Текст книги "Двуглавый Орден Империи Росс. Магия изначальная"

– А потом?

На неё зашикали, особенно постарались Зинаида с Ларисой.

– Потом, – Лерка сдержалась. – Потом он ушёл, – она спохватилась и добавила: – Откланялся и ушёл.

– А потом? – настоящая блондинка.

Рассказчица подождала, когда все уже прошикаются на Агату, набрала воздуха в грудь побольше и с новыми силами продолжила вдохновенно врать.

– Потом, припёрся этот, – она ткнула пальчиком в меня. – Прости господи, брат. И со словами «Чо у тебя как темно» запалил свечу! – оценив произведённое впечатление подытожила: – И вот мы здесь!

Народ проникся. И то сказать, такого финала у истории не ожидал никто. И я меньше всех. Нет, я, конечно, знал, что без подлянок в мой адрес не обойдётся, но вот прям так…

– Постойте! – молчавшая до этого момента Татьяна отвлекла на себя внимание. – А вы, что, прямо к нам в Армагорск хотели попасть?

Опаньки! А ведь точно! А тогда… как? Я-то растерялся бы, но вот Лерка, та, походу и вопрос ждала, и ответ на него знала:

– Ну, не совсем. Мы сначала немного пообсуждали «магический» подарок… Мы же тогда не знали, что она настоящая! – короткая пауза на глубокий вдох. – Вот. Мы ещё посмеялись, что чудес не бывает, и что это плохо и скучно, и что было бы здорово оказаться в каком-нибудь таком месте, где учат волшебников. – Лерка снова устало вздохнула, и разведя руками в извиняющемся жесте сказала: – И вот мы здесь.

Странно, даже Атага ничего не сказала. А Лерка продолжала, но уже задорно так:

– Представляете, раз так, и мы в лесу! – живенькая такая мордочка проиллюстрировала наше удивление. – Ну, мы же тогда не знали, что это парк такой. А потом мы графиню Морозову встретили, а она нас сюда отправила. Вот как-то и всё.

А ничё так! Нормальная история. Глупых вопросов не будет. Тут я посмотрел на Агату… Будут-будут. Ну, то есть это… глупые-то пускай! Лишь бы неудобных не задавали. Тут мне в голову, как всегда неожиданно, пришла одна стоящая, на мой взгляд мысль. Надо Лерке «поддакнуть»!

– Да! Представляете, а ведь я тогда ещё подумал… ну, когда свечку-то зажигал: как бы было хорошо, взять и так огоньком прямо из пальца… – для наглядности я потыкал пальцем пустоту перед собой. – Поджечь, короче!

Вроде и у меня неплохо вышло.

– Валерия Константиновна, – начал тюменский Стас, или Матвей. Пусть будет Стас. – А Вы давеча про технического гения…

– А Австралия, это где? – перебила его Агата.

Ну, она блондинка, ей можно. И, опять же, она дворянка, а значит, главнее купцов, так что можно два раза.

– Где находится Австралия, я без карты вам показать не смогу. – Ответила Лерка. – Господа, нет ли у кого карты мира?

Карты ни у кого не оказалось, да и из воздуха, как Шен, никто её извлекать не стал. Поэтому Лерка перешла к ответу на другой вопрос:

– А на счёт технического гения, – она одарила взглядом пытливый ум сына тюменского купца. – Нет ли у кого-нибудь часов? – спросила она без особой надежды.

Часы нашлись. Одни, как и следовало ожидать, у барона с не внушающей доверия фамилией. А вот вторые, как раз у Стаса. Поскольку барон и стоял ближе и вообще, сначала Лерка взяла его золотые часы на золотой же цепочке. Посмотрела сама, показала мне. Часы, конечно, являли собой произведение ювелирного искусства. А в остальном, ну, в общем-то, как я и думал, стрелка была одна, цифры были римские.

– Вот смотрите, господа, – обратилась она к присутствующим. – На часах только одна стрелка.

Все выразили своё согласие, даже не глядя на сами часы.

– И что? – поинтересовалась за всех Агата.

– А у нас. – Лерка выдержала небольшую паузу, пытаясь создать очередную интригу. – В худшем случае две.

– А зачем две? – просил барон, малость раздосадованный тем, что никто его часами не восхитился.

– А в лучшем? – это Агата.

Но на вопрос любопытной блондинки ни Лерка, ни я отвечать не стали. Просто не успели, потому что Стас удивил нас по-взрослому:

– У меня две, господа! – возвестил он звонким голосом.

