Текст книги "Холодный мир"

29
Эмма

Обнаружение Бета дало всей команде так сильно ей необходимый воодушевляющий толчок. Ко всем вернулось чувство осмысленности того, что мы на правильном пути и что мы, так или иначе, во всем разберемся. Ни одна команда, чем бы вы ни занимались, не может долго двигаться вперед без побед, и наше обнаружение артефакта Бета как раз и есть такая победа. Это огромный шаг вперед, но до конца еще невероятно далеко.

Вчера мы отправили Мадре на поиски «Флота Януса». После перезарядки батарей флот перенаправят к Бета, оказавшемуся гораздо ближе к Солнцу, чем мы предполагали. Вообще, один из зондов Икара, который обнаружил второй артефакт, шел по достаточно длинному вектору поиска, то есть на самом краю предположенной Мином зоны. Он считает, что артефакт питается энергией Солнца и его скорость возрастает с приближением к нему.

Если он прав, то может существовать несколько вариантов. Во-первых, артефакт Альфа, который мы искали с самого начала, ускорился настолько, что исчез из предполагаемых нами координат.

Дальнейшее исследование позволило команде прийти к согласию по некоторым вопросам: мы легли на курс перехвата артефакта Бета, и вчера все-таки отправили зонды к Земле и к «Форнакс». В них записано все, что мы знаем на данный момент.

Когда я спросил Григория, можем ли мы достичь Бета, он туманно ответил: «Возможно». Бросив короткий взгляд на Гарри, он пустился в пространные рассуждения по поводу неизученных способностей артефакта к ускорению, солнечного исключения и эффекта гравитационной пращи.

Что-то не так. Я знаю, что Гарри, Мин и Григорий что-то обсуждают втайне от всех, и мне кажется, что говорят они обо мне, потому что каждый раз, когда я захожу, они меняют тему. Кроме этого, мне точно известно, что Идзуми и Джеймс часто шепчутся наедине в медицинском отсеке, и тут уж я уверена – причина во мне и моей слабости костей. Состояние моих десен все хуже, и я все слабее могу сжать что-то своей рукой. Еще у меня крошатся ногти, а по ночам все чаще накатывают спазмы. Такое чувство, что я очень быстро старею, практически дезинтегрируюсь, словно попав во временну́ю петлю. Но факт остается фактом: физические упражнения и прием витаминов – единственное, что может помочь.

В любом случае лучше уж так, чем погибнуть на МКС или в спасательной капсуле. У меня появился шанс стать частью чего-то важного – невероятной миссии вместе с лучшими умами человечества и лучшими людьми из всех, кого я знаю.

Никто из нас не перестанет бороться.

* * *

Зонд Мадре нашел «Флот Януса» и после перезарядки направил один из скаутов с полученными данными на наш корабль. Остальные зонды сейчас уже на пути к Бета и прибудут туда через пару недель.

Хорошая новость в том, что раз Бета сейчас за нами и движется очень быстро, то до него мы доберемся гораздо быстрее, чем если бы пытались догнать Альфа. Плохая новость: скорость Бета может быть настолько высокой, что он пронесется мимо нас прежде, чем мы его перехватим.

Часики тикают. Скоро мы все узнаем.

* * *

Гарри, Джеймс и я заняты работой в лаборатории, когда туда заглядывает Григорий.

– Встречаемся в «пузыре».

Это сказано настолько прямым тоном, что я чувствую – нас ждут плохие новости.

Когда мы появляемся в зале, вся команда уже там, пристегнутая к своим местам вокруг стола.

– Коммуникационный зонд вернулся от «Форнакс».

Слышать, что «Форнакс» вообще где-то есть – это облегчение. Однако по выражению лица Мина мне кажется, что на этом хорошие новости закончились.

– Я прочту их ответное сообщение слово в слово, – продолжает Мин, и, откашлявшись, начинает читать.

Примите к сведению, «Форнакс» поврежден. Шесть капсул не добралось до места встречи.

– Тут еще есть список, – Мин показывает свой планшет. – Мы с Григорием его уже просмотрели. Одна капсула – это Гарри, еще четыре – беспилотные капсулы с запасами. Шестая – это Оливер Карн, инженер аэронавтики с «Форнакс».

