Текст книги "Научная политология"

Образование государства

Единая проблема, стоящая перед племенем, заключалась во взаимоотношениях с другими племенами. Это подтверждается и последующими преобразованиями. Расширение общностей в ряде регионов преобразовывалось через союзы или конфедерации племен в государство. Независимые племена соединялись для взаимной защиты или ведения совместных боевых действий и избирали военачальника для командования общими военными силами. Ирокезский союз состоял из пяти родственных племен, руководился советом из 50 избираемых в родах сахемов, не имел единоличного главу исполнительной власти, но имел двух высших военных вождей с равными полномочиями и равной властью. Внутренние общественные дела разрешались самими родами, более широкие проблемы выносились племенами на общий совет. Решение принималось при единодушном голосовании по племенам. Очевидно, на этом этапе по многим хозяйственным вопросам общины в племени сохраняли независимость, и лишь военная проблема требовала единение.

С аналогичными формами управления мы встречаемся при описании греческой истории – начала эллинских государств. Опять-таки действует совет вождей (архонтов), народное собрание (агора), военачальник (басилевс). Все текущие хозяйственные и социальные функции определяют роды во главе с архонтом. Военные дела решает басилевс. Примечательно, что в Спарте, как и у ирокезов, были два военных вождя. В таком комбинированном государстве они оба сохраняли свое главенство. Возможно также, что таким был компромисс между двумя соперничающими между собой группами знати. Схожие вариации отмечают и в других царствах. Они интересны тем, что объединения и их организация опираются на намеренные, сознательные решения. С одной стороны, есть давление иных племен и государств, есть необходимость выстоять, победить в создавшемся напряженном состоянии борьбы – это результат естественных процессов. С другой же стороны, форма устойчивости искусственна, обусловлена знаниями и решениями отдельных индивидов. Это уже своеобразие процесса эволюции, присущее человеческому сообществу.

По сведениям историков, период перехода от племен к государству и в Египте, Месопотамии, Малой Азии, Греции и в других регионах так насыщен войнами, что ничто иное не могло оказать решающего влияния на их организацию. Одним из крайних вариантов подчинения страны военным функциям была Спарта. Так называемые Ликурговы законы направлены на формирование военного порядка в обществе, как бы призванного в любой момент вступить в сражение. Территориальные подразделения, строгая служебная иерархия, принудительная служба, дисциплина, обучение военному искусству и т. п. – призваны создать боеспособное государство, «государство-лагерь». В разной степени эти параметры устройства общества проявлялись во всех государствах. При этом в основание организации ставятся приказы и законы, выдвигаемые правителями страны. Известны реформы Урукагины (Шумеры, Лагаш, XXIV в. до н. э.), законы Хаммурапи (Вавилония, XVIII в. до н. э.), законодательство Солона (Рим, 594 г. до н. э.) и др.

Итак, с одной стороны, появление конфликтов обязано объективным обстоятельствам, с другой же – их организация в немалой степени формируется искусственно, оказывается обусловленной намерениями и сознанием людей. Своеобразие конкретных условий, дополненное своеобразием управленческих вариантов, порождает многообразие государственных образований. Поэтому вполне понятны вариации теорий данного направления. К тому же современные отношения, привычная психология людей нашего времени часто у мыслителей продуцируется на давние времена, отчего некритичный взгляд видит в Древнем мире сегодняшние страсти и намерения. Много больший интерес вызывают теории, ищущие объективные основания возникновения государств.

Такова, например, «гидравлическая гипотеза» Карла Витфогеля. Имея в виду ирригационные работы в Месопотамии, Китае, Мексике, требовавшие совместный труд многих общин, он предположил, что выгода объединения приведет к организационному формированию государства. Эта теория привлекательна тем, что обращает внимание на управленческие меры по организации больших масс людей. Действительно, иначе, чем путем создания пирамидального управления трудовыми коллективами решить задачу ирригации в широких масштабах не удастся. Схожие проблемы существовали для многих «восточных» народов, и для ряда из них аналогичная организация была необходима и «естественна». Однако критики указали, что государства в Месопотамии, Китае, Мексике возникли раньше, чем ирригационные работы охватили регион, а значит – выдвигать подобную деятельность в качестве причины образования государства неверно. Вполне допустимо, что исторически ирригация не стала причиной образования государств, но теоретически нельзя исключить возможность ассоциации общин или племен для исполнения масштабных работ с последующими организационными изменениями.

