Текст книги "Большая пайка"

Ультиматум

Встреча с Фрэнком Эл Капоне оказалась очень непростой. Этого, впрочем, и следовало ожидать.

Началось с того, что Фрэнк категорически отказался входить в клуб в одиночку. С ним было пять человек – два кавказца и три славянина – огромные, накачанные, с торчащими из-под пиджаков рукоятками пистолетов. Когда Ларри вышел на шум, обстановка в холле уже накалилась. Фрэнк стоял у зеркала в углу и неторопливо причесывался, а две противостоящие группы вооруженных людей – сопровождение Фрэнка и инфокаровская служба безопасности – угрожающе рычали друг на друга.

– Выйдем, – предлагал начальнику смены кавказец, держа руку у пояса, – давай выйдем отсюда, я с тобой сейчас разберусь. У тебя три жизни, да?

Ларри, сделав своей охране чуть заметный знак и лучезарно улыбнувшись, пошел по направлению к Фрэнку, раскрывая объятия. Фрэнк отвернулся от зеркала и тоже заулыбался.

– Ларри Георгиевич? – утвердительно спросил он. – Салям алейкюм, уважаемый. Столько слышал, очень рад познакомиться.

– Мы встречались, – ласково напомнил Ларри, обнимая гостя. – Два года назад, в Саратове. На свадьбе у одного человека.

– Правильно! – Фрэнк осторожно хлопнул себя по голове. – Совсем плохая память стала, просто никуда. Все забываю, ничего не держится. Пора на покой, поеду на родину. Вот только бизнес передам партнерам, – он махнул рукой в сторону сопровождавших его людей, – и сразу же поеду…

Ссылаясь на то, что без «партнеров» он никаких разговоров вести не может, Фрэнк наотрез отказался от единоличной встречи с Платоном. А на доводы Ларри – мол, здесь не принято беседовать с оружием в руках, – резонно возразил, что есть и другие места, где к этому относятся намного спокойнее.

– Уважаемый, – сказал Фрэнк, – ты же знаешь, у нас на Кавказе оружие – первое дело для мужчины. Без штанов можно на улицу выйти, без пистолета никак нельзя. А твои шумят, кричат, требуют оружие сдать. Обидно, понимаешь.

– Эти тоже, что ли, кавказцы? – с уважением отнесясь к народным обычаям, спросил Ларри, кивая в сторону возвышающихся под потолок русских богатырей. – У них вроде бы и папы, и мамы русские.

Фрэнк рассмеялся дребезжащим голоском.

– Так тоже часто бывает, – пошутил он. – Папа русский, мама русская, а сам – кавказец.

Ларри по достоинству оценил юмор собеседника, но впускать во внутренние помещения клуба вооруженных до зубов «партнеров» отказался категорически.

Сошлись на том, что прямо сейчас, чтобы не тратить времени зря, все поедут в «Метрополь». Если уважаемым господам, которые так настойчиво требовали встречи с господином Эл Капоне, нужно взять с собой охрану, – пожалуйста. Нет проблем.

Там будет тихий отдельный столик на троих, за которым можно хорошо покушать. И поговорить о делах. В «Метрополе» присутствие на переговорах «партнеров» было для Фрэнка, судя по всему, излишним.

Фрэнк сел за накрытый стол последним, дождался, когда официант удалится на приличное расстояние, сунул руку во внутренний карман пиджака, вытащил диктофон с болтающимся на черном проводке микрофончиком и, небрежно положив его на скатерть, вопросительно посмотрел на Платона.

– У меня ничего нет, – сказал Платон, изъявляя готовность расстегнуть пиджак.

Он говорил чистую правду. Диктофон был вделан в лежавший на столе серебряный портсигар Ларри. Платон знал, что раз уж их привезли в «Метрополь», то жест Фрэнка был элементарным надувательством – наверняка столик и слушается, и пишется.

