Текст книги "Двуглавый Орден Империи Росс. Магия изначальная"

И не дожидаясь ответа, подписала. Впрочем, Шен и не протестовал.

Когда Лерка закончила, он аккуратно сложил карту до размеров карманного календарика и положил во внутренний карман.

Странно, откуда-то пришла мысль о том, что лист бумаги любого размера можно сложить не более семи раз, да и это не у всех получается. А Шен сложил свою карту размером в четыре ватмана раз десять, совершенно не напрягаясь. АХРИНЕТЬ!!!

ЧЁ ахренеть?! Значит, когда карта появляется из воздуха – это нормально? А когда её складывают, то это чудо великое?! Бли-и-ин! Ну когда же я ко всей этой хигне-то привыкну?

– Шен Косиджанович, – как-то заискивающе проворковала Лерка. – А нельзя ли и нам такую же карту? Мы бы поизучали…

– Такую же – нет. – твёрдо ответил китаец. – А как у Николая Маклаевича – можно.

С этими словами он сделал широкий, во всех смыслах, жест, и на столе снова появилась карта мира. Мы с Леркой сразу же склонились над ней, ища различия. Но те никак не находились. Тогда я осведомился у нашего гостя:

– А в чём разница?

– Вам лучше не знать этого, дорогой Александр Константинович. Тот самый случай, когда во многих мудростях таятся многие печали. – он приосанился, и став намного серьёзней произнёс: – За сим, спешу откланяться. Неотложные дела.

Он и вправду поклонился, затем надел треуголку и вышел, оставив нас всех в глубокой задумчивости.

Глава 9

Когда дверь за магом закрылась, мы всё ещё продолжали молчать. Первой заговорила Морозова:

– Господа! Александр Константинович! – она посмотрела на меня и сразу перевела взгляд на Лерку. – Валерия Константиновна! Да неужели это всё – правда? Неужели Магелланика – не выдумка? Неужели она действительно существует?

– Действительно, – задумчиво глядя на карту, проговорила Лерка. – Хотя, Вам в это так же трудно поверить, как нам в то, что Голландии больше нет.

– Да-а-а… – протянула графиня. – Море поднялось.

Я посмотрел на неё и вкрадчиво спросил:

– А на сколько оно поднялось?

Ответ Ольга Павловна не знала, и поэтому просто пожала плечами.

– Если оно поднялось метров на десять, то ни Питера, ни Архангельска тоже больше нет, – сказал я Лерке.

– Да, Архангельск затопило, – подтвердила мои слова Морозова.

– Потепление? – спросила у меня Лерка. – Глобальное таяние льдов?

– Скорее всего, – покивал я. – Вон смотри, как Чёрное море разлилось!

Лерка посмотрела, куда я показал.

– Ага, прикинь, Крым теперь – остров! О! Смотри! Чёрное море разлилось, а Каспийское – нет!

– Это потому, что оно внутреннее, – сказал и спохватился. – Ну, в смысле, что с океаном не соединяется. Так-то оно по уровню ещё ниже находится.

– Да-а-а… протянулав Лерка. – Серьёзно тут всё. Прямо «найдите десять отличий»!

– Скорее десять тысяч, – сказал я, не отрываясь от изучения открывшейся картины.

Мы пялились на карту, Морозова молчала. Так прошло минут семь.

– Смотри, – ткнула меня Лерка. – А Салехард есть. Его тоже ведь должно было затопить, а он есть. Только он здесь… – она наклонилась прочитать. – Он здесь Обдорск какой-то.

– Да, – сказала Морозова. – Его тоже сильно затопило. Правобережной части вообще не осталось. А левый берег высокий. Там сейчас порт и верфи.

– А он разве зимой не замерзает? – я точно помнил, что он за полярным кругом.

– На один, иногда пару месяцев.

Я опять углубился в топографию.

– Господа, – Морозова, что-то вспомнила. – Я вот что, хотела у вас спросить. Откуда вы столько про нашу страну знаете?

@#$%&!!! &%@#!!! Спалились!!! Я посмотрел на Лерку. Она смотрела на меня, и в её глазах я прочитал всё те же @#$%&!!! &%@#!!! #№@&!!! Спалились!!!

– Предки у нас, знаете ли, отсюда. Вот и рассказывали, как кого на родину потянет, так тут и давай ностальгировать! – боже ж ты мой, ну, что я несу.

