Текст книги "Реформа. Как у России получилось"

Первый блин либерализма в России

В 2011 году вышла книга Егора Гайдара и Анатолия Чубайса «Развилки новейшей истории России»[27]27
  Егор Гайдар, к сожалению, ушел из жизни до издания книги.


[Закрыть]. Там они убеждали нас в том, что государству нужно инвестировать в инновации – оно, мол, должно тянуть общество вперед и вверх.

Сейчас мне придется использовать обычно не принятое объемное цитирование: так мы увидим мышление первых российских реформаторов-либералов, имевших шанс развить экономику России. Увы, этот вопрос не из тех, что можно описать в одном абзаце. Посмотрим на две страницы основных выводов Гайдара и Чубайса:

«Сможем ли мы построить инновационную экономику и встать в ряд конкурентоспособных высокоразвитых государств, или Россия постепенно окажется в группе слаборазвитых стран? По сути, эта развилка стоит сегодня перед нашей страной в резко очерченной форме: инновации или деградация? Нужно переводить страну на рельсы инновационного развития».

«Серьезные дискуссии разворачиваются в последнее время вокруг проблемы соотношения роли государства и частного бизнеса в построении инновационной экономики. Нам представляется, что в ответе на этот вопрос было бы ошибочным уходить в крайние позиции».

«Роль государства в содействии инновационному процессу крайне важна». [Далее для примера следует перечисление трат некоторых развитых государств на субсидии инноваций.]

«В США половина всей высокотехнологичной инновационной экономики приходится всего на два штата: Калифорнию и Массачусетс. В России… работают десятки высококлассных инновационных компаний с объемами продаж на сотни миллионов долларов. Их опыт надо изучать и продвигать». [Вот только MIT – частный университет, а Кремниевая долина Калифорнии бесконечно далека от государства. Частные предприниматели могут изучать и продвигать успешный опыт. Но при чем тут государство?]

«Требует существенного пересмотра работа по созданию инфраструктуры инновационной экономики. Это касается как финансовой инфраструктуры (гранты, посевные, допосевные, венчурные фонды), так и нефинансовой (технопарки, бизнес-инкубаторы, центры трансферта технологий, технико-внедренческие зоны). Создание инфраструктуры немыслимо без участия государства».

«По статистике в России тысячи технопарков, бизнес-инкубаторов, центров трансферта технологий, они есть в отчетах. Но их крайне мало в реальной жизни, часто они – просто не то, за что их выдают. Условия, в которых действуют эти организации, неадекватны поставленным целям. Значит, непригодны нормативная база и система контроля». [Возможно, проблема не в нормативной базе и системе контроля, а в недееспособности государства?]

«Применительно к крупным, особенно монопольным, государственным компаниям считаем обоснованным принуждение их к инновациям. Государство дозрело до того, чтобы потребовать от них активности в этой сфере». [Почему бы не продать эти компании, если государство не в силах нанять менеджмент, который бы понимал благость инноваций? А если менеджмент не принимает инновации по невыгодности, то зачем их внедрять в убыток?]

«Если частная компания делает что-то крупное в инновационной сфере, она вправе рассчитывать на поддержку государства. В последние годы едва ли не каждая крупная частная компания обращалась за помощью к государству, поэтому эту помощь обязательно следует обуславливать инновационными разработками. Такая логика бизнесу будет понятна». [Зачем вообще давать деньги частным компаниям? Вы либо платите налоги, либо получаете за счет них от государства. Как можно быть и тем, и тем?]

«Потребуются серьезные преобразования в структуре и функциях федеральных органов исполнительной власти… Необходимо одно министерство, концентрирующее у себя функции штаба инновационной политики. Наиболее естественным было бы не создавать для этого новый орган, а дополнить полномочия Министерства экономического развития, преобразовав его, скажем, в Министерство экономики и инновационной политики. В дополнение к этому практически в каждом министерстве должен появиться заместитель с соответствующими подчиненными структурными подразделениями, ведущий инновационную тематику. Эту организационно-управленческую задачу государство обязано решить…»

Это написали люди, пытавшиеся в начале 1990-х годов перевести экономику из плановой в рыночную. Выходит, они не до конца верили в свободный рынок и свободу вообще. Сказалась советская экономическая школа.