Ларри промолчал весь вечер, предоставив Платону самому выяснять отношения с Фрэнком. Выслушав претензии Платона, Фрэнк явно загрустил и чистосердечно признал, что к Первому Народному банку он действительно имел отношение. Но довольно давно. Год назад. Или два. А потом его это перестало интересовать. Вот рынок – он понимает. И ресторан понимает. А с банком трудно. Фактически ничего нельзя проконтролировать. Поэтому Фрэнк его продал. Вернее – подарил. И теперь этот банк принадлежит совсем другим людям. Иностранцам. Одному знакомому греку с Кипра и его партнерам. Три миллиона долларов? Ай-яй-яй, какая жалость… Так в чем вопрос? Да, держатель реестра – вроде бы из наших. Ну и что? Это же одно название – бумажки хранит, учет акционеров, то да се… «Балчуг»? Да, что-то слышал. Так это вашего человека там ранили? Что, убили?.. Пусть ему земля будет пухом, ах, горе какое… Наверное, семья, дети? Может, чем-нибудь надо помочь семье? Десять тысяч, двадцать тысяч? Хоть никогда и не были знакомы, но когда такое горе… Банк взорвали? Ай, что делается! Беспредел! Тоже всех убили? Нет? Ну слава аллаху! А мы с вашим банком можем совместный бизнес делать?

Несмотря на ногу Ларри, безжалостно давившую под столом на его ступню, Платон в конце концов не выдержал издевательства и сорвался.

– Мы ищем тех, кто все это устроил, – отчетливо произнес он. – Думали, вы нам поможете. Жаль, что разговор не получился. Я хочу вам сказать, что мы намерены предпринять…

– Зачем же это? – искренне удивился Фрэнк Эл Капоне. – У вас свой бизнес, у меня – свой. Зачем мне знать лишнее?

Платон получил под столом ощутимый удар по коленке, на мгновение скривился, помолчал и сказал уже более спокойным голосом:

– А вдруг в течение ближайших трех дней вам – совершенно случайно – станет известно, к кому у нас претензии… Может быть, окажется, что эти люди вам знакомы. Возможно такое?

Фрэнк прикрыл глаза и зашелестел четками.

– Наверное, возможно, – продолжил Платон. – И три миллиона, и стрельба у «Балчуга», и взрыв в банке – у всего этого ноги из одного места растут. И кое-какие имена нам известны. Если в течение трех дней нам вернут наши деньги и выплатят компенсацию, мы будем считать вопрос закрытым. Если нет, то через три дня мы передаем всю информацию нашим людям в прокуратуре и МВД. Вам наши связи известны, правда ведь? Мы можем заставить этих людей работать, но не можем диктовать им, что надо делать, а что не надо. И я не исключаю, что они могут наехать не на тех. На кого угодно могут наехать, пока не выйдут на вашего знакомого грека с Кипра.

– Не понимаю я, о чем вы, – огорченно произнес Фрэнк. – Клянусь этим столом, не понимаю. Какие-то три дня… В моем бизнесе обычно год… Ну полгода…

– Три дня! – Платон поднялся, игнорируя подаваемые Ларри знаки. – Первый день начинается завтра в девять утра, в девять вечера заканчивается. До свиданья!

– Ахмету Магомедовичу большой привет передавайте при встрече, – сказал им вдогонку Фрэнк. – Его ведь сейчас нет в стране, правда?

В клуб Платон и Ларри возвращались на одной машине, но разговора не получилось. Платон искоса поглядывал на Ларри. Тот сосредоточенно молчал.

Заговорил он только в кабинете Платона, когда принесли чай и дверь плотно закрылась.

– Давай Федора Федоровича позовем, – сказал Ларри. – Надо посоветоваться.

Когда сверху спустился Федор Федорович, продремавший все это время в комнате отдыха, Ларри начал.

– Я очень волновался, – сообщил он, раскуривая сигару. – Очень. Потом я подумал и решил, что все правильно…

– Ты мне все ноги оттоптал, – пожаловался Платон.

Ларри ухмыльнулся в желтые усы и похлопал Платона по плечу.