Удивились все. Мы с Леркой, потому что не ожидали, ведь графиня, ГРАФИ-И-ИНЯ-Я-Я… Морозова, даже она считала это излишеством, а тут… М-да! Вот… Ну, а остальные… Остальные, просто раньше и не слышали, наверное, про минутную стрелку.

– Вы позволите? – с любопытством, но спокойно и вежливо попросила Лерка и протянула руку.

Стасик тут же подал их. Но поскольку я-то стоял как раз между ним и моей «сестрой», то именно я и принял из его рук серебряные часы довольно скромного вида. Ну, и естественно, раз уж часы пусть и временно, но всё же находились в моих руках, то смертный грех не посмотреть на них. Стас нисколечко не врал, вторая стрелка имелась. Но вот минутная ли?

– Точно, две, – сказал я, передавая Лерке часы.

– Да ладно?! – удивилась она, принимая их.

– Да-а… действительно… – протянула она, рассмотрев предмет повнимательнее.

– А для чего нужна вторая стрелка? – вот брюнетки задают правильные вопросы. Или только Зина…

– А это, Зинаида Аркадьевна, чтобы минуты отсчитывать! – поведал Станислав (или Матвей, надо будет потом поточнее узнать).

– А как это? – ну, кто же, белокурый ангелочек, конечно.

Стасик, пусть пока будет Стасиком, чтоб не сбиться, так вот Стасик взялся объяснять:

– Видите ли, Агата Григорьевна, сутки, как известно, делятся на двадцать четыре часа. По двенадцать на день и ночь.

– А зимою дни короче почему-то, – «уточнила» Агата Григорьевна.

– Да. – согласился Стасик.

– А в Руссии, там же шестнадцать часов! – перебил их парень, стоявший рядом с перепутавшим Австрию и Австралию Кириллом.

– Это раньше было! – уверенно парировал Стас. – Филарет отменил уже. Говорят, архимаг настоял-таки.

Парень спорить не стал, а я бы про шестнадцать часов ещё послушал. Стас тем временем продолжал про своё:

– Так вот, а час, он на шестьдесят минут подразделяется. – Он с гордым видом оглядел присутствующих и добавил: – Вторая стрелка потребна для отсчитывания минут.

Круто! Нет, правда, круто. Похоже этот парень ещё много чего знает. Надо будет с ним поконкретней потолковать. Тем временем часы перекочевали к светловолосой Агате Григорьевне.

– Нет же, Матвей Никодимович! – почти сразу подала она голос. – Не на шисят, а только на пять! Вот смотрите! Тут только пять разделительных чёрточек!

Опаньки! Всё-таки не Стас, а Матвей! Да ещё Никодимович. Блин, а кто же ещё-то у нас Никодимович? Сегодня кто-то…

Пока я вспоминал про знакомых Никодимычей, Стасик, который на самом деле Матвей, втолковывал настоящей блондинке систему учёта времени и другую попутную суть вещей на примере своего хронометра.

Я посмотрел на публику в целом. Странное дело, все, даже барон, внимательно слушали Стасика. Тьфу, ты чёрт, Матвея. Необычно как-то, у нас бы девчуры по парам разбились давно и уже шушукались про что-нибудь. Наши бы щас прикидывали как им барона, Бздышека Заподловского, в оборот взять. Олигархи, они ведь не толпами ходят, увидела – сразу присебячить надо, или хотя бы способ придумать, чтоб другой не достался.

Брюнетка Зина снова не «подвела». Смышлёная…

– Валерия Константиновна, Вы ведь сказывали будто бы стрелок на часах и дольше бывает.

– Верно, – вздохнула Константиновна. – Бывают ещё часы с тремя стрелками и с четырьмя.

Во блин! А четыре-то откуда?! Лерка не стала ждать, когда её про это станут расспрашивать и начала объяснять сама:

– Третья стрелка нужна для отсчитывания секунд.

При этих её словах Матвей дёрнулся и, чуть-чуть не выронив свои часы, редчайшей по местным меркам конструкции, спросил:

– А четвёртая, Валерия Константиновна, она для отсчёта атомов? – похоже, что он и вправду парень-то начитанный. Или наслышанный…

Поскольку, Лерка впала в лёгкий ступор, я решил вмешаться:

– Нет, для работы с атомами у нас есть другие приборы!

