Текст книги "Фиктивный брак"

Глава двенадцатая
ТРЕВОГА

Там, где любовь царит,

Она сама себя от ревности хранит,

Ошибкой будет поднимать тревогу.

Шекспир

1

Рекс, ты собираешься к пациентам? Я хотела спросить, будешь ли ты к чаю.

– Ты хочешь, чтобы я был?

– О нет, совсем не обязательно. То есть не особенно и важно. Только у меня сегодня целая толпа гостей, – сообщила Джой, считая, что настал момент, когда Рекс должен узнать, что Форды причислены просто к толпе. Еще вечером такое казалось невозможным…

Ну, а теперь о приглашенных…

Английский викарий и его жена. Этих гостей обсуждали долго. Рекс заметил с улыбкой, что, несмотря на – духовное звание, они кружатся в вихре светских удовольствий.

Затем спросил, кого еще ждет Джой.

– Граф собирается привести с собой сестру, эту маленькую баронессу, фамилии не помню, ты ей представлен.

– Да, я помню. А сам граф, вероятно, хочет увидеть, какую… – Рекс сделал паузу и миролюбиво закончил: – Хозяйку виллы я приобрел.

– Затем семейство венгров – те, что тебя приглашали, когда их сын попал в автомобильную аварию; они так или иначе должны нанести визит. Я подумала, что лучше позвонить и пригласить их сегодня, чем специально устраивать прием.

– Этих состоятельных пациентов?.. Что за зрелые мысли в отношении профессиональной практики, дорогая! Ты становишься совершенно… – Рекс неторопливо зажег сигарету, пламя спички весело плясало в его глазах, и он невинно закончил: – Совершенно образцовой докторской женой.

Она выпрямилась и переплела под столом обтянутые шелком маленькие ножки. В реплике мужа не было ничего такого, что могло заставить ее покраснеть, однако под лучистым взглядом светло-голубых, как небеса, глаз ее миленькое личико вспыхнуло, и она отвернулась. Он встал и направился к окну, чтобы проверить, у ворот ли еще его машина. Этот сильный и добродушный мужчина не стал бы развлекаться подобным образом, вызывая смущение девушки, если бы неясное чувство не подсказывало ему, что девушка сама получает удовольствие от своего смущения. И поскольку все складывалось так неожиданно хорошо и Рекс уже точно знал, что не спугнет этим малышку, он намеревался мягко, корректно, но в полной мере посвятить ее в свои чувства. «Сегодняшний вечер как раз подходит для этого», – решил Рекс. После того как гости разойдутся…

– Кого еще ты пригласила?

– Обеих мисс Симпетт, которые должны привести с собой своего племянника, служившего в индийской армии. Он последнюю неделю гостит здесь, скоро уезжает в Марсель, и они, конечно, умирают от желания показать его всем, кого знают. Да и наконец, я должна сказать тебе, – закончила она как-то отрывисто, безразлично, холодно, – Форды придут.

– Кто?

– Форды; они здесь, мы встретили их вчера в аквариуме. Миссис Форд и ее сын Джеффри, писатель.

– Да, конечно. Забавную книгу он написал, кажется, «Ловушка», не так ли?

2

При всем кажущемся равнодушии Рекс мгновенно осознал опасность. Внутренне насторожившись, он подумал: «…А, Форд? Тот самый, с которым она была помолвлена до того, как мы пришли к этому „счастливому договору“. Я почти забыл о нем. Он появился здесь? Джой видела его? Вот почему она покраснела! Вот почему она вся горит и волнуется! Понятно…»

Он произнес слово «Ловушка». Джой, не умея читать чужие мысли, однако, почувствовала, как в нем что-то погасло. Или ей показалось? Она ни в чем не была уверена, она не понимала, что происходит.

Рекс явно ревновал. И в ее сердце тоже что-то замерло, поблекло, увяло. Она сказала бодро:

– Ты знаешь, я работала у него сто лет назад, до того, как перешла к тебе.

