Текст книги "Смеющийся дом. Первая книга из серии «Смеющийся дом»"

Глава X.
Не подходи ко мне

Как сладок час предутренней зари! Ничего еще не делала, не вставала. Не вспоминала планы на день. Не открывала глаза, а уже счастливо улыбаюсь. Надо крестное знамение на себя наложить. А вот теперь опускаюсь на землю. Сразу побежала волна крови по организму, сажусь на своем диванчике.

– Двести первая мотострелковая дивизия, подъем! Время пошло! Вера, Вера, где твоя новая игрушечка? Надя, как служба вчера прошла? Юра басом* пел? Максим, ты на велосипеде или на одиннадцатом маршруте, то есть на ногах? Христина, вчерашнюю юбку не надевай, она тебе маловата стала! – раздаю я ценные указания направо-налево. – Заха, ты мне машинкой дашь поиграть сегодня? Мы договаривались с тобой, где она? Тихон, чего там тихонечко лежишь? – специально громким, но и приятным, располагающим к себе голосом поднимаю каждую мою радость хитростью.

Вроде получается. Зашевелились, начали разговаривать. Летают бантики, носки. Догони, ищи, лови! Удивительно быстро поднялся Захар. Голубоглазый, светловолосый. Одетый, готовый и довольный. Подходит ко мне в этой суматохе и напоминает:

– Мама, ты мне говорила, заначку – конфету мою любимую сегодня вечером дашь, – и с надеждой смотрит на меня.

Что же ответить тебе, чадо мое сладкое? Да чтобы не обидеть? Придумала! Удивляюсь изо всех сил, оглядываюсь и спрашиваю, засматриваясь в окна:

– А что, окна темные? Наступил вечер? – Так лихо поднимаю наверх окончание слова, обозначающее, по-моему, крайнее удивление.

Молчит Захар, опустив головку, но не сдается. И говорить неправду, что уже вечер, ему, видимо, не хочется. Что же он решит?

– Почти-и-и, – неуверенно, смотря на свои заплетающиеся и расплетающиеся пальчики, отвечает он.

Теперь настала моя очередь заплетать и расплетать. Только не пальцы, а мысли. Вот ты жук! Ага! Готово!

– Ну, тогда вот и тебе почти конфета, – протягиваю ему кружок аскорбиновой кислоты, обнимаю, целую. – После службы съешь, ладно? – шепчу ему на ушко.

Он побежал по комнате, сохраняя наш секрет.

Весело и спокойно собираются дети. Я иду на кухню готовить бутерброды для тех, кто пожелает взять их с собой. Поворачиваю за угол. Что это? Огромная лужа на полу. Она загородила дальнейший проход. Вытереть мне ее сейчас никак нельзя. Ни под каким предлогом. Даже не думай, Ксения!

Мы с Андреем воспитываем детей насчет подобного однозначно: не оставляйте после себя бардак. Пошла в зал. Села у окна и приготовилась к дознанию и научению. Смотрю на детвору, изо всех сил делая грустный взгляд. Дети заняты своими сборами. Подходит ко мне Заха, обнимает за коленки. Я глажу его по голове, собираюсь поцеловать в щечку. А он поднял голову и говорит мне, чем и выдает себя с потрохами:

– Это не я воду разлил.

Мои дальнейшие действия пошли по наработанному годами сценарию. Объяснение, обнимашки, целовашки. Мир, дружба, жвачка. И чего он так неровно к воде дышит? Моряком, наверное, станет!

– Христина, чего там у вас? – кричу в сторону ванной.

Тут возле меня снова Захар стоит.

– Она не пускает меня умываться. А я же маленький! – уверенный в свое правоте, кивает головой и смотрит на меня вопросительно шестилетний сынуля.

Обнимаю его, глажу по плечам:

– А ты что, не знаешь, дружок?! Ты вырос ночью. Всё. Не маленький уже. – Энтузиазм в глазах Захара потухает. – Но, – продолжаю с голливудской улыбкой и интригующе поднятым вверх пальчиком, – ты иди первым! Потому что ты мужчина.

– Я мужик! – Он сорвался с места и побежал вприпрыжку.

Обычные утренние хлопоты. В это время можно получить настрой на целый день. Главное – мне не лениться и вовремя на все реагировать.

