Текст книги "Реформа. Как у России получилось"

Сертификат на образование

Университетское образование отличается от школьного тем, что его не обязательно получать всем.

Общество заинтересовано в том, чтобы каждый был цивилизованным человеком, с которым можно находиться рядом. Для этого мы согласны платить налоги на школу и для своего ребенка, и для соседского. Но скидываться другому на диплом университета уже сложнее. Здесь налогоплательщику лезут в карман не чтобы ему же жилось спокойнее, а для хорошей жизни другого.

Поэтому многие либертарианцы хотят отменить государственную поддержку высшего образования. Сделать так, чтобы каждый сам платил за себя.

Однако при невысоком уровне жизни многие талантливые выпускники школ не могут позволить себе не то что оплачивать образование, но даже учиться бесплатно: ведь нужно еще платить за жильё и базовые потребности.

Обществу выгодно их поддержать: в будущем они, став квалифицированными работниками, вернут вложенное.

Главный вопрос – как именно дать им деньги.

Первый вариант, привычный для России, – это когда чиновник распределяет деньги между университетами по своему усмотрению. Абитуриенты идут вслед за деньгами – «радуйтесь тому, что дают». Чиновник определяет за них, чему учиться и, главное, кто будет учить. Для преподавателей клиент – чиновник, а не студент.

Так появляются бесконечные отчеты, награждения друг друга званиями и степенями, «выполнение нормативов научной деятельности». Факультетами заведуют политруки, настолько далеко находящиеся от преподавания и науки, насколько они близки к грантам и жажде власти над студентами. Для преподавателей не редкость задремать посреди собственной лекции.

Второй вариант – сделать так, чтобы деньги шли за абитуриентами.

Школьники, набравшие много баллов на выпускных экзаменах, получают сертификат на определенную сумму. Сертификат можно потратить на обучение в любом университете.

Так клиентом университета становится студент, а не чиновник. Университет уже не станет держать заслуженных профессоров, все заслуги которых состоят либо в дожитии до солидного возраста, либо в активизме, лизоблюдстве и всём том, что обычно требуется для поднятия наверх в государственном учреждении.

Из расписания исчезают бессмысленные дисциплины, которые нужно отсидеть: что поддерживал чиновник, за то не станет платить клиент. Исчезают, наконец, откровенные сумасшедшие, каких много в любом университете. Не устроившись на нормальную работу (не берут), они навечно оставались в своих университетах, терроризируя студентов своей невежественностью и самомнением.

Это происходит эволюционно, само собой, потому что иначе студенты понесут сертификат или деньги в другой университет.

Затраты на оба варианты одинаковы. Но результат отличается феноменально.

Мы выбрали второй вариант. Успешным выпускникам школ выдается сертификат. Сумма в нем зависит от баллов на экзамене – как правило, этих денег достаточно для покрытия трех лет обучения в среднем университете. Сертификат можно потратить в любом университете, в том числе в дорогом, доплатив разницу.

С этим есть две основные сложности. Первая: как обеспечить честность на единых выпускных школьных экзаменах? Вторая: как следить за тем, чтобы студенты не отмывали деньги через фиктивные университеты?

Но эти проблемы решаемы. Это мелочи по сравнению с фикцией высшего образования, в которую играли миллионы человек за счет десятков миллионов других.

Пусть 5 % студентов отмоют деньги из сертификата. Зато 95 % получат образование мечты, какого при прошлой системе не получал никто.

Самый изощренный аргумент против такой системы: «Лучше всего к выпускным школьным экзаменам подготовятся дети из более обеспеченных семей. У них больше возможностей по обучению, в том числе оплате хороших репетиторов. В итоге сертификаты в основном получат те, кто в них не нуждается».

Но аргумент о разных стартовых возможностях уже пятьдесят лет как устарел. Сегодня жадный до знаний школьник узнает всё нужное и сдаст экзамены лучше, чем тот, кто из достоинств имеет только возможность заниматься с дорогими репетиторами.

Венчурное инвестирование в людей

В дополнение посмотрим на один из тысячи способов того, как свободный рынок способен решить задачу спонсирования вчерашних школьников, начинающих взрослую жизнь.

