Текст книги "Смеющийся дом. Первая книга из серии «Смеющийся дом»"

Глава XIX.
Раз Владыка*, два Владыка, три, четыре

Осталась последняя на сегодняшний вечер группа. Одна из моих любимых. Вся перемешанная: дети и подростки, мужчины и женщины, юноши и девушки. После своих семейных трудов, дел и институтов они собираются здесь для обучения Церковному пению. Группа эта носит название «Кандидаты». По этому поводу много шутят вновь прибывшие. Куда кандидаты? Когда выборы? Кто победил?

Начинается урок Церковного пения. Заманивая певчих на полную отдачу во время занятия, обещаю им выйти с несколькими песнопениями на Вечернюю службу. Примерно через две недельки. Всего лишь! Ответная реакция была предсказуемой: хористы старались изо всех сил. Таких разных сил.

Пели мы, не замечая времени. При пении слов из акафиста* «вопию ти» стремительно вошел в класс благочинный Монастыря о. Павел.

Благословив на ходу вставших учеников, прошел ко мне, сразу вводя в курс дела:

– Раба Божия Ксения! Вот вы сейчас пели «вопию ти» – это точно про меня. Посмотри. – Он протягивает ко мне свои руки. – Вопию ти: срочно, прямо сейчас встань. Беги, а не иди. Беги на Монастырский Клирос и продолжи идущую некоторое время службу. Я побегу Регента искать с какой-либо группы для проведения всей оставшейся службы. А ты подхвати сейчас, пока Стихиры допевают. Стихиры-то девки на спевках поют. А вот дальше что начнется? Без Регента не справятся. Тем более в ход Службы надо вникнуть с ходу. Только ты. Минут десять дай мне. Ну, все! Беги! Беги, говорю! С этими я разберусь. – Последние слова прозвучали строго.

Замечательно! Чтобы и не думали в мое отсутствие шуметь и баловаться. Помахав ладонью Хору, я побежала на Монашеский Клирос в учебный храм преподобного Паисия Величковского. Бегом. Бегом. Бегом. Мысль одна: только бы успеть, чтобы не замолчала Служба. Не становилась!

Успела! Со скоростью мирового спринтера поднялась по витиеватой лесенке наверх. Едва отдышавшись, задала тон на песнопение «Свете тихий». Правда, во время его исполнения мне пришлось немного беленьких от страха первогодок успокаивать. Мы пели, а я помимо самого дирижирования успевала дополнительно помахивать невзначай рукой то возле одной певчей, то возле другой, своей плавностью движения разгоняя их тревогу.

Вот и Прокимен нами спет. По-моему, время краткосрочного Регента истекло. Пора бы появиться и долгосрочному здесь.

– Премудрость! – возглашают в Алтаре и молчат, ожидая ответных слов со стороны Клироса.

Надо же! Сегодня Полиелей! Пришло время торжественного чтения Паремий со стороны Клироса. В мужском Монастыре это всегда делают сами монахи. Сегодня на Клиросе всего лишь восемь девушек. Мы на втором этаже. Храм почти пустой. Послушников не видно. Тишина и безмятежие полнейшие.

Все эти мысли пронеслись за половину одной секунды.

– Пророчества Иезекеилева чтение-е-е, – не пряча свой женский тембр, спокойно, громко и торжественно отвечаю я.

– Вонмем! – отозвались в Алтаре.

– И бысть неделя… – читаю медленно первую Паремию. Украдкой поглядываю в храм и на Алтарь. «Давайте, братья, пора подменить чтеца. У меня урок, вообще-то, сейчас прямо идет!»

– И пришед в Харань, помолившись тамо, – кое-какое движение началось.

На Солею вышел монах. Встал лицом к народу. Стал всматриваться в Клирос. На что мои певчие ему отчаянно замахали руками, всеми силами своей души стараясь передать жестом рук свое состояние и сообщить о женском составе Клироса на сегодня.

– И бысть тако. И сказал ему Моисей. – Я дочитываю Паремию почти до конца. Слышу топот тяжелых подошв, гремящих на лестнице, ведущей к нам, и понимаю. Дождалась! А то неудобно как-то!

