Текст книги "Смеющийся дом. Первая книга из серии «Смеющийся дом»"

Даниил, так звали мальчика, уже вытирал третий подоконник. А я все энергично вытирала все тот же первый. Стоит ли вам сознаться? Я делала это намеренно.

Перемена подходит к концу, и меня тянет настроиться на репетицию. Держу микрофон в руках. Внутри себя, не открывая рта, напеваю песню, которую сейчас нам вместе предстоит исполнить. Подбираю нужную тональность для детей. Пою выше, ниже, выше, ниже. Сижу на табуреточке, навалившись на стол, и рука сама по себе подпирает свисающую мою голову. Ох, как хорошо сидеть! Больше половины дня прошло. Усталость накатывает.

Микрофон у меня в ладонях. Нельзя оставить, дети кругом. И ему, микрофону, видать, некуда деться было. Поэтому он слегка уперся в конец моей гортани. Напеваю внутри себя: «Нечаянная Радость, ко мне войди ты в дом». Замечательная песня. Послушаешь один раз – и она станет твоим другом на всю оставшуюся жизнь. Напеваю я: «Нечаянная Радость, соедини с Творцом!» – и вдруг остановилась внезапно! А кто это поет в динамике? Ничего не понимаю. Дети? Вот они, бегают. Кстати, перерыв затянулся. Так кто поет все-таки? Сказывается моя тяга к исследованиям. Не меняя положения, не раскрывая рта, напеваю внутри себя: «Нечаянная Радость, от бед меня укрой! Нечаянная Радость, ты будь всегда со мной…» Эврика! Пою в динамике я. Но как? Рот закрыт вообще. Да, сегодня не тот день, в который суждено репетиции вовремя продолжиться! Начинаю полномасштабные исследования! Оказывается, наши звуки рождаются не совсем во рту, а где-то гораздо ниже, в конце длинной шеи и горла. Удивительно!

– Ребята! Перерыв, отдых, игры – окончены! Делу время – потехе час! – Я продолжаю репетицию.

– Ты – Надеждо на Тя уповающих, Ты – Спасительница утопающих.

– Всякий грешник и праведник молится пред иконой Твоей, Богородице! – от всей своей детской души просят ребята.

Песня полилась. Мягко наполнила собой все пространство и заставила думать только о вечном! Минусовка и слова отлично дополняют друг друга. Даже Глеб с Верой пристроились к хористам. Ребята всегда вдохновенно поют эту песню…

«…Хочется жить… Ты знаешь?» – батюшка просит эфира.

Не останавливая такого чудесного исполнения, поднимаю трубку:

– Але!

– Ксения Николаевна! – сугубо официальным тоном начинает он. – У тебя первый заказ. По этому адресу иди, навести зовущего. Приди, спроси: чем помочь? Купи пакет еды, я деньги тебе отдам при встрече. Адрес простой: частный дом напротив кофейни «В моменте». С остальным разберешься по ходу. Не маленькая. Чего там у тебя? Выключи музыку, – реагирует на громкое пение отец Василий.

– Не-а! Это хор. Красиво, да? – Сейчас мы общаемся с ним, находясь в разных измерениях.

– Ну и пусть поют. Ксения, совсем забыл тебя предупредить. Если за месяц все хорошо и ладно по социальной сделаешь, получишь от меня сюрприз, – и молчит, ждет реакции.

Я немного подпела учащимся и задала резонные вопросы:

– Зарплату поднимете?

В ответ – тишина.

– Тумбочку новую на клирос?

Только вздохнул батюшка в ответ.

– Здание воскресной школы строить на-ачне-е-ем?! – с великим удивлением протягиваю я все слоги.

– Да нет. Что ты заладила! Сдаешься? – включился веселее в разговор.

– Сдаюсь! – А что мне остается?

– Вот и хорошо! Трудись изо всех сил до конца месяца. Но только хорошо. А потом огромный, большой, шикарный, необычный сюрприз. Всё! Трудись давай! С Богом! Верунчику поклон!

– …И я, как он, молю, прощения прошу… – включаюсь я полностью в пение…

– Дорогие дети! Благодарю вас за старание и труд ради других. Ангела-хранителя вам!

Все под небом когда-то кончается. И репетиция не исключение. До конца этого дня так и осталось звучать где-то в сердце: «Все труды и дела мои спорятся, не остави мене, Богородице!» Репетиция окончена.

