Текст книги "Ботаники не сдаются"

Сердце отказывается понимать. Заиндевевшее, оно разбивается на части, пронзая душу, зашедшуюся в крике, острыми осколками. Теперь все что мне хочется, это бесследно исчезнуть из этой жизни. Из жизни Воробышка навсегда. Мне так больно, что, кажется, больше никогда не вздохнуть.

Зачем? Зачем он со мной так поступил? Зачем искал? Разве моя ошибка стоит «такого» наказания?!

Нет, это слишком жестко.

Ноги не слушаются, глаза ослепли от слез, пальцы вцепились в ворот футболки. Я заставляю себя выйти из квартиры и только тут, упав плечом на стену и закрыв руками лицо, не могу сдержать горький и раненый всхлип-полустон.

– Катя?! Катенька, что случилось?! Катя!

Ванька. Взлетает по лестнице и в один миг обнимает меня.

– Я здесь, слышишь! Здесь! Что?! – он целует мой висок, лоб, щеки. – Скажи что?!

Я смотрю на него во все глаза, не понимая, что происходит. Отшатываюсь, оглядываюсь в сторону квартиры… и вдруг падаю Ваньке на грудь, сжимая его рубашку непослушными пальцами. Ударив от отчаяния по плечам, ныряю в его тепло, словно в саму жизнь.

– Вань, я думала там ты… Ты!

– Что?! – он изумляется, но вдруг все понимает. – Подожди, Катя! Никуда не уходи!

Мне не хочется его опускать, но я чувствую, как гнев напрягает плечи и руки парня. Вижу, как смыкается линия твердых губ. Он оставляет меня, стремительно входит в квартиру и уже через секунду до меня доносится неясный шум и возмущенное:

– Ванька?! Рехнулся? Какого хрена ты врываешься?! Твою мать, одеться дай! Эй, ты не один здесь живешь, мог бы и позвонить!

– Да лучше бы один, чем с чертовым идиотом! А ты не мог дверь закрыть? Сколько раз просил! А если бы я опоздал?! Ты, придурок!

– Клон, да в чем дело-то хоть объясни?! Ну развлеклись немного с Ленкой. Ты, что ли, у нас святой?

– Да пошел ты…

Воробышек выходит из квартиры, берет меня за руку и ведет за собой на улицу. Нам некуда идти, мы уже встретились, и он обнимает меня прямо здесь – у подъезда, крепко прижав к себе.

Я ничего не могу поделать, за этот день я столько всего пережила, что слезы все текут и текут из глаз, наверняка давно превратив мой макияж «смоки айс» в маску печального Арлекино.

– Тш-ш… Катя, – Ванька целует мои волосы, гладит их рукой, – уже все хорошо, слышишь? Я с тобой. Это мой идиот брат вернулся со спортивных сборов. Он всегда так отмечает свое возвращение. Мы близнецы, разве я тебе не говорил?

– Нет.

– И все равно, как ты могла поверить? А если бы мы разминулись? После всего, Катя, как?

Мне нечего ответить и я только пожимаю плечами, чувствуя, как руки Ваньки еще теснее прижимают меня к груди. Слушаю, как сильно бьется в ней его сердце.

Я и сама не знаю «как». Увидела, и словно умерла.

– Никогда больше не хочу пережить подобное. Это очень больно, Вань.

– Какая же ты у меня глупая, Умка. Разве я смог бы быть с другой, когда был твой на паркете? Твой с самого первого дня.

Мы молчим, радуясь нашей близости.

– Прости, что не выслушал сразу, что не услышал, ты ведь хотела рассказать. Тогда мне казалось, что ты сомневаешься: нужен ли я тебе. А я уже сходил с ума от одной твоей улыбки, от теплого запаха кожи. Ты знаешь, что умеешь смотреть в душу?

Я качаю головой, и Ванька смеется.

– Теперь знаешь. Когда я узнал о споре – взыграла обида. Не мог поверить, что мой Очкастик смог меня так провести. И только потом осознал, что, если бы не этот спор, мы с тобой могли никогда не встретиться. Никогда, Умка! А ведь ты была от меня так близко! Ты права, я действительно заносчивый и упрямый, и заслуженно получил щелчок по носу, но я понимал, что не смогу тебя оставить. Никогда не сомневался.

– Правда?

– Да. Мне кажется, тебе придется терпеть меня всю жизнь. Мы – Воробышки, птицы-однолюбы. Гордые, но ревнивые, так что намучаешься еще со мной.