Оливер занимал ту же должность, что и Григорий у нас. Это плохо.

Наступает длительная тишина. Мне, наверное, легче это пережить, поскольку я единственная, кто не был знаком ни с кем из первого состава команд и кому пришлось увидеть смерть в космосе.

– Думаю, теперь понятно, почему капсулу Гарри направили на точку сбора корабля «Пакс», – говорю я, стараясь, чтобы голос звучал как можно более буднично. – Как только капсула Карна потерялась, оставив «Форнакс» без инженера, центр управления полетом принял решение, что умения Гарри будут гораздо более востребованы здесь.

– Ну это слишком, – хмыкает Гарри. – Вот без Григория нам было бы действительно трудно.

– Ну наконец-то кто-то сказал правду, – пожимает тот плечами.

В ответ по отсеку разносится легкий смешок – слабая попытка скрыть наше разочарование. Но именно сейчас для нас начинается настоящая работа.

– Тут есть и продолжение, – замечает Мин.

Команда «Форнакс» считает правильным переместить запчасти для зондов на «Пакс». Также сообщаем: груз Дельта не поврежден.

– Груз Дельта? – не понимаю я.

– Единственное, чем отличаются наши корабли, это груз: у них есть ядерные заряды, у нас – части для зондов.

– И еще у меня и Дэна Хэмпстеда разная специализация, – добавляет Шарлотта.

– Да, это правда.

– Ну и окончание письма следующее:

Мы меняем курс и готовимся к встрече и стыковке. Ждем дальнейших указаний.

– Конец сообщения, – Мин замолкает, но тут же продолжает: – Давайте обсуждать варианты.

– Дайте мне минуту, – берет слово Джеймс. – Нужно подумать. Нам всем. Перед тем как мы примем какое-либо решение.

* * *

В лаборатории Джеймс уводит меня в сторону.

– Твоя болезнь прогрессирует.

– Я знаю.

– Но ты не знаешь, насколько все плохо.

– Я знаю, Джеймс.

– Ни я, ни Идзуми не можем вылечить тебя тут. Нужен госпиталь и нормальная гравитация.

– Это уже невозможно, мы оба это понимаем.

– Почему? Мы ведь на реактивном корабле, а скоро у нас будет второй, единственная польза от которого – это выпустить ядерный заряд и вернуться на Землю как можно быстрее.

– Нет.

– Что «нет»?

– Нет, я не поеду. Ты не засунешь меня в «Форнакс» и не отправишь домой. Я останусь тут и продолжу работать, тем более что «Форнакс» нам еще пригодится в погоне за артефактом. Даже если только для того, чтобы наблюдать и передавать данные на Землю, на случай если «Пакс» выйдет из строя. Нельзя просто впустую тратить такую возможность, используя корабль как машину «Скорой помощи». Все мы тут одноразовые, так сказать.

– Нет.

– Да. И хватит об этом.

– Ты хоть понимаешь, что твоя слабость и последующая смерть сделают с командой?

– Они сильные – справятся.

– Не будь так уверена.

– Ты сейчас о себе или о них?

– Обо всех. Пожалуйста, Эмма, задумайся об этом.

– Мне и думать не нужно.

– Ты сумасшедшая! – всплескивает руками Джеймс. – Ты знаешь это? Сама сумасшедшая и меня с ума сводишь.

Он вылетает из лаборатории. Хорошо, что тут невесомость и нельзя хлопнуть дверью, а то бы сейчас эта самая дверь слетела с петель.

Я очень надеюсь, что поступаю правильно и для миссии, и для каждого на планете Земля, включая мою сестру и ее детей. Из-за таких мыслей я чувствую себя паршиво.

* * *

Час спустя мы снова собираемся в «пузыре» и принимаем решение: мы встретимся с «Форнакс» и перенесем все компоненты зондов на «Пакс». Джеймс все так же угрюм, непонятно только, виной тому наш разговор или тяжесть принятого решения. Его план не обсуждается, и никто не поднимает вопрос о моем отправлении на «Форнакс» или какой-то другой корабль, возвращающийся на Землю. Интересно, думает ли он сейчас об этом.

