Текст книги "100 знаменитых памятников архитектуры"

Тракайский замок

Ни одной местности Литвы не посвящено так много публикаций и не уделено столько внимания, как городу Тракай и его замку, возвышающемуся на одном из островов озера Гальве, носящем название Пилес (Замковый). Первое упоминание о Тракае встречается в хрониках крестоносцев, относящихся к середине XIV в., когда король Гедиминас основал здесь свою столицу. С тех пор Тракайский замок, создававшийся, в основном, в оборонительных целях, пережил несколько этапов строительства. Вначале это были простые земляные валы с деревянными заграждениями, каменными стенами, небольшими башенками и главной башней – донжоном. В конце XIV в. строители возвели левый и правый корпуса центрального дворца, обновили донжон, а сам дворец был окружен опорно-оборонительной стеной. Претерпела изменения и общая схема плана. Были достроены поперечные стены подвалов и цилиндрических сводов, а также вторые этажи сначала левого, а несколько позднее – и правого корпуса.

В ансамбле замка доминирует находящийся почти в центре переднего фасада дворца донжон, в плане близкий к квадрату. Он поставлен над глубоким рвом, и видимо, поэтому его стены сразу же начали обваливаться. И все же по сохранившейся части донжона можно составить точное представление о его планировке и архитектуре.

Первый ярус главной башни предназначался для единственного въезда во дворик центрального дворца. Он был оборудован сложной системой запоров. С наружной стороны он прикрывался подъемным мостом, за которым находилась подъемная решетка, убиравшаяся в зазор между кирпичной стеной и каменным укосом, и дальше – двое ворот. Петли первых ворот крепились в каменных укосах и удерживались в толще стены подвижной деревянной балкой. Вторые ворота были навешены на стене донжона со стороны дворика. Въезд под донжоном прикрывали крестовые своды с нервюрами, их основания опирались на консоли в форме головок.

По некоторым особенностям можно судить о назначении помещений донжона того времени. Так, на изолированном втором этаже могла размещаться стража. Над этим помещением были установлены механизмы для подъема моста и решетки (в стене сохранился конец металлического стержня, служившего для крепления полиспастов). Остатки стенной росписи и сложные своды предпоследнего этажа дают основание полагать, что здесь была часовня. Самое верхнее помещение имело оборонное назначение (об этом свидетельствуют бойницы в стенах).

В подвалы обоих корпусов одинаковой высоты, крытых четырехскатными черепичными крышами, можно было попасть только через дворик. Освещались они небольшими оконцами, своды имели цилиндрические, полы глинобитные. Дверной проем и ступеньки со стороны дворика вели вниз, в среднее помещение. В проеме были устроены ниши для светильников.

На втором и третьем этажах левого корпуса и на третьем этаже правого корпуса имелось по три помещения, не сообщающихся между собой. Исходя из соображений обороны, вход в эти помещения был сделан с деревянных галерей, находящихся во дворике.

Весь второй этаж правого корпуса занимает просторный репрезентационный зал-гостиная, предназначенный для балов и приемов. Попасть сюда можно было через портал, облицованный по укосам фигурным кирпичом.

Во всех помещениях дворца своды были звездчатые, с нервюрами, а полы выложены обожженными плитками. Для обрамления окон здесь, как и в донжоне, использован профилированный кирпич. Очень сложно декорированы укосы окон третьего этажа левого корпуса: профилированным кирпичом облицованы не только внутренние, но и наружные стороны укосов. Во всех окнах были витражи.

В залах дворца сохранились элементы пышного декора, многоцветной стенной росписи. Расписаны были стены, своды и нервюры. Вполне возможно, что замок в некоторых местах был расписан и снаружи. Роспись репрезентационного зала представляла собой фигурные композиции. Их особенности, тематику, технику и художественную ценность в 1969 г. исследовал искусствовед Т. Адоминис. Он пришел к выводу, что роспись выполнена в первой четверти XV в. вильнюсскими художниками, последователями византийской школы. Тематика росписи носила в основном светский характер. Это панегирик князю Витаутасу и его придворным, а также сцены из личной жизни правителя.

Во дворце имелись совершенные по тем временам санитарно-технические устройства, в подвалах оборудована воздушная система отопления, полы в зале с подогревом.

