Текст книги "Книга покойника"

Глава 6
Обитатели дома разделились

В камине мерцали красные и оранжево-желтые огоньки головешек. Матиас Одемар довольно долго рассматривал их, а потом, видимо, отбросив какие-то сомнения, перевел взгляд на Графа. Наконец он заговорил:

– Я надеюсь, что этот маленький экспромт способен обернуться деловым предложением, а иначе я не рискнул бы тратить ваше время на пустую болтовню.

– Всегда рад помочь. Все, что в моих силах.

– Я сам, конечно, вообще не располагаю деньгами. Я нищий, одежда на моих плечах и мелочь в карманах принадлежат моему кузену Фридриху. Вы оцените его деликатную натуру, если я скажу, что никто из нас никогда не думает об обязательствах. Но оплатить ваш несомненно высокий гонорар я не в состоянии. Однако, если вы согласитесь помочь мне, вам непременно заплатит Беата.

– Позвольте мне прояснить ситуацию, господин Одемар. Госпожа Одемар просила вас поговорить со мной о гравюре, которая вырвана из книги?

– Конечно, нет. Ей и в голову не придет, что я решусь поговорить с вами. Я и сам не собирался так поступать, но сегодня у меня появился шанс… Э-э-э… Познакомиться с вами поближе. Ваши книги заставляют думать о вас, как об очень компетентном исследователе, но никогда нельзя судить о человеке по текстам, которые он пишет, не так ли?

Граф, рассмеявшись, ответил, что определенно нет.

– Конечно, в моем обращении к вам скрыта некоторая нелояльность по отношению к Фридриху. Я доверяюсь вам. Я хочу доверить вам некоторые семейные тайны, которые он никогда никому не откроет. Фридрих очень сдержан, чувствителен… Вы меня понимаете?.. Я сказал вам, чем обязан своему двоюродному брату, по крайней мере, намекнул. Я знаю его, как и Клауса, с рождения. Но я, – улыбнулся Матиас, – не соответствую лучшим традициям Одемаров, как вы видите. Однако есть Беата, с которой приходится считаться. Она – молодое поколение нашего дряхлеющего семейства, в ней – традиции Одемаров и дыхание юности; если она возмущается чьим-то присутствием в доме, значит, этому человеку тут не место.

– Понимаю.

– Беата всегда хотела, чтобы я жил здесь и ездил с ними в Витчерхиир. Мы с симпатией относимся друг к другу, и наша привязанность крепнет с каждым днем. Боюсь, что у нас с Беатой больше общего, чем у нее и ее отца, как бы преданны они друг другу ни были. Ради Фридриха она отказалась от такого блага, как собственная независимая жизнь. Я тоже ей кое-чем обязан и сейчас пытаюсь – хотя бы отчасти – вернуть долг. Если вы найдете картинку, господин Граф, она оплатит любой ваш счет. Собственного состояния у Беаты нет и не будет, пока не умрет ее отец, но она унаследовала немало денег от матери, а сможет получить еще больше.

Граф счел своим долгом прервать рассуждения о гонораре.

– Такого рода расследования – мое хобби, господин Одемар, я ведь не лицензированный детектив, у меня нет оборудования и я не могу гарантировать благоприятный результат. Если мне удастся оказать помощь вам и госпоже Одемар, я и не подумаю взять деньги за эту работу.

– Но вы исключительно занятой человек! Зачем же вам бесплатно тратить свое время?

– Как вам сказать? Я люблю загадки.

– Ваше увлечение для нас – большая удача. Прежде чем честно рассказать вам о нашей маленькой тайне, я должен начать с описания некоторых скрытых сторон жизни в особняке. Вероятно, нет необходимости говорить вам, что этот дом разделен на два лагеря?

Граф с интересом посмотрел на Матиаса.

– Вы наверняка заметили, что Беата и я – да и Фридрих тоже, хотя он не соглашается с этим мнением, – с удовольствием принимаем гостя вроде вас?

