Текст книги "Скандал в вампирском семействе"

Это и в самом деле был первый поцелуй. Первый за сотню лет. Мужчины у меня не было уже столько времени, что и признаться стыдно. Родители за стеной каждое утро терзают супружеское ложе, а я уже забыла, каково это – чувствовать, как тебя обнимают мужские руки. Не то чтобы желающих не находилось, вот только старомодное воспитание давало о себе знать. Меня не интересовал одноразовый секс, я хотела любви…

Я уже забыла, как это бывает, когда нежность плавится на губах тягучей карамелью, когда дыхание становится одним на двоих, когда внутри разгорается пожар, а руки слепо скользят по телу, натыкаясь на одежду и мечтая сорвать ее, чтобы поцелуи пролились дальше – на шею, на плечи, на живот…

Алекс целовал меня страстно, горячо, умело. И уже не было вековой разницы между нами, мы как будто поменялись местами. Теперь я, растерявшая все былые навыки, неумело прижималась к его губам, как неискушенная гимназистка. А он был опытнее меня лет на двести, целуя меня с мастерством Казановы и неотвратимо заражая любовной лихорадкой.

Через одежду я ощущала бешеный стук сердца Алекса там, где уже сто лет в полную силу не билось мое собственное сердце, и с подступающей паникой подумала: «Вот-вот, сейчас он поймет, почувствует, что целует живой труп, осознает, что мое тело не подает признаков жизни». От этого испуга я порывисто всхлипнула, наконец-то вдохнув воздух носом, и у меня помутилось в глазах от запаха крови Алекса. Вулканической лавой она бурлила в его венах, взывая к моей жажде. Губы Алекса по-прежнему целовали мои, но теперь обжигали адовым пеклом. Я кожей чувствовала каждую крошечную его венку, в которой пульсировала кровь, и мечтала прокусить ее и осушить досуха. Алекс, не чувствуя во мне опасной перемены, прижался еще теснее, приближая свою погибель. Если найду в себе силы обуздать жажду и оттолкну его – как пить дать шею ему сломаю. А если я продолжу соприкасаться с ним губами, то уже не смогу противиться своей природе.

Телефонная трель прозвучала спасительным сигналом. Алекс с неохотой отстранился, хрипло спросил, глядя на меня затуманенными глазами с расширившимися зрачками:

– Хочешь, сделаем вид, что его не слышим? – И вновь подался ко мне.

Я замотала головой так, что чуть не свернула ему челюсть.

– Уй! – Он схватился за подбородок, а я поспешно выскользнула из разомкнутых объятий, взялась за сумочку и негнущимися пальцами нащупала мобильный. Открыть слайдер я смогла не с первой попытки и чуть не заплакала от облегчения, когда услышала такой родной голос Манюни.

– Лизонька, я что, не вовремя? – деликатно поинтересовалась подруга.

– Маня, ну что ты! – в смятении воскликнула я.

Милая моя, ты даже себе не представляешь, как ты вовремя! Еще минута – и на этом бульваре стало бы одним трупом больше. Алекс, не подозревая, какой опасности только что избежал, с неудовольствием косился на меня. Зацелованные губы полыхали на его лице маковым цветом, магнитом притягивая мой взгляд.

– А чего так долго трубку не брала? Кровь, поди, пила?

Я плотнее прижала трубку к уху, повернулась к Алексу спиной и зашипела:

– Маня, хорош прикалываться! Что ты такое говоришь?

Не хватало еще, чтобы Алекс услышал наш разговор!

– А, значит, только собираешься, – хмыкнула Манюня. – Ну ладно, извини, что помешала. Я тебе тогда попозже перезвоню. Приятного аппетита!

– Мань, ты чего хотела-то? – требовательно спросила я.

– Да так, ничего, – уклонилась от ответа подруга.

– Маня!!!

В последний раз, когда Манюня говорила «ничего», она сидела на автобусной остановке со сломанной ногой.

– Мань, ты опять себе что-то сломала? – с нажимом уточнила я.

– Почему сразу «сломала»? – обиделась она.

Вслед за этим в трубке раздался какой-то треск, грохот, шум воды и трехэтажный мат какого-то пьяного грузчика.

