Текст книги "Выйти из хаоса. Кризисы на Ближнем Востоке и в Средиземноморье"

28 сентября 2000 года генерал Ариэль Шарон, кандидат на пост премьер-министра Израиля от блока «Ликуд», демонстративно «прогулялся» по Храмовой горе Иерусалима. Тем самым он нарушил политическое соглашение, заключенное с палестинцами, поскольку на этой территории находятся мусульманские святыни – мечети «аль-Масджид аль-Акса» («Отдаленнейшая мечеть») и «Куббат ас-Сахра» («Купол Скалы»). Выходка Шарона, которую мусульмане расценили как плевок в лицо, а сторонники кандидата в премьеры как успех его кампании, имела место за два месяца до президентских выборов в США, по итогам которых Билл Клинтон, «крестный отец» Соглашений в Осло, покинет Белый дом. Смысл акции сводился к тому, чтобы сорвать мирный процесс, на путь которого с таким трудом встали обе стороны в ходе переговоров. Желаемый эффект был достигнут незамедлительно: вспыхнувшие на следующий день беспорядки были жестоко подавлены, а Арафат дал отмашку к началу «интифады аль-Аксы» (по арабскому названию главной мечети комплекса), используя таким образом религиозную аргументацию в обоснование второго восстания. Весь мир 30 сентября облетели кадры, на которых запечатлена в режиме реального времени смерть двенадцатилетнего жителя Газы Мохаммеда ад-Дуры. Мальчик, умирающий от пулевых ранений на руках отца, вызвал бурю эмоций в обоих лагерях. Арафат при этом сам нуждался в укреплении легитимности после того, как семь лет сдавал свои позиции одна за другой. Все это время израильтяне продолжали строить свои поселения, бесчисленные санкции и правовые барьеры душили палестинскую экономику, провозглашение независимости Палестинского государства постоянно откладывалось, и т. д. Арафату надо было выпустить пар из молодежи сектора Газа и Западного берега реки Иордан, особенно из той, что обитала в палаточных городках вынужденных переселенцев. Эти молодые люди, ничего не выигравшие от автономии, могли в любой момент в массовом порядке переметнуться из стана ООП к ХАМАС и «Исламскому джихаду».

Поначалу «Танзим», военизированное молодежное крыло организации ФАТХ («Движение за национальное освобождение Палестины»), сводило интифаду к актам агрессии по отношению к израильским военным и поселенцам. Их целью было оказать давление на израильский электорат с тем, чтобы заставить его отказаться от политики строительства поселений в обмен на мир. В арабском общественном мнении тогда царило убеждение, что Израиль, армия которого только что покинула Южный Ливан, оккупированный с 1978 года, вынужден был вывести войска из-за терактов, организованных «Хизбаллой». Следовательно, аналогичные меры на его собственной территории будут еще более эффективными. Поэтому на саммите в Кэмп-Дэвиде, состоявшемся в июле 2000 года, на исходе президентского срока Билла Клинтона, в ходе своей последней встречи с уходящим в отставку премьер-министром Израиля Эхудом Бараком Арафат вновь настаивал на праве всех палестинских беженцев на возвращение. Само по себе отстаивание этого принципа – пусть даже имевшего нулевые шансы на претворение его в жизнь – уже делало для большей части израильского общества невозможным дальнейшее продолжение мирных переговоров. Это способствовало поправению еврейских избирателей, видевших в Арафате смертельную угрозу самому существованию Израиля. И на выборах, состоявшихся в феврале 2001 года, Шарон одержал триумфальную победу. Ее закрепил состоявшийся месяцем ранее приход в Белый дом Джорджа Буша-младшего, советники-неоконсерваторы которого разделяли позицию блока «Ликуд», сводившуюся к необходимости устранения с политической сцены Арафата. Сломав военную структуру ООП, Шарон проложил дорогу ХАМАС и «Исламскому джихаду». Эти организации принялись активно косить всех без разбора, устраивая резонансные теракты в автобусах и на рынках, с целью уничтожить как можно больше гражданских лиц.

