Текст книги "Игра Первых"

Когда его войско вышло к мосту, тот оказался разрушен. Путь к крепости преграждала пропасть. Химинбьёрг тоже изменился – башни были снесены, сохранившаяся крепостная стена почернела от гари. Фенрир приказал заново навести мост. Работы затягивались. Он боялся появления дружин Тора, однако, по счастью, известий об их приближении не поступало. Возможно, Один, с подачи отца, отозвал Истребителя великанов, но мост требовался в любом случае.

Глубокой ночью, сидя у одинокого костра, Фенрир в который раз пытался понять, кто убил мать и сжёг крепость. Не было сомнений, что и то и другое – дело рук вора, похитившего талисман. Но асы не стали бы разрушать крепость, а великаны не посмели бы тронуть колдунью. Вор же посмел и разрушил! Кто?!

Фенрир услышал шаги дозорного, а потом ветер донёс до него неожиданный запах… Женщина?! Откуда в его военном лагере взяться женщине? Запах был таким, что пламя костра, вспыхнув, выплеснулось в кровь Фенрира.

– Волк! К тебе рвётся красотка, – раздался грубый бас Скрюммира. – Приснись мне такая, я бы точно обмочился!

– Ты, что ли, вождь этих, страдающих недержанием?

Фенрир вздрогнул, услышав голос Анбоды. А когда поднял голову, сердце учащённо заколотилось: перед ним стояла мать! В тёмном шерстяном плаще с надвинутым капюшоном, и совсем юная, не старше самого Фенрира. В свете костра левая половина её лица светилась бледной луной, правая алела закатным солнцем. Волк потрясённо уставился на незнакомку, не в силах вымолвить ни слова.

– Ты немой или глухой? – Хрипотца в низком голосе девушки ласкала слух. – Я, кажется, задала вопрос.

– Прос ти, – пробормотал Фенрир, когда к нему вернулся дар речи. – Ты меня поразила…

– Своим уродством? – Губы девушки болезненно скривились. – Не тебя первого!

– Уродством? – переспросил Фенрир, пытаясь стряхнуть чары. – О чём ты?

– Так ты ещё и слепой?! Об этом! – Незнакомка со злостью ткнула себя в правую щёку.

– Не пойму, что ты называешь уродством. Я поражён твоим сходством с матерью.

– Чьей матерью? – Девушка прищурилась.

Пожалуй, только серые глаза принадлежали не Анбоде.

– Твоей.

– Моя мать умерла при родах. Ты не можешь её знать!

– Ошибаешься, Хель.

– Откуда тебе известно моё имя?

– Мне рассказывали о тебе.

– Могу себе представить! «Мокрая Морось – палаты Хель. Голод – её блюдо. Она наполовину синяя, наполовину – цвета мяса, сутулая и свирепая». – Девушка скорчила страшную рожу.

Фенрир улыбнулся:

– А ты умеешь нагнать страху, Хель! Нет, не угадала. Я слышал, что ты умная и сильная, хозяйка немалых земель. А если тебя так беспокоит пятно на лице, хочешь узнать, почему оно у тебя появилось? Могу рассказать… – Его глаза лукаво блеснули.

– Передо мной великий колдун? Уж не сам ли Чёрный Глава?

– Почти в точку! Садись к костру, сейчас мы всё узнаем!

Девушка присела на краешек бревна.

– Потребуется твоя рука. – Фенрир придвинулся, взял её кисть и снова оцепенел.

Запах, исходивший от девушки, заставил его забыть всё, что он намеревался сказать. Пришлось напрячь всю волю, чтобы встряхнуться.

– Пятно появилось из-за того, что мать и отец боролись за тебя друг с другом. Мать происходила из рода чародея Чёрного Главы и была могущественной колдуньей. Отец – чистокровный ас. Мать хотела, чтобы ты пошла в её породу, и подарила тебе свои черты и голос. Но отец очень любил тебя, и твои глаза стали серыми, а кожа обрела белизну. Мать разгневалась, увидев, как сильно ты походишь на асов, и принялась ворожить, чтобы изменить цвет твоей кожи. Колдовство не сработало, твоя кожа осталась белой, и отец забрал тебя к асам.

