Текст книги "Книга покойника"

Глава 14
Дыхание средневековья

Поздние сумерки позволили Стефану обходиться без фонаря. У него был мощный фонарь, и он, не колеблясь, пустил бы его в ход, если бы знал наверняка, что освещенной окажется только внутренность чердака, – господин Утзингер, отправившись по каким-нибудь делам в гараж, мог не только заметить свет, пробивающийся из-за голландских ставней, но и обнаружить, что они не закрыты до конца. Стефан снова вынул свой набор инструментов и в полутьме атаковал нехитрый замочек шкафа. Западное окно находилось совсем рядом.

Дверца легко открылась на разболтанных петлях. Что там говорила Хильда Гаст вчера вечером? Она искала картинку старого Витчерхиира повсюду, кроме одного или двух закрытых на замки шкафов для одежды – их заперли, когда семья осенью перебралась в Берн. Этот, видимо, был одним из них, но летней одежды в нем не оказалось. Шкаф был пуст, если не считать квадратной шерстяной сумки на одном из десятка крючков, прикрепленных гораздо выше головы Стефана: ажурная сумка для рукоделия – обозначенная большими вышитыми буквами Э. Г., – висела в том самом месте, где сходились две стены, служивших стенками треугольного шкафа.

Эмма Гаст оставила в Витчерхиире не только свою сумку, она оставила и работу. Холодно поблескивали стальные спицы, воткнутые во что-то вроде массы желтой вязаной шерсти, видневшейся сквозь кружево стенки, вместе с тугим клубком шерсти.

Стефан подумал, что гравюра из тома вряд ли свободно поместилась в сумку госпожи Гаст. Он почти удовлетворился результатами осмотра, но, приученный к методичности и неторопливым размышлениям, решил не спешить – впрочем, он всегда внимательно обследовал объект снаружи, прежде чем приступать к раскрытию внутренних тайн… Но впоследствии ему так и не удалось понять, почему, прежде чем шагнуть в шкаф, он вынул из кармана фонарь и посветил внутрь. Яркий луч скользнул по потолку, по стенкам и по полу… – вернее, он ушел куда-то вниз, поскольку пола не было.

Стефан стоял одной ногой на выступающей нижней части рамы и смотрел в черный зев колодца; и его мысли – когда он снова смог думать – выстраивались в следующую логическую цепочку: Граф утверждал, что поскольку вторая стрела не указывает в расписании на строку «Берн», она не означает возвращение Хильды Гаст в столицу кантона – девушка просто должна покинуть Витчерхиир. Но зачем, если загородный дом Одемаров для нее безопасен? Значит, что-то ей угрожает, а Стефану следует это что-то найти. Он и нашел – значит, Граф был прав. Стефан вспомнил, как Хильда – с улыбкой – сказала ему, что один из этих угловых шкафов не занят фарфором. Возможно, Граф и догадался бы, что этот вскрытый Стефаном угловой шкаф находится точно над тем, который они видели в столовой, – тогда вполне логичным выглядело бы заключение, что длинный ложный шкаф, а вернее, шахта или колодец, пронизывает старый дом от подвала до верхнего этажа. Когда Витчерхиир был построен, он, вероятно, обогревался только открытым огнем – каменным углем, древесным углем, просто дровами – в сырые летние ночи, а за створками фальшивых шкафов пряталось несложное подъемное устройство, с помощью которого вязанки и корзины с топливом доставляли в верхние спальни.

Но теперь в доме имелось внутреннее паровое отопление: кухня и прачечная переехали из подвала на первый этаж, а бывшая шахта, перегороженная полами, превратилась в обычную встроенную мебель. Хильда Гаст намекнула – может, сама того не желая, – что секция шкафа в столовой была оставлена в своем прежнем виде.

