Текст книги "Книга покойника"

Глава 11
Калейдоскоп событий

Граф и Люсет Дион устроились под аркадами за выносными столиками небольшого кафе и заказали по бокалу вина: девушка предпочла розовое полусладкое, а Граф – херес. Люсет, выбрав кресло у стены, получила прекрасную возможность рассматривать наряды проходивших мимо горожанок.

– На моей шляпке слишком много цветов.

– Разве три – это слишком? – Граф посмотрел на ее головной убор, состоявший – на его взгляд – только из этих цветочков, и недоуменно пожал плечами.

– У них только по одному, – пояснила девушка.

– А зачем вообще нужны цветы?

– Это означает, что женщина отдыхает от забот. Радуется жизни.

– Любопытно.

Когда принесли напитки и канапе, Люсет сообщила, что дядя Говард всегда отмечал пользу от вовремя выпитой рюмочки кирша.

– И госпожа Мартинели тоже так считала?

– Она вообще не употребляет спиртного.

– Какая женщина!

– Я вижу, господин Граф, вы считаете, что я отношусь к ней ужасно, но я просто не выношу людей, которые говорят и поступают не так, как думают. Она, например, всегда подкрашивает волосы.

– Машинально?

– Нет, конечно. Ей их подкрашивают в парикмахерской. Но она утверждает, что никогда об этом не просила. А когда седина стала слишком заметной, тетя заявила, что в парикмахерской ей моют голову специальным шампунем, который «проявляет натуральный цвет»! И никакой седины у нее нет.

– Какое лицемерие! – Граф задорно улыбнулся. – Молодость жестока, хотя имеет на это моральное право. – Госпожа Дион рассмеялась. – Но ваша тетушка – не бесчувственный манекен. Люди могут подавлять в себе эмоции, называя самообладанием то, что когда-то ценилось очень высоко.

– Не думаю, что тетя Женевьева может испытывать хоть какие-то эмоции.

– Вы ошибаетесь.

Люсетт Дион отпила глоток вина, потом задумчиво проговорила:

– Нет, я знаю ее достаточно хорошо.

– Неужели? Но то же самое могли бы сказать и ее друзья в Ла Роше, однако их мнение отлично от вашего.

– Вот уж кто ее не знает, так это они!..

Граф расплатился и предложил госпоже Дион:

– Пойдемте, Балли ждет вас.

Свернув на Кохенграссе, они добрались до площади перед Бернским казино – замечательным зданием в стиле позднего барокко. Люсет с искренним интересом стала рассматривать эту «обитель порока», но тут к ней и Графу устремился коренастый молодой человек с коротко подстриженными волосами и в самой что ни на есть гражданской одежде. Не обращая внимания на Графа, он шагнул к Люсет и крепко сжал ее руку чуть повыше локтя.

– Удалось все-таки, милая!

– Как видишь, Франц. – Она мягко освободилась от крепко державшей ее руки. – Я хочу познакомить тебя с господином Графом. Он проявил такое участие к моей судьбе, что я рассказала ему про наши планы.

Юный Балли гордо вскинул голову, церемонно кивнул Графу и холодно произнес:

– Благодарю.

Присутствие Графа, очевидно, рассердило юношу – Балли нахмурился, хотя тридцатисемилетний штатский вряд ли мог стать его соперником. Граф, проявив корректность и такт, одарил избранника Люсет дружелюбной улыбкой.

– Очень рад с вами познакомиться. Но мне пора. Счастлив оставить госпожу Дион в надежных руках.

Уходя, он оглянулся. Спутник Люсет настойчиво тянул ее ко входу в кафе…

Дома Граф принял ванну и, заметив из окна, что Антуан закончил поливать внутренний дворик – теперь от влажных листьев и травы поднимался свежий запах зелени, – потянул Мартина на прогулку. Это означало надеть на кота ошейник, пристегнуть к нему поводок и, продев в петлю руку, сунуть ее в карман. Затем Граф, как обычно задумавшись, долго бродил вокруг маленькой копии мраморной Афины, иногда останавливаясь, чтобы взглянуть на кусты бирючины и форситии, на встроенную в стену нишу с фонтаном или оценить состояние дерна на газоне и краску на паре деревянных стульев.