Я с детьми пошла в простой детский парк. Попрыгали они там, покатались. Пора и ехать. Нехотя оторвались дети от своих радостей. Подходим к остановке. Желая сберечь силы, решила поехать на маршрутке, а не на автобусе.

Все хорошо! Нужный нам микроавтобус №4 подъехал через несколько минут. Мы заходим внутрь. Есть даже свободные места! Уселись. Маршрутка тронулась с места. Дети не шумят. Сказывается усталость от активно проведенной половины дня. Достаю кошелек… А деньги-то я взяла на автобус! На маршрутку явно не хватает! «Думай, Ксения, думай!» Бездействие с моей стороны затягивается. Сейчас водитель вызовет меня «на ковер». Потом либо пожалеет, либо выгонит. Да подумаешь! Тут идти шесть остановок всего! Протягиваю ему проезд за одного, в полцены, и говорю:

– Довезите меня на десять рублей, пожалуйста.

Все пассажиры глянули на меня разом.

Водитель тронулся с места. Проехал метров пятьдесят. Внимательно посмотрел на меня в зеркало и припарковался на обочине. Я в это время смотрела в окно, ожидая новых попутчиков. Никто не зашел. Смотрю на него. Жду ответа по поводу моей просьбы. А он, оказывается, смотрит на меня в зеркало заднего вида. Говорит:

– Вот. На десять рублей вот.

Мне непонятно, шутит он или всерьез говорит?

Я мысленно почесала затылок, взяла детей за руки. Удобнее повесила сумочку на плечо и… Слышу из салона женский голос:

– Женщина, возьмите. Можно за вас заплатить? – Со стороны дальних сидений текут по головам сто рублей.

Беру и расплачиваюсь. Маршрутка тронулась с места. Громко говорю:

– Огромная вам благодарность. Случайно так вышло. Вот, возьмите.

Сдачу передаю опять туда, в неизвестность, на дальние сиденья.

Отвернулась к детям, помогаю им собирать головоломку на магните, свежий подарочек от Бориса Юрьевича. Слегка напугалась я тяжеленькой ладони, стучащей меня по плечу. Мужчина, сидящий напротив, дает мне деньги, как будто чью-то сдачу. Поднимаю голову. Ищу глазами настоящего хозяина денежных средств. А только слышу непонятно откуда тот же голос:

– А можно вы сдачу себе возьмете?

– Да, – коротко ответила я пожелавшей остаться неопознанной благодетельнице.

Неловко все-таки по такому поводу быть в центре пристального внимания в замкнутом пространстве салона. Конечно, промелькнула мысль: «Думали, я откажусь? Не на ту нарвались!» Хорошо, что дети заняты головоломкой. И вообще маленькие пока. Забросали бы вопросами. Следующая остановка наша. Мы благополучно переместились на землю…

Нужный нам дом нашелся сразу.

– Тук-тук! Хозяева! Хозяйка! Тук-тук-тук! Хозяин!

Заглядываю во двор через калитку. Жду минуту, другую. Никого. Надо идти. Собаки не видно. Заходим. Двор внутри заросший. Проходим дальше, до входной двери дома.

– Тук-тук! Хозяева! Есть кто-нибудь? – стучу я в дверь.

Дети с удовольствием подхватывают мою инициативу и тарабанят от души.

– Хозяева, я из церкви. Выйдите поговорить на минуту.

Я мысленно обращаюсь к дому и шантажирую: «В общем так, дом. Если через минуту не покажешь хозяев, мы уйдем».

Входная дверь начала медленно открываться. Я сосредоточила свой взгляд на уровне глаз человека. Дверь открылась до конца. Никого! Посередине и сверху. Зато внизу сидит в инвалидной коляске моложавая худая женщина. Короткая стрижка делает ее такой привлекательной!

– Ксения, – говорю я для знакомства.

– Оля. Оля Ильина, насиделась я сполна, – необычным способом знакомится с нами инвалид.

Дети перенесли все свое внимание на нее. Оля резким движением рук откатила коляску назад. Затем сразу в сторону. Исчезла в проеме дальней комнаты. Мы стоим на пороге. Оля крикнула:

– Не стесняйтесь. Проходите. Только ноги берегите, – опять стихами приглашает она нас внутрь.

Заходим. Вера с Глебом очень хотят пуститься в путешествие по дому. Как Оля это уловила? Отреагировала сразу, крикнув издалека:

– Дети, вам тут интересно? Возьмешь, посмотришь – положи на место. Дальше есть там зал спортивный. Поиграйте там активно.

