Текст книги "Смеющийся дом. Первая книга из серии «Смеющийся дом»"

Глава XIV.
Хрустальянский день звонка

Звучит одна из моих любимых, ритмичная и танцевальная песня «Давай поспорим…». Сразу начинаю пританцовывать в такт. И улыбаться. На каком-то моменте трансляция сбилась, и песня пошла заново. Не беда! Я танцую от души, такое очень редко себе позволяю. Оказывается, проснулась.

Значит, спала. Значит, это телефон мой принимает входящий вызов такими танцами! Кто-то прорывается в эфир для разговора со мною. «Давай, Ксения, открывай глаза. Да побыстрее!» Побыстрее так побыстрее. Не тратя время на полное просыпание, решаюсь сесть на диване рывком, склонив голову вперед и в сторону и таща туловище за ней.

Удар! Да что же это такое? Впереди меня откуда-то стена сплошная?! Я сплю еще? Натирая ушибленное место, наконец-то соизволила открыть глаза и окончательно проснуться. Оказывается, легла вчера перед сном головой в другую сторону. И перепутала спросонок свободное пространство возле дивана одной стороны со смежной стенкой на другой стороне. В окне темень. А телефон так и звонит. Да это мой Андрюша! Вторая моя половинка в четыре утра поговорить хочет, а я растанцевалась!

– Але? Андрей, как ты? У нас все хорошо. Соскучились ужасно. Сколько время? У нас четыре часа утра. Да ладно, не извиняйся. Свои люди – сочтемся. Любимый, когда ты к нам, а? – не могу я остановиться в череде вопросов.

– Обед? У вас обед? Ангела за трапезой! Наградили? Тебя? Слава Богу! Как во время войны, да? Кратковременный отпуск домой? Здорово! Как же мы все скучаем без тебя! Идти надо? Ладно, передам детям поклон. Стой, Андрей! Давай домой на самолете, а то дни потратишь на поезд, а тут красота, лето почти. Вот детвора обрадуется! И я целую, всех благ и здоровья. С Богом!

Остаюсь сидеть, осчастливленная. Хочу и детей сразу разбудить да порадовать. «Не надо, Ксюша, не надо! Попозже!»

Чем заняться после молитвы? Подготовлюсь к переаттестации. Одежду приготовлю, более или менее подходящую для такого случая. Вот и ладненько. Зашуршала вещами, бумагами и документами. Подготовка…

Максюша проснулся самый первый.

– Ты не представляешь, мам, что у нас на Олимпиаде по Православию было! – Сын явно пытался заинтриговать.

– Пожарная сигнализация сработала? – удивляюсь я. Но на мой вопрос отрицательно качает головой Макс. – Вам по целому торту каждому подарили? – продолжаю веселить его. Опять отрицает. Пусть радуется. Мы уже оба ухохатываемся. – А! После Олимпиады Православный бал был? – Мои брови и глаза достигли своей высшей точки по вертикали.

Цель достигнута. Сын развеселился не на шутку:

– Да нет пока! Заводили нас в классы, набирая по одному человеку из разных школ. Никто никого не знает, и знакомиться нет времени. Так вот! Захожу я в кабинет, где мне указали писать Олимпиаду. Присаживаюсь, настраиваюсь. Огляделся! Вот это да! Справа сидит Дима Тростников. Слева сидит Александр Беляевский! Представляешь? – И видно по лицу сына, что он заново переживает этот необычный момент. – Не успел я осмыслить происходящее, чувствую, что меня сзади кто-то ручкой по плечу стукнул. Я сразу назад. А там – Сан Саныч сидит. Ну, девушка та, Козина. Которая чемпионка по боевому самбо! – Максим опять по своей старой привычке смеется, прикладывая раскрытую ладонь ко лбу. – Ты представляешь, мама? Мы все, кто учился в одной воскресной школе у тебя, собрались через несколько лет после ее окончания опять в таком составе. Только на другой территории!

Сын с радостью вспоминает тот день, спокойно улыбается и продолжает:

– Ну, мы не лыком шиты. Поняли, что вида показывать не надо. Писали Олимпиаду и умудрялись помогать друг другу. Вопросов о различных годах было много. В итоге все-все ответили и пообщались еще немного потом на улице. Они тебе все поклон передают. Вот такие дела! – совсем по-взрослому окончил рассказ Максим.