В такие минуты он совершенно забывал о Мартине, не обращал на него внимания. А тот, по обыкновению не понимая, зачем ему поводок и ошейник, начинал прогулку, резвясь словно неразумный котенок. Но стоило слегка призвать к порядку кота, как он тут же опрокидывался на спину и, вцепившись лапами в поводок, принимался теребить и покусывать его. Почувствовав, что его – в такой неудобной позе – тащат по земле, кот возмущенно вскакивал, мчался стрелой вперед, резко останавливался и вновь кидался на землю для очередной схватки с ненавистным поводком.

Антуан всегда неодобрительно относился к этим прогулкам. Вот и теперь он появился в дверях, выходивших во двор, и уставился на прогуливающуюся парочку.

– Этот кот скорее сломает себе спину, чем научится ходить на поводке, – проворчал он.

– Чему научится? – Граф рассеянно обернулся и взглянул на своего мохнатого любимца.

– Его ужин готов.

– Можете забрать Мартина, – разрешил хозяин. Антуан подхватил кота, а Граф тем временем добавил: – Я поужинаю здесь, на открытом воздухе. Сейчас гораздо прохладнее.

– Вам помешает междугородный звонок, – мрачно заметил Антуан.

Оторванный от приятных мыслей об обеде, недовольный Граф бросился в дом и помчался по лестнице наверх, в кабинет, схватил трубку:

– Шваб?

– Он самый. Только сейчас смог оставить свой пост. Минуту назад Шмид и еще двое парней поехали к дому Мартинели: он специально мотался за ними в город. Один – страховой агент, другой – из фирмы по торговле недвижимостью. Осматривают дом, по-видимому, пытаются продать его. Я заглядывал туда, пока Буше обедал – неподалеку от места, где мы остановились. Думается, что через пару лет владения Мартинели заселят привидения.

– Почему же?

– Потому что его никто не купит. Дом стоит на отшибе, в конце дороги, там практически никто не ездит, так что скоро все зарастет травой, а дом облупится. Поселятся в нем птицы да сквозняки. Потом… дому конец.

– Тебе не нравится это место? Говорят, оттуда отличный вид на озеро и горы…

– Мне, как и каждому нормальному человеку, не нравится любое заброшенное место, хоть в столице, хоть в крохотном городке с видом на озеро. Я не рыбак и не скалолаз.

– Слава богу, что вы все же туда добрались.

– Да. Мы прикатили сюда – я имею в виду Шпиц – нынче утром, где-то в начале десятого. Буше за рулем, я спал… А теперь выслушайте меня и не перебивайте. Я договорился с телефонисткой, но не стоит злоупотреблять ее любезностью.

– Рассказами о доме с привидениями.

– Ну, я полагал, вам будет интересно представить усадьбу Мартинели. Обычный дом. Перед ним – дворик с кленами, сбоку – дубы и вязы, трава неухоженная. За домом – фруктовый сад, расположенный на склоне. Каменная ограда…

– Понял. Короче.

– Ладно. Если с самого начала, то мы прежде всего навели справки на станции в Туне. В июне там чужие не околачивались, тем более, на личных автомобилях, значит, Шмид солгал… Потом мы отправились в Шпиц – приятный маленький городок в бухте, но по побережью от него уходит несколько дорог. Мы не смогли бы держать Шмида под присмотром, если бы не нашли пансион – довольно дрянной, надо сказать, – на самом краю города. Каждый раз, когда Шмид выезжает в город, ему приходится проезжать мимо него. Сняли две комнаты на втором этаже… Буше отсыпался весь день. Я устроюсь отдыхать сразу после ужина, но попрошу разбудить меня пораньше, чтобы Буше еще немного вздремнул утром. К похоронам – они назначены на два часа дня – мы оба должны быть в форме. Думается, наш приятель собирается исчезнуть отсюда сразу после церемонии… Мы увидели его еще до того, как сняли комнаты, – возле почты, куда я зашел ознакомить любопытствующих со своей легендой и попросить пересылать нам корреспонденцию. Буше тем временем оставался в машине. Шмид не должен его видеть; если нам придется разделиться, то следить за ним станет Буше… Мне наш субъект понравился – славный такой малый, типичный неуклюжий крестьянин, загорелый, светлоглазый, со взлохмаченными, кое-как обкромсанными волосами. И одет подходяще: потрепанный костюм, поношенная, но свежая рубашка, без шляпы. Машина – раритетный «турикулум». Шмид заходил в соседний магазин за газетой. Дежурная на почте сказала, что парень приехал из Берна ночным экспрессом, утром 22 июля. Задержался в городе, чтобы оплатить счета и запастись съестным; при этом рассказал, что хозяина положили в больницу, и предъявил в банке письмо Мартинели с указанием оформить возможную продажу дома… Буше считает, что Шмид вовсе не простак, скорее прикидывается. Конечно, он разглядывал его издалека, но все равно решил, что это загадочный и неоднозначный человек.