– Маня, – насторожилась я, – кто там у тебя?

– Да так, никто, – засмущалась подруга.

– Маня, – выпалила я, – ты завела любовника, который сломал твою кровать, а теперь моется в ванной?

И тут же испуганно вжала шею и обернулась на Алекса. Все, мой имидж невинной овечки окончательно подпорчен. А он вон стоит, улыбается, не скрывает своего интереса к разговору.

– Маня, – не выдержала я, – да кто там у тебя?

В трубке послышался скорбный вздох, и подруга с неохотой призналась:

– Пожарные.

Мне сделалось дурно. В последний раз, когда пожарные приезжали в дом Манюни, та умудрилась поджечь мусоропровод. Представьте себе: поздний вечер, в доме отключили свет, Манюня осталась без любимого сериала и при свете свечи решила навести порядок в квартире. Первым делом она надумала вынести мусор. Взяла в одну руку ведро, в другую – свечку и направилась на лестничную клетку. (Хорошо еще, не встретила никого из соседей, а то бы точно довела бедняг до кондратия!) Не знаю уж, как так получилось, только факт есть факт: вместе с содержимым ведра Манюня бросила (как она уверяет, случайно) в мусоропровод и свечку. Погоревав о свечке, впотьмах доковыляла до квартиры. Вскоре дали свет. На радостях Манюня включила телевизор и так увлеклась просмотром, что очнулась, уже когда за окном раздался вой пожарной сирены. Из-за подожженного мусора по всему подъезду шел дым, так что бдительные соседи вызвали бригаду пожарных. На всякий случай жильцы покинули квартиры и собрались во дворе. Там-то я и обнаружила Манюню, явившись по ее звонку на место ЧП. Пожарные еще долго костерили недотепу, бросившего в мусоропровод зажженную сигарету, а жены ругали своих курящих мужей, подозревая в причастности к происшествию. И только мне Манюня робко призналась, что это была свеча. Учитывая, что масштаб Манюниных катастроф в последнее время имел тенденцию расти в геометрической прогрессии, услышав сейчас про пожарных, я не на шутку перепугалась.

– Маня, ты спалила подъезд?!

– Почему сразу «подъезд»? – обиделась подруга. – Всего лишь утюг старый в квартире. Ну, еще стол. Со стульями. Делов-то!

Приятельнице несказанно повезло, что пожарная часть находится на соседней улице и пожарные резво приезжают на вызовы. Иначе с ее везением уже давно бы осталась без крыши над головой.

– Так, – проскрежетала я, – я еду к тебе. И больше ничего там не поджигай!

Я обернулась к Алексу, пытаясь определить по его лицу, слышал ли он слова Манюни, не понял ли лишнего. Кажется, обошлось.

– Это моя подруга, – в смятении пробормотала я, убирая телефон в сумочку. – Мне надо срочно ехать.

– Тушить пожар? – Алекс иронически выгнул бровь.

– Скорее спасать пожарных, – озабоченно ответила я. – Ты не знаешь, на что способна Манюня в гневе.

– Я с тобой, – просто сказал он и шагнул ко мне.

– Нет! – запаниковала я.

Не хватало еще, чтобы он увидел мою восьмидесятидевятилетнюю подружку!

– У подруги в доме есть кто-то из мужчин? – спокойно уточнил он.

Я растерянно покачала головой.

– Тогда я еду с тобой. Это не обсуждается. – Он взял меня за руку, заражая своим спокойствием, повел к тротуару и поймал машину.

Так на его месте поступил бы настоящий мужчина. Вот только что теперь делать мне? Знакомство Алекса с Манюней в мои планы никак не входило!

4

То, что Манюня существенно преуменьшила ущерб от пожара, стало понятно, как только мы вошли в подъезд. Горелым пахло уже у входной двери. Лифт не работал, так что на пятый этаж пришлось подниматься пешком. Дверь в квартиру приятельницы была широко раскрыта, на площадке печальная Манюня куталась в шаль, вокруг столпились сердобольные старушки-соседки.

– Лизонька! – Манюня при виде меня сперва обрадовалась, потом сконфузилась – так бывало всякий раз, когда я приезжала ей на выручку.

