Текст книги "Большая пайка"

Подведение итогов

Так… Дебет… кредит… сальдо… Сюда записываем… Друг Платон. В минус. Как он смотрел… как на мелкого воришку… Друг Ларри – туда же, в минус. Да он никогда в плюсах и не ходил. Сережка, ну тут все ясно. Муса… Марик Цейтлин. Так, обоих в минус. Все в минус, всю эту инфокаровскую опупею. С данным вопросом покончено.

Впрочем, нет… Минутку… Где-то здесь были и плюсики. Маленькие такие…

Это у нас что? Это у нас квартирка. Сто десять квадратов, на Кутузовском, по балансовой стоимости плюс шестьдесят штук под столом – разве не ощутимый инфокаровский плюс? Да еще кредитка из «Кредит Сюисс», семьдесят две тысячи швейцарских франков на счету, спасибо Штойеру. Положим ее вот сюда, на стол. Не забыть еще те одиннадцать тысяч из сейфа в стене, пусть тоже здесь будут, до кучи. Да! Еще подарки – золотые запонки от Платона, золотые часы от Ларри… а это от кого?.. от Ахмета… вот кто хорошо устроился.

Черт! Вроде бы еще полбутылки оставалось… Пролил, что ли? Или показалось? Идем к холодильнику, так, так… Спокойненько идем, чтобы ничего не опрокинуть… Что это у нас? Вшивас рыгал. Это мы оставим, пусть будет до кучи.

До кучи – смешно. Кучка получается какая-то маленькая. Ни фига себе – бизнесом занимаемся.

Стоп! Что ж у меня, кроме этого вонючего виски, ничего больше нет? Так…

Пошли обратно. Смотрим внимательно. О! Есть родимая.

Это для нас. Теперь бы закусочки, только попроще, не для новых русских, чтобы они все сдохли вместе с этим .. отцом перестройки… Лучок есть, хлеб черный… Где солонка? Вот она. Ну, поехали.

Чмок-чмок. Хрум-хрум. Теперь закурить. Ладно, хрен с ним, курить придется «Мальборо», все равно больше ничего нет. Так на чем мы остановились?

Как он на меня смотрел…

Ладно, поехали дальше итоги подводить. Как это по-ихнему – бабки подбивать…

Труды научные, диссертация номер раз, диссертация номер два, дипломы…

Это в плюс, в плюс. Все это давно уже никому не нужно – значит, в минус.

Светлая голова выдающегося советского ученого – в плюс. Полная утрата квалификации за годы перехода к рыночной экономике, светлому будущему всего прогрессивного человечества, – пожалуй что в минус. На фиг нужна светлая в прошлом голова? Ни на фиг она никому не нужна.

Здесь у нас баланс получается правильный. Нулевой. Так и должно быть.

Неужели же, неужели весь этот сраный бизнес может так закрутить?.. Разве можно было так перечеркнуть все… все, что было…

Как он на меня смотрел…

А если порассуждать вот о чем… Квартиру можно продать, сейчас за нее, да вместе со всем оборудованием и мебелью, дадут не меньше двухсот. Плюс сто с чем-то на карточке. И паспорт с открытой американской визой. На самолет – и в Балтимор. Что, не возьмут на работу?

Нет, не возьмут. На кой черт им отставший от жизни компьютерщик? В лучшем случае, пристроят куда-нибудь на тридцать тысяч в год, а через полгода предложат освободить место для какого-нибудь молодого начинающего гения, каким я сам был лет двадцать назад.

Может, бизнесом в Штатах заняться? Да ладно…

Как же он мог, как…

Нет, все правильно. Правильно. Продолжим.

Чмок-чмок. Хрум-хрум. Закурим.

Теперь письма. Это у нас что? Письма… Это еще от Анюты. Из Прибалтики, из дома отдыха, открытки из Болгарии, из Польши, с Иссык-Куля… Верочкины записки, рисунки… Папа, поздравляю с днем Советский Армии… Это сюда, в сторону… А это что? Угу… От Ленки… От Маши… От Тани… От Оли из Воронежа… От другой Оли, беленькой… Тоже сюда. Записные книжки… В сторону…

Это еще что такое? Рукопись. «Вычислительная техника третьего тысячелетия». Пылищи-то сколько! Так и не успел дописать. Сюда же…

Смешно было тогда – как Платон классно все устроил, с киевским академиком.

