Текст книги "Холодный мир"

34
Джеймс

Мы в двух днях от Земли, и сейчас есть и хорошие новости, и плохие.

Хорошие заключаются в том, что нас не собьют ни люди, ни пришельцы, пытающиеся собрать энергию нашего Солнца.

Плохая новость: похоже, у нас больше нет дома, куда мы так хотим вернуться. На снимках поверхности Земли, которые мы изучили, видно, что лед полностью покрыл Северную Америку и похоронил под собой Европу. Небольшие коричневые прогалины остались только в Северной Африке, на Среднем Востоке, а также есть небольшой островок в Австралии. Поскольку у нас изображение только освещенной Солнцем поверхности, то мы не можем увидеть наш мир ночью и не знаем, светятся ли еще там огни больших городов. Иными словами, для человечества, вполне возможно, начались новые «темные века».

Какие у нас шансы остановить все это? Я стараюсь не показывать весь свой пессимизм, чтобы не расстраивать Эмму, потому что новость о замерзшей Земле она приняла очень тяжело. Я знаю, что она беспокоится о своей сестре и ее семье, но я тоже беспокоюсь – в том числе обо всем мире в целом. И об Эмме в частности.

Интересно, насколько уменьшилось население планеты? Мир внизу, должно быть, проживает худший этап своей агонии: обитаемых зон все меньше, лед все ближе, человеческие орды борются за выживание. Нет, представить это невозможно.

Сейчас для меня и для здоровья Эммы главное – дисциплинировать себя. Поэтому после увиденных фотографий Земли мы стараемся спрятаться в ежедневной рутине дел.

Но я никак не могу не думать о том, как нам теперь быть. Ситуация на родной планете требует от нас пересмотра тщательно продуманного плана.

Сейчас десять утра (мы продолжаем пользоваться стандартом западного времени): я выполняю упражнения с эспандером, а Эмма крутит педали велотренажера, смотря видеозапись лекции по адаптивной робототехнике в Калтехе[12]12
  Калифорнийский технологический университет.


[Закрыть]. Гарри предусмотрительно записал все лекции для Эммы в качестве непрерывного курса обучения с одной стороны и отвлекающего метода – с другой.

– Думаю, надо связаться с Землей, – говорю я, пытаясь отдышаться между подходами.

– Зачем? – Она даже перестает крутить педали.

– Чтобы понимать, где нам приземляться.

– Канаверал…

– До него может быть далековато.

Наш самодельный космический корабль не рассчитан на контролируемое приземление, а потому единственным выходом была бы посадка в океане. Наш план заключался в том, чтобы приводниться рядом с побережьем мыса Канаверал. Мы рассчитывали, что НАСА будет наблюдать за нами и сможет организовать спасательную операцию, но сейчас в таком исходе событий я уже не уверен. Космический центр Кеннеди покрыт льдом, как и все Соединенные Штаты, а удалось ли эвакуировать персонал НАСА и отслеживают ли они наше приближение – я не знаю. Возможно, они вообще не получали передачу с радиолокационного буя и не ждут нас.

После приземления нам определенно понадобится помощь, потому что я не смогу доставить нас на берег самостоятельно – и это только начало. Даже если нас каким-то чудом вынесет прилив, я не смогу тащить Эмму через ледяной мир в поисках цивилизации. Нам нужна помощь, иначе мы покойники: или в космосе, или на поверхности Земли.

* * *

Мы сидим, не отрывая взгляд от планшета, и ждем, когда наконец откроется линия связи. Осталось тридцать секунд.

– Если мы не сможем установить связь, где бы мы ни приземлились, – прошу, оставь меня.

– Эмма…

– Просто выслушай. В модуле безопасно: он может плавать, в нем есть еда и на какое-то время хватит энергии для обогрева. Ты сможешь найти помощь и вернуться. Если же ты захочешь идти вдвоем, то я буду тебя только задерживать – ты знаешь это.

Не люблю я такие разговоры…

– Этот мост мы перейдем, когда подойдем к нему поближе.

* * *

На экране планшета появляется сообщение:

Коммуникационный узел включен.

Напоминаем, что за удаленную связь взимается дополнительная плата.