Очень подходило сейчас: «Но мы вам про них не расскажем», только они же тут таких песен не слышали, да и про аквалангистов вообще, наверное, тоже. Шучу. Откуда бы им?! Так что не стал.

– Да! – подтвердила мои слова Лерка. – Четвёртая стрелка, она нужна для того, чтобы часы зазвонили в нужное время. Выставляешь её… как часовую, на определённое время, и с точностью до десяти минут часы просигналят.

– Что они просигналят? – Агата, как же я про тебя забыл? Ну, не забыл, конечно, но…

Лерка тоже не рассчитывала на блондинок, поэтому готового ответа у неё не оказалось.

– Ну, так в разных моделях, разные мелодии.

Вот зачем она так сказала? Пришлось объяснять, что такое модели, что часы у нас и вправду могут мелодии воспроизводить, что мелодии тоже разные. Хорошо ещё на вопрос о «полёте шмеля» Лерка догадалась отрицательно ответить.

– Однако, господа, не желаете ли отужинать? – прервала наш научный диспут Татьяна.

Оглянувшись, я увидел в дверях какую-то незнакомую горничную. Ну, а что? Не вдвоём же тут Аннушка с Глашей работают.

– Господа! – воскликнул «сосед» Кирилла, тот который про шестнадцать часов говорил. Не помню, как зовут. – Ведь эта зала достаточно просторна. Не попросить ли нам накрыть ужин здесь? Чувствую, в Австралии ещё много интересного сыщется. А господа Малиновские поведали бы нам об этих разных диковинках.

И он посмотрел вокруг, ища поддержки, или хотя бы согласия. Барон только что рожу не скорчил. Должно быть Матвей, и без того не особо ему нравился, а тут ещё и с часами просто умыл, и сидеть с ним, купчишкой, за одним столом сыну благородного папы Карло не хотелось. Зато остальные закивали благосклонно. Парень обратился к Татьяне:

– Татьяна Андреевна, Вы распорядитесь?

– Сегодня никак не возможно, Дмитрий Евграфович, – ответила та. – Только завтра, если и остальные господа пожелают.

Вспомнил! Это же пушкарь, дед Архип, это он – Никодимович!

Блин! А зачем мне это сейчас-то?!

– А Вы нам ещё что-нибудь сыграете? – спросила Агата, ну конечно, кто же ещё.

Лерка посмотрела на меня, а в это время разные «просим» и «пожалуйста» перемежались с «не откажите». Ну, как тут откажешь?

– Что же сыграть-то такое? – как бы сама у себя спросила Лерка.

И тут я брякнул:

– А «Мурку» можешь?

Лерка посмотрела на меня долгим оценивающим взглядом и со словами «ты прям как папа» ударила по клавишам.

Глава 11

– А чё ты не пел? – спросила меня Лерка, когда дверь за горничной закрылась, и мы остались вдвоём в своём номере.

– В смысле? – не понял я сути предъявы.

– В карамысле! «Мурку» ему! – Лерка опять чем-то не довольна. – Просил «Мурку»?

– Ну?

– Баранки гну! Чё не пел-то, спрашиваю?

– На хрена?

– На хрена петь? – Лерка садится за сервированный стол.

– Да! – я тоже сажусь.

– А на хрена тебе «Мурка» была нужна? – и она, передразнивая меня, выдаёт: – А «Мурку» можешь?

– Лер, ну это же из этого… ну, кино-то про этого… – я пощёлкал пальцами припоминая.

– Глеб Жи-иглов и Володя Шара-апов… – пропела совершенно успокоившаяся Лерка. – Про него?

– Ну, да! – Как же я забыл-то. – Ну, вот! – обрадованно добавил я, полагая, что всё понятно.

– Ну-у? – Лерка ждала продолжения.

А какое, на хрен, продолжение, и так же всё понятно.

– Чё ну-то?

Повисла секундная пауза.

– Ты прям во фраке есть будешь? – невозмутимо осведомилась Лерка.

Я чертыхнулся, и, встав из-за стола, пошёл в свою комнату раздеваться. Повесив сюртук на спинку стула, вернулся. Лерка уже вовсю ужинала. Ну, это, конечно, громко сказано, но она всё-таки ела. Серебряной ложечкой она поддевала чёрную икру, и, закатив глаза, с предовольной рожицей смаковала такой доступный теперь деликатес. При этом она смешно так поигрывала бровями.

– Ты не сказала, почему я петь был должен. – Напомнил я, снова садясь за стол.

Лерка открыла глаза и, по-быстрому проглотив икру, спросила:

– Ты чё?