– Таинственный человек, – вставил Граф.

– Это мнение Буше. Он не может сказать, что навело его на подобную оценку Шмида, но, вы знаете, Буше – высококлассный специалист! За кем ему только не приходилось следить еще во Франции, когда он работал в Сюртэ. Не стану делать вид, что понимаю эти тонкости, – проговорил Шваб, сделав ударение на последнем слове. – Шмид и Мартинели появились здесь на машине Шмида 15 июня. Легко предположить, что в Тун они прибыли ночным экспрессом в 8:52. Постараюсь разузнать о машине, ее номер, естественно, у нас есть. Можем попутно выяснить, откуда вообще появилась эта машина в Туне – или где и когда купил ее Шмид. Если удастся, конечно. Если он действительно приобрел ее недавно и где-то поблизости – все упрощается… Они жили в доме Мартинели вплоть до утра 6 июля, после чего уехали в Берн дневным экспрессом. Люди видели, как они садились в поезд. Машину Шмид оставил в Туне, в гараже неподалеку от вокзала. Шмид, как я уже сказал, вернулся в четверг, 22-го, в 8:52. С тех пор находится в доме – приводит его в порядок. Вчера на почте он не удивился, услышав, что Мартинели умер, опечалился, конечно, но к этому – сказал – все и шло. Местные считают, что он хорошо относился к Мартине-ли… И последняя новость: тело Мартинели доставлено в Тун сегодня после обеда, дневным поездом. Сейчас гроб находится в похоронной конторе в Шпице. Местный пастор проведет обряд у могилы. Всем заплачено.

– Господин Мартинели был чрезвычайно щепетилен в финансовых делах, – подтвердил Граф.

– Похоже на то. Практически все жители городка, – добавил Шваб, – собираются на похороны, считая это своим долгом, потому что ваш Мартинели одинок, как перст.

– Ну да, имеется только дочь сводной сестры его жены, так сказать – сводная племянница, которая примет участие в траурной церемонии.

– Вот это номер!

– Есть и жена, которая отказалась приехать на похороны.

– Ничего себе!

– Эта сводная племянница, госпожа Люсет Дион, собирается побеседовать с Шмидом.

– Какой сюрприз для него. Ты хочешь, чтобы мы с Буше присмотрели за ней? Чтобы он не столкнул ее ненароком со скалы или не утопил в озере?

– Вряд ли случится нечто подобное. Никаких причин для этого нет. Продолжайте наблюдать за ним, а на госпожу Дион времени не тратьте.

– Однако здесь очень взволнованы похоронами не господина Мартинели.

– А чьими?

В голосе Шваба почувствовалась какая-то особая нотка.

– Это похороны госпожи Лидии Шафер, из семьи старожилов Шпица. Она проводила здесь лето у своей тетки. И что любопытно – скончалась в тот же день, что и Мартинели. Говорят, вооруженное ограбление. Вам что-нибудь известно об этом?

– Странная история, – произнес Граф.

– Мы тоже так думаем. Но я так понимаю – смерть госпожи Шафер вас не интересует. Должно быть, это случилось вчера, незадолго до того, как вы мне позвонили.

– Разбойными нападениями сейчас никого не удивишь.