Мы не можем удержаться от смеха. Приятно думать, что наша команда сохранила чувство юмора даже тогда, когда втайне планировала нашу быструю эвакуацию.

За время полета мы уже успели обсудить, кому первому нужно позвонить при открытии канала связи. Если мир охватила война, то раскрывать себя было бы довольно рискованно. Это значило бы поставить себя под удар и могло бы привести к взятию заложников или чему-то подобному. Ведь совершенно неизвестно, что нас ждет на поверхности.

Мы настраиваем передачу сообщения по закодированному каналу НАСА. Причина проста: их космическая программа и сеть подрядных организаций пока что самые обширные. Вместе с военными силами США у них точно есть возможность спасти нас. Мы ведь с Эммой тоже американцы – предположим, что Америка еще существует.

Я уже начинаю настраивать связь, но вдруг останавливаюсь.

– Ты хочешь говорить или предлагаешь мне сделать это?

– Мне все равно. Давай ты.

– Центр управления полетом Годдард, НАСА, частные космические суда и все, кто нас слышит: это Джеймс Синклер и Эмма Мэтьюс, два члена команды корабля «Пакс» приближаются к Земле. Нам бы пригодилась помощь.

* * *

Ответа нет. Ни через час, ни через два. Кажется, что каждая минута проходит в замедленном движении. Главное – постоянно быть занятым.

У меня есть план, что мы будем делать по прибытии на Землю. В каком-то смысле я разрабатывал его с тех пор, как пришел в себя в этой капсуле. И у этого плана лишь одна цель – спасти жизнь Эмме.

– О чем задумался? – спрашивает она спокойным голосом, но я понимаю, что она нервничает, ведь на Земле она будет в куда большей опасности, чем я.

– Думаю, надо расширить зону приема нашего сообщения.

– На Европу?

– Да.

Неоспоримый плюс корабля «Пакс» в том, что мы имеем доступ к кодировкам всех основных космических агентств: российского, европейского, японского, китайского и других.

От ESA[13]13
  European Space Agency – Европейское Космическое Агентство.


[Закрыть] – никакого ответа. И через четыре часа тоже.

– Что дальше? – спрашивает Эмма. – Еще больше расширим?

– Пока нет. Могут перехватить военные.

– Или народное ополчение.

Эмма боится, что произошло худшее, и, может быть, она права.

– Думаешь, это сделали мы? – мрачно и задумчиво спрашивает она.

– Что?

– Думаешь, все, что мы сделали – полет, атака артефакта, – это ускорило приход Долгой Зимы? Что-то типа ответного удара – заморозить Землю.

У меня были такие же мысли, но я не решался их озвучить. Хорошо, что я не знаю, правда ли это, потому что, если бы это оказалось правдой, – меня бы поедало это изнутри. Если мои действия там, в космосе, и принятые мной решения привели к гибели миллиардов людей… Не знаю, смогу ли я это пережить.

– Может быть, я не знаю.

Кажется, она читает мои мысли.

– Мы должны сделать то же самое, что и в прошлый раз, Джеймс.

После этих слов становится легче, но не очень.

Однажды я уже был осужден за то, что подверг мир опасности. Осужден и несправедливо признан виновным. После этого они отправили меня в космос, чтобы я спас их. Хоть я и старался изо всех сил, похоже, что я опять совершил то, за что меня посадили.

* * *

Мы лежим плечом к плечу на полу посередине модуля и смотрим на звезды через маленький иллюминатор. Обычно именно я задергиваю занавеску, но сегодня я начал проверять все запасы, пересчитывая каждую вещь, которую найду. В моей голове все найденное как будто состыковывается друг с другом, формируя грубый облик того, что мне нужно – устройство, которое вернет нас домой.

– О чем ты думаешь? – мягко интересуется Эмма.

– Ни о чем.

– Ты никудышный лжец.

– Думаю, это хорошее качество, – улыбаюсь я.

– Согласна. – Она делает паузу. – Ты уже думал, где мы приземлимся и как сделать лодку?

– Да, думал.

– И?

– Это просто. Все необходимые части есть у нас в капсуле. Я доставлю тебя в госпиталь, обещаю.