Теоретически вопрос упирается в соотношение форм управления. Организация масштабных работ сама по себе требует руководства ими, но отнюдь не власти. Интересы людей, положим, населяющих прибрежные районы Нила, относительно ирригации совпадали, так что насилия в общем случае не требовалось. Одной лишь совместной работой государство не объяснить. Объединение ради общей задачи в данном случае вполне обоснованно, но отнюдь не утверждение государственной власти.

Множество приведенных этнографами примеров организации групповой охоты или рыболовства в период присваивающего хозяйства, показали, что лидер обычно не имел реальной власти. Он мог указывать, как взаимодействовать, руководил процессом, но после достижения цели становился рядовым членом общины. Одним лишь словом «постепенно» иерархия и власть не возникают. Должна была стать необходимостью особая функция, чтобы насилие внедрилось в управление по отношению к тем, кто был ранее равным тебе. Эта функция могла быть порождена конфликтами, т. е. внешними насильственными обстоятельствами.

Кое-кто считает дилемму конфликта и объединения неразрешимой. Либо то, либо другое. Полярные процессы несовместимы. С этим можно было бы согласиться, если бы рассуждения велись об одной и той же группе людей. Но конфликтная ситуация охватывает значительный регион, где одни общины, позже племена, как правило, имеющие ту или иную близость (порой родственную) объединяются, чтобы противостоять иным объединениям. Конфликт затрагивает всех, объединяются некоторые, неконфликтующие общности. Конечно, в реальности вариаций много больше, в том числе и принудительных, особенно когда рассматривается период достаточно усилившегося противоборства.

Но и сбрасывать со счетов значение организации масштабных работ в своеобразии формирования государства неверно. В частности, эта функция, широко представленная в истории ряда государств, дополнила управление воинством и ужесточила организацию общества настолько, что марксизму пришлось вводить понятие «азиатский способ производства».

Если иметь в виду только функцию управления, то она могла бы осуществиться таким же образом, что и управление армией. Опять-таки необходимо распределение на группы, численностью достаточной для обмена требуемой информацией на первичном уровне, и построение иерархии групп, организуемой нисходящей информацией от высшего уровня до исполнительного. Различие, скорее всего, количественное. Производственные дела более статичны, и внутренняя взаимосвязь на разных уровнях легче формируется, чем при боевых действиях. Поэтому исполнительные коллективы могут быть многочисленнее, а пирамида короче. Однако форма организации однотипна. Добавляясь к военизированному порядку, производственная пирамида заостряет иерархию, создавая более жестко централизованное общество, где верхи всецело ведают и экономикой, и политикой. О частной земельной собственности в подобных вариантах говорить не приходится. Государство – верховный собственник земли и высший суверен, высшая абсолютная власть над подданными. Это и есть «восточная деспотия».

Но чтобы стать таковой, одной лишь иерархии управления недостаточно. Насильственные отношения, возникшие во внешнем мире, должны были найти свое отражение во внутренней среде, чтобы власть над своими сородичами стала естественной и необходимой, чтобы эгалитаризм общины сменился приемлемым деспотизмом правителей. Ничто иное, кроме войн, такую жесткую, жестокую власть не оправдало бы.

При исследовании причин зарождения каких-либо образований надо иметь в виду существенное различие в состоянии систем до и после формирования интеграций, также и объединений. Причины, вынуждающие преобразование, находят в конечной организации свое разрешение, а возникшее следствие этого процесса часто становится новой причиной соответствующей активности системы. Следствие становится причиной [11, с. 179].

К тому же процесс формирования включает множество несущественных случайностей, повлиявших на конкретную организацию государства, его функции, цели и деятельность. Анализ поведения уже сформировавшейся системы может создать ошибочное представление о тех обстоятельствах, которые привели ее к жизни. Тем более это относится к ценностям, сложившимся у более поздних, в частности, современных государств. Нападение на соседей, особенно дальних, при напряженном состоянии региона было частым явлением. Но цель менялась в соответствии с преобразованием общества. Захват пленных, покорение иных народов ради дани, для овладения полезными ископаемыми, для подчинения торговли и т. п. становятся целью уже сложившихся государств. Это следствие, а не причина их возникновения.

В частности, Карнейро, неодобрительно высказывающийся относительно «волюнтаристических» теорий, к которым он относил и «гидравлическую гипотезу», обращается к насильственным вариантам, что, по сути, ближе к истине. Случай, когда при активной интеграции присоединяются иные общности, преобразуемые в соответствии со своей организацией, вполне типичен. Этот вариант больше всего привлекает Карнейро при объяснении причин образования государства. Он полагает, что при возрастании давления популяции при ограниченности земельных угодий главным стимулом войны становится захват земель. Если проигравшим позволительно остаться на своей земле, вместо того чтобы быть истребленным или изгнанным, то лучше подчиниться победителю и платить налог или дань. Подчинение иногда приводит к потере самостоятельности и вовлечению в политический союз, где доминирует победитель [29].