– Да! – подхватила «сестра». – Дедушка особенно. Тот как начнёт рассказывать…

– Карта у него тоже большая была. От прапрадеда осталась. Вот он нам всё время чего-нибудь на ней показывал, – полёт фантазии заканчивался.

– Родина, говорил, наша, – выручила подельница. – Историческая. Мол, все Малиновские отсюда вышли.

– Ага! – глупо поддакнул я.

Морозова смотрела на нас с нескрываемым интересом. Интересно, верит или нет?

– Так, значит, дедушка ваш был из Сибирии?

Мы переглянулись, и выиграли этим десяток таких нужных сейчас секунд. Потом Лерка первой заговорила. Медленно так, неуверенно:

– Да, нет, вроде бы… по-моему он как-то по-другому называл… Саш, ты не помнишь? Как-то по-другому ведь! – и она посмотрела на меня, типа, Ваш ход, сударь.

– Да-а… – я сделал вид, как будто вспоминаю. – О! – это, типа, вспомнил. – Россия!

Графиня удивлённо посмотрела на нас:

– Да, действительно наша страна так называлась раньше.

Я мысленно выдохнул.

– Но, только давно, – продолжала она. – Ещё до раскола. После войны.

Рано я расслабился, рано. Но наша гостья на этом не остановилась:

– А сколько лет вашему дедушке? Неужели он застал довоенные времена?

Бли-ин! А когда ж у них тут война-то была? Думай, голова, шапку куплю! Хорошо Лерка быстрей сообразила:

– Да, нет! Это не дед отсюда! Это его прапрадед! – молодец какая, прямо так бодрячком выпалила. – Малиновский Родион Константинович. Может, слышали?

– Нет, – ответила Морозова. – Навряд ли. Я ещё не такая старая.

Я её подколку поначалу даже и не понял, поэтому выдал:

– Деда как раз в его честь и назвали Родион Константинычем, – потом осознав свой нехилый перл залепетал: – Ну, это… назвали-то Родионом в честь прапрадеда, ну, а Константинычем… он и сам родился.

– Ну да! – иронически улыбаясь, покивала Ольга Павловна. – Всё понятно. Родионом в честь прапрадеда, а Константиновичем в честь прапраПРАдеда. Да, конечно. У нас тоже так делают.

– Саша! – повысила на меня голос Лерка. – Константинович он был, потому что его отца, нашего прадеда, назвали Константином в честь его прапрадеда!

– В смысле вашего прадеда назвали в честь его прапрадеда? Или прапрапрадеда? – Морозова, лиса хитрющая, всё уже давно поняла, просто глумится.

– Нашего прадеда назвали Константином, – с расстановкой начала объяснять Лерка. – В честь его деда, а того в честь его деда. А своего сына он назвал в честь своего отца. У нас так и было то Родион Константинович, то Константин Родионович. А когда Саша родился, то бабушка, говорят, ну сама-то я понятное дело помнить никак не могу. Так вот бабушка тогда и сказала, что хватит, мол уже, надо и по-другому как-то детей называть. Вот его и назвали Сашей. В смысле Александром! – она после такой пламенной речи аж выдохнула.

Морозова смотрела на нас не то что бы с недоверием… а хотя, может и с недоверием. И я решил открыть «семейную тайну». Собрался с духом, принял скорбное лицо и начал:

– Тебе, Лер, просто не говорил никто, поэтому ты и не знаешь, – и грустно как-то так умолк.

– Чего не знаю? – напряглась Лерка.

Я принял опечаленный вид:

– У наших родителей ещё один сын был. Старше меня. Только он маленьким умер. Вот его как раз Родионом и звали.

Лерка с выражением жестокой обиды на лице кинула мне «справедливый» упрёк:

– Что ж вы все раньше-то молчали?!

– Лер, да я сам только месяц назад и узнал!

– А бабушка?! Я же у неё спрашивала, почему раньше старшего сына всегда в честь его деда называли. А она засмеялась тогда и сказала, что тебя и так в честь деда назвали, только другого! – в её голосе было столько горечи, мне даже показалось, что она вот-вот заплачет.

– Так и мне она так же сказала, – я как мог «успокаивал» «сестру». – Это дядя Витя… его же тоже назвали в честь второго деда. Я у него в шутку тогда спросил, как бы звали их третьего с отцом брата. Вот он тогда и рассказал про Родиона…

– А мне почему не сказал? – вопрос был ко мне, в смысле, почему я не сказал.

