Текст книги "Прутский Декамерон-2, или Бар на колесах"

Да, слегка повздорили, да, толкнул его (но ведь не ударил), а после того и до самого дня его отъезда, то есть до понедельника утром, и в глаза не видел.

– Может, он и получил от кого-то по морде, товарищ капитан, – поделился я с милиционером. – Так это из-за своего плохого характера. Между нами скажу – говно человек.

– Вы же здесь земляки, и находитесь в чужой республике, как ты можешь так говорить? – усмехнувшись, спросил капитан.

– Да рад бы по-хорошему, даже по-братски с ним общаться, но, к сожалению, могу лишь повторить: Мирча – плохой человек, и к тому же конфликтный.

Капитана к утру сменил старший лейтенант – тот самый, молодой полный парень, что арестовывал меня с ним вместе накануне вечером. Я к этому часу ужасно устал, болела задница, спина, ныли руки. Милиционер рассказал мне о том, что именно произошло с Мирчей, которого, по счастливой для него случайности, вагонные воры обнаружили и отвязали, при этом, правда, все деньги – сумму немалую, несколько тысяч рублей – отобрали, включая часы и прочие ценности. Я, пожалуй, мог бы милиционеру кое о чем и поподробнее рассказать, исключая, правда, пункт насчет отъема денег, но предпочел выслушать, удивляясь, вздыхая и даже местами негромко вскрикивая в притворном ужасе.

Часов в девять утра разочарованный следователь отправил меня в камеру.

– За што тибя, землиак, забрали? – спросил меня добродушный толстяк, уже находившийся там ранее; кроме нас с ним в камере было еще двое жутко пахнущих мужиков, на вид просто бомжей.

– Убийство, говорят, – равнодушно ответил я. – Перепутали меня с кем-то.

– Понятно… – Затем уважительно протянул руку: Резо. – Познакомились.

После этого никто мне не мешал, и я, сидя на нарах, даже подремал немного. В обед покормили какой-то кашей с лепешкой и чаем, к вечеру допросы возобновились, а к ночи я опять был в камере. Ночь прошла спокойно, только под самое утро меня кто-то грубо толкнул и разбудил. Я открыл глаза. И сразу почувствовал опасность.

Незнакомый верзила, весь волосатый, как горилла, с наколками на руках, стоял надо мной в расхлябистой позе и насмешливо улыбался:

– Ти кто? – Рука его потянулась… к моему горлу.

– Я… я человек, – ответил я, напрягаясь, собираясь дать ему отпор.

– Ти? Человек? – издевательским тоном переспросил он. – Откуда?

– Из Молдавии я. Борец. С соревнований, – соврал я. – Дзюдо слышал? Турнир международный.

– Я слишал? – прогундосил он. – Я слишал?! Моя фамилия Нижерадзе, ты, скажи, знаешь такую?

– Да, я знаком заочно, по газетам с Джибило Нижерадзе, – бодро воскликнул я. – красавец мужчина, отличный борец, всех победил. Это не ты случайно?

– Он мой брат, – сказал верзила гордо. Затем добавил: – Троюродный. А ты чито, боролся сейчас в турнире?

– Боролся, – не сморгнув глазом, ответил я.

– Ну и как?

– Проиграл. Кому-то из ваших ребят, грузин.

– Ха, молдован, будь ти даже чемпион мира, ти не мог в этом городе выиграть.

Резо подошел к верзиле и что-то зашептал на ухо по-грузински.

Тот в удивлении уставился на меня:

– Тибя за убийство закрыли?

– Ошиблись, случается, – оглядевшись по сторонам, доверительно сообщил ему я.

– А– а, бивает, брат, бивает, – верзила покачал головой, тон его голоса изменился, подобрел. – Ти его по ошибке убил, ха– ха– ха.

После этого разговора меня больше не беспокоили. А утром следующего дня все неожиданно кончилось: мне вернули документы, деньги, и капитан сказал:

– Если бы ты знал, молдаван, как мне с тобой возиться надоело.