Сегодня братья Даниил и Давид Либерманы продвигают идею о превращении человека в объект инвестирования, подобно компании.

Предприниматели инвестируют в компании в надежде на их рост. При этом риск проиграть высок, но в случае успеха инвестиции дают стократную отдачу. Цена акций таких компаний зависит от ожидания роста и доходности, притом сейчас компании могут ничего не стоить, создавая одни убытки.

То же самое и с людьми. В начале взрослой жизни мы только потребляем. Потом начинаем зарабатывать. Большинство окажется в середине, а крайние десять процентов будут получать очень много и очень мало.

Так почему бы не инвестировать в людей так же, как в компании? Мы можем купить у человека долю в его будущих доходах, как покупаем акции начинающей компании в расчете поделить ее будущие доходы.

Молодому человеку говорят, что он должен предпринимать усилия для своего будущего. В 30–40 лет он наконец получает успех и капитал. Но тут начинается кризис среднего возраста с дорогими машинами и избытком денег. Оказывается, что позади лучшие годы, когда сегодняшние деньги были бы куда более к месту[67]67
  Статья в L’OFFICIEL «Браться Либерманы строят мир, в котором могут сосуществовать разные мнения», 2021 (https://officiel-online.com/heroes/interview-daniel-and-david-lieberman/).


[Закрыть].

Сейчас у меня с братом десятки миллионов долларов на счетах. Если бы мы могли хотя бы часть этих денег отправить себе 20-летним, то стали бы богаче как минимум в несколько раз.

Д. Либерман

Проект Либерманов позволяет это сделать. Человек уже сейчас, в самый нужный момент, получает часть своего будущего заработка. Притом без обязательств – он может потратить деньги на образование, отдохнуть, заняться любимым делом и с хорошего старта запустить свой бизнес или пойти на работу. Инвестор не имеет никакого контроля над жизнью. Человек как объект инвестиции не обязан инвестору ничем, кроме возврата части своей будущей прибыли.

В этом отличие инвестиции от кредита: по кредиту нужно платить, каким бы ни было положение, а инвестор получает деньги только при успехе, когда выиграли оба.

Это кажется странным. Например, что, если человек получит деньги от инвестора и отправится жить на Бали, не будет работать? Но этот риск обычен для инвестиций – ведь и компания может закрыться. Вкладывая деньги, инвестор оценивает риск такого события и закладывает его в цену акций.

Примеры либерманской модели уже существуют, она работает.

В 2017 году американский фонд Big League Advance инвестировал 150 миллионов долларов в 350 студентов-спортсменов. Каждому из них дали от 500 тысяч до 1 миллиона. Взамен студенты обязались платить инвесторам процент от будущих доходов.

Четыре года спустя один из студентов заключил спортивный контракт на 340 миллионов долларов, принеся фонду 30 миллионов. Он один вернул пятую часть всех инвестиций – и это всего за четыре года. Учитывая, что такой вид инвестиций приносит всё больше отдачи с течением времени (люди всё дальше продвигаются в карьере), фонду гарантирован успех.

При этом сам спортсмен-миллионер в одном из интервью сказал, что не жалеет о сделке. Миллион долларов в то время был для него невероятной суммой, он смог полноценно заниматься спортом, хорошо жить, купить дом родителям.

Братья Либерманы испытывают свою модель и на себе. Они создали The Libermans Company, которая владеет правами на их будущие доходы. Акции этого фонда можно купить – тогда Либерманы получат деньги, а инвестор получит долю в их будущих доходах.

Однако государство установило правила, образовательные стандарты, «дипломы государственного образца», обязало получать аккредитацию. Она вряд ли рассчитана на массовое применение. Но когда-нибудь по крайней мере лучшие выпускники школ будут учиться в частных университетах за счет инвесторов в обмен за долю в будущем доходе.

Российским законодательством до недавнего времени такое инвестирование было запрещено. Сейчас запрет снят. Фонды, инвестирующие в людей, все еще воспринимаются с недоверием, но скоро это изменится.