О назначении помещений замка можно судить по их архитектурному и художественному облику, а также по тем предметам быта, которые найдены при археологических изысканиях. В подвалах, по всей вероятности, были склады, а в одном из них (темном), под правым корпусом, возможно, хранилась казна. Два первых покоя левого корпуса (если смотреть со стороны донжона) предназначались для женщин. Среди развалин здесь были найдены янтарные украшения и женская обувь. В последнем покое этого же этажа, вероятно, жил великий князь. Это помещение выше других и сообщается с подвалом потайной лестницей. В случае опасности князь мог по ней незаметно выбраться из замка.

В процессе длительного строительства Тракайского замка совершенствовался его архитектурно-художественный облик, менялись конструктивное решение и техника кладки. По нижней части дворца можно составить представление о характере раннего каменного строительства в Литве. В поперечных стенах подвалов валуны местами уложены друг на друга или длинной стороной по вертикали. В помещениях второго этажа левого корпуса оконные проемы, в плане Х-образные, забраны в стрельчатые ниши. Эти и другие признаки свидетельствуют, что в начальном периоде строительство замка велось под влиянием романской архитектуры. Однако в целом это средневековый готический замок, отличающийся простотой и лаконичностью. В пышном декоре фасадов и интерьеров отразилось влияние как восточной, так и западной культуры.

На следующем этапе строительства была возведена передняя часть замка вокруг второго двора. Сначала построены башни с оборонительными стенами, затем западные казематы (так в литературе принято называть пристройки со стороны двора к оборонительным стенам), а еще позднее – восточные казематы.

Казематы были двухэтажные. Специальные помещения, возведенные над ними, предназначались для стрельбы. Все объемы первого этажа использовались для хозяйственных нужд. В каждый из них вела дверь, навешенная на металлической петле, вмурованной в укос. В укосах дверей сделаны ниши для светильников. Все помещения имели по одному небольшому оконному проему.

Второй этаж казематов перекрыт звездчатыми сводами с нервюрами. По архитектурно-художественному решению и техническому оснащению западные казематы почти не уступали дворцу.

В двух помещениях, находящихся ближе ко рву, вместо оконных проемов устроены Х-образные в плане бойницы для пушек. Из них простреливался мост через ров.

Восточные казематы возведены в другой стороне переднего двора замка по окончании строительства западных. Судя по их широким дверям, они предназначались для хозяйственных целей. Освещались восточные казематы небольшими окнами, устроенными в стене в сторону двора.

Надо заметить, что большая часть построек передней части замка была расположена на плохих грунтах – торфяниках или даже прибрежных водах озера. Строители понимали, что без дополнительной инженерной подготовки строительной площадки возводить каменные стены на торфяниках или наносных грунтах нельзя. Поэтому под фундаментом устроены довольно сложные деревянные конструкции. Кроме того, защитные конструкции с гравийным заполнением предохраняли фундамент и от подмывания. Таким образом, северо-восточный угол этой части замка полностью построен на искусственном основании. И стены, возведенные на этих конструкциях, выдержали испытание временем. А осевшая под тяжестью сводов стена двора западных казематов позднее была укреплена двумя контрфорсами.

Угловые башни передней части замка сделаны круглыми и могли вмещать большое количество пушек. Это было новое и, как показало время, прогрессивное явление в литовском оборонном зодчестве XV в., так как пороховое огнестрельное оружие тогда было еще очень несовершенным. Круглая форма башни свидетельствует, что уже тогда строители предвидели большие перспективы применения порохового оружия. В хрониках 1428 г. упоминается, что в войске Витаутаса была пушка большой разрушительной силы и для перевозки ее требовалось сорок лошадей.

Об оборонной мощи Тракая можно судить по донесению одного из комендантов крепости, в котором говорилось, что замок вооружен пятнадцатью пушками, самая большая из которых может стрелять каменными ядрами величиной с человеческую голову. Так что, если кому-то и удастся завоевать Тракай, то только в случае нападения на него огромным войском.

Анализируя характер строительных работ, их объем, технологические и организационные трудности, можно прийти к выводу, что при строительстве замка вряд ли играли слишком большую роль заграничные специалисты. Замок могли построить только местные мастера, хорошо знавшие природные условия Литвы и сохранившие свои традиции каменного строительства.