Оцепенение мое прошло, и я открыла рот:

– Олечка, что вам сделать по дому? Помочь чем? – Говорю это показывая рукой вокруг себя.

Новая моя знакомая задумалась. Потом так заразительно засмеялась, что выбежали дети со спортивного зала. Ольга стала говорить, одновременно показывая руками частичные действия своих основных просьб.

– Окно помыть да суп сварить. За продуктами сходить. Занавески постирать, все ковры повыбивать.

Она начинает хихикать. Но теперь у нее есть компания по веселью. Вера, Глеб и я смеемся просто вместе с ней. Мимоходом осознаю невозможность исполнения всех ее просьб до окончания дня. Мы все просто смеемся, но Оля удивила:

– Я устала говорить стихами. Хочу общаться просто с вами. Одни сказали: «Это – счастье». Другие: «Это – по церковной части».

От Олиного смеха не осталось и следа. Она готова заплакать. Так вот в чем дело! Ясно! Беру бразды правления в свои руки.

– Олечка, такие вещи батюшка решает. Он молебен отслужит святым Киприану и Иустиние против чародейства и колдовства. И всё. Ты перестанешь быть особенной. – Я специально сделала акцент на слове «перестанешь».

Новая подопечная пустилась в рев:

– Ты такая же, как все. Да помогите мне уже! Хочу говорить обычно. Ведь всем вокруг так привычно!

– Оля, пойдем, покажи мне спортзал.

Не дожидаясь положительного ответа, первая направляю шаги в ту сторону. У поэтессы нет выбора. Она последовала за мною. Я ахнула, открыв дверь. Чего только ни ожидала увидеть, но не этого. Евроремонт. Маты на полу. Турник. Какие-то тренажеры. Кольца. Но главное – непонятный, со многими приспособлениями, низковатый столик. Подопечная оживилась. Ей хочется обо всем рассказать. Но стихами – опротивело. Меня осенило:

– Оля, давай играть! Попробуй на руках, используя жесты, объяснить о твоих занятиях в этой комнате.

Она с радостью принялась исполнять мою необычную для нее просьбу. Дети со мной веселились, угадывая и не угадывая Олины спортивные занятия. Неумело показывая руками и лицом предназначение каждого уголка в зале, она приближалась к тому странному столику. С толку сбили наушники, за которыми она съездила в соседнюю комнату. Подкатившись поближе к столику, Оля начала нас пугать, показывая кулаки. Мы сначала веселились. Потом стало не до смеха. Поэтесса расстраивалась все больше и больше. Но мы ничего поделать не могли. Не понимали – и все! Наконец она решила нарушить молчание:

– Сколько раз вам говорить? Надоело мне твердить. Армрестлингом* я занимаюсь. Поэтому легко катаюсь!

Оля явно ждет моей реакции. Ну, тогда сделаю так:

– Да ладно! Армрестлингом? Ты? И каковы успехи?

Я спрашивала чисто риторически, не дожидаясь ответа. Вопреки своему предположению, я его услышала:

– Да! Хотите сразиться со мною? Я одна, а вы – толпою?

О, это звучит как вызов! Принимаю брошенную перчатку:

– Дети, идите сюда поближе. Поиграем в великанов.

Энергично подхожу к столу. Оля спешит ко мне, руками показывает, куда конкретно нужно мне усесться. Затем берет по очереди и сама усаживает детей. Соединяет все наши руки в одно целое. Жестами спрашивает, нужно ли, кроме уже опутавших нас уз, обмотать еще и страховкой вокруг туловища? Похлопотав о нашем размещении, Оля принялась трудно и долго усаживаться сама. Мне нечего было делать, кроме как разглядывать ее счастливое лицо и улыбку.

Вот занятие, при котором она полностью забыла свои невзгоды. Вот оно! Вот оно! Дивны дела Твои, Господи! Приготовления окончены. Напротив нас сидела богатырка, вся увешанная железками и ремнями. Кивком головы поэтесса-богатырка спрашивает, готовы ли мы.

– Готовы? – обращаюсь я к детям.

– Да! – нетерпеливо ерзают по краям, ожидая начала, неизвестного для них.

Объявляю торжественно:

– Оля, мы готовы.

Хозяйка удивила опять. Она включила магнитофон. Полилась знаменитая песня о богатыре, который «не убит, но спит».

