Текст книги "Передвижники. Художники-передвижники и самые важные картины конца XIX – начала XX века. 150 лет с момента основания Товарищества"

Видение отроку Варфоломею,
1890

На 18-й передвижной выставке нет картины скандальней чем «Видение отроку Варфоломею» Михаила Нестерова. Хотя написана она на благочестивый житийный сюжет из детства святого Сергия Радонежского, когда преподобный еще носил имя Варфоломей. Художник перенес на полотно историю о том, что однажды мальчик увидел в поле схимника и попросил старца молиться о нем, потому что ему никак не дается грамота. Инок исполнил просьбу мальчика и дал ему частичку просфоры «для разумения Святого Писания».

Этой картиной Нестеров сразу же обозначает собственное направление в искусстве, которое не совпадает с идейным, политизированным направлением Товарищества передвижников. Хранители традиций Товарищества – художник Мясоедов, писатель Григорович, критик Стасов – незадолго до открытия выставки признают эту картину подрывающей устои рационализма, на которых основано движение. Они видят в ней «вредный мистицизм», пытаются отговорить Третьякова от покупки картины и утверждают, что она попала на выставку по недоразумению. «Видение отроку Варфоломею» противоречит их представлению о правильном искусстве русской школы, ведь религиозно-романтические сюжеты Нестерова в нее никак не вписываются.

Павла Третьякова чутье, как всегда, не подводит. Он понимает, что работа Нестерова – новое слово в искусстве. Не порывая с реализмом, художник приближается к символизму и показывает на холсте мир грез и видений.

На переднем плане картины две центральные фигуры: инок и отрок на фоне неброского среднерусского пейзажа. Старец кажется неотделимым от природы: его фигура в темных одеждах словно сливается с деревом. Едва заметный нимб святого вот-вот рассеется в воздухе.

Образы на картине утонченные, бесплотные, как на иконе. Нестеров прибегает к условности и стилизации, и этого никак не могут принять старшие передвижники. Нимб святого в живописном произведении особенно много критикуют, а художник Григорий Мясоедов даже пытается уговорить Нестерова закрасить его. Но Нестеров не прислушается к советам, а поступит наоборот, он будет и впредь использовать этот прием в своих работах.

Но пейзаж здесь вполне узнаваем: он написан с натуры, в любимом местечке московского бомонда, в Радонеже. Однажды, выйдя на террасу, Нестеров увидел зеленые луга, изгиб реки, лес, в котором растут и рябина, и береза, и ель. Художник неожиданно понял, что этот пейзаж не только прекрасен сам по себе, но он по-настоящему исторический. Ведь именно в этих местах, в соседнем Радонеже, и прошло детство Варфоломея, будущего преподобного Сергия.

Нестерову удается сделать практически невозможное – показать на картине молитву. Кажется, вместе с отроком молится даже окружающий его пейзаж. «Чарующий ужас сверхъестественного редко был передан в живописи с такой простотой и убедительностью. Есть что-то очень тонко угаданное, очень верно найденное в фигуре чернеца, точно в усталости прислонившегося к дереву и совершенно закрывшегося своей мрачной схимой», – напишет о картине художественный критик Александр Бенуа. В этой работе Нестеров открывает не только собственный стиль, но и свой особый жанр, который сам художник определит как «опоэтизированный реализм».

Удивительно, что сам Нестеров именно эту раннюю работу будет считать своим высшим достижением в искусстве. «Жить буду не я. Жить будет «Отрок Варфоломей». Вот если через тридцать, через пятьдесят лет после моей смерти он еще будет что-то говорить людям – значит, он живой, значит, жив и я», – скажет он.

Труды преподобного Сергия. Триптих,
1897

Святой Сергий Радонежский раз и навсегда становится для Нестерова воплощением идеала русского человека. Он продолжает писать его житие в своих картинах. Для «Трудов преподобного Сергия» Нестеров впервые в новом русском искусстве применяет форму триптиха. Для средней его части художник выбирает сложную сцену – преподобный вместе с другими иноками строит обитель. На боковых частях триптиха он изображает только святого Сергия: слева – на фоне летнего пейзажа, справа – на фоне зимнего.