Стефан встал на колени и осмотрел мощные скобы, вмурованные в кирпичную стену – на них-то, видимо, и лежал кусок пола треугольной формы, который, очевидно, вынимался достаточно легко. Сержант внимательно осмотрел комнату и вскоре увидел то, что искал, – треугольник из дерева, который, в сущности, мог быть чем угодно, хоть столешницей. Он лежал у стены за стопкой занавесей.

В верхней части – на потолке шкафа – фонарь осветил остатки подъемного механизма: вероятно, именно они заставили его насторожиться и сделать инстинктивную паузу на краю зияющей пустоты. Что ожидало его – мгновенная смерть? Вряд ли: полет до пола в подвале длился бы целую вечность. Поднимаясь с коленей, Стефан обнаружил, что тело его сотрясает противная дрожь, и не холод или страх за свою жизнь были тому причиной, а ужас перед торжествующим злом. В этой ловушке было нечто настолько лукавое, домашнее и, одновременно, такое чуждое этому миру, этому времени, людям, которые находились в этом доме! Но ведь кто-то из тех, кто бывал здесь, расставил капкан на… Родственника? Домочадца?

Конечно, хитроумный убийца охотился не на случайного гостя, вроде Стефана, и не на Утзингеров. Его целью была Хильда Гаст. Кто-то позвонил бы или написал ей письмо с просьбой прислать в Берн тетину сумку для рукоделия, которая висит в шкафу на чердаке, – но девушке понадобился бы ключ. Скорее всего, ей бы сообщили, где тот находится. Ясное дело, сей металлический предмет надежно спрятан от госпожи Утзингер – в таких делах случайность недопустима, – но при этом его легко достать. К тому же вряд ли он лежит далеко от ловушки.

Стефан нашел ключ за три минуты – он оказался на дне старой красной коробки для ножниц, среди всяких мелочей в единственном ящике стола вишневого дерева с поврежденной столешницей и отломанной ножкой. Антикварная вещь, отремонтировать которую дороже, чем купить новую.

Стефан выбрал железную клюшку из мешка с принадлежностями для гольфа и с ее помощью снял ажурную сумку с крючка – там оказались наполовину связанный свитер и клубок шерсти. Он держал все это в руках и пытался придумать, как ему действовать дальше. Он мог повесить на место сумку, закрыть шкаф и унести ключ. Ловушка сохранится и, но, несомненно, Хильда Гаст окажется в безопасности. С другой стороны, Стефан прекрасно знал, что не покинет Витчерхиир, пока ловушка не обезврежена. Он должен посоветоваться с Графом, и чем скорее, тем лучше.

Он прицепил рукоделие обратно на крючок, вернул на место клюшку и закрыл дверь шкафа. Стефану отчаянно хотелось уложить треугольный пол на его скобы, но он удержался – в конце концов, ему уезжать пока не надо.

Он спустился по черной лестнице этажом ниже и вошел в спальню. Здесь также находился запертый на замок псевдошкаф. Гарольд открыл его: пустые крючки, пола нет, из стен торчат скобы. Ликвидировав следы взлома, он отряхнул пыль с брюк, закрыл дверь и вышел по главной лестнице в гостиную. Хильда в розовом свитере и теплой юбке ждала его. Он извинился за задержку – повязка отняла массу времени, но зато теперь хромота почти незаметна.

– Но вы не очень-то повеселели, Стефан. Вам больно?

– Нисколько. Подождите меня еще минуточку – я только втащу сани в ваш подвал. Пусть постоят там до завтра.

– Ради бога, предоставьте это господину Утзингеру!

– Зачем же утруждать пожилого человека? Да и вам не стоит спускаться, я знаю, где лестница.

Надев пальто и шляпу, он вышел наружу и, схватив сани в охапку, внес их со двора прямо в подвал – в первую дверь налево – туда, где прежде размещалась обширная кухня Витчерхиира. В комнате сохранилась только старинная плита, правда, частично разобранная, а все остальное переехало этажом выше или доживало свой век на чердаке. Окна были плотно закрыты и зарешечены.