– Я тебе верю. Если кто и может это сделать, так это ты.

Мы вдвоем продолжаем смотреть в иллюминатор, не говоря ни слова. Я рад, что она здесь, рад, что команда отправила ее со мной – по множеству причин. Об одной из них до сегодняшнего дня я даже не догадывался: ради спасения ее жизни я сражаюсь гораздо яростнее, чем ради спасения своей собственной.

* * *

Следующим утром мы продолжаем транслировать сообщение по всем частотам, уже не закодированным. Это большой риск, как последний бросок игральных костей.

Ответ не заставляет себя долго ждать. В динамиках звучит грубый мужской голос.

– Мистер Синклер, это полковник Джеффордс из Атлантического Союза. Ждите, мы передаем ваше сообщение соответствующим службам.

– Атлантический союз? – шепчет Эмма.

– Похоже, они образованы недавно.

Я снова включаю коммуникатор.

– Понял вас, полковник. Ждем команды.

Через пять минут приходит второе сообщение – уже не от Джеффордса. Голос в динамиках также принадлежит мужчине с европейским акцентом и уж слишком хорошим произношением. Определенно он изучал английский как иностранный.

– Доктор Синклер, рад вас слышать. Меня зовут Сора Накамура, я представляю Тихоокеанский Альянс. Мы рады приветствовать вас дома. С нетерпением ждем вашей истории и хотим оказать посильную поддержку. Пожалуйста, подтвердите получение данного письма.

Интересно.

Эмма выключает микрофон и тут же задает вопрос:

– Ну и что ты думаешь делать?

– Нам нужно больше данных.

– Например, каких?

– Например, кто из них хорошие парни.

– А если таковых там вообще нет?

Она смотрит в самую глубину проблемы. Отчаянные времена обнажают все плохое в самых лучших из нас.

– Тогда мы выберем тех, кто с большей долей вероятности спасет нас. – Я снова включаю микрофон. – Мы слушаем вас, мистер Накамура.

– Отлично. Должен признаться, мы удивлены так быстро получить ответ. Наши коллеги из JAXA и CNSA[14]14
  Японское и китайское аэрокосмические агентства.


[Закрыть] очень хотят поговорить с вами. Сейчас мы готовим место для посадки и последующего восстановления на берегу Австралии. Там рядом есть лагеря выживших, и к тому же правительство Тихоокеанского Альянса располагается в Дарвине.

Затем его речь прерывается, как будто он кому-то что-то говорит мимо микрофона.

– Тихоокеанский Альянс… – Эмма отключает микрофон. – Очевидно, это группа стран, расположенных по берегам Тихого океана.

Она права. Накамура упомянул в разговоре космические программы Китая и Японии, а также лагеря в Австралии – вероятно, альянс и в самом деле организован по географическому признаку.

– Да, по-видимому, они собрались на территории теплой и бесплодной Австралии. Возможно, это просто последняя обитаемая зона в регионе. Япония, Китай и Индия могли объединить усилия вывезти туда своих граждан. Или, по крайней мере, тех, кого они смогли спасти.

– Интересно… – бормочет Эмма, задумавшись.

Я и сам не могу перестать думать о том, что произошло и каким образом организованы выжившие. Ясно, что все регулируется географическим положением и количеством населения. Тихий океан огромен, он покрывает более тридцати процентов поверхности Земли, а это больше, чем все материки, вместе взятые. Атлантический океан гораздо меньше – почти вполовину меньше Тихого. Понятно, что Америка согнала всех жителей в последние обитаемые области на своей территории, а оставшихся перевезла в Северную Африку, где в эпоху глобального похолодания климат все еще остается гораздо более подходящим для выживания. Судя по изображениям с телескопа, вся территория США сейчас покрыта льдом.

Другой фактор – население. Около шестидесяти процентов человечества живет на территории Азии. Это в два раза больше, чем в Северной и Южной Америках и в Азии, вместе взятых. Проще говоря, азиатским народам нужно больше свободного места. Поэтому Австралия с ее сухим и жарким климатом – это логичный выбор. Есть пара подобных областей в Юго-Восточной Азии, но там часто наступают сезоны дождей, а потому сейчас они покрыты снегом.

