра уже прохладно, но подходить не хочется. Хочется стоять и смотреть на звезды, особенно, когда меня находят и обнимают руки Ваньки. Когда он греет у своей груди. Мы просто стоим и молчим, но я слышу, как покашливают неподалеку его друзья, и замечаю, как они поглядывают на нас, словно на их глазах происходит что-то необычное.

Костер прогорел и теперь горит невысоким пламенем, затих бумбокс, но зазвучали гитары, и компании, а с ними и парочки, сдвигаются к огню теснее, рассаживаясь кругом.

Хорошо, когда есть общие темы и все между собой знакомы. Можно часами травить байки и анекдоты, не обижаться на правду и смеяться над понятными шутками. Наша компания тоже сдвигает бревна от палаток ближе к центру опушки и рассаживается возле блондина Лаврика, у которого в руках гитара. Мне не приходится выбирать место. Воробышек просто усаживает меня к себе на колени, правда, утягивает к дальнему краю, подальше от всех.

– Надоело, что ты далеко.

– Но, Ваня…

– Да наплевать.

Нам далеко до парочки, что сидит в нескольких метрах, с другой стороны костра, и вовсю целуется – девчонка на коленях лицом к парню, но все равно это какой-то новый вид близости, и я чувствую Воробышка кожей – крепкие мышцы бедер под ягодицами и руки на талии. Он усаживает меня на ногу, повернув к себе, и я обнимаю его за шею.

– Ну как отец? Позвонила своим?

– Да, все хорошо. Немного переживают, но это пройдет. Знаешь, Вань, мой папа считает, что ты сын Градова. Кажется, Роман Сергеевич не сказал ему, что он твой отчим.

Воробышек не удивляется. Только трется носом о щеку, щекоча меня дыханием.

– Я же говорил тебе, что он умный мужик – Градов, этим и подкупил нас с братом. Но сначала завоевал мать. Она у нас с характером и, если бы он не принял ее детей, ему бы не помог и статус. Само собой все понимают, кем мы приходимся Большому Боссу, но когда он говорит: «Наши с Валей дети», – никто не рискнет спорить.

– А твой настоящий отец? Что с ним?

– Он был моряком и погиб на флоте еще молодым. Я его не помню, но Женька считает, что мы с братом вылитая его копия. Да я и сам по фотографиям это вижу.

– О-у, очень жаль, – мне и правда жаль, что у Ваньки в детстве не было отца. Но я запросто его представляю себе и говорю, что думаю: – Тогда он был настоящим красавцем, под стать маме. Она у тебя очень красивая женщина, я заметила.

Ванька удивляется, поймав пальцами мой подбородок.

– Значит, ты считаешь меня привлекательным, Очкастик? И как давно?

Вот говорю же: хитрец!

– Всегда, – честно отвечаю. – Но это не значит, что ты мне нравился раньше, Воробышек, – я поднимаю бровь и надеюсь, что в отблесках костра парень видит мое лицо. – Или нравишься. Я еще не решила точно.

Я лгу, да, лгу, и ему это прекрасно известно. Ванька шепчет на ухо, притягивая меня ближе, и я чувствую грудью стук его сердца.

– Я тебе понравлюсь, Умка, – он улыбается, касаясь мочки языком и зубами. Смеется так тихо и только для меня, что я краснею. – Во всех смыслах, обещаю! Как партнер не хочу подвести своего Очкастика.

Меня пронзает током, а дыхание останавливается, когда я слышу вдруг откровенное и прямое, прозвучавшее у губ. Бросившее нас обоих в жар.

– Я хочу тебя, Катя. Понимаю, что рано, но ничего не могу с собой поделать. Останови меня, если я зайду слишком далеко.

Ну, конечно, куда мне с ним тягаться по части опыта и тесного общения с противоположным полом, и я сижу, как изваяние, осмысливая сказанное, пока Ванька наслаждается моей шеей и подбородком. Ему действительно плевать на то, видит нас кто-нибудь или нет. Мы скрыты ночью и, в то же время, открыты взглядам. Среди людей, но совершенно точно наедине друг с другом. И как-то само собой встречаются губы, и пропадает стыд.