Всем носы утерли. Еще бы года три без перестройки – и быть бы мне замдиректора и членкором. Да что уж теперь… Все развалено, продано, пропито…

Приватизировано…

Вроде все. Нет! Надо еще вот про что… Жена Анюта была. Это в плюс. Жена Анюта ушла. Это в минус. Дочка Верочка была. Это в плюс. Ушла вместе с женой. Это в минус. Опять нулевой баланс получается.

Чмок-чмок. Хрум-хрум.

Печально устроена человеческая жизнь. Живешь, что-то делаешь, люди всякие кругом копошатся. А вдруг остановишься, чтобы оглянуться, и волосы дыбом встают. Либо то, что делал, никому на дух не нужно, либо доделать ничего толком не успел. А люди отвернулись, разбежались, и ничего не осталось. Пустое место.

И сам ты пустое место. Захочет кто-нибудь прихлопнуть – только ладонь отшибет.

Дерева не посадил. Дома не построил. Семью разогнал. Друзья сами выгнали.

Осталось всего ничего – кучка исписанной бумаги, чужая, купленная за неведомо как заработанные деньги квартира да сколько-то тысяч долларов… И все.

 
Молись, гусар…
Я расскажу вам сказку…
Когда курок на спесь не дарит спуску…
Вся наша честь – разорванная маска…
Где вместо глаз сверкают гной и мускул…
 

Записку мы писать не будем, это ни к чему. Первыми в квартиру войдут известно кто, и опять в «Инфокаре» начнется возня – как, да почему, да по какой такой причине… Конечно, по большому счету, через две-три минуты будет все равно, но быть совсем уж сволочью заради собственного гонора как-то неловко.

Где-то шнур от компьютера был… Черт… Уй! Набил шишку!.. Смешно… Ага, вот он… Так. Какой там код у инфокаровской электронной почты? Где-то же записывал в книжке… Есть! Ну, поехали…

Нет. Так не годится. Это что-то уж больно жалобно получается. В конце концов, надо помнить, кто я есть. Или был. Давай так попробуем. С шуточкой. С прибауточкой. Нет… Так тоже не пойдет. Все же дело серьезное. Как там Бухарин писал – «будущим поколениям членов партии…» Попробовать, что ли, – «будущим поколениям начинающих активистов-коммерсантов»?.. Ребята, не лезьте не в свое дело. Нет, не годится… Может, как у Штирлица, – «штурмбанфюрер, я смертельно устал»? Да ладно… Напишем так…

Интересно, кто прочтет первым…

Хорошо, что был Нескучный Сад…

* * *

Утренняя встреча с Ларри и Федором Федоровичем не получилась. Вернее сказать, получилась, но вовсе не так, как было запланировано. Уже в семь утра Платона разбудил администратор. В клуб позвонил комендант дома, где жил Виктор Сысоев, и дрожащим голосом сказал, что произошло несчастье.

На Кутузовский проспект была срочно отправлена охрана. Через полчаса, пока Платон еще только пытался связаться с Ларри, люди из службы безопасности доложили по мобильной связи о подробностях случившейся трагедии.

Около трех ночи Сысоев позвонил в дверь к соседям этажом выше. От него сильно попахивало водкой, но на ногах Виктор держался нормально, говорил связно. В руках держал буксировочный трос и пустое ведро из-под мусора. Сказал, что вышел вынести мусор и случайно захлопнул за собой дверь, а ключи остались внутри. Можно ли ему спуститься по тросу на свой балкон? Сосед, не совсем хорошо соображавший вследствие внезапного пробуждения, сказал – милости просим.

Они еще немного поговорили насчет ремонта соседского «мерседеса», Виктор попросил позвонить ему после обеда на работу, прошел в гостиную, зацепил трос крюком за батарею, перекинул второй конец через балкон, посмотрел вниз и стал осторожно спускаться. Сосед стоял у окна и видел, что Виктор уже встал обеими ногами на перила своего балкона. Когда же он гасил сигарету, перед тем как вернуться в постель, то услышал крик…

Барин поехал в Америку

Средства массовой информации, вышедшие день спустя, имели разнообразные точки зрения.