– Он просил не говорить.

– Как у вас всё просто! Не говорить, и всё, как будто и не было! – Лерка вовсю «горевала». – Вот чувствовала я, что у нас в семье как будто что-то не договаривают! Секреты какие-то!

– Господа! – очень корректно прервала наши препирательства наша гостья. – Я, конечно, очень бы хотела расспросить вас про вашу замечательную родину, но вижу момент сейчас неподходящий. Так что позвольте мне откланяться. Завтра же, если вы не передумали ехать в город, я заеду за вами в десятом часу. Вы не возражаете?

– Да, конечно! – почти всхлипывая, произнесла Лерка. – Мы Вам очень благодарны, Ваше сиятельство! И просим Вас простить нам эту сцену, Ольга Павловна!

Если титулование «Ваше сиятельство» омрачило чело графини, то обращение по имени-отчеству вызвало благостную улыбку. Но вспомнив о трагической новости только что полученной Леркой, Морозова с участливым выражением на лице всё же откланялась и вышла.

Как только дверь за ней закрылась, я сразу правой рукой сделал «ЙЙЕССС!!!!!». А у Лерки на лице застыло выражение, которое бывает у людей, только что вывернувшихся из безвыходной ситуации, и всё ещё не осознавших этого.

– Она чё? Повелась? – шёпотом спросила подельница.

– Ну, ты так натурально переживала… – я развёл руками в знак признания её таланта актрисы.

– Ха-а-а-а! – Лерка ликовала.

Я облегчением плюхнулся на диван. Лерка радуясь, кружилась по комнате. Эйфория…

Пару-тройку минут мы ловили кайф. Нас потихоньку отпускало.

– Прикинь! – откружившись сказала соратница по приключениям. – Она когда спросила, откуда мы чё знаем, я думала ВСЁ! Абзац! С двумя ПЭ! – Лерка аж язык высунула от избытка эмоций. – Ещё и про Россию… сколько лет де-е-едушке? И тут ты такой! – изображая меня, она заговорила нарочитым басом: – Дедушка Константинычем родился!!!

От смеха у неё даже слёзы выступили. Я вспомнил свой конфуз и тоже расхохотался. Шёпотом, конечно.

– А ты прям лучше?! Дедушку в честь прадедушки, а прадедушку в честь прабабушки, а её тоже Константин Родионычем…

Лерка отсмеялась и сказала вполне уже серьёзно:

– Чуть-чуть не всыпались! Прям самую малость! – и она показала пальцами, насколько чуть-чуть мы были от провала.

Я проникся остротой момента, и смеяться расхотелось. Могли ведь и не вывернуться.

– Слушай! – Лерка уставилась на меня так, как будто собиралась спросить нечто такое, про что потом будет не до него. – А что тебе дядя Витя ответил?

– Какой дядя Витя? – опешил я.

– Наш дядя Витя, – и она пальцами обеих рук показала «ковычки», которые так любят америкосы. – Младший брат отца, когда ты у него спрашивал, как звали бы их третьего брата?

– Ты чё?! – я опешил ещё раз.

– Ну, вот в этой гипотетической ситуации… Хотя, какой, нахрен, гипотетической?! Всё уже! Это теперь история нашей «семьи»! Понимаешь?

Наверное, рожа у меня в тот момент была тупее некуда, потому что Лерка начала объяснять, но так, как будто говорила с маленьким глупым ребёнком:

– Понимаешь, Саша, мы же только что чуть не попались на вранье. Ну, какая Австралия?! Ты там был?

Я даже головой мотать не стал. Откуда?!

– Во-о-от! Я была три года назад как раз в Кэрнсе. Ну и чё? Я же не могу им всем рассказывать, какой там аэропорт! Да и не помню уже… А больше нечего говорить! Ну, кенгуру, ну, коалы… Пару раз прокатит, а потом? Да и не это их интересует, – она замолчала, глядя перед собой. – Вон Морозова! Сколько лет дедушке? Видишь? Нестыковок куча! А ещё, вот зуб даю, обязательно спросит, прямо завтра спросит… Знаешь чё?

Я нахмурился, соображая, но не преуспел.

– А спросит она завтра, дорогой брат, из каких краёв и как свалил наш шестикратный прадед в эту… – она помахала рукой, пытаясь что-то вспомнить. – Магиланию!