Рядом со мной появился запыхавшийся полный монах с неудобопроизносимым для говорения именем Анемподист. Это он первый понял всю ситуацию до конца и поспешил на помощь.

Я протягиваю два последних слова в Паремии как положено. Вижу поднявшегося на Клирос долгоиграющего Регента вместе с благочинным.

Заменяющий меня дирижер Оля Ишина была просто удивлена, но спокойна, так как являлась отличницей своего курса. И, кроме того, выросла на Клиросе, как говорится. А вот батюшка! Он стоял и слушал меня с таким выражением лица, что ему оставалось сейчас только снять скуфью. Бросить оземь, сказав при этом в сердцах: «Бросаю корону, ухожу в Монастырь».

В жизни, здесь, на Земле, это я бросила управлять Хором. Сказала шепотом Оле: «Полиелей». Попрощалась со всеми и понеслась к себе на урок. Такой красивый Монастырский дворик в сумерках не остановил сейчас меня. Мое сердце стремилось успеть побольше. Попеть с последней на сегодня группой.

Звонит телефон. Не останавливаясь, поднимаю трубку:

– Але!

– Ксения Николаевна! Совсем забыла, простите вы меня великодушно! – необычно для себя начала со мной разговор Любовь-Мария Ивановна. – Да я в вас не сомневаюсь. В общем… Вы куда-то бежите?

– Да!

– Тогда я перезвоню вам.

– Нет-нет, говорите сейчас, – настаиваю я.

Помолчав совсем немного, она сообщает:

– Завтра, в пятницу, с утра до вечера Городская Дума распорядилась отдать Епархии под безвозмездное пользование городской парк на один – один, Ксения Николаевна! – день. Расписание дня составлено. Выслала вам на электронную почту. Звоню для верности. И говорю вам: перед обедом вы поете с Хором учащихся школы «Камертон». После обеда поет сводный Хор выпускников певческих структур и преподавателей певческих дисциплин. Ближе к вечеру начнется концерт солистов по составленному списку. Вы на нем споете под гитару или минусовку то, что сами выберете. А прямо вечером открывается сцена «Свободный микрофон». Будут петь все и вся! Почитайте еще потом, пожалуйста, в моем письме. Там подробно. Все организационные дела я взяла на себя, ввиду вашей загруженности. Ангела-Хранителя! – Собеседница отключилась от разговора.

Вот так! Век живи – век учись дела делать!

Пришла я к оставленному мною Хору кандидатов как нельзя вовремя! Еще идя по коридору, услышала со стороны моего кабинета странный гул, отдаленно напоминающий общий шум на базаре. Открыв дверь, я замерла на пороге!

На месте учителя стоит Никита Бакуменко, вытянув вперед напрягшуюся шею, держа одну руку на своем боку, а другой усиленно жестикулируя. Он с упрямством первооткрывателя противостоял всему моему такому разному по составу Хору!

– А если бы было так, то и Луна не смогла крутиться вокруг нас! Вселенная постоянно мчится в неведомую нами точку, – почти кричит Никита, а в оппонентах у него – весь класс.

Так вот откуда этот гул. Почти каждый сидящий говорит и возражает сейчас одновременно докладчику в меру своего «космического сознания».

Ох, Никитушка! Сколько лет прошло, а ты все так же увлечен космосом, как и в далеком детстве. Кстати! Моего прихода, кроме четырех-пяти учеников, никто и не приметил. А может быть, приметил, но не осознал. Стучусь громко в дверь, хотя стою в классе, в трех метрах от всех. Затем шагаю бодро в центр, при этом хлопая в ладоши и приглашая присутствующих сделать то же самое. Ровной интонацией, заимствованной у дикторов новостей, объявляю:

– Господа, поблагодарим нашего кандидата в депутаты от смешанного хора за оказанную честь и займемся делом.

Ребята и взрослые с такой готовностью успокоились и приготовились, что я едва успела достать старинное песнопение, подходившее сейчас нам в сложившейся ситуации. На Никиту можно не смотреть. Он сейчас добродушно улыбается, поправляя застенчиво свои короткие волосы на голове, и проходит на свое место для дальнейшего пения. За несколько лет я изучила его повадки!