– Ну и пусть.

– Зачем ты ушла после танца, Умка? – спрашивает Ванька. – Словно исчезла! Я никак не мог тебя найти.

– Но ведь ты сам меня отпустил. Я подумала, что все закончилось. Что больше нет и никогда не будет нас.

– Не отпустил. Я собирался подарить тебе цветы.

– Цветы? Мне? – я поднимаю голову и вижу, что глаза Воробышка светятся.

– Да, я знаю, Катя, что все испортил. Что ни к черту из меня романтик. Но ничего лучше я придумать не смог, хотя не спал всю ночь. Решил: подарю тебе цветы и пошел этот спор куда подальше. Ведь ты уже моя, пусть все знают. Чуть не опоздал, выбирая букет. Всё оказывалось не тем, не для тебя. Хотел подарить после танца, попросил парней подержать… – Ванька улыбается. – Видела бы ты их лица в тот момент.

Я тоже улыбаюсь в ответ.

– Я представляю. И где же букет?

– Не помню, – вздыхает Воробышек. – Потерял, пока тебя искал. И теперь мне нечем поздравить свою девушку с Днем рождения.

Он поднимает руку, проводит пальцем по моей щеке, и вдруг становится серьезным.

– С Днем рождения, Умка! Прости, что не сказал сразу, как только понял – еще там, под звездами. Я люблю тебя. Хочу, чтобы ты знала: ты всегда будешь для меня особенной.

Я тоже его люблю. Очень люблю! Обнимаю, целую губы и глажу затылок моего Воробышка.

– Дурачок ты, Ванька. Как есть Иванушка-дурачок! Не нужны мне никакие цветы.

– Что ж, отличная мы с тобой парочка – Умка-премудрая да дурень-Иванушка. Только насчет цветов я не согласен и прямо сейчас думаю, как все исправить.

– Вань?

– М-м?

– Что мы здесь стоим? Поехали ко мне домой. Дома ждет стол. Познакомишься с родителями по-человечески, они у меня хорошие. Да и Сема по тебе соскучился. Поехали, Вань! Все равно у тебя дома брат с Ленкой. Вдруг у них по-настоящему?

Ванька хмыкает.

– Уверен, что завтра Даня и не вспомнит, как ее звали. Первый раз, что ли.

– Грустно, – вздыхаю я.

– Ну, почему, – Воробышек криво приподнимает уголок рта. – А по-моему, им очень даже весело.

Я пихаю Ваньку плечом, и мы смеемся.

– Слушай, Умка, я тут подумал: а не одолжить ли мне у тебя Семена на денек?

– Зачем?

– Может, мне его брату в постель подложить, чтобы он снова на сборы уехал? Я ведь теперь без тебя не могу!

Эпилог

POV Ванька

– Слушай, Клон, хватит злиться. Да, я был неправ, признаю. Забылся. Но вышло, как вышло. Приехал, встретил Ленку по пути. Слово за слово, зашли чаю попить…

– Хороший у вас вышел чай. Такой горячий, что другие обожглись.

– Ну я ж не знал, что у тебя девчонка объявилась!

– Я тебе говорил о Кате. И не раз.

– Да мало ли о ком говорил! Сегодня есть, завтра нет. Сколько будет еще этих Кать!

Мы стоим с братом вдвоем на кухне, и я готовлю кофе. Точнее, готовит кофемашина, но бутерброды она делать еще не научилась и я старательно намазываю тосты мягким сыром, пока мой Очкастик, отобрав у меня компьютер, разбирается со сложным программным кодом.

– Лучше закройся, Даня, пока я тебя не закрыл. И не кричи, Катя услышит. Она и так тебя недолюбливает.

– Подумаешь…

– А ты лучше подумай, Клон, – я откладываю нож в сторону и поворачиваюсь к брату – к своему зеркальному отражению, и смотрю ему прямо в глаза. – Подумай хорошенько, стоит оно того или нет.

Даня удивляется, он все еще не может поверить и принять, что в моей жизни появилась Умка, и что она для меня много значит. Но я не собираюсь ничего объяснять. Если не дурак, сообразит как-нибудь сам.

Надеюсь, что сообразит.

Он проводит ладонью по коротко стриженой голове и озадаченно поднимает брови:

– Ты серьезно сейчас?

– Более чем.

– Да она же мелкая, Ваня. Сколько ей? Семнадцать? Что с ней делать?!