Сомнение вызывает цель подобной войны. Если побежденный народ оставляют на его земле, то выходит, что стремились получить дань, а не землю. Стесненные условия земледелия, как причина борьбы, в таком варианте не разрешаются, следовательно, цель победителя была иной. Как правило, покорение народов для регулярного сбора дани, а то и привлечения к военным акциям, происходило на уровне уже развитых, устоявшихся государств. Для поздних племен и ранних государств характерен грабеж, захват богатств, женщин, позже рабов, но не обложение данью. Битва за землю должна была завершаться присвоением именно земли, угодий, но без людей.

Что является определяющим для государства?

Известные критерии типа: территориально организованное общество с этнически однородным населением, наличие городов, социальная стратификация, армия, публичная власть и т. п., – более всего указывают на признаки сформировавшихся поздних государств, но не на сущность этого образования. К тому же некоторые из указываемых признаков можно выявить и в племенном устройстве.

Если прослеживать процесс расширения объединения людей от общин к племенам, союзам племен, то можно выявить основную тенденцию и следствия этого процесса. Переход к государству обусловлен теми же причинами, и является как бы продолжением консолидации людей перед лицом постоянных внешних угроз. При этом наиболее показательной будет форма управления объединением, т. е. такие признаки организации, которые отсутствуют или слабо выражены у племен, но становятся существенными для государств.

Само по себе управление широкомасштабными работами, также и военными действиями, когда их необходимость воспринимается всеми исполнителями, вполне ограничивается формой руководства. Широкомасштабные работы порой обеспечивались жрецами, для военных целей избирались военачальники. В племенах и племенных союзах при соответствующих обстоятельствах эта деятельность удовлетворялась демократичными методами правления (военная демократия). Должны были произойти такие внутренние переделки, чтобы одно только руководство стало недостаточным. Одним из существенных изменений в отношениях внутри племен стало углубляющееся неравенство. Запущенное военными успехами оно приобрело самостоятельность и цель, которая уже, как причина, стала подминать под себя прежнее общинное равноправие. Выделяемые в отдельные отряды воины, тем более военачальники, занимали исключительно важное положение защитников племени и завоевателей богатств. Их заслуги в первую очередь должны были награждаться добычей.

Стратификация приводила к разнобою потребностей разных слоев общества. Поскольку интересы низших слоев не всегда совпадали с интересами руководства, то для осуществления желаемых внешних целей и для поддержания внутреннего порядка требовались принудительные меры. Таким образом, и внешний и внутренний факторы способствовали формированию властного органа управления. Нужно иметь в виду, что усложнение обоих видов деятельности расширяло функции управления и придавало ему форму самостоятельной иерархически организованной системы. У поздних органов управления начинали превалировать собственные интересы, не совпадающие с интересами исполнителей. Принуждение в таких случаях становилось единственной формой осуществления своих намерений.

В целом, имея в виду основу происходящих преобразований, можно утверждать, что власть, которая определяет организацию и управление государством в конечном счете проистекает от насильственных отношений, царящих в регионе.

Вопрос заключается в следующем: на какой стадии изменяемой организации общества следует говорить о государстве, а не о племени или союзе племен?

По-видимому, акцент следует делать именно на власть, как форму управления, постоянно действующую в обществе и определяющую его организацию. Внутри племен принудительные меры применялись спорадически по отношению к лицам, нарушавшим традиционный порядок, который базировался на наследуемых обычаях, морали общин и демократически принятых правил. Но вот организационные взаимоотношения в государстве начинают определяться властью закона, принятого для всего общества. Как и какими субъектами управления будут приниматься решения, какими средствами и органами они будут реализовываться в обществе, имеет значение для различения типов государств. Но общим для них будет распространенный на все общество и обязательный для всего населения искусственный (исходящий от субъектов власти) порядок. А этот порядок постепенно нивелировал общинную самостоятельность, подчиняя всех граждан единым нормам отношений, более всего отвечающим интересам боеспособности объединения.

В греческих государствах выделились две основные цели: поддерживать внутреннюю стабильность, следовательно, подавлять противодействия рабов и создать организацию, наилучшим образом способную вести военные действия. И то и другое требовало создать соответствующий порядок. Им отвечали законы Солона, а позже Клисфена в Афинах. Необходимо было для внутренней и внешней борьбы внедрить солидарность во взаимоотношения «свободных» граждан и разрушить вредные для государства общинные и племенные надстройки.