– Это и есть твоя подруга? – приглушенно спросил Алекс.

К счастью, отвечать не пришлось. Манюня подскочила к нам и заторопилась поведать о своей беде. Соседки, видимо, эту историю слушали уже не в первый раз, так что воспользовались нашим приходом, чтобы разойтись по домам. Манюня же нас за порог пускать не торопилась, очевидно решив подготовить к зрелищу погорелой квартиры своим жалобным рассказом. Оказалось, собравшись смотреть свой любимый сериал «Не родись красивой», Манюня надумала по-быстрому погладить пару полотенец. Для чего разложила покрывало на кухонном столе и включила утюг. Но в разгар глажки позывные любимого сериала заставили подругу бросить все и поспешить в комнату к телевизору. Манюня так увлеклась происходящим на экране, что про глажку совсем забыла. К тому же во время перерыва на рекламу позвонила ее давняя приятельница из Саратова и отвлекла разговором. В общем, мне оставалось только гадать, сколько времени потребовалось, чтобы проводка утюга заискрила и из искры возгорелось пламя, которое перекинулось на покрывало на столе, а оттуда дальше.

Ответа на свой вопрос я так и не получила: на середине истории Манюня внезапно осеклась и во все глаза уставилась на Алекса, только сейчас его заметив.

– Это Александр, – представила я. – Он был со мной, когда ты позвонила, и вызвался помочь.

Лицо приятельницы на миг дрогнуло в растерянности, но уже в следующую минуту она польщенно пробормотала:

– Очень приятно, молодой человек. Спасибо, что приехали.

Затем она многозначительно взглянула на меня. Она узнала Алекса по той фотографии на мобильном, которую я ей показывала. Сейчас даже пожар в квартире отошел на второй план: подруга с интересом переводила взгляд с Алекса на меня, оценивая нашу пару, и, судя по улыбке, тронувшей ее бледные губы, увиденное ей нравилось.

Я как-то не задумывалась раньше, как мы с Алексом смотримся вместе. Я всегда представляла рядом с ним ту загорелую живую девушку, которой я быть не могла. Но сейчас я пожалела, что рядом с нами нет зеркала. Или хотя бы витрины магазина. Пусть наши отношения будут коротки и стремительны, пусть у нас с Алексом нет никакого будущего, но сейчас у нас есть настоящее. И я захотела взглянуть на нас со стороны. Быть может, даже сделать снимок. Когда все закончится, у меня останется доказательство того, что все это не приснилось, а было на самом деле. Со мной.

– Давайте уже пройдем внутрь, – предложил Алекс. – Посмотрим, чем там можно помочь.

Мы шагнули за порог, и я не смогла сдержать возгласа при виде беспорядка, который царил уже в коридоре. Ведь я навещала Манюню на днях, и ничто не предвещало погрома! Сейчас же в коридоре валялся перевернутый табурет, а зеркало на стене покосилось и было испачкано сажей.

Проходя по коридору мимо жилой комнаты с кроватью, старомодной чешской стенкой и телевизором, я с облегчением отметила, что там ничего не пострадало. Однако в кухне нас ждало самое впечатляющее.

Я ахнула, угодив ногой в мутную лужицу, Алекс кашлянул в кулак, Манюня шумно вздохнула. И было отчего! Грязный пол был весь в шлепках пены, оставшейся после тушения пожара. Бежевые обои в цветочек почернели неровными пятнами. На открытых окнах, впускавших прохладный воздух с улицы, трепетали обгоревшие занавески, похожие на почерневшие бинты. У стены стоял обуглившийся обеденный стол. Такая же участь постигла и два деревянных стула с табуреткой, которые, перевернутые, валялись тут же. Останков утюга даже не было видно. Похоже, от виновника возгорания сохранился только шнур с розеткой, валявшийся под ногами. Возле умывальника, брошенные в кучу, лежали перепачканные сажей кухонные полотенца. В угол откатилось пластиковое ведро: очевидно, Манюня сначала думала погасить пожар своими силами, но, потерпев неудачу, бросилась звонить пожарным. Кухня теперь, конечно, совершенно непригодна, придется делать ремонт. Но хотя бы другие помещения не пострадали.

