Текст книги "Скандал в вампирском семействе"

– Это было бы здорово! – обрадовалась я.

– Тогда оставь мне свой телефон, я тебе перезвоню.

Я запустила руку в карман и вспомнила, что мобильным так и не обзавелась.

– Запиши лучше ты мне свой, – попросила я, объяснив ситуацию.

Оля написала номер на листке блокнота.

– Позвони завтра, я все узнаю.

– Спасибо, Оля.

– Это тебе огромное спасибо, Лиз! – Мы остановились у подъезда. – Вот мы и пришли. Зайдешь?

– Нет, благодарю за приглашение. У меня еще дела.

– Конечно-конечно, – спохватилась Оля. – Ты уж извини, что тебя задержала.

– О чем речь! – остановила я ее. – Береги себя и ребенка.

– Обязательно позвони мне! – Оля махнула рукой и скрылась в подъезде.

А я зашагала к метро, с улыбкой думая о том, что судьба засыпала меня подарками. Алекс, новый дом, теперь еще, если повезет, поступлю в институт и стану нормальной студенткой.

Осталось только рассказать обо всем родителям. О том, что они за меня порадуются, я даже не мечтала. Надеюсь, они хотя бы попытаются меня понять.

У метро я заметила уличные часы и замедлила шаг. Два часа дня – родственники в это время спят беспробудным сном и, разбуди я их сейчас, они будут злы, как голодный Дракула. Зато есть кое-кто, кто наверняка обрадуется моему визиту, даже если я приеду без звонка.

3

Манюня грела кости на лавочке и кормила черствой булкой голубей. Чтобы она меня заметила, мне пришлось подойти вплотную, спугнув птиц. Манюня подняла голову, щурясь от яркого солнца, которое катилось по небу прямо за моей спиной, и онемела.

– Манюня, это я. – Я робко улыбнулась.

Подруга схватилась за сердце:

– Лизонька! Я так надеялась, что при мне этого не случится. Да когда ж это стряслось-то? Только на днях была жива-здорова! Да как же ты стала, ты стала…

– Человеком? – услужливо подсказала я, присаживаясь на лавочку.

Округлившиеся глаза Манюни в стеклах очков сделались похожими на глаза филина.

– Человеком? – ошеломленно проблеяла она и ткнула меня пальцем, угодив мне в бок.

– Ты что? – подскочила я. – Больно же!

– Лиз! – Придвинувшись ко мне, Манюня трясущимися руками схватила меня за локти. – Так ты живая, настоящая?

– А то какая же?

– Я думала, – забормотала она, глядя на меня с удивлением, – ты умерла и стала призраком.

– А что, к тебе уже раньше являлись призраки? – протянула я с изумлением. Перед этой сенсацией отступали даже мои известия.

Манюня замялась.

– По правде, да.

Вот это новости! Манюня – медиум!

– Что ж ты мне ничего не говорила? – выдавила я.

– А что говорить-то? – засмущалась моя восьмидесятидевятилетняя подруга. – Скажешь еще, совсем бабка умом помешалась.

Честно говоря, такая мысль меня посетила.

– И кого же ты видела, Маня? – ласково спросила я.

– Да вон, Клавдию с третьего подъезда. – Манюня мотнула головой и с недовольным видом поведала: – И дня в могиле не пролежала, как уже подкараулила меня у мусоропровода и давай жаловаться: крестик золотой нательный с ней не похоронили, туфли жмут, крест покосился. Три дня я ее нытье терпела, потом не выдержала, пошла к ее детям.

– И что они? – с упавшим сердцем спросила я. Как бы не пришлось потом подругу из психиатрички вызволять!

– Что, что, – Манюня шумно вздохнула, – зять ейный посмеялся да дверью хлопнул. А на следующий день дочка ее ко мне с коробкой печенья прибегает: мол, Матрена Егоровна, если еще мать увидите, спросите у нее, будьте добреньки, где она бабкины украшения спрятала. Всю квартиру перерыли – не нашли. А чего ее искать? Клавдия-то рядом стояла да все слышала. Указала она на тайник. Нашла дочь крестик, который забыли в гроб положить, и про туфли она призналась, что материного размера не было, вот и взяла на размер меньше, думала, Клавдии все равно на том свете. – Подруга задумчиво пожевала губами. – А оно вишь как.