В юго-западном углу Стефан обнаружил фальшивый шкаф – дверцы его начинались на высоте трех футов над полом. Вскрыв очередной замочек, сержант с помощью фонарика увидел в глубине цементное основание шахты, а наверх колодец поднимался беспрепятственно – насколько хватало глаз.

Стефан шагнул назад, закрыл дверцы и замер. Свалившегося с чердака в это тесное пространство и пережившего падение никто не услышит и не найдет!

Почему должна была умереть эта девушка? И как убийца собирался объяснить этот несчастный случай позднее? Если только Эмма Гаст или ее помощник, придумав какое-то другое объяснение смерти Хильды, не намеревались забрать тело, восстановив полы по всей высоте шахты.

– Племянница по мужу, – прорычал Стефан и добавил несколько нелестных эпитетов в адрес Эммы Гаст. Если при этом он не назвал ее бесчеловечной ведьмой, то только потому, что ему был не знаком «Король Лир». Но затем мысль о Карсоне просто потрясла его. А ведь Йост Карсон был помощником госпожи Гаст! Вот она, тихая миролюбивая старушка! Стефан повидал всякого и был уверен, что люди, способные сотворить подобное, не существуют ныне, они жили когда-то, если верить истории. Они и эта подземная темница могли существовать в Средние века, ну, в крайнем случае, в восемнадцатом столетии. Но, оказывается, в начале ХХ века в стране ледников и старинных замков все это вполне реально. Какую же цену заплатит Карсон за деяния, подобные этим?

Когда сержант вернулся в холл по черной лестнице, госпожа Утзингер высунула голову из кухни и звонко объявила, что ужин готов.

– Мне только надо позвонить.

Он отправился в комнату с телефоном и позвонил Графу домой. Клара полным отчаяния голосом ответила:

– Стефан, он в особняке Одемаров. Домой не приходил. И мне никак не удается с ним связаться!

– Я попробую сделать это сам.

Он позвонил в дом Одемаров, но услышав суровый, с профессиональными интонациями голос, промямлил первое, что пришло в голову:

– Господин Шульц на месте?

– Вас неправильно соединили! – Несомненно, у аппарата дежурил полицейский. – Если уж пользуетесь связью, потрудитесь хотя бы объяснять девице у коммутатора, какой номер вам нужен.

Положив трубку, Стефан подумал, что там, в бернском особняке Одемаров, об этом инциденте тут же забудут, по крайней мере, узнавать о нем или докладывать вряд ли станут.

Через мгновение сержант позвонил в гостиницу «Адлер»: если ему придется отправиться в Берн, то Эмилию каким-то образом надо внедрить в Витчерхиир. Но клерк – к его ярости – информировал, что госпожи Ингольд нет на месте.

– Она наверняка в номере, – настаивал взбешенный Стефан. – Вызовите ее.

– Госпожа Ингольд вышла.

Стефан бросил трубку, затем снова поднял ее и заказал экипаж к следующему поезду на Тун.

– Придется рискнуть, – сказал он себе. – Связи порваны. Очевидно, что-то не в порядке; но у меня хотя бы появится шанс в ближайшую пару часов прояснить ситуацию и отправить кого-нибудь сюда; на худой конец, всегда можно послать телеграмму.

Удрученный сержант вернулся в столовую, но вид еды не привлек его, он предпочел бы выпить и сожалел до глубины души, что Хильда не подумала обеспечить своего гостя стопкой кирша. Он терзался желанием рассказать девушке все, но не рискнул. Ему хотелось надеяться, что Хильда Гаст находится в полной безопасности и, возможно, никогда не узнает о подготовленной на чердаке ловушке.