– Конечно, я помню. (Не имею ничего против!)

– Он сказал, что хочет познакомиться с моим мужем.

– Я рад. Он придет с матерью, да? Хорошо, постараюсь вернуться пораньше. Если я буду опаздывать, угости их коктейлем и задержи.

– Хорошо. До свиданья, Рекс.

– До свиданья.

Он кивнул на прощание, вышел на ослепительно яркий свет, и Джой услышала, как он позвал: «Рой!» («Оба их имени, – подумала она, – означают „король“ – Rex… Roy…») А вот и огромная собака, подобная дикому и злому волку, ну, давай же, иди со своим хозяином.

Сопровождаемый лоснящимся, гордым", радостно" скачущим перед ним Роем, доктор широким шагом спустился по ступенькам «Монплезира» к своей машине и отбыл выслушивать жалобы людей, страдающих дурным пищеварением, в то время как Джой, чувствуя себя обиженной, обманутой, лишенной чего-то (чего именно, она не могла бы сказать), вернулась, чтобы переодеться перед высоким зеркалом мадам Жанны, украшенным гирляндами цветов и купидонами, отдать последние распоряжения Мери относительно чая й мучительно дожидаться волнующего часа.

Глава тринадцатая
ЧАЙНАЯ ЦЕРЕМОНИЯ

Хозяйка наша держится вполне.

Шекспир

1

К моменту чаепития розовая с золотом, убранная цветами гостиная в стиле мадам Жанны была полна гостей.

Граф и его сестра привели своих приятелей из Прованса. С венгерским семейством пришли друзья из теннисного клуба.

Форды – гости дня! – привели с собой юношу – владельца яхты, последнего поклонника миссис Форд. Он умел – и его тут же заставили – играть джаз, задавая всему вечеру его нервный пульсирующий ритм. Для иных званый чай – просто собрание знакомых, для других это – своеобразное испытание. Для Джой Траверс ее первый прием был испытанием вдвойне: ее характера и ее хозяйственности.

Понравится ли он Рексу? (Именно для него она постаралась все сделать безупречно, вплоть до украшенных огурцами и перцем сандвичей, тонко нарезанных из любимого им шведского хлеба!)

Убедит ли этот прием Фордов в том, что Джой – довольная и счастливая молодая женщина, чей брак удачен и благополучен со всех точек зрения?

2

Но когда последними из гостей появились сестры Симпетт с тощим и смуглым полковником индийской армии Хей-Молине, Джой могла больше не утруждать себя заботой о том, что подумает миссис Форд о ее первом приеме.

Весь вечер миссис Форд была как в лихорадке. Она бросилась в атаку на Джима. Этот человек, из-за которого она приехала во Францию, исчез в свое время так же внезапно, как внезапно появился сейчас. Тетушки Симпетт и были теми состоятельными родственницами, на которых негодник возлагал большие надежды! Пэнси готова была расцеловать их.

– Как! Вы знакомы с нашим племянником? Я всегда говорила: «Мир тесен!»

– Мы старые друзья, не правда ли, Пэнси?

Эта его реплика позволила миссис Форд с выражением веселого безразличного удивления приподнять брови («О Боже, Джим! Ты преследуешь нас?») и протянуть ему руку, которую затем следовало тотчас отдернуть и продолжать флиртовать с графом или кокетничать с молодым яхтсменом. Но следовать правилам легко, когда женщина корыстна или недостаточно энергична и лишь наполовину влюблена.

Пэнси же была безумно рада видеть его и не могла этого скрыть; похлопав по диванным подушкам, она усадила его рядом с собой. Он присел, посматривая на нее лукавыми глазами, и она чувствовала себя на седьмом небе, словно девочка, до тех пор, пока полковник не устремил взгляд мимо нее на некое экзотическое существо и не спросил:

– Кто это видение в белом с большим зеленым цветком?

Джим, которого возраст не мог изменить, собирался очаровать юную девушку? Пэнси почувствовала себя безнадежно passee[9]9
  Устаревшей (фр.).