– Погоди, – догадалась я, – это Клавдия тебя у мусоропровода подкараулила, когда ты свечку туда уронила?

Подруга кивнула:

– Я тогда впервые призрака встретила. Представляешь, Лизонька, сколько я страху натерпелась!

Представляю! Неудивительно, что Манюня с перепуга подожгла мусоропровод.

– И другие случаи были, когда к тебе призраки являлись?

Манюня с обидой взглянула на меня, почуяв мое недоверие:

– Были. Как кто помирает в доме, так все ко мне идут. Кто просит детям передать то, что при жизни не успел. Кто по поводу похорон распоряжения отдает. Была еще у нас одна такая, Степанида Ильинична – до того сериалы любила смотреть, так не поверишь! Родные ее хоронить уехали, а она у меня дома расселась – последнюю серию своего любимого фильма смотреть…

– Уж не Степанида ли, – перебила ее я, – к тебе заявилась сериал смотреть, когда ты последний пожар из-за утюга устроила?

– Она, – подтвердила Манюня.

– И никакая подруга из Саратова тебе не звонила, это ты со Степанидой заговорилась? – догадалась я.

– Все так, – кивнула она. – Но не могла же я тебе в том признаться.

– А потом что с этой Степанидой стало? – потрясенно спросила я.

– Она как серию досмотрела, так пропала, – буднично отозвалась Манюня. – С тех пор я ее и не видела. Но скоро, чую, свидимся.

Похоронный тон Манюни мне не понравился.

– Маня, ты что, умирать собралась?

– Кому ж охота умирать? – не согласилась она. – Да только зажилась я уже на свете, Лизонька. Я же и мертвых почему видеть стала? Потому что сама одной ногой в могиле стою. С матерью моей то же самое сделалось за год до смерти. Я-то тогда думала: чудит старуха, не верила ей. А выходит, у нас что-то вроде дара. Да только открывается он незадолго до смерти.

Я вспомнила, как странно вела себя подруга в тот вечер, когда я призналась ей в своей любви к Алексу, и спросила:

– Манюнь, когда я недавно у тебя была и ты меня вдруг принялась выпроваживать, к тебе тоже какой-то призрак явился?

– Было дело, – не стала таить она. – Это Фрол Семеныч с третьего этажа приходил, просил напомнить соседу про долг. А то тот обрадовался, что платить не надо. Вот Фрол ему и велел передать: мол, нехорошо, а деньги пусть отдаст его сыну.

А ведь она, наверное, и Алекса за призрака приняла, впервые увидев со мной. То-то она растерялась, когда я представила спутника, и только потом вспомнила его по фотографии. Но уточнить я не успела.

– Ох, – спохватилась она, взглянув на меня, – что это я все болтаю! Лиза, ты мне лучше расскажи, что же это с тобой приключилось. Что, изобрели какое средство, чтобы вы могли при свете дня ходить?

– Манюня, ты не поверишь…

Я коротко поведала ей свою историю. Подруга охала, ахала, недоверчиво переспрашивала, прижимала сухонькую ладошку к моей груди, чтобы услышать биение сердца, и все никак не могла поверить в чудо, которое со мной произошло.

– Скажи, Манюня, – мне внезапно в голову пришла одна мысль, – а ты только недавно умерших видишь? А если человека уже лет сто на свете нет, можешь его призрак увидеть?

– К чему это тебе, Лизонька? – нахмурилась она.

– Да вот послушай, что Алексей, мой бывший муж, учудил…

И я рассказала ей про вторую семью моего мужа-предателя, про ребенка, родившегося вне брака от неизвестной балерины, и про родство Алекса с Алексеем. Хотела бы я встретиться с обманщиком лицом к лицу и высказать ему все, что накипело!

– Пустое это, Лиза, – посуровела Манюня и неодобрительно взглянула на меня. – Дело прошлое, и ворошить его нечего. Твой Алексей, конечно, подло с тобой поступил, и сейчас, наверное, уже расплачивается за свои грехи. Да только прошлое не воротишь. К чему тебе эта встреча? Что было, то было. У тебя сейчас другая жизнь. Саша – хороший мальчик, он тебя не обманет, сразу видно. Прости Алексея и живи настоящим.

– Пожалуй, ты права, – согласилась я.