Хель слушала, как ребёнок, которому рассказывают волшебную сказку. Суровость исчезла из её взора, губы слегка приоткрылись. Фенрир, по-прежнему сжимавший ладонь девушки, вдруг понял, что её лицо приблизилось почти вплотную. Точнее, это он склоняется всё ближе к её лицу, словно притянутый невидимыми нитями. Сын Анбоды поспешно отдёрнулся и нежно провёл ладонью по щеке Хель:

– Но в результате материнского колдовства осталось это родимое пятно.

Серые глаза девушки влажно блеснули:

– Может, назовёшь наконец своё имя.

Он назвал.

– Я искала тебя! Мой отец просил передать…

– Новости подождут. – Фенрир протянул Хель флягу и поднялся с бревна. – Утоли жажду, а я поищу чего-нибудь перекусить. Потом отдохнёшь в моей палатке. Я же вижу, как ты устала.

– Погоди! Почему ты рассказывал о моих родителях так… будто хорошо их знаешь?

– Уж поверь, я знаком с ними обоими. Они ведь и мои родители, сестрёнка.

* * *

Хель, остолбенев, смотрела вслед смуглому красавцу в волчьей безрукавке. Молодой вождь великанов – её родной брат?! Как такое возможно?! Или Фенрир разыгрывает её, потешается над ней, как все? Хель так часто слышала насмешки, что научилась безошибочно улавливать их в любой интонации. Фенрир говорил с ней немножко лукаво, как обычно отец, но так же мягко, по-доброму. Небылица о том, как отец и мать боролись за неё друг с другом, тронула Хель. Вот ведь выдумщик! Отец известный мифотворец, но Фенрир его переплюнул! А ласковое прикосновение к её обезображенной щеке?! Никто, кроме отца, не решался дотронуться до «адской отметины». Неужели она действительно нашла брата?

Утомлённая долгой дорогой, Хель прикрыла веки и, уткнувшись лбом в колени, незаметно задремала. А потом ощутила, что чьи-то сильные руки поднимают её и несут. Что это, сон? В детстве она часто засыпала где придётся. Отец всегда находил её и относил в постель. Когда Хель подросла, отцовские руки стали ей сниться. И вот, сон вернулся, сделался явью, только вместо отца её нёс брат. От него пахло костром и молодым потом, Хель ощущала силу его мышц под удивительно гладкой кожей. И хотела лишь одного: чтобы этот сон никогда не кончался.

Вождь великанов внёс её в палатку, уложил, стянул с неё сапоги, заботливо прикрыл шкурами и снова погладил изуродованную щёку. Хель поняла, что Фенрир прощается. Сейчас он исчезнет в ночи, и чудесный сон закончится!

– Не уходи… – Девушка всхлипнула. – Твоё присутствие… так приятно… Ты… так добр… тебя не отталкивает…

Лицо брата приблизилось к ней.

– Не знаю, что тебе наговорили другие и что ты напридумывала сама себе…

– Не надо, Фенрир… Не надо… утешать меня…

– Утешать?!

Невидимые нити, влекущие Фенрира к девушке, дёрнулись все одновременно! Он почти упал на Хель, жарко шепча:

– Я онемел, увидев тебя, сестрёнка! Я люблю закаты и могу бесконечно смотреть на луну. На твоём лице бледная луна соседствует с заходящим солнцем. В твоём голосе хрустят льдинки, рождённые первыми заморозками. От тебя исходит запах туманного утра и колдовских трав. Хочешь знать правду? Я мечтаю остаться с тобой, но быть тебе вовсе не братом!

– Останься, Фенрир! Забудь этой ночью о нашем родстве!

* * *

Сквозь щели пробивался тусклый свет. Хель любовалась братом, раскинувшимся на шкурах. Его глянцевой кожей без единого изъяна и рельефными мышцами, не выпирающими напоказ. По какой насмешке судьбы этот мужчина, прекрасный, как бог, вдруг полюбил её, уродину? Даже дикарь, доставивший Хель к костру Фенрира, не преминул пройтись насчёт её «красоты». Девушка не обиделась – слишком привыкла к грубости. Но дальше случилось то, к чему она совсем не была готова! В самом чудесном сне Хель не могла вообразить, что вождь великанов окажется её родным братом! Братом, который назовёт мерзкое родимое пятно «закатным солнышком» и навсегда сотрёт с неё проклятие «адской печати»! Сердце Хель тоскливо сжалось: она ещё не выполнила поручение отца, не сообщила Фенриру дурные вести. Как же не хочется его будить!