– Магелланику, – поправил я.

– Да пофигу! Откуда и как! – своим взглядом она буквально пришпилила меня к дивану. – Есть идеи?

Идей не было. Полное отсутствие всякого присутствия, от слова… Стоп! Так-так-так! Ну-ка, ход конём по голове!

– Так из Самары! – я сам удивился простоте решения. – Помнишь, мы с Морозовой про неё и говорили? Она ещё спрашивала, не оттуда ли мы. А откуда гостям с другого континента знать про этот, прямо скажем, провинциальненький городишко? А? Да потому что дедушка их шестиюродный как раз оттуда! И местность мы худо-бедно, а всё-таки представляем. Волга, Сок, Самара, острова всякие, Лука Самарская, горы опять же, Переволоки! Ну-у-у?

Лерка задумалась. Я ждал.

– А плотина? – с сомнением спросила она.

– А чё плотина? Какая плотина? Нет никакой плотины!

– Саш, ты дурак? Я и сама знаю, что нет там никакой плотины. Просто плотина реку Волгу подняла метров на двадцать. Местность, знаешь ли, изменилась.

Я прям… даже не знаю…

– Лер, сама ты – дурак дурацкий! Ну, откуда мы можем знать какие-то подробности? Или ты думаешь, что за шесть поколений ничего не могло просто забыться?

– Девять!

– Что, девять? – я ничего не понял в этом леркином возгласе.

– Девять поколений!

– Тем более! – я сначала обрадовался такому уточнению. – Постой! А почему девять?

– Ну, раз дед, значит ещё три поколения!

– Почему три?

– Ну, вот считай… – начала Лерка и осеклась, прикидывая на пальцах.

Я тоже начал прикидывать, но быстро запутался. Тогда мы прибегли к самому надёжному способу: предусмотрительно забытым Шеном карандашом нарисовали на подаренной им же карте схему.

На полях имелось небольшое пространство, очень подходившее для построения вертикального генеалогического дерева. Для краткости всех предполагаемых Родионов Константиновичей я отмечал буквами РК, а Константинов Родионовичей соответственно КР. В самом низу я написал себя – АК, что означало, конечно же, Александр Константинович. Пересчитал, получилось девять. Начал прикидывать кто кому кем доводится. Получились лишние люди. Снова пересчитал. Девять. Опять стал прикидывать степень родства. Снова лишние. Посмотрел на Лерку. Та пожала плечами, мол, сам считай.

Встал, походил по комнате, посмотрел в окно. Время интересно сколько? Часов семь, наверное. Хреново без часов. Я бы сейчас часам и с одной стрелкой обрадовался бы, не то что электронным или смартовским. Но я отвлёкся…

Лерка сидела за столом и что-то писала на карте. Я подошёл и посмотрел. Лерка подошла к решению вопроса до жути просто: она подписала в каждой строчке соответственно «отец», «дед», «прадед», а потом стрелками от нашего деда тоже «прадед» и «прапрадед». Вот только результат я такой уже получал – лишние люди, трое.

– Ты был прав. Шесть поколений, а не девять, – совершенно спокойно сообщила «сестра».

– А это чё? – ткнул я пальцем в буквы ВР, появившиеся в строчке отца.

– Это дядя Витя, младший брат нашего отца, который посвятил тебя в жуткую семейную тайну.

Строчкой ниже слева от надписи АК-74 появились буквы РК.

– А это? – спросил я.

– Это мой несчастный старший брат.

– Представь себе, догадался. А написала зачем?

– А я может быть всегда хотела, чтобы у меня был старший брат. Может быть, он был бы умный и добрый. И сильный. Он бы не обижал бедненькую Лерочку Антуанетточку и защищал бы от этого подлого, вредного, гадкого, злющего Сашки-Какашки! – она начала щипать не ожидавшего такого вероломства меня обеими руками.

Отбиться удалось только в процессе бегства.

– Ладно, а это чё? – я указал на буквы ВАК справа от «меня». В принципе догадаться не сложно, но на меня только что напали!

– А это… – гордая пауза. – Это Валерьюшка Антуаннетушка Константиновна! Собственной персоной!

– Угу! Значит, говоришь, Константиновна?

– Да! Валери Антуанет! – и она сделала витиеватое движение правой рукой.