По сигналу мы скрестили руки. Не могу сказать, что я давила на руку. Это не есть правда. Я просто держала ее в вертикальном положении. А Оля? Оля наседала. Улыбаясь, она начала медленно, поэтапно опускать наши три руки к столешнице. Ах так?! Я поднажала. Спортсменка напротив – тоже. Дети почувствовали сопротивление и, нарушив правила, схватили Олину ладонь своими четырьмя.

Больше половины пути по направлению к столешнице пройдены. Ксения, поднажми! Я напряглась по-настоящему. Результат нулевой! До начала проигрыша осталось сантиметров десять! Надо что-то делать! Дети первые придумали. Насколько это было возможно, в своих путах соскочили на пол, уперлись в него ногами. И держат оборону. Не помогает. Я перестаю улыбаться. Давлю изо всей своей регентской силы. Еще секунда – и мы в проигрыше! Но Оля неожиданно ослабила давление. Довольная детвора с готовностью уложила ее руку на стол. Победа! Наша! Глеб хлопает в ладоши, Вера танцует. Оля смеется. Я поддерживаю их веселье, одновременно пытаюсь поймать мысль. Поймала! Мне срочно нужны пять минут уединения. Оля уже отстегнулась. Говорю ей:

– Ты выиграла. В честном бою. Знаешь, Ольга, до прихода батюшки сюда мы сами можем помолиться о тебе. А детская молитва самая сильная. Слышала такое? У тебя ватсап есть? – завожу разговор в необычное русло.

– Да. Зачем тебе?

Я скорее отвечаю, чтобы она не успела продолжить стихами. А то еще опять плакать начнет.

– Скину молитву, подходящую сейчас. Пойдешь с детьми в зал. Читайте ее, молитесь вместе с детьми пред иконой. Есть икона у тебя? – Оля утвердительно кивает. – Я останусь здесь, мне надо посидеть одной пять минут. Хорошо?

Глеб, Вера и Оля дружно кивнули головами. И убежали. Вернее, убежали и уехали. Достаю из сумочки телефон, включаю интернет. Забиваю в поисковик: «Набор спортсменов на Паралимпийские игры*». Высвечивается много ответов. Выбираю тот, где сложная аббревиатура и расшифровка: порядок отбора на игры. Мне это надо. Листаю, листаю, листаю. Стоп! Телефон для спортсменов, желающих принять участие. Переписываю его на листок. Готово! Теперь можно в зал. Выхожу в коридор. Что-то тихо совсем. Не ожидала. Подхожу к проему. И слышу только сопение. Ничего не понимаю. Шагаю вперед. Вот это Оля! Такое своими глазами, вживую, вижу впервые. Оля сидит все так же на своей коляске. Обе ее руки вытянуты по сторонам. Вера висит на одной руке, а Глеб – на другой. Причем сопят именно дети.

– Браво! – хлопаю в ладоши. – Вы помолились?

– Да, Ксения. Помолились. Давайте теперь чаю с пирожными попьем?

Оля не осознала изменения в своей речи. Не буду ей мешать.

– Дети! Поехали домой. Нас братья, сестры ждут.

– Да! Братья, сестры ждут.

Малыши побежали к двери. Стали обуваться. Я повернулась к Оле, протянула ей листок бумаги с номером паралимпийского телефона:

– Оля, тебе первое задание. Позвони, расскажи о себе. Попроси, пусть приедут, проверят тебя на дому. Просись в команду армрестлинга. Поняла?

То движение головой, которое Оля сейчас выполняла, нельзя назвать ни положительным ответом, ни отрицательным. Оно понятно! Такие горизонты открыться могут!

Мы с детьми полностью готовы к отправке на улицу.

– Ангела-хранителя! Желаю всего наилучшего. Телефон мой не потеряй, – напутствую я Олю при прощании.

Довольно быстро распрощавшись, спешим к остановке. Дети увлечены новыми безделушками, которыми снабдила их бывшая поэтесса в дорогу. У меня появились минуты хорошенько продумать план дальнейших действий в отношении Ольги. Прибрать дом. Почистить сад. Избавиться от лишних вещей. В эти минуты не дано мне было знать того, что мои заботы об Ольге будут носить совершенно иной характер.

Ольга Ильина – будущая чемпионка нашей области. С позволения своего настоящего тренера, на всех победных выступлениях станет называть в интервью для СМИ своего первого тренера так: «Ксения Николаевна Свистун».