«Московский комсомолец» опубликовал лихую статью, в которой вымысел соседствовал с домыслами. Было объявлено, что покойный полностью контролировал весь бизнес по ввозу иномарок, имел обширные связи в преступном мире и, действуя в соответствии с печально известными инфокаровскими традициями, не рассчитался с льготниками. Чтобы спрятать концы в воду, принял участие в организации покушения – к сожалению, удавшегося – на полковника Беленького и его ребят. Только очень неопытный человек может увидеть в происшедшем с господином Сысоевым несчастный случай. На самом деле перед нами – хорошо продуманное и мастерски исполненное убийство. Вопрос только в том, кто убил.

Это могла быть месть оставшихся в живых друзей полковника. Однако не следует сбрасывать со счетов и тот факт, что Сысоев был последним явным звеном, через которое еще можно было надеяться выйти на инфокаровскую верхушку. Прокуратура уже начала копать в непосредственной близости. Так кому же была выгодна смерть Виктора Сысоева?

По-другому прокомментировал ситуацию «Коммерсант». Там подняли биографические справки, раскопали старую историю с гибелью Сергея Терьяна, подробно остановились на расстреле Кирсанова, зачем-то приписали Виктору наличие собственной охраны, которой у него отродясь не было, сослались на неведомый источник в «Инфокаре», сообщивший о гибели всей без исключения охраны Виктора вместе с его личной секретаршей в автомобильной катастрофе накануне трагедии, и сделали глубокомысленный вывод о странной эпидемии смертей, обрушившейся на одну из крупнейших коммерческих структур в стране.

Кстати говоря, именно «Коммерсант» попался на глаза мужу Полы, который в это время отдыхал в Карловых Варах. В тот же вечер муж вылетел в Москву, бросил таксисту в Шереметьево сто долларов, ворвался в квартиру, увидел живую и здоровую жену, махнул с радости триста грамм, всю ночь не давал Поле спать, терзая ее нереализованными за два года семейной жизни сексуальными фантазиями, а утром отправился на поиски писаки из «Коммерсанта», сорвавшего ему отпуск. К вечеру гневный муж его нашел. Но это уже другая история.

Откликнулась и «Советская Россия». Заниматься собственным расследованием им было недосуг, да и таких возможностей, как у «Коммерсанта», не имелось, поэтому они перепечатали биографии Платона, Сысоева, Цейтлина, Терьяна, Кирсанова и перекинули не очень убедительный мостик от славного научного прошлого к позорящей всех честных людей бессовестной спекуляции, навязанной народу иудой Горбачевым. Откровенная ненависть к «Инфокару» вообще и к Платону, в частности, несколько испортила пафос статьи, поэтому впечатление от материала складывалось двойственное – не то подлые затеи американского наймита Горбачева загубили честных советских ученых, не то глубоко укоренившаяся в этих космополитах и захребетниках гниль наконец-то прорвалась наружу и теперь пожирает своих носителей. По-видимому, ближе к концу статьи автор перечитал свое творение, ужаснулся и начал быстренько лепить из Сысоева раскаявшегося грешника, который, испытав омерзение от соучастия в ограблении страны и трудового народа, сложил в аккуратную стопку свои выдающиеся научные труды, в последний раз взглянул на бережно хранимое им удостоверение ударника коммунистического труда и сделал роковой шаг в пустоту. «Будьте вы все прокляты, – якобы подумал он, – будьте прокляты…»

В то, что Сысоев свалился с балкона случайно, не верил почему-то никто.

Кроме правоохранительных органов, у которых, при всем старании, иных версий не наблюдалось.

И только в «Инфокаре» все – от Платона до самого занюханного водителя – знали правду.

Мария, появившаяся в офисе в половине девятого, связалась, как было заведено, с клубом и получила информацию первой. Она тут же бросила на телефоны весь свободный персонал – звонки в милицию, морг, на кладбище, в фирму «Ритуал». Всхлипывающие девчонки кричали в трубки страшные слова, ставшие за последние дни привычными:

– Нам нужно место… в старой части кладбища… Аркадий Львович, это личная просьба Платона Михайловича… Спасибо… Спасибо… Что?.. Номер продиктуйте, пожалуйста… Спасибо…

– Вячеслав Сергеевич, запишите номер… Сегодня приедет после шестнадцати… Надо отремонтировать машину по высшему разряду… Все расходы на центральный аппарат… Спасибо… Спасибо…