– Ну, так ты так и пиши! – я взял у неё карандаш, и, вслух диктуя сам себе, написал заглавные буквы. – Константиновна Валерка Антуаннетческая! Сокращённо КВА! Ну, вот поквакала, и в тину!

Шутка старая, но рабочая! Секунды не прошло, как яростной фурией Лерка накинулась на меня, щипая везде, где я не успевал от неё закрыться. С выкриками «Сашка-Какашка» она оттеснила меня к стене. Отбиваться стало сложнее, и я попытался схватить её руки, она вырывалась. Так мы боролись секунд двадцать. Внезапно, или правильнее сказать неожиданно всё закончилось. И я осознал, что обнимаю её, крепко прижав к себе. Э-э-э… пардонте, не спицально…

Лерка перестала улыбаться и высвободилась, я не удерживал её. Стало как-то грустно. Вот только что нам было весело, а тут бах, и всё… Больше не смешно.

Лерка одёрнула платье, поправила волосы и серьёзным деловым тоном оповестила:

– Пойду, скажу Татьяне, что завтра с нами идти не надо, мы с графиней Морозовой поедем.

Да, точно, как я мог забыть?! Завтра ведь ещё на один облом больше.

Лерка ушла, а я плюхнулся на диван. Посидел так с минуту, потом лёг, закинув ноги на спинку так, чтобы обувь свисала, не касаясь обивки. Вот, кстати, тоже! Ходить по комнате в обуви всегда, неудобно, а без неё – вообще стрёмно! Придёт кто-нибудь, а ты в носках! Это дома проканало бы… а здесь никак! Тапочки надо купить что ли.

На этом умные мысли закончились. Нет, Лерка, конечно, права, легенду надо продумать тщательно. Я начал продумывать.

Генерацию более или менее стоящих соображений инициировать не получалось. В голове заезженной пластинкой крутились фразы из диалога с Морозовой. Попытки переиначить уже сказанное занимали всё больше свободного пространства моей черепной коробки. Голова уже распухла от разных бесполезных уже вариантов. Мозг работал, но вхолостую. Дедушка, прадедушка… какая к хренам разница, сколько раз прадедушку называли Родионом или Константином?!

Опаньки! Кажется, поймал. Откуда и куда эмигрировал наш мифический предок, с этим мы, похоже, разобрались. А вот как, когда и почему – это надо согласовать!

Да! Точно! Как там Лерка говорила? Фигуранты не должны путаться в показаниях? Да! Именно так! Не должны. Ни в коем случае! Это «АГХИВАЖНО!», как батёк любил говорить.

Я сел. Важно. Очень важно! Потому что если «показания» будут «разниться», то получается совсем уж хреновый раскладец! Получается… А что получается? Ой-ё!..

Я вскочил и начал ходить по комнате. Ходить? Нет! Я почти метался. Блин!!! Это же надо так вляпаться! Я застонал и схватился за голову. Ведь если мы будем недостаточно убедительно врать, а нам именно врать и придётся, потому что здесь никому нельзя знать ни про… Я чуть было не начал перечислять про что нельзя здесь знать никому. Да, ни про ЧЁ!!!

Потому что не поверят, а если не поверят, то это значит, что мы врём, а если мы врём, это значит, что мы не те, за кого мы себя выдаём. Чудесно! Просто – блеск! Вот скажите на милость, люди, которые прибыли из враждебно настроенного государства без документов, они кто? Беженцы? Предположим, а если они сразу же оказались на стратегическом объекте? Ведь школа магов – это стратегический объект? Или я что-то путаю? Совпадение? Ну, допустим, а когда они не могут внятно объяснить кто они, откуда и зачем, да ещё и врут при этом? Кто они тогда?

Осознав весь ужас нашего положения, я обессиленно сел на стул у стола и тупо уставился на карту, как будто там могла быть подсказка. Теперь в моей бедной голове образовалась совершеннейшая пустота, словно все мысли, испугавшись, попрятались, а некоторые в страхе и вовсе самоликвидировались. П@%&ц! П@%&ц номер восемь! Или даже девять!

Да чё я несу?! Какой П@%&ц?! Мы же сюда сами-то не ломились! Нас же сюда Шен телепортировал! По своей, кстати, инициативе! Так что вот! Никакие мы не шпионы! Колтыгина без херна не сожрёшь!