– Надо посоветоваться, как быть дальше, – сказал он сквозь дым. – Тут такая история, Федор Федорович. Фрэнк крутит, говорит, что банк уже давно продал и вообще ни при чем. Ну, это понятно. Ему известно, что Ахмета в Москве нет, а если даже Ахмет и вернется неожиданно, то в это дело не полезет. Но про МВД и прокуратуру Фрэнк услышал и усвоил. И прекрасно понимает, что его вещевые рынки могут в два счета прикрыть на неопределенный срок. А Фрэнку это неинтересно. Если как следует покопают, могут и на поставки оружия выйти, и уж тогда он попадет на такие бабки, что не дай бог. Так что ему выгоднее всего разойтись с нами нормально.

– Какие-нибудь сроки назывались? – спросил Федор Федорович.

Ларри кивнул.

– Платон объявил ему три дня. Через три дня мы передаем все материалы нашим людям в прокуратуре. И на Октябрьскую площадь.

– А он что?

– Помотал головой. Говорит – сроки нереальные. Вот если бы год. Ну, может, полгода…

– А вы?

– А что мы? Встали и ушли. Он все понял.

– Ну что ж, – сказал Федор Федорович, – вы думаете, что они через три дня вернут деньги? Вряд ли. Надо готовиться к большой войне.

– Вот и я про это, – кивнул Ларри. – Так просто они деньги не принесут. Нам бы надо на опережение сыграть, но получится не по правилам. Если мы выйдем на прокуратуру прямо сейчас, то вроде как слово нарушим. Могут и другие проблемы возникнуть. Так что придется ждать. А они ждать не будут. И здесь надо хорошо подумать. Я больше всего за Платона опасаюсь. Слушай, может, мы отправим тебя куда-нибудь – в Швейцарию или в Киев? У меня в Киеве надежные люди есть. Или где-нибудь в шалаше поселим?

– Лучше в шалаше, – ответил Платон, о чем-то сосредоточенно размышляя. – В подмосковном Разливе. Или еще где-нибудь, чтобы поближе и связь была нормальная.

– Клуб закрываем? – полувопросительно, полуутвердительно произнес Федор Федорович.

– Угу, – кивнул Ларри. – Клуб закрываем. Центральный офис пусть работает, всем известно, что нас там не бывает. На станциях и стоянках надо усилить охрану. Я сейчас вызову директоров – пусть завтра же с утра установят прожекторы и пустят по периметру собак. Что еще?

– Кто пойдет в прокуратуру? – спросил Федор Федорович.

– Я, – ответил Платон. – Только я. Иначе все в пользу бедных.

Ларри и Федор Федорович переглянулись.

– Значит, если за три дня они вас не найдут, то останется только одна возможность, – сказал Федор Федорович, – Отловить вас по дороге в прокуратуру. Или на Октябрьскую площадь. Это трудно, но в принципе реально.

– Совершенно нереально, – твердо заявил Ларри. – Он же не идиот, чтобы в этой ситуации ехать в прокуратуру на своем «мерседесе». Понятно, что мы его отправим на «Жигулях», на «Запорожце» или, в крайнем случае, на «Газели». Даже если они и перекроют все подъезды, то что? Будут все машины останавливать и проверять?

Федор Федорович покачал головой.

– Не будут. Просто посадят по соседству снайпера. Тот дождется, когда подъедут, и пальнет.

– Снайпера? Напротив прокуратуры?

– Ну и что? Я же говорю, что это трудно. Но реально. Поэтому я предлагаю вот что. Прежде всего, сейчас увозим Платона Михайловича в совершенно надежное место. Про которое вообще никто и ничего не знает. Организуем связь. Усиление охраны – это понятно. А может, вообще закрыть станции на три дня?

– Ни в коем случае, – возразил Платон. – Просто категорически нет! Потом два месяца будем налаживать бизнес. Ни под каким видом!

– Ладно, – кивнул Федор Федорович. – Хотя я бы закрыл… Значит, через три дня посылаем две бригады – одну на Пушкинскую, вторую на Октябрьскую. Пусть прочешут все окрестности. Потом надо еще будет продумать возможные пути отхода.