Какой-то парень у костра играет на гитаре и поет песню Басты «Сансара»:

 
…Нас не стереть, мы живем назло,
Пусть не везет, но мы свое возьмем.
Это небо вместо сцены, здесь все вверх ногами.
И эти звезды в темноте – тобой зажженный фонарь. Эй…
……………………..
Всю мою жизнь я иду ко дну,
Всю мою жизнь я искал любовь, чтобы любить одну…
Они сказали: нас поздно спасать и поздно лечить.
Плевать! Ведь наши дети будут лучше, чем мы.
Лучше, чем мы…
 

…и я заслушиваюсь, проваливаясь вместе с Воробышком в параллельную Вселенную. Как хорошо, что мы сидим дальше, и пламя костра пляшет низко-низко на прогоревшем валежнике.

– Птиц, ты случайно не покупал пиво? У нас закончилось. Э-э, твою ж мать… Ну, ладно, я пойду сам поищу. Эй, в твоей сумке посмотрю, ты не возражаешь?

– Да отвали, Лаврик.

На мне спортивная кофта, но Ванька снимает свою – в два раза больше моей – и накидывает на мои плечи. Я не понимаю зачем, мне совершенно точно сейчас не холодно, особенно, когда ладонь Воробышка пробралась под футболку и скользит по спине, а его язык танцует по нёбу, заставляя меня задыхаться. Я уже расслабилась (ну две кофты, так две, какая, в сущности, разница, если так хорошо), когда вдруг чувствую, как расстегивается бюстгальтер. От неожиданности я успеваю вздрогнуть, но слышу спокойное:

– Тихо, Умка. Все хорошо. Он мне мешал.

И вторая ладонь парня пробирается под футболку и накрывает грудь. Очень нежно, надо отдать Ваньке должное, и не торопясь. Разбудив во мне тьму ощущений – от испуга до огненной вспышки в животе и восторга.

Если бы очки уже не съехали на лоб от поцелуев, они бы совершенно точно съехали сейчас.

– В-вань?

– М-м? – я оторвала губы от его губ, и он тут же переключается на шею.

– Ну и как? Ты там что-то нашел?

Ванька замирает и вдруг обнимает меня, не громко, но от души смеясь.

– Кать, обожаю твое чувство юмора. А ты как думаешь?

– Если честно, я боюсь даже думать.

Он смотрит мне в глаза, удерживая взгляд. Его рука лежит на пояснице, и Воробышек ощутимо проводит большим пальцем по позвоночнику, заставляя меня прогнуться ему навстречу. Дышит в губы, в то время, как пальцы другой руки, легко сжав грудь, находят упругий сосок. Он проводит по нему пальцем и меня пронзает такой сильной вспышкой желания, что приходится невольно охнуть и зажмуриться.

– Тихо, Умка, мы здесь не одни, – Ванька наклоняется, чтобы поцеловать меня в щеку. – Тихо, моя девочка. Мы не одни, но так будет не всегда, и тогда уже только ты сможешь меня остановить, чтобы я не нашел и все остальное.

– Я… извини, – я так сильно впилась в его плечи, что не могу разжать ладони.

– Я знаю и чувствую то же самое.

Он коротко целует меня и, прежде, чем убрать руки из под футболки, умело застегивает бюстгальтер.

– Пора исполнять обещанное, Умка.

– Ты о чем? – ну вот, я не сгорела, я дышу и смотрю. И кажется, даже способна говорить.

Я только сейчас замечаю движение у костра и понимаю, что в кругу что-то происходит. Танцуют парень и девушка, и очень горячо танцуют, насколько я в данный момент вообще способна о чем-то судить.

– О стриптизе, конечно. Подожди, только успокоюсь немного. И не вздумай ерзать, Очкастик! – серьезно предупреждает Ванька. – Иначе я доберусь до твоей попы, так же быстро, как до груди! И тогда мы уедем отсюда прямо сейчас!