– Ну так и отпустите меня, я же ничего не сделал. Я у вас что, магазин ограбил и не признаюсь?

– Тогда было бы гораздо проще, – усмехнулся капитан. – По печени пару раз бы получил и готово – ты наш, и все расскажешь как миленький. А тут дело посложнее. Теперь пусть с Мирчей этим, то есть с вами обоими, ваши молдаване разбираются. Я устал. Только скажи честно, уже все равно я тебя почти отпустил.

– Да?

– Это ты его связал и в вагон бросил?

– Да что вы, товарищ капитан, я в своей жизни мухи не обидел. Извините, что вам пришлось со мной так долго возиться. Видать, кроме меня этот Мирча еще кому-то насрал в душу.

– Убирайся вон, молдаван, – незлобиво произнес капитан, посмотрев на часы. – Я из-за тебя ни спать, ни кушать не успеваю.

– Так я свободен, говоришь?

– Свободен. Иди.

– Тогда пойдем куда-нибудь вместе, покушаем, я угощаю.

Капитан почесал нос, затем поковырялся в затылке и хмыкнул.

– Ну что ж, – сказал он. – Пойдем, молдаван. Сам напросился. Отвезу тебя в одно тихое место, где есть коньяк и шашлыки.

Двумя часами позже, слегка пьяный и счастливый, я прибыл на такси к месту стоянки вагонов. Больше в камеру ни за что не пойду, дорогой думал я. Лучше сдохнуть, чем все это еще раз увидеть и пережить. И как только некоторые люди в тюрьмах целыми годами выдерживают?

Мои вагоны стояли сиротливо на запасной ветке, и Витька, слава богу, находился на месте. Парень от тревоги был сам не свой, скулы заострились, глаза запали, словно это он, а не я, в тюремной камере прохлаждался.

– Ну что? Как? Тебя не били? – подбежал он ко мне.

– Все в порядке, напарник, не видишь что ли, на посошок коньяком угостили, – ответил я, крепко пожимая ему руку. – А тебе спасибо за понимание и поддержку.

Мы обнялись.

– Ну как, Витек, доедешь до дома сам? – спросил я напарника, собирая и укладывая в сумку свои вещи. – Не соскучишься?

– Доеду, – чуть кисло произнес Витя. – Я знаю, слышал уже, что опытные проводники на обратном пути бросают молодых, а сами добираются самолетом.

– Так нам обоим будет интереснее, – кивнул я. – Девочку какую-нибудь по дороге подцепишь, ты парень симпатичный, к тебе сядут. Только осторожно, следи за ней, чтобы потом неприятностей не было. И сразу скажи, что денег нет, напарник, мол, такой-сякой, все забрал.

– Так у меня и так пятьдесят рублей всего с собой.

– Вот-вот, этого тебе будет вполне достаточно. Еды-то еще вдоволь.

– Хорошо, – сказал Витя. – Вот только жаль, вина на дорожку нет.

– Есть чуть-чуть, – хитро улыбнувшись, сказал я. – На добрую продажу не хватит, а на добрую пьянку – вполне. Идем, я тебе покажу, как и где открывать, литров сто пятьдесят тебе будет достаточно?

– Конечно, – повеселел Виктор. – А как же ты, Савва?.. Вот ведь хитрец, все тайком сделал.

– А это, друг мой, военная тайна, – усмехнулся я. – Вернее, производственная.

Глава четвертая

Вечером, купейным вагоном пассажирского поезда, я выехал из Тбилиси на Ростов; Виктор с нашими вагонами, тоже, думаю, к этому времени был уже в пути.

В купе, кроме меня, ехал военный лет сорока с лишним, и две милые, совсем молоденькие русские девушки – лет восемнадцати, не больше. Девушки были немного похожи между собой, и я решил, что они родственницы, при этом, что интересно, у одной на руках было множество золотых колец с камнями и без, а у другой их не было совсем.

