Текст книги "Заднесельские оскорёнки"

Промыслы и ремесла

Знакомая, прочитав очерк о домашней живности, не поверила: «как же можно в деревне без коровы»? Можно, если сама система хозяйствования устроена так, что недостаток одного компенсируется избытком другого. В Заднесельской округе с ее плохими суглинистыми с супесью почвами, требующими постоянного удобрения, говорить о стабильных высоких урожаях не приходилось.

«К году, так вырастет», – вздыхали крестьяне, зная, что многое в северном полеводстве зависит от капризов погоды. Будет засуха – плохо, дожди – того хуже. Не зря в современной науке наш край называют «зоной рискованного земледелия». При недостатке лугов развивать животноводство тоже было делом рискованным.

Именно поэтому во всех без исключения заозерских деревнях были развиты промыслы. Они делились на местные и отхожие, мужские и женские. Очень часто существовала специализация по волостям.

Промыслы играли важнейшую роль в развитии деревни, особенно после отмены крепостного права, поскольку давали крестьянину не только дополнительный заработок, но знакомили его с внешним миром. Тогда же начался и отток населения в города, принявший при Советской власти, когда крестьян под предлогом коллективизации снова чуть не сделали крепостными, массовый характер.

Отсутствие чувства хозяина на своей земле превратило крестьянина в сельскохозяйственного рабочего. Как известно, рабочие – это пролетариат, не имеющий собственности. В этом и была причина массового оттока населения из сельских районов по всей стране, которая привела к сегодняшнему массовому запустению территории.

В конце XIX в. собственник земли в основном рассматривал промыслы только как вспомогательное занятие.

Кожевники, сапожники, портные

Многие Заднесельские мужики владели сапожным ремеслом. Для одних это был домашний промысел, когда обшивались только члены семьи, для других работа, приносившая основной доход. Но сапожник – это вторая ступень промысла, первая – кожевенник, человек, который выделывает кожу из шкур животных. Кожевенник – работа не для слабых, кожи обрабатывали вручную в зависимости от будущего использования в качестве обуви или одежды, вымачивали, мяли, скребли, выделывали с помощью разных дубильных веществ. В территории села Заднего еще в конце XX в. были пруды, где некогда замачивали кожи для выделки.

Сапожник покупал уже готовый материал и с помощью мерных колодок изготавливал обувь. «Одни из местных сапожников шьют у себя на дому, другие, и таковых большинство, уходят «в отход» в те местности, где сапожников мало, а именно в северные волости своего уезда, в Вельский, Грязовецкий, Вологодский и Каргопольский уезды», – писал Мерцалов.

«Отход» получался дальний на 200 и более верст в округе. Одни сапожники шли со своим материалом, купленным здесь же в Заднем, другие шили обувь на месте из материала заказчика. Одни крестьяне шли в отход, имея свое дело, т. е инструмент и материалы, другие нанимались в качестве подмастерья и могли рассчитывать только на понедельную плату и хозяйское содержание. Были и так называемые «могурешники», получавшие оплату «с пары сапог» без содержания.

Другим мужским промыслом было портняжное или швейное дело. Здесь так же процветал отход в другие волости. Заднесельские ходили в дальние места на Азлу, Шапшу в современном Харовском районе и Васьяновскую и Михайловскую волости непосредственно ближе к уездному городу Кадникову.

В конце XIX в. в обоих промыслах широко используются швейные машинки, в основном, конечно, марки «Зингер». Про мастера, у которого нет своей машинки, говорили, что он «не в почете». Швейная машинка позволяла делать работу качественнее и быстрее и поэтому, несмотря на значительную для крестьянина стоимость, охотно покупалась для дела. До сих пор старинные аппараты «Зингер», каким-то чудом пережившие коллективизацию тридцатых годов, встречаются у местных жителей, и, что характерно, практически все находятся в рабочем состоянии.

Роговой промысел

В каждой деревне есть какой-то свой промысел, иногда он объединяет целый куст деревень. Жители Стафилова и Шихова традиционно делали решета из лыка и распространяли их по окрестным деревням. В каждой волости имелись свои печники, столяры, кузнецы. Но это профессии не массовые, достаточно одного-двух на целую волость. А вот когда много людей занимается одним и тем же и есть спрос, вот тогда это настоящий местный промысел.