У двери зазвонил колокольчик, и Стефан вскочил со стула. Он оказался в холле до того, как госпожа Утзингер вышла из кухни, и распахнул дверь, предполагая увидеть Карсона, но в темноте у входа стоял вовсе не Карсон…

Глава 15
Луч света во мраке

Выбравшись из трамвая за несколько кварталов от дома Одемаров, Граф прогулялся по шумной Крамгассе до особняка, нырнул под аркаду и нажал на кнопку звонка. На двери не было ни вышедшего из моды венка, ни крепа. Они и не требовались. К этому времени все уже знали, что случилось здесь вчера вечером.

Чрезвычайно опечаленный Анри сказал, что Беата Одемар ожидает господина Графа, и взял из его рук «Искусство войны», чтобы аккуратно поместить в библиотеку. Вторую книгу Граф оставил при себе. Он самостоятельно разделся, убрал вещи в шкаф и прошел в гостиную.

Беата не слишком спешила на встречу, и Граф, маясь от вынужденного безделья, решил получше ознакомиться с убранством большой комнаты. Он стоял перед высоким камином, рассматривая выполненный во весь рост портрет какой-то дамы, вероятно, матери Фридриха Одемара. Ее тонкое, прелестное лицо смотрело на него с обещанием улыбки – вежливой, холодной улыбки. Ее локти были прижаты к бокам, вероятно, в характерной для того времени позе. На узком запястье висел крошечный веер. Ее точеный торс поднимался из пышной волны жесткого атласа жемчужного цвета, а стройная шея тонула в застывшей пене стоячего воротника. Голову красавица чуть откинула назад. Она казалась сдержанной, но не робкой; женственной, но решительной и властной, и еще Граф подумал, что ей вряд ли нравилось позировать.

– Как вам бабушка, господин Граф?

Он обернулся. Беата стояла позади него в дверях.

– В ней совершенство античной статуи, но я не смог бы влюбиться в Афину Палладу, к примеру.

– Наверное, с ней трудно было ужиться. Ужасный характер, но какая красота! Вам надо взглянуть на портрет девушки, которую она подобрала для дяди Клауса.

– Не такого рода девушка, как та, что он выбрал сам?

– Ничего общего, кроме белых муслиновых платьев для вечеринок, пока они не вышли из моды, и черных туфель. Но у бедной барышни не было матери, которая подбирала бы ей пару, потому она так и засохла на родительском дереве. Что это у вас? Книга гравюр?

– Да. Она очень интересна, даже в теперешнем поврежденном состоянии. Давайте посмотрим!

Они прошли в дальнюю часть гостиной, и Беата склонилась над помеченными страницами.

– Что же тут такого, господин Граф?

– Прочесть эти фрагменты писем без увеличительного стекла практически невозможно, но я думаю, вы сможете разобрать подпись вашего дяди Клауса.

– Да, вот она, очень отчетливо. Как это необычно. Он писал письмо, и остался след.

– Видимо, его подлинность признают и в суде, но предварительно я хотел бы услышать мнение адвоката. Красивый почерк, не правда ли?

– Это очень похоже на дядю – оставлять следы на книгах таким вот образом, исключительно по рассеянности. Вы знаете, он был таким добрым и деликатным, но очень небрежным и легкомысленным. Я помню его именно таким. Он, конечно, не намеренно испортил книгу. Он… – Беата посмотрела наверх, неожиданно поразившись чему-то. – Боже милостивый.

– О чем это вы? – Граф улыбнулся ей.

– Я подумала о его красивом почерке! Представьте себе, что он написал письмо, которое по каким-то причинам впоследствии решил не отправлять. Что-то такое, чего он не мог послать и порвал. И затем, предположим, он обнаружил следы на книге и понял, что их нельзя стереть!

– Неприятная ситуация – почти безвыходная.

– Вырвать страницу – проще всего. Дядя Клаус мог соблазниться простотой решения, но никогда не стал бы этого делать, не посоветовавшись с отцом. Он просто не смог бы вырвать гравюру из любимой книги и затем спрятать ее.

– Но если гравюра существует, то кому бы не хотелось, чтобы я нашел ее?