Надо мне, наверное, вердикт вынести. Не понравилось мне, что они друг другу подсказывали, но…

– Написали да написали! Иди детей поднимать. Обрадуй: папа с вахты едет.

– Да ты что, мама? – Максим поспешил поднять детей и сообщить им долгожданную весть.

– Двести первая мотострелковая дивизия, равняйсь! Смирно! К нам едет генерал Андрей Витальевич Свистун. Подъем! Приступить всем к своим обязанностям!

Все перемешалось в нашем доме: портфели, улыбки, доклады, документы, веселые возгласы. А причиной этому послужила весть о скором приезде отца!

Разошлись. Даже Захар уходил в садик, припрыгивая и напевая о том, что папа едет! Последним ушел Тихон. Правда, он сразу вернулся, неся в руках неопределенного значения и содержания листок бумаги.

– Глянь, ма! В нашем письменном ящике аккуратно сложенное письмо лежало. На! – И протягивает мне лист бумаги, на котором сразу бросилась в глаза аббревиатура УФМС.

Вот оно. Ранее пропавшее содержимое вскрытого конверта! Видимо, люди почитали-почитали и решили вернуть адресату из-за важности. Это я так, к слову. Мы с благодарностью еще раз помолились за тех людей, кто письмо вернул. И сразу за тех людей, кто письмо открыл…

Ушел и Тихон, предупредив:

– Там какой-то напряг на подработке. Меня просили после школы выйти. Так что не упускайте меня из виду. Все в порядке! Ангела-Хранителя!

Остались мы теперь с Верой одни. Говорю ей:

– Доня! Побольше игрушек возьми. Сегодня тихо-тихо тебе сидеть придется. У меня урок на Богословском, переаттестация, урок на регентском. Да еще и службу попросили вечером спеть, помочь тете Алине. Помнишь ее? – начинаю я настраивать дочу на продолжительный день.

– Нет, не помню, – смущенно отвечает Вера.

– Да как же не помнишь? Она всегда тебе деньги дарила. Ну? – наседаю я на нее.

– А! Тетя Лина? Да? Пойдем к ней? – оживилась Вера.

– Обязательно пойдем. Вечером. А до вечера дожить надо. Пошли дела делать!

И начали мы навьючиваться своими необходимостями в дорогу… Решила поехать на машине, в виде исключения, так сказать. Думаю, так устанем, что вообще в конце дня на такси сядем. Лучше на своей машине.

Дорога привела нас в Епархиальный Православный Центр. Чего тут только нет… Но нам нужны Богословские курсы. С утра! С обеда – разберемся дальше, что там на повестке дня. Нужно решать проблемы по мере их поступления!

Пришли мы с Верой вовремя. Все чин чином. Помолились вместе с учащимися перед началом учения. Усадила я дочку на ее излюбленное место в центре событий: в крайнем ряду на средней паре. Вот так она привыкла. Там ей нравится. В какую бы сторону Вера ни глянула, она в курсе происходящего.

Начался урок Богослужебного Устава Русской Православной Церкви. Учебное спокойствие длилось не очень долго: его прервал звонок телефона. Звонил не кто иной, как сам Никон Викторович, председатель той самой аттестационной комиссии.

– Але, Никон Викторович! Да, урок веду. Хорошо, заканчиваем скоро. Постараюсь, – культурно стараюсь ответить ему, хотя мысли мои далеки от культуры и земли.

– Сейчас Юлия придет. Дайте ей ваши материалы, документы, последние наработки и книги. Я знаю, вы книгу выпустили. А потом и сами подходите в Актовый зал. Мы вас ждем!

Я сейчас так далека от этой комиссии, что не раздумывая продолжаю урок дальше. Однако предусмотрительно кладу документы, доклад и последнюю свою книгу «Канонарх» на первую парту возле входной двери в класс.