Наверняка у них и там, и там есть свои люди, и о приезде Платона Михайловича сразу же станет известно. Могут какую-нибудь гадость устроить на выезде.

– А уезжать я буду на своем «мерседесе». Он бронированный. Надо будет только взять пару джипов в сопровождение.

– Тут один уже ездил на бронированном, – мрачно напомнил Ларри. – По дороге с танком не разъехались. Ладно, это я решу. Приезд и отъезд – за мной.

– Какие у нас есть возможности насчет связи? – спросил Федор Федорович. – Этими мобильными пользоваться никак нельзя. Если их сейчас еще и не слушают, то завтра начнут.

Ларри вышел из кабинета и через несколько минут вернулся с небольшой черной сумкой.

– В Германии купил, – сказал он, вываливая содержимое сумки на стол. – Здесь пять аппаратов. С роумингом. У них прямые берлинские номера. На них с наших телефонов надо звонить, как в Германию, – восемь, десять, сорок девять и так далее. А с них на московские номера – вот так: набираешь крестик, потом сразу московский номер. Здесь ими никто еще не пользовался. Один я себе возьму, один – тебе. Этот – вам, Федор Федорович. Кому-нибудь еще даем?

– Пусть у тебя еще один будет, – приказал Платон. – А последний отдай Марии. Надо ей сообщить мой номер. И чтобы ни с каких других телефонов мне не звонила.

Ларри кивнул и сел переписывать номера телефонов на четыре оранжевые бумажки.

– Давайте черту подведем, – сказал он, закончив и раздав бумажки. – Со связью мы разобрались. Клуб закрываем – решили. Со станциями решили. Подходы к прокуратуре и к МВД в пятницу перекрываем – это вы, Федор Федорович. Приезд, отъезд – это я. Ничего не забыл? Значит, осталось только тебя куда-нибудь пристроить. Идеи есть?

– Дача исключается, – заметил Федор Федорович. – Нужно абсолютно незасвеченное место. Где Платон Михайлович ни разу не был. А на улице поставить наружку. Есть такое место?

– Есть! – просиял Платон. – Одно такое место еще есть. Эй! Быстро, вызовите сюда Марию. Пусть немедленно приезжает.

Когда он выскочил на минуту из кабинета, Федор Федорович вопросительно посмотрел на Ларри.

– Вы знаете, что он имеет в виду?

– Похоже, что знаю, – медленно ответил Ларри. – А что? Не так уж и плохо. Наверное, даже хорошо. Оттуда он точно три дня на улицу носу не покажет.

Лепорелла ошибается

Девушку Фиру Мария нашла не в модельном агентстве. Фира пришла сама – насчет работы – и нарвалась на Ленку, которая быстро выяснила, что печатать девица не умеет, компьютер видит впервые в жизни, а английским владеет в пределах пятого класса средней школы. Мария, спешившая с какими-то документами, увидела Фиру, когда та уже стояла в дверях и изо всех сил старалась не зареветь. Мария пролетела было мимо, потом поворотилась, осмотрела Фиру с головы до ног, вернулась, задала несколько вопросов, решительно взяла девушку за руку, отвела в кабинет Платона, осиротевший после открытия клуба, усадила под пальмой и потребовала у буфетчиков чаю, минералки и сигарет.

Отец у Фиры был московским узбеком, еще в конце восьмидесятых попавшим под колесницу, запущенную Гдляном и Ивановым. Куда он делся после этого, Фира либо и вправду не знала, либо не хотела говорить. В девяносто втором мать увезла ее в Ригу, откуда и была родом, а московскую квартиру сдала на два года иностранцам. В Риге мать нашла себе хахаля, с которым у Фиры не сложились отношения, и когда Фира сказала, что хочет вернуться в Москву попытать счастья, мать особо не возражала. Тем более что будущее Фиры не вызывало у нее сомнений.