Не случайность, что по выходу книги – в 2011 году – Анатолий Чубайс был назначен главой госкорпорации «Роснано» и получил сотни миллиардов рублей на разработки технологий. Книга была презентацией, питчем.

Всё это было не для распила. Чубайс, Гайдар и многие другие действительно верили в способность государства изобрести и показать предпринимателям, как делать бизнес.

Но на деле получалось либо жутко дорого, либо просто жутко. Общество заплатило за этот опыт большую цену. Но это ничего, если урок пойдет впрок. Общество наконец должно понять, что государство не способно организовывать производство и изобретать лучше частных лиц. Никогда ему не сделать мерседес или айфон.

Проблема в том, что если государственная компания неэффективна, то государство добавит еще денег. Так было с «Автовазом», «Аэрофлотом», «ВТБ» и многими другими: они всегда работали в минус, но государство компенсировало убытки. В итоге потребитель получал продукт вроде бы за приемлемую цену, не предполагая, что существенная ее часть уплачена через налоги.

Государственный бизнес – это всегда ситуация, при которой государство собрало налог с успешного бизнеса, чтобы делать свой собственный. Однако налогоплательщики распорядились бы деньгами куда эффективнее и без лишних административных трат (например, этот успешный бизнес расширил бы свое производство).

Государство располагает в принципе любыми деньгами, получает любые средства буквально по собственной прихоти, ему не обязательно работать с прибылью. Поэтому у него нет ориентира: оно не может понять, нужно строить школу или магазин.

Предприниматель же закроет или реструктурирует бизнес. Его карман, в отличие от чиновничьего, не безграничен, потому как не обезличен. Он получает деньги либо от потребителей (тех, кто оценивает его продукт), либо от инвесторов (тех, кто верит в его продукт).

Да, существуют и прибыльные государственные компании.

Но в абсолютном большинстве случаев причина этого в том, что самим же государством созданы для них тепличные условия – госконтракты, монопольное регулирование. Если этого нет, то скорее всего, будь эти компании в частных руках, они были бы еще более прибыльными.

И, наконец, третье объяснение успеха – личность управляющего. Государство и предприниматели – это конкретные люди. Но в первом случае они лишь наемные сотрудники, не чувствующие ответственности, не рискующие своими деньгами. Они точно не более талантливы: всегда естественный отбор по таланту и рвению к делу куда качественнее, чем отбор наемного сотрудника на должность другим наемным сотрудником. Почему многие думают, что первые могут сделать что-то лучше вторых – загадка.

Точно сказал об этом Борис Львин[28]28
  В 1992 г. – начальник Управления экспертизы Рабочего центра экономических реформ при Правительстве России. Один из противников антилиберальных реформ начала 90-х.


[Закрыть]: «Если чиновники здорово умеют считать да прогнозировать [а еще инвестировать, управлять и изобретать] – пусть делают это на коммерческой основе… И пусть их рекомендациям следуют те, кто им доверяет, а не все те, кому просто выпало несчастье проживать с ними в одной стране»[29]29
  Борис Львин, «Год Гайдара», (http://libertarium.ru/l_ptlvin_itogi).


[Закрыть].

Возможно, где-нибудь найдется гениальный государственный директор, способный действовать не хуже предпринимателя. Вот только если здесь это исключение, то в частной сфере – правило.

«Сбербанк» – пример, где работают два из этих условий: это монополист, для которого искусственно создана теплица. Им управляет талантливый Герман Греф. Но все равно «Сбербанку» невозможно конкурировать с «Альфа-банком» один на один, без государства.

Очевидное неочевидно

Обсуждение очевидного – неблагодарное занятие, вызывающее отторжение и у говорящего, и у без того всё понимающего слушателя. Но здесь стоит проговорить всю цепочку логических рассуждений, потому что даже люди умные и хорошие иногда спотыкаются именно на очевидном.

Вот, например, что сказала Елизавета Осетинская*[30]30
  Елизавета Осетинская* – бывший главный редактор «Forbes» в России, бывший главный редактор сайта издания «Ведомости», создатель и ведущий Youtube-канала «Русские норм», где берет интервью у выдающихся предпринимателей и ученых.