* * *

Вернувшись в лабораторию, Джеймс, Гарри и я обсуждаем, что можно будет сделать из новых полученных компонентов зондов. Количество запчастей утроится, и, что самое важное, – будет больше элементов двигателей.

Я высказываю первое, что пришло на ум. Если не брать во внимание мою последнюю беседу с Джеймсом, лаборатория достаточно безопасна для вброса смелых идей, да и спор тут получается цивилизованным и продуктивным. Мне такое положение дел очень напоминает МКС.

– Мы можем снять больше показаний, отправив флот к артефакту и посмотрев, как он отреагирует на них при повторной встрече.

– Согласен, – отвечает Джеймс, глядя в стол. – Но нам нужно представлять себе полную картину.

– Тогда закрепим на зондах широкоугольные объективы, – с жаром предлагает Гарри.

Мы с Джеймсом усмехаемся, не поднимая глаз друг на друга. Он на меня еще злится, так что я тоже хочу немного позлиться на него.

– Цель нашего нахождения тут несколько больше и не ограничивается двумя этими артефактами. Мы должны отправить на Землю данные, которые позволят им спастись.

– Я не понимаю.

– Ну подумай хорошо: два артефакта с одинаковым вектором движения…

Меня будто ударяет током.

– Корабль-матка.

– И что ты предлагаешь? – Гарри в задумчивости кусает нижнюю губу.

– Отправить огромный флот исследовательских зондов по тому же вектору. Пусть движутся тихо, собирая всю возможную информацию, и отправляют ее на координирующий зонд, больше чем Мадре, а тот, в свою очередь, пересылает их на Землю.

– Материнский зонд для материнского зонда? – улыбается Гарри. – Тебе надо было сразу сказать. А этой фразой «Нам нужен еще бо́льший зонд» ты меня просто с ума свел.

– Ты такой болтун, Гарри.

– Ну, размер имеет значение, «Е» равно эм цэ квадрат.

Это самая ботановская шутка, которую я когда-либо слышала. Но все равно я смеюсь, как и Джеймс. Когда он поднимает на меня глаза, по его взгляду мне кажется, что он больше не хочет на меня злиться – я только за. Мы постоянно спорим потому, что он беспокоится обо мне, а я беспокоюсь о нашей миссии.

* * *

При следующем собрании в «пузыре» мы озвучиваем наш план, но, к моему удивлению, команда погружается в раздумье. Может быть, потому, что мы предлагаем уйти от основной цели нашей миссии, заключающейся в том, чтобы найти и проанализировать известные нам артефакты.

К соглашению прийти не удается, так что мы прерываемся и снова возвращаемся в свои отсеки.

Вскоре в лаборатории появляется Григорий.

– Если мы отправим на поиски больше зондов, то нужно решить, как мы будем обеспечивать их функционирование.

– Мадре-2… – начинает было Гарри, но Григорий поднимает руку.

– Я говорю не о большом зонде-носителе, а о том, что у нас теперь два корабля. Один, правда, может оказаться бесполезным.

Странно, но в детали он не вдается, а просто кивает и покидает лабораторию. Нам троим – Гарри, Джеймсу и мне – понятно, что он имел в виду, но мы не говорим об этом, а просто продолжаем работать, размышляя над услышанным.

* * *

На следующий день мы придумываем новый план, куда не включается «Форнакс». Возможно, мы просто не особенно надеемся на другой корабль, потому что это подвергнет опасности жизнь всей команды.

* * *

А в «пузыре» продолжается обсуждение проблемы комплектации зондов. С одной стороны Гарри, Джеймс, Григорий и я. Мы за то, чтобы отправить больше зондов по тому же вектору движения артефактов на поиски корабля-матки.

Вся остальная команда против, и некоторые выражают свое недовольство ярче, чем другие.

– Это не является нашей задачей, – говорит Мин, указывая на Джеймса.

– Именно что является. Наша миссия состоит в том, чтобы делать все, что необходимо для спасения Земли.

– Наша миссия – это… – Мин что-то нажимает на планшете.