В суннитском мире правомерность «мученических операций» стала предметом полемики среди улемов с 1996 года. В этом году, когда Бен Ладен опубликовал свою «Декларацию о джихаде», началось вещание спутникового телеканала «аль-Джазира». Тот сразу же начал широко рекламировать терроризм смертников, громко именовавшийся «мученическими операциями», транслируя кадры с последствиями терактов по всему миру. Впрочем, Совет высших улемов Саудовской Аравии, осознавая угрозу, которую Бен Ладен представлял для монархии, выступил с безоговорочным осуждением атак смертников. Улемы напомнили, что лишь Аллах волен забрать жизнь, которую Он даровал, а самоубийцы обречены на вечные адские муки. Противоположную точку зрения представлял главный «телепроповедник» «аль-Джазиры» египетский шейх Юсуф Аль-Кардави, принявший подданство Катара и ставший лицом «Братьев-мусульман» на международной арене. Он полностью поддержал терроризм смертников, тем более что ХАМАС, по сути, являлся палестинским отделением его движения. В тщательно аргументированной фетве, выпущенной в марте 1996 года, а затем дополненной и опубликованной повторно во время второй интифады, шейх называл эти операции «самым славным видом джихада на пути Аллаха». Он рассматривал «мученические операции» как составляющую «законного терроризма» («ирхаб машру»), о котором говорил Коран устами Всевышнего:

И приготовьте против них (неверных) сколько можете силы и боевых коней, чтобы устрашить врага Аллаха и вашего врага.

[Сура «Трофеи», аят 60]

Буквальное толкование глагола «устрашать» («терроризировать») вырывало его из контекста и делало частью внеисторической логики, свойственной казуистике «Братьев-мусульман» и салафитов. Это делалось для того, чтобы оправдать терроризм, называя его законным «способом защиты обездоленных для сопротивления всемогуществу сильных и надменных. Прибегая к такой аргументации, Юсуф аль-Кардави в данном случае не брезговал лексиконом Иранской революции. Что касается убийства израильтян в штатском, они были законными, поскольку все граждане Израиля как мужского, так и женского пола отбывали воинскую повинность; а значит, еврейское государство населяли только военные, которые ipso facto представляли собой разрешенные мишени. Фетва аль-Кардави в силу известности автора была самой важной из всех, выпущенных авторитетными суннитскими богословами, и породила множество подражаний. Таким образом, она выполнила задачу структурирования метанарратива террора и мученичества. Впоследствии для мусульманского мира, и прежде всего для аудитории канала «аль-Джазира», она стала призмой, через которую рассматривались все конфликты, которые могли происходить на планете. Мученица-Палестина, отданная на растерзание сионистам, равнодушным к ее участи Западом, продолжала играть в сопротивлении роль главного символа борьбы за ислам, но отныне под знаменем джихада, для которого наиболее предпочтительным методом являлся терроризм смертников.

Жертвами второй интифады за 5 лет пали более 4 тысяч человек столкновений – и четверть из них впервые составляли израильтяне. Под интифадой подвело черту возведение непреодолимого разделительного барьера между Израилем и палестинскими территориями, который только усугубил социально-экономические проблемы автономии. Смерть Арафата 11 ноября 2004 года во французской больнице ознаменовала собой конец целой эпохи: в январе 2006 года ХАМАС выиграл выборы в Палестине, а после столкновений с ФАТХ в июне 2007 года захватил всю полноту власти в секторе Газа. Он будет сохранять ее в течение десяти лет, вплоть до частичного возвращения контроля Палестинской национальной администрации над этой территорией в октябре 2017 года.