Я вовсю заигрывал с девушками – в Грузии с этим делом не очень разгуляешься, только и смотри, чтобы самого это, не того, особенно в этом ужасном месте – КПЗ…

Я предложил своим попутчикам выпить коньяку, купленного мной в привокзальном магазине, военный с удовольствием составил мне компанию, девушки тоже не отказались, угостились по 50 грамм, хотя и видно было, что они впервые в жизни пьют коньяк. Закусывали шоколадными конфетами, коробку которых девушки достали из своего багажа. Мы – мужчины, рассказывали анекдоты и самые разные смешные истории, стараясь держаться в рамках приличия, девушки смеялись.

Ну, а потом, конечно, был чай, и лишь к полуночи все угомонились и улеглись спать; мы с офицером, как джентльмены, уступили дамам свои нижние полки, а сами забрались на верхние. Заметив кольца, которые девушка, сняв с пальцев, беззаботно оставила прямо на столике, я открыл коробку с конфетами и побросал их в свободные гнезда, затем закрыл коробку и вскоре уснул.

Проснулся я уже утром оттого, что в купе производились поиски: офицер – кстати, полковник, и одна из девушек, причем не та, которой принадлежали кольца, а другая, что-то искали, сама же хозяйка колец вела себя спокойно, молчала, погрузившись в себя, и, казалось, ни о чем не беспокоилась.

– Что потеряли, народ? – спросил я, свесив голову с полки.

– А, кольца, – подняв голову, ответила девушка. – Подружка вчера оставила их на столе, а теперь вот не можем найти.

– А отчего же она их оставила на столе, не убрала? – спросил я.

– Да черт с ними, – мягко улыбнувшись, беззаботно сказала хозяйка колец. – Не беспокойтесь. Папа мне другие купит.

Я протянул руку и, открыв коробку с конфетами, стал доставать из гнезд кольца – всего семь штук.

– Все? – спросил я, ссыпая их девушке на раскрытые ладони.

– Все, – ответила она, слегка растерявшись. – Кажется. Да вы не волнуйтесь, точно все, – девушка звонко рассмеялась.

Расставшись с милыми девочками и полковником в Ростове, я тут же взял билет на Киев. А приехав в Киев, купил билет на фирменный поезд «Молдова», идущий на Москву. На перроне было безлюдно – не сезон. Летом здесь движение поездов очень плотное, кто к морю едет, кто-то уже обратно. Сейчас же здесь было тихо и спокойно. Лишь молодая женщина в импортном черном пальто одиноко стояла в окружении доброго десятка баулов и чемоданов. Она то и дело беспокойно оглядывалась по сторонам.

Поправив висевшую на моем плече спортивную сумку, я неторопливо направился в ее сторону.

Глава пятая

 
Судьбы случайное сплетение,
переплетенье рук и ног
и неизбежное смятение,
что снова так же одинок.
 

Игорь Губерман.

– Ой, скажите, вы тоже в Москву? Как вы думаете, где примерно остановится десятый вагон? – едва завидев меня, стала спрашивать женщина, не делая пауз между вопросами. Я внимательно посмотрел на нее; она смущенно улыбнулась.

– Да, я тоже на Москву, – кивнул я. – Давайте рискнем и подождем здесь. И у меня билет также в десятый.

– Ой, как хорошо! – обрадовалась она. – А вы мне вещи не поможете в вагон занести? А то у меня их так много… носильщика я здесь не нашла и попросить некого.

Я вновь кивнул, а сам подумал, злясь на самого себя: ну, вот, теперь тебе, придурок, предстоит грузиться в вагон со всем этим сраным багажом, не имеющим к тебе никакого отношения. Нет, чтобы отойти подальше, полста метров левее или правее, пристроился ведь, дурачок, рядом с этой… ни минуты не можешь ты без женской компании, за что теперь будешь примерно наказан.