* * *

Фира унаследовала от матери стройную фигуру, высокую грудь, длинные ноги и густую гриву соломенно-желтых волос. От отца – темно-карие глаза, смуглую кожу и выдающиеся скулы. Попадавшиеся на ее пути парни шалели и теряли дар речи.

Фира прекрасно представляла себе, как она будет жить в Москве и чем будет заниматься. Конечно же, устроится на фирму, которая ведет большие дела. В эту фирму будут приходить на переговоры важные иностранцы, а она будет принимать их, угощать кофе и коньяком. Иностранцы станут дарить ей цветы и всякие безделушки, приглашать в рестораны. А потом появится ОН – наверное, американец, – потеряет голову и увезет Фиру навсегда в Штаты.

Фира возлагала большие надежды на квартирантов. Если люди платят за квартиру тысячу долларов в месяц, то, скорее всего, у них неплохой бизнес, и, увидев Фиру, они вполне смогут предложить ей работу. Тогда-то она себя и покажет. Это ничего, что квартиранты не из Америки, а всего лишь из Индии. Для первого шага Индия тоже сгодится.

Но квартиранты Фиру разочаровали. Они два года успешно торговали индийскими самоцветами, потом вошли в клинч с налоговыми органами, разорились на взятках и теперь спешно сворачивались. Когда Фира появилась в квартире, исполнявшей по совместительству и роль офиса, индусов там уже не было.

Остались только пустые папки, сваленные в кучу на кухне, да пухлая визитница с карточками. Оттуда Фира и узнала про существование «Инфокара».

Мария мгновенно оценила, с каким материалом ей довелось столкнуться.

Внешние данные – исключительные. Наличие трехкомнатной квартиры в Москве – неоценимое достоинство. На прямой вопрос девушка, несколько смутившись, ответила, что да, был один мужчина, еще в седьмом классе, но сейчас никого нет.

Значит, не шлюха, это тоже плюс. Остаются шлифовка и доводка.

Три месяца Мария доводила Фиру до кондиции – спортзалы, массажные кабинеты, четыре часа занятий английским ежедневно, парикмахерские и портнихи, – а потом повезла ее в Третьяковку, где открывалась выставка из частных коллекций и куда обязательно должен был приехать Платон.

Мария вооружила Фиру пейджером, надежно укрыла в одном из соседних залов и приказала появиться по сигналу в дверном проеме и там замереть. Сигнал поступил, когда официальные лица уже отговорили и слово дали Платону как генеральному спонсору.

Платон взял в правую руку микрофон, собрался с мыслями, открыл рот и тут увидел у входа в зал Фиру. Микрофон бессильно опустился вниз. Собравшиеся в зале повернулись к двери и онемели. Кто-то закашлялся. Продолжавшаяся минуту гробовая тишина ознаменовала абсолютное и бесспорное торжество Марии. Придя в себя, Платон что-то пролепетал, сунул микрофон охраннику и стал пробиваться сквозь толпу. Но Фиры уже не было. Повинуясь полученным от Марии инструкциям, она исчезла, как Золушка, не оставив ни хрустального башмачка, ни иных следов.

В тот же вечер Мария призналась Платону, что прекрасную незнакомку привела она, но у той практически не было времени, чем и объясняется поспешное исчезновение. На самом деле Мария приказала Фире сгинуть только потому, что Платон был не один, а с предыдущей пассией, тоже подобранной Марией, и она не хотела скандала. Тем более что через два часа Платон должен был улетать, и знакомство не имело бы немедленного продолжения. Сразу же после возвращения Платона началась заваруха, и ему стало не до Фиры. А теперь, когда понадобилась незасвеченная квартира, все складывалось просто наилучшим образом.

Платон, естественно, не стал рассказывать вызванной в клуб Марии, что ему грозит реальная опасность, а потому нужно надежное укрытие. Он просто сказал, что хочет отдохнуть и отвлечься, и главное – чтобы его никто не дергал. Если эта девочка… ну та самая… с выставки… А? Только отсюда звонить не надо. Лучше поехать к ней и выяснить. Договорились?