Множество тревожных сигналов предвещало это самое яркое событие начала XXI века – а с ним и третьего тысячелетия, – которое превратило джихадизм в его понимании Бен Ладеном и аз-Завахири в ключевой нарратив хаотичного мира, пришедшего на смену холодной войне. Но оно также находилось на стыке гораздо более широких символических парадигм, что и обеспечило ему неслыханный резонанс. Оно не только кардинально изменило геополитическую ситуацию на Ближнем Востоке, положив начало «войне против терроризма», которая усилиями Запада привела к ликвидации Саддама Хусейна, но и имела непредвиденный побочный эффект в виде перехода Ирака в стан шиитов и сближения его с Ираном. По иронии судьбы и сунниты-джихадисты, и США синхронно потерпели поражение на радость их общему врагу – Исламской республике Иран. Впрочем, по прошествии нескольких лет после 11 сентября, несмотря на неоднократные, пусть и в меньшем масштабе, теракты по образу 9/11, волной прокатившиеся от Бали до Мадрида и Лондона, стало очевидно, что «джихаду против дальнего врага» не удалось сплотить широкие массы мусульман под знаменами «аль-Каиды». Невозможность достичь этой цели открывала дорогу новому этапу джихадизма, ставящему под сомнение саму стратегию, наиболее ярким воплощением которой на практике явилось 11 сентября.

Весь мир наблюдал за тем, как 19 смертников, находившихся на борту четырех пассажирских авиалайнеров, повернули их на Нью-Йорк и Вашингтон, чтобы протаранить Всемирный торговый центр, Пентагон и Капитолий. Только сопротивление пассажиров самолета, направленного на Капитолий, помешало удару по последней цели. Эта атака, прежде всего, представляла собой реализацию на практике цели, заявленной в хартии Международного исламского фронта против евреев и крестоносцев, опубликованной в феврале 1998 года: перенести войну на территорию Запада. Теоретическая база, как мы помним, была подведена аз-Завахири во «Всадниках под знаменем Пророка». Но она также вписывалась в события второй палестинской интифады, на которой в тот момент были сосредоточены политические интересы арабско-мусульманского мира. Теракт 11 сентября должен был стать проекцией интифады в глобальном масштабе. И если ХАМАС и «Исламский джихад» убивали в Израиле пассажиров автобусов и посетителей рынков, кафе и пиццерий десятками, «аль-Каида», не размениваясь по мелочам, уничтожила сразу тысячи людей, находившихся в американских башнях-близнецах. Впрочем, такого рода глобализация дела за освобождение Палестины устраивала далеко не всех его участников и сторонников, которые внезапно оказались заложниками битвы гигантов, где им отводилась роль наблюдателей. С 12 сентября Арафат под прицелом камер журналистов сдавал кровь пострадавшим в результате терактов американцам. Даже шейх аль-Кардави попытался провести границу между статусом Израиля – мусульманской территории, занятой неверными, на которой оборонительный джихад был законен, – и статусом американского континента, который никогда не был «землей ислама». Из этого следовало, что 19 смертников не могут претендовать на статус мучеников и должны считаться самоубийцами, подчеркивал аль-Кардави. Деваться ему было некуда, иначе пришлось бы обрубить все линии коммуникации между «Братьями-мусульманами» и Вашингтоном (которые впоследствии ему очень пригодятся).

В чем смысл выбора Всемирного торгового центра в качестве самой символической мишени «живых бомб», если в 1993 году он уже был объектом теракта, стоившего шейху Омару Абдель Рахману пожизненного тюремного заключения? Он позволял «аль-Каиде» продолжить акцию, в совершении которой обвинялся слепой египетский шейх, чей дух незримо витал над авторами «Декларации о джихаде» 1996 года, и в какой-то степени отомстить за его пожизненное заключение в американской тюрьме. Наряду с этим представление атаки заранее распланированной частью последовательно осуществляющейся стратегии придавало значительно больший вес операции. Но и этим ее значение не ограничивалось. Теракт 1993 года драматически подвел черту под сотрудничеством спецслужб США и джихадистов, которые в восьмидесятые были братьями по оружию в борьбе с Советской армией в Афганистане, но он не был доведен до конца. Бен Ладен и его пособники, снеся до основания башни-близнецы, сделали разрыв с бывшим американским союзником окончательным и бесповоротным. Они стерли все следы канувшего в небытие брака по расчету и радикально перекроили тем самым семантику исламистского нарратива.