– В верхнем холле? – Граф улыбнулся.

– Точно так. Фридрих действительно в нашем лагере – в лагере Беаты и моем, или, точнее сказать, мы оба в ее лагере. Но неописуемая чуткость делает кузена практически нейтральным – поэтому он и не участвует в нашем заговоре.

Граф задумчиво обронил:

– У вас большой дом.

– Это так, и на первый взгляд нет причин, которые мешали бы нам всем жить под его гостеприимной крышей и не обижать друг друга. Но это ошибочное мнение, хотя Фридриху претит сама мысль об изгнании его невестки из маленького рая Одемаров. Я могу поладить с кем угодно и выставить кого угодно. Эта одна из моих прерогатив или привилегий – как вам угодно – это свойство профессионального иждивенца. Но Беате очень тяжело. Она отказалась от самостоятельной жизни, а возможно – и карьеры, чтобы председательствовать в доме отца. Вот уже два с половиной года Анна Одемар находится здесь вместе со своим несчастным сыном и странным окружением. Где бы ни оказалась эта женщина, она начнет себя выпячивать, иначе она просто не может. Прежде Анна всегда жила в собственном доме и временами забывала, что не она здесь хозяйка. Увы, амбициозная калека господствует над нами! Все это получилось так естественно. Фридрих попросил ее поселиться здесь, хотя она могла бы поместить Леона в специальном санатории или на квартире. Они в состоянии заплатить за что угодно. Этот несчастный парень – богач. Но Анна не хочет расставаться с ним – что ж, ее материнские чувства вполне можно понять, хотя я думаю, это не приносит особой радости ни ей, ни ему. Между прочим, я предположил, что вы поняли его беду.

– Это не так уж очевидно.

– Бедный Фридрих считает, что это незаметно, а Анна сияет от счастья, когда ей удается убедить себя, что Леон – нормальный член общества. А еще у нас живут таинственная госпожа Гаст и Карсон, настолько же хорошо подготовленный к обращению с пациентом вроде Леона Одемара, как и я сам. И еще до недавнего времени здесь была Хильда Гаст, в самом деле очень приятное дитя, я ее очень люблю, но это уже пятый посторонний. Пятеро, на мой вкус, слишком много.

– Пожалуй.

– Болезнь Анны излечивается куда медленнее, чем вначале ожидали доктора. Я думаю, затронуты какие-то нервы. Леон – вечный источник… скажем так… неудобств. У него угнетенное состояние психики. Между прочим, о душевном нездоровье бедного парня мало кто знает, но сплетни уже поползли по городу. В результате страдает репутация нашего дома. Видите ли, если бы этим и ограничивался список неприятностей, я бы первый советовал Беате – как рекомендовал и в прошлом – полагаться на божью волю и молчать. Ни к чему обременять моего кузена и ее отца лишними проблемами. Но теперь все изменилось. У меня скопились целая коллекция весьма тревожных фактов и масса подозрений. Беата недавно заметила, что в другом лагере наметился разлад. Она очень нервничает… Возвращаюсь к первому инциденту, который тогда не особенно подействовал на меня: два года назад пес Беаты был найден на улице мертвым…

Граф продолжал курить в задумчивости.

– Прекрасный пес, далматинец, – продолжал Матиас Одемар. – Она держала его здесь около месяца. Пес подцепил какую-то ушную болезнь, требовалось длительное лечение у ветеринара. Очень воспитанный зверь, дружелюбный, никогда не лаял попусту, мы все его так любили. Днем бегал по двору и лужайке, ночи проводил в доме, спал в прихожей подвала. Однажды утром его нашли с размозженной головой в канаве напротив служебного входа – вы знаете эту дверь? Дверь в стене.

Граф кивнул.