– Хвалите Имя Господне… – нестройно затягивает хор Византийский распев, пытаясь перекрыть правильным пением тех, кто еще не вернулся с полета во Вселенной.

– Сотворшему Небеса разумом, Аллилуия, – все лучше и лучше сливается звучание воедино. – Повесившему землю на водах, Аллилуия, – совершенно собрался звук в одну, правильную молитву, исходящую от таких разных людей. Поток Знаменного пения охватил сердца и умы поющих.

Через неопределенный промежуток времени в дверь постучали. Громко. И еще. Но не входили. Допевая музыкальную фразу, подумала: «Это точно не наши, не местные. Свои бы давно зашли, не дожидаясь ответа». Показав хору окончание пения, иду к двери, открываю, а там…

Раз Владыка! Два Владыка! Три Владыка! Да сколько их там?! Четыре Владыка! Стою, жду пятого, одновременно пытаясь понять: где я? Что это? Увиденное мною происходит во сне или наяву? Откровенно говоря, растерялась я немного.

На певчих смешно было смотреть. Бо́льшая половина Хора стояла с огромными глазами, но удивления в них не было. Скорее всего, там было видение могущества Божьего, олицетворенного сейчас в их глазах приходом стольких незнакомых Владык. Тем более после такого песнопения!

– Благословите, Владыки! – разжался мой язык.

– Бог благословит тебя, раба Божия… – Пожилой Владыка с вопросительной интонацией протягивает букву «я».

– Ксения, Владыка! – очнулась я окончательно.

– Можешь прикрыть дверь. Пятого не будет, – шутит стоящий с папкой молодой Владыка.

Смех проносится по комнате, тем самым вернув нас в реальность.

– Ну, и чем вы тут занимаетесь, певчие? – обращаясь только ко мне, произносит пожилой Владыка, одновременно оглядывая стены, людей и даже лежащие на преподавательском столе различные ноты.

Держу ответ:

– Владыка, группа собрана из людей разных возрастов, разной степени подготовки, разных профессий. Не имеющих возможности обучаться в иное время, кроме вечера. Энтузиасты, так сказать, – и молчу, считая ответ полным.

Но Владыка продолжил:

– А конкретно? – и смотрит теперь только на хористов, разглядывая каждого по отдельности.

– Выучиваем песнопения Литургии, Вечерни, Повечерия. Выходим по степени подготовки петь Службы в Монастыре, но лишь короткими вставками. Например, все Ектении на какой-либо службе ориентировочно будут спеты нами. Или, к примеру, Стихиры на «Хвалитех*» будут исполнены только нами, самостоятельно…

Я собиралась продолжить наш послужной список, но Владыка перебил меня:

– Гласы?! На службе?! Тут же больше половины хора – это дети сплошные! – Недоверие проскользнуло в его интонации.

Я молчу, не зная, что мне сказать. Оправдываться нельзя. Хвалиться нельзя. Вот и молчу. И Владыки молчат. Как-то неловко стало всем. И тут Владыка, стоящий поодаль, который все время улыбался нам, видимо, спасая положение, обращается к моему самому маленькому участнику, стоящему в первом ряду:

– Как тебя зовут?

– Леша, – утвердительно отвечает мальчик. – Леша Пантелеев.

– А сколько тебе лет, Леша Пантелеев?

– Скоро шесть будет. Скоро уже, – радуется певчий, вспоминая про обещанные подарки.

– И ты гласы учишь? – ласково спрашивает его Владыка.

– Да!

– Так ты, наверное, читать еще и не умеешь! Как же ты учишь тексты? – не унимается вопрошающий.

– Кто читать не умеет, тот наизусть учит. Я вот наизусть заучиваю, – спокойно, с детской непосредственностью, достойно общается с Владыкой Алексей.

– Так-так-так! – По лицу Владыки видно: он кое-что придумал. – Какой это глас? – и Владыка спел весь тропарь «Богородице Дево, радуйся*…».

– Это четвертый тропарный глас, – глянув в мою сторону, отвечает довольный Леша.

– А спой, пожалуйста, Леша, нам третий глас стихирный, – не унимается Владыка. Я услышала, как мой Кандидатский Хор затаил дыхание.

– Утверждение на Тя надеющихся*… – уверенно пропел до самого конца мой самый юный ученик.