В определении государства я согласен с марксизмом относительно наличия публичной власти и о том, что она осуществляется органом, стоящим над обществом. Орган управления, властным образом задающий организацию государства, должен выступать как самостоятельная система, возвысившаяся над обществом.

Право собственности

Благожелательные взаимоотношения между членами общины, да и между родственными и соседскими общинами в самых разных регионах планеты, о чем свидетельствуют этнографы, не могли, как представляют некоторые теоретики, преобразоваться в свою противоположность при более продуктивном производящем хозяйстве. Это же касается преимуществ руководителей общин. Они были не более чем «первые среди равных». Сведения о многих общинах говорят, что сами по себе функции руководства не были причиной имущественного неравенства.

Но одно дело, когда совместные действия и их руководство направлены на средства существования. В этом случае нет оснований определять продукт, переданный руководителю, как отчуждаемый, так как руководство есть одна из функций по приобретению данной массы продуктов. Иначе обстоит дело, когда он должен быть выделен для деятельности, не создающей полезного продукта, а именно для военных действий. На первых порах войны проводили в периоды обильного плодоношения, когда получить дополнительную пищу не представляло особого труда. Отчуждение продукта совершенно определенно выявляется, когда столкновения стали учащаться и усиливаться. Войны уже не ограничивались благоприятными периодами, поэтому нужны были запасы продуктов, предназначаемых для борьбы на все времена года. В племенах они, как правило, содержались в специальных хранилищах в центре поселений, где находились мужские дома и жилище вождя.

Отчужденный продукт терял в восприятии человека свою причастность к конкретному охотнику, собирателю или общине. Ослабевало и верование в проявляемую действенность душ людей в произведенных ими продуктах и на их территории. Прежние запреты на заселение вражеского поселения, на использование вещей врага, потребление его продуктов начали нарушаться. В частности, папуасы Новой Гвинеи на первых порах присваивали только престижные ценности (украшения, раковинные деньги и пр.), которые, будучи вторичным продуктом, казались как бы отдаленными от духа врага, позже – захватывали домашних животных (свиней), и лишь впоследствии присоединяли земли, что было изначально лишь попутным следствием победы. В последующем грабеж имущества и захват земель стал уже собственной причиной войн. Лишь позже у одних – определилась целевая борьба за промысловые угодья, у других – за залежи минеральных ресурсов, соли и обсидиана, у третьих – за плодородные земли и т. п.

Два фактора: отчуждение объектов (продукты, земля и пр.) от общины, которой они принадлежали, а также заслуга военачальника, храбреца, воина в уничтожении врага и захвате массы этих объектов, обусловливали преимущественное право на обладание добычей войн. Имущественное различие могло возникнуть благодаря более эффективному труду или удачным обстоятельствам производства или собирательства. Но такое различие с равным успехом реализовалось бы в различии потребления. Имущественное неравенство есть качественно иное отношение. Оно изначально могло возникнуть при присвоении суммарного продукта труда, конечно же, чужой, вражеской, общины или племени. Такой продукт превышал возможности собственного потребления и мог использоваться для социального престижа, а позже и превосходства. Недаром многие стремились участвовать в военных предприятиях, поскольку военное искусство служило основным критерием лидерства, военные успехи повышали социальный статус храбрецов, победы порождали и социальное и имущественное доминирование в обществе.

Очень важным понятием для возникшего впоследствии глубокого расслоения населения стало понятие «собственность». Оно часто применяется к первобытному обществу в том же смысле, в каком оно значимо для нас. Этому понятию в наше время придают самые разные значения, выделяя право людей на владение, пользование, распоряжение предметом собственности, подчеркивают свободу действий, даруемое правом собственности и многое такое, что даже прославляет этот феномен. Определения столь многообразны, что этнографы всегда могут воспользоваться какими-либо из них, чтобы приписать собственность к отношениям людей на всех этапах истории.

В таком целостном объекте, как организм, содержатся не только взаимосвязанные органы, но и свободные ионы, органеллы и пр. Однако едва ли кто-нибудь даже иносказательно употребит «собственность» по отношению организма к своим составным частям и частицам. Говорим, что они вкупе представляют сам организм, что они неотъемлемо присущи организму, что, лишившись их, он перестанет существовать как таковой. Видимо, в целостном объекте понятие собственности не найдет применения, его не к чему отнести. Но и в суммативной системе, если мы рассматриваем, например, взаимоотношения высокоразвитых животных, трудно выявить соответствующие отношения. Используемый предмет, положим, палка в руке обезьяны, на этот момент является продолжением ее органа и принадлежит ей, как и рука. Даже в вопросе территориальности приходится учитывать то, что помеченная природная среда является стороной существования особи и в этом качестве принадлежит или присуща ей. Поэтому за нее животное бьется так же, как если бы был нанесен ущерб его органам. Но для собственности важна и противоположная сторона отношений. Каким образом в популяции или среди особей того же вида воспринимается то, что для данного индивида является «своим»? Очевидно, в животном мире отстаивается «свое» перед противником через столкновения, борьбу. Но в сообществе людей эта проблема может получить осознанное разрешение.

