Текст книги "Передвижники. Художники-передвижники и самые важные картины конца XIX – начала XX века. 150 лет с момента основания Товарищества"

Над вечным покоем,
1894

Левитан открывает новый жанр в русской живописи – пейзаж настроения. Пейзаж, где видно не только природу, но и состояние души художника, не только внешний мир, но и внутренний. Поэтому собрание его живописи – это калейдоскоп эмоций: от «Унылая пора! Очей очарованье!» до «Мороз и солнце; день чудесный!».

И все же Левитан продолжает жаловаться Чехову на то, как он бессилен перед красотой природы и как ему хотелось бы ее постигнуть и выразить. В 1894 году Исаак Левитан пишет самый главный русский пейзаж. Соединив зарисовки, которые он делал в Плесе, и вид на озере Удомля, что в Тверской губернии, Левитан создает подлинный шедевр, картину «Над вечным покоем». Родные просторы с высоты птичьего полета. Бесконечное пространство неба, воды и маленькие островки земли. Никакого жилья, только деревянная церковь и покосившиеся кресты на старом кладбище.

Эту картину Левитан пишет в течение года, закрывшись в мастерской и без конца слушая одну и ту же музыкальную композицию, которую просил играть ему на фортепиано Софью Кувшинникову. Это был траурный марш Бетховена. Под эту мелодию Левитан создает живописную симфонию скорби. Это уже больше чем пейзаж настроения – это философский пейзаж космического масштаба: размышление о вечности и о себе, попытка выразить экзистенциальный страх человека. «Вечность, грозная вечность, в которой потонули поколения и потонут еще… Какой ужас, какой страх», – писал Левитан в один из моментов смертельной тоски и одиночества.

Еще никто не показывал русский мир таким безлюдным простором под суровым небом. Здесь вся глубина и бескрайность трагического исторического пути России. А еще главный русский пейзаж – это пятьдесят оттенков серого или даже больше: от жемчужно-пепельного до серебристо-стального.

Март,
1895

В марте 1895 года в искусстве Левитана словно рассеиваются тучи. Он пишет картину, которая станет хрестоматийной: спустя десятилетия ее будет знать каждый советский школьник.

Март у Левитана выглядит скорее как солнечный зимний день. Белый сверкающий снег, голубое небо и синие тени деревьев. Этот мотив прозвучит у Левитана как откровение, и с тех пор станет очень популярным в русской живописи.

Галина Чурак,

искусствовед,

Государственная Третьяковская галерея:

«С технической точки зрения художник по-разному писал свои картины. То у него более гладкая живопись, спокойная, тонкослойная, прозрачная, когда просвечивает холст сквозь легко ложащиеся краски на поверхность холста. А в «Марте», если вы приглядитесь, вы увидите, какими энергичными мазками, прямо на сантиметры поднимающимися над поверхностью холста, он пишет эту картину. Мы всегда опасаемся ее куда-то отдавать, боимся ее трогать лишний раз, чтобы с этими мазками ничего не случилось».

Одну из самых радостных своих картин Левитан пишет в очень драматических обстоятельствах жизни, в смятении чувств. В то время он гостит в имении Турчаниновых, где живет хозяйка-красавица и три ее дочери на выданье. Юным барышням художник рисует пастелью букеты и дарит их с трогательными записками, а с их матерью, Анной Турчаниновой, у Левитана случается роман. И снова выстраивается любовный треугольник, и в очередной раз художник пытается покончить с собой, и снова Чехов приезжает спасать друга.

Весна. Большая вода,
1897

В 1897 году доктор Чехов ставит Левитану диагноз, равнозначный приговору – расширение аорты. «Превосходные этюды и страстная жажда жизни», – говорит о художнике писатель Чехов. Пейзажист, у которого в душе чаще всего бывала осень, на склоне дней полюбит весну.

На картине «Весна. Большая вода» водная гладь практически неподвижна. Отраженные деревья зрительно удлиняют полотно, придавая композиции вертикальную устремленность и динамику. Вода, которая затопила все вокруг, – метафора полноты жизни, которую ощущает художник.

