Текст книги "Завтра мы будем вместе"

Часть вторая
ПОДЧИНЯЯСЬ СУДЬБЕ

Размытое голубое небо над заливом оспаривало линию горизонта у воды. Так чувство и разум тщетно бьются за право голоса. Катя, застыв изваянием на камне, смотрела вдаль. Морской собор проступал в сизой дымке все отчетливее, вытесняя тревожные воспоминания. День сегодняшний возвращал Катю себе…

Глава 1

Нет, то была не я. Но я не должна забывать о совершенных ошибках.

Приятно сидеть на теплом камне, слушая рокот набегающих волн. Вода, как целебный эликсир, успокаивает душу. Говорят, жизнь полосатая. Надеюсь, что теперь я вступила на светлую полосу. Поселилась в своей старенькой квартире с сыном, работаю. С Островским я не осталась, хотя по возвращении в родной город он и предложил мне жить вместе. Валерий Валерьевич приятен мне, что скрывать. Он сильный, мужественный, зрелый в суждениях человек. Определенно и я ему нравлюсь. Но по-особенному. Как острое экзотическое блюдо: упругое бронзовое тело да стриженая, темная голова в придачу. А что, кроме телесных прелестей, у меня еще есть? Ни профессии, ни образования. Хотя жизнь кое-чему научила. Да, упущено много, но у меня есть сын, и он должен уважать свою мать. Кем бы я стала для Островского? Любовницей, прислугой? На таких не женятся. К тому же Островский не свободен. Возможно, его отношения с женой еще наладятся, и я не должна быть им помехой. Мне надо самой вставать на ноги и поднимать сына.

И первая встреча с Юрой прошла нескладно.

Многолетняя разлука проложила трещину в наших отношениях. Нет, мы не стали врагами, но взаимопонимания между нами уже не было. Я с тревогой готовилась к серьезному разговору, справедливым обвинениям в свой адрес. Мое бегство с нашей свадьбы было свинством, непростительным предательством. Я не собиралась оправдываться, я признавала свою вину и была готова нести за нее ответственность. Но Юра прервал мои извинения, он не хотел слышать слово «предательство». Он был настроен на другую волну. Я с удивлением наблюдала, как полысевший и располневший в свои двадцать семь Юра дурачится и возится с моим сыном.

Малоразговорчивый увалень Юрка без умолку болтал с глухонемым Коленькой. Он говорил с моим сыном, но обращался ко мне: «Вот, Коляшка, теперь мы заживем все вместе, с твоей мамой. Мама была просто глупенькой девчонкой, искала своего папу, вот и потерялась на столько лет. А теперь все будет славно». Коля, сидя у Юры на коленях и не понимая ни единого слова, доверчиво терся черной каракулевой макушкой о подбородок толстого дяди, а разок даже дернул того за нос. Окрыленный своими фантазиями и ничем не подтвержденной надеждой, Юра как-то мгновенно забыл о своей гражданской жене Вике, с которой жил в моей квартире последние годы. В день моего возвращения (Островский предусмотрительно дал ему телеграмму) Юра под каким-то предлогом отправил Вику к ее родителям. Кажется, сказал, что будет морить тараканов. Сейчас я тактично напомнила ему про Вику и спросила: разве он не собирался сыграть с ней свадьбу? Юра возразил:

– Законной женой я смогу назвать только одну женщину, и ты знаешь кого. Хотя с Викой, ты права, – добавил он, – надо что-то решать, но нужно время. Было бы жестоко прервать наши отношения слишком резко.

Я сочувствовала незнакомой Вике, но уйти из собственного дома, да еще с сыном, мне было некуда.

Придется покинуть квартиру нынешним ее жильцам.

Относительно наших с Юрой перспектив я решительно заявила, что в одну реку не входят дважды. Юра сник, спустил с коленей мальчика и со мной разговаривал уже вялым голосом. Я поблагодарила Юру за то, что он сохранил в порядке квартиру. Он пообещал освободить ее не мешкая. Сказал, что поживет пока у своей матери. К сожалению, в единственной комнате матери не было места для Вики. Девушке придется вернуться пока к своим родителям – потом Юра что-нибудь да придумает. О своих делах он размышлял равнодушно, но мое положение беспокоило его.

Оставить меня с сыном без поддержки Юра не мог.

Я согласилась взять у него небольшую сумму в долг, пока не устроюсь на работу. Накануне я решительно отказалась от помощи Островского. Что-то мешало мне взять деньги у Валерия Валерьевича. Только близкому человеку, каким был Юра, я могла позволить себе помочь. Расстались мы в тот вечер по-приятельски. Через несколько дней Юра приехал на машине и забрал свои и Викины вещи, одолжив мне обещанные деньги. Он также пообещал мне помочь устроиться на работу.