Так что вполне закономерно, что мир сейчас разделился на два лагеря, географически изолированных друг от друга. Вопрос в том, какой из них выбрать нам?

Иран, кстати, тоже остался не покрыт льдом, но сообщения от них не поступало. Интересно – почему.

Одно ясно точно: там, внизу, есть те, кто может нас подобрать, однако я не хочу превращать капсулу в лодку – это займет слишком много времени.

На связь снова выходит Накамура.

– Чтобы не терять время, мистер Синклер, мы просим вас передать данные, полученные в ходе выполнения миссии.

– Мне это не нравится, – говорит Эмма, не включая микрофон. – Они ведь уже должны были получить информационные камни.

– Может, и получили, а теперь запрашивают новые данные. А может быть, оборудование для получения беспроводных передач безнадежно утеряно в ходе борьбы за обитаемые зоны. Но да, мне это тоже не нравится. – Я задумываюсь на минуту. – Вообще, новые данные не смогут пролить свет на причины изменения земного климата, а лишь подтверждают надвигающуюся угрозу.

– Угрозу, которая гораздо больше, чем мы предполагали. Данные подтверждают враждебную природу артефактов, а это значит, что наш мир ждет куча неприятностей. Получение данных одной из сторон может развязать войну.

– Или же сейчас уже происходит что-то похуже, чем война.

– Точно.

– Чтобы отправить ее, есть и другая причина.

Она удивленно поднимает брови.

– Преимущество.

– Преимущество в чем?

– В нашей безопасности. Им нужны данные, и, как только они их получат, – мы им не будем нужны.

Эмма отворачивается. Такие разговоры, наравне с лицемерием и подозрением, выводят ее из зоны комфорта. Это мне в ней и нравится. Она настоящая, честная и, боюсь, слишком хорошая для того мира, в который мы возвращаемся.

Когда она снова поднимает на меня глаза, я продолжаю говорить монотонным голосом:

– Есть еще одна причина для того, чтобы ничего им не говорить. Нас могут слушать артефакты. Возможно, именно поэтому мы еще живы – они хотят узнать, что знаем мы, и именно поэтому еще ни Европейский Альянс, ни Тихоокеанский нас еще не подбили.

– То есть ты хочешь отвергнуть предложение Тихоокеанского Альянса?

– Это может заставить их форсировать события или стать причиной того, что нас уничтожат артефакты.

– И…?

– Мы выиграем время, – говорю я, включая радио. – Понял вас. Нам нужно некоторое время, чтобы подготовить наши данные к передаче. Мы свяжемся с вами.

– А по радиосвязи ты врешь гораздо убедительнее, – удивленно произносит Эмма.

– Врать проще, когда не видишь собеседника.

* * *

Больше ни одной передачи от Накамуры не было. Думаю, это говорит о многом.

Новый запрос на соединение приходит через два часа. Я слышу знакомый голос, и это для меня настоящее облегчение.

– Джеймс? Это Лоренс Фаулер. Прошу, ответьте, если слышите меня.

Его голос сейчас – это как глоток воды для человека, целый год шедшего по пустыне. Я кидаюсь к нему, словно он мой маяк надежды или мираж оазиса на самом горизонте.

Тут же нажав кнопку приема, я говорю с энтузиазмом:

– Мы здесь, Фаулер. Очень рады слышать вас.

– Взаимно, Джеймс. Слушайте, нужно решить, как поступить. Очень важно, чтобы именно мы подобрали вас. Тут произошли… определенные изменения.

– Вас понял.

– Мы сделали все приготовления. Посадочные координаты остаются без изменений: это место, где мы с вами впервые встретились. Возьмите широту и прибавьте к ней четвертое число с пятой страницы предполетного брифинга. Что касается долготы, то прибавьте к ней седьмое число с пятнадцатой страницы. Прошу подтвердить получение. Не повторяйте точные координаты.

Я открываю электронную версию предполетного брифинга и по памяти нахожу необходимые числа, после чего открываю карту с GPS. Федеральная Тюрьма Эджфилд находится на 33,76 градуса северной широты и 81,92 западной долготы. Я прибавляю числа со страниц брифинга, и полученные координаты меня немало удивляют. Это место вообще не в США, а в Средиземноморье, на берегу Туниса, и я очень-очень надеюсь, что ввел числа правильно.