– Вот она, мудрость твоя житейская, Лизонька, – улыбнулась подруга. – Молодежь никогда не прощает обмана, не признает своих ошибок, а у тебя все это позади. Саше с тобой будет одновременно и легко, и сложно.

Я с любопытством подняла глаза.

– Легко, потому что ты умнее, уступать ему будешь, на пустом месте ругань разводить не станешь, а повздорите, так первая примириться пойдешь, – пояснила Манюня. – В жизни всегда так. Покамест оба молоды, всяк на своем стоит и всяк мнит себя правым. А когда один из супругов старше, то в доме завсегда лад будет.

Манюня знала, о чем говорит. Первый муж был ее ровесником. Он погиб на войне еще молодым. Подруга хоть и любила его страстно, но признавалась, что и ругались они часто, всякий раз грозя друг другу разводом. Во второй раз она вышла замуж за военного, старше ее на одиннадцать лет, и прожила с ним душа в душу до самой его смерти.

– А сложно почему?

– Потому что душа у тебя столетняя, а тело – юное. – Манюня задумчиво пожевала губами. – Саша – неглупый мальчик. Почует неладное – станет думать, ты что-то от него скрываешь.

– А как не скрывать? – горячо возразила я. – Разве расскажешь ему всю правду? Он же меня тогда возненавидит.

– То-то и оно. – Подруга понимающе закивала. – Людям такое принять трудно. Меня-то к этому, почитай, всю жизнь готовили. С детства в уважении к вашей семье воспитывали, в почтении да в благодарности. Наша семья от вас только хорошее видела, так что, когда я про вас правду узнала, то мое отношение к вам не изменилось. К нам вы были добры, а мало ли что там молва говорит…

Манюня погладила меня по плечу, материнским жестом убрала с моего лба белесую прядку и ласково сказала:

– Лизонька, а я и не знала, что у тебя веснушки.

– Где? – Я прислонила руки к лицу.

– Здесь, здесь и здесь. – Шершавые пальцы Манюни легонько коснулись моего носа и щек. – Солнышко долго тебя не видело, вот и торопится наверстать упущенное.

– Вернусь к Алексу конопатой, – похолодела я, – подурнею.

– Что ты, Лизонька, – тихо засмеялась она, – скажешь тоже! Загар нынче в моде, вон все в солярии ходят. И тебе немножко румянца не повредит. А веснушки тебя только еще моложе и краше делают.

– Куда уж еще моложе, – усмехнулась я и поведала Манюне о том, что у меня сегодня день рождения и что Алекс считает, будто мне исполнилось восемнадцать. – Как думаешь, Маня, – волнуясь, спросила я напоследок, – правильно я сделала, что согласилась к нему переехать?

Подруга задумчиво пожевала губами.

– Ты ведь его любишь, Лизонька?

– Больше жизни! – вырвалось у меня.

Манюня тепло улыбнулась:

– Так что же сомневаешься? Саша тебя тоже любит. А что без брака – так у молодежи так нынче заведено. Гражданский брак называется. У нас в доме половина семей таких – живут вместе, а не женятся. Кто поживет-поживет, да и разбежится. А кто и по десять лет живут душа в душу. И Максим на Маше не сразу женился. Да и моя внучка Зиночка замужем побывала, потом развелась, сейчас живет семьей с хорошим мужчиной да замуж не торопится. Не в печати в паспорте, говорит, счастье, бабушка. А Саша мальчик молодой, ему, прежде чем жениться, на ноги подняться надо, он, думаю, уже сейчас об этом задумался. Да и ты в его глазах совсем девочка, только сегодня совершеннолетие отметила. Всему свое время, Лизонька. Даст бог, поженитесь, а покамест ни о чем не переживай.

– Спасибо, Манюня! – Я крепко обняла подругу за худенькие, слабенькие плечи, с тоской подумав о том, что она права – ее жизнь подходит к концу, и вскоре я останусь без ее доброй улыбки и мудрых советов.

– Вот ведь дура старая! – внезапно воскликнула Манюня, поднимаясь со скамейки. – Лизонька, у тебя ведь день рождения сегодня. А ну, айда чай с тортом пить. Вафельный, ты такого еще не пробовала!

– С удовольствием. – Я поднялась следом, чувствуя, что уже успела проголодаться после завтрака.