От нечего делать я исподволь внимательно оглядел свою будущую попутчицу. Ей было лет тридцать, не больше. Симпатичная, невольно подумал я, ухоженная, и вещи на ней дорогие, сплошь импортные. Фигура тоже вроде неплохая, разве что из-за дутого пальто женщина кажется полнее. Фантазия дорисовала скрытые одеждой приятные женственные формы. «После долгого воздержания еще и не такое померещится, – вновь подумал я с неудовольствием. – Шансов у тебя тут никаких, забудь». Но почему женщина одна, да еще с таким количеством багажа? Странно. Ход моих мыслей был прерван появлением пассажирского состава. Наш, понял я, прочитав надписи на первом из вагонов. Когда поезд остановился, напротив нас оказался девятый вагон.

– Вы идите вперед, а я за вами, – сказал я, подхватывая первые два чемодана и направляясь к десятому вагону. Чемоданы, против ожидания, оказались довольно тяжелыми. Сонная проводница неспешно опустила лесенку, затем, зевая, проверила билеты.

– Вы едете вместе? – спросила она.

– Нет, – ответил я, едва справляясь с дыханием. – Я просто помогаю. – Забросив чемоданы наверх, я тут же помчался за остальными – всего их у дамочки оказалось одиннадцать штук. Я едва успел все их занести, как состав тронулся. Весь багаж теперь находился в тамбуре и проходе, а я злой и порядком вспотевший, присел на одно из боковых откидных сидений.

– А теперь давайте перенесем мой багаж в купе, – очаровательно улыбнулась мне женщина, и я, не сдержав вздоха, вновь поднялся с места. Когда я заканчивал раскладывать багаж в купе, в дверях возникла проводница.

– А говорите, что не вместе едете, – улыбнулась она очаровательной улыбкой. – Занимайте это купе вдвоем, – проводница присела на одну из полок. – Багажа у вас, я гляжу, много, подселять пока никого не буду. – Она отметила что-то у себя в тетради, затем уложила наши билетики в специальные кармашки своего кожаного альбома и ушла.

– Теперь мы с вами еще и соседи, – улыбнулась мне женщина. Улыбка у нее была открытая и приятная. – Давайте знакомиться, меня зовут Любовь Павловна, можно просто Люба.

– Савва, – привстав и коротко кивнув, ответил я.

Люба сняла пальто и осталась в симпатичном вязаном костюме цвета кофе с молоком. Мы поболтали некоторое время, из разговора я узнал, что она – военнообязанная, врач, терапевт, служит в Германии.

– Я, между прочим, капитан медицинской службы, – щегольнула она.

– А я в свое время служил в королевских войсках, – представился я. – Рядовой стройбата, до следующего звания, к сожалению, не дослужился, – шутливо отдал я ей честь.

– Плохо служили? – с легкой подковырочкой осведомилась она.

– Комиссован по состоянию здоровья.

– Правда? – удивилась Люба. Затем профессионально оглядела меня. – А по вам не скажешь.

– Что вы, у меня масса скрытых дефектов. – Тяжело вздохнув, я скорбно опустил голову. Хотел на этом закончить, но не смог, меня уже понесло: – Моя ахилессова пята, – указал я на голову. – Яма желудка, никак не могу с ней совладеть, – пожаловался я, погладив себя по животу. – И… так далее. Список, к сожалению, весьма длинен. Впрочем, он вам, я уверен, хорошо знаком по медицинским учебникам.

– А по какой статье вас комиссовали? – снисходительно улыбнулась Люба.

– 36 «г».

– Ой, это связано с позвоночником, – нахмурилась она. – А я вас нагрузила своими дурацкими чемоданами…

– Ерунда, – махнул я рукой. – Поверьте, меня давно уже ничего не беспокоит. С того самого дня, как покинул расположение своей части, все само собой прошло, буквально рукой сняло.

– Извините меня.

– Ничего, все в порядке. Только вот сердце ноет, – сказал я.

– Сейчас ноет? – вновь встревожилась доктор.

– И сейчас и всякий раз, когда вижу симпатичную женщину.

– А знаете, Савва, вы мне нравитесь, – успокоено выдохнула Люба после некоторой паузы. – А чувство юмора у вас просто необыкновенное.