Минут через сорок полностью все собрались. Пришло время для утренней молитвы. Дети, а их у меня здесь шестеро, поют молитвы, тропари своим святым. Просят по очереди у Бога милостей насущных для себя. Солнце встает. Несется на облаках по ясному небу детская молитва. Всё. «Достойно есть» тоже спето. Подбадриваю себя: «Хорошего понемножку! Ксения, за дело!» Как можно веселее обращаюсь к детям:

– Ребята! По коням!

Суета в коридоре. Перед выходом пропели тропарь «Спаси, Господи, люди Твоя…». Никто уже и не помнит, откуда в нашей огромной семье эта традиция. Выбегаем на улицу.

– Дети, чья очередь пикалку нажимать?

Сразу несколько рук тянутся ко мне за брелоком автосигнализации. Что удивительно, ни разу не тянулся за брелоком один ребенок. Всегда несколько. Благополучно загружаемся в семиместный «Ларгус». Заводим мотор и дружно молимся за здравие Валентины Михайловны. Благодетельницы, пожертвовавшей нам такую машинку. Это наша добрая привычка.

– Мама, посмотри. Это нам письмо! – протягивает мне Максим красивейший, разноцветный, с какими-то печатями и золотыми марками, большой конверт.

Пока мотор прогревается, исследую отправителя. УФМС. Так! Открываю. Ишь ты! Письмо, то есть конверт, вскрыто. Послания внутри нет. Дети ожидают моей реакции.

– Давайте помолимся за здравие того, кто чужое письмо взял без спроса и куда-то отнес. Спаси его, Господи! Слава Богу!

Включаем аудиозаписи служб Максиминого мужского хора.

Несутся мимо нас пригорки, речушки, лесопосадки, мостики. Наступает рассвет! Да-да! Выезжаем рано, чтобы всех успеть развезти по своим местам служения. Кто пономарит, кто поет. Каждый выбрал себе послушание* по душе. Перед первой высадкой задаю ожидаемый от меня вопрос:

– Кто с кем сегодня? – и молчу.

– Я с Христиной!

– А я возьму Захарчика.

– Э-э-э! Мне кого-нибудь оставьте! – наигранно возмущаюсь я. – Можно Веру?

– Да-а-а! – Это уже хор моих детей.

– Вот и договорились. – Я подозреваю, что у них с вечера уже все обговорено. – Вы заметили, дети, сегодня день какой? Пока не обещаю, но, кажется, можно на речку съездить.

Дружный хохот сотряс салон автомобиля. Сквозь смех Христина задает вопрос, видимо риторический:

– На речку Речку? Речку-приречку?

Смеются мои деточки. Вот и отлично! Дело в том, что река наша называется Река. И частенько упоминание о ней заканчивается таким образом. Я поддерживаю детей:

– Да! На речку Речку. И побегаем, и покушаем там. Так что после служб на всякий случай не расходитесь, а ждите звонка от нас с Верой.

На том и порешили…

Вот мой храм, исповедь, клирос, чтение третьего часа и дочкин закуток. Я совсем на другом конце клироса. Как всегда, копошусь в папках и книгах. Навожу при оказии порядок. Но мыслями и слухом я здесь! У пульта.

Вдруг уши уловили: ошибка! Подскакиваю к чтецу сбоку, но не останавливаю чтение. Склоняюсь над его текстом, ищу ошибку, чтобы постучать по слову карандашиком. И тогда Владимир перечитает его заново и правильно. Ищу и не нахожу. Все-таки уши мои слышали ошибку в чтении. Господи, помоги! Ведь это так важно. Например, в богородичне, на шестом часе, в предложении «иже и страдати о нас изволивый», если кто-либо старинную славянскую букву «о» примет за титлу и прочитает ее как «от» (перед словом «нас»), то тем самым во всеуслышание этот чтец заявит о своей личной принадлежности конкретно к распинателям Христа! Нашла сегодняшнюю ошибку! Слегка постукиваю по слову «ниже». Карандашом обозначаю огромное ударение на букве «е» в противовес ударению на букве «и», которое исполнил только что чтец.

Если прочитать слово с ударением «ни́же», то получится смысл из той области, где выше или ниже что-то бывает. А если прочитать слово с ударением «ниже́», то получается смысл «да никогда не будет». И двойное, усиленное отрицание.