– Лер, ну, ты странная такая. Сначала наехала на меня, чё мол не пою, а теперь «ты чё?»

– Саш, ты «Мурку» просил? Я тебе сыграла. А зачем ты её просил, если петь не стал?

Я слегка обалдел.

– Лер, ну это же прикол такой: «А «Мурку» можешь?» – я не понимал, что ей не понятно.

– А в чём прикол? – на полном серьёзе спрашивает она.

Вот как ей объяснить? И кино-то, смотрю, лучше меня знает, и всё равно.

– Ну, когда кто-то берёт гитару… или ещё что-нибудь…

– Клавикорд, например, – посказывает «сестра».

– Чего?

– Саша, Сашенька, Сашу-уля-а-а! Инструмент, на котором я играла, называется клавикорд. Понял?

– Клавикорд? – я на всякий случай переспрашиваю.

– Да. И-и-и?…

Я недоумённо мотаю головой.

– Ты сказал: «когда кто-то берёт гитару…» – Лерка смотрит на меня и ждёт.

– А-а-а! – я понял, чего она ждёт. Торможу, день тяжёлый выдался. – Ну вот. Когда кто-нибудь берёт гитару. – Я набираю воздуха, а Лерка тем временем подсказывает:

– Или клавикорл.

– Или клавикорд, – соглашаюсь я. – Первое дело, подначить парня: «а мурку можешь?». Типа «Мурка» – это венец творения, вершина искусства. И если уж даже её сможет, то тогда точно – мастер!

– А-а-а-а… – с понтом поняла.

А, нет, не поняла:

– Ну, а чё петь-то не стал? Подначник.

Бли-и-ин!!! Даже ложку с икрой чуть не выронил. Да почему я петь-то должен? Так и спрашиваю.

– Ну, как же? – весело так вопрошает Лерка. – Если как в кино, то надо было петь! Промокашка спросил, а потом спел. Я думала, ты тоже споёшь. Затянешь так, – она сделала такой негритянский голос и запела: – Хав дуйду май мурка, хав дуйду май дарлинг! Хав дуйду май мурка энд гудбай!

Я малость оболдел. Я и по-русски почти не знаю, а тут, бах вам нате, такое!

– А ты чё, – спрашиваю, после мелкого шока. – На английском её знаешь что ли?

– Не всю. – На полном серьёзе отвечает эта. – Папа тоже приколист ещё тот. Заставил выучить. Ну, практически. И тоже так: «А мурку можешь?». Приходилось играть. А потом и петь. И непременно по-англиски.

– Так ты чё? Прикалывалась щас что ли, что не врубаешься? – я возмущён, сколько нервов вымотала, а сама… бли-и-ин…

– Нет, ну, ты такой интересный! Ты значит, надо мной прикололся, а я над тобой не моги? Так что ли? – и сразу ложку икры залудила.

С расстройства я тоже начал наворачивать. А ничё так. Ну, в смысле, икра ничего, пойдёт. Не очень понимаю, из-за чего все по ней так с ума сходят, вкусно, конечно, но не так чтобы ум отъесть можно было. Но вкусно.

Какое-то время мы молча едим, потом я вспоминаю:

– Лер, слушай, а как мы, если чё объясним, почему мы русский язык как родной знаем, а австралийский нет?

Лерка перестаёт деликатесить, и пристально смотрит на меня. Я тоже престаю.

– Саня, ты опять прикалываешься? – спрашивает она серьёзно.

– Нисколько. – Так же серьёзно отвечаю я.

Лерка смотрит на меня и молчит, наверное, слова подбирает, как отматерить получше. Я почти угадал.

– Саша, – как тупому идиоту. – Нет никакого австралийского языка. И никогда не было. – тут она останавливается и поправляется: – Ну, то есть был там какой-то у аборигенов, но это не в счёт! В Австралии говорят на английском!

Ба-али-ин! Вот я тупой бестолковый ишак! Ну, конечно! Австралия – бывшая английская колония. На каком там ещё могут говорить?! Не на голландском же!

Но это обстоятельство всё равно не меняет сути дела. Как не крути, а я и по-английски знаю только «Гитлер капут» и «пардон, мадам».

– Лер, – начинаю я, одновременно переставая хомячить. – А ты английский хорошо знаешь?

Она загружает полную ложку, прожёвывает её и только после этого принимает участие в диалоге:

– Сносно.

– В смысле? – мне не понятно, и я непроизвольно мотаю головой.