Воробышек пересаживает меня на бревно, встает, а я ощущаю вдруг без него пустоту и такой гулкий стук сердца, словно спустилась с американской горки. У-у-ух, и что это было? Слышу, как его окликают друзья и понимаю, что Ванька откликнулся первым, это просто я оглохла.

Но разве можно не забыть себя, когда он рядом? Выстоять против его рук? Не ответить синим глазам и твердым губам, так смело меня познающим? Нет, мне это не под силу. И не важно, что я могу цитировать Шекспира и Ницше, сколько знаю языков и насколько сильна в физике, перед чувством к этому парню я бессильна. Обычная девушка с самым обычным сердцем. И сейчас оно бьется от пережитых ощущений только для него одного.

– Давай, Воробышек! Мы ждем! Давно ты здесь не отжигал!

– Ванька, давай!

– Птиц, утри нос Димычу! А то Борзов совсем оборзел!

– Эй, Береза! Я запомню!

Да это же батл! – понимаю я, когда замечаю, как парни петушатся друг с другом, заводя народ. Импровизированный, под гитару, но батл!

Незнакомый парень, которого все называют Димычем, вступает в круг у костра под громкие гитарные аккорды R&B мелодии. Я слышу отдаленно знакомые ноты, но что это за композиция – сказать не могу. На парне шапка-носок, сдвинутая на затылок, широкий свитшот с капюшоном, мешковатые джинсы и кеды. Парень танцует привычный ему хип-хоп, двигается умело и стильно… Да классно он двигается! И, кажется, всем нравится.

Но мне только так кажется. Я это понимаю, когда ему на смену выходит Воробышек.

За одну только Ванькину улыбку ему уже можно отдать победу в этом дружеском танцевальном споре. Он это знает, и выходит в круг уверенно, перекинувшись с Лавром и Сашкой парой фраз. Ребята берут гитары, и Гай, перевернув свою гитару грифом вниз, начинает настукивать на нижней деке ритм. Лаврик пробует аккорд, еще один… Поймав мелодию вступает громче, уверенней… И мы все, здесь собравшиеся, срываемся на возгласы, узнав самую известную композицию Майкла Джексона.

– Билли Джин?! Серьезно?! – я вскакиваю, поворачиваюсь к Никите, но вижу, что он и сам удивлен не меньше моего. – Но разве можно ее станцевать под гитару?

– А вот это мы сейчас посмотрим!

На Воробышке белая майка, спортивные штаны и кроссовки. Он коротко свистит Березе и тот бросает ему бейсболку. Иван тут же ловит ее красивой, сильной рукой, убирает челку и надевает на голову. Улыбнувшись мне, сдвигает бейсболку низко на глаза.

Ванька сильный и гибкий, с тонкой талией, широкими плечами и узкими бедрами. Лаврик с Гаем задают мелодию, и бедра Воробышка начинают двигаться в известном провокационном жесте Джексона, когда рука лежит низко на поясе брюк, прикрывая пах, и только бедра живут собственной жизнью, опускаясь и поднимаясь…

Он вскидывает руки и легко проворачивается вокруг себя, сбрасывая бейсболку… а дальше. А дальше просто невозможно оторвать глаз, потому что исчезает Майкл и появляется подвижный Воробышек с любовью к хип-хопу и уличному танцу. С улыбкой, смуглыми плечами, освещенными огнем, и телом, послушным музыке и танцу.

И Воробышку, похоже, по силам все. И даже намертво приковать к себе взгляды.

– Разогрелись? – обращается Ванька к компании, не переставая двигаться. – А сейчас небольшой стриптиз для моей девушки! Катя, это для тебя!

Длинная челка падает на глаза, взгляд смотрит прямо, он снимает майку, как настоящий мужчина, одним движением отбросив ее в сторону. Красивое тело, красивый парень и я, так же, как все остальные девчонки, затаиваю дыхание, предвкушая открыть это тело еще больше своим глазам…

Только танцору под силу так эффектно раздеться, и когда Ванька остается в одних боксерах, я закрываю ладонями пылающие щеки, стараясь не смотреть ниже пояса, потому что этот сумасшедший Птиц весь танец не сводит с меня глаз и заканчивает его, оказавшись рядом.