Этим вечером наш дом превратился в мировую арену по соревнованиям! Пришедшая тетя Ангелина с удовольствием провела время в окружении спортсменов. Вера увлеченно рассказала братьям и сестрам, как именно надо бороться. И в особенности как держать ее, Глеба и Захара на вытянутой руке. Я засыпала под эти сопения, пыхтения и объявления побед. Но где-то выше всего этого звучали слова: «Все труды и дела мои спорятся, не остави меня, Богородица!»

Глава XII.
Щабачка

«Дети послушные! Все у меня получается! Усталости нет!» – так мое сознание готовится к полному пробуждению. Пора бы и встать.

– Двести первая мотострелковая дивизия, подъем! – военной командой, по обычаю, поднимаю детей. – Время пошло! – снова я пользуюсь проверенным способом. – Надя, Максим, вы что там про олимпиаду по православию говорили? Тихон, у тебя подработка сегодня, не забудь. Хорошо соберись и подготовься! Захарчик, я же бинокль тебе купила. Помнишь, ты просил? Верочка, миленькая, сегодня идем в ту школу, где все интересное и много-много игрушек. Христина! Христина! Разбудите Христину! Люди, у нее поездка с классом по местам боевой славы.

Вроде всех подняла, никого не забыла? Никого не подняла? Всех забыла? Себя забыла. Состояние какое-то непонятное. Да и ладно. Где наша не пропадала? Господи, благослови.

Надюша подходит. Лицо такое страдальческое. Сейчас чего-то придумает, чтобы на математику не пойти.

– Мам, сильно зуб болит, – и присаживается ко мне на диванчик.

– Зубы грешников сокрушил еси, – только и вымолвила я. А что говорить?!

– Можно я в школу не пойду?

«Вот оно. Вот-вот. Так. Думай, Ксения, думай».

– Иди анальгин в аптечке возьми и на десну возле зуба положи. Сама ходи, собирайся в школу, не торопись.

Дочь вздохнула. Встает, а ей вдогонку:

– Чуть не забыла! Баба Люба из соседнего подъезда передала твои самые любимые конфеты за то, что ты всегда, каждый год ходишь христославить* в ее семью. Вон там возьми твое «Отражение», в пакете на столике.

Вроде сработало. Краем глаза вижу: ходит она по дому. Жует преспокойно конфеты. Делится с братьями, сестрами, и как-то зубчик болеть сразу перестал. Вот и хорошо! Пойду посмотрю, какой завтрак Христина приготовила. Прихожу на кухню. О-о-о! Завтрак отличный! Где квас мой?

– Семья! Никто не видел банку трехлитровую? На подоконнике стояла. С водой!

Многие из детей прокричали отрицательный ответ. Странно. А где квас-то мой? Заглянул Максимка в проем кухни:

– Вот тут она стояла? – указывает на точное, но, увы, бывшее месторасположение банки.

– Да. – И мысль моя, как ветер: «Что день грядущий нам готовит?»

– Я все вылил. Ты, мам, не представляешь, какая там мутотень была!

И убежал. Без комментариев. В следующий раз надо вместе с ним поставить квас заново и хорошенько объяснить весь процесс.

Входящий вызов вернул меня в действительность.

– Але-але! Дорогая моя! Как твои успехи, Софиечка? У меня все в порядке! Да, да! Я тоже читала. Расскажи, получилось у тебя книгу с твоими стихами на «Ридеро» загрузить? Да ты что? Так и сказали? Давай вышли мне ссылку! – с пылу с жару, по горячему следу прошу я сестру.

– Строго не суди! Свеженькую лови, – сразу реагирует Софа.

– Опять стихами заговорила? Что случилось? Ничего?

Так и общалась я с сестричкой. Бы! Если бы да кабы! Слышу, что намечается в квартире потасовка. Надо сворачивать разговор, а то не успею вовремя вмешаться.

– Так, Софиечка, включаем третью скорость разговора. У меня выход на арену скоро. Ты по какому поводу звонишь? Ну конечно! На такси деньги дашь? И мои любимые вкусняшки купишь? Договорились! Сижу со свекровью твоей. А день сообщишь попозже. Обнимаю тебя, целую, люблю, моя милая!

В девичьей комнате сход казаков. Верещат девочки. Мальчики чего-то им указывают. А мне так не хочется в подробности вникать. Как я могла забыть?! Стопроцентный способ. Сразу все собрания разойдутся. И давно не применяла.