[Закрыть] – в своем платье типа джемпера и шляпке. Под ее косметикой пролегли новые морщинки.

3

Обеим мисс Симпетт прием показался самым замечательным из всех, на которых они побывали в последние годы прозябания за границей.

Вначале они были несколько шокированы тем, что милая миссис Траверс окружена такой толпой иностранцев (эти добропорядочные леди величали так любых неангличан, которых им доводилось встречать на Европейском материке). Тем не менее они оказались вполне приятными людьми. Мисс Симпетт всегда говорила, что «те, у кого есть титулы, более похожи на нас». Однако человек, который порадовал ее более всех, был восхитительный молодой мистер Форд. Так хорош собой. Такие очаровательные мальчишеские манеры. Подумать только – он автор той ужасной книги, вышедшей по ошибке в издательстве «Таймс-бук», владелицами которого были Симпетт. «Ловушка»! Этот роман настолько рассердил обеих мисс Симпетт, что они прекратили бы его читать, не одолевай их желание узнать, чем все это кончится. Подобное мог написать только ужасный старый скептик, раздраженный тем, что не в состоянии завоевать сердце ни одной из женщин…

– О, можно подумать, что вы закоренелый циник, мистер Форд, – щебетала тощая мисс Симпетт. – Но подождите: еще появится какая-нибудь молодая леди!

И вы увидите, что станет с этими вашими теориями. Не так ли, дорогая миссис Траверс?

– Такое возможно со мной? – переспросил Джеффри обаятельным голосом победителя. Он бросил взгляд на хозяйку, как бы приглашая ее к беседе. Джой весело ответила:

– Я надеюсь, что да, – и повернулась к другому гостю.

4

Джеффри казалось, что высокая каменная стена отделяет его от желанной цели: узнать все о Джой.

«Пожалуй, она вполне вошла в образ, – подумал он, – но как ужасен этот дом – словно корзинка с мягкой подкладкой для комнатной собачки!! Похоже, тут водятся деньги… Ей нравится ее роль… Мальчик, суетящийся вокруг нее, – намек на хорошенького пажа… Когда появится ее муж?.. И как ей не утомительно принимать такую толпу… А мне так хотелось долгого и искреннего разговора!»

Пряча досаду, он блистал перед увядшим существом, которому был представлен, своим хорошо отрепетированным мальчишеским очарованием.

– Мисс Симпетт, а вы не скажете, как отличить эту молодую леди?

«И тут, – как позже восторженно щебетала мисс Энни Симпетт, – он стащил с дивана огромную подушку, сел у моих ног – я с ужасом спрашивала себя, что подумают другие – и говорил, говорил, говорил».

5

Сестра французского графа думала:

«Боже мой, что за шуты эти англичане».

В отличие от брата она мало общалась с англосаксами, и для нее этот раут явился богатым полем исследования всяческих странностей.

Заинтригованная маленькая леди уселась на мягкий диван мадам Жанны, поджав губки, и дала волю своим голубым глазкам. Она отметила в комнате английские перестановки (неправильности, как она их называла). Каждый стул стоял не на своем месте, каждая фотография в серебряной рамке, каждая ваза с цветами находилась именно там, куда французская хозяйка их никогда бы не поставила. Все окна широко распахнуты, несмотря на проникающие с улицы жару, пыль, шум моторов.

Она впервые наблюдала священную церемонию английского чаепития. Стол с серебряным чайником, и эта длинная серебряная трубочка (как у ангела в Судный день), чтобы загасить пламя, и эта кипящая вода, чтобы согреть чашки и затем наполнить их холодным молоком. А с какой серьезностью они говорят: «Покрепче, пожалуйста… О, спасибо! Как раз то, что нужно… Его прислали от Туайнингов… Восхитительный чай!»