Я искала работу в кафе или ресторане, желательно поваром, но была согласна и на официантку. И в этот переломный момент меня снова поманил журавль в небе – пройденные уроки жизни не вытравили из меня фантазерку. Иван Задорожный, друг Юры, рекомендовал меня администратору элитного ночного клуба, с которым был хорошо знаком. Клубу требовалась стриптиз-танцовщица, и мне было предложено явиться на просмотр. Мое тело помнило радость движений под африканские бубны – единственное, что давало мне отраду вдали от родины. Заниматься любимым делом и получать за это деньги – об этом можно было только мечтать!

Я долго выбирала наряд. На кровати валялись платья и юбочки, вышедшие из моды. Фигура моя изменилась мало, но в своих старых одежках я выглядела нелепо. Махнув рукой на прикид, я натянула старые джинсы и черную маечку с большим вырезом. Хорошо, что было лето. Старая, девичьих времен майка вдохнула в меня прежнее озорство. Видно, есть что-то магическое в знакомой одежде. В племени никогда не выбрасывали даже ветхие вещи на произвол судьбы. Обязательно совершали специальный ритуал прощания с ними, благодарили и просили не лишать своей поддержки. Я надеялась, что майка моей юности принесет мне удачу.

В клуб я пришла ранним вечером. Гости еще не собрались, но девушки-стриптизерши уже готовились к выступлению. Они разминались, примеряли сценические костюмы, накладывали косметику перед зеркалом. Я спросила администратора. Едва девушки заметили меня, как непринужденный разговор, смех, шутки тотчас стихли. Профессионалки уставились на меня во все глаза, и я сразу ощутила исходящую от них враждебность. Почему? Разве я шла на чье-то место? Они сделали вид, что не расслышали моего вопроса, и продолжали демонстративно молчать. Прежде такой прием задел бы меня, я принял бы вызов и ожесточилась в ответ. Прежде, но не теперь. Сейчас я просто повторила свой вопрос, будто не заметила их враждебности. Одна из них что-то неохотно буркнула. Я вошла в указанную мне потайную дверь за ширмой. Едва я закрыла ее за собой, как в общей комнате возродился разноголосый шум – наверное, теперь обсуждали меня.

Если меня примут в этот клуб, я обязательно подружусь с девчонками. Я не испытывала обиды за холодный прием. Новеньким всегда трудно.

Хозяин кабинета, толстый дядечка, утопая в глубоком кресле, смотрел какой-то видеофильм с эротическими сценами. Возможно, это было частью его работы. Я представилась администратору. Администратор встал, обошел меня кругом, разглядывая снизу доверху. Затем, как фокусник, вынул из какого-то ящичка маленькие кружевные трусики-бикини и бросил мне, приказав раздеться. Я, комкая в руках бикини, вопросительно посмотрела на него. Усмехнувшись, он вышел из комнаты, оставив меня в одиночестве. Я переоделась. Сердце у меня учащенно билось. Надев бикини, я обнаружила, что в низу живота обнажился мой шов от операции, сделанной в занзибарском госпитале. Даже загар не закрасил тонкую бледную нить. Я взяла тональный крем, кое-как подмазала свой изъян и посмотрела в зеркало. В остальном фигура была безупречна. Живот плоский. Загорелые, кофейного оттенка груди, упругие, как апельсины. Ноги, тоже темно-золотистые, стройные, длинные. Голова идеальной формы. Коротко стриженный затылок плавным изгибом перебегал в слегка удлиненную шею. У большинства девушек она не видна под волосами. Я несколько раз подпрыгнула на одном месте, разминаясь. Раскинув ноги в широком размахе, покачалась на шпагате. Кажется, физический труд и жизнь на природе в тропическом лесу позволили сохранить неплохую форму Я вышла в зал, на сцену. Прямо перед ней, за одним из столиков сидела комиссия: знакомый мне дядечка, сухощавая дама балетного сложения и мужчина моего возраста. Тон на этом экзамене задавала женщина. Потом я узнала, что она является балетмейстером этого заведения. Она велела мне сделать несколько гимнастических упражнений, чтобы оценить мою гибкость. Я с трудом выгнулась мостиком, но встать с мостика красиво не смогла: упала на колени, потом поднялась. Затем сделала шпагат, идеально опускаясь до пола, и снова – мостик, на этот раз без огрехов. Реакция судей показалась мне благоприятной.