Владыки переглянулись между собою! Бедный Леша! За всех ведь отдувается! «Держись, Леха, – кричали глаза хористов. – С нас мороженое!»

Средних лет Владыка с длинной бородой, до этого момента стоявший безучастно, встрепенулся. Шагнул к Леше поближе и попросил:

– Дорогой Леша, спой нам восьмой глас стихирный, пожалуйста.

«Нет, Ксения! Нет. Образец этого гласа самый длинный из всех!»

Но Леша не струсил. Его не остановить. Набрав в легкие много воздуха, он затянул:

– Плачу и рыдаю*…

Что добавить мне еще к описываемому событию? Леша громко, четко, а главное, правильно спел весь этот длинный образец гласа. По окончании пения он зачем-то встал по стойке смирно. Если бы на нем оказался головной убор, то, я не сомневаюсь, Леша сейчас приложил бы сложенные пять пальцев к виску. Такое мы часто видим в военных фильмах. Пауза затягивается. А тишина начинает позвякивать. Старший Владыка первым направился к двери. Вся свита его двинулась за ним. Я объявляю Хору:

– Исполла короткую, – и задаю тон.

Владыка резко обернулся:

– Не надо, не надо, пойте дальше, – помахивая руками при этом. – Благословляю вас на добрые дела, дети мои! Пойте! – и стремительно вышел в коридор.

Все Владыки последовали за ним, раздавая нам свои благословения. Дверь за последним закрылась. Что и для чего это все было? Как мы выглядели со стороны? Множество вопросов столпилось в голове в очереди для получения ответа. Но вместо этого раздумья, повернувшись к классу лицом, посмотрев на Лешу, прошу его:

– А спой-ка мне, милый, первую партию первого Антифона*.

Леша сначала затянул пение, но тут же остановился, потому что все певчие стали смеяться. И я в том числе. Веселье нарастало. Стали проскальзывать реплики о гласах. Все мы просто радовались тому, что Бог управил Владыку обратиться именно к Алексею, у которого дедушка служит священником, а мама и бабушка – Регентами. Сам Алексей уже начинает осваивать даже третью партию, повышая свое мастерство. Владыки ведь не знали того, что обратились к уникуму!

Уже давно за окном темень! Уже замолкли шаги певчих из других классов, окончивших вовремя свои занятия. А мы все радовались и смеялись. Пели, радовались и смеялись…

Дверь в класс открылась…

– Ребята. Молимся, урок окончен, – чуть ли не визгом сообщаю я им. А все потому, что зашел к нам Андрей Витальевич, мой муж. Собственной персоной. Наконец-то! Приехал, милый!

– Андрюша, с приездом! Вы на машине?

Так хочется покрепче поздороваться. Но он детьми облеплен. Вера на одной руке, Захар – на другой. Выбежали на улицу, загрузились в «Ларгус».

– Ты старших видел? Как настроение? Как успехи и дела? Как здоровье? – посыпались с обеих сторон вопросы без ответов. Радости нет предела. Папа приехал! Только вперед – до дому, до хаты! Даже и разговоры вести не очень-то и хочется. Сидим все и улыбаемся.

Вот оно – счастье! Нет его слаще!

Глава XX.
Дружба со старостью

– Двести первая мотострелковая дивизия, подъем! – разнеслось по дому утреннее приветствие. Только в этот раз поднимал всех папа.

– Папа, папа, – повыскакивали с кроватей наши дети, прибежав в пижамах. На правах младших Вера и Захар опять устроились к нему на колени. Остальные расположились вокруг.

Со стороны может показаться, что говорят все одновременно. Но это не так! За много лет семья приобрела навыки перекрестного общения. Пока один рассказчик задумывается над очередным предложением в своем повествовании, другой в это время вставляет свое короткое. Так и живем! И жизнь хороша, и жить – хорошо!

Посидев совсем немного с ними вместе, заставляю себя встать и уйти на кухню. Дети не догадались о том, что сегодня мы разбудили их раньше на целый час. И у меня с Андреем план на это утро: вдоволь пообщаться с детьми за завтраком, невзирая на предстоящий очень насыщенный событиями день. Семья – это святое!