Холодная палитра и бестелесность образов приближает Нестерова к стилю модерн, самому модному направлению эпохи. Но сами сюжеты, к которым он обращается, идут вразрез с веянием времени. На фоне общего упадка религиозности, отступления от церкви и популярности идей Толстого Нестеров не изменяет своим героям, святым и подвижникам, и подлинному христианству. «Ни в жизни, ни в мысли, никогда, с раннего детства до последнего дня своего, он не отступал от своей православной веры. Он этого никогда и ни от кого не скрывал, хотя и не любил это подчеркивать и выставлять наружу», – напишет о Нестерове его друг и биограф Сергей Дурылин.

Один из мэтров-передвижников, Виктор Васнецов, увидев лик преподобного Сергия Радонежского кисти Нестерова, приглашает молодого художника работать над росписями Владимирского собора в Киеве. Нестеров соглашается и посвящает работе над церковными фресками и иконами больше двадцати лет своей жизни.

Работая над храмовыми заказами в Киеве, Петербурге и Абастумани, Нестеров одновременно задумывает «всеохватную картину». В ней он хочет выразить свое понимание особого пути России, ее прошлого и настоящего. Первым таким «программным произведением» художника становится полотно «Святая Русь». В ней он стремится показать «русского» Христа, к которому с мольбой и надеждой идет народ. Но критики сочтут эту картину неудачным экспериментом художника, а его образ Христа Лев Толстой и вовсе сравнит с «итальянским тенором».

Росписи в Марфо-Мариинской обители,
1912

В 1910 году Михаил Нестеров получает заказ от самой Великой княгини Елизаветы Федоровны, родной сестры императрицы. В Марфо-Мариинской обители, которую она построила в Москве, возведен храм по проекту архитектора Алексея Щусева, который позже признают одиним из шедевров русского модерна. Нестерова просят расписать эту церковь. Художник начинает работу, но идет вразрез с традициями православной живописи. Так, на центральной фреске вместо святых и угодников он изображает простых людей, которые идут ко Христу.

Кирилл Светляков,

кандидат искусствоведения,

Государственная Третьяковская галерея:

«И здесь позиция художника, ищущего Бога, была очень индивидуальной. История Нестерова – это его личная история, история его религиозных образов. Не случайно, когда он работал в Киеве и познакомился с семейством Праховых, то образ Праховой появился в росписях. На что знакомые сказали Нестерову: «Мы не будем молиться на Прахову». Вот так личная история художника проникала в религиозные образы».

Жертвенное служение сестер новой обители Нестеров показывает как путь, ведущий к Богу: по замыслу художника, они «указывают людям Христа, являющегося этим людям в их печалях и болезнях, душевных и телесных». На фреске мы видим и горожан, и колоритного купца-новгородца, и крестьянку, которая упала на колени, обращаясь к Господу. А Христос как будто говорит всем: «Приходите ко мне все нуждающиеся и обремененные, я успокою вас». Почему на картине нет верующего интеллигента? На этот вопрос критика, обращенный к художнику, отвечает другой критик, Сергей Глаголь: «Здесь Нестеров прав, потому что едва ли мы искренно можем себя (это правильно) представить в этой толпе. Если среди интеллигенции есть люди, которым близки церковь и вопросы веры, то их ничтожное меньшинство».

Такая масштабная фреска сама по себе – гигантский труд, а Михаилу Нестерову приходится писать ее дважды. Первый вариант работы испортил помощник художника: он неправильно загрунтовал поверхность, и на картине проявились черные пятна. Пришлось все начинать заново. Второй, окончательный вариант фрески, Нестеров создает по особой технологии – на тонком листе железа. И только в этом варианте картины, который мы видим сегодня, Нестеров добавляет еще одного персонажа – раненого солдата на первом плане. Его художник решил дописать после того, как получил упрек от военных: почему на его «Святой Руси» нет тех, кто так часто проливает кровь за родину?

На Руси. Душа народа,
1916

Свое новое полотно – высказывание о судьбах народа Нестеров начинает после революции 1905-го года, а заканчивает в разгар Первой мировой войны. Местом действия последней «мистерии» Нестерова становится берег Волги. В своеобразном «историческом крестном ходе» плечом к плечу идут лучшие люди России, причем люди разных эпох. И царь в шапке Мономаха, и воевода в кольчуге, и писатели Федор Достоевский и Лев Толстой, и философ Владимир Соловьев. На первом плане медсестра и солдат, ослепленный во время газовой атаки, – они олицетворяют собой Первую мировую войну. Хотя на одном из первоначальных эскизов картины «На Руси. Душа народа» толпа шла за Христом, в конечном варианте Нестеров отказывается от изображения Богочеловека.