Беата казалась смущенной и даже напуганной.

– Тетя Анна наверняка не охотится за ней… Без своего кресла на колесах она не в состоянии ступить и шагу, а объяснить Леону, что и как надо искать, не смог бы и Господь Всемогущий. Господин Граф, эти следы только усложняют все дело. Наверное, я зря виню Леона?

– Честно говоря, я никогда не думал, что картинку вырвал Леон Одемар, – никогда не считал это действием умственно неполноценного.

– Он не обратил бы внимания на отпечаток письма.

– Нет.

– Выходит, мои рассуждения основаны на неверных предпосылках. В таком случае смерть кузена Матиаса… Это был настоящий несчастный случай? Дядя Матиас и я были так страшно предубеждены. Я должна ненавидеть мысль о том, что мы… Господин Граф!

– Да? – Граф улыбнулся ей.

– Пожалуй, нам лучше бросить эту затею.

– Так всегда поступают со мной, госпожа Одемар.

– Поступают как?

– Просят отыскать что-нибудь для них, а потом жалеют о своем порыве.

– Из-за этих оттисков писем все начинает выглядеть по-другому.

– А знаете, ваш отец не стал бы обращать мое внимание на утраченную гравюру, если бы сам вырвал ее.

– Он вырвал гравюру? Забавно! – Темные глаза Беаты отчаянно ловили взгляд Графа.

– Я подумал, что вас удивит, как далеко он способен зайти, оберегая посмертную репутацию брата.

Впервые Граф смог разглядеть фамильное сходство Беаты с бабушкой Одемар: отсутствующий взгляд, упрямо вздернутый подбородок, горделивая посадка головы.

– Ничего плохого он делать не станет… Кажется, вас посетила какая-то дикая идея…

– У меня не бывает диких идей. Зато она есть у вас… И я советую вам отказаться от нее.

– Даже не подумаю. Одемары неспособны ко лжи и обману ради сохранения репутации семьи!

Граф подумал, что бабушка Одемар, вероятно, была способна почти на все. Он вспомнил потрясающий портрет и очень живо представил себе, как тонкая рука этой восхитительной дамы выталкивает из окна ненавистную родственницу по мужу. Правда, в жилах бабушки текла кровь другого рода. Отогнав несколько пугающее видение, Граф дружелюбно сказал:

– Позвольте вас заверить, что у меня нет никаких подозрений в отношении вашего отца. Он обсуждал со мной пропажу гравюры, еще не зная о связанной с ней тайне. И уж, конечно, он и предположить не мог, что господин Матиас решил обратиться ко мне по той же причине, или что вы собирались сделать то же самое.

Беата задумчиво рассматривала замок Люциуса Лафранчи.

– Эти отпечатки писем дяди Клауса ужасно расстроят отца. Лучше, чтобы он о них не узнал.

– Не слишком ли вы его опекаете?

– Иронизируете?

– Вовсе нет.

– Он их не заметил – и слава богу. Бедный папа, он такой чувствительный! Господин Граф, у меня появилась еще одна мысль.

– Приятная?

– Совершенно ужасная, но, по крайней мере, не затрагивающая нас с вами… Предположим, что госпожа Гаст обнаружила следы письма, прочитала их и вырвала гравюру и защитный листок, а теперь шантажирует этим тетю Анну.

– И что же, по-вашему, написал Клаус Одемар? Для шантажа годится не всякая информация.

– Ну, например, он узнал что-нибудь… неприятное о тете. Но тогда он не решился послать ей письмо – надеялся обсудить некий инцидент при встрече. Но больше им не суждено было увидеться… Он умер.

– Мне казалось, они дружили.

– Возможно, она натворила что-нибудь до того, как они поженились.

– А если после?

– Нет. Они почти не разлучались до того дня, когда ему пришлось отправиться в Берн по делам, оставив ее с Леоном в Париже. Даже я замечала, что дядя Клаус любит ее.