– Ну как, Очкастик? Тебе понравилось? – заключает в кольцо своих рук, не обращая внимания на одобрительные крики вокруг нас.

– Очень! – признаюсь. – Но в следующий раз, Воробышек, – встаю на носочки, чтобы приникнуть к его уху, – предупреждай заранее. Я возьму метлу и разгоню всех девчонок. Я, конечно, подозревала, что ты отчаянный, но насколько безумный, узнала только сейчас!

Мы целуемся, и у меня кружится голова. Невероятный вечер, невероятная ночь. Я осмелела и больше не чувствую скованности. Танцевал Ванька, а под его взглядом раскрепостилась я.

– Эй, Птиц, так нечестно. Ты ударил под дых! Это все трусы от Calvin Klein, а не ты! Кстати, все оценили размер. В следующий раз бери трусы на позицию больше, чтобы нигде не жало.

Парни смеются, Ванька одевается, а я отвожу взгляд.

– Извини, Димыч, и не завидуй. Ничего личного, – улыбка никуда не делась и снова витает на губах Воробышка. – Я просто сдержал обещание. Все остальное, Борзов, не твоего ума дело, – он хлопает парня по плечу. – И позиция тоже.

– Ну да, конечно, – не спорит тот. – Я так и понял!

Через полчаса он снова подойдет к нам – мы уже успеем вернуться к своей палатке и костерку, чтобы спросить: не видели ли мы его сестру.

– Ларка с Наташкой пропали. Уже больше часа их никто не видел, а телефоны не отвечают. Ребята, надо помочь с поисками, – просит парень, – кажется, девчонки заблудились. О худшем и думать не хочу. Эта часть леса и так далеко от дороги, а еще и речка. Лариска здесь вообще первый раз.

– А домой они сорваться не могли?

– Не думаю, ключи от машины у меня. Наташка приехала на мотоцикле с Костей. Нет, сами бы они не выбрались к дороге.

– Конечно, Дима. Пошли!

Дело серьезное, этот парень, Борзов, по-настоящему обеспокоен пропажей сестры и ее подруги, и Ванька с друзьями схватываются на ноги. Парни уходят за Борзовым первые, а Воробышек ныряет в палатку за фонариком. Отыскав последний, застегивает на входе молнию и оборачивается ко мне на ходу, чтобы сказать:

– Катя, я скоро вернусь! Никуда не уходи! А лучше спрячься в палатку и дождись меня там! Надеюсь, мы недолго!

Что? Я растерянно смотрю им вслед.

Он догоняет друзей, и они все вместе исчезают в лесу, оставляя опушку непривычно пустынной и тихой. Все произошло так быстро – новость, пропажа, поиски, что я только с уходом Ваньки по-настоящему ощущаю холод общего беспокойства, опустившийся на поляну. Эта смена настроений – переход из состояния покоя в состояние тревоги, не дает не то что спрятаться в палатку, а даже с места сойти!

На опушке остаются одни девушки – человек семь, и с уходом парней вся атмосфера магического вечера блекнет, превращаясь из вечеринки на природе в темную и прохладную ночь, пронизанную ожиданием, комариным писком и тягучей сыростью, которая поднимается от еще непрогретой летом земли.

Парни углубились в лес и уже не понять: откуда слышны их крики, а свет от десятка фонариков включенных гаджетов, пропадает почти сразу же, отрезанный от нас густыми сучьями и пересеченной местностью. Да и не такие они мощные в телефонах – светодиоды, чтобы плотным лучом света долгое время освещать темноту. Надолго заряда точно не хватит, а нормальные фонари только у двоих. Если девчонки и правда ушли дальше, чем следует и потерялись, низина и затянутые густым лиственным подлеском овраги не пропустят свет. А крики, разлетающиеся эхом, могут дезориентировать.

Их нет уже очень долго. Часы телефона показывают, что парни отсутствуют всего сорок минут, но мне кажется, что прошло часа три, не меньше.