– … нечто большее, чем написано в материалах к брифингу, Мин. – Судя по тону, Джеймс в ярости, и он прикладывает все усилия, чтобы не взорваться. Получается не очень.

– Как ты думаешь, почему нас отправили сюда? Чтобы мы четко следовали написанному на бумаге? Нет. Мы здесь для того, чтобы разобраться во всем, используя свои мозги. И мы должны найти этот корабль-носитель.

Джеймс обводит взглядом всю команду.

– Вполне вероятно, что он где-то там. А если артефакты вызывают Долгую Зиму, то мы должны сразиться с ними и устранить саму причину их появления. Может, их там миллионы или даже миллиарды.

Спор становится все ожесточеннее, тон разговора накаляется. Противостояние внутри команды, возможно, самое сильное за весь полет, раскрывает истинные характеры членов команды.

Мин действует четко по инструкции. Он хотел найти второй артефакт просто потому, что это не выходило за рамки задания. Он не может себе представить, что, вернувшись на Землю, скажет своему начальству, что выполнял совсем другие задачи, а не те, ради которых его отправляли.

Идзуми на его стороне. Возможно, врачебная привычка заставляет ее быть консервативной, или просто наша идея для нее чересчур радикальна.

Для Шарлотты камнем преткновения становится риск потерять зонды или установить успешный первый контакт, причем она не может быть уверена заранее в успехе.

Лина сейчас где-то посередине. Наша программист из Германии сейчас говорит меньше всех. Она просто иногда спрашивает о возможных рисках и результатах, оказываясь в тупике между Джеймсом и Мином.

Что касается Гарри, то мне кажется, что он поддерживает наш план только потому, что ему нравится конструировать зонды, и он готов пойти за Джеймсом куда угодно. Но я, по сути, тоже с ним согласна. Интуиция подсказывает мне, что артефакт враждебен. Не только потому, что я считаю – это он уничтожил МКС и всю мою команду, а потому, что я вижу вокруг.

Григорий нас полностью поддерживает: он считает, что идет война. Он хочет, как сам говорит, «найти нашего врага».

В конце концов, Лина голосует за нас, и соглашение, к которому мы приходим, оказывается поразительным: на «Пакс» останутся запчасти для трех маленьких зондов. В этом случае выигрывает Шарлотта, а Мин и Идзуми хоть и не согласны с решением, будут поддерживать ее. И наедине, насколько мне известно, Джеймс и Мин приносят друг другу извинения.

Теперь мы больше, чем команда. Мы семья, члены которой поддерживают друг друга даже тогда, когда не согласны. Даже тогда, когда не могут удержаться от злобы.

* * *

Полет до точки встречи с «Форнакс» проходит в делах. Все заняты вопросом, что произойдет раньше: наша стыковка или обнаружение Бета «Флотом Януса».

Джеймс и Гарри всецело заняты созданием третьего флота зондов, который они называют «Мидуэй», в честь морской битвы у берегов одноименного острова в Тихом океане во время Второй мировой войны. Гарри, кроме того, что он является безграничным хранилищем цитат из фильмов, еще и прекрасно разбирается в истории. Джеймс тоже, но не настолько.

– Если бы мы не победили в битве у Мидвуэй, японцы бы высадились на берег, – рассказывает Гарри, пристегивая себя к нашему рабочему столу. – Это была превосходная игра морской стратегической мысли.

Интересно, о нашей нынешней ситуации Гарри тоже думает как о стратегической игре, в которой мы, похоже, имеем преимущество и точно победим?

– Флот США потопил четыре японских судна возле острова Мидвуэй. Те самые четыре из шести, которые атаковали Пёрл-Харбор. Японцы так и не восстановились от этих потерь: ни кораблей, ни пилотов им уже было не вернуть.

– Ты еще скажи, что Гуадалканал был также важен, – говорит Джеймс, распутывая клубок проводов.

– Да, – на какую-то секунду Гарри замолкает, но потом продолжает с улыбкой. – Но это была наземная битва, а мы сражались в воздухе.