Отмена правил

Еще одно отличие школьного образования от высшего в том, что общество хочет, чтобы школьника учили правильным вещам. Государству необходимо устанавливать базовые правила школьного образования.

Университет же – это услуга взрослому человеку, чтобы он смог соответствовать запросам будущего работодателя. Чего именно эти двое ждут от образования – их дело. В этом приятное отличие университетского образования: за ним не нужно следить.

Однако государству никто не бил по рукам, и оно установило правила, образовательные стандарты, «дипломы государственного образца», обязало получать аккредитацию. Специальные образовательные курсы имели значение фантиков, а диплому государственного образца придавался смысл, совсем ему не подходящий.

Какой-то чиновник в министерстве образования решал, что должны преподавать в частном университете и давать ли такому университету аккредитацию. В сущности, он решал, что нужно работодателю.

Мы отменили все требования к негосударственным послешкольным организациям. Они получили право преподавать что угодно, без разрешений и аккредитаций.

Бастующие Пупкины и результаты реформы

С формальным образованием можно было бороться только формальным способом – государственным признанием любого образования. Это изменило систему: теперь проходные предметы не имеют значения, а неофициальные курсы его получили.

Против реформы пытались бастовать. В большинстве протестующие были не лучшими преподавателями. Чувствовали опасность ненужности. В итоге именно эти сотни тысяч Пупкиных потеряли работу.

Через шесть лет после реформы результаты таковы: затраты времени и денег на высшее образование сократились в несколько раз. Качество образования улучшилось. Здесь хорошо бы привести конкретные цифры, но не всё можно посчитать. Открылось невероятное количество организаций, назвавших себя «университетами». Какие-то откровенно торгуют фантиками. Но многие всего за несколько лет получили имя (за счет преподавателей) и котируются.

Нам не удалось приватизировать государственные университеты. Было неясно, как это делать без развитых частных. Но главное – мы разрешили частные университеты. Со временем они должны полностью вытеснить государственные. Если, конечно, новое правительство не будет мешать.

У университета есть положительное свойство: люди в нем приятно проводят время, находят друзей и вообще наслаждаются жизнью. Вот только не нужно принуждать других к тому, чтобы это спонсировать. Поэтому университеты должны быть частными. Они будут давать ровно столько курсов и брать столько времени, сколько требует потребитель. Найдутся университеты и для тех, кто хочет продлить иждивение и просто спокойно пожить (что совсем неплохо), и для желающих быстро получить нужные знания и начать зарабатывать.

Налоговая реформа

Государство – только способ организации дел, к которым мы не способны по отдельности. Мы складываемся деньгами на общее (дороги, школы, поддержка немощных), нанимаем менеджеров и следим за исполнением – вот и всё государство.

В этом смысле обязанность гражданина – понимать сущность налогов, иначе он обрекает себя и других платить не налоги, а дань.

Если повысить налог, то предприниматель заложит повышение налога в цену товара. Тогда одна часть покупателей будет платить существенно больше, а другая вообще не сможет больше позволить себе товар. Бизнес сократится пропорционально ушедшим покупателям. Налоги ударяют по всем. Чем выше налоги, тем товаров меньше и они дороже.

Без налогов невозможно, поскольку анархия – утопия. Но в их применении стоит быть осторожным.

И только вооружившись этими знаниями, можно приступать к сбору денег.

Как уменьшить налоги

Мы занимались устранением лишних расходов и думали, как брать меньше налогов. Сокращали чиновников, боролись с коррупцией единственно возможным способом – упразднением мест, где она возможна[68]68
  Об этом – см. главу «Административная реформа».


[Закрыть]. Проводили приватизацию.

Однако общее количество государственных расходов почти не изменилось из-за трех дорогих реформ: школьной, пенсионной и медицинской.

Но уменьшить налоги все-таки хотелось – без этого нельзя ожидать быстрого роста экономики.

Ответ – в нефтегазовой сфере. Государственные расходы лучше спонсировать доходами от нефтегаза, а нагрузку на обычных предпринимателей уменьшить.

Нефтегазовые деньги впервые послужили национальным достоянием.