Кончиком косы она пощекотала его щёку и лоб. По губам спящего скользнула едва заметная улыбка. Хель пощекотала его нос. Смуглые руки взвились ей навстречу, и Фенрир со смехом притянул девушку к себе. Но Хель упёрлась ладонью ему в грудь:

– Ты ещё не выслушал новостей.

– Они подождут!

– Отец просил передать, что у него ничего не вышло.

Улыбка мгновенно сбежала с лица брата. Он сел.

– Мне казалось, отец был уверен, что уговорит Одина.

– Царь объявил, что судьба асов должна зависеть от них самих. Пусть все сообща решат, прекратить войну или продолжить. Асы проголосовали за войну. Отец просил тебя не выступать, оставаться пока в Химинбьёрге. Он надеется, что ему всё же удастся изменить общий настрой.

– Химинбьёрга больше нет. Мост разрушен, крепость сожжена. Кто-то хотел отсечь мне путь к отступлению…

Вдруг Фенрир смолк, прислушиваясь.

К палатке приближались люди. Двое. Чуткий слух Волка уловил тяжёлую поступь Скрюммира и чьи-то лёгкие шаги. Незнакомый голос, тонкий и женоподобный, сильно искажал слова:

– Тебе не стоит тревожить своего командира. Вдруг, он не один?

– Точно, – пробасил дозорный, – его вчера какая-то баба разыскивала.

– Тогда тем более не стоит. Женщина – услада воина, если только не ведьма. Ведьма околдовывает, похищает сердце воина и его мужество. И свирепый волк превращается в ягнёнка. Поэтому ведьм нужно убивать! Воин со свободным сердцем с лёгкостью делит женщину со своими товарищами по оружию, как разделяет с ними пищу у костра и ратный труд. Но если воин околдован ведьмой, то не захочет делить её ни с кем.

– И как отличить обычную бабу от ведьмы? – оживился Скрюммир, которого всегда увлекали разговоры о бабах.

– У ведьм имеются отметины, – охотно объяснил женоподобный голос. – Чаще всего родимые пятна особой формы, цвета или размера.

Фенрир почернел от гнева: «Вырвать бы гадине ядовитый язык! Скрюммир вчера видел Хель! Рано или поздно до него дойдёт, и он сделает вывод…»

– Что-то случилось? – спросила девушка, удивлённая поспешностью, с которой брат натягивал одежду.

– Тебе нужно срочно покинуть лагерь! Я провожу.

Фенрир напряжённо вслушивался в звуки, доносившиеся снаружи, и его тревога нарастала всё сильней.

– Нет, не успеем! Зачем только отец послал с известием тебя?! Он что, не знал, что в военном лагере девушке не место?! Особенно в лагере противника!

– Отец послал весть, чтобы предупредить тебя. И доверить её не мог никому, кроме меня. Разве что своему крылатому вестнику, часто прилетавшему ко мне в Хельм. Только птица пропала – наверное, убита.

Хель имела в виду сокола Локи, но перед глазами Фенрира мгновенно возник учёный ворон Мунин, падающий к его ногам ворохом окровавленных перьев. Затем другая картинка: великаны волокут из его палатки девушку с родимым пятном на белом лице. Распалившуюся толпу не остановить! Что он натворил?! Все его деяния сливались в одну сплошную непоправимую ошибку! Фенрир застонал, сжимая голову.

Хель мягко оторвала его ладони от висков и повернула к себе лицом:

– Не знаю, что внезапно повергло тебя в отчаяние, но хочу сказать одно… За единственную ночь ты подарил мне столько счастья, сколько я не испытывала за целую жизнь. Ты совершил чудо, заставив меня забыть об уродстве! Я не устану благодарить отца за то, что он послал меня с вестью, а тебя, Фенрир, буду любить до своего последнего вдоха.

Девушка хотела добавить ещё что-то, но хриплый бас Скрюммира её опередил:

– Эй, Волк! Чего ты там заспался? К тебе гонец от Змея!

– Иду! – выкрикнул в ответ Фенрир.

– Ты ведь послушаешь отца? – Хель поймала его ладонь.

Брат застегнул пояс с мечом.

– Не выходи из палатки! Если кто-то сюда сунется, зови меня. Я услышу!

Хель испуганно кивнула.

* * *

Утро выдалось сумрачным. Холодный туман был напитан мелкой водяной пылью. Фенрир слушал посланника Ермунганда и с трудом сдерживал желание зарубить его на месте. Затем приказал Скрюммиру собрать глав горных кланов.