Я люблю слушать, когда они спорят об истории. У меня к ней никогда не было особенного интереса, но их энтузиазм заразителен. За последние два дня я узнала больше о войне в Тихом океане, чем за всю свою жизнь.

Конечно же, зонды они тоже называют в честь участников исторических событий. Три транспортных получили имена Хорнет, Йорктаун и Энтерпрайз, а почти сотня маленьких зондов-скаутов только аббревиатуру PBY и порядковый номер. На мой вопрос «что такое PBY?» мне дают развернутый ответ, что это самолет, использовавшийся для разведки, проведения спасательных операций и борьбы с подлодками противника в 1930–1940-х годах.

В завершение всего создаем два специальных зонда. «Вестал» – огромный и медленный, содержащий в себе все необходимые компоненты, которые грузовые зонды смогут забирать у него в случае надобности. А «Могучий Мо» – боевой зонд с четырьмя рельсовыми пушками и большой батареей для их зарядки – не только несет мощное вооружение, но еще и выглядит устрашающе. Придумав ему имя, Джеймс и Гарри смеются от души. Очевидно, это прозвище прославленного крейсера «Миссури», на борту которого была подписана капитуляция Японии. Это последний боевой корабль США, который был списан, и последний, который вернули в строй.

Еще выясняется, что Джеймс и Гарри довольно суеверны. Они дают зондам имена только успешных кораблей. Гарри рассказал, что США ни разу не теряли кораблей в морских битвах, за исключением четырех, потопленных при атаке на Пёрл-Харбор. Просто восхитительно, как во время космической экспедиции можно так много узнать об истории родной страны.

Единственное, о чем я беспокоюсь, что названия зондов могут оскорбить Идзуми. Когда я задаю ей этот вопрос, она лишь непонимающе на меня смотрит.

– Почему это меня должно волновать?

– Ну, знаешь, из-за войны.

– Нет, мне это безразлично, – отстраненно отвечает она.

Похоже, мне только что дали психологическую оценку.

* * *

Лежа на своем спальном месте, отрезанная от внешнего мира, я слышу отдаленные возгласы. Слов не разобрать: что-то на японском, китайском и Гарри, кричащий что-то вроде «Они сняли трубку!».

Занавеска отдергивается, и передо мной возникает лицо Джеймса, который, забравшись в тесное пространство моей капсулы для сна, практически лежит на мне. Его губы всего в паре сантиметров от моих.

– Мы сделали это! «Флот Януса» достиг Бета. У нас есть обзорные данные и первый контакт. Они заговорили с нами.

30
Джеймс

Я чувствую себя как высаженный на необитаемый остров моряк, который наконец увидел на горизонте парус. Не знаю, спасут ли меня и дружественный ли это корабль, но в любом случае – это надежда. Именно это и означает для меня первый контакт с инопланетным артефактом – надежду на то, что мы сможем общаться, обсудить проблему и найти способ спастись.

Здесь, в «пузыре», Шарлотта говорит практически не умолкая, и послушать ее собралась вся команда: Эмма с заспанным лицом, как всегда сдержанный Мин, взлохмаченный и скептически настроенный Григорий. Лина и Идзуми непривычно активны, а Гарри и меня и вовсе переполняет радость.

Хочу, чтобы Эмма услышала все, о чем мы будем говорить. Подняв руку, я обращаюсь ко всем:

– Давайте все с самого начала. И лучше запишем еще для потомков.

Когда Гарри включает камеру, все даже выпрямляются на своих местах. Григорий безуспешно пытается пригладить гнездо на голове, в которое превратилась его прическа.

Как и всегда в подобных случаях, Гарри объявляет очень хорошо поставленным официальным голосом:

– Команда корабля «Пакс» рада сообщить, что на двадцать девятый день нашей экспедиции нам удалось установить контакт с Бета – вторым артефактом, появившимся в Солнечной системе. В настоящий момент он пересекает ее, конечная точка маршрута неизвестна, но мы точно знаем, что курс пролегает через Солнце. Как вы можете узнать из отчетов о нашей миссии, мы запустили флот зондов – «Янус» – на поиски первого артефакта Альфа. Попытка была неудачной, но второй флот – «Икар» – обнаружил артефакт Бета, так что «Флот Янус» был перенаправлен к нему. Флот состоит из пяти зондов: двух скаутов и трех специализированных – для исследования, коммуникации и сражения.