– Спасибо. Взаимно. В смысле, вы мне тоже нравитесь.

– Надеюсь, вы на меня не обидитесь, – сказала она вставая и копошась в одной из сумок. – Вот, возьмите. – Она высыпала на столик полкоробки импортной жевательной резинки. – Пожуете дорогой, дома своих угостите, – улыбнулась она. Затем опять засуетилась и достала откуда-то две бутылки «пепси колы» отечественного производства: – А это – возьмите запивать.

– Так что же мы будем этой водичкой запивать? – усмехнулся я и, потянувшись к своей сумке, достал бутылку армянского коньяка.

– Ой, это же я должна бутылку выставлять, – всполошилась Люба, разглядывая этикетку. – Я такого коньяка и не видела раньше. «Арарат».

– Что на него глядеть? – Я в две секунды откупорил бутылку. – Его надо пить.

– Ловко вы… – Люба выложила из сумки на столик плитку шоколада.

– Только этим и занимаюсь, профессия такая, – сказал я, вставая. – Минуточку, я только схожу к проводнице за стаканами.

Проводница по какой-то причине пребывала в расстроенных чувствах.

– Во что же я буду чай наливать, если все стаканы пассажирам под водку раздам? – недовольно буркнула она мне.

– Так я же, милочка, два двойных чая за один присест выпиваю, – улыбнулся я, протягивая руку за чистыми стаканами, стоящими на сверкающем подносе. – Запишите на мой счет, пятое купе. Будем считать, что четыре чая я уже выпил и должен вам за них.

Когда я вернулся, на столике все еще лежал початый блок со жвачками, и я, смахнув в него подаренные мне жвачки, сказал, возвращая коробку:

– Заберите, сами угостите дома кого-нибудь. Я жвачки не люблю.

– Странный вы человек, Савва. – Люба улыбнулась. – Все только и думают, чтобы что-то выпросить, когда узнают что я еду из Германии. А вы отказываетесь.

– Увы, это еще один из моих дефектов, – улыбнулся я. – Если дело так и дальше пойдет, то к завтрашнему утру вы будете знать все о моих недостатках. Хотя, пожалуй, на все это можно посмотреть еще и с другой стороны: я – максималист. – Я прямо посмотрел женщине в глаза. – Мне – либо все, либо ничего.

Люба рассмеялась, но глаза у нее в этот момент были тревожно-растерянные.

– Может, поужинаем вместе? – спросил я беспечным тоном, чтобы сгладить впечатление. – В вагоне-ресторане.

– Давайте, только чур я плачу.

– Это было бы забавно, – сказал я, – никогда еще женщина за меня не платила. И сегодняшний день, вы уж простите, не станет исключением.

– Вы… ну хорошо, – согласилась Люба. – У вас, видимо, зарплата большая?

– Не жалуюсь, – весомо ответил я. – Ставка – 80 рублей в месяц. – Люба издала разочарованное восклицание. – Командировочные – еще около трехсот, – невозмутимо продолжал я. – Ну там, на питание – еще сотня-полторы в месяц набегает. Представительский фонд, – поднял я вверх указательный палец, – это уж когда как получится: от трехсот рублей до трех тысяч. В этом ракурсе.

– Ого! – присвистнула она. – Солидно. А это опасно? Работа ваша, в смысле.

– Она опасна лишь искушениями, ну да вам это неинтересно. Но идемте же есть, я голоден как волк.

Когда мы вернулись из вагона-ресторана, было уже совсем поздно, что-то около одиннадцати. Смеясь и что-то рассказывая друг другу, мы допили коньяк, затем Люба сказала:

– Ну, давайте на покой?

– Покой нам только снится, – ответил я, рывком привлекая ее к себе и целуя в губы.

– Савва… нет, я не… мы не должны…

– Отставить, капитан, ночью я здесь старший по званию.

Через час Люба прошептала:

– Ты меня уже залюбил всю, утомил… а здесь жарко, топят, и дверь у нас закрыта.

– Сейчас откроем настежь и продолжим, – плотоядно сказал я.