– Значит, госпожа Гаст шантажирует вашу тетю не Леоном, а своим прошлым? Или прошлым госпожи Одемар?

– Больше я ничего не могу придумать, если, конечно, вы не ошиблись, и отпечаток письма дяди Клауса существует на самом деле.

– Значит, это госпожа Гаст вытолкнула кузена Матиаса из окна?

Глаза Беаты расширились от ужаса и изумления.

– Умышленное убийство? Мне это и в голову не приходило!

– Но ваш отец не хотел бы выносить сор из избы, не так ли? – Граф внимательно посмотрел на девушку.

– Если произошло умышленное убийство, то, конечно, оно должно быть раскрыто!

«Что же все-таки роднит Беату с бабушкой Одемар? Надменная дама наверняка прикрыла бы семейное убийство. Да и Фридрих Одемар постарался бы похоронить тайну в четырех стенах. А Беата?»

Граф взял у Беаты зеленый томик.

– Я только положу ее обратно в ларец, а затем мы поднимемся наверх и продолжим наши поиски.

– Вы ничего не узнаете от тети Анны или госпожи Гаст. Они снова спрятались в свои раковины.

– Все равно мне интересно взглянуть на них.

Они вошли в библиотеку. Граф направился к столу и положил сборник гравюр в инкрустированный ларец. Задержавшаяся в дверях Беата окинула взглядом шкафы с книгами и спросила:

– Так вы в самом деле собираетесь искать гравюру?

– Должен заметить, что теперь у меня лучшее представление о том, где ее искать.

– Ее будет легче найти, если не Леон прятал ее. Ведь разум ребенка действует так нелогично. Господин Граф, вы хотите начать поиски здесь? Это же титаническая работа… перерыть все эти книги.

– Сказать откровенно, я бы предпочел, чтобы ваш отец сам нашел ее.

Беата тихо произнесла:

– Но вы должны подсказать ему, где искать.

– Возможно, этого и не потребуется. Меня сейчас больше тревожит вот какой вопрос: официальная часть моего визита завершена, мы вышли из гостиной и теперь, по логике вещей, мне надлежит отправиться восвояси, но как же осмотр дома? Не слишком ли удивятся Анри или другая прислуга, встретив меня где-нибудь на лестнице?

– Разве вы не возьмете меня с собой?

– Ну, нет. Я не хочу вовлекать вас в свою своеобразную деятельность, Беата Одемар. Вам следует, образно говоря, умыть руки – например, поиграть на фортепьяно.

– Играть на фортепьяно? Вы это серьезно?

– Вполне, я бы с удовольствием послушал ту фугу Баха, ноты которой стоят на пюпитре инструмента.

Беата с удивлением взглянула на него.

– Я чувствую себя, как на детской вечеринке, когда фокусник предложил мне посмотреть на карту в его руке, а потом вынул ее из моего кармана.

– Мои рукава тоже подвернуты, уверяю вас.

– Чувствуется, что вы несколько напряжены.

– Разве? Жаль, если это заметно.

Они вышли из библиотеки, прошли через холл и поднялись по лестнице. Граф заметил:

– Какой тихий дом. Поглощает звуки.

– Я начинаю ненавидеть его. Вероятно, мне следует подумать о переезде еще до того, как может умереть мой отец.

Они дошли до квадратной площадки, над которой в своей нише царила Психея, и поднялись в обширный верхний коридор. Дом действительно уничтожал любой шум. Из открытых дверей гостиной едва доносились звуки голосов, хотя, как выяснилось, там находились пятеро обитателей дома. Возле камина, чуть ближе к окну, был накрыт чайный стол, и старик Анри, в отсутствие Беаты, разливал чай и раскладывал кексы. Эмма Гаст занимала то же место, что и вчера, перед ней стоял поднос. Леон устроился рядом, а Анна Одемар – в неизменном кресле на колесах – заполняла дверной проем своего будуара: складная подножка откинута и поддерживала ноги, колени скрыты шелковой юбкой.