– Девятнадцать. У нашей матери уже Женька появилась в ее возрасте. А вот, насчет последнего – это не твое дело, понял? Мне не пятнадцать лет, чтобы стеснятся отношений с девчонкой, от которой у меня сносит башню. И, кстати, Клон, учти на будущее: лучше не спорь с Катей. Моей Умке даже Донга удалось за пояс заткнуть, и для китайца это оказалось хорошим уроком.

Я делаю капучино и отставляю чашки в сторону. Возвращаюсь к тостам. Брат странно молчит и, взглянув на его растерянно-сердитую физиономию, я не могу сдержать смешок:

– Что, уже успел поспорить? Признавайся, Клон!

– Откуда мне было знать, что она разбирается в восточных единоборствах? Я всегда девчонкам легко лапшу вешал. Да они вообще не видят разницы между айкидо и кунфу! А тут…

– Что тут? – чувствую, что ответ мне понравится.

– Ну, – брат мнется, и я вижу, как краснеют кончики его ушей, – сказал, что у меня двенадцатый дан по дзюдо. Всего-то.

– Что?! – я хохочу. – А не высоко взлетел, Птичка?

Данька разводит руками.

– И что такого?! Хватит ржать, Клон! Я думал, это ее впечатлит. Всех впечатляло!

– А Умка что? – но я уже догадываюсь и продолжаю покатываться от смеха. Раз уж Данька петушился перед Очкастиком, значит, она ему по душе.

– А твоя мелкая поправила очки и заявила, что для основателя школы Кодокан, единственного в мире обладателя двенадцатого дана, я хорошо сохранился. И что она, видите ли, была уверена в том, что Дзигоро Кано умер почти сто лет назад. И что, глядя на такого, как я, она бы больше второго дана не дала. Блин, Ванька, обидно. Я же впахиваю, как черт! Она-то откуда знает?

Ему еще не раз придется убедиться в том, что Умка ему не по зубам. Точнее, не по клюву. Мне хорошо понятны удивление и обида брата. Но ничего, привыкнет.

– Моя Катя самая умная девчонка из всех, кого я знаю. Да и из тех, кого не знаю, уверен, тоже. Привыкай, Клон. Она всегда будет на шаг впереди всех, такова действительность.

– Ты сейчас серьезно?

– Даня, мне кажется или тебя на этом вопросе заклинило? Ты там поаккуратнее падай на маты, голову береги. Если ты еще до сих пор не понял, повторю: все, что касается Умки, для меня более, чем серьезно. Я ее люблю. А теперь, Клон, отвали с расспросами, пока я тебе по двенадцатому дану не врезал!

Я достаю из холодильника ветчину и нарезаю на тонкие ломтики. Мы с Умкой не так давно вернулись из университета и ужасно проголодались. Утром, когда я за ней заехал, завтраком меня угощала она, а теперь моя очередь.

Даня странно хмыкает, следит за моими руками, когда я достаю поднос и ставлю на него тарелку с тостами и чашки с горячим кофе, словно я его изумляю. И, кстати, ставлю три чашки, а не две. Мог бы и заткнуться.

О чем я ему и говорю, предвидя подколку.

– Нет, ты точно двинулся, Ванька! Ты бы еще розочки для мелкой вырезал, ха!

– Розочки? – я ухмыляюсь. Похоже, я знаю, как Клона окончательно достать. Не уверен, что Умка заметит мои старания, а вот позлить брата хочется. – А это идея.

Я беру куски ветчины и вырезаю из них что-то, отдаленно похожее на цветок. Укладываю на тост с сыром. Получилось не очень, и я скептически приподнимаю бровь. Скорее Умка решит, что шеф-повар был жутко голоден и все изгрыз.

– Ну как?

– Эй, с ума не сходи, – пихает в плечо брат. – Нет, ты точно влюбленный дурак, Ванька! – теперь уже он смеется, и я оборачиваюсь, чтобы отвесить ему затрещину. Данька тут же возвращает. В рукопашной драке брат сильнее, не зря он всерьез связан со спортом, но я тоже не прост, и мы дурачимся, как дурачились всю жизнь.

– Ай! Черт! – Даня неожиданно вскрикивает, удивленно обернувшись за спину. Там стоит Очкастик и так грозно смотрит, что я понимаю: сейчас кому-то точно не поздоровится. – Эй, Клон, она меня под ребра отверткой ткнула!