Я не могу удержаться от улыбки на слове «сражение». Это лучше, чем «зонд с рельсовой пушкой» или «боевой зонд». Гарри умеет точно подбирать слова.

– Исследовательский зонд совершил успешный пролет над артефактом, собрав визуальную и другую информацию, которую можно получить в пассивном режиме, то есть не испуская никаких волн. Этот зонд вернется к нам приблизительно через двадцать часов. С самим же артефактом мы встретимся через двенадцать дней, а с «Форнакс» – через четыре. На этом я передаю слово Шарлотте, нашему специалисту по первому контакту.

Австралийский акцент Шарлотты сейчас становится еще сильнее. Каждый из нас наверняка представляет себе, что эту запись увидят миллионы жителей Земли, а может, и следующие поколения. Предположим, что эти поколения вообще будут.

– Наш протокол первого контакта предполагает трансляцию нескольких математических последовательностей посредством волн разного типа: микроволн, радиоволн и, скажем, света. Первым делом мы показали ряд Фибоначчи: один, два, три, пять, восемь и так далее. – Она переводит дыхание. – Рада сообщить, что после сорок шестого числа ряда Фибоначчи артефакт ответил сорок седьмым числом. Впервые в истории человеческой расы нам удалось установить контакт с внеземным разумом.

Здесь, наверное, можно было бы прервать видеозапись. Энтузиазм Шарлотты настолько заразителен, что кто бы ни смотрел и где бы они ни находились, они почувствуют в точности то, что чувствуем мы сейчас.

Восхищение.

Надежда.

Я делаю короткий знак Гарри, и он что-то нажимает на планшете.

– Запись завершена.

– Хорошо. Наш план всегда подразумевал, что мы сообщаем новые сведения на Землю с помощью «информационного камня». Например, отправляем сейчас данные и это видео.

Вся команда согласна, так что мы берем перерыв и возвращаемся обратно, только когда камень уже на пути к Земле. Это наше первое сообщение домой, и я рад, что оно мало того, что содержит хорошие новости, так еще и отправлено с опережением графика.

– Что ж, давайте все обсудим, – начинает совещание Мин.

– Хотела бы я быть сейчас там, – вздыхает Шарлотта.

– В зависимости от того, что артефакт сделал с зондом, я уверен – ты бы не хотела, – замечает Григорий.

– В смысле?

– В прямом. Зонд может сейчас представлять из себя кучу обломков.

Я поднимаю руку.

– Нам нужно решить, стоит ли менять наши планы.

Первой начинает говорить Эмма:

– Что касается меня, то я настроена оптимистично. Может, просто хочу верить, но мне кажется, что намечается перелом в отношении к нам. Альфа ведь уничтожил зонд или сделал его непригодным к использованию…

– Зонд, который шпионил за ним без разрешения, – вставляет Шарлотта.

– Шпионят всегда без разрешения, – усмехается Григорий.

– Я говорю о том, – продолжает Эмма, не слушая возражения Шарлотты, – что теперь к нам явно относятся по-другому. Допускаю, что и исследовательский зонд вел себя в этот раз по-другому, но факт остается фактом: изучая беспилотный аппарат, Бета не стал реагировать на него агрессивно. Что это может означать? Возможно, данный артефакт находится в состоянии войны с Альфа.

Идея на какое-то время повисает в воздухе. Если это правда, то все становится сложнее, но у нас появляется потенциальный союзник. А еще есть шанс закончить Долгую Зиму.

– Может быть, – рассуждает Гарри, – все, что происходит в нашей системе, имеет отношение к этой войне? Может, одной из сторон нужна солнечная энергия, или наоборот – прекращение ее подачи? А может быть, мы вообще связаны с одной из сторон какими-то совершенно неведомыми путями?

Неожиданно для меня в разговор вступает Лина:

– Может, мы низшая раса – побочная ветвь эволюции? Или просто биологические дроны?