– Заказ на венки примите, пожалуйста… На послезавтра… С директором можно переговорить? Какой телефон? Спасибо… Спасибо…

– Господин Елабушкин, это из фирмы «Инфокар»… Да… Да… Из той самой… У нас проблема, господин Елабушкин. Нам нужно к послезавтра шесть венков… Да… Да… Конечно… Еще раз фамилию продиктуйте, пожалуйста… Нет проблем… Спасибо… Спасибо…

– Кирилл Иванович, это Мария. Добрый вечер… То есть утро… Да… Да… Кирилл Иванович, к вам сегодня приедет госпожа Симонова… Нет, не знаю… Она скажет, что от Елабушкина. От Елабушкина… Да… Да… Точно… Ей надо продать машину… Возьмите из резерва Ларри, пусть сама выбирает… Со скидкой… Кирилл Иванович, я это не буду обсуждать… Мне не интересно, как вы это сделаете… Пожалуйста… Пожалуйста…

Около полудня в центральной компьютерной раздался тихий вскрик. Случайно проходивший мимо охранник, получивший ненужное теперь высшее образование, заглянул внутрь, увидел трясущуюся от рыданий Ленку, позвал подмогу, а пока сбегались люди, успел прочесть на дисплее сообщение, поступившее ночью по электронной почте.

«Платон, дорогой, – было высвечено на экране, – в том, что со мной сейчас случится, никто не виноват. Поверь – никто. Просто так получилось. Помнишь, как у Федора Михайловича было – поехал, дескать, барин в Америку. Вот и я туда же собираюсь. В какой-то момент я понял, что мне лучше быть с Сережкой. Я все сделаю, чтобы в „Инфокар“ никто не приходил с вопросами. Мы много лет были хорошими друзьями – спасибо тебе. Не поминай лихом. Ты ни при чем. Я устал, и мне надоела вся эта возня. Я тебе напоследок одну вещь хочу сказать, просто так, в порядке бреда. Это у Галича было:

 
И ты будешь волков на земле плодить
И учить их вилять хвостом…
 

Помнишь, как дальше?

Витя».

Часть третья

Марк

Человек, вошедший в здание детского сада, аккуратно прислонил пакет с бутылкой к стене, проверил, нормально ли открывается ведущая на улицу дверь, и сейчас сидел перед развернутой мешковиной. Карабин уже был собран, заряжен и оснащен оптическим прицелом. Хотя для стрельбы на двадцать шагов оптика, строго говоря, не нужна. Но таково было задание, и обсуждать его не приходилось. Около половины одиннадцатого из второго подъезда выйдет клиент. Может быть, чуть позже, но точно не раньше. Он пойдет к машине. В этот момент его к надо завалить.

Машина, в которую должен был сесть клиент, пришла с большим опережением, когда сборка карабина еще только началась. Довольно странно, что она пришла одна, без сопровождения. Это могло означать две вещи – либо сопровождение подтянется позже, либо охранники сидят внутри «мерседеса», скрываются за тонированными стеклами. Человек связался с группой обеспечения, доложил обстановку и попросил установить присутствие охраны. Ему сообщили, что в «мерседесе», кроме водителя, никого нет. Это облегчало задачу.

Общую картину портил неизвестно откуда взявшийся хлебный фургон. Он перекрыл обзор, и надо было либо менять точку, либо готовиться к тому, что человек увидит клиента только у двери «мерседеса». Человек встал и неслышными шагами перешел к соседнему окну, оставив карабин на мешковине. Нет, так не годится. Отсюда лучше видно, но до двери на улицу получается лишних пятнадцать шагов, а это потерянные секунды, в течение которых может произойти все что угодно. Человек вернулся на прежнее место, вдавил приклад карабина в плечо и стал примеряться, меняя позицию. Наконец ему удалось найти точку, с которой подход к «мерседесу» был виден вполне сносно. Главное – когда клиент попадет в прицел, он будет развернут лицом. Поэтому одного выстрела должно хватить. Не так, как с тем спортсменом, на которого пришлось потратить две пули – одну, чтобы развернуть его в нужную позицию, а вторую, чтобы окончательно завалить.