– Подтверждаем, Фаулер.

– Прошу прекратить все сеансы связи. Мы ждем вас, Джеймс.

В ту же секунду на связь выходит Накамура.

– Джеймс и Эмма, мы перехватили ваш разговор. Очень ценим попытки Американского космического агентства обеспечить вам безопасную посадку, но повторяем: мы уже совершили все необходимые приготовления, а потому приземление на нашей площадке будет максимально удобным. У нас гораздо больше ресурсов и безопаснее местность вокруг посадочного стола. Пожалуйста, подтвердите получение сообщения и дайте знать, что летите к нам.

Эмма откидывается на спинку стула и вздыхает. Да и я уже начинаю нервничать.

– Слышим вас, Тихоокеанцы. Как вы уже могли заметить, наше судно это самодельная спасательная капсула, сконструированная из отсека корабля «Пакс». Скорость у нас значительно снижена, так что мы сообщим вам о своих возможностях к посадке чуть позже. Кроме того, мы продолжаем перенос данных для последующей передачи – это требует большого количества времени.

– Понимаем вас, Джеймс. Если вы сообщите другие координаты посадки, то мы готовы вас забрать и обеспечить безопасное восстановление. Ваша безопасность и успешное завершение миссии – наша основная задача.

– Успешное завершение миссии? – спрашивает Эмма, выключая связь.

– Данные. Им нужны данные.

– Фаулер о них даже не спросил.

– Он умнее их, и он хочет вернуть нас назад. Если хоть кому-то на поверхности на нас не наплевать – так это ему. И ему можно верить.

– Если веришь ты, значит, верю и я.

– Летим в Тунис.

– И что теперь?

– Теперь мы отдохнем. И постараемся не упасть с неба до тех пор, пока не доберемся домой.

35
Эмма

Мы готовимся к посадке. Раскладываем и закрепляем все вещи, рассчитываем вектор для приземления в заданной точке. Проблема не в топливе, а в том, чтобы сохранить целостность корабля.

И в том, чтобы мы остались живы.

Джеймс не выражает эмоций, но я знаю, что он волнуется так же, как и я.

Тихоокеанский Альянс продолжает попытки связаться с нами, но Джеймс им не отвечает. Он думает, так будет лучше.

До посадки еще несколько часов, и мы решаем провести это время вместе. Но мы не играем в карты и не смотрим фильм. Вместо этого мы включаем старую музыку – классический рок шестидесятых или семидесятых годов – и теперь лежим посередине капсулы, смотрим на звезды. Момент прекрасен, но боюсь, это последний раз, когда мне так хорошо.

Очень нежно, не привлекая внимания, он обнимает меня за плечо и прижимает к себе. В такой позе мы и лежим, если так можно выразиться, а точнее, висим в невесомости до тех пор, пока не начинает звучать сигнал тревоги. В отсеке эхом раздается компьютеризированный голос:

– Запущена процедура посадки.

Мы надеваем шлемы и проводим последнюю проверку всех систем своих скафандров.

– Увидимся на Земле, – говорит Джеймс с улыбкой.

– Да, до встречи.

Корабль дрожит. Даже через охлаждаемый костюм я чувствую, как при нашем входе в атмосферу растет температура внутри капсулы. Тепловая защита капсулы должна выдержать, но я не могу не вспоминать тот момент, когда уже была в аналогичной ситуации несколько месяцев назад.

С каждой секундой жар возрастает. Модуль дрожит все сильнее, но когда я бросаю взгляд на Джеймса, то не замечаю ни тени страха на его лице. Это придает мне решимости.

В постоянной тряске и постоянном реве огня по ту сторону капсульной обшивки я совершенно теряю счет времени. Неожиданно наступает тишина – абсолютная тишина. Затем внезапный удар, и в ту же секунду начинают работать тормозные двигатели, пытаясь хоть немного погасить скорость нашего снижения. Мы мчимся к Земле, неотрывно смотря друг другу в глаза.