– Ладно, покажите танцевальную импровизацию.

Вам какую мелодию поставить?

– Негритянскую, – попросила я.

Мне поставили кассету с быстрой джазовой импровизацией, и я начала танцевать. Я старательно вертела плечами и бедрами, но движения мои были вымучены, неестественны. Если тряска в племени была танцем и медитацией одновременно, то здесь я с трудом подлаживаясь к тактам мелодии, одновременно соображая, как придать смысл моему танцу.

– Не забудьте сексуальный момент, используйте шест, – напомнила женщина-балетмейстер.

Я знала, что шест символизирует мужской член, и сейчас испытывала неловкость, работая с ним.

Но постепенно музыкальный ритм захватил меня.

Мысли о неприличном ушли. Этот танец – всего лишь искусство. Я стала кружиться вокруг шеста, придерживаясь за него кончиками пальцев и выгибая назад спину. Когда я полностью отдалась ритмичной дроби ударных, молодой мужчина трижды хлопнул в ладони и остановил музыку.

– Все, достаточно. Спасибо, можете идти.

Я вытерла со лба пот, проступивший от волнения. Затем поклонилась и ушла одеваться. Минут через десять я снова вышла в зал. Теперь здесь был только администратор. Он поправлял бумажные цветы в стаканчиках, стоящих на столах, – готовился к приходу гостей. Я уже успокоилась. После танца у меня появилась уверенность, что я буду принята на это место.

– Ну как?

Толстый дядечка, важно задрав подбородок, остановился передо мной и бесстрастно произнес:

– Увы, милая девушка, вакантных мест у нас нет.

Вот как! Кратковременное удивление сменилось безразличием. Журавль махнул на прощание крылом и исчез за облаками – как ему и положено.

Расстраиваться у меня не было сил: видно, я выложилась на экзамене вчистую. И все же мне хотелось знать настоящую причину отказа. Разве меня бы пригласили на просмотр, если бы у них не было вакансий?

– Скажите, пожалуйста, в чем настоящая причина? Мне говорили, что здесь ищут танцовщицу.

Почему мне отказали?

– Хочешь услышать ответ? Хорошо, завтра у меня выходной. Давай встретимся в соседнем баре, посидим, побеседуем. – Маслянистая улыбка расплылась на его лице. Толстяк резко притянул меня к себе и обнял.

Я с силой оттолкнула его и отвесила звонкую пощечину. Администратор засмеялся, заложил руки за спину и с одобрением посмотрел на меня снизу вверх:

– У ты, какая горячая. Если такая недотрога, то зачем сюда заявилась?

– Танцевать, – устало произнесла я. – Просто танцевать!

– Танцевать? – Он с усмешкой покачал головой. – Ладно, девочка, ты мне нравишься, поэтому объясню тебе, в чем дело. Слушай внимательно. Во-первых, ты старовата для начинающей. Во-вторых, владелец клуба считает, что тебе гибкости не хватает, но главное – какой-то шов на теле, это уже никуда не годится. И балетмейстерша наша о тебе без восторга выразилась. Сказала, фантазии маловато. Но это она, насколько я понимаю, шефу подыграла. Так что мой голос ничего не решает.

– Может, это и к лучшему, – сказала я в пространство. – Сына ночью одного оставлять не придется. Я бы все время о нем думала, а не о выступлении.

Администратор задумчиво потер пухлые, с короткими пальцами ладони.

– Значит, говоришь, сынок у тебя. Сколько лет-то ему?

Я ответила. Он о чем-то задумался, почесал лысеющий лоб:

– Вот что, Катя, – оказывается, он запомнил мое имя, – рекомендую я тебя в одно местечко, там требования послабее будут, а заработки приличные.

Он назвал улицу на окраине города, где находился бар под скромным названием «Горячие сосиски».

Через час я разыскала названное заведение. «Бар» оказался обыкновенной грязной закусочной с маленькими окошками у самой земли. Я спустилась в подвал. В закусочной висел густой сизый туман от папиросного дыма. Было душно и смрадно. Воняло квашеной капустой, подаваемой к сосискам. Других блюд на столах я не заметила. Зато все столы были уставлены кружками с недопитым пивом, за которым оживленно обсуждали свои дела непритязательного вида посетители. Я присела у стойки бара, заказала себе бутылочку кока-колы и, закурив сигарету, огляделась. Надо было оценить, что это за место, стоит ли сюда устраиваться. Никто из посетителей не обратил на меня внимания – все с ожиданием смотрели в торец зала. Там, на маленькой импровизированной сцене, уже шли какие-то приготовления. Работник бара выставил на середину крепкий, со стальными ножками стул, включил два прожектора по бокам. Затем из колонок, установленных под низкими сводами подвала, послышалась хрипящая музыка. С первыми тактами ее на маленький пятачок пространства выбежали две крепенькие девушки в полумасках, изображающих кошечек. Мужики в зале захлопали ладонями по столам, заулюлюкали, засвистели. Кто-то добродушно выкрикнул:

– Ночные сосиски выпорхнули. Привет, горяченькие!