Интересная теория. Никогда не знаешь, что думают другие, особенно те, кто ведет себя тише всех.

– А может быть, мы просто застряли между ними, – делает предположение Мин. – Одна сторона хочет нас защитить по моральным причинам.

– Вопрос в том, – говорит Гарри, – должны ли мы, основываясь на этой информации, изменить наши планы?

– Конечно, – рассуждает Шарлотта. – Нам нужно увеличить скорость и добраться до Бета как можно скорее.

– Зачем? – Григорий задает логичный для себя вопрос.

– Причина очевидна, – огрызается Шарлотта. – Нам нужно быть на месте вовремя, чтобы поговорить с ними. Это самое важное событие в истории человечества, а мы тут тратим время на болтовню.

– Мы не тратим время. Мы летим в космосе со скоростью, близкой к скорости света. Это, знаете ли, реально быстро.

– А можно бы и побыстрее.

– Это будет нам дорого стоить.

– Насколько?

– Нашим зондам не хватит энергии. Реактор может столько выдать, но излишек должен остаться для использования на «Мидуэе».

Шарлотта окончательно разозлилась.

– Не могу поверить, что мы вообще обсуждаем возможность запуска флота «Мидуэй». Я серьезно! – Она оглядывается на команду. – Мы собираемся отправить флот зондов для поиска других артефактов, когда прямо под носом у нас уже есть один – и он разговаривает с нами?!

– Цель «Мидуэя» гораздо шире, – встряхиваю я головой. – Мы не можем просто ускориться в два раза на пути к Бета и, так сказать, положить все яйца в одну корзину.

Мин и Идзуми смотрят на меня пустым взглядом. Похоже, надо перестать говорить идиомами.

– Нам нужно что-то сделать, чтобы на Земле были готовы ко всему. Один успешный случай связи не означает, что все закончилось.

– Напомни, Шарлотта, какой следующий шаг в твоем протоколе первого контакта? – решает прервать спор Гарри.

– Верно… – вздыхает она. – Зонд-скаут был запрограммирован на возвращение к нам через минуту после установления контакта. Коммуникационный зонд получил ответ по ряду Фибоначчи уже двадцать пять часов назад.

– А чем должен заниматься коммуникационный зонд, пока скаут летит к нам? – спрашивает Эмма.

– Следовать протоколу, конечно. Он переходит к использованию более сложного словаря, пытаясь вести более сложное общение. Основная цель – убедить артефакт в том, что мы образованны и мирно настроены.

За мои тридцать шесть лет жизни с человеческой расой я убедился, что оба этих пункта крайне сомнительны.

– Расстояние между нами и артефактом быстро сокращается, – говорю я. – Изначально мы хотели отправить зонд-скаут обратно к Бета, посмотреть, как продвигается взаимодействие, а потом вернуть к нам. Основываясь на нашей нынешней скорости и расстоянии до Бета, такой путь займет у зонда около сорока четырех часов – при условии, что мы запустим его прямо сейчас. Так что я считаю, что нужно отправить зонд-скаут обратно, а самим сохранить курс на сближение с «Форнакс» и продолжить строительство флота «Мидуэй». Что думаете?

В ответ мне звучит хор голосов:

– Я согласен.

– Согласен.

– Я за.

– Согласна с Джеймсом.

– Точка зрения Шарлотты заслуживает внимания, – отмечает Гарри. – Но я все же хочу знать, есть ли еще артефакты в нашей системе?

– Исследовательский зонд вернется в течение двенадцати часов и доставит всю информацию, полученную в результате пролета над Бета? – спрашивает Лина.

– Верно, – киваю я.

– А зонд-скаут вернется через сорок четыре часа с полными данными о первом контакте.

Тогда, я думаю, нам нужно придерживаться первоначального плана до тех пор, пока новые данные не заставят его изменить.

На этом собрание заканчивается. Шарлотта не рада, но каждый из нас высказал свое мнение. Экспедиция становится еще сложнее и запутанней, чем я думал.

* * *

Попасть в «пузырь» можно из любого отсека корабля – здесь концентрируется энергия всей команды, сталкиваются наши мнения, и в буре обсуждения выковывается согласие делать так или иначе.