– Ничего, – оптимистично заключила я, – могло бы быть куда хуже. Самое главное, что с тобой все в порядке.

Манюня благодарно мне улыбнулась, а Алекс шагнул в кухню и взял в каждую руку по почерневшему стулу, с которых стекала вода.

– Это надо выбросить, – решительно заявил он. – А ты, Лиз, пока займись уборкой.

Мы с Манюней посторонились, пропустив его в коридор. И когда его шаги стихли, потрясенно переглянулись.

– Хороший мальчик, – осторожно заметила подруга.

– Хороший, – вздохнула я и с тоской уточнила: – Но – мальчик!

– Так ведь и ты, Лизавета, еще не старушка, – мягко улыбнулась Манюня.

– Он человек, – угрюмо сказала я.

– Так и ты с ним становишься человечней.

Я хотела возразить, но прикусила губу. Она права. В тот вечер, когда я приняла Алекса за охотника, я уходила из бункера с мыслью о том, что охотнику не жить. Позднее, когда Алекс хлопотал на кухне, готовя кофе, я уже жалела о том, что его не спасти. Жалость – человеческая реакция, не свойственная вампирам. Долгие годы мне не было жаль тех рабочих, которые так и не вышли из подземелья, построенного для нас. Я, как и мои родственники, воспринимала их как угрозу нашей безопасности, которую следовало устранить. Теперь, впервые за долгое время, меня начала грызть совесть. Ведь у них были родные, семьи, жены, дети. Многие из них были совсем молоды. Любовь – тоже человеческое чувство. Отношения Макса и Маши не сравнить с отношениями между моими родителями или между другими супружескими парами наших родственников. Для вампира супруг – надежный партнер, с которым удобно жить и охотиться. А между Максом и Машей было волшебство… То, которое давно забыли мои родители. То, которое зажег в моем мертвом сердце Алекс.

Заслышав на лестнице его шаги, я схватилась за ведро, чтобы собрать пену с водой на полу. Алекс одобрительно улыбнулся мне, и моя душа запела. Никогда в своей жизни я не занималась уборкой. А сейчас, диву даюсь, захотелось! Алекс тем временем взялся за стол.

– Давай помогу! – Я с готовностью шагнула к нему.

Он решительно остановил меня:

– Это не женское дело.

Я хотела возразить, что подниму громоздкий стол одной рукой, но вовремя прикусила язык. Алекс не подозревает о моей сверхъестественной силе. Я для него юная девушка Лиза – хрупкая и беззащитная. Как же это все-таки приятно!

Манюня умильно улыбнулась, глядя на нас взглядом доброй бабушки.

Алекс сходил к соседям, вызвал на подмогу коренастого мужика лет сорока в растянутых на коленках спортивных штанах.

– Тяжелый! – крякнул сосед, приподнимая стол со своей стороны.

– Уж я, Михалыч, отблагодарю, не обижу, – с готовностью пообещала Манюня.

Сгоревший стол, жалобно скрипнув в сильных мужских руках, отправился в последний путь до помойки. А я торопливо забегала по кухне, наводя порядок.

– Да что ты, Лизонька! – переполошилась Манюня. – Не княжеское это дело – полы мыть!

– Маня, ты только покажи, как, – попросила я, не зная, с какой стороны браться за тряпку, но горя желанием овладеть этой нехитрой, но важной в хозяйстве наукой.

У нас всегда, во все времена были слуги, которые и поддерживали порядок в доме. С тех пор как мы переехали в бункер, родители соблюдали тайну нашего жилища. Так что уборщиц, которые переступали порог подземелья, по окончании трудов ожидала участь рабочих, которые его строили. А мы даже не отправлялись на охоту: ведь ужин сам приходил к нам в убежище. Когда с нами сразу после превращения поселилась Инна, разразился скандал. В Инне еще было слишком много человеческого. Она пришла в ужас от того, как мы поступаем с прислугой, и поклялась, что займется уборкой, взяв с нас слово, что с убийствами невинных покончено. С тех пор уже двадцать семь лет мы держим свое слово, а она – свое. Инна, даже когда не жила с нами в бункере, регулярно приходила к нам убираться. А я так и не научилась марать руки – так же как и Лидия, твердо убежденная в том, что женщина создана для любви и восхищения, а не для уборки. Домашняя работа казалась мне пожизненной каторгой, на которую обречены почти все современные женщины. И вот теперь эта каторга показалась мне раем – рядом с Алексом я была готова стать такой, как все.