Мария вернулась через час и утвердительно кивнула. Платон просиял, схватил бумажку с адресом, вызвал администратора и распорядился. В машину, которую определил Ларри, потащили шампанское и снедь. Платон протянул Марии один из немецких телефонных аппаратов и сказал:

– Вот… Это тебе, на три дня. По нему тебе могу звонить только я. И Ларри. И еще Федор Федорович. Вот тебе еще мой номер телефона. Если что-то неотложное, звони мне только по нему. Ларри тебе объяснит… Надо набрать восемь, потом десять, потом еще что-то. Он точно скажет. Больше ни по каким телефонам мне не звони. Считай, что меня нет. Поняла? В четверг вечером я сообщу, во сколько мне будет нужна машина в пятницу. Все, обнимаю тебя.

И Платон умчался.

Заручившись обещанием Марии свести его с запропастившимся Платоном, Марк вообще перестал давать ей проходу. Каждые полчаса он звонил Марии со всех телефонов, время от времени вызывал на собеседование в коридор, проникновенно заглядывал в глаза. Брал на жалость. Мария держалась, как партизанка. Тем более что Платон, похоже, всерьез обосновался у Фиры на все три дня. Ни одного звонка, даже по новому телефону. Сказать Марку было решительно нечего. Не может же Мария, в самом деле, сообщить ему засекреченный адрес. С Марка станется припереться туда для разговора, а Платон специально укрылся от всех, чтобы хоть немного передохнуть. Этого Платон уж точно не простит. Другое дело, если Марк случайно окажется по соседству, когда Платон будет в пятницу выходить из подъезда. Мало ли что – ехал мимо, увидел, подошел… Через некоторое время Мария сдалась и сказала Марку:

– Ладно. Только потому, что обещала. Он в четверг обещал позвонить и сказать, во сколько подавать машину.

– А куда?

– И куда – тоже, – солгала Мария. – Вот тогда и сообщу.

В четверг около девяти вечера Марк позвонил Марии по внутреннему телефону и трагическим голосом сообщил:

– Я сейчас должен отъехать. На переговоры. Наверное, уже не вернусь. Как только пройдет информация, дай мне знать по мобильному. Он будет включен все время. Или сбрось на пейджер.

Платон вышел на связь ровно в полночь, спросил привычно, как дела, и, не дослушав ответа, попросил прислать машину к половине одиннадцатого. А также проинформировать Ларри и Эф-Эф.

Мария все исполнила и стала звонить Марку. Тот не отзывался – противный голос сообщал из трубки, что мобильный телефон абонента выключен или находится вне зоны обслуживания. Так оно и было на самом деле. В соответствии с давней традицией Марк, готовясь к завтрашнему решительному разговору, пошел в баню.

Пейджер он оставил в пиджаке, который повесил в шкаф, а сумку с телефоном поставил на столик, рядом с пивом и едой.

Случилось так, что, когда Марк совершал свой первый заход в парную, официант нечаянно толкнул сумку, и она упала на пол. Чертыхнувшись про себя и воровато оглянувшись, официант поднял сумку и поставил на прежнее место.

Конечно же, он не мог знать, что батарейка мобильника при падении отскочила и телефон благополучно выключился. А Марк обнаружил это лишь в третьем часу, когда уже было поздно что-либо изменить.

Отчаявшись добраться до Цейтлина по телефону, Мария набрала номер пейджинговой службы и сказала:

– Сообщение для абонента одиннадцать-шестнадцать. Марк Наумович, срочно позвоните в «Инфокар». Для вас есть информация.

Однако слабый писк оставшегося в шкафу пейджера не пробивался сквозь гремевшую в предбаннике музыку. Мария еще два раза посылала сообщение, но звонка Марка так и не дождалась. Она посмотрела на часы, разозлилась, снова набрала пейджинговую службу и передала новое сообщение:

– Марк Наумович, запишите адрес: Стромынка шесть, подъезд два, в половине одиннадцатого утра. Мария.

Это сообщение Марк прочел в третьем часу, когда одевался. Но он был не первым.