Но в нашей лаборатории Гарри, Эмма и я чаще всего думаем об одном и том же (за исключением ситуации с поддержанием баланса между здоровьем Эммы и ее загруженностью работой). Стоит нам троим уйти из «пузыря», как напряжение сразу пропадает. Гарри заключает меня в медвежьи объятия, Эмма присоединяется к нам, и я прижимаю ее к себе.

– Мы сделали это, – говорит Гарри. – Ты можешь поверить?

– Я нет, – шепчет Эмма. – Я выходила в космос, надеясь, что моя работа однажды приведет к созданию человеческой колонии. Но то, что происходит сейчас, – контакт с чужеродной формой жизни – это просто за пределами моих самых смелых мечтаний.

Я рад снова видеть ее такой: радостной, воодушевленной, словно она вернулась в детство.

Это лучший момент за долгое-долгое время.

* * *

До возвращения исследовательского зонда я с трудом могу заснуть.

Мы снова в «пузыре», смотрим, как он появляется на большом экране: внешне зонд выглядит просто как маленький астероид. Посредством коммуникационных панелей Мин передает зонду указания по стыковке, и, пролетев мимо нас, тот скрывается в открывшемся шлюзе, который мы специально для него приготовили. Когда внешний люк закрывается, в отсек вплывает Идзуми, одетая в свой скафандр. Она подключает зонд к кораблю, и программа, написанная Линой, сразу же начинает скачивать новые данные.

– Не ждите меня, – говорит Идзуми по радиосвязи, понимая, насколько мы все хотим увидеть артефакт, а сейчас каждая секунда на счету.

Пальцы Лины порхают над клавиатурой, обрабатывая полученные с зонда данные. На экране появляется видеозапись с камеры, и все взгляды тут же приклеиваются к нему. Отсек заполняет тишина.

На экране мы видим, как вдалеке появляется Бета. Солнце светит зонду в спину, освещая переднюю часть артефакта. Предыдущее фото было сделано сзади, и на фоне яркого Солнца он казался просто темным размытым пятном. Чем ближе зонд к Бета, тем больше меня удивляет внешний вид артефакта. Во-первых, его размер и форма. С такого ракурса он кажется круглым, но пока непонятно, видим ли мы шар или торец цилиндра. Но он огромен – наверное, больше одного-двух километров в диаметре. В правом нижнем углу экрана мы видим расчеты, производимые зондом.

Приблизительная ширина: 2,4 км

Приблизительная высота: 2,4 км

Я почти угадал.

Зонд подлетает ближе под небольшим углом, а не лоб в лоб, и камера фокусируется на гранях артефакта.

Я сижу, открыв рот от удивления, а сердце начинает биться чаще. Это не круг, а шестигранник. Гигантский шестигранник. Этот факт для меня – словно кузнечным молотом по голове.

Эмма замечает, что я с трудом борюсь с головокружением. Видя ее вопросительный взгляд «Что случилось?» я едва качаю головой, надеясь, что больше никто не обратит на это внимания.

Зонд еще ближе, и мы можем видеть, как солнечные блики играют на поверхности Бета. Кажется, что мы смотрим на озеро, сверкающее в утренних лучах. Или как будто матовое море обсидиана бьется в шестиугольные берега. На плоскости нельзя увидеть никаких линий или выступов.

По-моему, я знаю, что будет дальше, но боюсь это увидеть. В этот раз я боюсь оказаться правым.

Когда зонд пролетает вдоль артефакта, на экране замирает изображение боковой стороны артефакта. С такого расстояния он кажется очень тонким, как парус на фоне Солнца. По оценкам зонда, глубина поверхности составляет около трех метров, и при мысли об этом мне становится не по себе. Нужно собраться.

Форма артефакта и есть ключ к пониманию того, что мы сейчас видим. Шестигранник. В природе такая форма встречается не просто так: пчелиные соты, глаза насекомых…

Почему шестигранник, а не круг?

Потому что круги нельзя соединить.

Вот и все.

Что это значит для человечества, я пока не могу сказать. Но вот гипотеза у меня есть, и она довольно безрадостна.