Вечный покой для Левитана наступит трагически рано – он не доживет и до сорока лет. В своих последних работах художник как будто старается наглядеться на этот мир. Восхищаясь в очередной раз живописным видом в погожий день, он скажет приятелю: «Вы, я – умрем. Это в порядке вещей. Но жаль, что мы уже этого не увидим». Исаак Левитан умер в 1900 году и как будто подытожил своим творчеством целое столетие, став последним пейзажистом золотого века русской живописи.

Константин Коровин

1870-е Ранняя весна

1888 Портрет хористки

1892 Северная идиллия

1896 Бумажные фонари

1911 Париж. Бульвар Капуцинок

1930-е Россия. Праздничное гулянье

1938 Автопортрет

За увлечение импрессионизмом старшие коллеги не приняли его в Товарищество передвижников. А много лет спустя он сам присвоил себе титул первого русского импрессиониста. Главный художник Мариинского и Большого театров, он был вынужден защищаться от недоброжелателей и писать декорации с револьвером на поясе. Пейзажист, который открыл русскому зрителю романтичный и загадочный Париж, окончил свои дни во французской столице отверженным и непонятым гением.

Ранняя весна,
1870-е

Константин Коровин решил пойти по стопам старшего брата Сергея и поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Его первый учитель – несравненный пейзажист Алексей Саврасов. Именно его манеру изображения неброской русской природы и любовь к пленэру перенял Коровин. Одной из его первых успешных картин становится «Ранняя весна». Она как будто хронологически продолжает работу учителя «Грачи прилетели» и словно написана где-то в той же деревне.

На ней изображен обычный сельский домик, вроде ничем не примечательный уголок природы, но очень лиричный. Красоту обыденности Коровин ищет и находит в хорошо знакомых каждому видах затяжного русского межсезонья.

Коровину не суждено доучиться у Алексея Саврасова, поскольку преподавателя, несмотря на заслуги, увольняют из училища за пьянство. И тогда пейзажный класс берется вести другой русский классик, Василий Поленов. Он становится для Коровина любимым учителем и старшим другом на всю жизнь. Поленов приводит его в лучший артистический дом того времени, дом Саввы Мамонтова. С легкой руки этого мецената Константин Коровин начнет свою карьеру сценографа.

Он станет главным художником императорских театров Москвы и будет оформлять все постановки, которые выходят и в Большом, и в Малом театрах. Коровин впервые выступает как главный художник спектакля в современном понимании, он творит совместно с балетмейстером и режиссером. Именно он предлагает заменить традиционные пачки и корсеты балерин на более свободные туники, что не может не повлиять и на хореографию. Правда, новаторство художника-сценографа Коровина долго еще кажется слишком смелым и театральным критикам, и артистам. В газетах его ругают за «мазню» и «декадентство», танцоры рвут его костюмы и отказываются выходить в них на сцену Большого. Однажды маляры театральной мастерской даже подсыпают в его краски соль, чтобы те не высыхали на холсте. И Коровин вынужден предпринять особые меры безопасности – теперь он работает с револьвером на поясе.

Портрет хористки,
1888

Сюжет картины «Портрет хористки» – это льющийся из сада свет, который согревает солнечными бликами одежду и лицо девушки. Здесь все подчинено идее первого впечатления.

Коровин пишет хористку мамонтовского частного театра во время харьковских гастролей труппы. И использует совершенно новый для русского искусства прием: попытку остановить мгновение. Раньше у нас почти никто так не писал. Это европейский почерк и самое модное направление в искусстве того времени – импрессионизм.

Художник выбирает не самый лучший ракурс для модели – она неловко откинулась на спинку стула, ее глаз немного косит в сторону, но Коровин так увлечен игрой света и тени, что не хочет ничего поправлять и облагораживать. Илья Репин, увидев картину на выставке, даже принимает ее за работу иностранца – испанца или итальянца, – настолько сочно в ней даны цвета. Заподозрить в таком русского художника в те годы просто невозможно. Но большинство современников не понимают этой картины: коллеги критикуют, Василий Поленов даже советует снять ее с выставки.