Владимир окончил предыдущий текст, вернулся назад и прочитал правильно: «… ниже́ да посмеют ми ся врази мои…»

Завершено чтение Часов. Растаяла очередь на исповедь. Храм покадили. Сейчас начнется чудо, и ангелы будут удивляться.

Поднимаю всех сидящих и дремлющих на клиросе. Готовность номер один!

– Благословенно Царство… Аминь! – воистину благословенно. Откликается в моей душе!

Начинаются самые волнительные минуты, когда Небо и Земля вместе служат Богу. Никаких житейских разговоров, сторонних интересов и телефонов. Только молитва и ажурная, мажорно-трезвучная* служба.

Наступает время великого входа*. Тишина. Очень хорошо слышны слова батюшки Василия: «Великого Господина и Отца нашего…».

Вера соскакивает с коленочек, перемещается из закутка на табуретку возле клиросных перил ограждения. Буквально впивается глазками в сторону алтаря. Слушает. При словах батюшки «…поющих и труждающихся во святем храме сем, вас и всех…» дочка поднимает от радости ручонки наверх и кричит в ответ:

– Это я, батюшка! Я здесь! Меня, батюшка! Я Вера! – А радости в ней! И стучит себя по персем. И просто счастлива, сама по себе.

Несколько человек из храма сразу, на девяносто градусов, обернулись в ее сторону. Как водится, это были захожане*. Прихожане* давно привыкли и не оглядываются вовсе.

Казалось, за пять минут прошла двухчасовая служба. Крест прощальный поцеловали, просфорами запаслись. О социальном служении мне батюшка ни слова. И я ему тоже! Ведь сегодня не понедельник.

Выходим на улицу, а там… Небо голубое, цветы улыбаются, птицы щебечут, город просыпается! Точно надо на речку сподобиться.

У Похвалинской воскресной школы* сегодня один выходной. По причине открывшегося дачного сезона.

Как задумали, так и сделаем! Пока Веруня играла на церковной детской площадке, я обзвонила всех моих детей и сориентировала. Съездили с дочей за продуктами. Мячик, скатерть и покрывало всегда в машине. Насобирали детей по городу. Все вместе поехали к реке. Прямо вниз. Прямо к речке. В машине затихли все разговоры. Детские глаза устремлены на сверкающую и просто танцующую серебром зыбь огромной воды!

Правда, в нашем полку прибыло. По дороге звонила крестница* Елизавета и просила понянчиться сутки-двое с ее трехгодовалым Глебушкой.

Песок, ракушки и зеленая трава. Тут много гальки, мячик, вкусная еда. Какие тут распри и ссоры – не до этого. Идем в два ряда, взявшись все вместе за руки, к реке и подначиваем друг друга:

– Кто первый?

Я краем глаза замечаю странное поведение внучатого крестника. Ничего не говоря, круговыми движениями рук (при которых встречный поезд по правилам должен остановиться, если ты идешь по рельсам навстречу ему с белой тканью) я привлекаю внимание всех детей к себе. Как я и предполагала, Глеб этого движения не заметил. Показываю пальцем на себя. Все смотрят? Так! Не хочу спугнуть малыша. Как в шикарном фильме, держу возле своего лица сомкнутый кулачок с указывающим на Глеба указательным пальцем! Замысел мой поняли. Путешественники затихли, оглянулись. Расступились перед шагающим за ними малышом. Присели на корточки и ахнули.

Как описать взгляд художественной, тонкой натуры ребенка, впервые увидевшего огромную, наикрасивейшую реку, покрытую игривым серебром?! Конечно, малыш и раньше бывал здесь. Но осознание пришло только сейчас. Глеб дома видел воду только в тазике. И всегда ее наливала мама. Они живут в частном домике, без больших удобств. А тут! Глазенки круглые. Ротик открыт. В глазах не то удивление, не то восхищение. Нас он вообще не замечает!

Глеб сейчас один перед Богом на всем белом свете. Стоит, смотрит. Анализирует, не двигается. Крутит головкой вправо-влево.

– Можешь подойти, пальчиком потрогать, – решила я разрядить обстановку, стараясь не помешать все же его думам.

– Кто эту воду налил? – Глеб медленно задает вопрос в самый корень.

Секундное молчание, а дальше – безудержный, долгий, добрый, веселый смех всех моих детей.

– Бог, Глеб!

– Это Бог так может воду нам налить!