Изделия из рога – это устьянское занятие, центр промысла находится в деревне Филисово. Статистика 1911 г. приводит интересные цифры по этому промыслу. В Устьянской волости роговым промыслом занимались 487 человек.

Начало промысла было положено в 1862 г. Выгодное дело распространилось и на некоторые деревни Заднесельской волости, особенно с южной стороны, там где находится село Кихть. 46 человек в этих местах занимались роговым промыслом.

Ремесленники изготавливали гребни, портсигары, трости, подсвечники, ложки и прочий инвентарь. В краеведческом музее с. Устье можно увидеть образцы роговых изделий, в том числе и уникальный напольный подсвечник, который вызывает восторг современной публики.

Изделия из рога сбывались скупщикам, которые везли их в столичные города, где продавали с большим барышом. Статисты отмечают, что промысел контролирует группа из 5–6 человек, раздающих крестьянам сырье и забирающим готовый товар.

Умелец из села Устье Иван Николаевич Костыльков изобрел машинку для нарезания зубцов на гребнях и расческах. Это обеспечило на долгие годы технический прорыв в роговом промысле. Появились даже специальные гребешки с мелкой нарезкой, получившие в народе название «вшигонялки», поскольку с их помощью легко было вычесать из волос зловредных насекомых.

Очень скоро собственного сырья стало не хватать, пришлось завозить южный черкасский и даже буйволиный рог.

Роговой промысел существовал и после революции, вплоть до 70-х годов XX в. Конечно, тогда уже не делали произведений искусства, только бытовые предметы. Внедрение пластмассы в производство утилитарных вещей похоронило роговой промысел. Артель в деревне Филисово, которая в числе последних производила изделия из рога, закрылась в эпоху «развитого социализма».

Сказ о кустаре Иване, императоре Александре и умной машине

Иван Николаевич Костыльков хоть и крестьянских кровей, а личность знаменитая не только в Кадниковском уезде, а, почитай, на всю Россию. До всего дошел мужик собственным умом и смекалкой.

Государь император Александр III с ним лично разговаривал, а императрица Мария Александровна изволили изделий мастера купить на 4 рубля и еще два рубля подарить от великой своей монаршей милости.

Родился Ваня Костыльков в деревне Плющеве, что на речке Кихте, в 1847 году. Семья была бедней некуда, ни земли хорошей, ни скота. Прокорма ради отец Ивана занимался роговым и черепаховым изделием, вырезал ножом разные вещицы. Он и сына этому научил. Но дела шли неважно, и в 13 лет Ваню отдали учеником к сапожнику.

Шить сапоги – невелика наука, толковый мальчик ее быстро освоил, но душа лежала к другому. Нравилось ему из рога изделия вырезать.

Когда Ване стукнуло 17 годков, решился он сделать часы из рога. Работа тихая, требует упорства, но зато, когда все получится, глаз от вещицы не оторвать.

Мать хоть и сердилась, что много времени уходит на это занятие, и в сердцах грозилась бросить часы в печь, но не сделала. Сама была рукодельная, бисерные серьги собирала, «снизи» всякие, понимала в красоте, видела, что у сына все ладно выходит.

Тут и покупатели подоспели, осчастливили деньгами и новый заказ предложили сделать. Так и началось.

В 1870 г. сработал Иван Костыльков большие резные часы из рога для господской столовой. Отправили часы на выставку в Петербург и сразу удача, нашелся покупатель, отвалил 100 рублей, и от выставки впридачу еще грамоту похвальную дали. Иван сам в Петербург после этого ездил, ремеслами овладевал, столярным, малярным, слесарным, все в деле пригодится.

Крестьянский сын сам чертить чертежи не умел, но разбирать их научился, и возникла у него идея сделать машинку от парового двигателя с регулятором в виде часов и счетчиком для зубьев, чтобы гребни делать.

Зубья для гребней вручную резать – самая морока, а если машинка сама вырежет, то быстрее, чище и хлопот меньше. Долго размышлял Иван над конструкцией, не год, не два, целых семь лет. Уж как ему жена пеняла оставить эту работу и тратить деньги не на инструмент, а на прокорм семейства, не слушал ее Иван, делал по-своему.

В аккурат к Московской выставке 1882 г. машинка была готова. Вологодский комитет по статистике выделил 25 рублей Ивану на поездку на выставку и агрегат отправил за свой счет. Там-то на выставке Государь император и заприметил машинку.