Отныне джихад должен был вписываться в долгосрочную перпективу исламской эсхатологии, нашедшую отражение в термине «двойной газават» («аль-газватейн аль-мубаракатейн»), используемый «аль-Каидой» для обозначения этой операции во всех последующих заявлениях организации. Это определение взывало к вневременному коллективному сознанию мусульман, в котором «газаваты» являлись символом воинской доблести «всадников под знаменем Пророка». Оно отсылало к самым истокам ислама, когда Пророк громил державы, войска которых хоть и обладали значительным численным перевесом, но были скованы неэффективным командованием. В этом же коллективном сознании Нью-Йорк и Вашингтон ждала судьба Константинополя: американская империя неизбежно падет под ударами джихада, как и ее византийская предшественница в 1453 году, пусть даже на это уйдут столетия. С обращением к этому телеологическому метанарративу, как мы видели, вполне увязывается отождествление СССР, рухнувшего после вывода Советской армии из Афганистана в феврале 1989 года (и разрушения Берлинской стены чуть позже), с государством Сасанидов, разгромленным в 636 году в битве при Кадисии.

Джихадизм стремился утвердиться тем самым в качестве такого же ключевого актора системы международных отношений, каким был ислам седьмого века. Добиться этого можно было, возродив завоевательную миссию этой религии, подзабытую за четырнадцать столетий упадка и компромиссов. И джихадисты проецировали эту священную историю на вызовы современности, замещая конфронтацию НАТО и стран Варшавского договора (исчезнувшего вместе с СССР) этим новым противостоянием «аль-Каиды» безбожию «сионистов-крестоносцев». Более того, они утверждали эту борьбу в качестве нового организационного принципа современного миропорядка, по-своему интерпретируя «Столкновение цивилизаций» Сэмюэля Хангтингтона. Это стремление увязать фатализм исламской телеологии с окончанием холодной войны, как мы видели ранее, в конечном итоге нашло для джихадистов подтверждение в нумерологии, заставлявшей их искать проявление божественного промысла в той или иной дате. В данном случае дата падения Берлинской стены (09.11.1989), символизирующая крах коммунистической системы, зеркально отражает дату «двойного газавата» (11.09.2001), возвещающего приход нового мусульманского порядка. Эти два события имели место на стыке христианских тысячелетий и должны были предвосхищать перевод летоисчисления всего мира на календарь хиджры. И, наконец, выбор национальной принадлежности 19 смертников, 15 из которых были подданными ваххабитского королевства. Это был осознанный выбор, призванный напомнить о цели джихадистской эпопеи, распространенной усилиями Бен Ладена на всю планету: одновременная борьба и против святотатственного Дома Саудов, который 7 августа 1990 года осквернил «землю двух святынь» приглашением на нее американских войск, и против самого осквернителя в лице США. Генеральную репетицию 11 сентября устроили взрывами американских посольств в Кении и Танзании 7 августа 1998 года, на восьмую годовщину того дня, когда король Фахд обратился к американцам с просьбой о защите от армии Саддама Хусейна – первое совпадение дат, в котором усматривался знак божественного провидения.