– Для тебя Бог воду налил, и она тут всегда! – понеслось со всех сторон коллективное творчество.

Мне не пришлось и словечка вставить. Управились сами с ответами. Эмоциональные возгласы и детский смех в этой качающейся зыбью тишине прозвучали очень громко. И реакция не замедлила себя ждать.

Из соседних кустов сразу высунулись две головы. Одна из них – с огромными голубыми глазами и торчащими во все стороны удивительными желтыми кудряшками. Получив одобрение взрослой головы (это был средних лет блондин), наш новообнаруженный сосед, мальчик, пулей выскочил из кустов и оказался красивым пухленьким красавцем лет двенадцати. Встал в центр детского круга. О! Да он не из робких! Подружились, перезнакомились отдыхающие уже в процессе дальнейших игр.

Двенадцатилетний Илья, так звали мальчика, – врожденный лидер. Он сразу повел за собой моих таких разных по возрасту ребят. Ну и отлично! Достойная замена Ксении. А то я все одна да одна перед ними. Расслабилась, слежу только за тем, чтобы песком сгоряча не вздумали кидаться. Благодать! Мяч, догонялки, прятки. Скатерть и десертик сладкий. Вот и дожили до трапезы.

– Дети! Молимся, трапеза*!

Сидим на корточках. Песок прохладный.

Кто не служил по утрам литургию, тот не знает настоящего вкуса бананов, батонов и сырков. А пирожки и йогурты после службы? Да еще и после беготни! М-м-м!

Правда, во время трапезы пришлось прибегнуть к услугам переводчика. В какой-то момент в кругу таких милых и обаятельных друзей Глеб почувствовал себя совершенно взрослым. Указывая пальчиком в центр скатерти-самобранки, объявил:

– Кепчик!

Все смотрят на него. Некоторых начал пробирать смех. Что же означает это на его языке?

– Баба Кюха, дай кепчик!

Хотелось мне, конечно, подзадорить его, предлагая кепки, чепчики и еще чего-нибудь такое. Но вместо всего этого я торжественно произнесла:

– Повелеваю! Дать в награду один козинак тому, кто переведет это заморское слово! – и сощурила один глаз, подперев бока руками и высоко-высоко постаравшись задрать свой нос.

– Кетчуп! – хором ответили все.

Эх, Ксения! Слово не воробей, вылетело – не поймаешь! И чего я только три козинака купила?

Громко заиграл звонок входящего вызова. Братишка Тимоша звонит.

– Але! Ксюха, ты где? – сразу к делу приступает братик.

– На речке Речка, с детьми, – выкладываю информацию я.

– А че там делаете? Холодно же купаться еще! – очень удивленно спрашивает Тимофей.

Вот и настало время для миссионерской беседы, Ксения.

– Милый братишка, мы изо всех сил ничего не делаем.

При этих моих словах все дети, не сговариваясь, закричали ему издалека, да громче в сторону трубки:

– Да! Не делаем! Ничего! Играем! Отдыхаем! – кто во что горазд, в общем.

Когда группа поддержки успокоилась, я продолжила:

– Стараемся кто как может воскресный день соблюсти. Лишь бы не работать на себя, понимаешь? – мягко и просто отвечаю.

– А-а-а! Да я вот думаю, приезжай к нам в пятницу в любое время. С Инночкой и Улечкой посиди. А мы с Настей по бумажным делам отъехать должны, – просит Тимофей.

– Договорились! Ладно! Только ты заначками запасись для Фимочки и мне скажи, куда спрячешь, потом. И подумай над тем, чтобы их ко мне, наоборот, привезти.

– Да-да! Спаси Господи! Давай. Пока, до встречи, – распрощался со мной осчастливленный Тимоха.

Чайки радуют притихших детей своими показательными кругами в воздухе. Летают, летают и бросаются в воду камнем за рыбой. А я? Сомкнула губы, задержала дыхание. Так и тянет рот открыть с поучением. Меня опередили. Похлопав ладонями для привлечения внимания к своей персоне, Илья берет инициативу в свои руки. Вскинул заправски вверх свои красивые брови. Тоном, не терпящим возражения, обращается он ко всем сразу:

– Вы приедете на мое день рожденья? – и для важности даже привстал.

Христина секунду глядела на него изучающе. Затем сразу, машинально, по привычке поправила:

– Не мое, а мой день рождения.