– А хочешь, супчика с тобой поедим? – продолжила искушать меня подруга. – Время-то обеденное. Щавелевый, Максим его завсегда хвалит.

– Не откажусь!

– Как у Максима там дела?

– Все хорошо, – солгала я.

Манюня не знала о ранении Макса, ни к чему ей волноваться. А вот мне надо будет заглянуть сегодня к племяннику, узнать, как он там. То-то он мне удивится!

4

– Лиза! – Макс подскочил на кровати как ужаленный. – Ты что здесь делаешь? Ты как сюда добралась?

Он бросил встревоженный взгляд на наполовину задвинутые шторы, сквозь которые пробивалась полоска света, и был готов вскочить с постели, опрокинув капельницу, лишь бы скорее зашторить окно и укрыть меня от солнца.

Я опередила его. Быстро пересекла палату, резко отдернула шторы, впуская солнечный свет – день сегодня выдался на удивление ясный.

Макс за моей спиной ахнул. Я повернулась:

– Правда, так лучше? Сидишь тут, как в склепе.

– Лиза, ты что? – ошарашенно выдавил он и запнулся, не в силах найти ни одного объяснения моему странному поведению. – Ты…

– Нет, никакого средства, позволяющего вампирам бывать на солнце, я не принимала, – пришла на помощь я и бросила взгляд на дверь. – Кстати, Маша не здесь?

– Она недавно уехала, у нее сегодня обследование в клинике.

– Хорошо. А то наш разговор не для ушей беременной женщины. – Я присела на постель Макса, поправила сбившееся одеяло, подвинула капельницу. – Как ты?

– В шоке, – выпалил он.

Я засмеялась:

– Дурачок! Как ты себя чувствуешь?

– Если ты сейчас же не объяснишь мне, в чем дело, – пригрозил Макс, – я умру от любопытства. И это будет на твоей совести!

– Значит, идешь на поправку, – успокоенно кивнула я. – Что говорят врачи?

– Что я родился в рубашке. – Он усмехнулся. – Не буду же я им объяснять, что от смертельного ранения меня спасла тетушка-вампир, закрыв собой?

– Ни в коем случае! – Я притворно нахмурилась. – А то отсюда тебя сразу переведут в Кащенко.

– Лиза… – Макс взял меня за руку, призывая к серьезности. – Что с тобой произошло?

– А ты все еще не веришь? – Я кивнула на окно, сквозь которое лился солнечный свет. – Вот же неверующий Фома! А я надеялась, что смогу обойтись без этого… Слушай.

Я взяла его руку и приложила к своей груди, где гулко билось сердце, торопясь нагнать все годы, которые оно провело в остановке.

– Ох ты! – Макс крепко обнял меня за плечи, пристально глядя в глаза. – Но как, Лиза?

Второй раз за день мне пришлось поведать историю своего возрождения. Макс, в отличие от эмоциональной Манюни, слушал меня молча, не перебивал, только двигал бровями да время от времени тер щеку, что выражало высшую степень волнения.

– Невероятно, Лиз! – воскликнул он, дослушав меня до конца. – Получается, что укус вампира превращает человека в вампира, а укус человека запускает обратное превращение?

Надо же, а я ведь об этом даже не задумалась. Так восторгалась своим новым состоянием, что совсем упустила из виду его причину.

– Рассказать кому – не поверят! – покачал головой Макс.

– Я тебе расскажу! – шутливо погрозила я ему.

– Представляешь, Лиз, сколько средств для борьбы с вампирами придумали – и серебро, и осиновые колья, дневной свет, – оживленно перечислял он, – а никому из охотников и невдомек было, что одолеть вампира можно еще проще.

При упоминании об охотниках я помрачнела. Не стоит забывать, что один из них бродит где-то поблизости и обещал меня убить. Если, будучи вампиром, я еще могла с ним сладить, то теперь я совершенно беспомощна. Тело, лишившееся вампирских навыков, сделалось медлительным, слабым и неповоротливым. Если охотник подстережет и выпустит в меня пулю, я покойница.

– Надо же, как все просто, кто бы мог подумать! – не замечая моего состояния, продолжил восторгаться племянник. – Получается, я могу стать вампиром, а когда мне надоест, превратиться обратно в человека?