– Я получил вести от брата, но решение зависит от вас. У нас есть выбор. Мы можем соединиться с чужеземной армией Змея и вступить в битву. Или поднять из руин Химинбьёрг и сделать его своей пограничной крепостью.

Слова Фенрира утонули в негодующем рёве. Он поднял руку и дождался, когда великаны стихнут.

– Из похода никто не вернётся.

– Откуда ты знаешь?

– У вёльвы было видение. В войне с асами погибнут все.

– Предлагаешь остановиться из-за какого-то видения?

– Нет, – пробасил вдруг Скрюммир. – Не из-за видения, а из-за бабы в палатке! У Волка нынче другие битвы, ему не до асов!

В толпе заржали.

– Поделился бы бабой, Волк! Или мы тебе не товарищи?

– Точно! Может, и нам воевать расхочется!

Губы посланника Змея растянулись в усмешке.

– Я повторяю: из похода ни один не вернётся. Не знаю, зачем явились чужеземцы, но наша земля здесь. – Фенрир махнул на горы, высившиеся за Химинбьёргом. – Если мы восстановим крепость, асы не сунутся к нам.

– Зачем восстанавливать Химинбьёрг, если нас ждут богатства Асгарда?!

– Раньше ты вёл иные речи, Волк!

– Ты последнее время всё что-то запугиваешь нас! То Истребителем великанов, теперь видением какой-то вёльвы! Где же твой Истребитель, из-за которого мы отступили? Не там ли, где и видение? В твоих ночных кошмарах! Ты просто перетрусил, Фенрир!

– Может, Химинбьёрг нужен вовсе не нам, а тебе, Волк? Там ведь удобнее с бабой, чем в палатке!

– Откуда у тебя баба, Фенрир? Не асы ли подослали? Покажи её нам!

Тропинки неповоротливых мыслей внезапно сошлись в недалёком уме Скрюммира.

– Точно, братцы! Асы подослали! Я ведь видел бабу-то, что ночью Волка искала. Одета не по-нашему, и лицо белое, с пятном! Порешить ведьму!

Фенрир молниеносно выбросил вперёд руку с мечом:

– Ещё одно слово, Скрюммир, и рукоять будет торчать у тебя из пасти!

Повисло угрюмое молчание.

– Уже околдовала! – не унимался Скрюммир. – Тащим сюда ведьму!

– У меня гостит дочь Анбоды, – процедил сквозь зубы Фенрир. – Клянусь, что убью любого, кто прикоснётся к ней хоть пальцем. Ясно? О видении я вас предупредил. Теперь решайте. Кто за продолжение войны?

Единодушный рёв был ответом.

– Сворачивайте лагерь. Выступаем завтра на рассвете.

Фенрир развернулся и зашагал к своей палатке. Голоса бились ему в спину, как гулкий прибой.

– Дочь Анбоды?

– Брехня! Не было у Анбоды дочери!

– Ты почём знаешь? Колдунья тебе докладывала?

– Волк же ведьмин сын, вот его к ведьмам и тянет!

– Не вяжись к его бабе, Скрюммир! Если она и впрямь приходится Волку сестрой, он тебе за неё глотку перегрызёт!

* * *

Полог палатки откинулся, впуская туман и человека, обсыпанного с головы до ног водяной пылью. Девушка подалась ему навстречу, стряхивая капельки с отсыревшей шерсти безрукавки, с его длинных волос.

– Дождь?

– Просто морось.

Не поднимая глаз, Фенрир уткнулся влажным лбом в щёку с родимым пятном. Хель, догадавшись обо всём, задрожала. Брат распахнул полы волчьей безрукавки и привлёк девушку к обнажённой груди.

– Поле Вигрид, – пробормотал он. – Передай отцу, когда доберёшься до Асгарда.

«Рати сойдутся на поле Вигрид…» – всплыло в памяти Хель. Вёльва свидетельствовала о последней битве, и слёзы сочились из-под закрытых век старой пророчицы.

Хель впилась ногтями в гладкую кожу брата и исступлённо замотала головой:

– Нет, Фенрир! Не ходи туда! Только не на поле Вигрид! Только не ты!

Внезапно её крик захлебнулся. Хель ощутила толчки в свою грудь. Сердце Фенрира колотилось, как заблудший путник, который стучит ненастной ночью в случайную дверь, мечтая о приюте. Хель прижалась к брату так крепко, как могла, словно надеялась, что это объятие послужит ему защитой. И взывала к высшим силам, умоляя их сжалиться и уберечь того, кто ей дорог. Как делали миллионы женщин до неё, и как будут делать миллионы после.