Поднявшись с колен, я оглядела результат своего труда: пол насухо вытерт, грязь, оставшаяся после пожара, побеждена. Но ликование победительницы длилось недолго. Кого я хочу обмануть? Я могу казаться нормальной, такой как все, но я по-прежнему остаюсь проклятой вампиршей, которой не место рядом с земным Алексом.

В коридоре раздались тяжелые шаги, я обернулась, почувствовав, что уже успела затосковать по Алексу, и ожидая от него похвалы, как кошка – ласки хозяина. Улыбка застыла на губах, когда я увидела вошедшего.

– Ну и дела! Здесь что, снимали фильм «Погорелый двор»? Надо будет сказать Никите, пусть использует натуру… Лизка, не верю своим глазам. Ты моешь полы?

– Макс! – прошипела я, через всю кухню швыряя тряпку в ведро у порога. – Что ты тут делаешь?

Нельзя допустить, чтобы Алекс увидел Макса и узнал в нем хулигана, который напал на меня. Как я ему все это объясню?!

– То же, что и ты, – спокойно ответил мой племянник. – Приехал спасать бабу Маню.

Я рассерженно взглянула на Манюню, топтавшуюся за спиной Макса.

– Лизонька, я так растерялась, когда все это приключилось, – зачастила та. – Позвонила тебе, тебя долго не было, потом позвонила Максиму.

– Так, надеюсь, ты не всю нашу семейку вызвала? – резко поинтересовалась я, с замиранием сердца глядя на дверь, откуда в любой момент мог появиться Алекс.

– Только вас двоих – вы же мне самые родные. – Манюня опустила голову и тихо пробормотала: – Зина-то, дочка, со всеми своими на даче. И телефон у ней отключен был – не дозвониться.

Мне стало неловко за свой грубый тон. Манюню можно понять: кто бы на ее месте не растерялся? Родственники укатили за город, вот она и бросилась за помощью к нам. Она же не знала, что я приеду с Алексом, и не имела представления о том, при каких обстоятельствах мы втроем встречались.

Теперь только никак нельзя допустить, чтобы Алекс и Макс встретились. Я подскочила к племяннику, схватила его за локоть и потащила в коридор, выпалив:

– Мне с тобой срочно надо поговорить!

Затолкнув его в комнату, я закрыла дверь и скомандовала:

– Сиди здесь и не высовывайся! Как будто тебя нет.

– Но что… – попытался спросить Макс, но тут за дверью раздался знакомый голос – меня искал Алекс.

– Сиди и молчи! – прошипела я и бочком, чтобы Алекс не заметил гостя, протиснулась в дверь.

– Вот ты где! – обрадовался Алекс.

– Ну как, избавились от стола? – напряженно спросила я.

– Избавились! – Он с облегчением махнул рукой. – Этот Михалыч совсем слабый оказался. Просил отдыха на каждом лестничном пролете и во дворе – через каждые три метра. Меньше стол горел, чем мы его выносили.

– А я уже порядок успела навести, – похвасталась я.

– Молодец, – похвалил Алекс. – Чем тебе еще помочь?

– Да ничем! Мы все самое важное сделали. К Мане уже дочка едет, они тут сами разберутся, – приговаривала я, тесня юношу к порогу и попутно делая знаки недоумевающей Манюне. – А мы пойдем, поздно уже.

– Конечно-конечно, – поддакнула Манюня, – езжайте. Спасибо вам, родненькие, так выручили меня, так выручили!

– Может, мы все-таки дождемся приезда ваших родных? – предложил Алекс.

– Нет-нет, – поспешно воскликнула я. – Это лишнее.

– Идите-идите, – поддержала Манюня и с улыбкой в голосе, в котором только я расслышала саркастические нотки, добавила: – А то час уже поздний, Лизочкины родители волноваться станут.