[Закрыть] (ЕО) в интервью с Михаилом Ходорковским* (МХ)[31]31
  https://www.youtube.com/watch?v=3RFMnjnvNPw.


[Закрыть]:

ЕО: А почему государство не могло [в начале 1990-х] поставить компетентных руководителей?

МХ: Если бы государство могло ставить компетентных руководителей, то мы бы жили при коммунизме.

ЕО: Но подождите, существует «Сбербанк». Он принадлежит Центробанку. Что плохого в том, что государство назначило своего менеджера [и компания под его руководством эффективна]? Вы считаете, невозможно эффективно управлять государственным предприятием?

МХ: Нерыночные механизмы не позволяют быть эффективным.

ЕО: В чем тут нерыночность, если государственные компании работают как коммерческие?

Видимо, Елизавета провела слишком много времени с гениальными предпринимателями, забыв для баланса поговорить с государственными управленцами.

В сравнении можно было бы обнаружить, что предпринимателя и чиновника разделяет не пропасть, а разница уровней. Посмотрев на Галицкого, Фридмана, Чичваркина*, не хочется возвращаться к чиновникам.

Приватизация по-настоящему

Зная о несовместимости государства и бизнеса, можно приступать к их разводу.

Мы закрыли Роснано[32]32
  Недозакрытое предыдущей властью.


[Закрыть] и Ростех – «главных изобретателей России», пытающихся за счет налогоплательщиков собрать «Жигули».

Все их активы мы продали. То же самое – со всеми акциями компаний, заводами, пароходами, самолетами. Государство не должно быть собственником.

Вот некоторые известные компании, ставшие частными:

Почта России

Частные лица справляются с доставкой посылок куда лучше государства. Против приватизации Почты России был только один аргумент – как будут получать почту отдаленные деревни? Но при наличии интернета почтовая переписка не нужна, а за посылкой можно съездить в ближайшее крупное село. Обществу же крайне невыгодно скидываться на это убыточное предприятие.

Газпром

Пора было признать, что вертикально интегрированная, да еще и государственная компания-монополист – не лучшее решение.

Нефтяные компании

Они не нуждаются в государственном участии. Государство при этом может быть в доле, и не владея акциями, – через налоги. Так оно собирает «дивиденды» как обычный акционер, не вмешиваясь в вопросы управления.

Автоваз (часть Ростеха)

Государству не создать «Мерседес». Максимум, на что оно оказалось способным, – собирать корейские автомобили под другим логотипом.

ВТБ, Сбербанк, Промсвязьбанк и другие государственные банки (70 % банковского сектора находилось в руках государства и контролировалось Центральным банком)

Аэрофлот и другие авиакомпании

Забавно было смотреть на Аэрофлот, почти 80 % акций которого находилось в собственности государства. Это была глубоко убыточная компания. Для ее поддержки приходилось выделять многие миллиарды рублей ежегодно. Но самое интересное, что государство ставило ей цель «пассажиропоток 90 миллионов в год». То есть какой-то чиновник решил, что нужно посадить всех на самолеты: чем больше летают, тем лучше. Любой ценой. Отчеты менеджмента были соответствующими: «Даешь пассажиропоток 90 миллионов! Выполним и перевыполним!»

Для предпринимателя же конечная цель не объем, а эффективность – способность сделать услугу дешевой и качественной, чтобы привлечь потребителя и получить максимальную отдачу с капитала и усилий.

Аэропорты (Внуково, Шереметьево, Пулково и другие)

Ростелеком

РЖД

Почему-то в России всегда считалось, что железнодорожный бизнес – это естественная монополия. Будь это правдой, весь мир объединился бы одной железнодорожной компанией. Однако это обычный бизнес, где каждый может владеть своим участком.

В 1996 году премьер-министр Великобритании Джон Мэйджор принял программу приватизации железных дорог. В итоге всего за четыре года свободный рынок сотворил чудо: объем пассажирских перевозок вырос на 25 %, грузооборот – на 39 %, число поездов выросло на 1300 в сутки (или на 12 %), опоздания уменьшились на 40 %, стало в 2,5 раза меньше аварий. Инвестиции в железную дорогу выросли в 4 раза[33]33
  Фарид Хусейнов, лекция «Приватизация железных дорог в Великобритании: уроки для России» (http://www.rostransport.com/article/26/).