– Не отверткой, а большим пальцем в болевую точку. Сам ты дурак! Еще раз тронешь Ваньку, получишь айкью по двенадцатому дану, понял?

Секунда, и новый мусорный пакет красуется на голове у брата, а сама Умка срывается с места.

– Чего?! А ну стой, вредина!

Смех мешает мне вовремя остановить Даньку, и он уже бежит за Умкой в комнату. Но Очкастик шустрая. Еще до моего предупреждения она успевает вскочить в кресло, сдернуть с кровати подушку и как следует врезать Даньке по изумленному клюву.

– Чего?!

Да-да, знаем, проходили. Неожиданно и не по правилам. Гордое эго Клона очухается нескоро.

После чего, Умка со смехом победителя мчится ко мне и, конечно же, я обнимаю свою смелую девочку.

– Вань, так и быть! Я решила познакомить Даню с Семеном. Он сам напросился!

Главный лекционный зал в форме амфитеатра заполнен до отказа. Сегодня здесь собрался весь четвертый курс нашего факультета и декан Крокотуха с профессором Белоконевым, лично стоят у кафедры и следят за студентами, удерживая наше внимание строгими взглядами.

Мы с Гайтаевым, Березой и Лавриком сидим в среднем ряду и прекрасно знаем, пусть и негласно, как и все здесь присутствующие, причину по которой нас собрали. В кои-то веки на факультете случилось событие: сразу три студентки вызвались сдать публичные доклады перед всем курсом. И не просто доклады, а работы по квантовой физике. И, конечно же, такое рьяное желание своих учащихся разнообразить учебный процесс декан не мог обойти вниманием. Судя по тому, с каким удовольствием он сейчас потирает руки, склонившись с хитрым шепотком к Белоконеву, рьяное желание – его рук дело.

Хотя мне тоже пришлось поучаствовать в убеждении. Увы, в отличие от Умки, чуть было не бросившей университет, оказалось, что не все готовы, проиграв, честно выполнить условия спора. Пришлось Крымовой напомнить, что с Воробышком лучше не ссориться. Я могу быть разным, и не всегда сговорчивым.

Мы с друзьями наблюдаем, как в аудиторию входят преподаватели и рассаживаются за столом в первом ряду. Просят тишины. Я замечаю Софию Витальевну, доцента-физика, появившуюся с блокнотом и ручкой, и улыбаюсь ее появлению, чувствуя внутреннее удовлетворение. Вот уж под чьим взглядом докладчикам не удастся расслабиться ни на секунду, а мне хочется, чтобы Крымова со своими подругами сполна прочувствовали на себе умный и проницательный взгляд куратора, который может быть холодным и обвиняющим.

Девчонки выходят одна за одной, говорят почти час – тихо и сбивчиво, и ни одна не проходит тест на вопросы от Белоконева, вогнавшие их в панику. Последней к небольшой трибуне выходит Снежана Крымова, смотрит в зал затравленным взглядом (ну надо же, и куда подевалась ее смелось?) и к концу ее несвязного доклада, от монотонного бубнения все так устают, что начинают возмущенно отзываться.

– Эй, ничего не понятно! Можно громче?

– Скучно! Крымова, ты сейчас о чем вообще?

– А можно повторить тему доклада?

– Мы хотим Уфимцеву!

– Да, дайте нам Уфимцеву, ее было интересно слушать!

– …И здесь в игру вступает термин деко… де-ко-ге… ге-рен-ция, – тянет по слогам Крымова незнакомое для нее слово, читая с листа, – который является необратимым с точки зрения термодинамики: квантовые свойства системы меняются при взаимодействии с другой крупной системой и…

– Погодите-ка, дорогуша, – прерывает докладчицу Белоконев. Просит важно, качнув седой головой: – Давайте-ка о последнем поподробнее и, если можно, своими словами. Попроще.

Лицо Крымовой бледнеет.

– О… о чем поподробнее?

– Об известном феномене наблюдателя[26]26
  Феномен наблюдателя – так называемый Эффект наблюдателя (сознание наблюдателя) – группа гипотез о возможности влияния наблюдателя (человека) на элементарные частицы.


[Закрыть], конечно! – постукивает ручкой о поверхность стола мужчина. – И не нужно читать. Расскажите нам лучше, как на квантовую систему влияет информация об окружении. Вы же об этом нам сейчас рассказываете?