– Все тут же решили, что пса сбила машина – дескать, старик Анри забыл загнать его на ночь, а служебный вход не закрыл. Звучит все это, мягко говоря, не убедительно, но другого объяснения не нашлось, да и Анри не особенно активно защищался от обвинений: просто все отрицал. Тем дело и кончилось… Должен казать, что моя комната находится в северо-западном углу дома, на последнем этаже. Комната Карсона рядом – в северо-восточном углу. Наши апартаменты разделяют ванная и длинный шкаф для одежды. Я привык читать допоздна и однажды ночью, примерно год назад, очень увлекся одной интересной книгой. И, не помню уже почему, открыл западное окно – оно выходит во двор. Обычно я держу его запертым: не люблю, когда меня будят крики молочника и прочих разносчиков, – так вот, открыв его, я увидел, как кто-то уходит. Не спрашивайте меня, узнал ли я этого человека, – во дворе было темнее, чем в бочке со смолой в сумерках. Я немного удивился, но мне не присуще гипертрофированное любопытство, я не потеряю сон и аппетит оттого, что случайно подсмотрел чью-то маленькую тайну. Я стал размышлять, используя метод исключений. Слуги? Вы их видели, их полуночные – и ночные – прогулки давно закончились. Взломщик? У нас есть система тревожной сигнализации, которая отключается изнутри. Возможными ночными гуляками остались молодой Карсон и госпожа Гаст… Я отмел госпожу Гаст, потому что для нее поздние приключения в высшей степени маловероятны. И к Карсону стучать в дверь не стал: прежде всего потому, что он был тогда нездоровым человеком, и мне не хотелось будить его. А кроме того, из-за моей тогдашней симпатии к нему. Жизнь парня казалась мне тусклой, и упрекнуть его за редкие случаи маленьких развлечений я никак не мог… На следующее утро я задумался о собаке, и у меня возникло очень неприятное предположение. Следовало ли мне, опираясь на собственные домыслы тревожить и расстраивать Фридриха своим рассказом, рискуя при этом переполошить Анну Одемар и госпожу Гаст?.. Конечно, мы ничего не знаем об этом парне, исключая то, что рассказала нам госпожа Гаст. Она сказала, что он из приличной семьи и был журналистом в Турции. Ему нравится Хильда, но Фридрих против. Карсон вряд ли сможет содержать жену, а юная Гаст слишком несамостоятельна. К тому же Фридрих не настолько богат, чтобы посадить себе на шею еще одну солдатку, – парень, несомненно, будет призван на службу, как только поправится. Фридрих считает, что такая ситуация девушке на пользу не пойдет, да и она сама, должен заметить, не рада такой перспективе… Карсон для этих двух женщин – госпожа Гаст и Анны Одемар – оказался божьим благословением: он помог им добраться до дома, перенести все тяготы ужасного переезда, причем Анна была ранена, а Леон – просто обузой. Теперь он считается лучшим специалистом по уходу за Леоном, потому что именно такого ухода – тактичного, незаметного и так далее – желает для сына Анна. Этот бывший журналист – просто сокровище для них, они вцепятся в меня зубами и когтями, если я возведу на него напраслину. Я все обдумал и решил ничего не предпринимать; теперь я понимаю, что несу определенную ответственность за невмешательство, чем и объясняется мое желание побеседовать с вами.

Матиас поудобнее устроился в кресле и вынул сигарету.

– Исчезновение гравюры дало новый толчок нашим тревогам. Убил Карсон собаку или нет – не важно, но его ночные прогулки доказывают, что ему нельзя доверять, – с одной стороны, и что он способен пренебрегать своими обязанности – с другой… Мы с Беатой считаем, что вид Витчерхиира был вырван из книги уже здесь, а проделал это, увы, последний из Одемаров, несчастный Леон. Мы полагаем, что он порой становится неуправляемым, возможно, склонным к разрушительным действиям и просто опасным. А Карсон не в состоянии оценить – ни в прошлом, ни сейчас, – насколько серьезно заболевание Леона, а потому оставляет бедного парня без присмотра на целую ночь.

Граф посмотрел на Матиаса.