[Закрыть].

В США железная дорога никогда не была полностью государственной. Там это один из самых развитых и эффективных видов транспорта.

В России железная дорога всегда была у государства[34]34
  И то поначалу Николай I препятствовал распространению железной дороги, боясь, что по ней приедет революция. Это обычное для авторитарных режимов желание не пустить прогресс.


[Закрыть]. В 2020 году протяженность железных дорог России равнялась 85 000 километров. В США столько было еще в 1870 году, а к концу XIX века – в 4 раза больше. Странное соотношение – кто здесь одна шестая часть суши?

Алроса

Одна из крупнейших в мире компаний по добыче алмазов. Где государство и где алмазы? Почему государство «Российская Федерация» добывает алмазы в Центральной Африке?

Если это прибыльный бизнес, то в руках частных бизнесменов он станет еще прибыльнее, и общество от того только выиграет. Государство же возьмет свою долю через налоги.

* * *

Эта новая волна приватизации была совсем не той, что в 1990-е. Мы продавали не спеша. Упаковывали активы, чтобы получить с них достойные деньги.

В этом мы учли урок Грузии, показывающий ненужность слепого либертарианского подхода. В Грузии передачей государственных активов в частные руки занимался Каха Бендукидзе. Он придумал яркий лозунг: «Продаем всё, кроме совести». Но Каха хотел приватизации как можно скорее любой ценой. В итоге многие активы были недооценены: продали за 20 миллионов долларов то, что можно было подготовить и продать за 300 миллионов.

Утешительный вывод

Могут сказать, что реформа невмешательства государства в экономику – не реформа. Правильно – это революция. Такого в российской истории еще не было. Особенно ценна эта революция сейчас, когда страны обычно идут в обратном направлении под давлением левых и государственников.

Нам повезло – мы прошли школу социализма и «сильной руки». Теперь можно попробовать свободы.

Что до Министерства экономического развития, то оно лишнее. Любое министерство – экономического развития. Все они должны делать так, чтобы экономика развивалась, а люди оставлялись в покое.

Дело государства – нанять полицейских и судей, написать законы и заботиться о тех, кому не повезло. Как делать бизнес, люди должны решать сами. Им виднее.

Пропаганда при проведении реформ

 
И мало горя мне, свободно ли печать
Морочит олухов, иль чуткая цензура
В журнальных замыслах стесняет балагура
 

А. Пушкин, «Из Пиндемонти»

Начать стоит издалека – с СССР.

Всё это уже описано, остается только повторять. Откроем историю СССР, втиснутую Егором Гайдаром в сорок страниц[35]35
  Е. Гайдар, «Долгое время. Россия в мире. Очерки экономической истории»; Е. Гайдар, «Гибель империи, уроки для современной России», гл. 8.


[Закрыть], и сократим ее до восьми. Эти восемь страниц – гайдаровские, они не в кавычках только потому, что я исказил оригинал.

Отдельные истории вызывают жалость к страдающим, гнев на виновных и неприятное чувство бессилия перед трагедией. Но совершенный мазохизм – изучать Историю, где за большими цифрами и принимаемыми властью решениями – миллионы подразумеваемых историй.

Экономическая история СССР

В 1918 году в России – разруха послевоенных лет, гражданская война. Большевикам, чтобы удержаться у власти, нужно кормить рабочих и солдат. Но деньги не стоят ничего, а чтобы купить хлеб у крестьян, нужно давать что-нибудь взамен.

Другой выход – не спрашивать. Если обмен кажется одной из сторон невыгодным, и она решает забрать силой, то это бандитизм даже при наличии права на него в законе.

Большевики организовали продразвёрстку – поход с пулеметом в деревню за хлебом. Имевшие излишек хлеба были обязаны продавать его по установленной цене, составляющей одну десятую реальной. Излишком сначала считалось всё, что за пределами минимально достаточного для жизни, потом всё то, чего требует государство. Сопротивлявшиеся объявлялись врагами народа и отправлялись в заключение на срок от 10 лет[36]36
  Е. Гайдар, «Долгое время. Россия в мире. Очерки экономической истории», стр. 294 (со ссылкой на Директивы Советского Правительства по хозяйственным вопросам. Т. 1. – М., 1957. – С. 52–54).