Двигатели включаются снова, корректируя курс – к счастью, пока автопилот довольно успешно справляется со своей задачей. Еще один толчок, и я чувствую, что ускорение замедляется, а это значит, что развернулся парашют. В последний раз проверив ремни, я вспоминаю, что говорят о приземлении из космоса. Оно похоже на то, как если сначала поезд сходит с рельс, затем происходит автокатастрофа, а в конце ты падаешь с мотоцикла. На деле же все еще хуже.

Через иллюминатор я вижу только синее небо с небольшими вкраплениями белого. А затем внезапно, без предупреждения, раздается такой грохот, какого я никогда не слышала раньше.

И все погружается во тьму.

* * *

Сознание возвращается ко мне вспышками, как если бы я смотрела на мир через медленно вращающийся вентилятор. Перед моим взглядом движутся его лопасти, и картинка за ними то появляется, то исчезает. Джеймс здесь, надо мной. Скинув шлем, он что-то говорит, но я не понимаю слов. В ушах все звенит, и мое тело отказывается мне повиноваться.

Я пытаюсь сесть, но ничего не получается, хотя, посмотрев вниз, я замечаю, что мои ремни расстегнуты. Джеймс проверяет мой пульс и, судя по лицу, успокаивается.

Слух постепенно возвращается ко мне. Джеймс по рации разговаривает с кем-то из Атлантического альянса, а я только сейчас замечаю, что капсула качается на волнах. Я снова пытаюсь сесть. У меня получается, но все тело охватывает нереальная слабость.

– Все будет хорошо, – говорит Джеймс, глядя на меня.

Я киваю в ответ. Голова кружится так, как будто я пытаюсь удержать равновесие на шаре, установленном на острие зубочистки. Что со мной происходит?

Ощущение такое, что повторяется ситуация с «Пакс».

Я снова откидываюсь на спину, мир вокруг кажется таким тяжелым, как будто на мне железный костюм. После года, проведенного в невесомости, я сейчас чувствую себя инопланетянином на родной планете. Впечатление такое, что мое тело не создано для этих условий. Сила тяжести может буквально пригвоздить меня к земле так, что я не могу пошевелиться.

Поэтому я закрываю глаза и даю тьме снова окутать себя.

* * *

Я прихожу в себя в госпитале, на мягкой постели. Вокруг мигают аппараты, а через окно я вижу пустынную равнину, на которой то тут, то там разбиты белые тенты. Они горят подобно маленьким лампам на море песка.

Джеймс рядом, сидит в откидном кресле, голова склонена набок – он спит. Пожалуй, не буду его будить.

Мое тело утопает в кровати, и оно все еще очень тяжелое. Услышав стук в дверь, я вздрагиваю и вижу, как в комнату заходит мило улыбающаяся медсестра.

– Вы проснулись!

Джеймс устало открывает глаза, а я приподнимаюсь на кровати.

– Да…

– Просто зашла проверить, как вы.

Она проводит внешний осмотр, рассказывая мягким голосом о том, что произошло.

– Наверное, вы не помните, но какое-то время вы были на карантине. Они восстановили вас, насколько это было возможно, а мы только следим за тем, чтобы убедиться, что у вас все хорошо. Вас все устраивает?

– Да, звучит отлично.

– Я скажу доктору, что вы пришли в себя. Он обрадуется.

Медсестра приветливо кивает Джеймсу и уходит, закрыв за собой дверь и оставив нас наедине.

– Как это получилось, – спрашиваю я, – что нас спасли?

– Очень просто.

Врать у него получается все лучше, как я посмотрю.

– Хорошо. А что теперь?

– А теперь мы поставим тебя на ноги.

* * *

В свой первый день в госпитале все, что я делаю, это ем, сплю и разговариваю с Джеймсом. Он сидит на стуле в углу, и нам даже удается поиграть в некоторые карточные игры на моем прикроватном столике.

Как бы странно это ни звучало, но мне не хватает космического модуля. Там было тесно, постоянно давило чувство опасности, но как же уютно было на протяжении двух месяцев находиться там наедине с Джеймсом и ни о чем больше не думать. Сейчас же я снова начинаю переживать, с чем нам предстоит столкнуться.