С конца XV в., после смерти короля польского и великого князя литовского Казимира, Тракай и его оборонные объекты понемногу начали приходить в запустение. В замке устроили тюрьму для узников знатного происхождения, в частности, здесь содержался кипчакский хан Шах-Ахмет. Вновь вспомнили о Тракае во второй половине XVI в., когда король Жигимантас-Аугустас (Сигизмунд Август) решил устроить здесь летнюю резиденцию. С XVIII в. замок и его окрестности становились все более известными как романтическое место, как свидетели исторического прошлого и в конце концов приобрели ореол неприкосновенности. Любые попытки разрушить стены замка вызывали протесты общественности. Другими словами, Тракай стал своеобразным «музейным экспонатом», чьи архитектурные достоинства у специалистов не вызывали сомнений.

Знаток строительного искусства Б. Шмид в 1918 г. с восхищением писал: «Достойна внимания удивительная точность: постройка стоит как влитая. Стены верхнего этажа сложены из гранитных глыб, правильно уложенных и тщательно выровненных. Выше все построено из крупномерного кирпича. Обжиг кирпича, качество раствора и кладка – совершенны… Глаз любителя старинной архитектуры сразу отметит безупречность постройки».

В последней трети XX в. в Тракайском замке была проведена частичная реконструкция, после чего он обрел у туристов популярность, достойную лучших памятников средневековой архитектуры.

Ансамбль Львовского братства

Со старинной Замковой горы во Львове весь город виден как на ладони. Вдоль и поперек его пересекают основные магистрали, высятся башни, купола церквей, соборов и оборонительных укреплений минувших веков. Отсюда легко угадываются и силуэты наиболее значительного памятника ренессансной школы – ансамбля Львовского братства – с главным его сооружением, соборной Успенской церковью, первым и лучшим памятником эпохи Возрождения во Львове.

Самая ранняя православная церковь Успения была поставлена здесь в начале XIV в., затем она обрушилась, а на ее месте возвели в 1421 г. другую, каменную, существовавшую до пожара 1527 года. В 1547–1550 гг. архитектор Петр Итальянец построил на средства местного населения и молдавского господаря Александра Лопушанина новую, третью по счету церковь. С тех пор она получила второе название – Волошская (от слова Валахия, то есть Молдавия). Но и эта церковь просуществовала недолго: в 1571 г. большой пожар опустошил весь Львов и полностью уничтожил церковь. В 1591 г. Ставропигийское братство начинает возводить четвертую, и последнюю, сохранившуюся до наших дней церковь, названную Успенской. В 1629 г. она была окончена, а через два года освящена.

Ставропигийское братство, возникшее на базе цеховых организаций и объединявшее многих купцов и ремесленников, было наиболее сильной и влиятельной из православных общин во Львове. Первое упоминание о ней относится еще к 1439 г.; в XVI–XVII вв. братство, получившее к тому времени ставропигии (то есть подчинение непосредственно константинопольскому патриарху, минуя местные духовные власти), становится идейно-религиозным центром православного Львова и всей Западной Украины. Помимо Ставропигийского братства, строительство субсидировали молдавские господари Павел, Иеремия и Симон Могила, гетман Сагайдачный.

Автором проекта и главным руководителем работ Успенской церкви до 1597 г. был лучший львовский архитектор Павел Римлянин, итальянец, проживший почти всю жизнь во Львове. С ним 2 марта 1591 г. братство заключило договор на доставку и обтесывание камня и постройку церковных стен. Позже строительством занимались его тесть Войцех Капинос и Амбросий Прихильный, хотя они были лишь подрядчиками, исполнителями авторского замысла.

Первоосновой Успенской церкви стала типичная композиция украинской трехкупольной церкви, столь распространенная в деревянной храмовой культуре. С востока к базилике примыкает полукруглая апсида, а с запада – притвор с хорами, так называемый бабинец. Две пары тосканских колонн-столбов разделяют церковь на три нефа, причем средний намного шире боковых.

Каждая часть церкви – центральная, апсида и хоры в притворе – перекрыта крестовым сводом и почти одинаковыми куполами, стоящими на единой продольной оси.

Архитектура здания безупречна. Его главный фасад монументален и величественен. Громадная мощная стена темно-серого, хорошо обтесанного известняка решена в скупом, благородно сдержанном рисунке. Тосканские пилястры во всю высоту дают ей ясное и четкое членение. Между ними полуциркульные глухие арки с небольшими окнами посередине. Наверху, под энергично очерченным карнизом, тянется дорический фриз. Триглифы чередуются с метопами, заполненными декоративными розетками и рельефами на библейские сюжеты. Это Авраам, царь Давид, Мельхиседек, Моисей перед пылающим кустом… Резчики сумели вдохнуть в героев Ветхого Завета жизненную непосредственность, наделить их местными чертами. Надпись на фризе донесла до нас имена авторов – Якова и Константина Кульчицких.

Успенская церковь имеет еще одну отличительную особенность – кажущееся несоответствие между маленьким порталом и громадной плоскостью главной стены. Сначала вход был с запада, но его замуровали, когда построили примыкавшее к церкви здание. В 1629 г. в фасаде, выходящем на улицу, пробили сбоку небольшую дверь. Этот узкий, не сразу заметный проем привнес новый акцент, создав несколько неожиданный по выразительности контраст скромного портала с величавыми арками фасада.

В целом же Успенская церковь производит ни с чем не сравнимое впечатление. Ее пропорции и детали не столько выверены точным математическим расчетом, сколько угаданы безошибочным чутьем большого мастера. Более всего поражает простота и цельность замысла. Решение фасадов, их основные членения строго соответствуют опорным столбам и внутренней планово-пространственной структуре здания.

На первый взгляд Успенская церковь может показаться несколько суровой, даже аскетичной. Но при более внимательном осмотре чувствуется очарование строгих, монументальных чистых и благородных форм, изящных и в то же время сильных, упругих, энергичных линий, что придает облику здания какую-то спокойную горделивость.

В подвалах церкви похоронен казненный во Львове Иван Подкова – запорожский казак, некоторые другие видные члены Старопигийского братства, в том числе и Константин Корнякт (1517–1603). Грек с острова Крит, Корнякт жил в Молдавии, затем во Львове, где разбогател на торговле вином, аренде городских таможен и откупах королевских пошлин. В конце XVI в. он играл видную роль в деловой и культурной жизни города.

Неотъемлемой составной частью ансамбля Успенской церкви являются примыкающие к ней высокая башня-колокольня и каплица.

Первую колокольню начали строить еще в 1568–1570 годах. Руководил работами Петр из Лугано (Швейцария), которого называли Итальянцем, или Красовским (от Красова неподалеку от Львова, где были каменоломни), до этого уже имевший опыт строительства колоколен, а субсидировал их украинский купец Давид Русин. Однако вследствие каких-то просчетов башня рухнула. Нынешняя возведена в 1572–1587 годах. На этот раз в роли архитектора выступает Петр Барбон, выходец из итальянского города Барбона около Падуи. Возможно, что его соавтором был Павел Римлянин. Сооружение это известно как башня Корнякта (по имени фундатора).

Во время осады 1672 г. колокольня сильно пострадала от обстрела турецкой артиллерии. Архитектор Петр Бебер отреставрировал ее и надстроил последний, четвертый этаж, украшенный шлемом с четырьмя барочными башенками по углам, после чего общая высота колокольни достигла 66 метров. После пожара 1669 г. снова потребовалась реставрация, а в 1783 г. на колокольне установили огромный, диаметром в два метра, колокол «Кирилл», отлитый львовским мастером Полянским.

Устремленная вверх, квадратная в плане, башня Корнякта выразительно контрастирует с горизонтальной протяженностью церкви. В то же время по своим формам и декору она достаточно проста и скромна, чтобы конкурировать с главным сооружением в ансамбле. Каждый ярус завершается карнизом и фризом. Основным мотивом архитектурного членения стен служат забранные, так называемые «слепые» арки. Сложенная из тесаного известняка, башня впечатляет стройной гармонией пропорций, основанных на принципе золотого сечения, а также подлинной монументальностью.

К башне Корнякта, силуэт которой хорошо просматривается с любого конца города, примыкает третий компонент ансамбля – каплица Трех Святителей, удивительное сооружение, напоминающее какую-то драгоценную шкатулку тончайшей ювелирной работы. При малых размерах она покоряет монументальностью и изяществом, и в то же время в ней ощущается особая праздничность и жизнерадостность.

В плане и по композиции это сравнительно небольшое здание очень близко к классическому типу трехсрубных украинских деревянных храмов. Так же, как и Успенская церковь, она завершается тремя куполами на восьмигранных основаниях. Хотя отдельные детали, несомненно, западно-европейского происхождения, в целом эти купола больше похожи на украинские «верхи с заломом», чем на ренессансные фонари. Да и вся богатая резьба портала несколько напоминает украинские иконостасы: не случайно здесь так щедро варьируется мотив виноградной лозы, столь излюбленный в украинском декоративном зодчестве.

Вместе с тем это типичный памятник эпохи Возрождения: низко посажены окна с полуциркульными перемычками; четыре сдвоенные профилированные пилястры с капителями, украшенными резными пальмовыми листьями, делят фасад на три поля. В среднем поле – портал, обрамленный колонками и мастерской резьбой по камню. Резьба портала и фриза, пожалуй, не имеет себе равной во львовской архитектурной пластике XVI–XVII веков. Виноградные лозы со спелыми плодами, цветы, львиные маски и головки ангелов сплелись в неповторимый по красоте декоративный элемент.

Впечатляет и интерьер каплицы: купола изнутри покрыты резным орнаментом на мозаичном фоне, тускло мерцает золотая смальта в рассеянном свете, проникающем сквозь витражи световых фонарей.

Каплица Трех Святителей возведена в 1578–1591 гг. на средства того же Константина Корнякта. Автором проекта является Петр Красовский. После пожара 1671 г. она была восстановлена на средства старшего братчика Алексея Балабана.

В отличие от многих других памятников львовской архитектуры ансамбль Успенской церкви дошел до нас почти в неизменном виде. Лишь в 1759 г. была построена ризница между башней и церковью, после пожара 1779 г. частично перестроены купола и крыша церкви, да в середине XIX в. каплица Трех Святителей соединилась переходом с церковью.

Благодаря ансамблю Львовского братства и другим архитектурным памятникам эпохи Возрождения Львов стал одним из красивейших городов Украины. «Под таким уж небом и под такой уж звездой возник этот город, – писал в XVII в. львовский поэт и историк Зиморович, – что как-то невольно рождалось здесь стремление к прекрасному. И нет ремесла, в котором львовянин не сумел бы совершенствоваться».

АРХИТЕКТУРНЫЕ ПАМЯТНИКИ НОВЕЙШЕГО ВРЕМЕНИ

Эйфелева башня

Это уникальное сооружение, возведенное в самом центре Парижа, за свою более чем столетнюю историю удостоилось множества сравнений и эпитетов: «знаменитая парижанка», «старая дама», «истинная королева Франции», «самая элегантная дама Парижа» – при том, что эта «элегантная дама» весит девять тысяч тонн при «росте» в 320 метров. И при своем почтенном возрасте она по-прежнему стройна и элегантна.

По свидетельству всезнающей статистики, еще до конца XX в. дань уважения этой почтенной даме уже отдал 200-миллионный посетитель. Хотя плата за право полюбоваться Парижем с высоты башни довольна высока, гости французской столицы обычно не отказывают себе в этом удовольствии. Лувр с Венерой Милосской, «Джокондой» и другими сокровищами принимает за год в своих залах меньше посетителей, чем смотровые площадки этой железной башни на левом берегу Сены.

Правда, сегодня Эйфелева башня уже не самая высокая в мире, как это было до 1931 г., когда ей пришлось отдать пальму первенства знаменитому нью-йоркскому небоскребу Эмпайр-стейт-билдинг (381 м). Тем не менее она до сих пор является своеобразным эталоном, с которым принято сравнивать высоту других подобных конструкций.

«Чудо Парижа» прославило на весь мир французского архитектора Гюстава Эйфеля (1832–1923). Этот талантливый человек, построивший немало замечательных сооружений как во Франции, так и в других странах, нередко говорил о любимице, носящей его имя: «Мне следовало бы испытывать чувство ревности к башне. Ведь она гораздо известнее меня».

Эйфелева башня была задумана как мемориал в честь столетия Великой французской революции для парижской Всемирной выставки 1889 года. Правда, идея сооружения гигантской стальной конструкции витала в воздухе на протяжении всего XIX в., для которого причудливые металлические конструкции были олицетворением технического прогресса. А вот конкретный проект возник лишь в 1884 году. Авторами идеи «Башни в 300 метров» были сотрудники компании Эйфеля – инженеры Эмиль Нужье и Морис Кеклен при участии архитектора Стефана Совестра. Эйфелю идея очень понравилась. Он выкупил проект у своих коллег и взялся доказать всем, что его конструкции и технологии способны создать высочайшую в мире башню во славу индустриальной мощи Франции. И не ошибся. Именно его проект, присланный среди семисот других на конкурс, который был объявлен в связи с подготовкой к Всемирной выставке 1889 г. в Париже, был принят к реализации.

В июне 1886 г. Эйфель представил чертежи и расчеты в главный совет выставки, а уже в ноябре получил первые полтора миллиона франков для реализации проекта. На закладку фундамента ушло полтора года, а на монтаж – чуть меньше восьми месяцев. Таким образом, вся конструкция была возведена за 2 года 2 месяца и 5 дней, обойдясь городскому муниципалитету в 5 миллионов франков. Впрочем, эта немалая сумма окупилась менее чем за два года.

320-метровая башня воплотила в себе весь опыт, накопленный Эйфелем в области фундамента и возведения опор в зависимости от свойств грунта и ветровой нагрузки. Впервые в мировой практике ему пришлось решать множество технических проблем – использовать сжатый воздух и кессоны для укладки оснований, устанавливать 800-тонные домкраты для регулирования положения башни, применять специальные монтажные краны для работы на высоте.

Особого решения требовала сборка трех этажей – усеченных пирамид, поставленных одна на другую. Они представляют собой как бы четыре ноги, не связанные между собой по диагонали, но соединенные на разных уровнях полосами горизонтальных балок. И если в основании эти четыре опоры образовывали квадрат со стороной 123,4 м, то на вершине поперечник составлял всего 16 м, что само по себе требовало решения сложнейшей технической задачи.

Первый этаж поднимался на уровень 57 м, и он собирался с помощью кранов и лебедок. А для второго этажа с верхней планкой в 115 м Эйфелю пришлось изобрести специальные краны, установленные на рабочих платформах с рельсами. Последнюю гигантскую почти 280-метровую пирамиду рабочие собирали уже в висящих люльках. Но все расчеты были настолько точны, что в процесс сборки не потребовалось вносить никаких изменений.

Кроме способа монтажа, Эйфель решал и другие, не менее сложные технические вопросы, связанные, в частности, с прочностью башни под воздействием ветра. В результате архитектор придал боковым стойкам пирамиды такую кривизну, которая исключала даже незначительные колебания. И сегодня даже при самых сильных порывах ветра башня отклоняется от вертикали всего лишь на 12–13 сантиметров.

Впервые в Эйфелевой башне удалось достигнуть столь полного взаимопроникновения внутреннего и внешнего пространства. Этот эффект может быть оценен наблюдателем при спуске по спиральной лестнице, ведущей вниз с вершины башни, когда его точка зрения непрерывно изменяется и возникает мгновенное впечатление четырехмерного пространства.

Правда, парижане далеко не сразу признали смелое творение Эйфеля. Башня еще не была завершена, когда начались протесты. Сегодня уже стал хрестоматийным факт реакции многих видных французских интеллектуалов, которые были отнюдь не в восторге от стальной иглы, оскорблявшей, по их мнению, вкус почтенной публики. Эйфель вместе со своими помощниками только начинал уточнять детали будущего сооружения, как неожиданно был опубликован манифест под красноречивым названием «Работники искусств против башни Эйфеля». В нем, в частности, говорилось: «Мы, писатели, художники, скульпторы и архитекторы, страстные любители не нарушенной до сих пор красоты Парижа, протестуем во имя французского вкуса и французской истории и выражаем сильнейшее негодование проектом возведения в центре нашей столицы чудовищной и бесполезной Эйфелевой башни… Чтобы понять, что произойдет, достаточно хоть на мгновение представить себе высоченную, смехотворную башню, возвышающуюся над Парижем наподобие гигантской фабричной трубы, подавляя своей дикой массой собор Нотр-Дам, Дом инвалидов, Триумфальную арку, все наши униженные монументы, все наши архитектурные сооружения, которые растворяются в этом чудовищном сне. В течение многих лет мы будем видеть падающую на город, наподобие чернильного пятна, одиозную тень одиозной башни».

В числе подписавших этот манифест был и знаменитый французский писатель Ги де Мопассан. Один из самых рьяных противников проекта, он нашел потом, как рассказывают, довольно оригинальный способ прятаться от «бетоннообразного скелета»: писатель обедал в ресторане на… самой башне. «Это единственное место в Париже, где я ее не вижу», – оправдывался он.

И все же с годами к башне не только привыкли, но и привязались, полюбили ее. А с рождением авангарда башня стала эталоном эпохи, когда вызов художника обществу был единственным способом проявления своей индивидуальности. «Железное чудо» прославляли на своих полотнах такие художники, как Пикассо, Марке, Утрилло, Марк Шагал; воспевали поэты – Гийом Аполлинер, Прево, Жан Кокто, Владимир Маяковский.

Башня и сейчас производит впечатление чего-то очень авангардного. Ее форма абсолютно своеобразна и непонятно чем обусловлена, как неизвестно, чем обусловлена форма скалы или дерева. Ведь, в сущности, если у Эйфелевой башни и есть функция, то одна-единственная – лестница в небо. При огромном количестве наследниц, превзошедших ее по высоте, она остается неподражаемой по силе воздействия – это не вышка, которая лучше читается издали, ее хочется воспринимать полностью, от основания до вершины.

Не сбылось предсказание поэта Верлена о том, что «эта скелетообразная каланча долго не простоит», хотя Эйфелева башня сооружалась как временная, и ее не раз собирались сносить. Первоначально намечалось оставить ее только на 20 лет, но в 1910 г. этот срок был продлен решением правительства еще на 70 лет. В 1980 г. вопрос о продлении срока уже вообще не стоял.

Кстати, Эйфелеву башню ценят не только за красоту. Она уже давно и щедро помогает ученым, людям многих профессий. Так, большие прожекторы-маяки, укрепленные на ее вершине, служат ориентиром для авиалайнеров и морских судов. Заметив их, капитаны находят затем береговые маяки, а пилоты узнают о приближении к Парижу задолго до того, как видят огни аэропорта. На башне расположена уникальная метеостанция. Здесь также ведется изучение суточных колебаний атмосферного электричества, степени загрязнения и радиации атмосферы. Отсюда по всей стране транслирует свои передачи французское телевидение. Наконец, башню используют городские службы – установленный тут передатчик обеспечивает связь полиции и пожарных.

Для подъема на башню Эйфель спроектировал гидравлические подъемники. Они безотказно работали полвека и внезапно сломались в июне 1940 г., когда в Париж вошли гитлеровские войска. В течение четырех лет, пока во французской столице оставались оккупанты, башня, к их досаде, была закрыта. Специально выписанные из Берлина инженеры так и не смогли наладить работу лифтов. Как только Париж был освобожден, старый служащий спустился лишь на полчаса вниз – сначала под западную, а затем под восточную опору башни, – и подъемники, к великой радости парижан, заработали. Эйфелева башня снова стала символом Парижа, и ее первую увенчали трехцветным национальным флагом.

В 1980-е годы знаменитая парижанка благодаря реставрационным работам пережила вторую молодость. С нее удалили лишнюю краску и пыль, копившуюся многие десятилетия, сняли второстепенные конструкции. Устаревшие гидравлические подъемники заменили современными скоростными лифтами. «Королева» сразу похудела на тысячу тонн и стала еще привлекательнее и элегантнее.

Сегодня башня превратилась в какое-то подобие гигантского магнита, притягивающего людей. Одни утверждают, что под ее опорами можно «зарядиться» и стать сильным и здоровым; более слабые духом выбирали башню местом самоубийств: с платформ трех уровней бросались вниз головой; третьи на этих платформах сидят в барах и ресторанах и наслаждаются вечерними эстрадными праздниками, когда гремит музыка и взлетают гирлянды фейерверков.

Особенно красива Эйфелева башня ночью – в лучах направленных на нее прожекторов она преображается в сказочно-прекрасный символ Франции. Ее золотая игла величественно царит над фантастическим морем мерцающих огней ночного города. Творение французского гения подсвечено по-особому – мягкий свет струится изнутри металлических кружев, и невольно хочется подойти и прикоснуться к этой «пастушке облаков», как когда-то назвал башню Гийом Аполлинер.