Ага! Замечательная цитата! Прямо в тему! Хорошо ещё, что здесь никто не знает, кто такой Колтыгин. Если тебя поймают на секретном объекте, то лучше оказаться Штирлицем, чем Колтыгиным. Так хоть шансы какие-то будут. Шпиона можно перевербовать, а диверсанта без суда и следствия выведут в чистое поле, поставят лицом к стенке и каждому пулю прикладом в лоб! Раз по сорок.

Шен. Шен – это, конечно, хорошо, но он же не будет всем и каждому объяснять, кто мы такие, а интересоваться, так или иначе, будут все. И вопросики задавать станут самые разные, и наивные, и с подвохом, а иногда и с таким скрытым смыслом… В общем, товарищи Исаевы, Максим-Максимычи и Максим-Максимовны, учите матчасть! В смысле легенду.

Да! Только её сначала ещё придумать надо!

Ладно, как сказала Лерка, утро вечера не разумеет. Вот по команде «отбой!» наступит тёмное время суток, тогда и начнём, а то война войной, а обед… то есть ужин, конечно, он по распорядку, и уже скоро. Поедим… нам, кстати, икры обещали…

Мысли об ужине меня как-то расслабили. Если честно, то я пытался представить какой икры и сколько будет. Вот просто интересно. Наверное, каждый россиянин хоть раз в жизни позволил себе съесть банку красной икры. Я-то точно. Работал на каникулах летом после девятого класса… не-е-ет… после десятого! Нет! Ну, в смысле после девятого я тоже работал, только тогда я себе телефон крутой купил за семнадцать тыщ! А вот после десятого я специально тогда купил себе банку красной икры и всю её в одного и сожрал. Не-е-е, ну, домой-то я тоже тогда купил, но одну банку себе. Чисто попробовать, как это оно целую банку икры в одну харю схомячить. В общем я бы не сказал, что какая-то особая крутизна. Ну, сожрал и сожрал, ни сытости, ни гордости особой за себя не почувствовал. Так… Короче, я тогда чего-то большего ожидал, но как оказалось, нет в этом никакого величия, да и кайфа особого нет. Пацанам потом похвастался, они тоже не впечатлились.

А вот чёрную икру я вообще никогда не ел. Даже не пробовал. Говорят, что осётр – это типа вымирающий вид. Ага! Да его раньше у нас под Самарой ловили, а не то что в Астрахани! А теперь всё! Вымирающий вид…

Ну да! Дед рассказывал, что прадед с прапрадедом ловили прямо в Волге. Только до войны.

Стоп! Прадед и прапрадед… прадед и прапрадед… Блин! О, чём это я?

А-а-а-а!!! Недоделанное дело, вот о чём. Как этот «наш» прапрасколькототампрадед в Австралию попал? Прямо из-под Самары?

Задачка!

Ну, ладно! Попасть-то он попал, а почему мы с Леркой по-русски говорим, а по-австралийски – нет? Я-то уж точно! Да и Лерка навряд ли, сама же говорила, была там неделю, или сколько? Да и то три года назад. Так что, нет, скорее всего – нет! Ну, и почему? Почему мы в итоге не говорим по-австралийски?

Ещё одна задачка!

Прямо как в анекдоте: слово на «Пэ» – путылка, слово на «А» – ашшо отна путылка. Так и у нас: ашшо отна сатачка.

Бли-и-ин… Ну, что за гадство?!

Пока я горевал, бродя по комнате, какой-то любитель классики внизу включил радио. До меня доносилась знакомая мелодия. Наверное, какой-нибудь концерт для фортепьяно с оркестром. Хотя, оркестра-то как раз никакого и неслышно, одно фортепьяно. Пипец! Вот я тормоз!!! Ну, какое радио?! Эй-калаварам! Это просто кто-то на пианинке играет. На первом этаже. А куда у нас Лерка ушла? На первый этаж. Пойду, поищу.

Я надел сюртук. Может, и не надо было, но лучше так. Шапок никаких надевать не стал, всё-таки из помещения я выходить не собирался. Вот, блин, строитель хренов! Не из помещения, а из здания! Из помещения, коим собственно наш номер и является, я как раз выйти и намеревался. Но при этом я не собирался выходить из здания гостиницы. А это – две большие разницы, как обычно говорят в Одессе. Говорят ли там так на самом деле, я не знаю, но говоря, что говорят. Зато я точно знаю, что если в нашем институте перепутать эти понятия, то потом… в общем никакого «потом», может и не быть. Отчислить не отчислят, но «завалить» могут.