А Фенрир шептал сестре в ухо самые лживые слова из всех, придуманных мужчинами:

– Всё будет хорошо…

Ю: ЧЕН

Посланник Ермунганда довольно потирал ручки: задание Змея исполнено.

Ермунганд изменил первоначальный план, и три дюжины императорских кораблей пришвартовались в укромной бухте, расположенной неподалёку от поля Вигрид. Чен был вновь отправлен в сторону сожжённой крепости Хим-Инь-Бо, чтобы склонить Волка к объединению с армией Змея. Хитрый вор решил не сразу приступать к поручению, а сначала разузнать, что за настроения витают в войске Фенрира. И быстро смекнул, что загвоздка состоит исключительно в брате Змея. Волк собирался навести мост и заняться восстановлением крепости, а не драться с асами. Великаны, рвавшиеся в бой, были недовольны, но открыто против решения Фенрира никто не выступал. Поэтому Чен не торопился оглашать предложение Ермунганда, дожидаясь благоприятного случая. И, благодаря своей неизменной удаче, дождался!

Сестрицу Волка и Змея Чен мельком видел, когда колдунья накладывала на Ермунганда заклятие, поэтому мгновенно опознал девку с безобразным родимым пятном. Вор издали засёк её встречу с дозорным великаном и, крадучись, последовал за ними. Позже схоронился неподалёку от палатки Фенрира и только диву давался, вслушиваясь. Судя по звукам, брат Змея обрёл своё уродливое счастье. Каких чудес не бывает на свете!

Когда в палатке затихли, Чен, стараясь не выдать себя ни малейшим шорохом, отправился на поиски дозорного. Если не дать этой пегой кобыле покинуть лагерь до всеобщего подъёма, Волк угодит в капкан! Чен наблюдал за Фенриром недолго, но вполне мог предвидеть его действия. А вот Змей для своего порученца оставался непостижимым невзирая на продолжительное знакомство.

Их пути сошлись несколько лет назад в тёмном сыром подвале, наполненным едким дымом. Вор нередко посещал курильни, чтобы выведать полезную для своего промысла информацию. Молодой смуглый гигант пускал дым из трубочки, подобно остальным завсегдатаям притона. Однако он совершенно не походил на бледных курильщиков с помутившимися взорами и текущей изо рта слюной. Оторопевший Чен сам едва не пустил слюну. Не по причине зелья, которое никогда не употреблял, лишь имитируя курение, а потому, что чужеземец был божественен! Чен же являлся страстным поклонником мужской красоты. Наверное, он пялился на красавца великана столь откровенно, что тот повернул к нему голову и поманил пальцем.

– Я плохо понимаю местный язык, – сообщил незнакомец, когда Чен приблизился. – Мне показалось, вон тот тип болтал о какой-то гробнице, где недавно упокоили императорскую пассию и немало драгоценностей вместе с ней. Выясни, говорил он правду или описывал грёзы, навеянные дымом. Если правду, узнай, где гробница. Ты же вор, не так ли?

Чен кивнул, удивляясь самому себе.

– Станешь моим напарником – открою путь к сокровищам, которые тебе не снились. – Пронзительные глаза чужеземца с вертикально вытянутыми зрачками впились в лицо Чена. – Попробуешь обмануть – тебя ждёт линчи[13]13
  Наиболее мучительная казнь путём отрезания от тела отдельных кусков. Применялась в средневеком Китае.


[Закрыть].

* * *

Чен сделался напарником Змея. Их первым совместным предприятием стало ограбление могилы наложницы императора, о которой Змей услышал в курильне. Раньше вор не решался грабить покойников – чрезвычайно рискованное дело, наказуемое мучительной смертью, если попадёшься. Однако Ермунганду и Чену сопутствовала удача. Усопшая красотка без возражений подарила им нефритовое ожерелье и серьги, перстни с драгоценными камнями, золотые браслеты, шитый золотом пояс и множество других дорогих безделушек.

Когда они поделили награбленное, Змей спросил, что Чен собирается делать со своей долей. Вор знал нескольких перекупщиков краденого, вполне надёжных. Добыча, если сбыть её с умом, позволяла провести как минимум год в праздности и довольстве.