– Ладно, заканчиваю… Буше говорит, что Шмид совершенно спокоен и не подозревает, что им кто-нибудь интересуется. Мы предпринимаем все возможное, чтобы не упустить его. Для удобства я уже расплатился с хозяйкой пансиона, чемоданы упакованы и сложены в машину. Но на похороны мы пойдем поодиночке. Это приятное старое кладбище находится в северной части города. Вид на озеро и горы прилагается. Наверное, покойникам приятно. Или их родне… Буше с машиной останется на соседней дороге, а я заберусь на каменную ограду с восточной стороны – просто сторонний зритель и только. Надеемся на то, что Шмид не сможет далеко уехать из-за проблем с топливом и воспользуется поездом из Туна. Однако, Буше просит предупредить вас, что этот тип – опытный проходимец и вполне способен ускользнуть из-под наблюдения.

– Шваб, я знал, что вы все сделаете правильно. Просто нет слов выразить вам свою благодарность.

– Да ладно. Это лишь малая толика нашего долга, а Буше помнит, что именно вы сумели вытянуть из Бельгии его внука. Если бы вы могли подъехать, все оказалось бы намного проще.

– Пока не могу. Здесь тоже нужен глаз да глаз.

– Хорошо, позвоню еще.

Не успел Граф положить трубку, как телефон вновь ожил. На этот раз звонил доктор Этьен Бьянчи.

– У меня есть для тебя информация, – объявил он.

– Уже?

– Просто нужно знать, где спрашивать. Свой вклад внесли три человека. Твоему приятелю, доктору, о котором идет речь, шестьдесят три года. Родился в Берне, родители неизвестны. Получил диплом доктора в медицинском колледже, был интерном в больнице Святого Дамиана. Был весьма многообещающим молодым врачом – но и только: ни связей, ни денег, ни достойного происхождения. Рано женился, но каким-то образом остался без жены… Она то ли умерла, то ли они развелись – выяснить не удалось. Все произошло так давно, что многие считают его холостяком. Несмотря на талант, в жизни не преуспел. Простому врачу трудно добиться успеха, если у него нет ничего, кроме таланта. И ко всему – полное отсутствие обаяния, а это настоящая беда! В больнице его не любят. Частная практика – небольшая. И ничего компрометирующего.

– Спасибо, Рыжий.

– Да! Я еще звонил в больницу Святого Дамиана и справился об интересном случае острой лейкемии, который зафиксирован у них.

– Любопытно.

– У них это единственный случай. И тут нет никакой ошибки, Гарольд.

– Я так и думал…

– Если тебе в голову взбредет еще какая-нибудь блажь, буду рад услышать.

– Меня сейчас занимает единственный вопрос: если лейкемия протекает на фоне наркомании, что они записывают в истории болезни?

– Они сообщили бы мне об осложнениях.

– Понял. Еще раз благодарю. Возможно, я позвоню тебе позже.

– Пожалуйста. Мне бы хотелось участвовать в твоем расследовании. Если в каком-нибудь сомнительном деле замешан врач, наше сообщество заинтересовано в информации.

– Ох, ради бога, Рыжий, никому не говори об этом, пока я не дам согласия.

Доктор Бьянчи, председатель сообщества «Врачи Швейцарии», заметил, что умеет держать язык за зубами.

Граф обедал на свежем воздухе во внутреннем дворике, когда Антуан объявил о визите господина Ига. Граф встретил сыщика и пригласил его выпить кофе на свежем воздухе. Иг постоял, осматриваясь, затем повернулся и взглянул на фасад дома Графов из песчаника, с балконом, украшенным изящной решеткой перед окнами библиотеки.

– Дом всегда так выглядел? – поинтересовался он.

– Ну, не совсем. Мои предки посчитали бы отвратительным то, что я обедаю в библиотеке или во дворе, а в столовой смешиваю химические препараты.

– Вы опускаетесь, а я поднимаюсь вверх по социальной лестнице, – уточнил Иг. – Мои предки подумали бы, что я купаюсь в роскоши, обитая в отдельной квартире с ванной. – Он сел на предложенный стул. – Докладываю. Троллингер встал поздно, в десять утра забрал с крыльца газету и молоко. Выглядел несколько невыспавшимся. Поехал в больницу Святого Дамиана, где и оставался до 11:45. Вернулся, принимал пациентов до половины второго. Все пациенты – люди с самым скромным достатком, как могли бы выразиться вы.

– Да, мог бы, – пробурчал Граф, наливая Игу кофе, – но не стал бы.