– Есть доказательства?

– Насчет картинки? Конечно, нет. Но нельзя забывать о других проделках увечного. Анна никогда не согласится со мной – она снова пригласит специалистов, и те поддержат ее. Все светила медицины клялись, что подобные больные не способны на насильственные действия, на грубость. Анна говорила нам, что проведенное Фагоном лечение имело целью только остановку дальнейшего разрушения сознания; ну, и еще парня научили заботиться о себе и создавать хорошее впечатление. И это у него здорово получается, должен заметить. Я никогда не видел его недружелюбным. Но если так, то выдранная картинка сразу опровергает любые доводы о безобидности Леона. Только вот способен ли такой человек, как Карсон, заметить опасные симптомы?.. И еще, после того, как все узнали о пропаже картинки – кажется, неделю назад, в пятницу, – Беата сказала, что заметила напряженность и беспокойство в другом лагере. В результатах своих наблюдений она абсолютно уверена – скорее всего, Анна и госпожа Гаст знают, кто вырвал картинку, но скрывают из опасения, что Леона выставят за дверь.

Граф задумчиво кивнул.

– Интересно…

– Беата думает, что Леон спрятал картинку, только его мать с компаньонкой не могут найти ее. По крайней мере, по ночам кто-то что-то ищет в доме. Если Анна или госпожа Гаст – или Карсон, если он знает, в чем дело, смогут отыскать вырванный лист, они уничтожат его, избавившись таким способом от доказательств вины Леона.

– Но каких доказательств?

– Он мог что-нибудь начиркать на ней, он ведь все время рисует каракули. Играть в «крестики и нолики» он не умеет, тем не менее тратит на эту игру больше дюжины листков в день.

– Ну а почему его жертвой пала именно эта картинка? Зачем ему гравюры? Он ведь вряд ли интересуется искусством.

– У Карсона или госпожи Гаст было достаточно времени, чтобы показать ему книгу, обратив внимание юноши на Витчерхиир. Они могли рассказать ему о давнем величии рода. Он ведь наследник по мужской линии. – На лице Матиаса к насмешке добавилась досада. – Ему могли внушить, что когда-нибудь он будет владеть всем этим.

Граф выпустил целый клуб дыма.

– И вы с госпожой Одемар завели на часть семейства нечто вроде дела.

Матиас прищурился. Теперь он напоминал большую старую птицу.

– У нас немножко разные мотивы. Беата откровенно нервничает… Ну да это не важно. Однако, если мы найдем картинку и докажем, что из книги ее вырвал Леон, то избавимся от всей этой честной компании.

Граф слегка улыбнулся.

– В самом деле?

– Конечно. Леону придется убраться отсюда. Если он способен на такие поступки, Фридрих не захочет держать его в доме. Что вытворит этот здоровяк в следующий раз? Вместе с ним исчезнет из дома Анна, а вслед за нею – госпожа Гаст. Карсон останется без работы. Ну, а для барышни, – медленно добавил он, – все кончится Витчерхииром. Впрочем, мне ее будет не хватать…

– Понятно…

– Да, вот это, собственно, и все. – Матиас как бы провел в воздухе черту зажатой между пальцами сигаретой. – Анализ фактов приводит к неутешительному выводу – ситуация может обостриться в любую минуту, и все зависит от того, кто отыщет картинку. Мы не знаем, где она спрятана, они – тоже. Но, вероятно, узнаете вы?

– В этом и состоит моя работа?

– Именно в этом. В своих книгах вы рассказываете об удивительных находках… Вы знаете, как надо искать.

– Просто мне везет в этой странной игре. Помнится, вы сказали, что кто-то еще шныряет в доме по ночам. Мне сталкиваться с ним нежелательно?

Матиас Одемар просиял. Казалось, он все еще не верил, что Граф готов приступить к активным действиям, а не просто дать какой-то совет. Не пытаясь скрыть своей радости, старый клоун все-таки решил получить словесное подтверждение.