Девушки, к которым перекочевало прозвище с вывески заведения, стали исполнять вполне невинный танец. Кошечки ласкали и обнимали друг друга, соблазнительно изгибаясь под музыку и изредка отпуская в зал протяжные «мяу». После короткого перерыва они выбежали на сцену вновь, уже в костюмах лисичек.

Аплодисменты, пересыпаемые восторженными ругательствами, сопровождали каждый исполненный номер. Я поняла, что моей танцевальной подготовки для таких танцев хватит вполне, хотя обстановка в зале удручала. Но дома ждал сын, который хотел есть.

Я зашла к директору заведения, крепкому парню кавказской наружности, сослалась на рекомендацию администратора стриптиз-клуба и была принята без всякого просмотра.

Мне объяснили, что девушки работают в две смены, поочередно. В дневные часы они исполняют работу обычных подавальщиц. Во вторую смену – с пяти вечера и до двух ночи – их обязанности усложняются. Каждая девушка, помимо обслуживания посетителей за столиками, должна исполнить свой танцевальный номер. Таким образом, хозяин заметно экономил на оплате труда, заставляя работниц совмещать профессии. В этом третьеразрядном баре работали девушки, которым было некуда деться.

Они не имели ни очарования юности, ни танцевальной подготовки, а зачастую – и городской прописки. Лишь груз непосильных забот давил им на плечи – маленький ребенок, больная мать или безработный муж. К связке «горячих сосисок» теперь была пристегнута и я.

Работа, хоть и изнурительная, не страшила меня.

Я была вынослива и неприхотлива. Да и на что другое я могла рассчитывать сейчас, когда треть города стояла за пособием на бирже труда? Грубовато-несдержанные посетители заведения были мне не страшны. Работая на сухогрузе, я научилось мягко, но решительно отстранять домогательства мужской братии. А их соленые шутки я пропускала мимо ушей.

И все-таки забыть об этом смрадном месте хоть на пару дней было приятно. Сегодня и завтра у меня – выходные. Я наклонилась к песку, подобрала маленький камешек и бросила его вдоль поверхности залива, подражая мальчишкам, играющим по соседству. Увы, мой снаряд, не сумев подпрыгнуть, мгновенно юркнул в воду и утонул.

Я сделала еще две попытки и отступила. Свободно раскинув руки, потянулась навстречу солнцу и поднялась с камня. Посмотрела на часы: два часа грезила, всю жизнь проиграла заново. Я мотнула головой, будто отрицая прожитые годы, и полностью отдалась насущным заботам. Программа, намеченная на выходные, была обширна. Завтра, в последнее воскресенье июля, – День военно-морского флота, святой праздник для тех, кто служит или служил на море. В этом году намечалось особенно грандиозное торжество – исполнялось 300 лет Российскому флоту, заложенному Петром Великим.

Праздник касался всех самых близких мне людей, да что там – половины Петербурга: корабелы, моряки, яхтсмены отмечают этот день. В компании, куда и меня позвали, почти все будут свои: Валерий Островский, Юрка Нежданов, Иван Задорожный. И девчонки – мои давние подруги – Эльвира Задорожная, Оксана; Остальные гости меня интересовали мало, но меня предупредили, что собираются с детьми. Поэтому сегодня я и приехала сюда, в Сестрорецк, ближний курорт под Питером, чтобы забрать сына. Он уже месяц находился здесь, в детском интернате для глухонемых.

Не только недуг ребенка заставил меня отвезти его за город. Получилось так, что, опережая мое возвращение в родной город, в российские органы правопорядка поступила бумага из Танзании о похищении ребенка по имени Кока, суверенного гражданина их страны. Будь Кока обычным мальчиком, дцатым сыном африканца, все бы обошлось без последствий.

Но Коку готовили в повелители вуду, и исчезновение его приобретало духовный смысл для племени. Так что едва я сделала первые шаги по узакониванию своего мальчика, сразу по прибытии в Петербург, как оказалась в поле внимания властей. И пока вопрос был не решен окончательно, я посчитала благоразумным удалить ребенка от себя и спрятать подальше.