– Все пациенты – мужчины, один на костылях. Скорее всего, они рассчитывали на выплату медицинской компенсации: уж очень непринужденно вваливались к нему – как к себе домой. Все, кроме одного – с фонарем под глазом.

– Фонарь?.. А-а! Да.

– В 13:30 Троллингер сделал перерыв на ланч, посетил мерзкую забегаловку на углу дома, после чего снова отправился в больницу Святого Дамиана и провел два часа в клинике для приходящих больных. Затем поднялся на второй этаж больницы. В 17:00 вернулся домой. В 18:30 ужинал в кафе рядом со своей квартирой. Прогулялся по Кирхенфельд, возвратился домой и опять принимал больных. Сейчас наблюдение продолжает Тринкл.

– Доктор Троллингер ведет активную, хотя и небогатую, жизнь.

– Не знаю, отчего бы ему не стать богаче: он показался мне башковитым типом.

– Способным преуспеть?

– Да… Так или иначе.

– Ум не всегда означает материальный успех, Иг, – несколько книжно выразился Граф.

Иг ответил столь же высокопарно:

– Преступление тоже. Сколь веревочка ни вейся, а кончик все равно найдется…

Сыщик ушел, когда на лиловом небосклоне уже появились звезды. Граф отправился в свой кабинет, открыл сейф с картотекой и вытащил томик Шекспира, принадлежавший Мартинели. Взяв книгу с собой в библиотеку, он принялся перечитывать «Бурю». Один отрывок заставил его улыбнуться:

…Но помни – его книги!

Их захвати! Без книг он глуп, как я,

И духи слушаться его не будут…

Никогда…

Сожги те книги разом…

Граф взял карандаш, подчеркнул последние три слова, зачеркнул слово «все», написал сверху «эту» и в слове «книги» заменил последнее «и» на «у». «Сожги эту книгу». Не придерешься – отличный совет! Книги могут быть очень опасны. И если это темное, гнусное, страшное дело когда-нибудь попадет в суд, то состоится он только благодаря томику Шекспира из личной библиотеки деда Мартинели.

Глава 12
Заведение Иеремии Валпа

На следующий день, в пятницу 30 июля, утром, Граф выслушал господина Тринкла. По какой-то причине того забавляла вся эта ситуация, но держался он вполне официально и докладывал, сверяясь с записной книжкой.

– Объект наблюдения, – начал он, – завершил прием пациентов в 21:45.

– И все они были людьми самого скромного достатка?

Тринкл удивленно посмотрел на него.

– Так охарактеризовал их Иг, – пояснил Граф.

– Да. Когда ушел последний пациент, доктор сел в «мартини», стоявшую рядом с домом, и поехал к Ааре, потом по набережной прокатился почти до вокзала, свернул на северо-запад, в Ленггассе-Фельсенау. Я проделал весь этот путь в такси, которое ждало меня с 21:30.

– Очень предусмотрительно.

– Мы поехали к кварталу Ленгассе, остановились на углу, и некоторое время ничего не происходило. Затем объект вылез из машины, прошел почти весь квартал и остановился у частного дома, владельцем которого является некий господин Гарольд Граф.

– Не может быть!

Тринкл, довольный произведенным эффектом, продолжал:

– Он взглянул на фасад. Света не было…

– Я читал в библиотеке. И никаких предчувствий, даже мурашки по спине не бегали.

– Пересек улицу, постоял, посмотрел. Появился полицейский. Объект скрылся во внутреннем дворе, и полицейский его не увидел…

– Так.

– Зато заметил на углу меня и бросил устрашающий взгляд в мою сторону. Все логично – хватают только невинных прохожих, разве не так?

– Бывает, – уклончиво ответил Граф, вовсе не уверенный в невинности тощего Тринкла.

– Объект вышел со двора, еще немного постоял, вернулся к машине, сел в нее и поехал. Мы последовали за ним снова к центру, потом повернули в Маттенхоф-Вайссенбюль, там проехали до новенького квартала Вайссенбюль. Там он снова вышел у одного из зданий. Кстати, это здание явно старше, чем сам квартал – адрес я записал, – и позвонил. Дверь открылась и объект исчез за ней. Тогда я решил осмотреться. Оказалось, это два дома, соединенных переходом. Один из них обнесен глухой стеной – до уровня второго этажа. Явно не жилой. По телефону я узнал, что это «Дом Иеремии Валпа», а попросту – клиника для душевнобольных, алкоголиков и наркоманов.