Стратегия конфликта, впервые представленная 11 сентября, опиралась на три взаимосвязанных элемента. Прежде всего, асимметрия. Стандартные приемы ведения вооруженной борьбы между государствами отвергаются, а терроризм превращается из орудия протеста в настоящее орудие мировой войны. Здесь по обе стороны линии фронта гражданские лица: четыре угнанных пассажирских авиалайнера, тысячи жертв тому пример. Далее, театрализация действа, призванная обеспечить максимальный резонанс в СМИ, довести до предела шоковое состояние противников и энтузиазм сторонников во всем мире. Весьма показательный пример такого воздействия СМИ всплыл во Франции во время судебных слушаний по «делу братьев Мера», состоявшихся в октябре 2017 года. Абделькадер и Мохаммед Мера, тогда еще обычные мелкие уголовники, жили в одном из не отличавшихся фешенебельностью пригородов Тулузы. На следующий день, после того как они сутки напролет зачарованно следили в прямом эфире за атаками на Нью-Йорк и Вашингтон, братья вышли на улицу, скандируя «Да здравствует Бен Ладен!». Постепенно их засосал салафитский джихадизм, который привел Мохаммеда в марте 2012 года к убийству мусульман-«отступников» в погонах и евреев. События 11 сентября как будто были взяты из сценария голливудского фильма-катастрофы. Он срежиссирован с гигантским размахом и насыщен спецэффектами, и классические приемы кассового боевика подавались таким образом, чтобы затронуть струны души самой широкой аудитории. Сенсационные кадры просто просились в экстренные выпуски новостей, причем в этом реалити-шоу реальность происходящего завораживала даже сильнее, чем само шоу. Трансляция его на весь мир стала возможной благодаря широкому распространению с середины предыдущего десятилетия спутниковых каналов, в первую очередь «аль-Джазиры». Этот катарский канал больше, чем любой другой, будет способствовать раскрутке той видеопродукции, которую начала поставлять «аль-Каида». Этот последний элемент, сочетание терроризма как акта военных действий с его театрализацией средствами массовой информации, носил сознательно провокационный характер. Смысл был в том, чтобы заставить Запад направить свои войска в Афганистан, а после того, как они увязнут в этой ловушке, разгромить их, как это сделали двенадцатью годами ранее с советскими войсками. Бен Ладен и его окружение рассчитывали, разумеется, не на то, что атаки террористов-камикадзе 11 сентября сами по себе уничтожат США, а на то, что они запустят процесс, который в конечном итоге сломит Запад.

В своем манифесте «Всадники под знаменем Пророка» аз-Завахири посвятил несколько абзацев собственно медийному полю битвы. И хотя он ни разу не упоминает мастерство, проявленное в этой области Исламской республикой Иран – шиитским конкурентом в борьбе за гегемонию в исламистском движении, – влияние ее методов очевидно. Суннитские джихадисты лишились заслуженных лавров победителей, когда вывод советских войск из Афганистана затмила сознательно выпущенная днем ранее, 14 февраля 1989 года, фетва Хомейни, выносившая смертный приговор Рушди. «Аль-Каида» явно взяла на вооружение эти приемы при подготовке к операции 11 сентября. Театрализация теракта, его адаптация к формату новостных СМИ и шоу-бизнеса были необходимыми условиями его тиражируемости, а значит, и эффективности. Но в конечном итоге, эта вера в мобилизационный потенциал такого рода трансляций в первые годы XXI века, то есть еще до эры социальных сетей, остававшихся доступными только телеаудитории, вскоре покажет свою несостоятельность в новых условиях и будет способствовать устареванию модели «аль-Каиды».