Господи, да хоть один из них когда-нибудь в своей жизни искал заблудившихся в лесу? Никто не взял ни топорика, ни веревки. Эх, сюда бы пса-следопыта! Вот, кому поиск пропавших по плечу. Точнее, по нюху!

Нужен какой-то звук. Один интенсивный, повторяющийся звук, желательно глубокий и глухой.

Точно!

Я оборачиваюсь к палатке и поправляю очки. Начинаю торопливо осматриваться вокруг, цепляясь за свои мысли. Соображая, чем бы мне воспользоваться, чтобы сработало наверняка.

Выбор невелик и когда я подхожу к девушкам с пустым котелком и топориком в руках, они странно косятся на меня и ничего не отвечают на мои слова:

– Я пойду, посмотрю в ту сторону, – показываю на противоположное направление от той части леса, куда цепью направились парни. – Я недалеко, если что. Мне кажется, Лариса с Наташей, скорее всего, пошли к воде. Там интереснее, ну вы понимаете, да?

Не понимают. Молчат, ну и ладно! Подумаешь! Я все равно ухожу, помахивая топориком, но у края опушки останавливаюсь и внимательно осматриваю небо, узнавая маяки – хорошо что ночь звездная!

Уже в двадцати шагах от полянки, на которой остались люди, и продолжает гореть костер, жутко и страшно, но я заставляю себя углубиться дальше и выйти к воде. Здесь почти непроглядно-темно, как в склепе, но я все равно решаюсь притушить фонарик до тусклого света. Мой телефон пусть и новой модели, но не семи пядей во лбу, и надолго его не хватит.

Уходить далеко я не намерена. Парни сорвались слишком быстро и, выбирая направление поиска, направились в самую глушь. Как будто именно глушь могла совершить с девчонками что-то подлое и ужасное. Именно от нее ожидая опасность, и именно ей бросая вызов – в этом характер настоящих мужчин. Я не успела ничего сказать, да и вряд ли бы меня стали слушать, но, если подумать – ни одна здравомыслящая девчонка ни за что бы не пошла в ту часть леса, которая противоположная от дороги и наверняка ведет к Серому волку (если девчонка не Красная Шапочка, конечно). Тем более ночью. Это суть женщины – находиться ближе к очагу тепла. И, если уж углубляться в лес, то…

Я вдруг вижу камни, виднеющиеся из воды, почти перекрывшие мелкое, нежно журчащее русло речушки. Верх самого крайнего булыжника покрыт тонким слоем мха. Я наклоняюсь ниже и замечаю, что в одном месте мох сильно примят и сбит до гранита. И, скорее всего, виной тому подошва ноги. Или ног!

Это странно и совершенно не вяжется с моей теорией? Что девчонкам там делать? На другом берегу? Присесть под кустом в полном уединении вполне можно и здесь.

Я оглядываюсь на наш палаточный лагерь, полностью скрытый деревьями. Там сейчас остались одни девушки. Скорее всего, даже если я и попрошу кого-то из них пойти со мной, вряд ли кто-то рискнет. Вокруг меня стоит сплошная тьма. Я опускаю голову и вздыхаю, высвечивая фонариком каменную кладку в воде: ладно, пора перебраться и выстукивать пропажу!

POV Воробышек

Мы обошли и обыскали приличный периметр леса вокруг нашей стоянки, но девчонок нигде нет. Поиск усложняется ночью и непролазными кустами, корягами и овражками, обувь промокла и почти у всех сели телефоны. Связи тоже нет – мы слишком далеко забрались от вышки. А когда-то так радовались тому, что нашли это пустынное место.

Вернувшись на опушку, парни чертыхаются, уже не выбирая выражений. Все мы надеялись увидеть сестру Борзова с подругой здесь, целыми и невредимыми, но когда понимаем, что это не так – падаем духом. Собираясь в лес с ночевкой, никто из нас и предположить не мог такое развитие событий. То, что придется полтора часа искать пропавших, сорвать голоса, и не найти.