– Я? – девушка испугано вскидывает голову и оглядывает зал, по которому катятся веселые шепотки. Вряд ли кто-нибудь из нас рискнул бы делать доклад по квантовой физике. Разве что умник Морозов. Но девчонку ни капли не жаль, сама виновата и здесь это все понимают. – Ну, д-да. Наверное.

– Не «ну», милочка. А именно об этом, судя по тексту вашего доклада. Кстати, известная статья. В следующий раз постарайтесь информацию дополнить своими мыслями. Это полезно и всегда увлекательно для слушателей. Опять же, может возникнуть тема для интересной дискуссии.

– Именно! Я вот как раз хотел спросить. Крымова, как ты понимаешь мир кванта и… – вставляет слово Крокотуха, но брюнетка умоляет декана, почти со слезами на глазах, понимая, что тонет.

– Не нужно дискуссий, Сергей Михайлович! Пожалуйста!

Крымова стоит на кафедре, ссутулившись к трибуне, и не может понять, почему вдруг в рядах раздаются удивленные возгласы. Надо сказать, что я и сам ловлю челюсть, когда вижу Катю. В лекционный зал открываются двери, и моя Умка появляется перед всем курсом… в купальнике-бикини и на каблуках. Длинные волосы распущены и лежат на спине тяжелой блестящей волной, голубые глаза распахнуты, а губы улыбаются. В ее руках раскрытый ноутбук, но это такая мелочь…

– Твою мать! – восклицает Гайтаев, и я теряюсь, не зная, то ли мне смеяться, а то ли рычать от ревности. – Птиц, я бы на твоем месте такую девчонку от себя не отпускал. Еще уведут. И почему я ее первым не заметил?

– Заткнись, Саня!

Но я и сам вижу: Катя Уфимцева до бесстыжего хороша. Ну еще бы, после танца и победы, мой Очкастик – знаменитость. Я страшно рад ее видеть, и губы сами растягиваются в улыбке, когда она находит меня взглядом. Она предупреждала, что будет сюрприз, но вот какой – не сказала.

Что ж, надо признаться: он ей удался.

Умка поднимается на кафедру, опускает ноутбук на стол и поворачивается лицом к аудитории.

– Сергей Михайлович, Юрий Георгиевич, София Витальевна, – вежливо обращается к преподавателям, – здравствуйте. Я прошу вас простить мне мой внешний вид, но уверяю: я пошла на это исключительно ради чистоты эксперимента. Спасибо за приглашение, доклады я прослушала, и сейчас готова помочь Снежане Крымовой разобраться с феноменом наблюдателя, ответить на ваши вопросы, а заодно, проверить на практике гипотезу о невидимости докладчика, высказанную в споре моим оппонентом. – Умка поворачивает голову к брюнетке и удостаивает ее улыбкой. – Действительно ли, появись я здесь в купальнике, меня никто и не заметит. Вы не возражаете? – она снова обращается к преподавателям.

София Витальевна не возражает. Женщина скромно кашляет в кулачок, пряча смех, по всей видимости, удивляясь смелости любимой ученицы. А Крокотуха с Белоконевым, переглянувшись, лишь разводят руками.

– Ну, если это необходимо для практики…

– На что только не пойдешь ради чистоты эксперимента…

– Спасибо! – улыбается Умка, и я уверен, что каждый студент в этой аудитории сейчас следит за ней.

– Итак, – она аккуратным движением убирает прядь волос за ухо, и выходит из-за стола, красиво положив кисть руки на бедро. И кто ее научил так стоять? Как модель на подиуме. Кажется, сейчас у меня начнет пригорать по всем фронтам. Парни начинают ерзать, пихая друг друга локтями, а я вспоминаю прошлый вечер, когда мог касаться этих гладких бедер губами и заставляю себя успокоиться. Кажется, сегодня я их искусаю. – Может быть, кто-нибудь в этой аудитории помнит, за что именно Альберт Эйнштейн получил нобелевскую премию?

– Ха! Да это каждый школьник знает! – фыркает Саня и кричит вместе с еще десятком других ребят: – За «Теорию Относительности», конечно!

Умка кивает головой и поворачивается к Крымовой.

– А ты как думаешь, Снежана?

Вряд ли Крымова думает. Судя по ее лицу, она бы с удовольствием исчезла.

– Я думаю так же, как все, – огрызается брюнетка и поджимает рот.

Это она зря. Обида или нет, но сегодня явно не ее день и Умка это с легкостью демонстрирует.