– Ну, за англичанку не прокачу, а объясниться смогу.

– В смысле? – Я всё равно не понял.

– Ну, блин! – Лерка тоже не понимает. – Ну, в смысле, что с рязанским акцентом. И произношение местами…

– И чё?

– Чё-Чё?! – она уже нервничает. – Сколько стоить вам туфля который висел на этом красный вот здесь. Так понятно?

Так мне понятно.

– А ты? – спрашивает меня Лерка.

– А чё я? – развожу руками. – Я и так не смогу.

– Хреново! – констатирует Лерка.

Я молча соглашаюсь.

В полном молчании мы добиваем икру. Чё-то мало её принесли. Надо будет сказать Татьяне, чтобы завтра побольше положили. Лерка не соглашается. Вернее не совсем:

– Очень много икры нельзя. Это же чистый белок.

– И чё?

– Пронесёт.

Это аргумент. Ладно. Нельзя, так нельзя.

– С икрой я понял, а с английским чё делать будем?

Лерка смотрит на меня и молчит. Потом мне начинает казаться, что смотрит она не НА меня, а очень даже СКВОЗЬ меня. Или даже вообще не смотрит, а просто задумалась, и не видит ничего. На всякий случай, машу перед ней рукой. Отмерла. Даже взгяд стал осмысленный.

– Чё? – спрашивает она у меня.

– Ну, ты это… ты как будто не здесь. – Объясняюсь я.

– Блин, Сань, не знаю я чё с английским делать! – нервничает «сестра».

Зря я, походу, её в реальность-то вернул. Глядишь, чего-нибудь придумала бы. А теперь всё уже. Теперь самому придумывать.

– Слушай! – кажется, я нашёл решение. – А что если в нашем этом… Крэнске только одни русские жили? Ну? Тогда получается нам этот английский и нафиг не спёрся!

– Ага! – сразу подхватывает Лерка. – Одни Малиновские! Чего мелочиться? И не Крэнск, а Кэрнс! Запомни, а то спалимся!

– Да какая разница?! Всё равно никто не знает!

– Саня, ты дурак? Если ты будешь одно говорить, а я другое… и это про город, в котором мы жили?! И, кстати, родились мы именно в нём. А то ещё ляпнешь чего-нибудь про Тольятти, или где ты родился? В Чапаевске?

– В Новокуйбышевске.

– Вот! Так всем и говори! Какая разница? Всё равно никто не знает.

– Ладно, понял я. Крэнс?

– Кэрнс!

Значит, Кэрнс. Постараюсь запомнить.

– А с английским-то чё? – я снова возвращаюсь к больному вопросу.

– Сань, ну, как и раньше!

– В смысле?

– Не знаю!

Мы снова молчим. На столе у нас есть ещё курица, только нам пока не до неё.

– Слушай, – говорит, наконец, Лерка. – Про то, что русских в городе много, в принципе неплохая идея. Только тогда надо придумать, откуда их там столько.

– Это… Лер. – меня ещё одна мысль посетила. – А прадед-то наш, ну, тот самый первый, он как туда попал?

Лерка задумалась.

– Через портал.

Действительно. Почему бы и нет? Портал это просто и надёжно. И ещё… Ещё это гениально! Потому что отвечает на все вопросы.

– Да! – даже не говорю, а кричу я. – Точно! Через портал! И все остальные тоже! Через портал русских туда миллион зайти могло!

Лерка смотрит на меня. Мне даже кажется, что смотрит с одобрением.

– Ну, миллион не миллион, а… – тут она замолкает. – А, правда? Сколько их через портал зайти-то могло? Ну, в том смысле, что они же тогда откуда-то исчезли, получается. Если их было очень много, значит, это должно было быть заметно. Люди ведь не исчезают бесследно!

Лерка смотрит на меня, типа теперь моя очередь выкручиваться. Мысли у меня в голове крутятся с такой скоростью, что я не успеваю их обдумывать.

– Лер. – надо у неё кое-что уточнить. – А в этом… Кэр-р-р… нсе сколько всего народу? Ну, в смысле типо сейчас.

Лерка чего-то там поприкидывала:

– Тыщ пять, нормально? – это она у меня спрашивает. А я-то откуда знаю?

– Ну, пусть пять. – Пожимаю плечами.

Она опять смотрит на меня выжидательно. А щас-то чего? А, блин, ну, точно! Это же я спрашивал, сколько народа в Кэр… нсе. Да! В Кэрнсе. Точно. Вроде, запомнил.