Братья ждут продолжения урока. Словно гром среди ясного неба прозвучал стук в дверь нашей аудитории. Нас опять отвлекают:

– Тук-тук, Ксения Николаевна. – В класс быстро вошла молодая, стройная, с красивыми длинными косами, светловолосая Юлия, секретарь Центра. – Я за папками вашими, давайте мне их, – нараспев говорит она, явно рассчитывая на мимолетное одновременное внимание тридцати парней.

Но не тут-то было! Забрав мои папки, секретарь вышла. Братья не глянули в ее сторону, увлеченные ходом урока, приближающегося к своему завершению. Я заканчиваю:

– Теперь можно помолиться после урока. И пойдемте все вместе на обед, в трапезную!

– Кашу, кашу, кашу! – нараспев затянул Виталий, подражая героине из детского мультика.

Ребята сразу начали веселиться, смеяться и продолжили:

– Сейчас я буду кушать, – высоким голосом говорит Иван.

– Сейчас меня покормят, – в тон ему продолжает Николай.

Так и вышли дружно, мирно и радостно! Центристы веселой толпой пришли в трапезную. Тут и мы с Верочкой примкнули к ним.

Решительная, смелая и такая твердая Ольга Аникина. Первогодка с Регентской школы, с какой-то военной выправкой сразу взяла Веру за руку. Испросив моего разрешения, стала ее усаживать, подавать еду, кормить и оберегать на трапезе. Меня братья проводили до специального отдельно стоящего стола для преподавателей и священников. Усадили.

На первый поток обеда, когда все дружно молятся, едят под чтение Жития* и снова вместе благодарят после трапезы, мы опоздали. В связи с этим каждый из вновь вошедших студентов молился сам. Брал на раздаче себе еду сам. И употреблял ее тоже сам. Дежурный брат принес обед мне на стол. Я прошептала молитву и с радостью стала вкушать. Шума не было. Разговоры – только необходимые, вполголоса. Благодать! Как водится, никто ни на кого не смотрит – приучены держать глаза в своей тарелке! Мои тарелки полны, и я готова к принятию «видимых Даров Духа Святого».

Сижу одна за своим преподавательским, длинным и широким, стоящим поперек остальных столом. Заходит в трапезную молодой и обильно бородатый полный батюшка с огненно-рыжими волосами. Он у меня не обучался. Но лицо его показалось знакомым – значит, все равно из наших Центристов какого-либо выпуска. Волей-неволей (эх, сказывается преподавание Устава) пробегает мысль об указании на рукоположение священников с рыжими волосами оттенка огня. Об этом мне поведал однажды батюшка Василий, рассказывая о том, почему в КГБ не найдешь ни одного рыжего работника. Вернее, не просто рыжего (с пшеничного цвета волосами), а именно с рыжими волосами огненного оттенка. В то время я и стала изучать этот вопрос. Но сейчас… Я тоже приучена смотреть в свою тарелку. Спокойно трапезничаю дальше, поздоровавшись с вошедшим кивком головы.

Дежурные ребята суетятся, подавая ему обед. Он присел. Начал трапезничать. Я стала дальше размышлять о предстоящем уроке в школе Регентов. Как водится, сразу попала в свою особенную творческую атмосферу. Что придумать сегодня Регентам такое-этакое? Мне показалось, батюшка что-то молвил в мою сторону. Опускаюсь на землю и вежливо переспрашиваю:

– Что, батюшка, говорите? – На лице моем прописалась сама невинность.

– Пересядь, говорю, вон туда! Этот стол – для священников и преподавателей! – А голос у него, оказывается, такой сильный, объемный и очень громкий. Такой, что сразу все трапезники, а особенно горстка братьев-Богословов, посмотрели в мою сторону.

У одного из них, Вани Никитина, созрел план по защите моего «хрупкого женского естества». Он выпрямился, отложил вазу с хлебом и даже успел шагнуть по направлению к сказавшему. Но! Я в три раза старше него, и мысль моя бегает в три раза быстрее. Взяла тарелку, ложку, хлеб. Спокойненько пересела за перпендикулярно стоящий стол, находящийся недалеко от огненно-рыжего батюшки. И продолжила вкушать. Прячу свою улыбку. Вопросов от моих студентов не избежать! Хорошо! Отлично! Объясню им необходимость совпадения высоких слов о смирении с нашей текущей жизнью.