[Закрыть].

Ленин в 1920 году гордится: «Мы научились применять развёрстку, т. е. научились заставлять отдавать государству хлеб по твердым ценам, без эквивалента»[37]37
  Там же, стр. 295 (со ссылкой на том 39 собр. соч. В. И. Ленина. М: Госполиздат, 1970. С. 537).


[Закрыть].

Так у крестьян не осталось зерна на еду, тем более – на посев будущего года. В 1921 году голодает официально 22 миллиона, неофициально – около 30 миллионов.

После окончания Гражданской войны сельское хозяйство и промышленность в глубоком кризисе. Правительству неоткуда взять деньги, а забирать больше не у кого. Социалистам пришлось ввести капитализм, чтобы появилась еда. Новая экономическая политика (НЭП) допускает частично свободный рынок, мелкие частные компании и частную собственность. Люди начали самоорганизовываться. К середине 1920-х годов вернулась еда, восстановилась нормальная по меркам нашей территории жизнь.

Но появилась проблема развития: запуганные НЭПманы не хотели инвестировать в землю и технологии. Память о недавнем прошлом подсказывала им, что планировать следующий день бессмысленно, а быть богатым опасно. Реальность опасений подтверждала сама партия: «Мы разрешили фабриканту иметь фабрику, но и мы, и он великолепно знаем, что со временем будет социалистический строй до конца, и мы его фабрику конфискуем»[38]38
  Там же, стр. 299 (со ссылкой на «Четырнадцатая коференция РКП(б)», М.: Госиздат, 1925. С. 141, 142).


[Закрыть].

Без избирательных прав, под постоянным осуждением в пропаганде и угрозой репрессий потолок развития – своя лошадь и плуг[39]39
  В 1928 году 5,5 млн крестьянских хозяйств по-прежнему использовали соху (Nove A, An Economic History of the USSR, 1917–1991. London, 1992, P. 102. По Гайдару, стр. 298).


[Закрыть]. В это время в Америке трактор Fordson заменял десяток лошадей и позволял уменьшить затраты в четыре раза.

С другой стороны, отсутствовала промышленность, без нее страна быстро отставала от Запада технологически. Нужны были деньги на стройки, топливную промышленность и энергетику, металлургию, машиностроение, железнодорожное строительство. Ресурсы были только в селе.

Теоретически, если бы в этот момент легализовать частную инициативу, установить гарантии права собственности и дать собственникам избирательные права, началось бы обычное экономическое развитие. Постепенно излишек средств НЭПманов инвестировался бы в блага более дальнего порядка (то есть всё дальше от простого потребителя – к заводам, пароходам, большим компаниям) и в технологии.

Но это означало бы переход к свободе, отказ от государственного регулирования. Странно было бы ожидать такого от большевиков: они пришли не за тем, чтобы уходить. А еще независимый крестьянин начал требовать прав.

Оставалось одно – отменить НЭП, ввести жесткую систему государственной собственности и планирования.

В 1928 году НЭПманы объявляются вне закона. На июльском пленуме ЦК ВКП(б) года Сталин говорит прямо: политика советской власти по отношению к крестьянству предполагает нечто вроде введения дани, изъятие которой необходимо для финансирования индустриализации[40]40
  Там же, стр. 310 (со ссылкой на «Как ломали нэп: Стенограммы пленумов ЦК ВКП(б) 1928–1929 гг., Т. 2, стр. 18).


[Закрыть].

Организуется второй поход в деревню за хлебом. Нормы сдачи зерна – 30–40 %. Это максимальные нормы изъятий, встречающиеся в истории аграрных обществ. Так обычно (хотя и не в таких масштабах) ведут себя завоеватели. Отличием большевиков было применение такой политики к своим гражданам.

Для подавления крестьян применяются разнарядки для ОГПУ по репрессиям и указания: «сломить саботаж хлебозаготовок, организованный кулацким контрреволюционным элементом», «с обязательным и быстрым проведением репрессий и беспощадной расправой с преступными элементами в правлениях колхозов», «применять суровые репрессии, осуждение на 5–10 лет заключения в концлагерь, а при известных условиях – расстрел»[41]41
  Там же, стр. 309–310 (со ссылкой на письма И. Сталина и резолюции партии).