Мирно, счастливо, весело и радостно протекает наша беседа. Как воск от огня, размягчается душа, глядя на их общение. Но слезы почему-то потекли из глаз! От счастья, что ли? Или от благодати*?

– Ап, и тигры у ног моих сели, – энергично вносит свою лепту в наш разговор папин телефон.

– Я слушаю. А! Это ты, Эдик? Привет, дорогой! – Дети притихли, ревнуя к папиному напарнику по вахте. – Как тебя встретили? Да ты что? – Лицо у папы меняется.

Сейчас что-то будет! Выслушав собеседника на том конце провода, Андрей четко ответил:

– Эдик, Эдик! Мы говорили в самолете с тобой на эту тему. Сейчас дети, семья вокруг меня. Мне с ними хорошо. Понимаешь? Хочешь, приезжай ко мне! К тебе ни за что не поеду. Для долгих твоих бесед жди следующей вахты. Понял? Молодец! И не вздумай напиваться. Приходи в центр на концерт, там с нами и погуляешь! Вечерком. Все! Держись там! – И, умело имитируя кавказский акцент, добавляет: – Я дыла тыбя сигда на связи, дарагой! Пока!

Андрей заканчивает разговор. Но послевкусие остается у него на душе. Поэтому он молчит.

Раз молчит, значит, дает зеленый светофор следующему рассказчику. В следующую секунду первым сообразил Максим:

– Спаси вас, Господи, за молитвы! Вы помните, я вчера пробный ОГЭ сдавал?

– Да, – прямо хором отвечают братья и сестры ему. И сразу начинают пояснять:

– Я дома поклоны перед выходом клал за тебя.

– А я на каждой перемене Крестик целовала.

– А я, а я в окно смотрел и думал, чтобы у Максима все хорошо было.

Дочка машет правой ладонью перед грудиной в горизонтальном положении вперед-назад, веселя всех, подражая парням, поющим рэп, и говорит:

– Надя лучше всех придумала. Она написала в интернете просьбу: помолиться за брата Максима, сдающего пробное ОГЭ.

Пока все веселились, глядя на пританцовывающую Надю, Максим встал и, приготовившись к инсценированному рассказу, начал:

– Нервы, волнение, духота и непривычное молчание друзей создали вчера перед ОГЭ неприятную атмосферу, – обратив свой взгляд куда-то вдаль, начинает он. – Мне стоило больших трудов собраться морально и настроиться на хороший результат. – Видно по сыну, что он переживает все заново. – И я решил перед экзаменом отойти в сторонку и помолиться. Потом, когда нас всех завели в класс, я чувствовал себя гораздо веселее, бодрее и увереннее.

Тихо слушали его дети, примеряя на себя скорое будущее. Вздохнув, оратор с готовностью продолжил:

– Нам раздали варианты. Все начали отвечать письменно. Вы не поверите, но я в числе первых сдал свои бумаги и вышел из школы. Идя по дороге домой, придумывал себе дела, которые иногда я откладывал, откладывал и откладывал до благоприятного времени.

Слушающие его дети скоро разбегутся или перебьют его повествование своими возгласами. Они уже начали терять интерес. А сдавший экзамен, наоборот, приободрился, встал и начал показывать то, как он идет по улице. Все! Слушатели не выдержали такого длинного спокойного монолога.

– Максим, мы все поняли уже, – помахивая головой, сообщает Захар.

– Короче, ты пришел домой, и ты молодец, – смеется Надя.

– Ты шел, шел, шел, шел и пришел в Тридевятое Царство, в Тридесятое государство, – начинает веселить всех Тихон, помахивая при этом своим корпусом, изображая езду на коне.

– Ты долго шел, вспоминая экзамен, не рассматривая дорогу. И оказался опять перед входной дверью в школу. – Христина заливисто хохочет, представляя себе такое в жизни, увлекая своим весельем всех. А детям этого и надо!

Каждый из присутствующих посчитал своим долгом изобразить лицо брата, оказавшегося после экзамена опять перед входной дверью в школу.