Первое неприятное открытие я совершаю, решив добраться до ванной. Подав руку Джеймсу, я свешиваю ноги с кровати. Попытавшись встать, я почти сразу же начинаю падать, но он подхватывает меня и держит за подмышки до тех пор, пока в палату не заходит медсестра. У меня получилось дойти до ванной и сделать там все дела самостоятельно, за что я очень благодарна. Но полученный опыт указывает на то, насколько трудным будет предстоящий путь восстановления.

* * *

На второй день приезжает Лоренс Фаулер. Я не видела его с момента старта на МКС. Клянусь, он постарел лет на двадцать, но, когда он улыбается, я снова вижу того человека, которого всегда знала.

– Рад видеть тебя, Эмма.

– Я тебя тоже, Ларри. Что я пропустила?

Он пожимает плечами.

– Ничего существенного. Легкая непогода.

Джеймс улыбается, а я смеюсь и тут же закашливаюсь. Успокоившись, я задаю вопрос, который хотела задать уже с момента первого сеанса связи с Землей.

– Как моя сестра?

– Она в порядке. Мы получили твое сообщение.

– Где она?

Фаулер бросает взгляд на дверь.

– Я не могу точно сказать. Нужно проверить.

К моему удивлению, он выскальзывает из комнаты.

Когда он возвращается через минуту, мое сердце начинает колотиться. С ним Мэдисон, Оуэн и Аделина. Дэвид замыкает процессию.

Мэдисон обнимает меня так нежно, как будто я фарфоровая китайская кукла, которую она боится разбить. Так же поступают и дети, а Дэвид молча кивает мне – что тут скажешь, он не сильно изменился.

– Что еще за сомнения перед объятиями? У меня вроде не чума.

– Доктор сказал, что ты еще очень слабая, – улыбается сестра. – Твоим костям нужно время, чтобы восстановиться, и сейчас их легко сломать.

Дети выглядят обеспокоенными. Думаю, им страшно видеть меня в госпитале, да к тому же такой больной и слабой. Я ведь для них всегда была супертетей. Похоже, низкая гравитация плохо влияет на криптонит внутри меня.

Я не знаю, что мне сказать Мэдисон в ответ, и поэтому рада, когда в разговор вступает Джеймс:

– Пока неизвестно, сколько она здесь пробудет. Впереди долгая физиотерапия и реабилитация после космоса.

Вместе с Фаулером они идут к двери.

– Мы оставим вас ненадолго наедине.

Мэдисон тут же заваливает меня вопросами о том, что произошло, как я спаслась и что видела. Глядя через окно в коридор, я вижу, как Джеймс и Фаулер что-то оживленно обсуждают. Решают, что делать дальше? Я знаю, что очень слаба сейчас, но как же хочется быть сейчас там с ними!

– Ты меня слышишь? – возвращает меня к реальности голос Мэдисон.

– Конечно! – вру я.

– И?

– Что «и»?

– Вы вместе?

Я прикусываю губу.

– Что ты имеешь в виду?

Хотя я точно знаю – что. Чувство такое, что мне сейчас семнадцать лет.

– О, ну не знаю. Может, того парня, который не отходил от твоей постели и только благодаря которому ты смогла вернуться домой.

– Все сложно.

– А это что значит?

– Это значит, что назначать свидания в космосе проблематично. Мы не могли бы сменить тему?

Мэдисон скрещивает руки на груди. Это означает: нет, я не хочу менять тему, но придется, потому что ты в больнице и к тому же ты моя старшая сестра.

– А хотя давай поговорим об этом. Ты знаешь, кто он?

– Кто? Джеймс? – Мэдисон выглядит смущенной.

– Да. Он робототехник. Доктор Джеймс Синклер. Несколько лет назад его показывали в новостях… и он был в тюрьме.

– Подожди, он сидел в тюрьме?! За что?

– Об этом я и хотела тебя спросить.

– Ты не знаешь? Он тебе не сказал?

– Нет, не сказал. Так что, тебе его имя ни о чем не говорит?

– Звучит довольно знакомо, – пожимает она плечами, – но ничего конкретного я сказать не могу. До эвакуации я больше думала о том, чем заниматься с детьми после школы. Какой-то ученый попал в тюрьму? Это точно не то, что я бы запомнила.