Большинство студентов отобедали и разбежались по аудиториям. Смотрю на Веру с Олей и понимаю, что у них полная идиллия.

Дочь слушает, раскрыв глазенки, а Ольга рассказывает сюжет какого-то мультфильма. Так со стороны мне показалось. Она энергично прискакивает и размахивает одной рукой, будто мчится на коне и подгоняет его плеткой! То пригнув голову, то выправив плечи, то оглядываясь куда-то назад, рассказчица успевает при этом покачивать головой с сожалением. Даже взгляд ее преобразился. Да она артистка! Как можно именно так рассказывать? Ее в эту минуту стоит заснять и сделать героиней фильма!

Пора и честь знать! Это я себе. Половина ребят ушли наверх, в свои классы. Для меня это обозначает скорое время урока в Регентской Школе. Оля увидела мое намерение «закруглиться». Свернув свое удивительное и необычное повествование и помолившись с дочей, подошла ко мне. Думаю, сейчас спрошу! И, что удивительно, спрашиваю:

– Оля! Ты как сюда попала?

Она сразу поняла подтекст вопроса. Как-то обмякнув, расслабившись, улыбнувшись и подняв свои черные бровки вверх, ответила, протягивая при этом ударный слог и пожимая плечами:

– Не знаю. – Оживилась вновь. Пригвождая меня к стулу своим решительным взглядом, задает встречный вопрос:

– Ксения Николаевна, а что вы в пятницу делаете с утра?

Теперь мои бровки побежали вверх, но ответить надо:

– Олечка, я с утра готовлюсь. Потом концерт раз. Концерт два. Да еще, милая, мой муж с вахты на побывку приезжает. Сама понимаешь, каждую минуту хочется вместе побыть. А почему ты спрашиваешь?

Ольга задумалась вновь. Присела ко мне, взяла Веру на коленки и, видимо, настроилась о чем-то поведать. Я не ошиблась! Придется чуть припоздать на урок. Человеческий фактор, как говорится! Оля начала свой рассказ:

– Как раз в пятницу у меня соревнования очередные.

– Запомню твое предложение. Стану проситься на твои соревнования время от времени, – пообещала я Оле, чем и порадовала ее. Она продолжила:

– До поступления в Регентскую Школу я занималась верховой ездой. Профессионально! – При последних словах девушка подняла вверх указательный пальчик.

Брат, собирающий с рядом стоящего стола лишнюю посуду, явно не торопился покинуть место своей дислокации. Конечно, не казалось, что он подслушивает. Однако его ближнее к Оле ухо явно выигрывало в размерах по сравнению с другим.

Рассказчица продолжила:

– Лошадей люблю, ухаживать за ними люблю. С детства тренируюсь в Моревской школе наездников. Постоянные репетиции. Участвую в соревнованиях, имею множество наград… – Она делает многозначительную паузу. – Окончила среднюю школу. Решила сначала перед всеми своими будущими делами в жизни поработать конюхом, приготовляя себя к учебе на тренера верховой езды. Работала-работала, радовалась-радовалась, готовилась-готовилась. Старалась. А какой-то день летом завершила, будучи студенткой Регентской Школы. Как это произошло? Как я сюда попала? Ксения Николаевна, вот вам мой ответ: не знаю. Знаю только то, что мне очень нравится петь гласы, читать по-славянски, познавать Устав. Меня отпускают на важные мероприятия в мою конюшню. Понимаете, я счастлива! – собирается поплакать от счастья Оля.

Нет, нет, нет! Так не пойдет! На такой ноте заканчивать удивительное повествование? «Думай, Ксения, думай!»

– Оля-я-я, – улыбаюсь как клоун. – Ты будешь единственная наездница, победившая на мировых соревнованиях. Сорвавшая финишную ленту, поющая на ходу: «Глас пяты-ы-ый, „Да воскреснет Бог и расточатся врази его-о-о!“» – Последние слова я сказала громко, и все, кто был рядом, у кого были разного размера уши, радостно засмеялись. От чуда, от счастья, от милости Бога к нам!