Сегодня я опоздала на привычную электричку и до обеда не успела взять Колю. Пришлось пережидать тихий час, чтобы не тревожить всех детей. Но время на пляже пролетело незаметно, и уже пора было двигаться к интернату. Я с наслаждением брела босиком по нагретому песку. За годы, проведенные в диком племени, подошвы мои огрубели и были нечувствительны к мелким уколам гальки и высохшей хвои.

Напротив, обувь все еще была для меня сущим наказанием. Выйдя на дорогу, я надела тапочки: идти предстояло поселком. В замечательном месте расположен интернат, в сосновом лесу, и в то же время недалеко от взморья. Только благодаря Юре я смогла устроить сюда Коленьку. Сейчас деньги творят чудеса. Даже то, что у мальчика не оказалось документов, не стало помехой для его приема. Главное, он соответствовал профилю этого оздоровительного учреждения. В интернате с детьми занимались по специальной программе, развивали, учили объясняться жестами, говорить и читать по губам.

Я не была у сына две недели, все не могла выпросить у своего хозяина выходные. Интересно, есть ли у Коли положительные сдвиги? Пока он заметно отстает от сверстников. Такие же, как он, шестилетки уже могут немного общаться со здоровыми ребятами. А мой Коля – только с глухонемыми, да и там он помещен в младшую группу. Осваивает с малышами кубики и пирамидки. Но малыши его любят. Он с готовностью уступает им все игрушки, никогда не дерется, а иногда, подхватив под плечи какого-нибудь малыша, крутит его вокруг себя. И всем весело с ним. И только одна у него проблема – с обувью. Я еще как-то пересиливаю себя, снова возвращаясь к привычным путам на ногах, а Коля откидывает сандалики в сторону и плачет. Они для него – что колодки для каторжника. Даже носки не дает на себя надеть. Так пока и бегает босиком, а что будет зимой?

Мысли чудесным образом сокращали дорогу. Я и не заметила, как вышла на нужный поворот. Высокие стройные сосны наполняли воздух пьянящим ароматом, настоянным на морской свежести уже невидимого отсюда залива. Вдоль дороги тянулись бесконечные низкие заборы, заросшие кустами боярышника и шиповника. Сквозь зелень то здесь, то там виднелись стайки детей. Они копались в песочницах, раскачивались на качелях, лазали по причудливым лесенкам. Здесь, под Сестрорецком, – целая страна детских лагерей, садиков, санаториев. Вот и наш интернат: знакомая оградка. Коля уже оседлал забор, высматривая меня. Увидев, стремглав понесся к калитке, перепрыгивая через корни сосен.

Я раскинула руки в стороны, готовясь принять его в свои объятия. Не добежав до меня двух шагов, Коля споткнулся о корешок и полетел носом в землю. Ах, мой горемыка. Я подняла сына с земли, вытерла платком испачканное лицо. Земля была почти незаметна на его смуглой кожице, но широкая царапина под коленкой светилась рваной алой ленточкой. Я намочила слюной платок и приложила его к ранке – точно так, как делала в племени.

И тут заметила новшество в его гардеробе: черные носочки на ногах. Вот почему он упал: зацепился носком. Его первая обувь! Воспитательницы постарались, уговорили надеть. Коля вырвался из моих рук, закружился на месте, и царапина прямо на глазах затянулась тонкой пленочкой. Ну, Коля, прямо чудотворец, сам себе лекарь. Что значит – дитя природы. Слезы на его глазах высохли еще раньше.

Тут же он вспомнил что-то важное. Полез в карман своих штанишек и вытащил выпрошенную у меня в прошлый раз пустую пачку из-под сигарет. Открыв ее, вытряхнул на свою ладонь жирное черное насекомое. Тут же, с трудом проталкивая звук через горло, впервые произнес слово: «Хгук». Жук доверчиво ползал по ладони мальчика. Я брезгливо отстранилась от пакости. Даже годы, прожитые в Африке, не заставили меня полюбить мелкую ползающую живность.

Видимо, к этим тварям привыкают с детства. Отчетливо шевеля губами, я спросила: «Хочешь домой?»

Он тут же кивнул. Я покачала головой и показала на свои губы: говори, сынок, говори «да».

– Га, – снова напрягая мышцы лица, прорычал он.

Похвалив его за успехи, я пошла к воспитательнице и сообщила, что забираю сына на два дня. Не мешкая мы с Колей отправились к железнодорожной станции. Сын важно вышагивал в носочках, преувеличенно высоко поднимая ноги. Первое приобщение к цивилизованному гардеробу!