Примостилась в коридоре около их двери. Улыбаюсь, готовлюсь к незамедлительной реакции со стороны всех детей. И правых, и левых. Сейчас, сейчас, настроюсь. Главное – не сорваться на смех. Живот подтянула. Напрягла. Упор ногам хороший обеспечила. Выбрала одну точку на стене, на которую буду без отрыва смотреть в тот момент, когда все обратят внимание только на меня. Поехали.

Опускаю голову, опускаю гортань, язык. Сплющиваю рот в щелочку. Улыбку приклеиваю – и как (хотела написать «заору») запою. Медленно, громко. Невыносимо плоским, утрированным, народным звуком, пробившим стены всего нашего дома и ушедшим вон в ту соседнюю многоэтажку:

– Летя-ят у-у-утки-и! Ле-е-етя-я-ят у-у-утки-и-и…

Уже тишина, сейчас прискачут все. С воодушевлением продолжаю:

– Ле-е-етя-я-ят у-у-утки-и-и и два гу-у-уся-я-я…

Готово. Все стоят тут. Некоторые закрыли уши. Посыпался шквал обычных в такой момент просьб:

– Может, не будем соседей пугать?

– Баба Кюха, баба Кюха… – Глеб еще не решил, посмеяться ему или поплакать.

– Мы все поняли, все-все поняли! – наперебой уговаривают меня остановиться деточки.

Но я продолжаю:

– Ох! Каво-о-о люблю-ю-ю-ю… – и так слезно смотрю на точку в стене, что она сейчас заплачет. Да еще и руки свои к ней тяну!

– Мамочка, миленькая, пожалуйста, не надо! – почти хором просят дети.

Победа! Однако, делая серьезное лицо (как мне кажется, «фараона»), я все-таки их спрашиваю:

– Точно поняли?

– Да, да!

– Без моего разбирательства все хорошо у вас?

– Конечно! Всё, мама! Всё!

– Я вас люблю! – улыбаюсь от души, играю бровями при этом. – Молитесь, завтракайте. Захара кто в детский сад отведет? Я с Верой и Глебом дома пока. Максим, иди последнее разъяснение по поводу вашего спора сделай – и всё, по коням!

– По коням! – вторит мне хор.

Замечаю, что Захарчик, полностью одетый, слоняется без дела. Хорошо! Подзываю его:

– Заха! У нас есть пять минут, чтобы почитать. Иди сюда с Глебом и Верочкой. Азбуку достань, которую тебе баба Инна подарила, – кричу я вдаль и слышу, как шуршат младшие бумагами. Выискивают ту самую, оригинальную, написанную бабушкой Инной лично для своих внуков азбуку. Бегут ко мне – значит, нашли. Начинаем урок!

– Садитесь прямо впритык ко мне, вам так легче будет. – Рассаживаю детей по бокам, а Глеба – себе на колени. – На какой букве мы остановились?

– Вот на этой. – Захар тычет пальцем в «Щ».

На картинке нарисован маленький пушистый щенок. Я начинаю:

– Вот посмотрите, кто нарисован у нас тут? – постукивая пальцем внизу картинки, спрашиваю я. – Маленький такой, красивенький!

Подняв ладонь вверх и слегка покачивая ей, Захар уверенно сообщает:

– Собачка!

– Собачка! – эхом отзывается и Вера.

– Собака! Гав-гав! – вошел в роль Глеб.

– Молодцы! Собачка, только ма-а-аленькая собачка. Вспоминайте, как называется маленькая собачка? Щ-щ-щ… – без конца повторяю я этот звук, подсказывая слово.

И тут Захар, подражая моему долгому звуку «щ-щ-щ», выдает:

– Щ-щабачка! – и радуется.

Меня сразу сразил приступ смеха. Но смеялась я не одна. Максим с Христиной оказались поблизости и дали себе насмеяться вволю.

– Щ-щабачка! – присаживается от смеха Христина.

– Белая пушистая щабачка, – заливаясь от веселья, на высоких нотах вторит ей Максим, по своей привычке слегка прикрывая лоб рукой.

Вот умеют дети развеселить народ. Вера смеется за компанию со всеми. Глеб просто хлопает в ладоши, поддерживая веселье. А Захарий смеется с видом победителя и главного героя отличного настроения!