Это не продолжение нефтяной зависимости. Нефтяная игла – миф. Если во главе государства банда, то она любые деньги – нефтяные и остальные – использует по своему усмотрению. Конечно, с нефтяными деньгами проще удержать власть, но это порок не денег, а системы.

Мы реструктурировали нефтяные компании и Газпром, передали их в частные руки. Ввели полную свободу деятельности в этой сфере. Это обычный вид бизнеса, государству в нем участвовать ни к чему. Частное лицо покупает акции, чтобы поучаствовать в распределении прибыли. Государство же может делать это, и не будучи акционером – через налоги.

Освобожденная от коррупции и эффективно управляемая частными собственниками, нефтегазовая сфера приносит в бюджет огромные деньги. Имея их, мы могли снизить налоги в других сферах, а некоторые упразднить.

Многие называли это безумием: нефтегазовые доходы могут колебаться, основывать на них бюджет невозможно.

Основывать бюджет полностью, конечно, невозможно. Но покрывать существенную часть государственных трат – вполне можно. Вопрос здесь только в том, насколько умно мы учтем риски и найдем грань допустимого.

Небольшой резервный фонд сгладит большое падение цен на нефтегазовые ресурсы. Если цена не вернется на прежний уровень, он обеспечит время, нужное для поднятия налогов. Постепенное же падение заставит повышать налоги – уже из необходимости, вдумчиво, уговаривая избирателей.

Получилось, что мы установили низкие налоги и постепенно их увеличиваем. Так каждое увеличение сопровождается большим сопротивлением.

Ничего, пускай возмущаются, бунтуют, заставляют обосновывать необходимость. Это лучше обратного: когда налог высок изначально, государство тратит деньги, а всякое налоговое послабление воспринимается как чудо.

Но одного возмущения мало – в России оно слишком ненадежный защитник. Поэтому мы установили правило, что вводить новые налоги или увеличивать старые можно только на всеобщем референдуме. Так временный популист не сможет навредить всем, привлекая часть избирателей на свою сторону обещаниями быстрой и бесплатной светлой жизни.

Это решение мы переняли у Грузии, где в 2011 году был принят «Акт экономической свободы». Вот как принятие Акта описывает экономист Симеон Дянков, помогавший Кахе Бендукидзе в проведении грузинских реформ[69]69
  Simeon Djankov, «The Great Rebirth: Lessons from the Victory of Capitalism over Communism», p. 159–160.


[Закрыть]:

«После российско-грузинского конфликта 2008 года стало очевидно, что нам нужно сохранить достигнутое [в реформаторстве]. Идея была в том, чтобы сделать проведенные либеральные реформы безвозвратными, чтобы принципы свободной экономики невозможно было нарушить. Экономика должна была остаться привлекательной для инвесторов.

Правительству нужно было установить главные принципы экономической свободы: невмешательство государства в экономику и постоянно низкие налоги. Мы приняли «Акт экономической свободы», который запрещал введение новых налогов или повышение старых без согласия всего народа, выраженного на референдуме».

Забавно, что против этого были чиновники Мирового Банка и Брюсселя, предсказывавшие падение экономики и провалы в бюджете. Время показало их ошибку: экономика Грузии стала стабильной, а некоторые европейские страны даже приняли аналогичные законы. Вот и получается, что можно перенимать опыт европейских чиновников в некоторых сферах, но в деле дерегулирования и свободы они не советчики.

Интересно, что больше мешали даже не европейские чиновники, а свои, грузинские:

«Идея самоограничения правительства была непопулярной даже внутри него. Некоторые задавались вопросом о том, зачем правительству ограничивать собственные возможности без необходимости. Так называемые «экономисты» высказывались против. Министерству финансов даже удалось продавить свою идею о том, чтобы сделать исключение для акцизов. Благодаря этому исключению следующее правительство ввело акциз на мобильные телекоммуникации без проведения референдума»[70]70
  Simeon Djankov, «The Great Rebirth: Lessons from the Victory of Capitalism over Communism», p. 159–160.


[Закрыть].