– Возможно, у доктора Троллингера там пациент.

– Если это так, то он уделяет ему много внимания. Он пробыл там час и семь минут. Вышел в 23:33, поехал домой и выставил на крыльцо свою молочную бутылку. Я подумал, что он угомонился на ночь, но продолжал сидеть у окна. Часом позже он опять незаметно выскользнул из дома. Свою машину он успел поставить в гараж, поэтому на Кирхенфельд взял такси. Я едва не прозевал его. И мы снова оказались здесь!

– Да что же это такое!

– И все повторилось точь-в-точь, как в предыдущий раз, разве что полицейский не маячил. А обратно мы вернулись на трамвае. Таким образом, ночное представление завершилось в 1:34. Вероятно, вам следует обзавестись телохранителем.

– Обойдусь, пока вы и Иг занимаетесь этим делом.

Похвалив сыщика, Граф отпустил Тринкла и позвонил доктору Бьянчи.

– Рыжий, – начал он, – есть какая-то частная клиника или лечебница под названием «Дом Иеремии Валпа».

– Возможно. Никогда не слышал о ней.

– Где-то в Маттенхоф-Вайссенбюле, в квартале Вайссенбюль.

– Да, в городе осталось несколько частных клиник – большинство переехало за город.

– Она для душевнобольных, алкоголиков и наркоманов. Рыжий, мне нужно попасть туда.

– Нет ничего проще… – с энтузиазмом начал Бьянчи. Но Граф прервал его.

– Сейчас не до шуток! Кажется, у Троллингера там пациент. Мне нужно это выяснить.

Последовала пауза. Затем Бьянчи произнес:

– Это нелегко сделать, если ты хочешь, чтобы об этом никто не узнал. Я правильно понял?

– Само собой.

Помолчав, Бьянчи предложил:

– Постарайся приехать в Бернский госпиталь через полчаса, хорошо? Ты ведь помнишь моего племянника, Руди? Возможно, с его помощью нам удастся кое-что предпринять.

Рудольф Бьянчи имел личный кабинет, где и пребывал. Он готовился к операции: его стройная фигура была упакована в белый халат, голова по самые уши скрыта под белой шапочкой, в руках кипа бумаг. Рядом стояла красивая старшая медсестра – все Бьянчи любили окружать себя красавицами.

Граф кивнул медсестре и церемонно произнес:

– Доброе утро, госпожа Уммель.

– Доброе утро, господин Граф.

– А вам, молодой человек, ни пуха, ни пера, – продолжал Граф, поворачиваясь к Руди. – Я всегда чувствовал, что вы станете великим хирургом.

– Спасибо, господин Граф! Дядя меня неплохо натаскал.

Не поворачивая головы, Руди обратился к старшей медсестре:

– Это все относительно Мадер, госпожа Уммель?

– Да, доктор.

– Хорошо.

Она ушла, с улыбкой оглянувшись на Графа. Тот с удовольствием улыбнулся ей в ответ.

– Прелестное создание, – возвышенно проговорил он.

– Очень умная женщина. Итак, дядя объяснил, что вам нужно. Рассказываю. Говорят, что психиатрическая больница Иеремии Валпа – частное заведение, основанное неким Иеремией Валпом, торговцем, который завещал ему все свое состояние. Вначале его возглавлял постоянно проживающий при больнице врач, теперь оно находится под присмотром квалифицированной медсестры. При больнице есть сиделки. Врачи присылают туда пациентов, обычно на какое-то время, когда уже сами не знают, что с ними делать. Естественно, людей, которые суют нос в чужие дела, там не приветствуют. Ни пациентам – если они что-то еще соображают, – ни их друзьям, ни персоналу это не понравилось бы. Теперь предложение дяди Этьена… Вы ведь помните госпожу Мадер?

Граф подумал мгновение.

– Повариху вашего семейства?

– Ее самую. Сколько кусков торта она незаметно передала нам!