Человек отчертил ботинком крест на грязном полу, подвинул табурет, сел и снова примерился. Да, так все будет нормально. Теперь надо разобраться с фургоном. Водитель сидит внутри и ведет себя смирно. Даже если он и выскочит сразу после выстрела, то сначала спрыгнет с подножки, а потом должен будет сообразить, откуда стреляли. Если он герой, то побежит вокруг фургона… На все это уйдет время. Хуже, конечно, если и фургон, и «мерседес» из одного, так сказать, таксопарка. Тогда не исключено, что внутри фургона как раз сидит охрана, отсутствие которой уже начинало беспокоить.

Человек поправил темную вязаную шапочку, вскинул карабин и стал внимательно изучать заднюю дверь фургона через оптический прицел. Снаружи она была закрыта на железный засов, в петле которого висел внушительных размеров замок. Судя по всему, замок была полном порядке. Вряд ли кто посадит в фургон вооруженную охрану и намертво запрет ее снаружи. Хотя… чем черт не шутит. Но тогда водитель фургона, минуты за две до появления клиента, должен подойти и открыть дверь. В этот момент его ниоткуда не будет видно, и придется начать с него.

Человек посмотрел на часы. Десять двадцать восемь. Пора. Он упер карабин в плечо, приложился к прицелу и стал ждать.

Клиент наконец появился и уверенно направился к «мерседесу», оказавшись в перекрестье прицела. Киллер навел карабин на левую сторону груди клиента, потом решительно поднял прицел выше. Задержал дыхание, досчитал до трех и нажал на курок. Аккуратно положил карабин на мешковину, бросил рядом вязаную шапочку, взял пакет с бутылкой и, стягивая на ходу перчатки, исчез за ведущей на улицу дверью. Через несколько минут трамвай уже уносил его по направлению к трем вокзалам.

Проехав одну остановку, убийца выскочил из вагона, немного постоял у газетного стенда, а когда трамвай исчез из виду, сел в припаркованный неподалеку «Москвич» и по мобильному телефону доложил, что заказ исполнен.

Юное дарование

Марк Цейтлин в детстве подавал очень большие надежды. Как и полагалось мальчику из не богатой, но и не бедной еврейской семьи, ему были созданы все условия. Марка пытались учить скрипке, однако неудачное падение с велосипеда, приведшее к серьезному перелому правой руки, поставило на этой затее крест.

Тогда ему наняли учительницу французского, которая обнаружила у мальчика незаурядные способности к языкам. Реализации этих способностей помешала специфика французского произношения одной согласной. То есть у Марика с этой спецификой проблем не было. Но семья проживала в пролетарском районе, и когда Марик общался во дворе со сверстниками, характер этих контактов, во многом обусловленный различиями в фонетическом строе языка, зачастую вызывал у мальчика далеко не положительные эмоции. Когда количество отрицательных эмоций превысило критический уровень, Марик наотрез отказался от занятий французским.

Это был поступок. Белла Иосифовна и Наум Семенович испробовали все без исключения меры воздействия, за исключением, конечно, непедагогичных, но сломить ребенка не смогли. С учительницей пришлось расстаться. А было тогда Марику всего семь лет.

В течение некоторого времени в семье царил разброд. Никто не понимал, что делать с ребенком дальше. Но тут в Москву приехал дядя Володя из Свердловска, родной брат Беллы Иосифовны, по профессии школьный учитель математики и в прошлом фронтовик. Дядя Володя поселился у Цейтлиных, мгновенно покорил Марика рассказами о войне и обучил игре в подкидного дурака. Именно дядя Володя как-то за чаем сказал Науму Семеновичу:

– Знаешь, Нема, а у мальчишки определенные математические способности.

– С чего это ты взял? – поинтересовался Наум Семенович. – Они цифр-то не знает.

– Знает, – с полной ответственностью заявил дядя Володя. – А если хочешь убедиться, я тебе сейчас покажу одну штуку. Марик! Иди сюда!

Марик вышел из другой комнаты. Дядя Володя достал из буфета колоду карт.

Наум Семенович не считал карточную игру, тем более в подкидного дурака, каким-то особым пороком, но играть ему приходилось редко, а уж мысль о том, чтобы сесть за карты с собственным сыном, ему вообще никогда не приходила в голову. Выигрыш Марика в первой партии Наум Семенович воспринял спокойно. Когда же было сыграно шесть партий, оказалось, что Марик выигрывает с роковой неизбежностью. Если же он проигрывает, то выигрывает дядя Володя, и никак иначе.