Потом все случилось как в сказке. Генерал-губернатор князь Долгоруков определил Ивану Костылькову награду в 500 рублей и серебряную медаль выставки дал. С тех пор дело пошло в гору, что ни выставка, то награда или диплом, а машинки сейчас делают для кустарей по всей России матушке, чтобы им гребни было сподручнее и быстрей вырезать.

«Теперь, слава богу, имею средства к пропитанию, не как раньше, когда пахал, косил, делал всю крестьянскую работу и в наймы ходил», – говорил Иван Николаевич помещику Мерцалову.

Тот весьма интересовался роговым промыслом и историю крестьянского самоучки записал для памяти и людям для сведения.

Вот и конец истории, счастливый. Так и бывает: терпенье и труд к успеху приведут.

Коклюшки

Моя знакомая из Вологды как-то попросила достать ей коклюшки, это такие палочки для плетения кружев, на них нитки навивают.

– У тебя же дача в самом кружевном краю, наверное в каждом доме полно коклюшек, продадут.

– Наверное, – согласился я.

В очередной приезд в Заднее повесил на доску объявлений бумажку, что так и так, куплю коклюшки и цену написал. Жду неделю, вторую, никто не пришел и не позвонил. Дождь тем временем замочил объявление, ветер растрепал, а злые люди сорвали бумажку. Ничего с коклюшками не получилось Может и вправду нет у народа?

Как-то раз повстречал у магазина завсегдатая «ресторана под липами», стоит, нервничает, глаза горят, страсть как выпить хочется. А тут дачник, понятное дело, надо попросить в долг без отдачи. Попросил, не просто так конечно, а почти интеллигентно, с фантазией:

– Дайте в займы 200 рублей на лекарство дочке?

За эти деньги в том году в местном супермаркете «Авоська» можно было поллитру водки купить.

Тут я его и спрашиваю, видел ли он он мое объявление про коклюшки?

– Видел, – говорит.

– А чего не пришел, не принес, или взять негде?

– Отчего негде, так идти надо на сарай, искать, с бабами скандалить, им и не надо, да не отдадут, скаредные.

– Плетут что ли?

– Какое, плетут! Это раньше в каждом доме в селе плели и кружевная мастерская была, от фирмы «Снежинка», а теперя нет. Все хозяйство для плетения лежит на повити без толку.

– Ну как без толку, может пригодится когда?

– Ой, по мне бы дак все это дело выкинуть без оглядки, одна морока с этими кружевами, я с малолетства насмотрелся, сидят бабы сутками, бренчат – коклюшки перебирают, языками чешут. День-другой пройдет, смотришь, а дела-то и не прибыло. У меня мать плела, не все время, а как с фермы придет, обрядится по-быстрому и за подушку.

Кто не знает, подушка – это валик для плетения кружев, не подумайте, не спать доярка будет, кружева плести. Есть и еще деталь для кружевного плетения – пяльца – подставка для подушки.

– Так вот, – продолжает мой собеседник, – ни дня ни покоя, в месяц за это плетение дадут рублей двадцать и то спасибо большое. Расценки, сказывают, такие. Старое поколение плело по привычке, а уже мою бабу не заставишь, она лучше в телевизор будет глядеть на сериалы.

– Зачем тогда ей коклюшки?

– А вдруг пригодится, – говорит, – плести-то она тоже умеет.

– Не сладишь с вами, то надо, то не надо.

– И то правда, денег больших за коклюшки не дашь, а за малые не стоит и шевелиться.

– А сколько тебе надо за пару?

Мужик задумался, потом говорит:

– Сто рублей!

Тут уж мне смешно стало, в Вологде в самом дорогом салоне дешевле продают.

– Ну ты сказанул, это что же, четыре коклюшки и на бутылку?

– Верно маракуешь, – оживился мужик, – так что, сбегать на повить, принести?

– Нет уж, спасибо, за такие деньги и в Москве можно купить, а в Вологде и подешевле найдется.

– Ну как знаешь, было бы предложено.

– И вся правда, – поворачиваюсь спиной и иду к машине.

– Ээ, подожди, хозяин, на лекарство-то дашь денег?

– Что у тебя болит, я не понял?

– У меня ничего, дочка захворала, перекупалась на озере, надо бы лекарства купить.

В это время мимо нас на велосипеде проехала девочка лет 10–12.

– Тебя мать зовет, с Устья знакомые позвонили, едут в гости.

– Ой ты, моя хорошая, – обрадовался мужик, позабыв, что только что врал дачнику о болезни дочери, – ну ладно, я пошел, если чего надо – обращайся, я пока временно не работаю, могу помочь. Коклюшки для знакомой я все-таки достал. Далеко от Заднего, в другой деревне на самой окраине района. Были как-то с питерским туристом Николаем на экскурсии, смотрим, мужики дом поднимают, меняют нижние венцы. Подъехали, поздоровались. Николай снял на камеру процесс работы. Я, между делом, спрашиваю главного мужика, нет ли у них в доме коклюшек?

– Пошто тебе?

– Одна женщина просила, плетет она.

– Ну коли плетет, так ладно, посмотрю.

Мужик ушел в дом и через пару минут вернулся с пяльцами, подушкой и заплетенным на ней коклюшками кружевом.

– Вот от матери осталось, заплела старуха прошву, а на другой день и померла, лет двадцать лежит. Забирай все, чтобы сразу.

– Так дорого запросишь, мне бы одни коклюшки?

– Коклюшки одни не продам, бери все, у меня вчера дрель полетела, так давай полторы тыщи на новую и по рукам.

Я посмотрел на товар. Все хорошо: пяльца с ящичком, в нем коклюшек битком штук двадцать не меньше, да заплетено столько же. Подушка большая, туго набита льняными головками. Справный инструмент. Думаю, надо соглашаться. Ударили по руками к обоюдному удовольствию.

Коклюшки я передал знакомой, а подушка с пяльцами до сих пор дома лежит, ждет свою новую хозяйку, вдруг да такая отыщется.

Федот, да не тот

Мерное крестьянское кружево Кадниковского уезда вошло в «золотой фонд» памятников русской культуры не так давно. Образцами, украшавшими разные элементы крестьянской одежды, сейчас восхищаются искусствоведы всего мира. В XIX столетии никто из исследователей не обращал внимания на изделия, которые делали «про себя». Понимание эстетики народного костюма пришло позже. Кружевоплетение первоначально воспринималось только как вспомогательный женский промысел, приносящий в семью дополнительный доход.

Мерцалов в этнографической анкете 1897 г. уделил кружевоплетению всего несколько строк. «Из женских промыслов весьма распространено плетение кружев: в каждой деревне во всяком доме есть несколько «плетей». Плетут из ниток и из шелка не только кружева, но и «косынки». Наплетенные в течение недели кружева в воскресенье несут продавать в Заднее село особым скупщикам – «кружевникам». Промысел этот служит важным подспорьем крестьянского быта».

То, о чем писал историк, было действительно промыслом, который распространился ближе к концу XIX в. во многих деревнях южной и центральной части Кадниковского уезда, куда перешел из Вологодского и Грязозецкого уездов и, в конечном счете, из Вологды.

Товарное кружево представляло из себя изделия мерного плетения, которые шли на отделку белья и одежды. Наряду с ним выплетали и штучные вещи, которые Мерцалов называет «косынки» по наиболее популярному виду изделий, хотя и не единственному в своем роде.

Мерное кружево уходит корнями к бельгийскому «валансьену», которым отделывали наряды красавицы в XVII–XVIII в. В начале XIX в. оно пришло в Вологду и закрепилось в крепостных кружевных мастерских, где крестьянские девушки выплетали для своих хозяек престижный вид украшений. Кое-что уже тогда видимо попадало на рынок и приносило помещикам доход. Отсюда и широкое распространение мерного кружева в той части Вологодской губернии, где было крепостное право.

Одновременно с «господским» кружевом появляется и другое направление. Крепостные крестьянки начинают украшать кружевными вставками свою одежду. По традиции они используют старинные узоры, приноравливая их к технике многопарного плетения. Так и родилось кадниковское крестьянское кружево.

В середине XIX столетия вологжанка Анфия Брянцева изобрела так называемый «вологодский манер», кружево, которое выплеталось с использованием гораздо меньшего количества коклюшек и существенно быстрее по времени.

В основе его лежал элемент «полотнянка», имитирующий ткань ручной выработки. «Полотнянка» выполнялась в виде тонкой изогнутой полосы, отчего получила и второе название «вилюшка» от слова «вилять», т. е. извиваться. Изгибы «вилюшки» соединялись между собой «плетешками» и «насновками». Этот элемент овальной или почти круглой формы был известен и в мерном кружеве, за что получил другое народное название «денежка».

С помощью «вологодского манера» стало возможно относительно быстро выплетать штучные вещи. Сначала этим занимались мещанки в Вологде, потом промысел распространился на окологородье и затем на дальние деревни. Случилось это уже после отмены крепостного права, когда предприимчивые бизнесмены из мещан и бывших крепостных крестьян освоили профессию скупщиков кружев.

В селе Заднем именно их называли «кружевниками», на противоположном берегу Кубенского озера женщины скупщицы именовались «кубенками», по месту жительства в одноименном месте.

Но «кружевник» был не просто скупщиком, это полноценный менеджер. Он привозил в деревню модные вещицы, показать «плетеям», что должно получиться на выходе, давал технические чертежи орнаментов – «сколки», контролировал качество изделий.

Это было важно. Плести ведь можно по-всякому. Рыхлое кружево быстрее, плотное – дольше. Но рыхлое выдержит всего несколько стирок и начнет расползаться. Поэтому разные по качеству кружева принимались за разные деньги. Это потом уже в городах по всей империи на рынках и в лавках непонимающие в деле обывательницы сметали, что подешевле из кружевного ассортимента, чем делали плохую услугу промыслу, снижая качество изделий, ведь спрос превыше всего.

В XX в. после революций кружевниц объединили в артели, которые, не выдержав конкуренции с прогрессом, повсеместно тихо умерли на рубеже XXI в. Кружевоплетение, как массовый промысел, угасло.

Сейчас несколько десятков кружевниц в Вологде плетут на заказ только высокохудожественные вещи. Утилитарное отделочное кружево выполняется в машинной технике. Только бабушки на площадях по воскресеньям толкутся возле музея кружева, предлагая приезжим изделия ручной работы.

Заглянем в этот музей. Пройдем по залам, полюбуемся на прекрасные изделия и остановимся в небольшом помещении, где представлены образцы крестьянского кружева.

Где-то я уже это видел! Ах да, в любой деревне Усть-Кубинского и большей части Сокольского района еще 10 лет назад можно было найти в сундуках подобные образцы.

В 1987-89 гг. я, тогда еще начинающий музейный сотрудник, объехал с экспедицией весь Усть-Кубинский район, собирая памятники материальной культуры крестьянства. В числе привезенных экспонатов значительную часть составляли кружевные изделия, в основном элементы народного костюма: прошвы, проставки, кружево-край. Именно их я и увидел в экспозиции Музея кружева.

Правда современные музейщики стыдливо умолчали, откуда в коллекции вологодского музея образцы из дальних уголков Усть-Кубинского района, ну да бог им судья!

Я листаю свои записи, оставшиеся с тех далеких еще советских времен. Люди не хотели брать за старинное кружево денег: «На што это, – говорили в деревнях, – полно, так понеси». В результате на 200 уникальных предметов, поступивших в Вологодский краеведческий музей, было истрачено всего 3 рубля!

Попробуйте сейчас что-то кружевное купить в тех же самых деревнях – никаких денег не хватит. Четверть века капиталистического воспитания перевернуло крестьянское мировоззрение. Все течет, все изменяется!

Образцы мерного крестьянского кружева Кадниковского уезда, украшающие сейчас экспозиции музеев, коренным образом отличаются от «вологодского манера» и мерных изделий по типу «валансьена».

Это очень трудоемкое в исполнении многопарное мерное кружево с густым геометрическим или зооморфным орнаментом и сюжетами, перекочевавшими с вышивки и ткачества. Такие кружева использовались в женском крестьянском костюме до начала XX в., а в отдаленных деревнях уезда и дольше. Если даже их и продавали, то исключительно на деревенских ярмарках в границах волости для таких же, но менее рукодельных крестьянок, ведь кружевные проставки были модной деталью костюма, более того, его обязательным элементом.

В городах, наоборот, такое кружево не понимали, поэтому основная часть изделий была для внутреннего потребления, «про домовой расход». Но именно это кружево, а не коммерческие изделия конца XIX–XX вв., составило славу Кадниковского кружевоплетения.