Так. И что нам это даёт? Ну, пять тыщ, и чё?

Ладно. Если ничего не помогает, то будем рассуждать логически. Если город основал прапрадед, или кто он там? Бог с ним, не важно пока. Шесть поколений. Так. Ну, шесть, и че? А то. Каждое поколение во сколько раз увеличивается население? Во сколько, во сколько? Ну, пусть будет в двое. Значит… а что это значит? Думай, голова, шапку куплю!

Значит, что за шесть поколений население увеличилось в шестьдесят четыре раза! И чё? Пять тыщ надо разделить на шисят четыре. Надо! А как? Калькулятора-то нет. Тупик?

Нет! Не тупик, если прикинуть примерно…

– Ты чё там завис? – отвлекает меня Лерка.

– Подожди! – отмахиваюсь я. – Надо как-то примерно пять тыщ на шисятчетыре разделить.

– Зачем?

– Чтобы понять, сколько народу через портал в Кэрнс прошло.

– А-а-а-а!

Лерка ждёт. Не мешает, но и помощи от неё нет. Ну, а какая от неё помощь?! Бабы, они же в точных науках не шарят. Хотя, я пока тоже.

Блин! Вот я тупой в натуре! Кто сказал, что ровно пять тысяч?! Не пять! А шесть четыреста! Тогда, да! Тогда всё просто! Тогда сто человек. Вот! Ну, или чуть поменьше. Семьдесят. Или восемьдесят.

– Семьдесят пять! – радостно выпаливаю я.

– Что, семьдесят пять?

– Ну, в Австралию прошло. Ну, с прадедом вместе через портал прошло семьдесят пять человек! – я рад, что решил, наконец, эту задачу.

Лерка опять что-то прикидывает.

– Сань, это же целая толпа!

– И чё? – что-то, правда, непонятно, в чём проблема.

– У них должна была быть какая-то причина.

– Для чего?

– Чтобы в портал полезть! – Лерке что-то не нравится. – Сань, целая толпа, почти сто человек! Какого икса они все в портал-то полезли?

– Какого-какого? А вот про это прадедушка как раз и не рассказывал!

– Сань, ну, он-то ладно не рассказывал. А другие? Они что, никто, никогда, никому, ни словечка?! Да не может такого быть!

Проблема, однако! Что-то я не додумал. Или не я?

– Сань, ты пока думаешь, курицу разрежь.

Я взял нож и начал расчленять птицу.

– А это не тот петух, которого ты так трепетно спасал? – усмехнулась Лерка.

Я присмотрелся.

– Да, нет вроде бы. – усомнился я. – Тот, мне кажется, помельче был.

И я продолжил препарировать петуха, которого никто так и не спас.

– Нет, Саня! – с сожалением произнесла «сестра». – Так мы за дворян не проканаем!

– Ты это сейчас о чем? – я отложил своё занятие, потому что опять какие-то загадки появились.

– Ну, ты же курицу режешь не правильно! – возмутилась она.

– На! – вспылил я. – Порежь правильно! А я посмотрю!

Она метнула в меня взгляд, способный испепелить таракана средних размеров, и начала резать правильно. Я смотрел, как мне показалось, довольно внимательно, но никакой разницы не увидел.

– А там, кстати, не только дворяне, но ещё и купцы были! – заметил ей я.

Она отложила нож, и взяла себе ножку.

– Саша, купцы купцами, но нам-то как дворянам надо выглядеть! Так что изволь соответствовать!

Я, прямо скажем, не сильно врубился в этот прикол с соответствием. Это про то, что вилку надо держать в левой руке, а котлету в правой? Так я вроде бы так и делаю.

– А ты заметила, что барон-то, похоже глаз на тебя положил? – решил подколоть я Лерку.

– Ревнуешь что ли? – бесстрастно как-то спросила она в ответ.

– К кому?! К этому Бздышеку Заподловскому?! Много чести!!!

– Ох ты! Ох ты! Прямо аристократ выискался! Бароны ему ниочём!

– А ты вот уже вся растаяла! Барон на неё засмотрелся! Ты, наверное, уже мысленно фату примеряла? Да? – мне прям понравилось Лерку этой темой прикалывать. – А чё? Будешь ты такая баронесса Мнишек! Валерия Карловна!

На её лице появилась хитроватая улыбка. Она наклонилась так, что её лицо оказалось в полуметре от моего, и вкрадчиво так выдала:

– А что мне барон? Я, может, ещё сама великой княжной стану.