– Макс! – Я задохнулась от возмущения. – О чем ты думаешь? Ты что, не понял ничего из того, что я тебе рассказала? Выбрось из головы даже мысли об этом. Ты не должен соглашаться на укус вечности. Это не дар. Это – проклятие, которого я и заклятому врагу не пожелаю.

Макс со странным выражением лица взглянул на меня.

– Я чуть не умер, Лиз. Только сейчас я как никогда понял, что смертен. Когда я очнулся после операции и увидел Машку, знаешь, как я испугался, что мог умереть и оставить ее одну, так и не увидеть нашего сына? А вдруг что-то случится с нами обоими и ребенок останется сиротой? Я видел машину, на которой попали в аварию твои родители в прошлом году. «Бээмвэшка» всмятку, а тетя Лида с дядей Женей встали и пошли. Ни один человек при таких повреждениях не выжил бы. А если бы в той машине были мы с Машей? Ты закрыла меня собой от выстрелов и уже оправилась от ранений, а я словил одну пулю и валяюсь на койке, чувствуя себя развалиной. Мне страшно быть таким уязвимым. Особенно потому, что у меня есть жена, а скоро будет и ребенок. Я хочу защитить их.

– Я понимаю, Макс, – взволнованно перебила я. – Но для этого тебе не надо становиться вампиром!

– Человеческие средства для бессмертия и регенерации еще не изобрели. – Он тоскливо усмехнулся.

– Макс, ты не понимаешь, от чего хочешь отказаться. Ты думаешь, что обретешь бессмертие? Ты потеряешь душу!

– Лиза, – он попытался все перевести в шутку, – ты говоришь, как в кино.

– Это не кино, Макс! – Я не на шутку разгорячилась. – Сейчас ты живой, в твоем сердце горит любовь к Маше, ты споришь со мной и постепенно закипаешь, каждую минуту тебя обуревает миллион эмоций. Ты весь – словно вулкан. А душа вампира – это даже не потухший вулкан, это ледник. По большей части тебе становится все безразлично, все эмоции заменяют равнодушие и спокойствие. Понятие хладнокровия придумали вампиры. Люди не могут быть по-настоящему хладнокровными – даже если внешне они демонстрируют выдержку и беспристрастность, внутри них кипит вулкан страстей. Вампиры хладнокровны во всем – в охоте, в работе, в семье, в любви. Ты думаешь, мои родители любят меня? Да, они добры ко мне, они заботятся обо мне, но в них нет ни капли душевного тепла и нежности. Тебя все время удивляла моя дружба с Манюней, так вот, признаюсь, Манюня заменяла мне отсутствие материнской ласки. В свои двадцать она была мне подругой, в сорок – матерью, в шестьдесят и теперь – бабушкой. Манюня любит меня как свою внучку, поэтому я и тянусь к ней. А Лидия лишь играет роль матери, тогда как внутри остается холодной ко мне. Разве ты не чувствуешь то же самое со стороны Инны?

– Она всегда была добра ко мне, – в замешательстве пробормотал Макс.

– Добра, не спорю. Но чувствуешь ли ты, что она любит тебя так же, как Машу – ее мать?

Макс поник: видимо, мне удалось найти весомый аргумент.

– И ты хочешь обречь на такую же судьбу своего ребенка? – строго спросила я. – Хочешь отказаться от той любви, которая у вас сейчас с Машей, ради того, чтобы в равнодушном благополучии прожить вечность?

– Я хочу этого ради Машки, – упрямо произнес Макс.

– Маша этого не хочет, – возразила я. – Я говорила тебе, о чем она мечтает. Ее мечты окрашены любовью и заботой друг о друге. А ты хочешь вытравить эту любовь из ваших отношений, заменив ее суррогатом. Сделавшись вампирами, вы убьете все то хорошее, что есть между вами.

– Я понял тебя, Лиза. – Макс поморщился, как от зубной боли. – Понял, не дурак.

– Я надеюсь, – проворчала я, – что не дурак.

– И месяца не прошло, как ты говорила, что я дураком буду, если откажусь от укуса вечности, – мрачно заметил он.

– Это говорила не я, – я покачала головой, – это говорила твоя тетушка-вампир. И у нее не могло быть другого мнения на этот счет.

– Кому же мне теперь верить?