Сборы окончены. Все разошлись и разъехались. Сегодня у меня репетиция утром. И со мною Глеб, которого заберет Елизавета, и Вера, которая со мною весь день. Так. Чуть не забыла свои выручальные заначки. Что есть на сегодня? «Иди, Ксения, на кухню, по сусекам поскреби». Надо экипироваться. Немного поискала в уголках, достала мини-вентиляторы, крутящиеся от каждого нажима ладонью. Пойдет. И главное – два одинаковых.

– Дети! Берите свои игрушечки с собой, надевайте легкие курточки, скоро выходим, – бодро подзываю я слегка уставших деточек.

«Мир, в котором я живу…» – зовет меня телефон. Достаю его, стоя на пороге, готовая к выходу.

– Але! Але! – Брат звонит. Петр Второй, как мы его между собой называем. – Да-да, родной. Все хорошо. Со святым днем* тебя. Да вот выхожу по работам, как всегда. Ты с Егорушкой?! Отлично! Давно не виделись.

– Пожалуйста, своди Егора к психологу после обеда. Я в это время на завод насчет арматуры поеду, разобраться надо. Помоги, Ксюша, а? – так печально взывает ко мне брат. Отказать – просто невозможно.

– Конечно! Ты на машине? Так вот. Я до двух в «Камертоне»*, туда и подъезжай. Подготовь его морально к встрече, – успокаиваю я брата.

– Только у нас новость с ним, – слышу по голосу, стесняется папа. – Егор стал ходить только на свой горшок. Стал вести себя слишком эгоистично. Нас направили тест пройти у психолога в центре. И к школе, и по поводу поведения, так сказать, – совсем скисает Петр.

– Все сделаю в лучшем виде. Привози, не сомневайся. Дорогу помнишь? – подбодряю его.

– Да.

– По рукам! Около двух в «Камертоне». С Богом. По дороге там не лихачь! – оканчиваю разговор, окруженная совсем раскисшими от ожидания Глебом и Верой.

Вышли мы наконец на улицу. Идем к остановке. По пути у нас маленькая часовенка в честь Сорока мучеников Севастийских.

– Вера, Глеб, пойдемте, свечи поставим! – тормошу обоих.

По времени служба здесь недавно началась. Как сказано, так и сделано. Зашли мы тихо и встали под навесом для хора. Дети выбрали себе по подсвечнику и теперь старательно учились ставить ровно свечи. Я расслабилась. Сегодня будний день, пономарей нет. Голос служащего в этом храме иеромонаха Назария уверенно призывает всех встать прямо и слушать. На славянском, конечно, языке. Дошли до чтения Писания.

– Прокимен глас седьмы-ы-ый «Возвеселится праведник о Господе и уповает на Него», – несется низкий ровный бас батюшки.

По идее, сейчас лик сразу должен повторить текст за ним. Но лик молчит. И не слышно шума быстро переворачивающихся страниц, который бывает в таких «запоздалых» случаях. Лик молчит где-то там, наверху. И батюшка Назарий молчит. Отвлекся, наверное. Тишина в храме непростительно затянулась. Я делаю глубокий вдох, поднимаю свои глаза в купол храма и от всего своего маленького сердца спрашиваю Бога: «Почему я так попадаю?»

Сейчас мне, видимо, стоит громко, на весь храм подсказать. Все на меня оглянутся, начнут замечания делать. Я стою и молчу. И батюшка Назарий молчит. И лик молчит!

Ладно, Господи. Открываю рот. Глаза в пол. Как будто «я не я и хата не моя». Кричу наверх, в небо, охватывая все пространство церкви. На самом деле – певчим:

– Клирос, повторите прокимен за батюшкой. Страница пятьдесят семь в Обиходе Лапаева, – и съежилась.

На звук моего голоса подошли младшенькие. Я ретировалась с ними на улицу, успев услышать начавшееся правильное пение. Пофилософствовать бы сейчас. Да дела надо де-е-елать.

– Ты сам меня толкаешь! – Вера плечом старается задеть Глеба. А он в долгу не остается.

– Вот так я тебя толкаю? – и толкает опять.

Вот фрукт! Пора заначки в ход пускать.

– Ребятки, я совсем забыла. У меня заначки есть. М-м-м! Какие заначки? – артистично подзадориваю их. – Угадайте, и я вам отдам. Идет?

– Да! Конфетки, блокнот, пистолет, лимонад, фломастеры… – дети увлеченно отгадывают.