– Вы сговорились, – констатировал шестикратный дурак, оставшись в седьмой раз с третью колоды на руках.

– А вот и нет, – возразил дядя Володя. – Я тебе обещал кое-что показать. Сдаем еще раз.

Когда около половины карт ушло в сброс, дядя Володя спросил:

– Марик, какие карты на руках у папы?

У Наума Семеновича было девять карт. Марик безошибочно назвал семь из них, а у двух оставшихся определил масть. Дядя Володя передал свои карты Науму Семеновичу.

– А у меня?

Точность результата была той же.

– Ну как? – поинтересовался дядя Володя у Наума Семеновича.

– Не может быть, – сказал потрясенный отец. – Давай по новой.

Эксперимент был проведен еще трижды, причем в третий раз – в присутствии вызванной с кухни Беллы Иосифовны.

– Володя, – спросила Белла Иосифовна, когда Марик был отправлен спать, – а почему ты все-таки думаешь, что у него будет хорошо с математикой?

– А потому, – авторитетно ответил дядя Володя, – что я его учил, как держать карты в руках, как класть их на стол и что старше чего. До того, чтобы их считать, он додумался сам и делает это лучше меня.

В результате дядя Володя, с общего согласия, взялся развивать математические способности Марика. Способности действительно были. Всякого рода занимательные задачки Марик щелкал как орешки, не пренебрегая при этом и отработкой чисто технических приемов. В результате, определение момента встречи двух пешеходов или степени наполнения бассейна не вызывало у него никаких трудностей, что и определило впоследствии школьную часть его биографии. На уроках арифметики, а потом алгебры и геометрии, Марику было решительно нечего делать. Все контрольные работы он писал мгновенно и если, вместо ожидаемой пятерки, получал четверку, то только из-за погрешностей оформления и арифметических ошибок, поскольку на такие мелочи Марик внимания не обращал. По два раза в год его посылали на математические олимпиады, откуда Марик неизменно возвращался с наградами. Один раз про него даже написали в «Комсомольской правде». К середине восьмого класса Марик был вполне готов к тому, чтобы сдавать вступительные экзамены по математике в институт.

Забегая вперед, скажем, что математика из Марка не вышло. Вышел человек, хорошо владеющий определенной математической техникой. И суть не в том, была в нем потребная для математического гения божья искра или ее не было. Как говорится, посеешь характер – пожнешь судьбу.

Во все последующие годы жизнь Марка складывалась по одной и той же схеме.

Выбиралась некоторая область деятельности, которая, по тем или иным причинам, представляла для него интерес. Выбор этот, как и в истории с математикой, происходил зачастую по воле случая. Поскольку способности у Марка, как уже говорилось, были действительно незаурядные, и подкреплялись они удивительным упорством, то Марк довольно быстро выходил в избранной области на рубеж, который давал ему ощутимое превосходство над окружающими, после чего терял к повышению квалификации всякий интерес. Так было с математикой, где накопленная в молодые годы эрудиция соответствовала второму курсу мехмата – этот уровень так и остался неизменным во все академические годы. Марк начал играть в шахматы, дошел до какого-то разряда и остановился, потому что у всех знакомых он выигрывал, а большего ему нужно не было. Когда он смог купить машину (поначалу это был подержанный «Запорожец»), то сжигал по баку бензина ежедневно, осваивая технику вождения. В итоге Марк научился обгонять каждого, кто ехал в одном с ним направлении, однако по-настоящему классным водителем все же не стал. И так далее.

Во всем, чем бы он ни занимался, Марк Цейтлин был полупрофессионалом, но всегда рвался сыграть первую роль. Со временем эта тяга к лидерству приобрела несколько болезненный характер. Скажем, если представить себе, что некоторая компания с участием Марка задумала бы поиграть, к примеру, в Чапаева, то можно безошибочно утверждать: во-первых, Марк лучше всех прочих знал бы историю чапаевских походов и без него игра была бы не такой интересной; во-вторых, если бы Чапаевым был назначен не он, а кто-то другой, то игра не началась бы ни сегодня, ни завтра, поскольку Марк втянул бы всех в серьезную дискуссию о правильном определении своего статуса; а в-третьих, если бы Марка все-таки, вопреки его желанию, назначили Петькой, то довольно быстро оказалось бы, что Петька пытается командовать Чапаевым, причем весьма настырно.