– Советую ничего не продавать, – сказал Змей, выслушав планы напарника.

– То есть как не продавать? – воскликнул Чен. – Почему?!

– Грабителя скоро найдут и казнят.

– Кого найдут? – Вор вытаращился на компаньона.

– Того, кому я подкину неоспоримые улики. – Ермунганд указал на свою долю. – Если продашь хоть одну вещь, то и тебя.

– Змей не воспользуется добычей?

– Моя цель – не побрякушки из могильника, – усмехнулся Змей.

– Что же тогда?

– Асгард!

Так начался их путь к Асгарду. Змей подкинул улики императорскому чиновнику, отвечавшему за секретность при погребении членов императорской семьи, и донёс на него. Чиновник, чью виновность доказывали вещи из гробницы, найденные в его доме, был приговорён к смерти, а Ермунганда заметили. Змей начал стремительное восхождение к священной особе императора по лестнице, ступенями которой являлись фальсифицированные кражи императорского имущества, мнимые измены и попытки заговоров. Итогом, помимо сотен казнённых, стали тридцать семь кораблей и четыре с половиной тысячи воинов, направленных для разграбления Асгарда.

Чен поклялся служить Змею и не собирался нарушать клятву. Да и вряд ли Ермунганд, более беспощадный, чем все императорские палачи, вместе взятые, позволил бы её нарушить.

* * *

Мечтавший лишь о безбедном, спокойном существовании, Чен не мог уразуметь, какие демоны влекут Змея штурмовать далёкий город за неведомыми морями. Ермунганд поднялся достаточно высоко и вполне мог претендовать на хорошую должность. К чему куда-то рваться, если все удовольствия можно получить прямо здесь и сейчас?! Но удовольствия, доступные воображению маленького вора, у Змея вызывали лишь презрительную усмешку.

Чен почти уверовал, что его напарник не способен не только наслаждаться, но вообще испытывать мало-мальски сильные чувства. Однако когда флагманский корабль вошёл во фьорд, Чен вынужден был признать, что ошибался. Ермунганд упивался зрелищем горящих драккаров, как завсегдатаи курилен – видениями, порождёнными едким дымом. Так вот какой дым ему требовался, чтобы впасть в экстаз!

Когда же ас с мечом в раскачивающейся лодке бросил Змею вызов, Чен вместе с окружающими содрогнулся от бешенства Ермунганда. Куда девалось неизменное хладнокровие?! В таком же бешенстве Змей забивал ногами собственную мать. И к бешенству примешивалось наслаждение! У оторопевшего вора тогда впервые мелькнула мысль: нужно уносить ноги, бежать от этого одержимого! Только куда бежать? И, продолжая послушно исполнять поручения Ермунганда, Чен готовил Фенриру дальнюю дорогу на поле Вигрид.

* * *

Ветер свирепствовал над полем, словно намеревался сдуть всю мелкую шелупонь, заполнившую голую равнину. «Хотите сражаться? – ярился ветер, обращаясь к двум армиям, склонявшимся под его бешеными атаками. – Давайте сразитесь со мной!» Но воинства не внимали ветру, а упрямо ползли навстречу друг другу.

Щёки Чена, сопровождавшего Волка к шатру Змея, покраснели от ледяных пощёчин, а память назойливо прокручивала наставления из трактата «Искусство войны»: «Лучший результат достигается, если следовать Пути. Средний результат, если задействовать мощь. Худший, если опираться лишь на силу».

Чен точно знал, что на поле Вигрид никто не собирается следовать Пути, что, согласно трактату, означало побеждать, не сражаясь. Мощь, под которой подразумевалось сплочение, не на их стороне. Горные великаны Фенрира и императорские воины Ермунганда не имеют ничего общего, кроме желания разграбить Асгард. У асов мощи будет побольше. Зато волшебное оружие в руках Ермунганда! Может, сила обеспечит и худший результат, но даже такой предпочтительней никакого.

Задыхаясь от ветра, Чен одёрнул полог походного шатра:

– Входи!

Фенриру пришлось согнуться почти вдвое, чтобы протиснуться внутрь.

– Ну, и где Змей? – хмуро спросил Волк.

Весь путь до поля Вигрид Фенрир был мрачнее зимней ночи.

– Наконец-то! – Ермунганд, облачённый в императорские доспехи и длинный чёрный плащ, возник перед братом бесшумно и приветливо протянул ему ладонь. – Я тебя заждался!