– Верь своему сердцу. – Я наклонилась и поцеловала его в лоб, как ребенка. Он и был для меня ребенком – потерянным, заблудившимся, упрямым. – Оно подскажет ответ.

Я поднялась с кровати, понимая, что сделала все, что могла. Решение за Максом.

– Поправляйся, племянник.

– Куда ты сейчас?

– К родителям. Они пока ничего не знают.

– Удачи! – от души пожелал Макс и насмешливо подмигнул: – Жаль, что меня не будет на шоу века.

– Зато ты об этом еще не раз услышишь, – усмехнулась я. Прежде чем выйти за дверь, я обернулась: – И да, Макс, после того как родители поймут, что клан опустел на одного, они будут торопиться с твоим превращением. До рождения малыша тебе ничто не грозит, но после они займутся вами серьезно. Советую поторопиться с решением.

– Лиза, – окликнул меня Макс. – Что бы ты сделала на моем месте?

– Советую тайно увезти Машу рожать за границу. И не возвращаться в Москву.

– Как долго?

– Никогда.

5

Отчий бункер после ослепительного сияния дня показался склепом. Хотя Манюня ни разу не была у меня в гостях, название для нашего подземелья она подобрала самое точное. Внутри было тихо как в могиле. Все спали беспробудным дневным сном. Отлично, значит, у меня есть пара часов на то, чтобы собрать свои вещи.

Я осторожно толкнула дверь своей комнаты, скользнула внутрь и сразу шагнула к шкафу, плавно разводя в стороны двери-купе. Шкафы мы поменяли пять лет назад во всем бункере. Заказ был большим, каждый шкаф собирали разные бригады. У меня работали два молодых украинца, которые все удивлялись, что попали в подземный особняк, и переговаривались, что никто им не поверит, когда они расскажут об этом. Тогда, читая томик Чехова и рассеянно прислушиваясь к их разговорам, я безо всяких эмоций размышляла о том, что первым убью говорливого шутника, а его молчаливого напарника оставлю на закуску. Ликвидация рабочих была оговорена с Мещерскими: запрет на убийства людей по-прежнему действовал, но в отдельных случаях можно было рассчитывать на уступки. Как тогда, когда речь шла о нашей личной безопасности, угрозу которой представляли болтливые рабочие. Сейчас мне вдруг сделалось горько при воспоминании о том, как шутник весело болтал о своей невесте, которая ждет его в родном селе, и звал молчуна на свадьбу. Невеста так и не дождалась. Я ощутила себя последней дрянью, недостойной любви Алекса. Я схватила с полки первую попавшуюся вещь и швырнула на пол.

Нет, так нельзя. Я вытерла закипевшие на глазах слезы. Манюня сказала, что прошлого не воротишь, надо жить настоящим. От прежних грехов мне не отмыться, но это грехи вампира Лизы. Лиза-человек лучше Лизы-вампирши, и я докажу это своими будущими поступками. Я сунула руку в карман джинсов за платком, который держала, чтобы вытирать кровь, и вытащила бумажку с номером телефона Оли. Уже начала доказывать, когда не прошла сегодня мимо Оли, когда помогла ей…

Так, какие же вещи мне взять? И куда их положить? Я не покидала бункер уже лет пятьдесят, багажные чемоданы давно пришли в негодность, и после переезда сюда мы их выбросили. И вот теперь мне не во что сложить вещи! Наткнувшись взглядом на уголок полиэтиленового пакета с логотипом магазина, я торопливо выудила его из груды тряпок.

Теперь вещи. Я смела в сторону черную юбку и корсет – свой готический туалет для визита на кладбище. Уж этого добра в совместной жизни с Алексом мне точно не надо. Узкие джинсы-скинни – один из самых неудобных моих нарядов, но, похоже, теперь к ним придется привыкать – именно такую одежду носят молодые барышни, ровесницей которых я представилась Алексу. В пакет их. Строгая белая блузка вполне пригодится для лекций в институте, если я в него все-таки поступлю, и составит комплект к джинсам. В пакет. Винтажное платье и юбку, когда-то мои любимые, я без раздумий отложила в сторону. Прошлому в моей новой жизни не место. Вот маленькое черное платье должно быть в гардеробе каждой женщины, будь она столетняя вампирша или восемнадцатилетняя студентка. В пакет. И вот этот голубой джемпер тоже подойдет и для прогулок с Алексом, и для занятий в институте. А это еще что? На манжете обнаружилось потемневшее пятно крови – свидетельство моей вампирской натуры, и я брезгливо отбросила джемпер, потянувшись к бирюзовой футболке – моей неизменной спутнице в походах в клубы. Пакет уже заполнился наполовину. Возьму сегодня самое необходимое, а потом куплю чемодан и вернусь с ним в бункер.