Ворчание остановлено, интрига растет. В общем, как раз времени хватило дойти до остановки и поотгадывать состав сегодняшней моей заначки для Веры и Глеба.

Стоим. Ждем. Смотрю на часы, автобуса долго нашего нет. Опять припоздать, что ли?! Не-е-е! На маршрутке. За детей одно место на двоих оплачу, и слава Богу! Подговариваю детей:

– Наша маршрутка едет. Поднимайте руки. Тормозите ее, – учу их я.

Со стороны, конечно, двое детей просто изображали летящих по небу лебедей. Как водитель только понял? Заходим. Народу много!

– Проходим, проходим. Не держим оборону. Проходим. Не держим оборону у двери. Садитесь, женщина. – Это водитель, видимо, мне.

Прошли мы в салон. Уселись. Место нам уступили. Все хорошо. Рядом стоящий высокий усатый мужчина громко кричит водителю:

– Командир! Мне не видно в окно. Молочная гора скоро? – и внимательно смотрит в сторону лобового стекла.

Ответ водителя припаздывает. Высокий мужчина пытается наклониться и посмотреть в любое окошко. В это время мы все слышим добротный такой, на нижних конферансьежных* нотках, веселый ответ командира:

– Одна песня, три частушки! – Наш водитель дал наиполнейший ответ.

Что тут началось в салоне! Естественно, полмаршрутки сразу стали с энтузиазмом вспоминать частушки и народные песни. Да и всем выходящим по ходу следования пассажирам таким образом обеспечено отличное настроение.

А у детей настроение какое-то сонное. Надо взбодрить. Вот и час вентиляторов настал.

– Вера, Глеб, смотрите, что у меня есть! – протягиваю им по вентилятору.

Так, тут все хорошо. Настало время оплатить проезд. Передала деньги и по своей многолетней привычке мысленно прорабатываю предстоящий урок.

Рядом стоящая женщина через какое-то время возвращает мне мои деньги, которые я передала за проезд. Мысли мои только о ее милости. Но тут, громогласно перекрикивая и шум пассажиров, и гул мотора, и звуки с улицы, водитель кричит в салон:

– Сегодня женщинам с детьми проезд без оплаты. Возьмите деньги обратно. Пассажиры, если я кого пропущу, вы им сами скажите, пожалуйста. У меня сын родился!

Начали после его объявления пассажиры шутить. Сообщать друг другу о своих детях, первенцах, мальчиках и девочках. Так и доехали: с песнями и родословными!

– На «Марийце» будьте добры, – перекричала я разговоры попутчиков.

Вышли. А погода: ветерок, красота, деревья, облака! Почему у остановки такое название необычное? Может, из-за зрительной схожести этого бывшего кинотеатра с настоящим Мариинским театром? Пришли мы к зданию певческой школы «Камертон». Директор Зоя Евгеньевна почти прямо живет тут. Здание шикарное. Все есть, и даже спаленка для самых маленьких, которых привели сюда мамы заодно с поющими старшими братьями и сестричками. Заходим.

А там поют уже? Я вроде тут стою. Приоткрываю нужную дверь. Ага! Вика, старшая из хора, в мое отсутствие приняла командование на себя. Сейчас заправски дирижирует, поет сама и управляет хором.

В этой школе учатся дети постарше. Которые определились на данный момент жизни в своих приоритетах. Они все хотят петь на службах, и все уже поют. Таланты, словом. Вот и ладненько!

Собралась открыть дверь и войти. У меня в кармане завибрировал и зазвонил трелью телефон. Всемирный день звонка сегодня?! И, как всегда, когда я слишком занята, подговариваю Веру ответить на звонок и изобразить моего секретаря. В несрочных случаях этот ход срабатывает. Протягиваю ей телефон и напоминаю:

– Скажи: «Але! Секретарь Ксении Николаевны слушает», – поглаживаю по голове Глеба, который с нескрываемым восхищением ждет начала диалога.

Вера ответила как положено, но я не слышу прощальных слов, обычных в такой ситуации. Наоборот, мой секретарь то пытается вставить слово, то внимательно слушает. Понятно. Разговора не избежать. Протягиваю ладонь и подхватываю телефон с Вериных ручек.

– Але! – нейтральным тоном начинаю диалог. Ведь звонит Любовь-Мария Ивановна, руководитель всего огромного православного центра и пения, и школ, и регентов, и даже богословских курсов. – Да, слушаю, Любовь-Мария Ивановна!