– Хорошо. Ты сказала об эвакуации. Что вообще произошло? Где мы? Где вы живете?

Мэдисон бросает взгляд на Дэвида, и он, обняв детей, выводит их из комнаты.

– Все произошло очень быстро, Эм. Мир просто сошел с ума. Начну с того, что США организовали несколько лагерей. Один в Долине Смерти, другой в Аризоне. Сперва они вывезли людей с Аляски и из Мичигана, потом из Мэйна и Миннесоты. А потом лагеря уже оказались переполнены, и было чувство, что если ты не найдешь себе место, то просто окажешься погребенным под снегом. Хуже стало после того, как Япония и Китай объявили о создании своего союза.

– Тихоокеанский Альянс?

– Да. Они послали к берегам Австралии то, что они назвали «торговое представительство». На деле же это оказался самый гигантский флот, который когда-либо был построен, с помощью которого Китай и Япония окружили весь остров и стали переселять на него своих жителей. Австралия была вынуждена присоединиться к их альянсу, хотя у них и не было выбора. Уверена, что они обращались за помощью к США и Европе, но у нас и своих проблем хватает.

– Европейцы ушли за Средиземное море. В понедельник здесь, в Северной Африке, началась война и к четвергу уже закончилась. Америка и Канада присоединились к Европе.

– Атлантический Союз?

– Верно.

– И, таким образом, в мире осталось только две противоборствующих стороны?

– Нет. Россия и Индия объединились, эвакуировав своих жителей в Иран. Они стали называться Страны Каспийского Договора. Информацию сейчас получать трудно – с потерей спутников пропал и интернет – но говорят, что битва на Среднем Востоке была напряженной.

– Сколько всего американцев спаслось?

– Я не знаю и не уверена, что правительство знает.

– Где ты теперь живешь?

– Здесь, в Тунисе. Лагерь № 7 в пригороде Кебили. Люди из Спасения Родины пришли ко мне посреди ночи и показали твое письмо. Я ответила тебе…

– Я видела.

– Правда? Это хорошо. Мне было очень страшно, хоть я и понимала, что, раз ты так сказала, значит, действительно нужно уходить. Сперва Дэвид был против, да и дети боялись. Но ночью мы все равно уехали и попали здесь в число первых поселенцев. От тех, кто приехал позже, я слышала другие истории – страшные, душераздирающие истории. – Глаза Мэдисон наполняются слезами. – Ты спасла нас, Эмма. Я, Оуэн, Аделина и Дэвид были бы мертвы без тебя. Я очень люблю тебя, старшая сестра.

* * *

Встреча с Мэдисон – это лучшее лекарство, которое я получила за все время пребывания в госпитале. И недостатка в лечении я не испытываю.

Физиотерапевт приходит три раза в день. Сначала я делаю упражнения, не вставая с постели, а затем поднимаюсь и иду гулять. Такие экскурсии по месту, где мы находимся, позволяют мне составить определенную картину того, что происходит. Госпиталь построен недавно из уже готовых панелей, но местами он довольно грязный и обшарпанный. Остальные пациенты большей частью находятся в критическом состоянии, многие из них имеют сильные травмы. Думаю, они получили их во время переезда в Тунис или на войне за безопасность этой территории.

Я очень быстро выбиваюсь из сил, но, когда в палату заходит Джеймс, я ощущаю прилив энергии. Мы болтаем, играем в карты, он читает мне до тех пор, пока я не засну, и мне очень грустно, когда я просыпаюсь посреди ночи – а его нет рядом.

Проснувшись однажды утром, я вижу, что он стоит у кровати, как бы ожидая, когда я открою глаза, и по одному только его виду мне сразу понятно – что-то не так.

Его улыбка выглядит довольно странно.

– Слушай, мне надо уехать. Ненадолго, может быть, всего на пару дней.

– Ох… – Я внезапно ощущаю нервозность по поводу его отъезда. Не должна, не хочу, но… Поэтому я стараюсь, чтобы голос звучал как можно более обыденно. – Хорошо.

– Мне нужно кое-кого проверить. – Джеймс поворачивается ко мне спиной. – Человеку, которому я обещал.