Ладно, короче, ни фуражку, ни треуголку, ни картуз-кошелёк не надевая, я отправился на поиски «сестры». Не знаю, какие здесь нравы, но раз уж Я старший брат, значит, должен хотя бы знать, где это на ночь глядя моя Валерка-Антуанетка запропастилась.

Спустившись в фойе я увидел господина Мозеля. Он тоже меня увидел и приветливо улыбнулся:

– Добрый вечер, господин Александр!

– Здравствуйте! – я забыл, как зовут нашего гостеприимного хозяина, поэтому по имени-отчеству обращаться и не стал. – Господин Мозель, а что это за прелестная музыка звучит сейчас?

– Да помилуйте, Александр Константинович! – натуральнейшим образом изумился владелец «отеля». – Ведь это же сестрица Ваша музицирует!

– Да ну! – я тоже изумился, но я больше прикидывался, чем удивлялся. – А я-то думаю, что-то мотивчик такой уж больно знакомый? А это Лерочка!

– Если Вы её ищете, – сказал Мозель. – То они сейчас в большой гостиной. – И он указал направление, куда идти. Ну, в хорошем смысле, конечно.

Пройдя по коридору саженей семь-восемь в сторону дверей, из-за которых доносились «чарующие звуки», я про себя отметил, что так и смог опознать мелодию. Название-то ладно, про автора просто молчу, где мог слышать, вот что я никак не мог вспомнить. Нет, понятно, конечно, что слышал я это где-то в нашем мире. Но вот откуда оно, из фильма какого, или просто переложение старых мелодий на новый лад. Так называемые «вариации на тему»… ну, вот никак. Знакомое что-то, а вспомнить не могу. Хотя, не такой уж я и знаток, по правде-то…

Одна из половинок двустворчатой двери слегка приоткрыта. Я осторожно приоткрыл её ещё сильней. Чтоб голова пролезала. Ну, и просунул её. В смысле голову.

Моему взору открылся зал, я бы сказал, пятнадцать на двадцать пять метров. Блин! Опять метры! Аршины здесь и сажени! Наверное… А в аршинах? Да чёрт с ними, с аршинами этими! Не до них сейчас!

Я осматривал зал. Никаких поддерживающих колонн в нём при беглом осмотре не наблюдалось, не обнаружилось и при более пристальном, потому что их попросту не имелось, не существовало, не было, короче.

Подивившись отсутствию несущих конструкций в центре довольно-таки большого помещения, я подумал, что здесь, возможно, придумали способ делать длинные и прочные перекрытия. Да, что это я?! Тут же строевого леса полно. Сосны в три обхвата! Вот тебе и перекрытия! Забиваю себе башку хернёй всякой, строитель, длин!

Пока я про всякие фермы, балки и перерубы думал, попутно всё-таки заметил, что потолки здесь, в смысле в этом зале, выше, чем в нашем номере. Метра три с половиной… Пять аршин!

А! Ну, да! Когда на второй этаж поднимаешься, там на лестнице ступенек тридцать. Вот! Чё-то гоню я уже…

Народу в зале было человек десять-двенадцать. Кто-то сидел на диванах и стульях, в изобилии наличествовавших в помещении, сидели в основном девушки. Четверо или пятеро молодых людей столпились у рояля, за которым восседала искомая госпожа Малиновская. Рядом я не без удовольствия заметил Татьяну. Она стояла лицом ко мне, и весь её вид говорил о том, что… В общем, нравилось ей как Лерка играет.

Я вошёл. Татьяна заметила моё появление и что-то сказала. Лерка тут же бросила свой рояль и, повернувшись ко мне громогласно произнесла:

– Господа! А это – Саша – мой старший брат!

Я остановился и несколько напряжённо оглядел присутствующих. Представляться никто не кинулся, и я, расслабившись, двинулся к Лерке. Краем глаза всё-таки осматривая присутствующих. Ибо как сказали в фильме «Легенда номер семнадцать», видеть нужно и своих, и чужих, и блондинку в третьем ряду.

Блондинок я «насчитал» трёх, две сидели на диване напротив входа рядом с каким-то блондином, а одна вместе с двумя брюнетками, или шатенками, не разобрал, на другом диване ближе к роялю. Из своих здесь находились только Лерка с Татьяной. А вот все остальные присутствующие были для меня пока ещё чужие.