В этом полотне Михаил Нестеров воплощает свою любимую идею православия как движущей силы русской истории. Он верит в Святую Русь не потому, что она безгрешна, а потому, что идеалом русского человека на протяжении веков остается святость.

Ольга Атрощенко,

кандидат искусствоведения,

Государственная Третьяковская галерея:

«Когда его спрашивали: «Ну кто же из этих, представленных на полотне людей, придет к Спасителю, ко Христу?», Нестеров отвечал словами Евангелия: «Вы не обретете Царство Небесное, пока не будете как дети». И вот мы видим, что шествие возглавляет мальчик, который идет на некотором расстоянии от этой движущейся толпы. Михаил Нестеров возлагает надежды на будущее».

«Душа народа» Нестерова открывает еще один невиданный жанр – групповой портрет России. В годы войны патриотическая тема всегда особенно актуальна: активно идут поиски народной идентичности, предпринимаются попытки найти твердую национальную почву. Нестеров как будто переводит на язык живописи призыв святого Иоанна Кронштадтского к современникам: «Возвратись, Россия, к святой, непорочной, спасительной, победоносной вере своей и к святой Церкви матери своей – и будешь победоносна и славна, как и в старое, верующее время…».

Картина не успеет покинуть мастерскую художника, как в стране разразится Февральская, а за ней и Октябрьская революции. Святая Русь Нестерова уйдет за горизонт, чтобы уже никогда больше не вернуться.

Несение Креста,
1924

Когда его лучший ученик Павел Корин будет спасать фрески в Марфо-Мариинской обители от произвола новых властей, Нестеров упрекнет его: «Вся Россия погибла, а вы пытаетесь спасти одну церковь». В Гражданскую войну Нестеров с семьей уезжает на Кавказ, потом в Армавир. В 1920 году он возвращается в Москву и обнаруживает, что вся его мастерская разорена. Утрачены полотна, пропали уникальные архивные записи. И все это время Нестеров пытается преодолеть ощущение катастрофы, которое оставил 1917 год в его жизни.

Лики святых и праведников, старцев и монахов теперь под запретом. Но все же для себя, за закрытыми дверями мастерской, Нестеров снова пишет религиозные сюжеты. Самый драматичный из них – «Несение Креста».

Искусствоведы относят эту картину к модерну из-за уплощенной композиции. Что необычно для Нестерова, картина пронизана драматизмом: Христос почти падает, хватается за камни. Кажется, еще немного, и Крест Его раздавит. Это очень личное ощущение художника. Его крест – оставаться в советской России, которую он категорически не принимает, которую он считает варварской. Революция для него – это Апокалипсис национального масштаба.

Нестеров пытается воплотить на холсте самое неуловимое и сложное – человеческий облик Иисуса Христа. Но если ему всегда хорошо удавалось писать молитвенное состояние и религиозные чувства человека, то, когда он берется изображать самого Господа, не может найти необходимый градус, чтобы передать величие и сакральный смысл этого образа.

Чтобы официально «остаться в профессии», Михаилу Нестерову приходится сменить амплуа. В 20-е годы он становится портретистом и пишет выдающихся современников. Его перу принадлежат портреты академиков Павлова, Северцова и Шмидта, скульптора Мухиной, художника Васнецова, архитектора Щусева. О вынужденной смене жанра сам Нестеров говорит: «Мне досталось писать тех русских людей, которые жили согласно с честью и умерли с чистой совестью перед родиной».

И все же в историю искусства Михаил Нестеров войдет не портретами ярких личностей, а образами «Руси уходящей», которую он запечатлел на краю пропасти. И пусть даже его Россия – это сочиненная, воображаемая страна, в ней все же есть художественная правда, которая не всегда равна правде исторической.

Кирилл Светляков,

кандидат искусствоведения,

Государственная Третьяковская галерея:

«На рубеже веков человек остался один на один со своей верой. А когда ты теряешь церковь как общность, как собор, у тебя за спиной тут же вырастает фигура дьявола. И Нестеров понимал, что образ демона, образ сатаны, которого было очень много в это время, начинает доминировать. Нестеров в этом контексте – исключительная фигура: он попытался наполнить этот мир религиозными образами».

За те 25 лет, что Нестеров проживет при советской власти, он повидает всякое: и получит Сталинскую премию, и посидит в Бутырской тюрьме как тесть «врага народа». Уже на склоне лет Михаил Нестеров будет приходить в Третьяковку, чтобы взглянуть на свою любимую работу – «Видение отроку Варфоломею». «Вот ведь чудеса: смотрят его! Есть и такие чудаки, что мимо не проходят. Остановятся и смотрят!» – будет удивляться мастер. И до сих пор, через семьдесят лет после смерти художника, в Нестеровском зале Третьяковской галереи все то же: остановятся и смотрят.