– Как твой? – пришла очередь Захарьиным бровям вскидываться вверх. – У Илюши же день рождения.

Не смех, а добродушный гогот последовал за этим невинным вопросом. Вот это у нас получилась игра слов и смыслов. Прошло еще минуты две, но все же выпрыгивает из меня проповедь. Похоже, по воскресно-школьной привычке в душе моей включился режим преподавания. Сдаюсь!

– Дети! А у православных людей тоже бывают развлечения. Подумайте и скажите: какие? – перевела я ребячий разговор в воскресное русло.

– Крестным ходом ходить, – первым предполагает Максим.

Ведь он даже на велосипеде умудрился поучаствовать в паломнических* велопоходах длительностью по несколько дней.

– Разговляться* после поста, – радостно вставляет Тихон, чем вызывает общий смех.

Чего-то молчат остальные. Значит, моя очередь:

– Святой Василий Великий спрашивает нас: «…хотите отдохнуть, развеяться? Идите на луга, поля. Исследуйте растения, цветы, реки. Съездите в поездку, поклонитесь святым мощам…» Так что вы молодцы! Мы на Речке, – подвожу итог. Вроде легли мои слова им на сердце. – Ну, что? Молимся?

Зашевелился народ, помолился народ, прибрался народ. Мусор, как известно, упаковали с собой. Веселою гурьбою двигаемся к оставленной неподалеку раскрытой настежь машине. Когда до намеченного нами объекта оставалось каких-то пять метров, запела наша машина на всю громкость своего сабвуфера! Мы присели от неожиданности, страха и удивления.

«Не подходи ко мне, я обиделась! Я обиделась…» – неслась по берегу энергичная, шлягерная песня.

Видимо, уехала радиоволна из нашей машины давно, а именно в этот момент вернулась. Следующие три минуты мы так и сидели на корточках. Только теперь от того, что просто не могли подняться на ноги, сваленные почти непосильным грузом смеха и веселья…

Тронулись в обратную дорогу, а детские головы не отрываются от речки Речки. Гляжу в зеркало заднего вида. Двое задремали. Отлично! Включаю на слабый режим печку, чтобы точно дошли до сонной кондиции при подъезде к дому.

Вернулись в наше гнездышко. Не сговариваясь, переоделись, умылись и легли отдыхать. Даже старшие. Но я-то знаю: сейчас все уснут. А поставлю-ка я им валаамское пение Псалтири. Для верности, так сказать. Тогда точно уснут! Включаю колонку и Bluetooth. Ставлю пение. Отлично! Так проникновенно запел Валаам. Секунда – и все, царство сна должно посетить нас.

Прошла минута, две, три. Пока держатся. О нет! Рука Глеба взлетает вверх, хотя он сам лежит с закрытыми глазами. Начинает какие-то только ему одному известные иероглифы в воздухе выводить. Я вся внимание. Смотрю только на него. Теперь пошла его ладошка медленно вниз, вниз… Да по пути еще и пальчики собрались в щепоть и стукнулись о нос. Опять поднимает, опять рисует на небе. Пошла ладонь вниз, теперь уже в ухо. Неужели молится? Эх, значит, не спит. Да нет! Вижу, дыхание сонное, глазки не бегают под веками. Опять пошла ручонка наверх. На этот раз опустилась прямо на лобик. Ясно! Душа молится во сне, услышав божественный напев, а я тут соглядатаю*. Ну и пусть спит с рукой на лбу.

Всё. Спят! Телефон ставлю на беззвучный режим. Смотрю на иконы, делаю крестное знамение с благодарностью и радостью. С трудом говорю от усталости:

– Спаси, Господи, и помилуй того человека, который детям сон-час придумал!

И туда же, их догонять.

Глава XI.
Ксения – тренер чемпиона

Пробуждение было необычным. После вчерашней литургии. После свежего простора. После запоздалого обеда. После удачно подвернувшегося сонного часа дети, не сговариваясь, ушли в ночной сон. Я, конечно, просыпалась пару раз и замечала: то одно, то другое дитя стучит дверцей холодильника, шепчет молитвы. И ужинают. Даже и Захара покормили. Но что удивительно, после похода на кухню все решали спать дальше. Лишь мы с Верой выделились на общем фоне, продолжая спать в обнимку. Еще раз проснулась ночью от шума какой-то возни и полушепота. Предприимчиво не соскочила сразу, а только приоткрыла реснички и навострила свои ушки. Маскировка, так сказать.