Вот такой ритуал устроили из чаепития англичане (в других случаях вовсе не склонные пунктуально выполнять церемонии). Широко известно, что они не достигли высот в искусстве приготовления пищи, как и в искусстве любви, – и лишь в отношении чая они настоящие фанатики! «Впрочем, может быть, – слегка задумалась она, – ив искусстве любви у них есть свой шарм? Интересно…»

Она обратила особенно пристальный взор на юную мадам Траверс. Ее платье, пожалуй, простовато для такого случая, но достаточно красиво… бледные чулки-паутинка… бриллиантовое кольцо… прохладная свежесть двадцати лет… Застенчива, как тринадцатилетняя француженка… не красит губы…

Она отметила, что мадам Траверс вызывала восхищение у элегантного романиста, с богемным видом расположившегося на ковре и говорившего сразу со всеми. Однако молодая хозяйка относилась к чествуемой знаменитости примерно так же, как к своему племяннику, обносившему гостей гренками.

Баронесса не обошла вниманием и английскую леди, настолько шикарную в свои 47 или 48 лет, что ею пленился юный англичанин, сидевший за фортепьяно. Леди же предпочитала длинного, сухого, кокетливого английского офицера (мужчины этого типа делают женщину несчастной, и француженка мысленно дала полковнику отставку).

Ее голубые глазки вновь обратились к юной мадам Траверс, которая деловито исполняла роль любезной хозяйки дома. Здесь было над чем поразмыслить. Она рассмотрела в счастливой новобрачной что-то такое, что заставило наблюдательную француженку пылко произнести:

– Боже мой, что за шуты эти англичане!

6

Джой, которой вердикт мадам был неизвестен, чувствовала, что пока прием идет хорошо. Среди этого вавилонского столпотворения: смешения языков – французского, английского, франко-английского и очень англо-французского, джазовой музыки, извлекаемой из фортепьяно знакомым миссис Форд (Джой надеялась, что, по крайней мере, Мелани на своей кухне будет помнить о наставлениях и не разразится песней!), и беседы о том, как могло случиться, что она не играет в бридж, – она была всецело занята двумя вопросами.

Во-первых: как она могла затрепетать при звуке открываемой двери и, стоя спиной, почувствовать, что входит Джеффри Форд?

И во-вторых: когда вернется Рекс?

Она нервно прислушивалась в ожидании его шагов.

И не только она…

7

Для Персиваля Артура Фитцроя этот прием был наказанием за «прегрешения» на Корсике. Ему пришлось вспомнить хорошие манеры; на сей раз он был одет в стиле «gigolo»; с головы до ног в белом, с волосами, покрытыми тонким слоем бриллиантина (даже руки были чистые), он обносил присутствующих угощениями, приносил, раздавал, ходил и очаровывал. И с выражением притворной кротости слушал старух, обращавшихся с ним как с маленьким мальчиком и называвших его «дорогой».

– Во что больше тебе нравится играть, дорогой, в крикет или футбол?

– Тебе страшно повезло, что живешь здесь с дядюшкой и тетушкой! Тем не менее я полагаю, что ты скучаешь по своим маленьким школьным приятелям, не так ли, дорогой? Они все еще усердно трудятся, я думаю? (Да, одно из этих розовых пирожных.)

– Какие у тебя любимые предметы? Арифметика? Дорогой, дорогой! Всем нам иногда приходится делать не то, что нравится, не правда ли? А поэзией, ты интересуешься?

– Пожалуй, интересуюсь, – бодро отвечал Персиваль Артур, в котором странно сочетались пристрастие к Херрику-Херрику Роберту (1591 – 1674) – был такой английский поэт, один из представителей «Поэзии кавалеров», и не менее сильная страсть к дешевым бульварным романам в мягкой обложке. – Мне очень нравится одно стихотворение о Ланкашире, правда, я помню только последние строчки:

 
И все мертвые собаки Ронкорна
отправляются в море покорно…
 

И тотчас же, повернувшись в другую сторону:

– Горячей воды? Сейчас принесу.

И всякий раз резво устремлялся на кухню к Мелани, словно зяблик, с шумом влетевший в распахнутое окно за крошками с бабушкиного подноса, и мчался обратно, чтобы услужливо вертеться и не спускать глаз с оживленных взрослых.