Эта фраза вызвала у меня приступ гомерического хохота. Выпавший из рук нож, глухо звякнул об пол. Отсмеявшись, я хотел приступить к объяснению, но меня опередили:

– Не веришь?! Вот окручу какого-нибудь князя, женю на себе, а тебе велю отрубить голову и посмотрю, как ты тогда будешь ржать, конь тыгыдымский! – и обиженно поджала губы.

– Нет! Так ты великой княжной не станешь! – Валери меня развеселила, я уже не думал ни про упавший нож, ни про барона Мнишека. – Лера! Княжна – это дочь князя, а не жена! Жена – это княгиня! А Великая княжна это не просто дочь Великого князя, это племянница или двоюродная сестра Царя. Как ты планируешь стать племянницей самодержца?

– Я двоюродной сестрой стану, а тебе велю голову отрубить, чтоб не умничал! – и отвернулась.

– Нет, Ваше Императорское Высочество, не сможете. Ибо казнить или миловать своих подданных только монарх право имеет! – уел я свою сестру-подругу-сокурсницу и, поднимая с пола нож, добавил, но уже примирительно: – Княжной ты не станешь, а княгиней запросто. В смысле замуж за князя выйти проще, чем стать его дочерью. Только не за Великого! Максимум за Светлейшего.

– Это почему? – Лерка снова повернулась ко мне, и во взгляде её читался плохо, очень плохо скрываемый интерес. – Почему не смогу за Великого князя выйти?

Я тянул театральную паузу, сверля насмешливым взглядом кандидатку в аристократки:

– Да потому, солнышко, что разрешение на великокняжеский брак сам царь-батюшка выдает. А без его одобрямса брак великокняжеским не считается, – я вложил в эту фразу всё злорадство, на которое был способен в тот момент. Трех секунд торжества мне показалось достаточным, и растянув лицо в ехиднейшей улыбке, не забыв при этом наклонить посильней голову. Думал, сейчас мне прилетит лихая оплеуха, но пронесло.

– Жаль, – Лерик как будто и не обиделась. По крайней мере, в голосе ничего такого не прозвучало, разве что легкая, неискренняя какая-то досада. Несостоявшаяся княжна вернулась к куриной ножке. Вот только хватило её ненадолго, минуты на полторы.

– Сань, а Сань. А ты откуда всё это знаешь?! – спросила Лерка и откинула со лба непослушную челку, – Про князей этих всяких?

Я перестал точить, улыбаться, кстати, тоже перестал. Серьезный вопрос достоин серьезного ответа.

– Передачу недавно смотрел про Николая Второго. Про родню его. Там кто-то из его родственников величал себя Великим князем. Вот, – тыльной стороной ладони я вытер со лба несуществующий пот. – И как раз объясняли, почему он не имел на это права. Двоюродные братья и сестры царя называются Великими князьями и княжнами по праву рождения. – Я поднял глаза, и мой взгляд встретился с Леркиным. Оказывается, она меня внимательно слушала. – Да. Потому что они внуки императора. Если царь дает своё согласие на брак, то их жены и мужья тоже становятся Великими князьями и княгинями, а вот уже их дети могут стать Великими, только по специальному Указу царя. Ну, или если в престолонаследии приблизятся.

– Чего сделают?! – Лерка аж наморщилась от непонимания.

– Понимаешь, у царей, королей там всяких, у них очередь своя, кто, когда царем становится. Престолонаследование называется. – Глядя как Лерка внимает, я малость приосанился, подражая серьезным лекторам, и продолжил: – Первым в этой очереди – старший сын царя, ну, или короля, потом другие сыновья по старшинству. Дочерей почти никогда не учитывают. Потом младшие братья царя, тоже по старшинству. После них дядья, ну, младшие братья отца царя.

– Тоже по старшинству?

– Конечно! Потом племянники и уже потом двоюродные братья. – Правда, тут я не был уверен, но лицо делал серьёзное, так что Валери точно поверила. Поверить то поверила, но без каверзных вопросов не обошлось:

– А почему это женщин не учитывают? Что это за дискриминация? П-ф-ф!

Вот, блин, феминистка хренова!

– Корона вместе с троном передаются по мужской линии.

– Салическое право! – вдруг вспомнил я научный термин, и как бы утверждающе как бы зыркнул на Лерку, но та смотрела в потолок, и зырканье моё пропало даром.