Леон трудился над картонной головоломкой и не обращал внимания на происходящее в комнате. Карсон, стоявший на закрытом балконе, ответил на кивок Графа и затем вновь уставился на улицу.

Беата с официальной улыбкой объяснила появление нежданного гостя:

– К нам зашел господин Граф, он принес отцу книги. Я убедила его подняться и выпить чаю.

Анна Одемар повернула голову, продемонстрировав весьма обаятельную улыбку.

– Я так рада.

Граф коснулся ее руки и поклонился Эмме Гаст, которая следила за посетителем от самой двери. Женщина кивнула в ответ. Анна Одемар прощебетала:

– Вы вовремя пришли, а то Анри уже собрался убирать все, – и, предлагая гостю присесть, постучала по спинке кресла, стоявшего между нею и камином. Беата уже заняла соседнее – то же, что и вчера – и начала наливать чай себе и гостю.

Анри протянул ему чашку и тарелку. Граф пил чай, жевал кекс, непрестанно наблюдая за сухонькой пожилой женщиной, погруженной в свое рукоделие. «Почему Беата думает, – задал он себе вопрос, – что она снова спряталась в свою раковину?» Госпожа Гаст напоминала небольшого настороженного лесного зверька. Граф отметил упрямый лоб, тонкие, плотно сжатые губы; ее правильной формы голова под ровными волнами серых, как сталь, волос свидетельствовала об интеллекте. В своем невыразительном сером платье она выпадала из всего уклада жизни особняка. Граф подумал, что эта маленькая женщина чем-то похожа на скалу, затерянную в цветущих джунглях.

– Мы приходили вчера вечером, чтобы повидаться с вами, тетя Анна, но вы уже легли… – начала Беата.

– Доктор рассказал нам сегодня утром. Как печально! Вы, господин Граф, проявили вчера вечером редкую самоотверженность. Впервые мы пьем чай без дорогого Матиаса, и я рада, что вы с нами. Вы хоть немного скрасите его отсутствие. Нам так его не хватает.

– Мне тоже его не хватает, – кивнул Граф, – хотя мы познакомились только вчера.

Щебетание госпожи Одемар стало тише – казалось, ее душат невыплаканные слезы.

– Кто мог знать? Я прекрасно помню его еще молодым человеком, но, конечно, он был гораздо старше всех нас. Мы видели в нем замечательную образованную личность, а к тому же он прекрасно танцевал и любил вечеринки… Как-то раз он поднял мою руку с веером вверх – другой рукой я поддерживала подол платья – и принялся показывать им на людей, рассказывая о них забавные вещи. Ужасно глупо, но мы смеялись. Он был частью нашей жизни, но теперь судьба перевернула эту страницу. Милый Матиас – он избавлен от всех ужасных вещей: старости, болезней, страданий…

Леон посмотрел на мать, слегка наморщив лоб и с вопросительным выражением в глазах.

– Все в порядке, дорогой. – Госпожа Одемар улыбнулась сыну и продолжила задыхающимся голосом, который обеспокоил его: – Расшалились нервы, а так все в полном порядке. Знаете, господин Граф, он чувствует, когда я нервничаю, и тоже начинает волноваться. Мне нужно лучше контролировать себя. Но я все думаю о прошлом вечере. Мы сидели здесь втроем – Йост как раз вышел из комнаты – точно так, как сейчас. Мы собирались играть в бридж, и Фридрих хотел поучаствовать… Знаете, с самыми крошечными ставками, чтобы было забавнее. Не разорительно, но страсти кипят всю игру. Йост Карсон, к примеру, играет до последнего раппена, и госпожа Гаст любит это невинное развлечение… Не так ли, Эмма?

Вопрос прозвучал со странной робостью. Госпожа Гаст ответила, не поднимая глаз, что ее родители считали игру частью жизни.