В этот момент кошмарный Форд поднялся с пола, чтобы закурить сигарету, и, когда он наклонился к руке хозяйки, держащей спичку, со словами: «О, спасибо, Джой», – Персиваль Артур бросил на него свирепый взгляд.

«Что за самоуверенность, – подумал он. – Что за неистребимая жизнерадостность! Разве не мог этот тип просто сказать „миссис Траверс“? На замужнюю даму не подобает смотреть так пристально, черт побери».

Чувство оскорбленного достоинства заставило его нахмурить брови, крепко сжать губы и исказило нежное, чистое, веснушчатое лицо неприятной гримасой.

«Неужели этот Форд не понимает, что он здесь никому не нужен? Какого черта мотает головой и ухмыляется, вместо того чтобы сказать: „Нет, спасибо“, когда я сунул ему сандвич. Смотрит на хозяйку, подвигается ближе, чтобы поговорить с ней… Называет ее Джой».

Персиваль Артур засунул руки, сжатые в кулаки, глубоко в карманы своих отутюженных фланелевых брюк. Увы, он слишком молод для каких-то активных действий в отношении этого противного Форда. Что за дьявольская участь? Ничего нельзя сделать.

8

— Когда же я смогу поговорить с тобой? – улыбаясь, спросил Джеффри Форд сквозь грохот музыки. Джой освободила место рядом с собой для этого праздного субъекта, который меньше чем полгода назад казался ей Зевсом-Олимпийцем, способным осчастливить ее – нимфу – одним лишь своим взглядом.

– Хоть сейчас, – ответила она. – Я тоже хотела поговорить с тобой, Джеффри.

– Ты тоже? – пробормотал он. – А я боялся, что ты не захочешь.

Она внезапно почувствовала, что ей действительно не хочется с ним говорить, и поспешно произнесла:

– Я думала написать тебе, но как-то не получилось.

– Как-то почему-то никогда не получается, Джой.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Что бы я ни говорил, это больше не имеет значения, – скорбно улыбнулся Джеффри Форд.

«Он в таком горестном настроении», – подумала Джой, которая никогда прежде не находила его задумчивость хоть сколько-нибудь горестной. Она сказала сухо:

– Я хотела написать тебе о моем браке и приезде сюда. Но теперь, увидев тебя, думаю…

– Что ты думаешь?

– Что больше не надо объяснений.

Джеффри взглянул на нее, обвел глазами комнату и вздохнул с выразительной многозначительностью (хотя вряд ли мог объяснить, что имел в виду).

– Да, факты говорят сами за себя, Джой. Джой покраснела.

Персиваль Артур, крутившийся поблизости, подумал: «Нужно ли оставаться с ними в комнате? Вон!»

Джой вскинула руку, чтобы остановить мальчика во время его маневров между чайным столом и дверью.

Ах, эти мелкие домашние события… Ах, эти милые домашние реплики…

– Что случилось?

– Пролил соус на брюки… нужен носовой платок…

Джой вытащила из рукава небольшой квадратик лимонно-желтого муслина, гармонирующего с ее платьем. Она сунула платок в руку мальчика с улыбкой извиняющей, понимающей и разделяющей его бегство.

– Ну, не убегай же, старина, не оставляй меня одну управляться со всеми этими… Подожди, пока придет твой дядя.

– А когда он придет? – сердито спросил подросток, глядя на нее, впрочем, скорее не сердито, а растерянно. Затем он прошел бочком между мебелью и людьми к окну. Почему дядя Рекс не придет, не прекратит эту болтовню, не оборвет весь этот вздор и, главное, этого гнусного Форда. Дядя Рекс мог бы…

9

Джой опять повернулась к Джеффри, чтобы продолжить разговор, но в этот момент дверь распахнулась и словно солнце вышло из облаков. В пеструю, полную народа комнату вошел человек с большой собакой, следовавшей за ним по пятам. Своим обликом и манерами он как бы подчеркивал незначительность всех окружающих. «Или почти всех», – подумала Джой.

Его белая холеная кожа на фоне смуглости других мужчин, прирожденная грация, высокий рост, подтянутость, гордая посадка головы, самообладание – все это хотела бы видеть в своих соотечественниках любая англичанка.

Джой вспомнила школьную цитату:

«Посол Британского трона,

представитель всех родов Британии…»

Джой произнесла, надеясь, что слова ее прозвучали более естественно, чем она чувствовала: – А вот и мой муж…

Глава четырнадцатая
ПРОТИВОПОЛОЖНОСТИ СХОДЯТСЯ

О, мой владыка, ревности остерегайся!

Зеленоглазое чудовище, глупец,

кто ей поддастся,

всякого съедает.

Шекспир

1

Рекс Траверс, окинув гостиную быстрым взглядом, подумал: «Похоже, сюда выплеснуло половину пляжной толпы».

Он двинулся вперед – к погонам, шевронам, бриллиантам, радужным пятнам платьев, чтобы в первую очередь поприветствовать самые эксцентрические видения, то есть старух Симпетт, затем вернулся к остальным гостям, знакомым и незнакомым.

Джой, с трудом пытаясь не смотреть на мужа, услышала, как он произнес своим глубоким бодрым голосом:

– Извините за опоздание. Меня задержали. Нет, на этот раз не пациенты. В одном из домов, куда меня вызывали, я встретил летчика по фамилии Смитсон, Алан Смитсон, который прилетел сюда на своем самолете. Твой приятель, старина, – добавил Рекс, повернувшись к племяннику.

Озабоченное лицо мальчика прояснилось при появлении дяди Рекса. Груз ответственности свалился с его хрупких плеч. Он весь засветился, воскликнув:

– Тот самый пилот! Он еще здесь?

– Пока здесь – еще несколько дней. Мы долго беседовали. О полетах и тому подобном.

Рекс подвинулся к сияющему серебру королевы Анны на низком чайном столике, за которым Джой разговаривала с длинным и тощим брюнетом в белом костюме. «Должно быть, это Форд», – решил Рекс.

Взгляды мужчин встретились. Рекс сказал:

– Джой, Смитсон просил передать тебе свои извинения: он собирался к нам с визитом, но что-то ему помешало. Вероятно, придет позже. Он долго извинялся, что напугал нас в ту ночь, когда мальчик не вернулся домой вовремя.

Внезапного упоминания о той ночи было достаточно, чтобы краска вновь залила лицо девушки. Но она посмотрела так, словно только что заметила возвращение Рекса. (Он же понял это так: она оживлена, щеки пылают. Вспомнилась фраза из военных времен: «Она вся, как заводная», и подумалось, что причина этому – Джеффри Форд.)

– А вот и мой муж! Рекс, это – мистер Джеффри Форд!

– Здравствуйте. Как вы поживаете? Мило с вашей стороны заглянуть к нам, – проговорил гостеприимный Рекс довольно безразличным тоном.

– Здравствуйте, благодарю вас, доктор Траверс, – улыбнулся Джеффри, опять полный мальчишеского очарования. – Я целую вечность мечтал с вами познакомиться.

Глубокая антипатия пролегла между мужчинами еще до того, как они пожали друг другу руки. Они принадлежали к противоположным типам людей, которые пробуждают друг в друге обоюдную неприязнь, даже если в этом не замешана женщина. А в данном случае каждый из них заранее испытывал ревность к другому, мужскую ревность – силу более неистовую, яростную, всепоглощающую, чем ревность женская. Мужчина, возбужденный оскорбленным чувством собственности, предрассудками, воображением, делает ревность жизненным принципом и готов на все, вплоть до международного скандала, лишь на том основании, что ему предпочитают или могут предпочесть другого. «О боги, и за этого типа она вышла замуж, – думал романист, незаметно, но внимательно и критически рассматривая соперника. – Крупный, модно одет, широкоплечий, светловолосый. Эти ровные белые зубы, в два счета расправляющиеся с сандвичами, эти правдивые глубоко посаженные глаза, похожие на осколки голубого камня, в которых ничего нельзя прочесть. Может быть, там и читать нечего?»

– Все пили чай, кроме меня. Прекрасно, – сказал Траверс, поворачиваясь к алтарю английского очага – чайному столу.

Джеффри весь превратился в слух. Тон, которым Рекс обратился к Джой (осталась ли у нее хоть капля чая), был весьма любезным, ничем не выдающим себя. Таким же точно тоном Джой ответила:

– Не пей эти остатки, я заварила свежий.

Джеффри подумал: «Они не смотрят друг на друга. То ли потому, что не хотят, то ли, наоборот, потому, что очень хотят? Почему она выбрала именно этого мужчину?»

Вокруг него шла светская беседа… Внутри роились мысли. «Может быть, лишь для того, чтобы выйти замуж? – думал Джеффри. – За любого, кто может надеть на эту мягкую ручку бриллианты, золото, платину и создать для нее уютный домашний очаг? Или просто женщина, однажды оставленная возлюбленным, затем предпочитает человека, совершенно на него не похожего? После нашего неудавшегося романа Джой никогда больше даже не посмотрит на писателя… Однако возможно ли, – размышлял романист, – чтобы она любила это здоровенное белобрысое животное?»

Рекс тоже, играя роль любезного хозяина, задавал себе вопрос: «Как могла Джой, с ее умом и вкусом, быть влюбленной в этого длинного веретенообразного позера? А эта манера сутулиться? А эти повадки художника по интерьеру?»

Во всяком случае, она была помолвлена с ним. Не похоже, чтобы Рекс забыл это. Разве он не видел яркого зарева там, где сейчас его собственные бриллианты сардонически подмигивают? Рекс, стиснув зубы, посмотрел фактам в лицо: Джой была возлюбленной Форда, но никогда не принадлежала Траверсу. Правда, она расторгла помолвку…

«Но стоило ему вернуться, как она дрожит от волнения и восторга», – думал Рекс, ослепленный ревностью.

Столь разумный во всем остальном, он не понимал, что Джой трепетала от волнения, думая лишь об одном человеке.

(«Рекс, Рекс, Рекс…»)

Мужская ярость мешала ему понять, что все казалось ей потускневшим и ненужным, кроме него – такого независимого, такого сильного, безрассудно смелого, большого, красивого и любимого. О, она шла навстречу своему настоящему мужу, который никак не хотел этого видеть.

Есть люди, с которыми просто интересно жить: они на все накладывают отпечаток своей личности. Рекс был именно таким. Он вошел в самую суть ее жизни. Их совместные трапезы и каждое новое знакомство, каждое происшествие, каждая радость или печаль, каждая тревога (например, о мальчике), их сдержанные ласки и взгляды и теперь эта страшная перемена – все это составило звенья цепи, прочно связывавшей их; но, в сущности, жена осталась для него столь же таинственной, что и в день первой встречи, когда он нанимал себе нового секретаря – мисс Харрисон.

Уже два дня Джой была почти уверена, что правильно понимает молодой блеск его глаз и изменившееся прикосновение губ. И каждый час отныне для Джой был отмечен надеждой.

«Он любит меня, так же как и я его. Скоро он изменит все в нашей жизни. Это носится в воздухе – подобно приближающейся грозе. Гром грянет, когда Рекс увидит здесь другого мужчину, за которого я собиралась выйти замуж. Он поймет, что Джеффри ничего сейчас для меня не значит, но как он отнесется к тому, что этот человек в моей жизни был?» Джой, имеющая не по годам малый опыт в сердечных делах, ждала (невиновная) грозы. Мужчина, за которым она наблюдала, закончил пить чай, уничтожил последний сандвич с огурцами и поставил чашку на стол. После чего с невозмутимым видом вытащил из кармана сигареты.