[Закрыть]. Сами слова здесь как будто такие и стоят так, чтобы подтверждать Бродского: зло, особенно политическое, всегда плохой стилист.

В итоге в 1932–1933 годах от 10 до 15 миллионов человек умерло от голода, большинство в самых хлебных районах: Украина, Казахстан, Северный Кавказ, Дон, Кубань, бассейн Волги, некоторые районы Западной Сибири.

Власть выполнила две задачи. Во-первых, теперь крестьян можно было загонять в колхозы, где они работали за трудодни (за еду), не имели паспортов, права переезда и смены работы. Кроме того, исключался опасный элемент – независимый собственник.

Во-вторых, собранное зерно СССР обменял на западные заводы и технологии.

Объемы зернового экспорта СССР[42]42
  Там же, стр. 315 (со ссылкой на Социалистическое строительство СССР: Статистический ежегодник. М.: 1936, с. 390).


[Закрыть]

Обычно индустриализацией называется развитие технологий, которые позволяют изобретать еще более новые технологии.

Индустриализация в СССР – это покупка за счет рабского труда местного населения того, что изобрели на Западе. Вот только проблема: можно купить технологию сегодняшнего дня. Но завтра она устареет, и придется покупать новое, более современное. В послевоенном завтра оказалось, что деньги взять неоткуда.

Промышленность неконкурентоспособна на внешнем рынке.

Сельское хозяйство уже не может быть источником денег: колхозник не трудится, а отрабатывает повинность для хозяина[43]43
  Для иллюстрации состояния колхозников интересно почитать письмо немецкого офицера-хозяйственника 1941 года:


[Закрыть]. Обработка земли была средневековьем.

«Сейчас, когда всё приводится в порядок, мы собираемся наладить хозяйственную жизнь, а именно сельское хозяйство. Здесь, в центре России, в 60 км к юго-востоку от Смоленска, сельское население желает красным комиссарам провалиться ко всем чертям. Оно отзывается на наш призыв приступить без промедления к сенокосу…

Если прислать сюда немного спокойных и распорядительных людей, плюс людей с сельскохозяйственными и техническими знаниями, знающих язык, пропагандистов, то будет нетрудно без больших потерь наладить здесь нормальную жизнь и уборку урожая.

Уровень жизни людей здесь настолько низок, что даже небольшой части дохода от сельскохозяйственной деятельности было бы вполне достаточно, чтобы значительно улучшить социальную обстановку – поднять покупательную способность с одной стороны и стимулировать желание работать с другой.

Мы не сможем упразднить большие совместные предприятия [колхозы], да это и не нужно. Хотя бы потому, что здесь крестьян в нашем понимании, то есть людей, способных самостоятельно работать, больше не осталось. Но если этим нищим государственным подёнщикам вместо половины моргена [устар., приблизительно 0,25 га] земли, одной свиньи и одной коровы дать всё это в двойном количестве в частное пользование, то они будут счастливы и довольны» (https://www.solonin.org/doc_nikto-ne-ponimaet-tolkom-za).

К середине 50-х сельское хозяйство уже едва обеспечивало потребности страны, а об экспорте нечего было и думать. Никита Хрущев подтверждает это речью 1953 года: «Товарищи, посмотрите на карту, наша страна занимает 1/6 часть суши. И нам негде, оказывается, сеять с таким расчетом, чтобы обеспечить потребности народа. На карте мира Голландию пальцем всю закроете, а мы у нее вынуждены покупать мясо и сливочное масло»[44]44
  Там же, стр. 328 (со ссылкой на заключительное слово Н. С. Хрущева на заседании сентябрьского Пленума ЦК КПСС 1953 г.).


[Закрыть].

Увеличение продуктивности обработки черноземья невозможно – денег нет даже на промышленность. Выход Хрущева – освоение новых, менее плодородных земель, поднятие целины. Это привело лишь к бесполезным расходам: к 1980-м годам объемы выбывающих орошаемых и осушенных площадей почти сравнялись с объемами вводимых[45]45
  Гайдар Е. Гибель империи: уроки для современной России, стр. 140 (со ссылкой на Сельское хозяйство СССР. Статистический сборник. М.: Финансы и статистика, 1988).