– И не обижалась, когда обнаруживала, что мы тайком чем-то полакомились.

– Так вот, она ушла на покой, и мы думали, что она счастливо доживает свой век в семье сына. Но она впала в старческое слабоумие, и ее невестка жалуется, что старушка бьет тарелки и досаждает внукам. Они хотели бы избавиться от нее, она это чувствует и поэтому несчастна. Мы ищем для нее подходящее местечко, не слишком дорогое. Я сам мог бы оплатить разницу. Конечно, заведение Иеремии Валпа ей не подойдет, но…

– Но я мог бы пойти туда и сказать, что заглянул к ним в интересах госпожи Мадер.

– Вот именно. И вы можете сослаться и на меня, и на дядю Этьена. Конечно, если не собираетесь применять там силу.

– Постараюсь удержаться.

– Что касается госпожи Мадер, то вы слышали ее жалобы и решили, что старушка страдает маниакально-депрессивным психозом, и очень встревожились.

– Я предоставлю персоналу заведения Иеремии Валпа возможность развеять мои тревоги.

– Боюсь попасть пальцем в небо.

– Руди, дорогой друг! Когда-нибудь я приду к вам и откровенно расскажу, что такое метафоры. А пока я могу оказать вам другую услугу, которую вы оцените много выше. Я знаю подходящее место для госпожи Мадер.

– В самом деле?

– Это под Лозанной. Приятная пожилая дама с дочерью. Милая маленькая ферма. Они только что похоронили свою гостью, которая платила им за проживание, и написали мне, чтобы я нашел им другую жиличку, а то им не хватает средств на налоги. У них прекрасные навыки по уходу за старыми людьми. Предусмотрены даже герметические печи, а про сквозняки можно вовсе забыть. И еще там целый сарай дров. Госпожа Мадер сможет отдохнуть и от невестки, и от внуков.

– Я буду бесконечно признателен! Постарайтесь все разузнать подробнее. Увы, проклятая старость неизлечима, – загорелся юный Бьянчи. Он подал Графу две отпечатанные страницы. – Это учетная карточка госпожи Мадер. И если вы почувствуете, что в заведении Валпа что-то не так, или они вас не впустят, я заеду туда сам. Когда время появится, конечно.

– Руди, вы такой же добрый самаритянин, как в юности!

Граф поспешил на трамвай, идущий Маттенхоф-Вайссенбюль. Когда он вышел из него и пошел пешком, то очутился в районе, совершенно ему незнакомом.

Словно другой мир – странный и серый. Некоторые здания имели печальный вид аристократов, впавших в нищету: бывшие особняки превратились в доходные дома, а наиболее обветшалые – в неблагоустроенные ночлежки. Среди них возвышались новенькие многоквартирные дома, где на первых этажах располагались мастерские, а подвалах ютились убогие магазинчики.

Психиатрическое заведение Иеремии Валпа, кирпичное здание, отделанное песчаником, выглядело на редкость мрачным. У одной половины здания сохранилось высокое крыльцо и вестибюль. Другая половина напоминала тюрьму: окна подвала были заложены кирпичом, остальные закрыты ставнями, не пропускающими внутрь солнечные лучи. Здание казалось закрытым и заброшенным. Граф взобрался по облупившимся ступенькам крыльца и позвонил. Двери распахнулись, и перед ним оказалась невысокого роста женщина в старомодном шелковом платье. Она стояла и смотрела на Графа, весело улыбаясь.

– Могу я поговорить с заведующей?

– Я заведующая. Входите.

В это время из глубины дома вышла в холл очень высокая женщина плотного телосложения, в мятом полотняном халате. Решительным шагом она устремилась к двери, взялась за дверную ручку и властно проговорила:

– Все в порядке, госпожа Дерек?

Госпожа Дерек резво повернулась и суетливо юркнула в комнату справа. Затем дородная женщина повернулась к Графу, и с болезненно-желтого лица на него уставились два стеклянных рыбьих глаза.

– В чем дело? – голос у нее был под стать внешнему виду: мрачный и угрюмый.

– Я хочу видеть заведующую.

– Я заведующая.