11 сентября пришлось на первый год президентства Джорджа Буша-младшего, окружившего себя советниками, многие из которых разделяли «неоконсервативную» идеологию. Этим «неоконам» (устоявшееся в литературе определение неоконсерваторов. – Прим. пер.) предстояло искать ответ на провокацию «аль-Каиды». Они, как и джихадисты, укрепили свои позиции победой над СССР в 1989 году. «Неоконы» со своей стороны относили эту победу на счет «твердого курса», который они отстаивали в дебатах со всеми теми, кто стремился к мирному сосуществованию с Москвой. В их распоряжении так же, как и у их оппонентов-исламистов, имелся телеологический нарратив. Только в их случае это была концепция Конца истории, изложенная в одноименной книге Фрэнсиса Фукуямы, вышедшей в 1992 году. Фукуяма доказывал, что западная либеральная демократия представляет собой неизбежный итог эволюции человечества в его гегелевском понимании. Его теория нашла применение, прежде всего, в бывших «народных демократиях» Центральной и Восточной Европы. Освободившись после падения Берлинской стены, они тут же взяли на вооружение либерализм, и большинство из них вступило в Европейский Союз. «Неоконы» полагали, что этот исторический опыт может быть распространен по всему миру, в том числе мусульманскому; все, что им нужно, – располагать средствами, необходимыми для «содействия» проведению соответствующих изменений. Вышедшее спустя четыре года «Столкновение цивилизаций» Хантингтона, на первый взгляд, отстаивает позиции, противоположные концепции Фукуямы. Хантингтон подчеркивал специфику цивилизаций, враждебных Западу, образцом для которых является ислам (а за ним конфуцианство). Неоконсерваторы свели воедино обе теории, делая упор при этом на военно-политическое вмешательство, которое, как они полагали, заложит основу для преобразования мусульманского мира, что приведет его в конечном итоге к демократии западного типа.

Прежде всего, этих праворадикальных интеллектуалов, преимущественно евреев, многих из которых в юности влекли левацкие идеи, в частности троцкизм, занимал вопрос безопасности Израиля, которой угрожала интифада. Они с настороженностью отнеслись к Соглашениям в Осло. Они подозревали президента Джорджа Буша-старшего в том, что тот поставил Израиль в проигрышную позицию на переговорах, и винили Билла Клинтона в том, что он оказывал давление на Израиль с целью заставить эти соглашения подписать. Неоконсерваторы поэтому поддержали «Ликуд» Биньямина Нетаньяху, когда тот в 1996 году пришел к власти после убийства Ицхака Рабина, совершенного евреем-фанатиком на пике волны терактов смертников, за которой стоял ХАМАС. В докладе, вышедшем в том же году под названием «Окончательный разрыв» («A Clean Break»), самые авторитетные «неоконы» выступали за полную реструктуризацию власти на Ближнем Востоке. Это означало свержение тех олигархических и диктаторских режимов региона, ущербная экономическая политика которых держалась только за счет использования популистской антиизраильской риторики. Данная стратегия «упреждения» должна была стать концептуальной основой внешней политики США в регионе. В качестве главного ее поборника выступал Пол Вулфовиц, который при Джордже Буше-младшем займет должность замминистра обороны США. В 1998 году неоконсервативный аналитический проект Вулфовица «Новый американский век» направил открытое письмо президенту Клинтону. (Многие из подписавших его два года спустя займут ключевые посты в администрации Джорджа-Буша-младшего.) Эксперты призывали в письме к отстранению от власти Саддама Хусейна на том основании, что лидер Ирака якобы обходит санкции, наложенные на него ООН в 1991 году по итогам операции «Буря в пустыне», и наращивает запасы «оружия массового уничтожения». Они пытались убедить себя (и других), вторя многочисленным иракским шиитам, эмигрировавшим в США и втершимся к ним в доверие, что ликвидация диктатора будет способствовать зарождению в Месопотамии гражданского общества. На этой основе они построят демократический Ближний Восток, проводящий проамериканскую политику и дружащий с Израилем. События 11 сентября жутко громко и запредельно близко подсказали способ претворения в жизнь этой концепции – масштабная военная операция.