– Бетти, что ты делаешь? – раздался за спиной ледяной голос матери.

Я резко обернулась. Лидия приподнялась на моей неразобранной постели и села. Ее платье было помятым, коса растрепалась, под глазами залегли тени. Она ждала меня до рассвета, а не дождавшись, прилегла в моей комнате и уснула, поняла я и почувствовала себя гимназисткой, застигнутой за каверзой.

– Ничего, – пробормотала я по привычке. А следом во мне взыграла злость. В конце концов, мне сто двадцать один год. Я взрослая и имею право распоряжаться своей жизнью без оглядки на родителей.

– Где ты была? – Лидия стремительно поднялась с кровати и в один миг оказалась рядом со мной. Невероятно, до чего быстрыми могут быть вампиры!

– С тобой все в порядке? Мы переживали, что на тебя напал охотник. – Она с беспокойством заглянула мне в глаза. – Где ты пережидала день?

– Я ухожу, мама, – твердо сказала я, поднимая с пола пакет.

– Тебе надо подкрепиться? – удивилась Лидия. – Но ты прекрасно выглядишь. Как будто ты выпила троих.

– Хватит! – Меня затрясло от гнева. – С этим покончено. Я ухожу отсюда.

– Да, – внезапно оживилась Лидия, – Ричард сказал нам, что вы решили пожениться. Мы с папой так рады! Погоди-ка, – ее ноздри по-звериному дрогнули, а глаза сделались черными от жажды, – ты чувствуешь это? Живая кровь, еще не успевшая остыть, – зачарованно забормотала она. – Ты что, принесла ее с собой?

Она с жадностью взглянула на меня, ее губы алчно приоткрылись, обнажив белые и, уж я-то знаю, до чего острые зубы. Я попятилась к двери. Лидия, повинуясь инстинкту, в тот же миг очутилась рядом.

– Прекрати! – Испугавшись не на шутку, я взвизгнула и шарахнулась в коридор, где тут же угодила в объятия бабушки Софьи. До того ледяные, что у меня мурашки по коже пошли. Как только Алекс обнимал меня, когда я была такой же хладнокровной?

– Бетти, ты вернулась! – радостно воскликнула та. – Деточка, ну и напугала же ты нас! Уже не знали, где тебя искать и куда звонить… – Бабушка внезапно осеклась и изменившимся голосом спросила: – Чем это пахнет?

Я дернулась, попытавшись вырваться. Но всех человеческих сил, вложенных в этот рывок, не хватило, чтобы освободиться из хватки моей бабушки-вампира.

– Что здесь происходит? – раздался строгий голос отца, и я едва не заплакала от облегчения. Уж папа-то меня в обиду не даст.

– Бетти вернулась, – безжизненным голосом молвила Лидия.

– Бабушка, – прошипела я, – да отпусти же меня!

Из холодных объятий бабули я угодила прямиком в стальные объятия отца.

– Бетти, – прошептал он мне в макушку, и у меня волосы зашевелились от его студеного дыхания. – Жива, моя девочка. Где тебя носило? Мы боялись, что на тебя напал охотник. – Внезапно его пальцы, гладившие мои плечи, закаменели и с силой стиснули меня.

Я охнула от боли и, отстранившись настолько, насколько позволяла хватка отца, с ужасом взглянула в его глаза, стремительно наполнявшиеся безумной жаждой. Только сейчас я осознала всю глупость своей затеи. Надо было приходить в бункер под утро, когда родители уже вернулись бы с охоты. Сейчас же я оказалась одна наедине с тремя голодными вампирами, одержимыми жаждой. Мне ли не знать, что когда вампирами владеет жажда, они теряют остатки разума?

– А чем это пахнет? – принюхавшись, с недоумением произнес отец.