[Закрыть].

К 1960 году пришлось покупать зерно и мясо за границей. СССР становится долгосрочным импортером сельхозпродукции.

Объемы импорта сельхозпродукции в СССР[46]46
  Там же, стр. 340 (со ссылкой на Социалистические страны и страны капитализма в 1986 г. М.: Госкомстат СССР, 1987. С. 623, 628).


[Закрыть]

К счастью, на покупки нашлись деньги от продажи нефтепродуктов Сибири. К еще большему счастью – цены на них постоянно росли из-за нестабильности на востоке: с 1970 по 1980 год цена на нефть марки U. K. Brent выросла в 10 раз[47]47
  Там же, стр. 342.


[Закрыть].

Но с 1980 года сказка начинает заканчиваться. При нарастающих объемах импорта цена на нефть падает в четыре раза за пять лет[48]48
  Естественно, падение цены на нефть не единственная причина развала СССР. Более того, А. Илларионов* в нескольких статьях «Живого журнала» указывает, что она не была настолько драматичной – Е. Гайдар немного подыграл себе «правильным» подбором цифр (соответствующие статьи можно найти в блоге ЖЖ А. Илларионова* по тегу «Гайдар»).


[Закрыть]. Покупать еду больше не на что.

В условиях свободного рынка деньги определяют баланс спроса и предложения, поэтому дефицита быть не может: при большом спросе и недостаточном предложении вырастет цена, но товары на полках останутся. При этом высокая цена привлечет новых продавцов, производители начнут делать больше. Рынок наполнится, и постепенно цена снизится до нормальной.

Всё не так в СССР. Цены здесь устанавливаются государством. Оно постановило платить рубль двадцать за кило мяса – и шабаш! И вот предложение товара уменьшилось. Поднять цену нельзя – люди начнут волноваться. Остается только оставить всё как есть. Если цена занижена, то покупатель всегда будет стремиться обменять деньги на товар. Итог этого – дефицит, многочасовые очереди, пустые полки. Сергей Довлатов шутил, что, когда он спрашивал брата, что прислать из Америки, тот отвечал: «Картошку не посылай, картошка есть». В этой шутке жило 260 миллионов человек.

При этом гражданам уже обещано светлое будущее, каждый год повышается заработная плата. Для этого нужно печатать деньги. В 1961–1985 годах денежная масса росла ежегодно темпами около 10 %. В первой половине 1980-х годов темпы прироста денежной массы превышали темпы роста ВВП втрое. Денег было всё больше, возможности потратить – всё меньше. Этот денежный навес граждане начинают складывать на счетах в банках.

Вынужденные сбережения населения

(неудовлетворенный спрос)

К 1990 году бюджет пуст, продуктов нет, а у граждан много денег на счетах. Разрешить это противоречие невозможно. СССР прекращается как геополитическая реальность[49]49
  Цитата из Беловежских соглашений от 8 декабря 1991 года между РСФСР, Украиной и Белоруссией при договоре о создании СССР?


[Закрыть].

Новой России в этот момент были необходимы реформы – переход от социализма к нормальной капиталистической системе с частной собственностью, предпринимательством, невмешательством государства в экономику.

Реформы должны были дать собственность, чтобы появились производители и продавцы. И перестать регулировать цены, чтобы как можно быстрее их заинтересовать.

С 1 января 1992 года цены либерализовали. Говорят, в этот момент они взлетели в десятки раз. Однако на самом деле цены лишь показали себя настоящих. Все знали, что за рубль двадцать кило мяса не купить, а те 10 000 в банке – это не на автомобиль, а для очереди на автомобиль. Но ценники давали надежду, которая очень питала.

Многие лишились работы, сбережений (точнее, наполовину мнимых записей на счетах). Люди и ресурсы оказались заняты не в тех сферах и не так, как того требовала реальность. Ошибка системы. Нужно было время для того, чтобы они перешли из неправильных сфер в правильные. За переходом маячила нормальная жизнь.