Оправившись от шока и скорби, американцы отреагировали на атаку джихадистов на Нью-Йорк и Вашингтон в два этапа. Первый был направлен на «симптоматическое лечение» зла путем уничтожения организации, несущей за него прямую ответственность. Этот этап начался 7 октября 2001 года с вторжения американских войск на территорию Афганистана, контролируемую талибами, среди которых скрывался Бен Ладен. Наступление смело режим муллы Омара, но главарь «аль-Каиды» ускользнул от возмездия. Целью второго этапа было радикальное устранение самого этого зла через изменение условий, которые, по мнению неоконсерваторов, способствовали тому, чтобы оно пышным цветом расцвело на Ближнем Востоке. Этот этап начался с вторжения в Ирак США и их союзников 20 марта 2003 года. В качестве целей вторжения указывались свержение диктаторского режима Саддама Хусейна и демократизация Ирака. По иронии судьбы по окончании суннитского восстания, возглавлявшегося «аль-Каидой», преимущественно шиитский Ирак перешел в сферу влияния соседнего Ирана. Реакция на это суннитов в конечном итоге оформилась в «Исламское государство Ирака и Леванта», также известное по арабской аббревиатуре ДАИШ. Оно создавалось по новым лекалам международного джихадизма, и в 2014–2017 годах превратило города Мосул и Ракку в столицы царства неслыханного доселе террора.

Наступление в Афганистане продемонстрировало несоответствие между природой вызова, брошенного «двойным газаватом» 11 сентября, и способностями США и их союзников к нанесению удара возмездия. Их военный потенциал был идеально приспособлен для ликвидации режима, контролирующего определенную территорию, с казармами, дворцами, инфраструктурой. Но и их огневой мощи было недостаточно для уничтожения террористической сети. За «аль-Каидой», название которой на арабском означает «базу», «основу», в данном случае скорее скрывалась информационная база данных, связывающая членов организации в виртуальном пространстве, чем централизованная база, занимающая определенную территорию, уязвимую для бомбардировок или десанта. Впрочем, вторжение американцев в Афганистан не оправдало и ожиданий Бен Ладена и аз-Завахири. Они были убеждены, что ответная атака американцев закончится тем, что их экспедиционные силы быстро увязнут в войне и в итоге будут разгромлены, как это было с советскими войсками. Более того, они рассчитывали, что «аль-Каида» воспользуется этим, чтобы возглавить джихад, который поднимет правоверных всего мира против вторжения на эту «землю ислама» войск безбожников. Между тем бойцы, взявшие Кабул, были афганцами, истинными мусульманами, набранными из рядов «Северного альянса», прозападной коалиции племен и народностей, враждебной талибам. Кадры, на которых пленных арабских джихадистов связывали колючей проволокой, не встречали особого сочувствия в исламском мире, который на этом этапе совсем не рвался к участию в новом джихаде.

Хотя «аль-Каида» и обманулась в этой надежде, сама сетевая структура этой организации продемонстрировала высокую степень сопротивляемости вооруженному наступлению. 7 октября 2001 года, когда началось наступление, «аль-Джазира» распространила видеозапись, имевшую огромный резонанс. Перед входом в горную пещеру в Афганистане сидел Бен Ладен в компании аз-Завахири и еще двух боевиков. Сначала главарь «Аль-Каиды» превозносил «благословенный авангард мусульман», нанесший удар по «надменным» США. Затем он поклялся «Аллахом, который возвысил небеса без всяких опор, что ни Америка, ни ее народ не смогут даже мечтать о безопасности до тех пор, пока ее не будет в Палестине и пока все армии неверных не покинут землю пророка Мухаммеда (Саудовскую Аравию. – Прим. пер.), да покоится Он с миром». Чем не иллюстрация для знаменитого афоризма Маршалла Маклюэна: the medium is the message! Четверо мужчин в чалмах и традиционном мусульманском одеянии, сидящие на голой земле у входа в пещеру, с АКМ наперевес, угрожают «мировому жандарму» в лице США. А в это самое время крылатые ракеты и истребители разносят в щепки бастионы талибов, одновременно поливаемых бомбами. Видеозапись произвела сильнейшее впечатление. Прежде всего, она вызывала у целевой аудитории ассоциации с изгнанным Пророком, который с горсткой сподвижников готовится завладеть Мединой и строить в ней царство ислама. Но она могла восприниматься и в более широком контексте, выходящем за рамки ислама, – как битва Давида с Голиафом, обездоленных праведников с всемогущими злодеями. Бен Ладен сопоставлял количество жертв атак 11 сентября и других терактов, совершенных в США джихадистами, с неизмеримо более трагичными последствиями преступлений Запада, от Хиросимы до Палестины. Это позволяло ввести теракты в логику законного возмездия, следующего принципу талиона – «око за око». Данный способ коммуникации в последующие годы станет стандартным для видеообращений «аль-Каиды». Эти пропагандистские записи останутся ее главной визитной карточкой в СМИ и ярким доказательством ее живучести в неприступной виртуальной крепости. Этот стиль взяли на вооружение джихадисты следующих поколений; так, например, в видео, выложенном в сеть в январе 2015 года, небезызвестный Амеди Кулибали, подражая своим духовным отцам, с таким же автоматом Калашникова наперевес и в таком же одеянии брал на себя ответственность за убийства в редакции «Charlie Hebdo» и парижском кошерном магазине.