– Фалическое право! Вечно вы – мужики – всё под себя гребёте! – чё то Лерка разошлась… – Типичный ваш мужской шовинизм!

– Не фалическое, а салическое, – поправил я, и тут же на ум пришла цитата, не помню из кого: – Негоже Лилиям прясть!

– Мужлан!!!

– Феменистка!

Буф! Это в меня салфетка прилетела. Увернуться я не успел. А когда уже запоздало дернулся было назад, то, не удержавшись на стуле, грохнулся на пол роняя ножи и вилки. Падение моё было громким, и Лерка на секунду даже испугалась. По крайней мере, глаза у неё стали большими-большими, а обе ручонки она мгновенно поднесла ко рту, вероятно в страхе и ужасе за мою бесценную жизнь. Ну, я надеялся, что в страхе за мою жизнь.

– Сань, а, Сань. Ты как? Живой? Не ушибся? – Лерик и вправду казалась очень напуганной, тем более, что упал то я как раз из-за неё.

– Живой, но не весь! И страшно травмирован, – простонал я, старясь выглядеть умирающим.

– Трепло!!! – она резко выпрямилась, и гордо вскинув подбородок отвернулась. Но ненадолго. Девушка молча наблюдала, как её низвергнутый сокурсник медленно, нарочито медленно поднимается с пола, медленно, с гримасой невыразимых страданий на лице выпрямляет спину, как тяжело выдохнув, изобразив вселенскую скорбь и покорность судьбе наклоняется, чтобы поднять поверженный стул. Глаза её гневно сверкнули и сузились, так щурятся люди, которые собираются сказать что-нибудь обличительное.

– А Екатерина Вторая? – этим вопросом она в дребезги разбивала мою теорию салического права.

– Во-первых, к тому времени она уже стала императрицей Всея Руси, поскольку была женой действующего императора Петра III, которого, кстати сказать, и свергли в результате дворцового переворота, приведшего её на трон. Разницу чувствуешь? Да, и ещё, как раз это вот и не всем понравилось. – Я перевел дух и собрался продолжать…

– Сань, а вдруг здесь как-то не так?

– Чего тут не так? – не то что бы я снова чуть не упал, но удивился сильно.

– Ну, ты сейчас всё что рассказывал, это про Россию, а её здесь нет. – Напомнила Лерка. – Сибирия какая-то. Вот вдруг в ней всё как-нибудь не так. Вдруг по-другому?

А что здесь может быть не так? В смысле, на столько не так, чтобы прям уж совсем по-другому? Ведь в нашем мире в одной только Европе была целая куча государств, и везде, что характерно победило салическое право. Или что-то на него похожее. Ну, старшинство по мужской линии. Разве что в Англии… Ну, так у них вечно всё не как у людей.

– А что здесь не так-то? – спрашиваю по здравому размышлению.

– Ну, не знаю… – пожимает плечами Лерка. – Вдруг по-другому как-то.

Я даже не пытаюсь понять, что ей не нравится. Бессмысленно. Человек сам не знает, что, но что-то может быть не так как у нас. Блин! Да тут всё не так! Электричества нет! Телефонов нет! Голландии нет! Да что телефонов?! России и той нет! Конечно, здесь всё по-другому! Всё! А не ЧТО-ТО!

– Лер, слушай, – говорю по возможности нейтральным тоном. – Мне показалось, или у Заподловского какая-то знакомая фамилия?

– Имеешь в виду известная? – Лерка тоже перестала мечтать.

– Ну, да! Мнишек!

– Я, походу, тоже раньше где-то слышала. – И Лерка начинает копаться в воспоминаниях. – Может, он открыл что-нибудь? Или изобрёл?

Я тоже тщетно пытаюсь вспомнить, чем знаменит наш барон, но…

– А может, это не он! – говорю. – А папа его или дедушка!

– Или внучатый племянник! – грустно предполагает Лерка.

– Или бабушка его. – Предлагаю я совсем уж абсурдную версию, чтоб Лерку подначить, а то, видишь ли, мужики всё под себя гребут.

– Да! Точно! – вдруг подпрыгивает Лерка. – Марина Мнишек!

Я не припомню такого имени, поэтому спрашиваю:

– И чё она сделала?

– Что-то про радиацию, – неуверенно говорит Лерка. – Или нет…

– Про радиацию это Резерфорд, Нильс Бор, Ферми, по-моему… – пытаюсь вспомнить про Марину Мнишек.

– Кибальчич. – подсказывает Лерка.