Община представима как целостная система. Взаимосвязь ее членов, единение в работе и в распределении делает бессмысленным употребление понятия «собственность», когда оцениваются внутренние отношения. Чаще всего его смешивают с понятием «присущ». Конечно, мы четко различаем орудие труда, сделанное человеком, и его руку, и все окружающие его предметы, потому можем противопоставить человека и его орудие, и говорить о собственности, имея в виду, что этот отличный от человека предмет принадлежит ему и только ему. Но наше восприятие проделало долгий путь разделения мира на отдельные объекты и противопоставления их. У древних мир более тесно взаимосвязан. Первоначально духовный мир и материальный, мысленные представления и их вещественная реализация нераздельны, они едины и присущи человеку. Когда, положим, вещи, принадлежащие умершему бушмену, кладут с ним в могилу, то вполне возможно это делают не потому, что вещи – его собственность, а потому, что они являются частью его. Конечно, нам трудно определенно сказать, как все это воспринималось древними. Лишь по косвенным сведениям стараемся понять их мир. Но все этнографы сходятся на том, что духовные явления почти не отличались от реально существующих, так что дух умершего считался действенным в мире живущих.

На уровне самостоятельных общин, после уничтожения людей вражеского поселения, победившие остерегались пользоваться запасами пищи и предметами побежденных, и не селились на их территории. Во всем этом присутствовал дух умерших. Подобных сведений множество. Известно, что одушевлялись многие предметы природы, чему было дано название анимизма. В этом плане даже имя, рисунок отождествлялись с реальными их представителями. Поэтому так ревностно относились к употреблению своего имени, порой скрывая его за вымышленным ненастоящим именем, поскольку через истинное имя мог быть нанесен вред человеку. Следует полагать, что особое значение будет придано предметам, изготовленным человеком, которым присущ его дух. Ведь созданное – это реализация мысленного представления, овеществление духовной деятельности человека. Все то, что он сделал своими руками, причастно ему более чем просто предмет, которым он имеет право владеть. Еще более высокую значимость имели коллективные представления, реализованные в форме ритуалов, тотемов, табу, магии. Хорошо известно, какое влияние на первобытного человека оказывало материализованное в них «сознание» общины. Поэтому следует с осторожностью пользоваться понятием «собственность» при описании отношений в первобытном обществе.

Другим, вполне понятным качеством, является то, что собственность утверждается не самим субъектом, а в системе претендующих на то субъектов. Как правило, устанавливает ее надсистемный орган. В общине, в меру ее целостности, незачем были подобные установления. Но собственность самой общины могла бы утверждаться в межобщинном совете, позже совете общины первой степени по отношению к общинам второй степени, совете старейшин племени и т. п. При этом следует обратить внимание уже не на отношение к предмету собственности, а на отношения между субъектами собственности. До тех пор, пока нет противостояния между ними из-за пользования данным объектом, это понятие становится беспредметным.

Конфликты, столкновения, войны, насильственные действия, вынуждающие расширение и стратификацию общности людей, обусловливают и форму коррекции их взаимоотношений внутри этих обществ. И одной из норм упорядочения отношений становится собственность. В меру того, что она является отражением царящего в мире насилия, в ней явно и неявно сказывается этот фактор. Явно, поскольку собственность предоставляет право насилия над предметом собственности, будь то продукт потребления, или средство производства, или подчиненный собственнику работник, раб, крепостной и т. п. Границы насилия задаются содержанием права, т. е. допускаемым обществом видом насилия, хотя бы в пределах норм обладания, пользования, распоряжения. Неявно, поскольку собственность имеет смысл тогда, когда возможно противодействие относительно обладания предметом собственности, т. е. стремления насильственного его захвата. Тогда возникает необходимость в праве на присвоение данного предмета, а тем самым и защита собственника со стороны общества от посягательств. В процессе эволюции изменяются содержание и ценность предмета собственности, а с тем и содержание и объем права собственности.

Еще раз отмечу, что в целостных системах это понятие бессмысленно. Только в суммативных системах, где возможна конфликтность, как и в обществах, искусственно объединенных и искусственно организованных, право собственности выступает как элемент такой организации.