– Надо же, какой ты неугомонный, – счастливо засмеялась Люба. – А я, признаться, не верила в поездные романы. Подружки рассказывали, а я только посмеивалась.

– А я и сейчас в них не верю, – сказал я. – Верю лишь в то, что ты и я сейчас здесь, вместе, вдвоем. И нам хорошо.

– Да, хорошо, – Люба потянулась и прижала меня к своей груди.

Мы проснулись за полчаса до прибытия в Москву, за окном то и дело проплывали пригородные платформы, полные людей, торопившихся в столицу на работу.

– Быстрее, нам надо поскорее одеться, – заволновалась Люба, снуя по купе туда и сюда в ночнушке.

– А что, нас будут встречать? – спросил я, сидя в постели и взглядом разыскивая свои трусы. Они, скомканные, валялись на полу. Обнаружив их там, я скривился.

– На вот, возьми, – протянула Люба мне какую-то упаковку. – Только не обижайся, ты ведь подарков не берешь, возьми хоть это.

– Что это? – стал я разворачивать пакет.

– Это интимное, – на мгновенье прижавшись ко мне, прошептала она и тут же отстранившись продолжила одеваться. Я надорвал пачку, в которой были упакованы пять пар белых трусов.

– Это же женские, – повернулся я к ней.

– Мужские, дурачок. И как раз твой размер – 50. Угадала? Одевай же скорее. Это называется неделька.

– А, понятно, – пробурчал я, – а в субботу и воскресенье, значит, по мнению немцев, надо ходить без трусов?

Я развернул одну пару и с ненавистью стал напяливать на себя белые трусы. Впрочем, они оказались мягкими и достаточно удобными. До сегодняшнего дня я носил исключительно отечественные сатиновые трусы, причем только двух цветов – черного и синего. То есть, я уже давно носил все импортное, отовариваясь почти исключительно в московских «Березках», а трусы и носки предпочитал отечественные. То есть, во всем, что касалось нижнего белья, я был, что называется, «патриот».

– Ну как? – улыбнулась Люба.

– Иди к черту, – еле слышно огрызнулся я. Но тон мой был нежен. Затем я привлек ее к себе.

– Я тебя опять хочу.

– Нет, сумасшедший, уже некогда, – увернулась от моих рук Люба.

На перроне Киевского вокзала напротив каждого вагона уже стояли наготове грузчики с тележками. Выскочив раньше всех, я протянул одному из них, молодому вихрастому парню, десятку.

– Пойди, милок, там, в пятом купе, чемоданы, всего одиннадцать штук, вытащи их, да смотри не просчитайся.

– Ты приедешь ко мне? – спросила Люба, поправляя на голове кокетливую меховую шапочку, когда ее вещи с тележки носильщика перекочевали во вместительную «волгу-фургон». – Это недалеко, всего в 70 километрах от Москвы. Я тебе сейчас адрес напишу.

– Боюсь, милая, у меня не будет свободного времени, – ответил я, обнимая ее.

– Я буду в отпуске целых два месяца, – сказала она, смешно и по-детски капризно надувая губки. – Приезжай ко мне или, если хочешь, в Кисловодск вместе съездим? За мой счет.

– Как, опять за твой счет? – шутливо нахмурил брови я. Затем улыбнулся: – Ну хорошо, давай телефон и адрес. Уговорила. Теперь уже страсть, как хочется побыть альфонсом и погулять за чужой счет. Кстати, в Кисловодске, насколько мне известно, зимой солнце сильное, поэтому личный доктор, который все время рядом – это весьма важный, даже необходимый фактор.

Люба, поцеловав меня на прощание, уехала в свое дальнее Подмосковье, а я, поправив на плече сумку, быстрым шагом направился к метро – во-первых, на улице было довольно холодно -10*С, а я был в кожаной куртке и спортивной шапочке; во-вторых, я обожаю метро, предпочитая его всем другим видам транспорта и вовсе не из-за дешевизны, а из-за удобства.