Оказывается, Глебушка сел в кроватке и зовет:

– Баба Кюха! Баба Кюха!

И чего он меня так называет? Только он один. Тайна века! От этого звука проснулись Христина с Тихоном вместе. И стали его успокаивать, ласково поглаживая.

– Да вон твоя баба Кюха, – убедительно показывает рукой в мою сторону Тихон. – Видишь, спит? И ты ложись давай.

– Пить хочу! – капризничает крестновнук.

На это его привычно воспитывает уже Христина:

– Говори правильно. То есть проси правильно. Ну?

– Христа, дай мне, пожалуйста, воды.

Воды напились, дальше спать завалились. Ведь сон – это лекарство.

Перевернувшись в очередной раз с боку на бок, краем глаза заметила белеющий посторонний предмет на краю дивана. Да это снежок с плетушкой! Вот это да! Намек поняла. Специально не открываю полностью глаза. Умудряюсь покормить совершенно спящую дочурку. Остатки доедаю сама. И дальше – спать. Приучила чад к этому: раз надо отоспаться, то спим.

К сожалению, такая необычная ночь подошла к своему окончанию. И утром вместо «Двести первая мотострелковая дивизия, подъем!» моя рука тянется включить громкую веселую подборку наших любимых детских песен.

«Голубой вагон бежит, качается…» – полилось по квартире пружинистое пение.

«Ничего на свете лучше нету…» – сменяет сразу же ее другая бодрая песенка.

А «Барбарики» окончательно подняли всех на ноги. И припев: «…и я, и я, и я поздравляю тебя», – пели уже не только «Барбарики», но и все лохматые сейчас дети.

Эти песни очень мягко подняли деток с кроватей, и началось утреннее хождение. Все ходят, умываются, одеваются и делают прически. Слава Богу, дожила я и увидела своими глазами: старшие помогают младшим во всем. Одна я почему-то остаюсь в лежачем виде. Глеб с Верой и Захар, собранные, сидят у моих ног и играют кубиками.

Моя одежда всегда приготовлена, сумки всегда собраны. Как говорится, «все свое ношу с собой». Дай, думаю, хоть делом займусь лежа. Ведь нужная книга по узкой специализации «Канонарх» не напишется сама. Дела надо де-е-елать. До выхода все равно часа полтора.

Быстрехонько достаю компьютер, открываю нужную папку – и давай набирать текст в «Вордe». Страница сразу запестрела красными и зелеными волнистыми линиями под некоторыми словами. «Ворд» подсказывает, что у меня правописание нарушено и надо исправить слово. По ходу повествования пришлось мне набрать слово «обедница»*. Оно моментально запестрело волнистой линией. Тут и подсказочка сверху всплыла. Я метнула глаза в ее сторону и замерла. «Ворд» подсказывает мне правописание, по его мнению. Там написано «ябедница». Ох и смеялась я! Пришлось окончить писанину, так как серьезный настрой ветром сдуло.

Настало время общей молитвы. Спокойно, без толкотни помолились. В словесной части все ребята по очереди благодарили Бога за отдых. Просили сегодня для себя своих детских милостей. Чего же попросить мне? Ведь скоро и до меня очередь дойдет.

– Щедрый Господи! Даруй мне управиться с работами и получить известие о социальной службе благоприменимое, – от всей души прошу я. – Пожалуйста! – Точка поставлена. – Дети! Благословляю вас на добрые дела. Люблю, целую, обнимаю! Не забудьте поесть сварить вечером и прибраться. К нам тетя Ангелина в гости придет. С Богом! – накладываю на них на каждого еще раз крест.

Всё. Разошлись пути-дорожки. Школа, садик, всего понемножку. А мы с Верой и Глебом пока дома. На кухне внимание внучатого крестника привлек календарь посадок. Он долго изучал его. Водил пальчиком, и вот они, вопросы, полились рекой:

– А вот это что нарисовано? – спрашивает Глеб, показывая на дерево.

– В этот день, мой миленький, надо деревья высаживать. Им очень хорошо будет.

Не отхожу далеко. Вопросы ходят парами.

– А это морковка тут? – заинтересованно изучает следующие дни посадок Глеб.