Иду на послеобеденную пару к Регентам по красиво оформленному двору Центра. Цветы, альпинарии, красивые деревья. Уютные уголки со скамеечками. Прудик с гусями, один фазан в огромной клетке. Чего здесь только нет! Глянув на часы, решаю звонить Тихону на работу. Оля забрала Веру с собой на Регентский урок. Так что с ней все хорошо: она окружена всеобщим вниманием. Затянувшееся начало урока, если я припоздаю малость, никто и не заметит.

– Але! Фирма «Дианадресс»? Позовите, пожалуйста, к телефону Свистун Тихона. Он в дизайнерском отделе работает у вас. Я мама его, Ксения Николаевна. Будьте добры, девушка! – прошу я.

Вокруг красота, птички поют. Тенек от нового дерева платана, посаженного детьми нашей певческой школы. В динамике что-то заскрипело, зашкрябало. Сейчас Тихон скажет как всегда: «Да, мамуль!»

– Але! Але! – Я прорываюсь в эфир.

– Да, да, але! Тихон не может подойти, извините. – Девушка на том конце провода явно не собирается общаться по пустякам.

Но мне он нужен! Надо у него спросить! И я настаиваю.

– Почему не может? – плаксивым голосом переспрашиваю ее.

– Он курит. Курит он! Все, женщина, простите, у меня много работы.

Я едва успеваю остановить ее порыв положить трубку. Изо всех сил своего голоса кричу в ответ:

– Миленькая девушка. Передайте, пожалуйста, Тихону, чтобы после работы заехал за мамой и Верой в храм Веры, Надежды, Любови и матери их Софии.

После этих слов в моей трубке послышались гудки. Чего-то сразу и птички замолчали. И дерево какое-то кривоватое. И фазан на одном месте сидит, бедненький. И цветы малюсенькие выросли.

Как же так? Курит?! Тихон?! В голове не усваивается новая информация. Тихон курит?! «Так, Ксения! Ты можешь после занятий об этом подумать? Да! А сегодня с Тихоном вечерком поговорить? Да! Вот и отлично! Господи, дай мне с душевным спокойствием встретить все, что принесет мне наступающий день…» – разве просто так Оптинские старцы именно такую молитву для поддержания жизни нам оставили?

– Со святым днем, братья и сестры! Извините, припоздала! – честно говорю при входе в класс третьего курса Регентской Школы.

Хватко пробежалась глазами по студентам. При взгляде на восстановившегося месяц назад певчего вспомнила о проблеме с его фамилией. Решительно настроилась сегодня эту головоломку победить. Увидела Веру в здравии и благополучии. Помолившись, все вместе мы начали урок Церковного Обихода.

Обиход сейчас у третьего курса для меня обозначает только одно: я могу просидеть всю пару на стуле. Естественно, при этом отдыхая ногами и поясницей. Но голова пусть работает. Анализирует, разговаривает и учит подростков. Учит, учит.

– Ребята, доставайте свои распечатки воскресного канона Октоиха* третьего гласа. Просмотрите свои пометки и напоминания. Сейчас после Блицопроса* встанем к иконам, как всегда. Будем по очереди регентовать хором. А хор будет петь канон и слу-у-ушаться дирижера, – намеренно выделяю и протягиваю ударение. Акцентирую послушание студенту, руководящему хором в какой-либо момент. Начинаем.

Я всматриваюсь в Журнал.

– Отличников давайте не беспокоить. У них все в порядке. А вот оставшихся – давайте дружно подтягивать до хорошего пения.

Вот она. Та странная фамилия вновь восстановившегося студента. Которая несколько уроков подряд вызывает взрыв хохота после ее произнесения. Фамилия его в написании выглядит так: Попукало. Первый раз я его вызвала с ударением на последней «а»: Попука́ло. Это и вызвало гогот молодежи. Второй раз, помня об этом, вызвала его отвечать, сделав ударение на первой «о»: По́пукало. Этим вновь спровоцировала у студентов приступ смеха. Виновник, привыкнув, видимо, к такой реакции, стоял всегда невозмутимо, спокойно дожидаясь окончания веселья. Ясно мне все! Сегодня произнесу фамилию правильно. Значит, остается ударение на «у». Нейтральным, ровным голосом вызываю его к доске:

– Попу́кало, выходи петь!