Но самому Коровину очень хочется быть основоположником русского импрессионизма. Уже на склоне лет он датирует картину «Портрет хористки» 1883 годом, обращая внимание, что это раньше «Девочки с персиками» Валентина Серова. И только в 2012 году, при подготовке персональной выставки Константина Коровина в Третьяковской галерее, научное расследование откроет правду: «хористка» написана гораздо позже.

После «Портрета хористки» от Коровина все ждут какой-то значительной, законченной картины, но он все больше сомневается в себе, пишет «недописками» и «недохватками». Как-то в разговоре с незнакомцем на вопрос «Вы человек торговый?» отвечает: «Нет, я вовсе не человек – я художник».

Маргарита Чижмак,

искусствовед,

Государственная Третьяковская галерея:

«Когда стали изучать эту картину, выяснилась любопытная деталь. Дело в том, что в 1883 году художник еще не был знаком с Саввой Ивановичем Мамонтовым, основателем русской частной оперы. И, конечно же, не мог ездить на гастроли. И, дальше раскручивая этот клубок, выяснили, что эта картина написана в 1888 году. То есть спустя год после создания «Девочки с персиками». И вот теперь, с 2012 года, мы знаем, что первый русский импрессионист у нас все-таки Валентин Александрович Серов.

Северная идиллия,
1892

Под впечатлением от нашумевшей постановки оперы «Снегурочка» Коровин пишет «Северную идиллию». Здесь он снова экспериментирует и пробует еще один новый стиль – символизм. Мы видим вечер, который спускается на деревню, проблески первой луны. И как будто слышим звуки свирели. С одной стороны, все изображено очень реалистично: Коровин с точностью краеведа воспроизводит костюмы крестьян Тульской губернии.

Но с другой стороны, это работа именно в рамках символизма. Даже ее название – «идиллия» – говорит о том, что это лишь прекрасный образ. И для себя, и для зрителей в этой работе художник открывает родную культуру и проникается любовью к ней.

После «Северной идиллии» Коровин возьмется писать и северную «правду жизни». Меценат Савва Мамонтов, затеяв строительство железной дороги в заполярный край, параллельно запускает пиар-кампанию Русского Севера. Он отправляет в турне Вологда – Архангельск – Мурманск художников Валентина Серова и Константина Коровина. Эти двое – друзья неразлейвода: их даже называют Коров и Серовин. И такая совместная поездка их очень вдохновляет. Вернувшись, каждый из художников напишет свой «северный» цикл картин.

В рамках того же грандиозного проекта Саввы Мамонтова Константин Коровин оформляет павильон Крайнего Севера на Нижегородской выставке 1896 года. Это ежегодное мероприятие было своего рода дореволюционной выставкой достижений народного хозяйства. И павильон Коровина должен был показать всю экзотику северного края и погрузить посетителей в его атмосферу. Копии масштабных панно Коровина с этой выставки до сих пор украшают главный вестибюль Ярославского вокзала в Москве – того самого, откуда начинались железнодорожные пути Саввы Мамонтова.

Константин Коровин не просто оформляет свой павильон, он воссоздает образ дальнего Севера в деталях. «Вешаю необделанные меха белых медведей. Ставлю грубые бочки с рыбой. Вешаю колеи тюленей, шерстяные рубашки поморов. Среди морских канатов, снастей – чудовищные шкуры белух, челюсти кита. Самоед Василий, которого я тоже привез с собой, помогает мне, старается, меняет воду в оцинкованном ящике, в котором сидит у нас живой, милейший тюлень, привезенный с Ледовитого океана и прозванный Васькой. Самоед Василий кормит его живой плотвой и сам, потихоньку выпив водки, тоже закусывает живой рыбешкой», – напишет позже Коровин в своих воспоминаниях. По тем временам это небывалый перфоманс на фоне невиданных инсталляций, и публика запомнит его надолго.

Ольга Чуворкина,

историк искусства:

«Европейскому художнику, чтобы открыть новый мир, нужно преодолеть несколько тысяч километров, оказаться на Таити, совершенно другой земле, на другой планете буквально. Русскому художнику нужно просто выехать из Москвы, и он оказывается уже в другом мире. Поэтому начиная с конца XIX века и дальше русские художники будут вдохновляться своей собственной историей, фольклором, народной традицией. Коровин ищет праязык, истоки искусства и обращается к тому, что не тронуто академическими догмами: к самой сути русской традиции, к русскому фольклору – и начинает так или иначе это в своих работах визуализировать».

Бумажные фонари,
1896

На этой картине художник передает световоздушную среду, которая обволакивает фигуру девушки, и сумерки, которые спускаются на этот небольшой уголок сада. Яркими акцентами светятся экзотические китайские фонари.

Девушка с фонариками – это Анна Фидлер, певица из частной оперы Саввы Мамонтова, которая вскоре станет женой Константина Коровина. Он пройдет с ней рука об руку до конца жизни, несмотря на свой образ беспечного повесы и ветреного весельчака. «Костя был тип художника, неотразимо действующего на воображение, он «влюблял» в себя направо и налево, никогда не оставляя места для долгой обиды, как бы ни было неожиданно им содеянное. Все его «качества» покрывались его особым, дивным талантом живописца…» – напишет о нем в своих воспоминаниях Михаил Нестеров.

На картине Анна Фидлер – за год до свадьбы. Ни одного другого ее портрета художник так и не создаст. И даже на этом полотне для Коровина, как для настоящего импрессиониста, главное не образ любимой девушки, а игра света и теней. Коровину удается показать и яркий, интенсивный цвет светящихся изнутри фонариков, и изобразить сумерки, а это сложнейшая задача для живописца.

Семейная жизнь Коровина с Анной Фидлер не будет счастливой. Их первенец умрет во младенчестве, а второй сын попадет под трамвай и останется инвалидом. Художник будет выбиваться из сил, до конца своих дней работать на износ, чтобы больной сын и жена ни в чем не нуждались. Анна так и не сможет понять и оценить его творчества, впрочем, как и многие старшие коллеги-художники. К огорчению Коровина, его так и не примут в семью передвижников.

Коровин будет участвовать в выставках Товарищества в течение 90-х годов XIX века практически ежегодно, но каждый раз лишь в качестве «экспонента», то есть приглашенного художника. То, что самый известный «союз художников» не принимает его в свои ряды, Коровину очень досадно. Но когда в 1899 году членами Товарищества передвижников становятся его подражатели, художники Сергей Виноградов и Константин Первухин, Коровин воспринимает это как настоящее оскорбление. И с тех пор перестает участвовать в передвижных выставках.

Париж. Бульвар Капуцинок,
1911

Отколовшись от передвижников, Коровин станет частью других объединений: «Мира искусств» и «Союза русских художников», но ни в одно из них он не впишется до конца. Слишком оригинален его собственный мир, и слишком смел его творческий почерк.

Впервые в Париже Константин Коровин побывал в 26 лет. И влюбился в этот город, казалось, навсегда. В 1900 году здесь его ждал триумф: за оформление Русского павильона на Всемирной выставке он получил орден Почетного легиона. Потом он бывал в Париже не раз и всегда писал его как город-фейерверк, город-калейдоскоп, богемная жизнь которого так отличается от русского быта XIX века.

На родине импрессионизма он изучает работы французских мастеров-современников и радуется, что у них он нашел все то самое, за что его ругали дома. Коровин даже выбирает для своих работ те же сюжеты – сцены будничной парижской жизни. Но его работы более эмоциональны, чем отстраненная фиксация жизни французских художников-импрессионистов. Широкая натура самого Коровина наделяет Париж радостной приподнятостью.

Глядя на картину «Париж. Бульвар Капуцинок», мы окунаемся в вечернюю суету французской столицы, с мчащимися экипажами и авто, огнями, фонарями, яркими вывесками.

Критики на родине снова ругают художника за «дрызгатню», Виктор Васнецов за одну из парижских работ называет Коровина «жалким чудаком». Но пройдет несколько десятилетий, и «дрызгатня» Коровина займет лучшие места в экспозициях музеев России и мира и будет изучаться под микроскопом.

Бытописатель неунывающего Парижа Константин Коровин и сам человек-праздник. Жизнерадостный и импульсивный характер Коровина лучше всех, кажется, уловил Валентин Серов, написавший самый выразительный портрет друга. На нем Коровин изображен со взъерошенными волосами, полулежа на небольшом топчане. Он и правда всегда так и выглядит: чуть-чуть непричесанный, немного растрепанный – живость его характера так и рвется наружу.

Став модным художником, Коровин начинает хорошо зарабатывать, но деньгам никогда не знает счета. О своем благосостоянии говорит то «деньжищ чертова уйма», доставая горсти смятых купюр из карманов, то «путевых денег нет – одни рублевые». И чаще бывает второе.

Маргарита Чижмак,

искусствовед,

Государственная Третьяковская галерея:

«У него был необыкновенный дар колориста, он видел пятнами. Даже когда мы исследовали его работы и смотрели рентгенограммы, мы, к своему удивлению, обнаруживали, что у него практически никогда не было подготовительного рисунка. То есть он всегда сразу работал краской».

Россия. Праздничное гулянье,
1930-е

Февральскую революцию 1917 года Константин Коровин встречает с воодушевлением, вешает на лацкан красный бант и даже становится членом Совета организаций художников Москвы. Но после Октябрьской революции к нему быстро приходит разочарование. В его собственной квартире Коровина «уплотняют», потом и вовсе хотят выселить и реквизировать имущество. Он уезжает в Париж, но только для того, чтобы устроить выставку своих картин и подлечить сына. Художник думает, что эта поездка ненадолго, но окажется – навсегда. Его картины украдут, и Коровину придется браться за любую работу на кабальных условиях. И тогда для художника Париж из города мечты быстро превратится в город отчаяния. Золотой век импрессионизма прошел, в Париже 20-х годов в моде уже другие, новые течения. Появляются фовизм и кубизм, и вот-вот появится сюрреализм. Несмотря на это, художник все равно выходит на этюды, пишет улочки и бульвары. А парижане удивленно смотрят на пожилого мастера, ведь бум пленэров давно прошел.

Художник начинает писать воспоминания о детстве и юности, о своих знаменитых друзьях, и этим зарабатывает на хлеб. В 30-е годы мемуары и сочинения Константина Коровина продаются лучше, чем его гениальные картины. На чужих выставках он плачет над березками, а сам если берется за кисти, то чаще всего для того, чтобы писать виды родины. Она остается с ним и просится на холст. Теперь Россия для Коровина – это сплошная северная идиллия.

Как и многие другие художники, которые переезжают в Париж, он пишет прекрасную русскую природу и сцены народной жизни. На антикварном рынке и сегодня нередко можно встретить такого Коровина: небольшие картины, которые представляют русскую зиму, тройку, сани, масленичные гулянья, церквушки, деревни. Идеальное щемящее воспоминание о дореволюционной России.

Автопортрет,
1938

Последний, он же единственный законченный автопортрет художника, написан перед самым уходом Константина Коровина, за год до кончины.

Перед нами совершенно иная ипостась мастера. Как бы подведение итогов своей жизни: с одной стороны, у него была необыкновенно трудная и творческая, и личная судьба, а с другой, он был счастливым человеком, потому что посвятил всего себя живописи.

На склоне дней Коровин стремительно теряет зрение, воспоминания диктует помощникам, но живопись не бросает. Лишний человек на родине и непонятый гений в эмиграции, настоящее обожание и окончательное признание он обретет уже только у потомков. До сих пор русская публика любит смотреть на город влюбленных глазами Константина Коровина – самого романтичного русского импрессиониста.

Анна Прозорова,

искусствовед,

Государственный Русский музей:

«Автопортрет очень монохромен. В нем нет силы цвета. В нем нет той красоты живописи, которая всегда была в его самых лучших работах.

Виктор Васнецов

1876 С квартиры на квартиру

1878 Витязь на распутье

1880 После побоища Игоря Святославича с половцами

1881 Аленушка

1885–1896 Росписи Свято-Владимирского собора в Киеве

1898 Богатыри

1900–1926 Спящая царевна

Еще в молодости, получив признание как художник-передвижник, он неожиданно отказался от критического реализма и стал сказочником с кистью в руках. В историю он вошел как автор трех монументальных символов: русского православия, русского воинства и русского искусства – росписи Владимирского собора в Киеве, «Богатырей» и фасада Третьяковки.