– Сажать и кормить морковку надо, – заготавливая с собой любимые Верины пирожочки, отвечаю я.

– А это дерево кормить надо? – хлопая в ладошки, продолжает мальчуган.

– Угадал, молодечик! В этот день хорошо бы подкормки сделать дереву. Кормить деревья, – поясняю я ему.

Ладошки его хлопают все сильнее. Радости от понимания своей взрослости у него все больше и больше.

– А это жуков кормить надо, да? – и даже в голос смеется.

Что здесь ответить? Меня совсем не тянет сообщить ему об уничтожении вредителей.

– Поедем сегодня по гостям к другим детям? Ля-ля-ля! – пританцовывая, сменила я тему. Да и всё!

Через некоторое время вышли я, Вера и Глебушка к автобусу. Когда семья не полная, то стараемся не ездить на машине. Бережем ее. Тем более на дворе конец мая, буйство красок. Красота неописуемая. Смотри и любуйся. Первый пункт высадки – на остановке «Зимняцкого». Там нас ждет репетиция литературно-музыкальной композиции «Нечаянная Радость». Дети, все ее участники, учатся во вторую смену в школе. Так и собираемся по утрам.

– Наш автобус? – теребит меня Вера за рукав и вглядывается в светящийся номер, успевая при этом оказывать знаки внимания своему подопечному. То волосы ему пригладит. То весеннюю курточку на нем поправит. То возьмет за ручонку и пригрозит пальчиком и поучит:

– Не подходи близко к дороге!

Едет. Прямо летит к нам автобус 22-го маршрута. Тормозит около и зовет своими открытыми дверями. Заскакиваем. Для вида встаем, держась за поручи. Я знаю стопроцентно: место нам уступят. Мы же не в Америке! Уселись. Мои мысли только о репетиции. Я немного отключилась от рядом происходящих событий. Потом включилась, да поздно! В общей гулкой атмосфере четко и ясно слышу такое:

– Упала шляпа-а! – Ведь и мотив правильный. – Упала на пол! – под ободряющие, добрые взгляды пассажиров запела Вера.

– Я тоже хочу! – просится Глеб.

– Давай! – быстро соглашается дочь.

– Упала шляпа… – Это уже дуэт. – Упала на пол… – И оба качают ножками вперед-назад.

– И ветром шляпу, шляпу унесло-о! – добрый человек из автобуса, «что ти есть имя»?

Сейчас научит детей продолжению. Настроение у всех попутчиков мгновенно приподнялось. Вера с Глебом только две секунды смотрели на учащего и снова:

– Упала шляпа, упала на пол, – уже почти кричат.

Пора и переключить их внимание.

– Ребята, смотрим все на дверь, – подняла я указательный палец, изо всех сил тараща свои глаза на входные двери. Дождалась момента остановки автобуса, подождала пять секунд при открытых дверях и говорю заговорщицким тоном: – Закро-о-ойся-я, – добавляя давящий шепот при этом.

Дверь, естественно, закрылась. Мы поехали.

Дети молчат. Все на лице написано. Только вопросов нет. Сработало! Я опять унеслась мыслями в репетицию. Да не тут-то было! На следующей остановке, перед тем как закрылись двери, мои уши слышат:

– …о-о-ойся-я-я.

Это все тот же дуэт. Почувствовали интригу. Ручки вперед вытянули и держат на весу.

Никто из стоящих вокруг пассажиров не остался без дела. Все долго и с комментариями смеялись. Так ведь нашелся среди них новый добрый человек, который и подсказал ребятам:

– Перед открытием дверь вас тоже послушается. Только скажите ей: «Откро-о-ойся-я».

Я знаю о том, что мы скоро выходим, поэтому разрешаю повеселиться детям по полной.

– Откро-о-ойся-я! Откро-о-ойся-я! – Это детские голоса звучат уже на улице.

И машут мои ребята своими малыми ладошками вслед отъезжающему, улыбающемуся, мельтешащему десятками ладошек в окнах автобусу.

Мы подошли к зданию воскресной школы «Ковчег». Совсем-совсем к началу припоздали. И появились в тот момент, когда директор школы Борис Юрьевич уже читал о здравии имена учащих и учащихся:

– …иерея Антония, матушки Наталии, Надежды, Иулии, Сергия, Ксении, Елизаветы, Наталии, Весты, Галины, Николая, Марии, Людмилы, Димитрия, Иоанна, Артемия, Никиты, Максима, Екатерины, Веры… – Оглядывается на меня. – Ты с кем там еще сегодня?