– Кровью! – не выдержала я. – Моей кровью! Я стала человеком, и у меня снова в жилах течет кровь, а еще – бьется сердце.

В воцарившейся мертвой тишине стук моего сердца отозвался грохотом набирающего скорость паровоза.

Пользуясь всеобщим замешательством, я отшатнулась от отца и метнулась в гостиную. Уж там побольше места, чем в узком коридоре. Первой через порог шагнула Лидия.

– Все это похоже на дурную шутку, – процедила она сквозь зубы.

– На Бетти это не похоже, – вступилась за меня бабушка, входя следом.

Последним вошел отец и, пристально глядя на меня, сухо потребовал:

– Бетти, объяснись!

Я набрала в легкие воздуха и начала свой рассказ в третий, самый сложный раз. В зале повисла гробовая тишина.

– Невероятно! Невозможно! Немыслимо! – взорвались родственники, когда я замолчала.

– Чудовищно, – трагически пробормотала Лидия, качая головой, – просто чудовищно!

Мне вдруг сделалось нечем дышать: как это я раньше не чувствовала, какой здесь душный, пыльный воздух? Макс все время твердил об этом, каждый раз после посещения бункера у него разыгрывалась мигрень, но я считала, что он привередничает.

Лидия приблизилась ко мне, и от удушливого запаха ее артизановских духов «Врата ада» с ароматом ладана я оглушительно чихнула.

Родственники шарахнулись от меня в стороны.

– Скажи, Бетти, – опасливо спросила Лидия, – а эта болезнь не передается воздушно-капельным путем?

– Какая болезнь, мама?! – взорвалась я. – Я просто стала человеком. У меня вновь бьется сердце. Я получила новую жизнь!

– Жизнь, Бетти, это и есть болезнь, – философски заметила бабушка. – Которая всегда заканчивается летальным исходом.

– Хочешь, мы спасем тебя? – взволнованно кусая губы, предложила Лидия. – Папа мог бы снова повторить укус вечности.

– Нет! – рявкнула я, яростно взглянув на нее. – Вы что, не понимаете? То, что со мной случилось, это не несчастье, а подарок судьбы! Я мечтала об этом давным-давно.

– Неужели тебе было так плохо с нами? – дрогнув, спросила Лидия.

– Прежде я так не думала. Я только сейчас поняла, чего была лишена все эти годы.

– Чего же? – Отец с горечью взглянул на меня.

– Жизни! – воскликнула я. – Нормальной, полноценной жизни.

– Обычной и заурядной, ты хочешь сказать? – скривила губы Лидия.

– Вам не понять. – Я покачала головой, глядя на самых близких родственников, внезапно ставших чужими. – Вы слишком давно мертвы.

– Дерзкая девчонка! – вспыхнула бабушка. – Да как ты смеешь?

– Я сегодня видела рассвет. А что хорошего за последние сто лет видели вы? – Я с жалостью обвела взглядом притихших вампиров.

– Полнолуние и звездопад, лунное затмение и парад планет, – подала голос Инна.

– Все это не стоит красоты одного солнечного дня, – убежденно возразила я.

– Бетти, – вздрогнула Лидия, – ты говоришь ужасные вещи!

– Я говорю правду. И вы это поймете, когда позволите мне возродить вас к жизни.

Родственники в испуге отступили еще на два шага.

– Даже не думай об этом, Бетти! – сузила глаза Лидия.

– Мы примем твое решение, дочь, – тяжело взглянул на меня отец. – Но и ты уважай наше.

– Как хотите. – Я пожала плечами. – Вы просто не представляете, от чего отказываетесь.

– Не могу этого слышать, – простонала Лидия, вытащила из бара початую бутыль крови с коньяком и плеснула себе в бокал.

Отец, встав позади, успокаивающе обнял ее за плечи.

– Не ты ли отговаривала меня от превращения? – напомнила я. – Не ты ли просила меня подумать и не торопиться с укусом вечности? Не ты ли была не согласна с моим решением и даже отказалась провести ритуал?

– Это было сто лет назад, – раздраженно сказала Лидия и сделала большой глоток коньяка.

Мне стало дурно от одного вида красновато-янтарной жидкости. Мои губы еще помнили вкус крови, но теперь он показался мне омерзительным, ведь в моих жилах текла точно такая же кровь.