Тяжёлый взгляд Фенрира остановил руку Змея.

– В чём дело, Волк? – усмехнулся Ермунганд, убирая ладонь под плащ. – Ты не в духе?

– Твой брат устал с дороги, – поспешил сгладить натянутость Чен.

– Причина твоей угрюмости лишь в этом, братец?

– Кто-то убил Анбоду, – процедил Фенрир.

– Не может быть! – Ермунганд изумлённо вскинул брови. – Мне казалось, наша мать непобедима.

– Её убил вор, укравший у меня талисман.

– Воры редко бывают у бийцами. – Чен постарался, чтобы его замечание прозвучало как можно более нейтрально, можно даже сказать, философски.

Резко развернувшись к нему, Фенрир яростно прорычал:

– Зато убийцы часто оказываются ворами!

– Так отомстим врагам за нашу мать! – с чувством воскликнул Ермунганд. – Она готовила нас к битве с асами всю жизнь!

– Это сделали не асы, Змей! Не асы украли у меня талисман, убили Анбоду и сожгли Химинбьёрг!

– Покончим с асами и выясним, кто виновен.

МАДАМ ДОБРЭН: ЛОКИ

Две рати сошлись и замерли друг против друга. Воинство моих сыновей неоднородно: цепи горных великанов, вооружённых палицами, топорами и секирами, перемежаются с колоннами чужеземцев. Лучники, мечники и копейщики Ермунганда в пластинчатых металлических кирасах с широченными наплечниками, в сферических шлемах с назатыльниками.

Змей восседает на вороном жеребце. На нём шлем из чёрного металла, поверх кирасы длинный чёрный плащ. Левой рукой с намотанной на неё цепью Ермунганд держит поводья, в правой сжимает булаву. В двадцати шагах от него стоит Фенрир. Он без коня, всё в тех же кожаных штанах и волчьей безрукавке, накинутой поверх кожаного нагрудника. Ни шлема, ни маски у Фенрира нет. Руки, невзирая на холодный ветер, обнажены, лишь на запястьях – кожаные браслеты. Правая ладонь на рукояти меча. Я помахал сыну, но он не заметил, всматриваясь в рать асов.

Один в крылатом шлеме и блестящих золотом доспехах величественно восседает на Восьминогом. Серый в яблоках жеребец с роскошной белоснежной гривой и длинным хвостом получил это прозвище за свою стремительность, хотя ног у него, разумеется, не больше, чем положено коням природой. Синий плащ царя плещется на ветру. Один сжимает не знающее промаха копьё. Я усмехаюсь, невольно вспомнив, как когда-то затеял состязание меж двумя подгорными карликами и те в пылу азарта превзошли самих себя, выковав копьё, всегда поражающее цель, и молот, впоследствии доставшийся Тору. Эх, весёлое было времечко!

По левую руку от царя белеет кольчуга Хемдаля. Ветер развевает его светлый плащ и золотые волосы – лишившись в Химинбьёрге своего знаменитого шлема, другого Хемдаль уже не надевал. На поясе у него меч, на груди – рог, слышимый во всех мирах.

Справа от Одина рыжебородый Истребитель великанов. Тор никогда не дружил с конями, и на поле Вигрид предпочёл сражаться пешим. На нём медный шлем, медная кираса, повторяющая узор могучих мышц. Руки в кожаных перчатках нетерпеливо покручивают молот. За Тором выстроились его бешеные дружины.

Царь воздел копьё. Хемдаль выдвинул Золотую Чёлку на полкорпуса вперёд, поднял голову к хмурому небу и поднёс к губам рог. Звук, от которого стыли внутренности, пронёсся над полем Вигрид, пригибая к нему конных и пеших. Достиг небесных чертогов, недр земли и нижнего мира. «Рагнарёк!»[14]14
  Последняя битва.


[Закрыть] – пронзило яростью все миры. Заревели воины с обеих сторон, замолотили мечи о щиты и доспехи, воздух задрожал от рук, потрясавших копьями и секирами. Поднял булаву Ермунганд, вырвал меч из ножен Фенрир. Помчался вперёд Тор со своими дружинами. Один пришпорил Восьминогого. И началось!

Град стрел, взмахи мечей, секир, удары копий… Крики, хрипы, стоны – всё слилось в один кромешный ад. Я старался не отставать от царя, чьё копьё работало без устали. Прикрывал спину Одина, рубя направо и налево. В сплошном кровавом месиве я потерял из поля зрения сыновей. Вдруг откуда-то справа донёсся рёв бесноватого Истребителя великанов. Рассекая пополам чужеземного воина, я на долю секунды бросил туда взгляд – и время остановилось!