– Глеб и Вера, Борис Юрьевич, – сразу отозвалась я.

Несется под сводами высокой, светлой, просторной бывшей прачечной молитва. Школа оборудована с такой любовью! Здесь даже взрослому будет интересно провести время, особенно впервые… Музыкальные инструменты. Деревенские декорации. Настоящие прялка, рубель* и гармошка. Множество поделок и рисунков.

Спокойно и творчески начинаем с учащимися репетицию. Попросила лишь повара Анну присмотреть за географией передвижения моих маленьких помощников. Подготовка к празднику и сама репетиция проходят замечательно.

– Ко грехам я грехи прилагаю, свой обет нарушая святой, – сокрушается «разбойник».

– Ты и прочие грешники сделали это, – несется запись из динамика, поведающего ответ Богородицы грешнику.

Незаметно промелькнуло минут сорок.

– Ребята, перерыв пятнадцать минут. Чай пить будете после окончания репетиции.

Как и ожидалось, вся детвора хлынула к Глебу и Вере.

Перезнакомились. Володя успел Глеба на горбушки посадить и скачет теперь по всей школе. Полноценный перерыв, в общем!

Не успела присесть, телефон мой запел: «Ты знаешь, так хочется жить…» Это прорывается в эфир батюшка. Не выдержал моего молчания, сам звонит.

– Але! Батюшка Василий, благословите! – бодро начинаю разговор.

– Але-але! Бог благословит! Ты что, забыла? – мягко спрашивает жующий что-то батюшка, пряча свое волнение.

– Да нет! Занята просто. Давайте сейчас пообщаемся, у меня перерыв, – успокаиваю я его.

– Ну, смотри! Коротко. Тебя труба в поход зовет. И вместе с ней социальные люди. Это твое любимое занятие, – и смеется.

– Да ну? Откуда вы знаете? – недоверчиво вопрошаю.

– Да точно тебе говорю. Ты по гостям любишь ходить, проповедовать, помогать? – перечисляет он.

– Да. А при чем тут это? – ничего не понимаю я.

– Теперь так и ходи по гостям. Проповедуй, помогай, что хочешь там делай. Даже с дитями можно. Ну, пол помоешь. Ну, в магазин сходишь, и все. Поняла? Поняла, я спрашиваю? Чего молчишь? – Батюшка Василий заволновался.

Неожиданно! С детьми можно. Самое то! Я думала, надо какие-то акции устраивать, чего-то организовывать, а тут дел – всего лишь…

– Да я запросто! Благословите на добрые дела. Все ясно! – и вспомнила о перерыве.

– Бог благословит! Конец связи, – торопится освящать чью-то машину батюшка.

Сейчас бы в самый раз посидеть, пофилософствовать о моем новом поприще. Но не время!

– Дорогой, возьми тряпку и протри хорошенько подоконники, пожалуйста, – обращаюсь с просьбой к темноволосому и черноокому маленькому артисту.

В этот момент подходит ко мне повариха Анна.

– Ксения Николаевна, я ваших детей покормила. А вам вот, в дорогу. Лоток вернете, – со счастливым видом сообщает она и удаляется.

Смотрю на черноокого маленького артиста и понимаю: он бьет баклуши. Каким-то образом учащийся почувствовал на своей спине мой пристальный, изучающий взгляд. Обернулся. Секунды две усиленно думал и решился подойти. Мне интересно наблюдать за его лицом. Давно подошел, но молчит. А пусть себе молчит. Это такое воспитание у меня сегодня. Пусть молчит, а когда определится, пусть говорит.

– Ксения Николаевна! Можно я честно скажу? Вы же учили честно говорить. – О, да он еще и дипломат. – Что-то мне не хочется протирать!

Такого я не ожидала. Моя очередь настала помолчать. Все, придумала! Беру тряпку из его рук. Резким движением разрываю пополам, делюсь с ним. Улыбаюсь, заглядываю в самую его душу и предлагаю:

– А давай я тебе помогу. Мы очень быстро все вытрем.

Первая, направившись к другому подоконнику, энергично замахала тряпкой, показывая пример.