Исключение из такого правила делает бессмысленным само правило. Важно не то, какие виды налогов мы собираем, а общий объем денег, забираемых у налогоплательщиков. В этом отношении акциз не отличается от любого другого налога и должен подчиняться общей логике: правительство не может поднять сумму изымаемых из экономики денег, не спросив разрешения у населения.

Минфин Грузии поступил, как обычная государственная контора: защитил свои интересы. Наш Минфин был достойной частью либерального правительства, и закон об ограничении налогов был принят в редакции, не предусматривающей исключений.

В таком решении есть изъян: избиратель всегда проголосует за налог, как можно меньше его касающийся. Выходит, подниматься налоги будут только на политических неудачников – на сферы, не затрагивающие потребителя напрямую. Такой перекос вреден для экономики, от него пострадают все. Но если этот вопрос находится в ведении чиновника, то он тоже оглядывается на избирателя и увеличивает налоги в первую очередь на тех, чей голос тише остальных. Вот только пользуется этим он чаще, чем следовало бы. Получается, мы выбираем между эгоизмом большинства и прихотью чиновника. Первое привлекательнее – там есть возможность поставить галочку в графе «против».

Предложение Ходорковского*…

С нашим планом использования нефтегазовых доходов не соглашался Михаил Ходорковский*. Он предлагал.

«…прямо направлять доходы от природной ренты – то есть сверхдоходы от продажи сырья, прежде всего нефти и газа, – на пенсионные и медицинские накопительные счета граждан, с которых при наступлении страхового случая (пенсионного возраста или болезни) их владельцы получали бы деньги…

Нужно, чтобы сверхдоходы ежемесячно в абсолютно равных пропорциях зачислялись на накопительные счета всех граждан страны…

Так возникнет та самая подушка безопасности, которая реально превратит Россию не в социалистическое, где сырьевые богатства страны принадлежат бюрократии, а в настоящее социальное государство, где природная рента принадлежит народу и находится под непосредственным контролем общества».

Нас здесь как будто обманывает изначальное положение, где есть нефтегазовые доходы как подарок судьбы, который можно потратить.

Чтобы понять неточность такого подхода, совершим интеллектуальное упражнение.

Представим, что государство уже реализовало наш план – направило нефтегазовые доходы на спонсирование своих расходов, сильно уменьшив налоги в других сферах. Низкие налоги подталкивают экономику к росту, развивается бизнес. Товаров всё больше, они всё дешевле.

После этого государство вдруг решило перейти к плану Ходорковского* – направить нефтегазовые доходы на накопительные счета.

Тогда государству нужно будет где-нибудь взять деньги на свое существование. Из-за невозможности изъять больше у нефтегазовых компаний оно существенно повысит налоги для обычных. Последствия известны – предприниматель заложит повышение налога в цену товара. Одна часть покупателей будет платить существенно больше, другая вообще не сможет больше позволить себе товар. Бизнес сократится пропорционально ушедшим покупателям.

Проще говоря, мы сначала снижаем налоги на другие компании, решая обеспечивать государственные траты нефтегазовыми, а потом снова поднимаем их, чтобы открыть накопительные счета.

Выглядит удручающе. Вроде бы пришли к социализму – каждому по потребностям, от каждого по способностям. Но производство упало, цены выросли. К тому же чувствуешь себя обманутым: забрали сейчас, а отдадут потом (на пенсии, при болезни) и неясно сколько.

Этот сценарий не отличается от предлагаемого Ходорковским* – разница лишь в способе прихода к одному результату. Но если план Ходорковского* был бы принят единогласно, то «обратный план Ходорковского*» многим не понравился бы.

Государственный бюджет – это один карман. У кого-то забираем, кладем в него. Потом достаем и кому-то отдаем. Многие пытаются разделить виды поступлений и трат: сказать, что эти поступления для этих трат, а те – для других. Так действительно легче обосновать предлагаемые меры, но логический трюк от того не становится обоснóваннее.

Порочное порочно. Накопительные счета с нефтегазовых доходов не становятся благом только от того, что мы приходим к ним другим способом. Нефтегазовые сверхдоходы не отменяют обязанности государства использовать их наилучшим образом.