– А вот и неверно думаешь, хотя это и было по отношению к Эйнштейну не совсем справедливо. Он доказал, что свет – это не всегда волна, но еще и частица. И что свет излучается порциями – квантами. Или фотонами. А квантовые частицы, порой, ведут себя очень странно. Особенно, когда за ними наблюдает… человек.

Катя спускается с кафедры и подходит к первому ряду. Обращается к студентам.

– У кого-нибудь из вас есть монетка?

Монетка находится и даже не одна. Умка выбирает самую крупную, возвращается на кафедру, и под общими взглядами раскручивает ее на столе.

– Как думаете, какое выпадет значение? Орел или решка?

Кто-то кричит «орел», другие «решка», а я думаю о том, как моей девушке идет улыбка.

– Верно, пятьдесят на пятьдесят, – соглашается Умка. – Выбор абсолютно равен.

Монета вращается юлой, когда она внезапно прихлопывает ее к столу рукой.

– А сейчас? – весело смотрит в зал.

– А ты покажи сначала? Ты же ее накрыла!

– Да, покажи, Кать! Откуда нам знать?

Умка словно фокусник. В этот момент вряд ли кто-то пялится на ее грудь или бедра, меня отпускает напряжение.

– Да, я накрыла. Но значения, увы, не знаю. Хотя именно мое сознание и мое решение определило выбор, в том числе, благодаря известным законам физики нашего макромира. Потому что мир атомов и субатомных частиц – это микромир. И если в нашем мире мне это сделать под силу, то в микромире – частицы сами решают, какое значение нам показать. Это и есть известный эксперимент с наблюдателем, о котором и рассказывала Снежана. Суть его сводится к тому, что, если наблюдатель есть – частицы ведут себя обычно, как частицы. Но если наблюдателя нет, они ведут себя, как волны. Нашей монете такой выбор не под силу – обратить внимание на вас и ваше сознание, а вот квантам – запросто. Кстати, – Умка смеется, – это решка!

Она разворачивает ноутбук экраном к студентам и просит:

– Посмотрите, пожалуйста, сюда. Перед вам две фотографии – всем известное сравнение, наверняка вы его видели. Два снимка – макро и микро миры. На одном изображена наша Вселенная, на другом – нейрон. Крохотная нервная клетка человека. Снимки очень похожи, не правда ли? Я бы даже сказала: они поразительно похожи! Глядя на оба снимка, можно сказать, что Вселенная, в которой мы живем – это, всего лишь, чей-то мозг! А наш мозг может оказаться чей-то Вселенной, с миллиардами галактик и звезд! Все относительно. Кто смотрел «Людей в черном»? А «Матрицу»? Вы же не думаете, что сценаристы настолько гениальные умы, что додумались до всего сами? Нет, первыми были физики и их смелые гипотезы, а вовсе не братья Вачовски. Мир, который лежит за гранью нашего понимания, может быть уникальным и это следует принять, как факт. Потому что миру, по большому счету, нет дела до того, что мы о нем думаем.

Умка пожимает стройными плечами:

– А думаем мы много чего – человек вообще любопытное существо. Ему мало прихлопнуть рукой монетку, он хочет понимать квантовую природу сущего. Он хочет знать: почему крохотная субатомная частичка, реагируя на наше сознание, способна принимать решение? Почему нейрон микромира так похож на Вселенную макромира? И, если наш мозг способен думать, то как далеко в большой мир простирается понятие сознания? Есть ли сознание у Вселенной? Возможно, память? Программа жизни? Неизвестные измерения? Параллельные реальности? Вы удивитесь, но самые смелые теории предполагают, что да. А когда вы этому не верите, вспомните о крохотной частичке квант, которая существует по своим законам и которой наплевать, что вы об этих законах думаете. Это вы всегда будете находиться только в одной точке пространства. А квант может находиться в нескольких точках одновременно. Это, как если бы вы, однажды проснувшись, обнаружили, что, проснулись не только в своем городе, но и в Риме, в Токио и в Нью-Йорке. Везде одинаково вы, и переместить разум из одной точки в другую ничего не стоит, потому что расстояние не играет роли, а известные законы физики ничего не объясняют. Нам это не под силу, а вот кванту – да, и эти загадки еще предстоит разгадать. Но сначала, мы должны понять: почему это возможно. Что есть – сознание Вселенной?