Больше всех хохотал и даже вытирал слезы от смеха папа. А сын? Максим теперь окончательно водворился в эпицентр собравшихся, тщетно пытаясь успокоиться. Через тридцать секунд сумел продолжить свой рассказ:

– Да. Откуда вы знаете? И такое было вчера, но я о другом! Пошел я от школы во второй раз опять домой. – При этих словах приступ смеха охватил деток. – Дошел до нашего дома, зашел в подъезд, – вроде нормально говорит сын, но дети все «проглотили смешинку», как говорится. Им было смешно даже то, что, в отличие от прошлого раза, брат все-таки нашел дорогу домой. А не вернулся к школе в третий раз за день!

Максим марширует на месте и поясняет:

– Иду я по лестнице и думаю: «Как я устал, как устал, скорее бы до квартиры дойти! Как я устал, быстрей бы дома оказаться! Ох! Да, когда же мой этаж?! Еще чуть-чуть, и я дома! Еще чуть-чуть, и я отдохну!» И шагаю, шагаю, шагаю. Наконец-то наша дверь. Вдруг вижу: вокруг меня в подъезде вообще не наше все. Дизайн какой-то не тот, и стены не тем цветом покрашены. А самое главное – над головой моей висит высокий-высокий потолок! А где мой дом?! А? Где я?! Люди! – Максим артистично показывает свое изумление и страх. Дети притихли, будто слушая сказку.

Рассказчик, ловко оглядываясь по сторонам, прикрывает ладонью лоб, словно от солнца.

Слушатели переживают вместе с ним. Вера пытается грызть ногти! Один папа сидит – рот до ушей, любуясь ими всеми по очереди! Кульминация достигла предела. Сейчас что-то будет! Это уже все чувствуют, и вдруг Максим, подпрыгивая от радости вверх, поднимая руки, кружась, поет нам только что сочиненную песню на известный мотив:

– Вон мой дом! Я спасен! Мой дом! Как я счастлив, – намеренно оттягивает развязку автор. Вера с Захаром подошли к нему поближе. – Я дома! Просто я так устал. Так хотел быстрее попасть домой, что… – рассказчик профессионально делает паузу, интригуя всех все больше и больше, – …прошел мимо нашей двери выше на целый этаж!

Последнее слово никак не хотело появиться на свет. Сын гоготал вовсю, поддерживаемый такой благодарной публикой, которая теперь просто плывет в море смеха, постоянно выкрикивая реплики.

– Я так устал, – смеется Христина.

– Где мой дом? А? – кричит Тихон.

– Прошел мимо своей двери, у-у! – закатывает от веселья глаза Надежда.

Да. Чего только не увидишь в жизни? Пора это юмористическое шоу закруглять. Им всем в школу идти.

Как вовремя дозвонился брат Костя! Тем самым успокоив и распределив детей по своим привычным утренним сборам. Ставлю разговор на громкую связь, чтобы и Андрей был в курсе.

– Доброе утро, Ксения! Как дела? Все нормально? Андрей, говорят, приехал. Давай тогда я привезу к тебе Диану. Не поведу ее в садик. Пусть с Верой пообщаются. И с крестным своим, а то редко видятся. Татьяна на смене. В садике карантин. Теща болеет. А я так отоспаться хочу. Просто сил нет! Просто!

Я верю брату и жалею его. Костя продолжает:

– А Захара можно отпросить сегодня? Детишки недели две не встречались уже! Давай, а? Праздник дитятям устроим?! Ну Ксюша… – прося, как в детстве, протягивает братишка.

Как ему отказать? Я его нянчила. Он для меня так и остался маленьким мальчиком. Но сегодня привезут нянчить близняшек и племянника. Показываю мужу два пальца, обозначающие близняшек. Андрей машет мне утвердительно головой, явно давая понять, что он согласен на все эти предложения. Прикрыв ладонью динамик в трубке, шепчу Андрею:

– А концерт?

На что он мне сразу дает ответ. Твердый ответ:

– Милая, все сам управлю и справлюсь. И с детьми, и с племянниками, и с концертами, и с гулянками, и-и-и, – помахивая рукой, поясняет муж наглядно, со сколькими делами он еще может управиться.