– Вы в самом деле хотите помочь нам?

– Нет, если это означает, что меня могут поймать и выкинуть вон.

– Ну что вы! Моя задача – не допустить подобной неприятности. Надо только все очень хорошо обдумать. – Матиас наклонился вперед и стал рассуждать, размахивая сигаретой в такт своим словам. – Все дело в том, чтобы искать, когда не ищет никто другой, когда никто не обращает внимания на пустые комнаты. Значит, сразу после ужина.

– Но так заведено не вами, господин Одемар, а людьми со второго этажа. – Матиас, казалось, не обратил никакого внимания на замечание Графа. – Все наши окна, конечно, закрыты. Я впущу вас в дом через служебный вход и подвал, скажем, в девять часов. Слуги в это время толкутся где угодно, только не там, и мы сможем беспрепятственно подняться по черной лестнице. Она идет до последнего этажа, почти до двери моей комнаты. Пока горизонт не очистится, вы посидите у меня. Не думаю, что вечером кто-нибудь куда-то отлучится. Фридрих и Беата обычно проводят вечер в гостиной, хотя случается, что Беата остается в своей комнате или играет на фортепьяно внизу. Если мы и наткнемся на нее, она нас не выдаст – я вам обещаю…Правда, я не говорил ей о своей идее посоветоваться с вами. Лучше пока держать ее в неведении; но она не предаст нас. Я проведу вас повсюду – такая небольшая разведывательная операция. Когда вы увидите расположение комнат и черной лестницы, то сразу поймете, насколько все просто.

– Где будет Карсон?

– В гостиной. У нас так заведено: мы с Фридрихом и Беатой пьем кофе в гостиной вместе с остальными, затем мы с Фридрихом направляемся в библиотеку и курим, а потом он – или я – приглашаем или не приглашаем Карсона сыграть на биллиарде. У нас в подвале оборудованы биллиардная и помещение для игр. Иногда к нам присоединяется Беата. Чаще, однако, Фридрих идет наверх и играет в бридж с Анной, госпожой Гаст и Карсоном. Иногда играем и мы с Беатой. А теперь я смогу управлять событиями. Скажу, что не хочу сегодня биллиарда, и засажу Фридриха за бридж в девять часов. Если фортуна не отвернется от игроков – дом в нашем распоряжении.

– Как расположены комнаты?

– Веселенький будуарчик Анны примыкает к гостиной, комната госпожи Гаст – следующая, а между этими помещениями – небольшая ванная. Сосед госпожи Гаст – несчастный Леон, окна его спальни выходят на юг. Комнаты Фридриха – напротив, а чуть дальше спальня и ванная Беаты, они примыкают к западной гостиной.

– Вы предлагаете мне найти картинку за пару часов?

– Ну, ее наверняка нет ни в одной из спален, исключая спальню Леона, а возможно, ее нет и там.

– И вы полагаете, что сегодняшний вечер как нельзя лучше подходит для охоты на гравюру?

– Чем скорее, тем лучше. Вдруг вам повезет. Вы даже и представить себе не можете, что значит для меня вернуть гравюру кузену. К тому же тогда я смогу рассказать Беате… – Он вновь откинулся на спинку кресла.

– Да, затея с поисками гравюры действительно носит спортивный характер. Но уверяю вас, я очень хотел бы услышать о том, что гравюра нашлась сама собой. Думаю, и господин Одемар мечтает о таком исходе дела.

– Конечно, вы правы. Но я надеюсь, что, обнаружив ее, вы порадуете его не меньше.

– Пока что это пустые надежды. Даже если я выясню, что картинка находится в доме, быстрых результатов ждать не приходится.

– Вы удивительно отзывчивый человек. Если бы не мои – вполне обоснованные – страхи и опасения, я бы никогда не рискнул так злоупотреблять вашей добротой.