Тор, потерявший шлем, нёсся со своим сокрушительным молотом к всаднику на вороном жеребце. Тот выдернул что-то из-под чёрного плаща, и молот вырвался из богатырской руки Тора. Описав дугу и наращивая скорость, молот с чудовищной силой вошёл в затылок своего владельца.

Так вот оно что! Талисман в руках Змея! Фенрир наверняка в неведении!

Ермунганд уставился на дружинников Тора, и те начали раскраивать черепа друг другу собственным оружием. В глазах – растерянность и изумление! Один, тоже увидевший эту жуть, направил Восьминогого к всаднику на вороном. В этот миг на круп моего коня обрушился удар шипастой булавы, превративший зад Сполоха в мясо с костями. Едва успев спрыгнуть, я снизу вонзил меч в брюхо великана, не прикрытое кожаным доспехом, и побежал за царём. Но где уж мне было угнаться за Восьминогим! Я знал, что будет дальше! Словно воочию видел, как Один вздымает копье, швыряет его в Змея и как копьё разворачивается… Только бы остановить бросок Одина! Я бежал, уворачиваясь от секир и палиц, отбивая удары мечей, уклоняясь от лошадиных копыт. И вдруг споткнулся о крик, перекрывший шум битвы:

– Хемда ль!!! Я у бил твоего царя!

Всадник на вороном потрясал копьём Одина.

* * *

Человек, крутившийся с мечом, точно у него имелось десяток рук и ног, был заметен издалека. Вихрем мелькали золото волос и белые доспехи, изрядно забрызганные алым. Наседавшая толпа чужеземцев не могла к нему приблизиться, зато каждый его выпад уносил чью-то жизнь. Быстрота и точность ударов Хемдаля вызывали изумление, но мне было не до восторгов. Задыхаясь, я бежал к другу, потерявшему своего златогривого коня, как я Сполоха. Расстояние, разделявшее нас, по-прежнему было слишком велико, а к нему уже приближался всадник на вороном. Нападавших точно ветром сдуло. Хемдаль остановился, утёр лоб тыльной стороной ладони и повернулся к врагу.

Мне снова показалось, что время замерло. Плоскость поля Вигрид словно накренилась. Сдвинулись в сторону разверстые в воплях рты, выпученные глаза, колющие и рубящие руки. Остались лишь двое, застывшие друг против друга. Пеший и конный. Белая кольчуга против чёрной кирасы. Меч против булавы, копья и… талисмана.

«Я спешу к тебе, – рвался из меня крик, – держись!» Сын девяти сестёр, слышавший, как растёт шерсть на овцах, должен услышать и меня! Не успев к одному своему другу, я надеялся хотя бы поспеть к другому. Чтобы убить гадину, которую сам породил, прежде чем она прикончит всех, кто мне дорог!

Змей воткнул копьё в землю, опустил булаву и достал из-под плаща талисман. Губы Хемдаля скривились в презрении. Будь на его месте я, то сказал бы:

– А! Это ты, Ермунганд-вор, обокравший брата!

Возможно, это он и сказал и, сжав обеими руками меч, двинулся навстречу всаднику в чёрной кирасе. Тот крутанул левой рукой, и цепь взвилась, оплетая плечи в белой кольчуге, прижимая локти к бокам. Хемдаль снова что-то презрительно бросил врагу. Будь на его месте я, то сказал бы:

– Ты не умеешь драться честно, Ермунганд-трус!

Возможно, это он и сказал. Змей опустил талисман, подхватил булаву и копьё, не спеша, объехал Хемдаля по кругу и резко швырнул булаву. Тяжёлый железный набалдашник с острыми металлическими шипами вошёл моему другу в правое бедро, вырывая крик боли. Меч, который он держал перед собой, вонзился остриём в землю. Хемдаль повис на нём, упёршись животом в рукоять. Бросив свой меч, я бежал так быстро, как мог. Был уже близко. Видел и слышал все. Перенеся вес на левую ногу и меч, Хемдаль кое-как удерживал шаткое равновесие. Мышцы скованных рук, вцепившихся в рукоять, взбугрились в усилии, он стал выпрямляться. Ветер донёс его хриплые слова: