Текст книги "Дети богов"

Илюша. Илья. Элиягу. А что, ему подходит.

Мальчишка крикнул, не оборачиваясь: «Я сейчас!» и спрыгнул с качелей. Глаз он с меня не спускал, и снова мне стало не по себе: очень пристальный для ребенка взгляд. Очень внимательный. Вот протянет руку к торчащей за плечом рукояти, и окажется не дерево вовсе, а серебро.

Сабельку свою он пока, впрочем, не трогал, а подошел к кустам и молча на меня уставился. И я сообразил, что совершенно не знаю, что ему сказать. Во-первых, я вообще не умею с детьми разговаривать. Во-вторых, не брякнешь же: «Мальчик, ты вырастешь колдуном и убийцей, а потом попадешь в Царство Мертвых – откуда, между прочим, будешь меня, урода одноглазого, спасать, – и поэтому идем сейчас со мной»? Взгляд мальчишки становился все более недружелюбным. Собравшись с духом, я неуверенно улыбнулся и выдал:

– Ну, привет, Илия-пророк.

– Я не пророк, – спокойно ответил мальчик.

– Вырастешь – будешь пророком, – щедро посулил я. – А еще поэтом и чародеем.

Убийцу я все же решил не поминать.

– Я не вырасту, – так же спокойно ответил пацан.

Я обалдело мотнул башкой. С восьмилетним Иаменом общаться, оказывается, ничуть не приятней, чем со взрослой версией.

– Почему это не вырастешь?

– Я болен, – сказал мальчик. – Вы зачем пришли?

– Я зачем пришел…. Я пришел за тобой.

– Вы от мамы?

Я вздрогнул – и только потом сообразил, как выгляжу. Страшный бородатый чувак в рванине. Ну да. Самый тот посланец из дурдома.

– Ага, от мамы.

– Она опять убежала?

– Опять.

Что за Фенрир – иду на поводу у этого шкета. С другой стороны, может, оно и к лучшему? Будто в подтверждение моих мыслей, пацан протянул мне маленькую ладошку.

– А?

– Пошли.

Я взял его за руку. Рука была тощей и очень холодной.

– Куртку хоть надень.

– Спасибо, мне не холодно.

– А что твои?

Я кивнул на дом. Он передернул плечами.

– Ничего. Мы ведь скоро вернемся?

Хороший вопрос. Мальчик поднял голову и посмотрел на меня. В глазах его отражалась небесная голубизна, по щекам бегали солнечные пятна и тени от веток. И мне на секунду показалось…

– Я уже видел тебя, – сказал я.

И мысленно добавил: ночью, в Будапеште, на крыше. Он нахмурился, может быть, вспоминая, а потом сказал тоном приказа:

– Отведите меня к маме.

Куда-то подевалось все карамельное веселье городка. Небо подернуло тучами. Померкли лужи, ветки осин торчали редко и голо. Похолодало так резко, что даже маленький упрямец рядом со мной не мог больше крепиться. Пальцы его в моей руке задрожали, зубы клацали. А у меня, как назло, опять ничего теплого с собой не имелось.

– Я же говорил – надень куртку. Или пальто, что у тебя там…

– Мне. Не. Холодно.

– Ага. Вижу.

Я понятия не имел, сколько нам еще предстоит идти. Невидимая нить в моей руке тянула упрямо и мерно, но очень медленно.

Из переулка вывалился какой-то мужик: то ли мастеровой, то ли подгулявший на ярмарке купчик. На нем был длинный пиджак с потертыми лацканами. Недолго думая, я велел мальчишке: «Стой здесь» и подошел к пьяному. Тот мутно уставился на меня.

– Ты чего, а?

– Пиджак снимай, – тихо, но убедительно сказал я.

– Нет, ты чего? Ты чего сейчас такое…

Я без размаха съездил ему в челюсть. Подхватил осевшего, содрал с него пиджак и усадил свою отключившуюся жертву у забора. Ничего, ему прохладиться полезно.

Мальчишка, к моему удивлению, не убежал и на помощь звать не стал. Я протянул ему пиджак.

– Я не хочу. Он грязный.

– Он грязный. А ты, если замерзнешь, будешь дохлый.

– Наденьте вы, вы тоже без пальто.

– Я переживу.

Он посмотрел на меня снизу вверх еще несколько долгих секунд и все-таки натянул пиджак – и стал смахивать то ли на Оливера Твиста, то ли на Гавроша. Горбатенького такого Гавроша с сабельной рукояткой под пиджаком. Я снова взял его за руку и потянул вперед. После минутного молчания пацан негромко спросил:

– Вы с мамой любовники?

Ну все, приехали.

– Еще чего.

– Нет?

– Нет.

Он еще помолчал. Потом заговорил:

– Когда я был маленький…

А сейчас ты, значит, большой.

– Года три назад. Мама меня украла. У нее был любовник. Священник. Они меня заперли в комнате и читали молитвы. Говорили, что хотят изгнать из меня злого духа. Мама просила мне хотя бы молока дать, но священник не разрешал, говорил, что этим она питает дьявола. Что у меня должны кончится силы, и тогда дьявол изойдет.

– Вот скоты, – пробормотал я.

Он замолчал.

– И кто же тебя вызволил? Дед с бабкой нашли?

Мальчик мотнул головой.

– Нет.

– А кто же?

– Никто.

– В смысле?

Пацан остановился. Я поглядел на него. И вдруг понял: он не жалуется. И не выговаривает свой тайный страх. Нет. Он меня предупреждает.

Я усмехнулся.

– Ну, что там произошло? Дом загорелся? Мебель начала цитировать Евангелие? Священника посреди молебствования хватила кондрашка?

Он опять промолчал – но я догадывался, что если и промахнулся, то не намного. Что-то там случилось у них нехорошее. И вдруг пацан сказал:

– У меня приступ начался. Очень сильный.

– Приступ чего?

Мальчишка не ответил. Упрямо сжав губы, потянул меня за руку. И мы снова зашагали.

Дома пошли все реже, чаще попадались пустыри, заросшие кустарником и сухой прошлогодней травой. Потянулись березовые и еловые рощицы. Деревья кое-где подступали вплотную к улице, которая становилась уже и не улицей, а дорогой. С темнеющего неба посыпалась мелкая крупа. Под ногами захлюпала проселочная грязь. Невидимая нить потянула сильнее, как будто ей передалось мое беспокойство.

Я и сам не понимал, куда мы идем, пока впереди, за редкой цепочкой елей, не зачернела невысокая железная ограда, и не вылез в небо купол церквушки с крестом. Тут уже затормозил я. Мальчик нахмурился.

– Это кладбище.

– Похоже на то.

– Это…

И вдруг он вырвал у меня руку и побежал вперед, в распахнутые ворота. Я несколько секунд хлопал глазами, и только потом кинулся за ним. И, конечно, опоздал.

У открытой могилы было совсем немного народу. Священник. Молодой человек в очках, с бородкой клинышком, в хорошем пальто и с кожаным саквояжиком – видимо, врач. Два каких-то полицейских чина. И двое с лопатами. И все. Груду свежераскопанной земли у края ямы уже успело присыпать снежной крупой.

Он остановился, не доходя до могилы, за высоким крестом. В этой части кладбища каменных надгробий почти не было, одни деревянные перекрестия, да и те покосившиеся, неухоженные. Над церковью глухо каркало – вороны готовились к ночевке. За колокольню валилось выглянувшее напоследок из туч багровое – словно брюшко насосавшегося крови клопа – солнце.

Длинные тени от крестов. Закат.

Я не добежал всего пару саженей – и не успел его подхватить. Затылок мальчика глухо стукнулся о землю. Тело скрутила судорога. Я все же подбежал и тупо смотрел теперь, как он бьется, закатив под веки глаза, как выворачивает под нелепыми углами руки и ноги, изо рта ползет то ли слюна, то ли пена… Я не сразу сообразил, что мне что-то кричат, и очухался, только когда человек с бородкой – врач? – отпихнув меня, упал на колени в грязь рядом с мальчишкой. Подняв на меня перекошенное от ярости лицо, он проорал:

– Вы что, с ума сошли – его сюда притаскивать? У мальчика же эпилепсия! Найдите мне быстро палку…

Я лихорадочно заоглядывался в поисках палки – и тут от могилы заверещало. Тряхнув окончательно обалдевшей башкой, я уставился туда, откуда впереди собственного визга неслись священник, обгоняемый полицейскими чинами и преследуемый могильщиками. А из разрытой ямы вставала…

И я бы почти наверняка последовал за спасавшимися, если бы солнечный клоп не коснулся наконец раздувшимся брюхом церковного креста, и верхняя планка не пропорола бы брюхо, и не затопила бы все вокруг закатная кровь цвета ржавчины…

– Fuck! Fuck! Fuck!

Я не был поклонником скудной англосаксонской обсценной лексики, однако иными словами свои чувства выразить не мог.

У меня снова немилосердно болел затылок. Я лежал на спине, наполовину погрузившись в пруд. Затылок упирался в чрезвычайно твердый, выступающий из воды камень. В глаза мне пялился остоебеневший ржавый небоскат.

– Мама, что это было? – жалобно спросил я у ненавистного неба.

– Это, – слабо прозвучало откуда-то сбоку, – был мой последний припадок эпилепсии. Или моя первая пляска некроманта, смотря в какой системе координат отсчитывать.

– Опять вы мне врете, Илья… Михайлович, – предположил я и воздвигся из Источника.

Соленая минеральная водичка полилась с меня ручьями.

– Какой я вам Илья Михайлович?

Некромант лежал значительно ближе к пруду, чем я его оставил: то ли хотел помочь мне выбраться, то ли просто полз к воде. Полз, да не дополз.

Я пожал плечами:

– Ну не Михайлович. Максимович. Все равно врете.

Он усмехнулся.

– Ладно. Вы меня раскусили. Вру. Первых я не помню, мал был.

Надо бы его напоить, подумал я. Вид у некроманта лучше не стал: все та же мертвецкая с синевой бледность, запавшие в темноту глазниц нездоровые глаза. Он еще и губы себе раскусал до крови. Надо бы ему помочь, только вот дотрагиваться до некроманта мне не хотелось. Совсем. Заметив мои колебания. Иамен снова хмыкнул.

– Это нормально.

– Что именно?

– Внутренняя аудитория, Ингве.

Он приподнялся на вытянутых руках, упираясь ладонями в землю.

– Внутренняя аудитория говорит вам, что следует меня пожалеть. Бедный ребенок. В то же время разум и чувства во весь голос орут, что когда маленький мальчик бьется в судорогах, с пеной изо рта, а кругом из могил лезут мертвецы – это такое непотребство, которого быть на земле не должно. Разум и чувства не подсказывают вам ничего, кроме отвращения. И они правы. Вы вправе испытывать отвращение, Ингве, это нормально.

– Вы же не виноваты.

– До чего вы упрямы, – улыбнулся некромант. – Не хотите расставаться с красивыми иллюзиями? Ладно, открою еще один секрет: в детстве я препарировал живых кошек. Мне было интересно, как у них бьется сердце. И как останавливается.

Ни слова не говоря, я подхватил его под мышки и поволок к источнику. Он рухнул у края воды и пил долго и жадно.

Я присел рядом, у корней дерева. Никаким деревом это, впрочем, не было – так, окаменевший обрубок ствола. Норн с их зловещей пряжей тоже рядом не наблюдалось. Норны…

– Я понимаю – мать. А сестер вы зачем вытащили?

Иамен обернулся.

– Они мне не сестры.

– Сестры, сестры. Я же их видел. Вы похожи.

– Мало ли кто на кого похож…

– Хорошо. Не сестры. Зачем вы их? Мало девчонки и без вас настрадались?

Некромант с усилием выпрямился. Вода его несколько оживила – может, и вправду целебная? Нарзан, Фенрир его вылакай.

– Это что, по-вашему, выглядело как сознательный акт, к которому я долго и тщательно готовился? Я себя не контролировал.

Возможно. А, может, и нет. Трудовые будни юного некроманта – что сестры, что кошки…

– Допустим. Но вы же умеете и обратное. Почему вы их не упокоили?

Иамен посмотрел на меня без выражения.

– Поднятых мною тогда… до последнего приступа, которому вы были свидетелем… их упокоить обратно нельзя.

– А я и вправду там был?

Он слабо улыбнулся.

– Вам лучше знать. Вы же меня притащили на кладбище. Я потом долго гадал: что за странный дядька? Вас никто не видел, кроме врача, да и тот сомневался… Кстати, забыл вас поблагодарить – похоже, вы меня излечили. Падучая с тех пор не возвращалась.

– Рад, что сумел вам услужить. Надеюсь, вы поставили за меня в церкви свечку?

Против ожидания, мои слова Иамена не разозлили. Он продолжал улыбаться.

– Нет, свечки не поставил. Зато я выпустил за вас жаворонка.

– Что?

– У нас был такой обычай – покупать весной жаворонка и выпускать на волю. Примерно в тех числах, когда вы меня… навестили. После приступа я довольно долго приходил в себя, зато следующей весной выпустил жаворонка за вас. Имени вот только не знал, так что, извините, сформулировано это было примерно как «за одноглазого старика в лохмотьях». Ничего, в следующий раз уточню.

Одноглазый старик в лохмотьях, мать моя вельва… Я понял, что лучше мне в эту историю не углубляться, а то последние гайки в черепушке развинтятся.

Поднявшись с окаменевших корней, я угрюмо оглядел основательно просоленные штаны. Когда оно засохнет – а засохнет очень скоро – то-то будет мне радости.

– Встать можете?

– Встану. Только сначала идите сюда.

Он шарил рукой в Источнике, внимательно во что-то вглядываясь.

– Что вы там ищете? Воды нам все равно набрать не во что.

– Не нужна нам вода… Нам нужно… Да подойдите же, я не могу за вами гоняться.

Я подошел.

– Станьте на колени рядом со мной.

– Что еще сделать? Земной поклон отвесить?

– Не огрызайтесь, пожалуйста. Я хочу вам кое-что показать.

Я опустился рядом с ним на колени. Некромант держал что-то на раскрытой ладони. Ах да, я и забыл совсем…

На ладони Иамена лежал глаз. Некогда бывшей темно-серой радужка выцвела, будто ее основательно отполоскала вода Источника. В остальном глаз как глаз. Со зрительным нервом, или что у него там торчало сзади.

– Ближе.

– Зачем?..

И тут некромант ухватил меня за подбородок жесткими пальцами и придвинул к себе. Я попытался вырваться – но не тут-то было. Иамен поднес руку к моему лицу… левую глазницу пронзила острая боль.

Пока я орал и дергался, пытаясь выцарапать то, что он запихнул мне в череп, Иамен моего подбородка не выпускал. Сказал только:

– Он должен был хорошо сохраниться. Почти физиологический раствор, без бактерий… Сделаете пластику левого века, будет как новенький. Вы можете видеть?

Я злобно уставился на него. Обоими глазами.

– Я и до этого видел неплохо. Какого Фенрира?..

– Откройте левый глаз пошире. Посмотрите на меня.

Снимете повязку, К-72563. Посмотрите на меня.

Под тонкой пленкой человеческой плоти, почти напрочь уже сожранной, возилась белая жирная гнусь. Спеша и давясь, личинка выжирала то, что осталось. Я подавился криком – однако этим дело не кончилось. Мой левый глаз, омытый водами Источника Знания, беспощадно срывал покров за покровом. То, что пожирала личинка, лишь на поверхности было человеком. Чуть глубже я видел жесткую щетину паука, восемь длинных лап – и понял, откуда у некроманта такая ловкость с катаной. Восемью оно, конечно, сподручней… В чреве ли паука возилась личинка, личинку ли жрал паук – мерзость эта больше всего напоминала рентгеновский снимок жертвы осы-наездника. Жизнь насекомых. К горлу подкатила тошнота. Я снова дернулся. Некромант не пускал.

Он держал меня всего на секунду дольше, чем следовало бы. И за эту секунду, кратким промельком, левый глаз мой увидел и иное. Между вцепившихся друг в друга монстров, в темной этой и гнусной яме (В яму меня швырять бесполезно, Ингве. Я сам себе самая темная яма), стоял знакомый мне пацан. Стоял спокойно, будто и не возились вокруг кошмарные чудища. Будто с него – того самого, который, и замерзая, не желал напялить на себя грязный чужой пиджак – будто с него с легкостью слезла бы паучья щетина, будто личинку он мог раздавить одним движением башмака.

Тут мой подбородок наконец-то высвободился из тисков. Рухнув на спину, я ободрал локти о камни в стремлении отползти подальше.

– Ну что? Убедились?

Некромант смотрел на меня внимательно и даже с некоторым сочувствием.

– Зачем… Зачем вы мне эту дрянь показали?

– Затем, Ингве, что мне не нужна ваша жалость. Мне нужно, чтобы вы исполнили данное мне обещание.

– Какое обещание?!

Он протянул руку за спину, вытащил из ножен катану и швырнул на гальку рядом со мной. Лезвие было целиком ржавым. Лишь на самом острие посверкивала одинокая серебряная точка.

Я поднялся и носком ботинка пихнул катану обратно к нему.

– Не понадобится. Мы уже почти дошли.

Некромант ничего не ответил.

Знал ли сам Иамен про запертого в нем пацана?

Знал?

Не знал?

Я пообещал себе, что, когда доберусь наконец до нормального зеркала и смогу побриться – левый глаз закрою не просто повязкой, а заслонкой. Из трехдюймовой толщины свинца.

Нам повезло – или так показалось вначале. Цепь красных гор разрезало ущелье, ровное, будто гряду распороли надвое мечом. Я обрадовался – карабкаться по склонам мне было не по силам даже теперь, когда Иамен вышагивал самостоятельно. Хотя спотыкался он не меньше и пару раз его вывернуло уже привычной дрянью, я не мог заставить себя не то что тащить некроманта – просто протянуть ему руку. Он поднимался сам. Поднимался, вытирал рот ладонью, шел дальше. В чем – в чем, а в упорстве ему отказать было нельзя.

Иамен молчал всю дорогу, не считая редких приступов кашля, от которого у него на губах показывалась кровь. И лишь когда мы вступили в холодную тень ущелья, он негромко сказал:

– Ну здравствуй опять, мой Ронсенваль.

Обращался некромант явно не ко мне, и все же я мрачно вякнул:

– С каких это пор вы записались в Роланды?

Он улыбнулся.

– Не в Роланды. В Ганелоны.

Я, традиционно, не понял, о чем он.

В конце ущелья виден был свет. Вертикальный, знакомо-рыжий, перечеркнутый надвое синим столбом дыма. До выхода из горы оставалось совсем немного. Может быть, около километра. А там…

Что «там», я придумать не успел, потому что сзади раздался какой-то лязг. Я крутанулся на месте. Иамен стоял, напружинившись, сжимая в руке катану. Я огляделся. Никого в ущелье, кроме нас, не было. Что за?..

– Эй, вы что задумали?

– Заткнитесь, Ингве, и идите вперед.

– Уберите меч.

Иамен бледно усмехнулся.

– Если бы я хотел ударить вас в спину, давно бы это проделал. Идите. Я за вами.

Я пожал плечами и развернулся. Фенрир его знает, что там у него творится в башке – надоело гадать. Я сделал пару шагов вперед, и тут с края обрыва у меня над головой полетел камень. А за ним еще один. И еще. Я отпрыгнул, прячась под защиту козырька скалы на другой стороне ущелья. По горам прокатилось эхо, больше всего напоминавшее боевой клич многотысячной армии. Загремели мечи о щиты. Сквозь гвалт прорезался звук трубящего рога.

– Что происходит?

– Бегите, Ингве, – крикнул мне некромант. – Они вас пропустят.

– Да кто они?

И тут я увидел. Бледно, бледно, едва заметно даже всезрячему левому глазу, сквозь тысячи лет или сотни слоев иных реальностей, они спешили на бой. Их было множество. Высокие воины в странных доспехах, не принадлежавших ни одной из человеческих армий. Пешие. И всадники. С мечами и копьями. С зияющими пробоинами в нагрудной броне. С оскалами неживых лиц. С клинками, застрявшими между ребер. С выклеванными вороньем глазами. Мертвые лошади и мертвые всадники. Впереди, на высоком вороном жеребце, скакал молодой полководец. На груди его, на поблескивающей золотом цепочке, висел окованный серебром рог. Кровь запеклась на обоих висках всадника – как будто и вправду лопнули от напряжения вены, когда он в последний раз трубил в свой олифант.

– Что это за херня, Иамен? Что им нужно?

Некромант мотнул головой.

– Да бегите же вы, идиот. Они не причинят вам вреда. Скажите Оззи…

Я вылез из-под скального козырька и положил ладонь на рукоять Трифинга.

– Вот сами ему и скажете.

И шагнул к Иамену, намереваясь встать рядом с ним – однако некромант лишь невесело рассмеялся.

– Ничего вы им не сделаете. Я вообще не понимаю, как вы их видите – они же просто-напросто моя память. Или, вернее, даже не моя. Хороший я дал вам глаз…

– Не ваш глаз, не вы и дали. Чего им надо?

– Им надо меня.

Призрак, ехавший впереди, остановился шагах в десяти. Жеребец его нервно переступал с ноги на ногу. Да, совсем еще юный воин, с едва пробившейся острой бородкой. Пустые глазницы уставились на нас.

– Ты обещал, побратим, – пошелестело в ущелье, – ты пообещал прийти на помощь, если я трижды протрублю в свой рог. Выполни свое обещание.

Я обернулся к Иамену. Некромант выглядел удивленным.

– Что?..

– Не понимаю, что он несет.

– Ой ли?

Мои слова заглушил пронзительный сигнал рога. В ущелье прокатилось эхо.

Иамен от неожиданности выронил катану, зажал уши и, согнувшись, прошипел:

– Не были они никакими побратимами. Были родными братьями. Ингве, это опять ваш бред полез?

Я недоуменно нахмурился – и тут меня осенило. Драупнир. «Сказание об Ингви Лорде и Мече-Демоне». Ингви. Агни. Братец Агни…

Пустые глазницы смотрели не на некроманта. Смотрели они на меня.

– Fuck!

– Это я уже слышал.

Несмотря на всю серьезность ситуации, некромант, похоже, нашел наконец-то повод повеселиться.

– Ну давайте, поспешите ему на помощь, вы же, кажется, обещали.

– А вы что ему обещали?

– А это вам знать не обязательно. Однако, похоже, мы основательно вляпались. Придется исполнить его просьбу.

– Вы рехнулись? У нас нет времени. Да что они могут нам сделать, это же просто призраки…

Тут снова заревел рог. Стены ущелья подернулись нехорошей серой дымкой. Мертвые лица всадников проступили четче… Молодой военачальник поднес рог к губам в третий раз, когда Иамен оттолкнул меня и выпалил:

– Не надо! Вы нас убедили. Мы вам поможем.

Юноша с рогом обернулся к своим и что-то прокричал. Двое призраков подвели к нам коней.

– Поспешим же на битву, брат, – обратился ко мне предводитель.

– Да какой я тебе брат…

Некромант пихнул меня в ребра рукоятью катаны, и я заткнулся.

– Не надо коней. Мы обойдем их с тыла.

Юноша поразмыслил, а затем коротко кивнул. Копыта снова загремели по ущелью.

– Ловко вы их обманули, – сказал я, когда всадники скрылись в серой мгле.

Иамен некоторое время задумчиво смотрел на меня. Наконец разлепил губы и сказал:

– Я, Ингве, своих обещаний не нарушаю. А вы можете идти.

С этими словами некромант развернулся, закинул катану в ножны и пошел к отвесной стене ущелья. Подпрыгнул. Вцепился руками в выступающий камень. Подтянулся. И начал карабкаться, распластавшись по скале.

Я пробормотал: «Кретин ты, князь, и гонор у тебя кретинский». И полез за некромантом.

Пока мы взбирались, я коротко пересказал Иамену байку своего соседа по камере. Некромант никак не откомментировал – впрочем, ему не хватало на это дыхания. Он еще и мне помогал, потому что ползти вверх по отвесной скале, волоча за собой тяжеленный Тирфинг, оказалось упражнением не из легких. Когда мы все-таки перевалились за край, я вознес хвалу Имиру. Хвала, впрочем, была преждевременной.

Ближе к горловине ущелья, по обе стороны пропасти, суетился большой отряд. Воины в кольчужных рубахах деловито катали камни и швыряли их вниз, откуда уже доносились вопли и шум схватки. Выцеливали кого-то лучники.

– Что будем делать? – пропыхтел я. – Заходить в тыл? Они нас в капусту нашинкуют.

– Не нас. Вас.

– Что?

– Отвлеките их внимание.

– Слушайте, – нахмурившись, я развернулся к Иамену. – Я, может, и приложил руку к этому балагану, но и у вас совесть должна быть нечиста – даром вы, что ли, поминали Ганелона-предателя? Не буду я один отдуваться.

– Вас никто и не просит, – терпеливо ответил некромант. – Мне просто надо собраться с силами. И еще надо, чтобы они не смотрели сюда.

Он взял меня за плечо и ткнул пальцем в чернокожего верзилу в красном плаще – должно быть, командира засадного отряда. Тот разорялся, отдавая распоряжения лучникам.

– Вызовите его на поединок.

– И с какого же перепоя он согласится?

– Потому что так принято.

– Кем принято?..

Но Иамен уже вытолкнул меня из-за камня.

Я шагал по краю ущелья и думал, что вот, сбылись мои детские мечты. Вот я и угодил в седую героическую древность. Что-то мало мне это доставило радости… Внизу погибал отряд юного полководца. Вверху, увидев меня, закричали.

Я поднял голову и проорал:

– Эй, кто тут главный? Я, Ингве сын Драупнира, князь Свартальфхейма, вызываю тебя на бой!

Сколько раз я повторял эту фразу на берегах подземного озера! Сколько раз отвечало мне одно эхо, и в руке моей был не меч – так, заготовка. Я потянулся к рукояти Тирфинга и услышал:

– Я, король Марсилий, владыка свободного города Сарагосса, принимаю твой вызов.

Какая еще, к Фенриру, Сарагосса?

Выступивший вперед оказался высок и тощ, как скелет. Впрочем, он и был скелетом, лишь кое-где обтянутым темной кожей. За плечами воина пыльной тряпкой висел красный плащ. Кольчужная рубаха болталась на костяных ребрах, торчала спутанная черная борода. В руке ответившего на вызов тускло блестел иззубренный ятаган. Его солдаты расступились, давая дорогу военачальнику и оставляя нам место для поединка. Я сжал в ладони рукоять меча – и тут над ущельем пронесся низкий вой. Я обернулся.

Некромант стоял на плоском клочке земли между двух скал и выл, выл, задрав голову. Руки его поднялись. Сошлись. Опустились. Иамен заплясал.

Над горами повеяло ледяным ветром. В ржаво-сером небе остро сверкнули звезды. Будто и не было всех этих страшных месяцев, будто в спину нам глядели тибетские ледники, будто Тень только что склонялась надо мной, распростертым в снегу и беззащитным… Иамен плясал. С неба скалилась черная зубастая луна, и шептала, и пела, и корчилась в такт движениям некроманта. Моя ладонь соскользнула с рукоятки Тирфинга, и рухнула ночь.

Очнулся я на дне ущелья. По сторонам вздымались отвесные стены без малейшей трещинки – при одном взгляде на них становилось понятно, что вскарабкаться здесь наверх не было ни малейшего шанса. Я услышал скребущий звук и завертел головой.

Некромант сидел на каменной плите в нескольких шагах от меня и чертил катаной какие-то знаки на обломке песчаника. Или просто рисовал. Выглядел он так, будто спешить нам совершенно некуда.

Я сел, привычно потер затылок – скоро у меня там уже трудовая мозоль образуется – и сумрачно спросил:

– Что это было?

Некромант поднял голову.

– Это, Ингве, был Страж. Стражи. Пограничники.

– И что вы с ними не поделили? Откуда вообще вы знакомы со средневековыми вояками? Или соврали насчет возраста?..

Интересно, как он может быть старше – я же сам видел его ребенком?

Иамен пожал плечами.

– Они тут поставлены не для того, чтобы стеречь меня. Или вас. Хотя, признаюсь, в кои-то веки ваша разыгравшаяся фантазия принесла пользу. Я даже не думал, что так впечатлю вас упоминанием Ронсенваля. Притащить сюда Марсилия… Нет, хорошо, что они попросили только о помощи.

Я огляделся в поисках Тирфинга. Меч лежал рядом со мной.

– Если они стерегут не меня и не вас, чего им было надо?

Некромант поднял катану и ткнул ею в сторону выхода из ущелья.

– Там уже ничейная земля. Стражи стерегут выход из Мертвого Царства.

– Чтобы покойники не разбежались? – угрюмо поинтересовался я.

– Нет. Чтобы не сбежал их хозяин.

Помолчав, он добавил:

– Эрлик, еще будучи Альриком, когда-то здорово насолил тому, кто впоследствии стал Стражем. Вот теперь мой родитель и расплачивается за предательство.

Ах да. Я вспомнил. Кажется, именно тогда нынешний Владыка Мертвых впервые сменил имя и из Альрика Сладкоголосого превратился в Альрика Братоубийцу.

– А мы здесь причем?

Некромант неохотно ответил:

– Стражи не заметили разницы. Она сейчас между мной и моим папашей уже очень невелика. Он близко. Что плавно подводит нас к сути беседы…

Он швырнул катану мне под ноги.

– Пора вам исполнить обещание. Надеюсь, со мной вы поступите честнее, чем с беднягой Агни.

Я посмотрел на клинок. Ни одной крапинки серебра на нем не осталось. Ни единой точки.

Не глядя на некроманта, я пробормотал:

– Не думал, что вы так легко сдадитесь.

– По-вашему, это было легко?

Я вскинул голову.

– Вы сами сказали – мы уже у выхода. Продержитесь еще немного…

И заглох.

Я же видел, как он дрался за каждый шаг. Я видел…

Некромант с неприятной усмешкой смотрел на меня.

– Ингве, вас погубит сентиментальность. Утешьтесь той мыслью, что я бы на вашем месте не колебался.

– Не сомневаюсь.

– Возьмите катану. Вы обещали.

Я поднял ржавый меч. Держать его в руке оказалось неприятно. Гнилое, чуждое. Не мое. Представляю, как отвратно было некроманту.

Я пересек разделяющие нас несколько шагов и остановился перед ним.

– Обычно, – мягко сказал Иамен, – это делают из-за спины. Впрочем, я не настаиваю.

– Встаньте на колени.

Некромант с усилием сполз с камня. Встал, упираясь о землю руками, ссутулив узкие плечи. Шея выглянула из воротника… Хель, если бы он хотя бы держался прямо. Тенгши стояла не так. Но у некроманта уже не осталось ни сил, ни желания что-то кому-то доказывать… а, может, и никогда не было. Это же все поза, усмехнулся я. Внутренняя аудитория. Цветы и овации. Это я бы задрал подбородок, мешая палачу. Он – подставил шею.

Я опустил катану и отступил. Иамен поднял голову. Посмотрел на меня. Даже отвращения не было в его взгляде, даже ненависти, только усталость и огромное сожаление.

– Какой же вы, Ингве, все-таки бесхребетный червяк.

– Да уж, до вашего хитинового панциря мне далеко, – огрызнулся я, чисто по инерции.

Я бросил катану и отошел к лежащему среди камней Тирфингу. Сел, подтянул к подбородку колени.

Иамен перекатился на спину и лег, опираясь затылком об исчерканный им кусок песчаника.

– Надеюсь, – сказал он после минутного молчания, – у вас хотя бы хватит мозгов не тащить меня из ущелья, когда я потеряю сознание. Потому что Страж нас пропустил, и дальнейшее не в его власти, а притащите вы в мир совершенно другое…

– Можете не объяснять.

– Если могу не объяснять, что же вы еще сидите? По батюшке моему соскучились?

– Ага. Горю желанием с ним пообщаться. Особенно за жестянку с ваксой.

Иамен к мои бредням не прислушивался. Он смотрел в небо.

– Будет дождь.

– Что?

– Дождь, Ингве, дождь. Странно…

Что именно странно, он не пояснил. Зато неожиданно спросил:

– Так вы любите киноцитаты?

– А?

– Опознайте.

Все это время мы общались по-русски, но сейчас Иамен вдруг перешел на английский. И сказал, глядя в набухшее дождем и все никак не могущее разродиться небо:

– I've seen things you people wouldn't believe. Attack ships on fire off the shoulder of Orion. I watched C-beams glitter in the darkness at Tan Hauser Gate. All those moments will be lost in time like tears in rain. Time to die[12]12
  Я видел вещи, которые вы, люди, не в состоянии даже представить. Горящие боевые корабли за плечом Ориона. Я видел, как Си-лучи пронизывают мрак у врат Тангейзера. И все эти мгновения затеряются во времени, как слезы в струях дождя. Пора умирать. (англ.)


[Закрыть].

– Рой Батти, «Бегущий по лезвию», – автоматически ответил я.

– Молодец, угадали.

Это были его последние слова.

Я сидел и ждал. В груди осталась одна пустота. Не было даже злости, которая как раз сейчас очень бы мне пригодилась. Я сидел и старательно взвинчивал себя. «Ты все у меня украл, сволочь, ты: родину, дом, Марусю»… Да нет. Ничего он у меня не крал. Я все разбазарил сам.

По-счастью, ждать мне пришлось недолго.

Ничего особенно не изменилось. Ну, исчезла седина. Чуть посветлели уставившиеся в небо глаза. Может, все это издержки предгрозового освещения.

А обещанный некромантом дождь все не начинался.

Эрлик Черный подобрал катану и встал.

Склонив голову к плечу, тюремщик внимательно посмотрел на меня. Я смотрел на него. Злость не приходила.

Владыка Мертвых убрал катану в ножны и сказал:

– К-72563, ваш приговор аннулируется. Вы свободны.

Он развернулся и пошел прочь. Пошел даже не к выходу из ущелья, что могло бы меня наконец расшевелить. Эрлик двинулся обратно, в по праву принадлежащее ему царство.

И только тогда я разогнул колени. Подобрал Тирфинг. Сомкнул пальцы на золотой рукояти меча. Поднялся на ноги. И сказал уходящему в спину: