Текст книги "Выйти из хаоса. Кризисы на Ближнем Востоке и в Средиземноморье"

В то время как советский строй и коммунистическая идеология к концу 1989 года трещали по швам, политический исламизм добивался значительных успехов – от роли, которую он сыграл в выводе Советской армии из Афганистана, до захвата власти в Хартуме. Из той же серии скандалы с Рушди в Великобритании и с хиджабом во Франции, поставившие светскую культуру обеих демократий перед фактом внедрения в них религиозных ценностей. Далее были Таифские соглашения, призванные обеспечить господство суннитов в Ливане и создание таких организаций, как ИФС или ХАМАС. Последствия этих событий будут сказываться долгое время. Но, в первую очередь, последнее десятилетие ХХ века прошло под знаком джихада, ставшего в Алжире реакцией на вмешательство армии в выборы накануне ожидаемой победы ИФС, а также развивавшихся синхронно двух других джихадов – египетского и боснийского. Все три в итоге провалились.

1990-е годы были отмечены, прежде всего, открытием трех фронтов джихада – в Египте, в Алжире и в Боснии – по образцу Афганистана восьмидесятых. Алжирский и боснийский были связаны с Европой или находились на ее территории, предвещая «Старому свету» волны терактов, которые будут прокатываться по континенту. По итогам трех-пяти лет борьбы джихадистам не удалось захватить власть, но они извлекли уроки из своих поражений. Бен Ладен и аз-Завахири воспользовались ими для подготовки второго этапа джихадизма, кульминацией которого стал «двойной газават» 11 сентября 2001 года против Нью-Йорка и Вашингтона.

Девяностые, впрочем, начались с конфликта внутри самой системы суннитских стран, зависящих от нефтяной ренты. Он спровоцировал размывание процесса исламизации, затеянного самими же нефтяными монархиями, настроив джихадистов против саудовского режима. Вторжение Ирака в Кувейт получило отпор со стороны военной коалиции, возглавлявшейся США, которые использовали базы на саудовской территории для освобождения эмирата. Это вызвало резкий протест исламистов в Саудовской Аравии спустя 10 лет после теракта в Мекке. Усама Бен Ладен стал одним из лидеров этого протеста, тем самым сделав разрыв с властью своей страны достоянием гласности. Вторжение в Кувейт 2 августа 1990 года было парадоксальным следствием ирано-иракской войны. Кувейт, как и другие нефтяные монархии, входившие в Совет сотрудничества арабских государств Персидского залива, преследовал страх распространения хомейнистской революции на Аравийский полуостров. Поэтому кувейтские шейхи щедро подпитывали «Кадисию Саддама» своими займами. После того, как конфликт летом 1988 года закончился и опасность миновала, Багдад, разоренный и лишенный возможности эксплуатировать свои нефтяные месторождения, был уже не в состоянии выполнить долговые обязательства. Рост напряжения закончился тем, что должник «напал на банк», как шутили в то время.

Взаимосвязь нефти, войны и исламизации была очевидна с самого начала, поскольку вторжение произошло утром того дня, когда представители стран – участниц Организации Исламской конференции (ОИК), в которой Кувейт председательствовал за год до этого, собрались в Каире. В час, когда должна была начать работу конференция, задачей которой являлось распространение ислама во всем мире под руководством Саудовской Аравии, одно из государств – членов ОИК было атаковано, разгромлено и аннексировано другим. Войска Саддама, быстро расправившись с эмиратом, провозглашенным отныне «девятнадцатой провинцией» Ирака, дошли до саудовской границы, на расстояние выстрела от нефтяных месторождений Эль-Хасы.

До смерти напуганный король Фахд, «хранитель двух святынь», 7 августа призвал на помощь американские войска. Но приглашение «неверных» на священную саудовскую землю дало джихадистам, которых ранее сам же Эр-Рияд щедро финансировал в Афганистане, повод обвинить монарха-ваххабита в отступничестве от ислама. Они строили обвинение на одном из изречений (хадисов) Пророка, которое сама монархия использовала для запрета любой, кроме ислама, религии на своей территории: «Изгнать иудеев и христиан за пределы Аравийского полуострова». В самой буквальной интерпретации этот хадис напрямую запрещал прибегать к помощи солдат-«крестоносцев», дабы избежать возмущения мусульман. Этот идеологический раскол в лагере суннитов-салафитов будет сохраняться десятилетиями. Саддам Хусейн точно так же использовал семантику ислама против Тегерана в войне за оспаривание гегемонии Ирана, назвав свое наступление «Кадисия». Теперь он оправдывал нападение на Кувейт, а затем конфликт с Саудовской Аравией, размахивая знаменем джихада в пику нечестивым династиям, слепо подчиняющимся Западу. Впрочем, возможности Саддама для религиозного обоснования своих действий по сравнению с работающим как часы механизмом Совета высших улемов королевства Саудовской Аравии были относительно невелики: в конце концов, именно он в свое время приказал повесить, убить или отравить множество иракских духовных лиц. Поэтому в его джихадистской риторике стали проскальзывать популистские нотки. Как только полмиллиона американских военнослужащих высадились в Саудовской Аравии, Саддам обрушил всю свою ненависть на «крестоносцев», колониализм, империализм и т. д. Волна энтузиазма, который он вызывал в арабском мире, объединила националистов, видевших в нем воплощение Насера, и радикальных исламистов, мечтавших о падении династии саудитов.

«Арабская улица» – выражение, именно тогда получившее широкое распространение, – стала с еще большим воодушевлением выступать в поддержку Саддама с 15 января 1991 года, когда началась операция «Буря в пустыне». В ходе ее иракские войска были оттеснены из Кувейта сначала к иракской границе, а затем и за ее пределы. Запустив несколько ракет «Скад», упавших на территорию Израиля, Саддам усилил бурление масс, разжигая в них антисионистские настроения. Арафат оказал ему поддержку, вследствие чего после разгрома Ирака финансовые потоки из стран Персидского залива устремились в сторону его соперника ХАМАС. Легенды о «Скадах» стали особенно популярными в странах Магриба, где мобилизация приобрела антифранцузский характер из-за участия президента Миттерана в коалиции, возглавляемой США. В Касабланке мне рассказали такой анекдот: «В Марокко решили пульнуть по Франции “Скадом”. Но в последний момент ракета так и не смогла взлететь. И выяснилось, что к ней прицепились десятки человек в надежде добраться до Франции без визы». Этот анекдот наглядно демонстрирует всю противоречивость постколониальных отношений Франции и Магриба. В Алжире Саддама поддерживало самое радикальное крыло Исламского Фронта Спасения, который, едва успев оформиться, в июне 1990 года с триумфом победил на местных выборах. Проповедник Али Бельхадж шел в военной форме во главе огромной процессии, скандирующей «Бей, Саддам!» («Садд, йа Саддам!»). Участники этого шествия вскоре проголосуют за ИФС, который одержит победу в первом туре парламентских выборов в декабре того же года.

Духовное влияние саудовских властей на глобальный процесс исламизации был поставлен под угрозу еще более радикальной идеологией, обернувшей дискурс исламизации против них же. Поначалу саудовские либеральные круги пытались воспользоваться военным присутствием Запада для продвижения реформ. Имея перед глазами образец для подражания в виде американских женщин-военнослужащих, открыто водивших машины в королевстве, 66 жительниц Саудовской Аравии 6 ноября 1990 года демонстративно сели за руль. Это повлекло за собой немедленную жесткую реакцию со стороны властей, давших отмашку самым консервативным кругам, заклеймившим «коммунистических шлюх». (Женщины получили разрешение водить машину только в сентябре 2017 года, а вступило в силу оно в июне 2018 года, после Рамадана.) В рядах исламистов постепенно нарастало озлобление против короля.

Не в его пользу было и то, что он уже обжегся на операции по захвату Заповедной мечети в Мекке в ноябре 1979 года. Для начала, в мае 1991 года по инициативе молодого имама Салмана аль-Ауды, которого в девяностые монарх то сажал в тюрьму, то привлекал на свою сторону, 109 проповедников и активистов направили «Письмо требований» («Хитаб аль-маталиб») королю. В письме содержалось требование хранить верность самым строгим предписаниям ваххабизма и избавиться от тлетворного влияния христиан и евреев. В завуалированной форме критике подвергалась монополия на власть правящей династии, чья религиозная легитимность была поставлена под сомнением появлением войск «крестоносцев» на священной земле. Подписавшие петицию просили о создании «консультативного совета». Король сначала попросил старейших улемов сделать внушение авторам инициативы на том основании, что, публично выступая с жалобами, они могли посеять смуту (фитна) среди верующих. Затем он все же согласился с созданием совета, но назначил туда представителей крупнейших племен, в большинстве своем получивших образование на Западе. Некоторые из тех, кто подписал письмо, затем опубликовали «предостерегающий меморандум» («аль-музаккира ан-насиха»), в котором ставились под сомнение все устои режима: он требовал независимости духовных лиц, полной исламизации законов и банковской системы, критиковал слабость саудовской армии, обращение за помощью к американским военным и т. д.

3 мая 1993 года некоторые из авторов меморандума создали исламистскую оппозиционную организацию – неслыханный, недопустимый прецедент для ваххабитского королевства. Его арабское название – «Комитет по защите прав шариата» – можно перевести на английский как «Комитет по защите законных прав». Игра на двусмысленности арабского термина была призвана обеспечить поддержку западных либералов и борцов за права человека, не слишком искушенных в арабском. Благодаря этому подписанты, быстро оказавшиеся за решеткой, были вскоре отпущены под давлением Международной Амнистии, а их лидер Мухаммед аль-Масари в апреле 1994 года обосновался в Лондоне. Там в течение двух лет он поносил саудовский режим, расписывая его бесчеловечность… по факсу. (Поскольку это было еще в доинтернетовскую эпоху, счета за пользование факсом приходили настолько астрономические, что British Telecom в 1996 году отключил политэмигранту телефон за неуплату.)

Власть продолжала методично сажать в саудовские тюрьмы главных активистов этого исламистского оппозиционного движения, известного как «Пробуждение» («ас-Сахва»), и в 1996 году аль-Масари ушел из большой политики, уступив место Усаме Бен Ладену. Связанный с авторами меморандума Бен Ладен бежал в 1991 году из Саудовской Аравии в Афганистан, а затем переехал к ат-Тураби в Судан, где жил с 1992 по 1996 год. Первым его лозунгом было «изгнать американцев с Аравийского полуострова». Во время вторжения в Кувейт он предлагал королю Фахду развернуть джихадистские бригады против войск Саддама. Монарх не удостоил своим августейшим вниманием это предложение. Более того, 7 августа 1990 года он призвал на помощь американцев. Месть за это оскорбление придет, как мы увидим позже, в виде взрывов американских посольств в Танзании и Кении, прогремевших в 1998 году, в очередную годовщину этой просьбы о помощи.

После вывода советских войск из Афганистана 15 февраля 1989 года те иностранные джихадисты, у которых была такая возможность, начали возвращаться на родину. Многие из них были полны решимости воспроизвести афганский опыт вплоть до свержения «отступнических» режимов и замены их исламскими государствами. Наряду с дестабилизацией обстановки в ряде мусульманских регионов Северного Кавказа после распада СССР – в первую очередь, в Чечне – десятилетие было отмечено тремя главными конфликтами: в Алжире, Египте и Боснии. В двух первых участники джихада были местного происхождения; в третьем основную массу джихадистов составляли саудовцы, египтяне и несколько принявших ислам европейцев. Вряд ли кто-то из боснийцев побывал в Афганистане.

В Алжире возвращение «афганцев» начиная с 1989 года совпало с социальными потрясениями, начавшимися с бунтов и погромов 1988 года, распада правящего Фронта национального освобождения (ФНО) и начала деятельности Исламского фронта спасения (ИФС). Мечеть, где собирались местные «афганцы», находившаяся в столичном рабочем квартале Белькур (ранее известного тем, что там провел юность Альбер Камю), к слову, носила весьма подходящее название «Кабул». Объединившись с бывшими членами Вооруженной исламской группы Мустафы Буяли, «афганцы» взяли штурмом пограничный пост в городке Геммар 28 ноября 1991 года. Они обезглавили находившихся там призывников, чтобы отметить (с разницей в несколько дней) годовщину гибели «мученика» Абдуллы Аззама, идеолога джихада. Эта акция была также их способом выразить неодобрение электоральной стратегией Исламского Фронта Спасения. После сокрушительной победы на муниципальных выборах в июне 1990 года ИФС оказался меж двух огней. С одной стороны было консервативное крыло, основу которого составляли набожные средние классы, представленные Аббаси Мадани, стремившимся исламизировать государственную структуру, созданную ФНО. С другой – неимущая городская молодежь, жаждавшая борьбы и свержения существующего строя. В результате в Алжире в 1991 году установилось двоевластие, страна была парализована «повстанческой забастовкой», приведшей к аресту обоих руководителей партии, Мадани и Бельхаджа, которые пробудут в тюрьме всю гражданскую войну. Впрочем, 26 декабря 1991 года ИФС с большим отрывом выиграл первый тур парламентских выборов, пусть даже и потеряв миллион голосов по сравнению с муниципальными выборами, ожидая по всем прогнозам абсолютного большинства во втором туре. План президента Шадли сохранить власть, кооптируя в нее представлявший меньшинство ИФС, был сорван безоговорочным лидированием партии на выборах. 11 января 1992 года армия вынудила главу государства уйти в отставку, на следующий день выборы были «приостановлены», а 4 марта, после ареста большинства руководителей и активистов ИФС, партия была распущена. В отличие от ситуации в Иране, где структурированное и иерархизированное духовенство сумело объединиться и довести до конца процесс захвата власти, ИФС попытка переворота не удалась. Разношерстность и аморфность фронта не позволила ему использовать свою громадную популярность для создания победоносной революционной партии. ИФС так и не смог оправиться от разгрома, учиненного армией, которой, в свою очередь, пришлось участвовать в пятилетней гражданской войне. Этот джихад против генштаба и его союзников стоил стране около ста тысяч человеческих жизней.

Разброд и шатания в рядах руководства исламистского движения вскоре привели к отчуждению от него масс, последовавших за ИФС. В первую очередь, это обусловило раскол его электората по принципу социальной принадлежности. Партия пыталась предотвратить его c помощью религиозных лозунгов, противопоставляя «хороших мусульман» «безбожникам и отступникам». «Умеренные» лидеры движения верили в возможность исламизации страны через электоральный процесс, не прибегая к коренной трансформации ее политического строя. Но вмешательство армии в этот процесс между двумя турами выборов привело к стратегическому поражению «умеренных». Как следствие, этот путч усилил позиции самой «экстремистской» фракции. По сути, модель афганского джихада была пересажена на алжирскую почву, где к ней привили местный опыт партизанской борьбы, накапливавшийся со времен войны «моджахедов» за независимость (1954–1962) вплоть до создания Вооруженной исламской группы (ВИГ) Мустафы Буяли (1982–1987).

Пока в руководстве ИФС шли процессы размежевания, местные джихадисты и ветераны Афганистана объединяли усилия, совместно создав в октябре 1992 года Вооруженную исламскую группу (ВИГ). Ее первый «эмир», бывший автослесарь Абдельхак Лаяда, заклеймил руководителей ИФС как «безбожников». Он также объявил оправданным пролитие их крови; это же относилось ко всем госслужащим и другим «детям Франции». В длинном тексте, опубликованном в марте 1993 года, авторство которого, хотя и без полной уверенности, приписывается Лаяде, он отождествлял себя с афганским джихадом. Как и алжирский джихад, который он намеревался возглавить, тот являлся «личной обязанностью» каждого правоверного, как завещал Абдулла Аззам. Одновременно Лаяда отстаивал верность учения Буяли. В 1993–1994 годах ВИГ положила начало этапу массовых убийств с концентрацией на «уязвимых целях». К ним относились ненавистные франкоязычные интеллектуалы, представители гражданского общества, врачи, журналисты. До них добраться было куда проще, чем до армейской верхушки. А поскольку намеченные к отстрелу личности располагали культурным капиталом, необходимым для восхождения по социальной лестнице, именно на них ВИГ науськивала разочарованных и озлобленных «хиттистов». Тем после арабизации школьного образования ФНО упомянутый культурный капитал был уже недоступен. А в силу известности жертв их символические убийства сеяли всеобщую панику. Рабочие кварталы и сельская местность переходили под контроль ВИГ, отказываясь подчиняться властям, которые изолировали их, при этом не пытаясь восстановить там порядок. Поначалу местные исламисты финансировали новых хозяев жизни, но постепенно они сами оказались в положении жертв разбоя и вымогательств молодых бандитов, называвших себя джихадистами. В конечном итоге спустя три года даже сторонники ВИГ отвернулись от нее.

С июля 1993 года джихадисты со всего мира, эмигрировавшие в «Лондонистан» (где британские власти принимали экстремистов всех мастей, надеясь их приручить), начали публиковать еженедельник «аль-Ансар». Этот бюллетень, поддерживавший ВИГ, рассылался по факсу по завершении каждого пятничного намаза. Изданием руководил в том числе Абу Мусаб ас-Сури, сирийский инженер, получивший образование во Франции, который вплоть до 2010-х годов будет играть важную роль в дальнейшей истории джихадизма. Стремительный рост популярности ВИГ убедил нескольких лидеров ИФС в целесообразности объединения с ней усилий, соглашение о чем было достигнуто 13 мая 1994 года в ходе тайной встречи руководителей движений. Это вынудило Исполнительную инстанцию ИФС за рубежом (ИИР) создать 18 июля конкурирующую группировку – Исламскую армию спасения (ИАС). Она задумывалась, как военное крыло ИФС, которое будет вести переговоры с алжирскими генералами. ВИГ же с ходу отметала путь переговоров. Она требовала очистить землю от «безбожников» и путем джихада утвердить исламское государство. Обе группировки истощали силы друг друга в кровопролитных междоусобных битвах, а действующая власть оставалась в положении третьего радующегося. Не успевало остыть кресло павшего в очередной кровавой разборке «эмира» ВИГ, как его место тут же занимал другой. 27 октября 1994 года наступила очередь Джамеля Зитуни. Его «эмирство» началось с экспорта джихада, а именно с захвата в канун Рождества 1994 года (что делало эту акцию крайне символичной) французского авиалайнера, вылетавшего из Алжира, а затем продолжилось кровавыми терактами во Франции в 1995 году. Эти операции, к вящей славе ВИГ на родине, действительно придали импульс борьбе с бывшей метрополией. Целью их было заставить Францию отказаться от любой помощи алжирским властям. Как бы то ни было, эти усилия дали серьезный побочный эффект, поскольку эскалация насилия со стороны джихадистов, которая сопровождалась чистками и казнями, обратилась против общества в целом. Еженедельник «аль-Ансар» отрекся от Зитуни, подозревавшегося в сотрудничестве с режимом. Набожный средний класс дрожал от страха, а нарастающая волна насилия тем временем вылилась в кровавую баню, устроенную ВИГ в августе – сентябре 1997 года в столичных пригородах Раис и Бенталха. После резни, жертвами которой стали сотни людей, у многих вновь проснулись подозрения в том, что организацией манипулируют провокаторы. Как бы то ни было, та прекратила существование 27 сентября, опубликовав последнее коммюнике своего последнего «эмира». Что касается ИАС, то за 6 дней до этого она призвала к одностороннему перемирию, условия которого сводились к следующему: власти проявляют к иасовцам милосердие в обмен на лояльность режиму.

К осени 1997 года, хотя единичные спорадические вспышки насилия наблюдались еще несколько лет, вооруженный джихад, по большому счету, потерпел поражение. В обмен на уступки, сделанные новым режимом «национального согласия», который в 1999 году возглавил Абдель Азиз Бутефлика, многочисленные «умеренные исламисты» проникли в госаппарат, где должны были способствовать «политически корректной» исламизации Алжира. ИФС, даже располагая на заре своего существования таким мощным ресурсом, как мобилизация масс, оказался неспособен грамотно им распорядиться, объединив сторонников и попутчиков под знаменем той революции, которая бы смела режим, как это произошло в Иране в 1978–1979 годах. Недостаточно организованная исламистская интеллигенция оказалась не в состоянии примирить кардинально разнящиеся социально-политические стратегии набожной буржуазии и неимущей городской молодежи. Эскалация насилия в ходе гражданской войны только углубила пропасть между ними, что было на руку захватившей власть армии. Бен Ладен и аз-Завахири тем не менее извлекут стратегические и тактические уроки из этого поражения, а также из современного алжирскому египетского и боснийского джихадов.

Наряду с этим алжирский джихад стал предвестником и прообразом еще одного явления, которое примет широкий размах с 2012 года: распространение исламистского терроризма на территорию Франции. Все началось с захвата французского авиалайнера в столичном аэропорту на Рождество 1994 года. История с угоном завершилась в аэропорту Марселя, где Группа вмешательства Национальной жандармерии Франции (GIGN, те самые французские спецназовцы, что брали штурмом Заповедную мечеть в Мекке в ноябре 1979 года) нейтрализовала четырех боевиков, успевших убить в Алжире трех заложников. Затем с 11 июля по 17 октября 1995 года ВИГ устроила во Франции серию терактов, в результате которых 12 человек погибло, а 175 было ранено. За ними стоял Халед Келькаль, родившийся в Алжире в 1979 году и выросший в Лионском регионе. В лицее его сторонились, а оказавшись в тюрьме, он вновь открыл для себя ислам – классическая биография сотен джихадистов нулевых и десятых годов XXI века. Отправившись в Алжир в 1993 году, в разгар гражданской войны, Келькаль попал под влияние ВИГ, а по возвращении во Францию получил от них первое задание. 11 июля 1995 года он убил проповедовавшего в парижской мечети имама Абдельбаки Сахрауи, одного из отцов-основателей ИФС, который нашел себе прибежище в парижском рабочем квартале Барбес, кишащем выходцами из Северной Африки. Сахрауи, через которого министр внутренних дел Шарль Паскуа контактировал с ИФС, был гарантом того, что Франция обеспечит убежище скрывающимся от событий в Алжире.

Гибель Сахрауи превратила Францию и несколько миллионов ее жителей алжирского происхождения в заложников джихадизма, который пересек Средиземное море и создал себе плацдарм в Европе. Это убийство стало для следующего поколения террористов определяющим в тактике отбора новых жертв. Такие местные исламистские объединения, как Союз исламских организаций Франции (СИОФ, близкий «Братьям-мусульманам»), считали Францию землей ислама (дар аль-ислам) для проживавших там мусульман (что исключало любые военные действия на ее территории). Но активисты ВИГ превратили страну в «землю войны» (дар аль-харб), на которой были допустимы джихад и пролитие крови неверных и отступников. Жертвами терактов, в том числе на транспорте (те же методы будут использоваться в Мадриде в марте 2004 года и Лондоне в июле 2005 года), становились случайные пассажиры. Но ожидаемых результатов это не дало. Французские алжирцы в массе своей остались индифферентными к происходящему. Местные «отцы семейств», в те годы еще оказывавшие сильное влияние на дела общины, отмежевались от смутьянов, ставивших под угрозу так дорого им доставшуюся интеграцию во французское общество. И скрывавшийся в лесах Келькаль был застрелен жандармами как затравленный зверь, поскольку обеспечить его отход на заранее подготовленные позиции было некому.

Французское правительство заняло более жесткую позицию по отношению к исламистскому терроризму, а значительные средства, выделенные спецслужбам, повысили эффективность их работы. За 16 лет на территории Франции не произойдет ни одного теракта (за исключением готовившейся в Рубе акции, о которой ниже) благодаря успешному сбору данных о террористических сетях. Но, пока французские спецслужбы продолжали действовать по отработанной схеме, джихадисты работали над сменой тактики. И разбудили почивавших на лаврах слуг закона только выстрелы Мохаммеда Мера, прогремевшие в марте 2012 года.