– Я провожу ее до дверей, – клятвенно пообещал Алекс, и я мысленно схватилась за голову.

С этой проблемой разберемся позже, сейчас бы скорее вывести Алекса из квартиры, пока он не столкнулся с Максом.

– Подожди! – За шаг до спасительного порога взор Алекса упал на покосившееся зеркало, и, решительно отодвинув меня, он подошел к стене, чтобы поправить раму.

Я шагнула следом, бросив опасливый взгляд на дверь комнаты, где затаился Макс. Потом повернулась, чтобы поторопить Алекса, и перестала дышать, увидев наши с ним отражения в зеркальной глади. Алекс еще держался за раму, мастеровито выравнивая ее, а я стояла за его спиной и боялась шелохнуться, чтобы не спугнуть видение.

– Порядок! – доложил он и отступил назад.

Мы стояли бок о бок, как на снимке, который я мечтала сделать на память. Теперь, когда я видела нас вместе, я знала, что Манюня не солгала. Мы в самом деле были красивой парой: высокий, крепкий Алекс и хрупкая, как гимназистка, я, ниже его на целую голову. Оба сероглазые и русоволосые – только у Алекса волосы с теплым оттенком, словно позолоченные солнцем, а у меня с пепельным, будто впитавшим лунный свет. Солнце и луна. Человек и вампир. «Не пара, не пара, не пара», – с издевкой пропел в голове голос некогда популярной певицы. Только в песне, кажется, речь шла о дельфине и русалке. Пауза затягивалась, но я боялась шелохнуться, стремясь продлить это мгновение, в котором мы вместе отразились в зеркальной глади.

А в следующий миг позади нас распахнулась дверь в комнату, и в зеркале появился третий лишний – Макс. При виде нас он замер в растерянности: возникшая в коридоре пауза ввела его в заблуждение, и он решил, что мы с Алексом уже ушли.

Я резко обернулась одновременно с Алексом, удивленным появлением незнакомца. Сколько секунд пройдет, прежде чем Алекс догадается и узнает Макса? Разум отстраненно принялся отсчитывать время до неминуемой катастрофы: один, два, три…

– Привет! – неловко поздоровался Макс, готовый провалиться под пол от моего яростного взгляда.

– Максим! Внучек! – всплеснула руками Манюня, приходя на выручку. – Ты когда же приехал?

– Да я вот… – Макс неопределенно махнул рукой. – Пришел, а тут дверь нараспашку. Вы на кухне болтали, а мне позвонили срочно. – Он зачем-то вытащил мобильный телефон и нажал на клавишу. – Вот я и зашел в комнату, чтобы поговорить.

Ложь Макса была шита белыми нитками. Я просто поражалась тугодумию племянника: дожить до двадцати семи лет и так бездарно лгать! Ох, чтобы сделать его достойным вампиром, его еще учить и учить!

Ну, когда уже Алекс все поймет и выведет его на чистую воду?

В следующий миг юноша шагнул к Максу, и я мысленно сжалась в предчувствии апокалипсиса.

– Привет! – Алекс дружелюбно протянул руку моему племяннику. – Я Александр.

Я так и остолбенела. Невероятно – он его не узнал!

– Максим. – Племянник, если и удивился, то быстро справился с собой и крепко пожал руку Алекса.

– Мы с Лизой тут прибрались немножко, – приветливо сообщил Алекс. – Но на кухне теперь ремонт делать надо. Ничего страшного: всего-то побелить потолок, поменять пол, обои переклеить.

Я потрясенно переводила взгляд с Алекса на Макса. Невозможно поверить, но Алекс не узнал в Максе того, с кем дрался несколько дней назад. Рафаэль определенно заслуживает премии «Оскар» за грим, преобразивший Макса в вампира! Оказывается, я волновалась зря. Это меня, знающую племянника с пеленок, никаким маскарадом не проведешь – я Макса и в гриме Микки-Мауса узнаю. А Алекс видел загримированного Макса от силы минут пять. Если добавить к этому тусклое уличное освещение и обстоятельства драки, не располагавшие к внимательному изучению лица противника, то ничего удивительного, что Алекс сейчас по-дружески болтает с Максом как с новым знакомым.

Пока я стояла столбом, не веря глазам своим, Алекс уже чуть ли не договорился с Максом, что поможет с ремонтом кухни.

– Я недавно у себя ремонт делал, – увлеченно рассказывал он. – Надо, главное, выбрать обои и линолеум. У меня только машины нет, чтобы все это привезти…

– У меня есть! – радостно сообщил Макс.

Я потрясенно воззрилась на племянника. Он что, сам собирается делать ремонт у Манюни? Он, который, даже чтобы подвесить люстру, приглашает «мужа на час», предпочитая заплатить деньги, чем возиться самому?

– Отлично! – оживился Алекс. – Тогда мы могли бы начать уже в выходные.

– Все это, конечно, замечательно, – вклинилась я, беря Алекса за локоть, – но давайте вы договоритесь об этом в другой раз. А сейчас уже поздно и мне пора домой.

– Конечно! – спохватился Алекс и кивнул Максу: – Ну, мы договорились!

– Держим связь через Лизу. – Племянник многозначительно подмигнул мне, и я, вспыхнув, вытолкнула Алекса за порог.

– Ты в самом деле собрался делать ремонт у Манюни? – спросила я в лифте.

– А что? – Алекс посмотрел на меня так, будто помогать незнакомым старушкам восстанавливать квартиру после пожара для него в порядке вещей.

– Ничего, – стушевалась я. – Я думала, таких бескорыстных на свете уже не осталось и они вымерли с последними русскими офицерами.

– Странно, что ты об этом вспомнила, – оживился Алекс. – Мой прапрадед как раз был офицером и служил при дворе императора Николая.

Быть может, мы с ним даже встречались, рассеянно подумала я, любуясь Алексом. Действительно, кто бы еще мог быть его предком, как не дворянин или офицер? Уж точно не крестьянин, не ямщик и не обленившийся провинциальный помещик.

Мы вышли из подъезда в вечерние сумерки, и Алекс взял меня за руку:

– Куда тебя отвезти?

Я запнулась. Вот это проблема. Я же не могу привести его к входу в бункер! Но что мне мешает привести его к тому дому, в подвале которого замаскирован этот вход? Нормальные девушки должны жить в обычных домах, вот и пусть Алекс считает его моим домом. Юноша предлагал взять такси, но я остановила его. Было неловко заставлять его тратиться, а в метро сейчас малолюдно и для меня гораздо комфортнее, чем днем. К тому же дорога на метро длиннее, значит, мы дольше не расстанемся.

Я не запомнила пути – видела только горящие глаза Алекса. Он рассказывал мне о себе: родители – геологи и часто в разъездах, он с некоторых пор живет отдельно, переехав после смерти бабушки в ее квартиру, учится в медицинском (кто бы сомневался, при его-то альтруизме!), летом работал вожатым в пионерском лагере – уверена, дети были от него без ума, а девчонки еще и влюблялись в видного и обаятельного студента.

– А поехали туда летом! – внезапно предложил он.

– Куда? – недоуменно переспросила я.

– В Крым! Представляешь – море, солнце, фрукты, вино… – оживленно принялся перечислять он.

От нарисованной им картины у меня сжалось сердце. Ни солнца, ни фруктов в моей жизни не будет никогда. Я уже забыла вкус крымских персиков и массандровского муската. А солнце для меня так же губительно, как открытое пламя.

– Не слишком ли далеко планируешь? – Я нашла в себе силы улыбнуться.

– Подожди, я еще не рассказал, сколько комнат будет в нашем домике у моря, где мы поселимся на старости лет! – В его глазах заплясали смешинки, а у меня заныло в груди от безнадежности. Живут же на свете юные девушки, ходят с мальчишками в кино, едят попкорн и мороженое, могут на каникулы поехать со своими любимыми к морю… Как упростились отношения между мужчинами и женщинами всего лишь за сотню лет. Нынче парочки открыто целуются в метро и планируют совместный отпуск – неслыханная вольность во времена моей юности.

– О чем задумалась?

О том, что я слишком стара для тебя, малыш.

– Да так, просто устала…

Устала от вечности в одиночестве, когда вокруг кипит настоящая жизнь. Люди живут, торопясь урвать от жизни максимум удовольствий, а мы вяло существуем – куда нам торопиться? Устала от безрадостного существования – если в юности душа то и дело пела от восторга и причиной тому мог быть и день, проведенный на реке, и танец с привлекательным кавалером, и красивая мелодия, и безделица вроде нового колечка или шляпки, то теперь я ко всему оставалась равнодушной. Музыка? Ни симфония в исполнении знаменитого оркестра, ни бродвейский мюзикл, ни живой концерт популярной группы меня не трогали. Книги? Я прочла их столько, что могла предсказать их финал по первым же прочитанным страницам, точно так же, как могла предугадать развитие отношений между реальными людьми. Не надо быть провидицей, достаточно наблюдательности, знания психологии и моего немалого опыта. Когда я смотрю на влюбленных, нежно воркующих друг с другом, то вижу их десять – двадцать лет спустя: ссорящимися, надоевшими друг другу, опостылевшими супругами, вяло пререкающимися, чья очередь сегодня выносить мусорное ведро. Вряд ли кто-то задумывается об этом в начале романа, но впоследствии все скатываются именно к этому. По взглядам, которые влюбленные бросают друг на друга, по их разговорам легко предугадать, кто будет хранить верность и заботиться о супруге, а кто станет изменять уже вскоре после свадьбы и пилить свою половину упреками. Люди так предсказуемы, хотя даже не замечают этого. И итог нашего с Алексом странного романа мне тоже прекрасно известен: скоро я исчезну из его жизни, и он забудет обо мне прежде, чем наступит Новый год.

– Ну а ты? – Алекс с любопытством взглянул на меня. – Расскажи о себе.

Этого-то я и боялась! Поэтому заранее решила, что если и врать, то не сильно. Я взяла биографию Маши, жены Макса, и выдала ее за свою. Мама – учительница музыки, папа – доктор. Летом закончила школу, поступила на исторический факультет. Не могла же я ему признаться, что поступала в институт благородных девиц в начале прошлого века, да так и не доучилась из-за революции! Поэтому название вуза для подстраховки тоже взяла у Марии. От меня самой осталось только увлечение Серебряным веком – уж в этой теме я была сильна, как никто из университетских профессоров. Чуть было не сболтнула, что даже консультировала киношников для съемок «Адмирала», особенно в сценах балов и светских приемов. Хорошо, вовремя прикусила язык!

Алекс слушал меня внимательно и чуточку снисходительно – как мужчина, который старше и опытнее. И я на миг представила, как болезненно исказится его приятное лицо, если я расскажу ему всю правду о себе…

На пустом эскалаторе Алекс спустился на ступеньку ниже, так что теперь наши лица были на одном уровне, и крепко обнял меня за талию.

– Ты необыкновенная, Лиза.

Заблуждаешься, мальчик. Я самая заурядная вампирша, это ты необыкновенный, дивный, самый славный на свете…

Наши губы встретились, тело затрепетало от нежности, а желудок скрутило от жажды крови. Пытка оборвалась раньше, чем я начала сходить с ума: как хорошо, что в метро такие короткие эскалаторы!

Сидя рядом в полупустом вагоне, мы держались за руки. Я слушала учащенный стук сердца Алекса, и мне было тепло при мысли о том, что оно бьется чаще из-за меня. Жажда никуда не делась, я просто перестала ее замечать – как мигрень, как зубную боль, симптомы которых уже стерлись из моей памяти.

Алекс проводил меня до чужого подъезда, и я напряглась, увидев кодовый замок. Назвав незнакомый подъезд, я не подумала, как я проникну внутрь. Но Алекс отсрочил минуты моего позора, притянув меня к себе и нежно поцеловав. Больше не вынесу этой пытки его близостью! К счастью, входная дверь со скрежетом распахнулась, выпуская мужчину с собакой, и я скользнула за порог. Спасена!

Алекс придержал тяжелую дверь:

– Увидимся завтра?

Завтра было бы замечательно!

– Если родители после сегодняшнего позднего возвращения не посадят меня под домашний арест, – уклончиво ответила я.