Граф уклончиво улыбнулся, а затем приобрел неожиданно деловой и серьезный вид. Он вынул сигарету изо рта и обратился к Одемару тоном, каким договариваются о конкретной работе:

– Перед началом нашей маленькой операции мне следует сообщить вам, во сколько я займу исходное положение у двери в стене. Давайте свяжемся по телефону.

– У входа в библиотеку есть аппарат. Я посижу здесь, пока вы не позвоните.

– Но у вас в доме не один аппарат? – Матиас кивнул. – И на лестнице наверняка установлен переключатель. А я не хочу раскрывать себя. Я назовусь Арпом и скажу о какой-то договоренности на завтра. Что мы можем придумать?

Матиас пожал плечами.

– Ну, например, тунсский клуб приглашает на бридж.

– Хорошо. Но предположим, я сломал ногу или попал под машину, словом, по каким-то причинам подойти к телефону не могу…

– Я искренне надеюсь, что такого не случится!

– Вас надо будет предупредить. Условимся так – вам от имени Арпа позвонит один из моих сотрудников.

Несколько озадаченный, Одемар кивнул.

– Если имя Арп всплывет еще раз, в связи с чем-нибудь другим, вы все равно должны подыграть. Поиски– вещь непредсказуемая, мой путь к истине может оказаться весьма извилистым. Господин Арп – сын одного из ваших сокурсников. Какого университета?

Матиас Одемар удивленно пробормотал:

– Базельского?

– Вы знаете все о господине Арпе, сыне вашего старого базельского сокурсника. Или… – Граф рассмеялся. – Может быть, вы предпочтете ничего о нем не знать? Должен предупредить: когда я исследую очередную проблему или хотя бы ощущаю, что назревает нечто интересное, я становлюсь непредсказуемым. Говоря высоким слогом, я следую всеми путями и не замечаю преград. Если подобная перспектива вас пугает, мы можем закончить, не начиная.

Одемар весьма достойно встретил пристальный взгляд зеленоватых глаз джина, которого он только что выпустил из бутылки.

– Конечно, нет. Я надеюсь, что вы не станете понапрасну расстраивать моего кузена Фридриха и Беату и не будете натравливать газетчиков на нашу семью.

– Могу ли я вам дать один совет? Пожалуйста, будьте поосторожнее, не воспринимайте оппозицию так легкомысленно. Вы подозреваете Карсона в убийстве – пусть и собаки. Он прикончил четвероногого сторожа, потому что тот мешал ему гулять по ночам. Вы предполагаете, что трое обитателей особняка скрывают от господина Фридриха Одемара опасную тайну. Вы считаете, что госпожа Одемар не станет церемониться, если ее сыну будет угрожать реальная или выдуманная опасность. Все это может оказаться плодом вашего пылкого воображения, но я бы на вашем месте опасался чужих ушей.

Матиас Одемар улыбнулся.

– Никто из них и не подумает заподозрить меня в «подрывной деятельности», господин Граф. Вы не совсем представляете себе мою ничтожность для них. Я всего лишь добродушное ничто, едва ли вообще человек.

– Что ж, если я не смог убедить вас вести себя поосторожнее, позвольте мне воззвать к вам от имени госпожи Одемар. Вряд ли вы хотите навлечь на нее злую волю неразборчивых людей.

Одемар поднялся с места.

– Беата очень остро чувствует опасность. Но на самом деле вы совершенно правы, я должен поблагодарить вас за предупреждение. Я хожу по лезвию бритвы уже много лет и думаю, что вполне овладел этим искусством. Я не позволю ей совершать опрометчивые поступки.

Граф слабо улыбнулся и оставил свой пост в дверях. Он вошел в библиотеку, надел пальто и вышел в коридор со шляпой в одной руке и свертком с книгами – под мышкой другой. Одемар проводил его до двери и, забавно наклонив голову, так что его седые волосы опустились на лоб, прошептал на прощанье:

– Скажу им, что выглянул посмотреть на погоду.

Он исчез, и дверь с грохотом захлопнулась.