Во внутреннем оформлении использованы репродукции картин из собраний:

© ФГБУК «Всероссийское музейное объединение «Государственная Третьяковская галерея» (г. Москва):

Ге Н. Н. «Что есть истина?». Христос и Пилат, 1890 г., (стр. 18)

Ге Н. Н. «Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе», 1871 г., (стр. 15)

Крамской И. Н. «Христос в пустыне», 1872 г, (стр. 33)

Крамской И. Н. «Неутешное горе», 1884 г, (стр. 36)

Крамской И. Н. «Неизвестная», 1883 г., (стр. 39)

Саврасов А. К. «Сельский вид», 1867 г., (стр. 48–49)

Саврасов А. К. «Грачи прилетели», 1871 г., (стр. 51)

Саврасов А. К. «Пейзаж. Село Волынское», 1887 г., (стр. 55)

Перов В. Г. «Охотники на привале», 1871 г., (стр. 70)

Перов В. Г. «Сельский крестный ход на Пасхе», 1861 г., (стр. 62)

Перов В. Г. «Чаепитие в Мытищах, близ Москвы», 1862 г., (стр. 64)

Перов В. Г. «Тройка». Ученики-мастеровые везут воду», 1866 г., (стр. 66)

Репин И. Е. «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года», 1885 г., (стр. 82)

Репин И. Е. «Не ждали», 1884–1888 г г., (стр. 85)

Шишкин И. И. «Рожь», 1878 г., (стр. 100)

Шишкин И. И. «Утро в сосновом лесу», 1889 г., (стр. 105)

Суриков В. И. «Утро стрелецкой казни», 1881 г., (стр. 114)

Суриков В. И. «Боярыня Морозова», 1887 г., (стр. 116)

Куинджи А. И. «Украинская ночь», 1876 г., (стр. 134)

Куинджи А. И. «Березовая роща», 1879 г., (стр. 138)

Поленов В. Д. «Московский дворик», 1878 г., (стр. 152)

Серов В. А. «Девочка с персиками», 1887 г., (стр. 168)

Серов В. А. «Портрет императора Николая II», 1900 г., (стр. 176)

Серов В. А. «Портрет великого князя Павла Александровича», 1897 г., (стр. 172)

Серов В. А. «Похищение Европы», 1910 г., (стр. 180)

Левитан И. И. «Вечер. Золотой Плес», 1889 г., (стр. 188)

Левитан И. И. «Над вечным покоем», 1894 г., (стр. 195)

Левитан И. И. «Март», 1895 г., (стр. 197)

Коровин К. А. «Портрет хористки», 1887 г., (стр. 204)

Коровин К. А. «Северная идиллия», 1892 г., (стр. 206)

Коровин К. А. «Париж. Бульвар Капуцинок», 1911 г. (стр. 211)

Коровин К. А. «Гуляние», первая четверть XX века, (стр. 214)

Васнецов В. М. «Алёнушка», 1881 г., (стр. 226)

Васнецов В. М. «Богатыри», 1881–1898 гг., (стр. 232)

Васнецов В. М. «Спящая Царевна», 1900–1926 гг., (стр. 26)

Нестеров М. В. «Видение отроку Варфоломею», 1889–1890 гг., (стр. 242)

Нестеров М. В. «На Руси (Душа народа)», 1914–1916 гг. (стр. 250–251)

© ФГБУК «Государственный Русский музей» (г. Санкт-Петербург):

Репин И. Е. «Бурлаки на Волге», 1870–1873 гг., (стр. 76–77)

Репин И. Е. «Запорожцы пишут письмо турецкому султану», 1880–1891 гг., (стр. 87)

Шишкин И. И. «Корабельная роща», 1898 г., (стр. 109)

Суриков В. И. «Переход Суворова через Альпы», 1899 г., (стр. 126)

Суриков В. И. «Покорение Сибири Ермаком», 1895 г., (стр. 124–125)

Куинджи А. И. «Лунная ночь на Днепре», 1880 г., (стр. 142–143)

Поленов В. Д. «Христос и грешница» («Кто из вас без греха?»), 1887 г., (стр. 156)

Васнецов В. М. «Витязь на распутье», 1882 г. (стр. 222)