– Але, Костя. Привози. Разберемся. На дозвоне будь с Андреем. Я почти не при делах. Очень насыщенный день у меня скоро начнется. Я люблю тебя. До встречи. Заначки для детей не забудь. Что? Заначки сегодня – игрушки?! Ух ты! Здорово! Давай, милый, с Богом!

Сижу на диване в каком-то подвешенном состоянии. То ли тревога, то ли усталость… То ли возможность почувствовать себя слабой женщиной при сильном мужчине… «Так, Ксения! Сколько угодно размышляй об этом завтра. А сегодня соберись, объяви детям все важное, не забудь сама ни о чем, дай указания и Андрею».

– Ребята! – призывно зазываю народ. – Ребятки! Объявление! Хотите повеселиться в парке сегодня?

– Да.

– Конечно.

– Почему, мам, ты спрашиваешь? – Дети собрались возле меня, на ходу дочесываясь, одеваясь и прихорашиваясь.

– Слушайте. Сегодня у вас короткий день. Сразу после школы желающих из вас жду в парадной одежде в городском парке. Сначала споете концерт со школой «Камертон». Потом мороженое, карусели, тир, качели, батуты и кино. Меценат вам дарит праздник. На самом деле это Бог дарит вам облегчение от дел насущных. Я буду вас видеть, но и буду постоянно занята. Главные над вами в парке – папа, дядя Костя и Нина. Я вместе с семьей ее пригласила. За меня не волнуйтесь, папа все правильно сделает. Так что? Кто согласен?

– Я! – вся квартира, как один человек, ответила четко и по существу.

Однако папа тянет руку вверх, как в школе:

– Можно мне? А можно мне? Можно я вас сегодня сам буду везде возить? Напрокат у Женьки возьму Минивэн крутой. Мы можем пораньше выехать и с Костиной Дианой, и с Тимиными близняшками. Девчата, справитесь с близнецами?

– Конечно, папа, чего спрашиваешь? – парировали дочки.

Вот и ладненько! Андрей с головой вник в семейные дела. Без раскачки! Сейчас он провожает старших детей в школу, напоминая о предстоящих событиях в течение дня. Поочередно благословляет их, говорит напутствия.

Я пошла на кухню и встала у окна. Вместо того чтобы настраиваться на энергичный день, моя душа настраивается помимо моей воли на Божественный лад. Причем такой тихий. Созерцательный, что ли? К примеру, в данную секунду стою у окна и смотрю на расходящихся из подъезда моих деток. Слышу бодрый разговор Андрея с младшими. И пребываю. Хорошо-то как!

Новое, неизведанное ощущение бытия* пронизало меня. Я тут, муж с детьми там. Дети – там, а я – тут! Удивляюсь, что без меня у всех все идет своим правильным, интересным ходом! Ясно! Так вот ты какая, старость! «Привет! Если ты приносишь такое спокойствие и удовлетворение, то я согласна на дружбу с тобой! А время для моего творчества есть у тебя? Да ты что?! Постепенно мои обязанности и труды будут делить между собою дети? А я буду созерцать? Вот это да! Что? Не слышу, говори громче! Поняла! Пока что надо потрудиться? Хорошо! Иду трудиться». Вот Андрей уже трудится: возится и гремит чем-то в кладовке.

Я приготовила сначала концертную одежду. Потом гитару и диск с минусовкой. Затем только стала искать песнопения для школьного исполнения в парке. И нашла, и приготовила.

Завариваю чай с ромашкой. Не помешает. Сижу. Пью. И думаю о муже. Как он там, на Севере? Никогда не пожалуется ни на кого. Никогда не отмахнется ни от кого. Скучает очень по нам. А приезды его давно стали нам огромной радостью! В молодости, конечно, было всякое! Господи, я благодарю Тебя за милосердие к моей семье.

Допила горячий чай. Навалилась на спинку стула и закрыла глаза. Затишье перед боем…

Дверной звонок! Без остановки слышится колокольчик входной двери. Улавливаю, как там, за дверью, расплакались две мои племянницы, видимо, устав подниматься пешком по лестнице. Два мужских голоса, взрослый и детский, явно их успокаивают, но безуспешно. Я, широко улыбнувшись, стукнув себя по коленям, рывком встаю и говорю вслух, с радостью: «Началось в колхозе утро!» Иду открывать дверь будущему!