Пока самая мощная в мире армия и ее союзники паровым катком катились по Афганистану, видеозаписи такого рода с осени 2001 года и на протяжении 2002–2003 годов регулярно демонстрировались по телевидению, способствуя формированию у Бен Ладена и его подручных имиджа несгибаемых героев. Впрочем, по прошествии времени можно констатировать, что реальное положение вещей было гораздо сложнее, чем та черно-белая картина, которую рисовали тогда оба лагеря, пропустив ее через свое эмоциональное восприятие и отлакировав своей пропагандистской машиной. С одной стороны, инфраструктуре «аль-Каиды» в Афганистане был нанесен значительный урон, и организация лишилась множества руководителей высшего и среднего звена. Среди них были и организаторы терактов 11 сентября, многие из которых оказались в итоге в лагере Гуантанамо. Американская тюрьма стала идеальным местом для создания нового метанарратива о жертвенности джихадистов, разворачивающегося параллельно вторжению американских войск в Ирак, о чем мы расскажем далее. Все это, впрочем, не помешало «аль-Каиде» продолжать свою стратегию террористических атак по всему миру. Тем не менее мобилизовать мусульманские массы под своими знаменами ей не удалось. С другой стороны, все указывает на то, что ликвидация Бен Ладена не была основной целью стратегов Белого дома. Смена режима в Багдаде считалась главным приоритетом, а средства на операцию по поимке «террориста номер один» выделялись по остаточному принципу. Ибо главарь «аль-Каиды» был лишь второстепенным звеном в грандиозном неоконсервативном проекте по переустройству Ближнего Востока путем установления в Ираке нового режима, отвечающего интересам США и способного к мирному сосуществованию с Израилем. С этой точки зрения, явное сопротивление, оказывавшееся террористами-джихадистами на протяжении 2002 года, было очень удобным способом сознательно стирать различие между ролями Усамы Бен Ладена и Саддама Хусейна. Подмена одного противника другим позволяла без конца раздувать мыльный пузырь «войны против терроризма» в надежде добиться осязаемого результата. В декабре 2002 года правительство Ариэля Шарона начало возводить разделительный барьер между Израилем и палестинскими территориями, который станет решающим препятствием для продолжения второй интифады. Устроенный одновременно «аль-Каидой» в Кении теракт против израильских туристов своей цели, по большому счету, не достиг. В выпущенном по горячим следам, дабы сгладить впечатление от фиаско, длинном заявлении «политического бюро “аль-Каиды” в Ираке», перечислялись все теракты, за которые организация брала на себя ответственность, начиная с взрывов 7 августа 1998 года в американских посольствах в Кении и Танзании. К сожалению для авторов, подобный список вряд ли мог компенсировать отсутствие мобилизации «мусульманских масс» всего мира, которые так и не бросились на помощь к гонимым джихадистам.