Умка говорит и ее слушают внимательно, а когда она заканчивает, я замечаю, что Крымовой с подругами и след простыл. А Умка, похоже, и думать о них забыла. Это еще одна победа моей девушки, и когда она благодарит всех за внимание и исчезает из аудитории – худенькая и стройная, совершенная для меня, я прощаюсь с друзьями и выхожу следом. Надеюсь, декан с Софией мне простят. А если нет…

Что ж, у нас с Очкастиком свой мир, где работают свои законы физики, и сейчас меня тянет к ней магнитом. Однажды она объяснила это просто: «Противоположности притягиваются, Вань. И, чем больше в них отличий, тем сильнее они друг в друге нуждаются. Существование плюса теряет смысл без минуса. А одобрение невозможно без отрицания, иначе превратится в фарс. В определенной точке все должно быть уравновешенно, это и есть гармония. Высший пик срединной сути».

Не знаю, наверно, это так. Даже наверняка так, но, если честно, мне плевать. Мне не нужно понимать суть Вселенной, мне достаточно видеть Умку, держать ее в своих руках, слышать смех, а засыпая, чувствовать рядом тепло и совершенно точно знать «Я хочу».

Я выхожу из аудитории, и она встречает меня. Ждала. Наши магниты настроены друг на друга и мне важно чувствовать: я нужен ей так же сильно, как она мне. Руки Умки обвивают шею, а губы встречаются в поцелуе.

– Кать, ты смерти моей хочешь? Я чуть слюной не подавился. Вот это сюрприз!

– Я это сделала, Ванька! Я переживала – жуть! Они ведь меня слушали? То есть, я хотела сказать – слышали?

– Слышали! И не только, но еще и смотрели. Умка, только не говори, что в своем Мюнхене тоже выйдешь на доклад в купальнике. Ты понимаешь, что это будет нечестно по отношению к другим участникам? Нагло воспользоваться внешностью? – я смеюсь, глядя в голубые глаза, горящие радостью. Провожу рукой по ее волосам. – Кстати, я еду с тобой. Не хочу тебя одну отпускать туда, где полно очкастых умников. Ты моя! А еще ни за что не пропущу момент, когда ты заткнешь всех за пояс.

– Ура! Ванька! Я тебя люблю! Очень! Ты, главное, мне подготовиться дай, ладно?

– Ладно, – обещаю. – Только покусаю сначала немного в нежных местах, – рычу не зло, – заслужила! Ну иди же сюда, моя Умочка…

Под утро, когда я всю ночь корплю над рефератом по философии, а брат возвращается домой после прогулки с очередной девчонкой, он застает меня за столом с ноутом и поднимает мои усилия на смех.

– Да кому это нужно, Клон? Четыре часа утра, забей! Нашел из-за чего не спать! Твою ж мать… – он подходит к столу и берет в руки учебник. Изумляется, прочитав название: – Прикладная метафизика? Серьезно?!

– Отвали! Мне нужно. Я уже почти закончил, – я отбираю у брата учебник и возвращаю на место.

– Ну, хочешь, давай матери позвоним. Она скажет Градову и вопрос отпадет сам собой.

– Исчезни, Даня! А лучше, растворись в пространстве. Кстати, Клон, ты не думал насчет своей квартиры? Может, в Черехино поживешь, а?

Данька стягивает футболку через голову, бросает ее в кресло и разваливается на диване, сыто растягивая сильное тело.

– Не борзей, мне тут нравится! Я и так дома редко появляюсь. Твоя мелкая меня терпеть не может.

Он еще немного думает и выдает:

– Слушай, а может, мне ей тоже конфет купить? А что? Пусть жует и знает, какой я добрый.

– Только попробуй! Сам виноват. Нечего было светить голой задницей.

Даня не был бы сам собой, если бы не фыркнул, между прочим.

– А ты уверен, Птиц, что только задницей?

Он не ожидает, но я дотягиваюсь до него. Запускаю учебником метафизики по наглой роже, так похожей на мое лицо, и слышу в ответ хохот. Но мне удается и его оборвать.

– Уверен! На что там смотреть, Клон? Нет, ну если с лупой, то я не спорю. Природе тоже нужно на ком-то отдыхать, раз уж мне все лучшее досталось.

– Че-го?!

POV Катя

– Ва-ань?

– М-м?

– Ты научишь меня танцевать хип-хоп? Мне не хватает наших уроков.