– Да, карты и еще бега, – подтвердила Анна Одемар. Затем ее слабый голос зажурчал снова: – Мы – тихие провинциалы по сравнению с ними, это заметно почти во всем. Но в нас живет доброта, да, настоящая доброта. Так вот, мы сидели здесь, и вдруг пришел Анри и постучал в дверь Беаты. Старик был ужасно потрясен, но держался сдержанно. Он сказал, что кузен Матиас «вышел». Леон, ты помнишь?

– Но он не надел свое пальто и шляпу. – Леон казался несколько удивленным. – Я видел их в шкафу под лестницей сегодня утром.

Анна Одемар рассмеялась и похлопала рукой по подлокотнику.

– У тебя есть два пальто и две шляпы, глупый мальчик. Почему не может быть столько же и у него?

Беата решительно сменила тему:

– Вы закончили чаепитие, господин Граф? Тогда все, Анри, можете убирать.

Старый слуга принялся собирать чашки и тарелки. Спокойная домашняя сцена, которую Беата удержала на том же уровне своим следующим вопросом:

– У вас был интересный день? Но, конечно, у вас все дни полны событиями.

Граф взял сигарету из предложенной Анной Одемар пачки и зажег ее от серебряной лампы, которую Анри поднес к нему, а затем ответил:

– Необыкновенно интересный. Восхитительный. Я полагаю, что в этих стенах могу рассказать, что ежедневно встречаюсь с десятками людей, которые поддерживают связь с друзьями, находящимися за границей, в воюющих странах.

– В самом деле?

– Да, и временами мы связываемся непосредственно с ними, хотя я не всегда даже знаю, кто они. Друг одного из моих клиентов, назовем его так, попал в крайне неприятную ситуацию в окрестностях столицы крупного государства. Сегодня днем, отправив и получив несколько сообщений, я убедился, что мы смогли помочь ему выбраться оттуда…

Анри ушел, и в комнате повисла тишина, нарушаемая только тихими щелчками и стуком цветных кубиков Леона Одемара.

– Из воюющей страны? – переспросила Беата.

– Да, и более того – нам удалось повредить связь. По крайней мере на полтора часа. И как, вы думаете, мы организовали побег этого человека?.. На санках. Не слишком необычное развлечение, даже для взрослых людей…

– Но когда вы узнаете об исходе дела? – заинтересовалась Беата.

– Вероятно, никогда. Моя часть работы сделана, все остальное – на совести моего клиента. Но если ему вновь понадобятся мои услуги, я всегда готов снова связаться с ним.

– Какие чудесные вещи вы делаете.

Граф подумал: «Пока я здесь, ничего не произойдет. Мне лучше уйти». Он поднялся и сказал:

– Я надеюсь, вы извините меня, я должен бежать.

Беата тоже встала.

– Вы не подождете отца? Он подойдет с минуты на минуту.

– Не могу. Не звоните, я сам найду дорогу.

Анна Одемар протянула Графу руку и удостоила его последней дрожащей улыбкой. Эмма Гаст подняла свое непроницаемое лицо, и уголки ее сжатых губ слегка поднялись. Леон Одемар, занятый цветными мячами и картонной коробкой, не поднял головы.

Покинув комнату, Граф с усмешкой сказал себе, что все было величественно и пугающе. «Но она не знает, что игра проиграна. Мне нельзя далеко уходить».

Вначале Граф спустился вниз, подождал минуту, затем открыл и закрыл входную дверь. Тишина. Он осторожно вернулся в коридор, за которым скрывалась черная лестница: Анри возился в кухне – Граф услышал, как звякнула в шкафу посуда; путь был свободен. Он подождал еще, пока до него не донеслись каскады звуков фуги Баха: Беата играла так, словно от этого теперь зависела ее жизнь. Радуясь, что Беата Одемар далеко от центра бури, он поднялся на второй этаж…