Последние два слова потонули в море смеха, которое накатывалось волнами и откатывалось. Накатывалось и откатывалось на ребят. Себя в этот момент я ощутила артистом «Уральских пельменей», которые умудряются при общем веселье в зале стоять на сцене с невозмутимым видом. Лишь двое не смеялись: этот бедный Попукало и я.

Пора закончить эту эпопею с фамилией! Студент вышел к доске, готовый отвечать на теоретические вопросы. Слегка перекрикивая смех юных, обращаюсь к нему:

– Прости тысячу раз меня, ради Христа! Тебя как величают?

– Игорь.

– Игорь, тебе в жизни кто-нибудь подсказал? Можно поменять не очень удобную, скажем так, фамилию на более созвучную?

– Нет!

– Тогда послушай, Игорь. – Обращаясь не только к нему, но и к затихающим студентам, объясняю. – Идешь в отдел ЗАГС по месту прописки или по месту, где тебе выдавали Свидетельство о рождении. Пишешь заявление на смену фамилии по личным мотивам. Платишь одну тысячу рублей. Ждешь около месяца. Получаешь справку о смене фамилии. Идешь с этой справкой в паспортный стол – это нынешний МФЦ. Пишешь заявление на получение нового паспорта в связи с переменой фамилии. Ждешь месяц – и вот она, коричневая паспортина! Парень ты серьезный, лучше сделай так! Извини, не мое дело это. Но очень хотелось тебе чем-то помочь, хотя бы советом. А теперь отвечай: сколько колен в четвертом гласе стихирном? И как они чередуются? – Побежал мой урок, охватывая новые и новые дали и пространства.

Студенты отвечали, пели, дирижировали. Во время пения второго Ирмосового гласа я заметила ошибку. Студенты, дружно пропустив очередное правильное колено, взяли вираж на совсем другое колено из другого гласа. Так бывает при обучении. Редко, конечно. Сказывается отсутствие опыта певческого. Пока я набирала в легкие побольше воздуха, чтобы крикнуть поверх их пения «Стоп!», Вера моя пересела поближе ко мне. Не переставая играть в свои маленькие радости, подняла голову на меня. Внимательно посмотрела на певчих и промолвила:

– Неправильно поют. Неправильно. Да?

Что ответить тебе, мой вундеркинд? Разве знала я тогда, что вырастет она отличной певчей и Регентом? И даже придется ей частенько встречать на своих службах служащего Митрополита*!

– Стоп! Стоп! Стоп! Наташа, спой образец гласа! Ирина, проговори с хором текст нового Ирмоса! Алиса, переделай палочки в коленах. Эти не пойдут – смысл разрывается! Внимание всем: прямо сейчас проверьте разное проставление палочек – разметок в воскресных стихирах на Хвалитех пятого гласа. Если вы в одном месте поставите палочку, то получится по смыслу, что «Ангел отвалился от гроба». А если поставите палочку в другом месте, рядом, то получится, что «Камень отвалился от гроба». Татьяна! Ребята занимаются разметками. А вы несколько раз с пятой песни Канона третьего воскресного гласа пропойте отрывисто несколько раз словосочетание «всяк ум мирови даруя». Сделайте это ради того, чтобы потом в Церкви, в которой вы будете служить, к вам не подходили прихожане и не задавали такого вопроса: «А почему вы про кумиров пели сегодня?»

Вот таким динамичным образом подходит к концу наш урок. Ребята устали. Пусть посидят. Последние пять минуточек трачу на объяснение нового направления в пении гласов для них.

– Давайте возьмите ручки, запишите в тетрадях. Подобны – это внутри каждого из восьми гласов еще свои, другие. Особо витиеватые и мелодичные распевы. Если ваш хор в силе, то нужно исполнять Стихиры не просто на указанный глас, а именно на подобен, подписанный к пению гласа, – объясняю я ребятам. Прохаживаюсь между рядами. Напеваю им примеры и образцы.