Вчера у фонтана в «Трех китах» состоялся брейк данс батл ребят Воробышка с командой Димы Борзова и наши парни уверенно «сделали» соперников. Мой Воробышек был лучшим – обожаю на него смотреть. А вот ловить на Ваньке заинтересованные взгляды других девчонок – не очень. Так же, как замечать их попытки обратить на себя внимание. Но я справлюсь. Со всем справлюсь! Пока синие глаза рады мне, я буду им верить. Все остальное неважно. Особенно, когда оказываешься у Воробышка в руках.

Его руки – ласковые и требовательные, и всегда меня находят. Мне это нравится. Ванька нравится. Не знаю, смогла бы я теперь жить без него.

Лучше об этом никогда не узнать.

Ванька лежит на животе, смяв щекой подушку, я лежу на нем и сонно вычерчиваю пальцем на загорелой лопатке странные узоры. Уткнувшись носом в спину, обнимаю крепче. Просыпаться ужасно не хочется, но уже позднее утро и мне пора возвращаться.

Сегодня я первый раз открыто не ночевала дома и немного переживаю. Родители у меня, конечно, люди современные, но, все равно, им еще ко многому следует привыкнуть. И, в особенности, к тому, что их средняя дочь настолько повзрослела, что теперь звонит в одиннадцать часов вечера и сообщает о том, что останется ночевать у своего парня. Честно, вчера язык еле повернулся сказать. Хорошо, что мама все поняла.

– Конечно, Умка, – сонно обещает Ванька. – Все, что захочешь.

– Очень хочу! Вань?

– М-м?

Я провожу по теплой спине губами. Приподнявшись, целую его шею у затылка. Шепчу в ухо, не без обещания в голосе.

– А чего хочешь ты? Скажешь?

По тому, как напрягаются сильные плечи, я догадываюсь, что он окончательно проснулся.

Ну вот, всего секунда и меня уже прижимают к груди. Солнце льется в окно, день обещает быть светлым и радостным, и глаза, в опушке темных ресниц, горят синим-синим.

До чего же он красивый – Ванька. Так и хочется зацеловать.

– Катя, ты уверена?!

Говорю же – смешной. Еще спрашивает. И я отвечаю его же словами, касаясь губами ключиц:

– Все, что захочешь!

Дома, на площадке у дверей квартиры родителей, я замечаю незнакомого парня. Он быстро сбегает по лестнице вниз, не поднимая лица, и я, уступив ему путь, оглядываюсь и удивленно пожимаю плечом. Кто бы это мог быть?

– Привет, – войдя домой, здороваюсь с Костиком и Лялькой, застав парочку неразлучников в прихожей.

Сегодня на Костике нет черного парика и макияжа «а-ля гот», волосы отрасли, и в джинсах и светлой футболке парень выглядит симпатичным и неуклюже-милым. Я и забыла, каким Сердюкин может быть. Лялька тоже умыта, вот только губы у сестры странно дрожат, словно она готова вот-вот расплакаться. И почему-то руки вцепились в Костика, который… хм, вдруг повзрослел?

Я смотрю на Сердюкина, понимая, что в нем что-то изменилось. Еще неуловимо, и все же. Вон, даже тощие плечи развернулись.

– Костя, что случилось? И кто этот парень, который только что ушел? Ляльку что, кто-то обидел?! – я не на шутку тревожусь, но Костик вдруг улыбается.

– Вчера твои Воробышки отлупили моего брата с компанией. Поймали всех у дома. Вот он сегодня к Оле извиняться и приходил. У него теперь фингал на пол-лица, стесняется на людей смотреть.

– Да?! – ну и Ванька! Когда только успел! А мне хоть бы словечком обмолвился!

– Да! Они отлупили, а мы теперь ссоримся! – обиженно хлюпает носом Лялька.

– Но почему? – удивляюсь я. – Ты, конечно, извини, Костик, но твой брат сам напросился. Я не пойму, Оль, тебе этого бандита жалко, что ли? – поворачиваюсь к младшей сестре. – Вспомни, как он издевался над вами.

– Да конечно же нет! Просто… – Лялька толкает Сердюкина локтем в бок. – Скажи ей, Котэ.

– В общем, мой брат никогда не извинялся. И знаешь, Катя, я был не прав: мне твой Иван нравится. А Даня даже пригласил меня заниматься в свой бойцовский клуб, – Костик растерянно проводит по отросшему ежику волос рукой. И сам смотрит удивленно, но со счастьем в глазах. – Представляешь! Он считает, что у меня получится!