У Графа было то же ощущение, которое он испытал мальчишкой в музее восковых фигур. Кто здесь настоящий контролер, настоящий полицейский, настоящая дама-туристка в альпийской шляпе и очках? Какая рука в перчатке ответит на его рукопожатие, если он посмеет пожать кому-либо руку? Ему все еще снились эти сомнительные фигуры.

– А та дама – пациентка? – спросил он.

– Ох уж эта госпожа Дерек! – Заведующая закрыла дверь. – У нас не хватает обслуживающего персонала, и она выскакивает всякий раз, когда звонит звонок.

– А вы не боитесь, что она… э-э… вообще выскочит? Сбежит?

– Нет. Она никогда не выходит из здания. Она боится улиц… Чем могу служить?

– Я разговаривал с доктором Бьянчи о том, чтобы поместить пожилую даму в какую-нибудь психиатрическую лечебницу. Меня зовут Граф. Я полагал, что вы сможете сказать мне, возьмет ли больница Иеремии Валпа…

– Вас послал сюда доктор Бьянчи? Этьен Бьянчи?

– Нет, Рудольф Бьянчи, хирург Бернского госпиталя. И не послал, а посоветовал зайти. Я говорил с ним об одной нашей общей знакомой, пациентке. Физически она здорова, но начинает страдать старческим слабоумием. И я склонен поселить ее тут. Надеюсь, здесь удобно, но все дело в плате за содержание.

– Содержание здесь стоит недешево!

Заведущая провела Графа в свой кабинет – большую комнату с портретом основателя этого заведения Иеремии Валпа, сурового мужчины с бакенбардами. Портрет украшал стену над каминной полкой.

– Меня зовут госпожа Лихтенвальтер, – сказала она. – Садитесь.

Она опустилась на стул, стоявший за письменным столом, Граф устроился напротив. Скупой свет едва проникал в комнату сквозь коричневые шторы. Граф с трудом различал сильные, резкие черты ее лица, седеющие волосы, тяжелый подбородок. Она глядела на него с любопытством.

– Я хотел разместить больную у вас только на время, – постарался вернуть разговор в прежнее русло Граф. – Я в определенном смысле несу ответственность – взялся устроить ее. Надеюсь, вы сможете показать мне свободные комнаты.

– С удовольствием.

Граф огляделся.

– Интересное старинное здание. А вы не знаете, в связи с чем Иеремия Валп основал вашу больницу?

– Он когда-то жил в этом доме, а его сын – в соседнем. Сын совершенно опустился под влиянием то ли наркотиков, то ли алкоголя, точно не знаю. Семейный врач пообещал вылечить его дома и вылечил. Поэтому Иеремия Валп оставил завещание, согласно которому оба дома должны были превратить в психиатрическую лечебницу, а доктор становился ее владельцем с пожизненной оплатой. Из чувства благодарности, знаете ли. После смерти доктора учредили опекунский совет. Сейчас у нас только приходящие врачи. Они навещают своих пациентов. Для вашей больной придется нанять одну из наших сиделок, чтобы присматривать за ней, если ей нужен уход и если у нас найдется сиделка, – добавила госпожа Лихтенвальтер, бросив на гостя язвительный взгляд.

– Боюсь, это может оказаться слишком дорого. А что, сын Иеремии Валпа одобрил то, как распорядились собственностью его отца? Я бы сказал, что это для него довольно мрачное напоминание о прошлом.

– К тому времени ему было уже все равно. Он умер.

– Умер?

Глаза госпожи Лихтенвальтер сверкнули циничным удовольствием.

– Покончил с собой. Полагаю, после излечения он счел, что жить уже не стоит.

– Должно быть, у вас очень трудная работа?

Госпожа Лихтенвальтер повела широкой бровью.

– Мы здесь столько всего насмотрелись, что уже привыкли и даже, пожалуй, несколько очерствели. И родственники тоже… Вы уж мне поверьте. У нас сейчас нет настоящих психических больных, вроде госпожи Дерек, например. Их обычно помещают в клиники за пределами города. Но госпожу Дерек некому перевезти, а здесь она вполне освоилась и пользуется относительной свободой. Ну что, взглянем?

– Считается, что здесь игровая комната, – объяснила госпожа Лихтенвальтер, бросая равнодушный взгляд на дряхлый столик для пинг-понга, – но сейчас им пользуются только сиделки.