По мере приближения я заметил, что молодые люди возле рояля, и впрямь ещё молоды. Моложе нас с Леркой уж точно. Да им на вид было лет по пятнадцать. Салажня! И я решил держать марку. Подойдя к «сестре», я бережно взял её правую руку, просто она сидела ко мне правым боком, поднёс к губам, одновременно наклоняясь сам, и нежно, но очень буднично поцеловал её пальцы. Потом так же неспешно разогнувшись, посмотрел ей в глаза, и бархатным голоском осведомился:

– Что ты сейчас играла, душа моя?

«Душа моя» не дрогнув ни единым мускулишкой на мордашке, сообщила, похоже, только мне:

– Вальс «Голубой Дунай».

– Вот как? – недоумённо брякнул я. И тут же смущённо добавил: – Представь, я не узнал.

Я не считал себя знатоком музыки, но «Голубой Думай» я знал. Ну, в том смысле, что я бы смог его опознать, если бы услышал. Чёрт! Так я ведь сейчас Лерку подставил перед «публикой», типа она играет не правильно. Но она и сама неплохо выкрутилась:

– Саша, да как же ты его узнаешь?! Ведь он и написан-то не для фортепиано, а тут не рояль и даже не пианино. Это же клавикорд. Он звучит совсем по-другому.

– Серьёзно? – спросил я с озабоченным видом, как будто и в самом деле что-то понимал.

– Да-а-а… – она сделалась грустной-грустной. – Видишь, ты даже не узнал, дедушкин любимый вальс… – она чуть-чуть помолчала, чтобы все могли проникнуться. – Я прямо не знаю, как быть со всем остальным. Ещё чего доброго, господа подумают, что я играть не умею.

– Ну, что ты такое говоришь?! – я должен был её как-то «утешать», но понятия не имел, в чём состоит проблема, из которой Лерка тут собирается трагедию создать.

– Господа! – с извиняющимся выражением лица обратилась она к присутствующим. – Меня учили играть на другом инструменте… – тут она начала чуть-чуть приободряться. – У фортепиано и строй другой и клавиш больше.

Про клавиши я сразу заметил, что их чуть ли не вполовину меньше, да вообще роялина эта какая-то не правильная. Может на ней точно не стоит играть? А Лерка продолжала, вроде бы и оправдываясь, но уже уверенно:

– У фортепиано звук по-другому извлекается, здесь на клавикорде такой щипок по струне делается, – и она пальчиком показала как. – И поэтому тут нельзя громче или тише играть. А на рояле или на пианино… – похоже до Лерки дошло, что она сейчас много лишнего сказала. – На фортепиано, в общем, там молоточки по струнам ударяют, там можно…

Она помолчала, ожидая хоть какой-то реакции от публики, но те явно не врубались. Да, чё они?! Я ни хрена не врубался!

– И очень быстрые вещи тоже не получатся, – подытожила пианистка.

Но это я только подумал, что она подытожила, она же глядя на меня выдала:

– «Полёт шмеля»… – и так выразительно развела руками, как будто это произведение погибло навсегда. – Там же везде шестнадцатые доли, а в некоторых местах и тридцатьвторые и даже шисятчетвёртые…

Что такое «полёт шмеля», я тоже знал. Вернее я знал как оно звучит. Батя как-то раз дал послушать, как его на гитаре какой-то мэн лабал. Бали-и-ин!!! Реально впечатляет! Вертуоз!

Стоп! Она чё?! Она «полёт шмеля» на этой роялине сыграть может?! Наверное, может. Не могла бы не говорила. Так чё?! Пусть играет тогда. Получится – хорошо, не получится – всё равно все увидят, что она хотя бы не врёт.

– Валери! – говорю. – Ты не узнаешь, пока не попробуешь. Попробуй!

– Думаешь? – с надеждой в голове вопрошает Валери.

– Просим! Просим! – с энтузиазмом восклицает «публика».

– Давай! – проникновенно говорю я.

Приободренная Лерка вновь поворачивается к инструменту, и…

Нет, тот чувак с гитарой он, конечно, крут и всё такое… но он там, в телевизоре. А это же здесь! Вот прямо тут, руками потрогать можно! Человек, с которым целый год знаешься, на лекциях вместе… пива там попить опять же… И вдруг вот она так запросто: «У меня не получится…» только что не плача… А сама!.. Бли-и-ин! Ну, если это не «получилось», то я тогда Джевахарлал Неру!