В какой-то момент я задумалась о начале следующего предложения. Студент по имени Дмитрий успел вставить фразу, поменяв при этом тему:

– Ксения Николаевна, а вы водила хоро-оший!

Значит, дети совсем устали, раз такое говорят. Да ладно! Повернувшись ко всем лицом и перестав ходить по рядам, я начинаю свой рассказ:

– С самого раннего детства я имею тягу к слушанию и анализу шума мотора, переключения передач, скорости. Когда начала обучаться вождению, чтобы получить права, то на втором уже занятии… – Услышала смешок студентов. – Мы с инструктором ездили прямо по городу и делали его дела. – Теперь я четко слышу потаенный смех нескольких учащихся, но продолжаю: – Отвозили стиральные машинки, какие-то пакеты с продуктами. Он меня всегда хвалил. Говорил, что я изначально способна к управлению автомобилем. – Теперь слышу скрытый смех и вижу веселые лица молодежи. Не понимаю их радости и продолжаю: – Вот и сегодня мы с Верочкой приехали на нашем «Ларгусе». Кстати, по дороге попали на «зеленую волну*». Знаете, что это такое, применительно к автодвижению?

– Тук! Тук! Тук! – В аудиторию вошла Юлия. Та самая, которая забирала сегодня папки и документы. – Ксения Николаевна! Вот ваши документы.

Только и подумалось мне: «Напрочь забыла о своей Переаттестации».

– Мария Ивановна просила вам передать: на комиссию не приходите. Владыки провели вам Аттестацию заочно. Повысили ваш разряд. В вашем исполнении доклада не услышали. Прочитали его сами. Тем самым и тарифную ставку вам повысили теперь. Вот такая новость, Ксения Николаевна! – Широко улыбнувшись, шагнула в нишу коридора.

Студенты, которые, оказывается, героически сдерживали свой смех ради уважения к старшим, теперь больше не могли ничего с собой поделать. Постоянно повторяя фразу: «Водила хороший!», смеялись от всей души, одновременно делая в мою сторону странные жесты, по-азиатски обозначающие «простите». Деваться некуда. Пришло время выяснить суть происходящих вокруг меня событий.

– Алена, чего вы смеетесь?! – добродушно спрашиваю ее, боясь спугнуть правдивый ответ.

– Ксения Николаевна. Вы знаете, что Дима к нам после милицейской службы в Дагестане поступил?

– Да.

– Мы его отучаем от того сленга, которым он пользовался при службе в армии. Так вот. – Алена смеется, прикладывая руку ко рту. – Простите! На его сленге «водила хороший» означает не что иное, как «хорошо ты берешь без разрешения вещи чужие». То есть «уводишь». – Для пущей наглядности Алена волнообразно протягивает в сторону ладони.

Ребята смеются.

– Хорошо. Мне непонятно: как это ко мне относится? – наклонившись, спрашиваю ее.

– Ксения Николаевна, вы полчаса назад ходили между нашими рядами парт. Помогли Диме правильно записать и оформить письменно мысль в его тетради?

– Да. И что?

– А то, что вы до сих пор ходите по классу с его ручкой в руках. А он попросил запасную у соседей для дальнейших записей под вашу диктовку.

Алена окончила объяснение и стала оглядываться по сторонам. Ребята медленно успокаивались. А я? Готова была не просто смеяться сейчас, а чисто гоготать вместе с возобновившимся смехом. Подойдя к доске, попеременно то изображала вождение за рулем, то впивалась глазами в главную виновницу веселья – Димину ручку. Вспомнились слова святого о том, что если постоянно и безостановочно натягивать тетиву лука (в духовном плане), рано или поздно она лопнет. Бесповоротно и навсегда. Даю насмеяться детям вволю.

– Тук, тук, тук! – В класс заглядывает учитель по Русскому языку и показывает на свое запястье.

Да! Точно! Нужно освободить аудиторию для дальнейших занятий. Помолившись со студентами, выходим по одному в коридор. И читаем на лицах ожидающих учащихся только один вопрос: «Почему они всегда выходят после урока и улыбаются до ушей?!» Ничего, родные вы мои! В следующем учебном году и вы узнаете это!