Текст книги "Лик Архистратига"

Глава 11

Собственно, как князь Олег прибил щит на ворота Царьграда, про это вспоминают гораздо реже, чем про его смерть от укуса гадюки.

Размышляя таким образом на несколько отвлечённые темы, Милетин взглянул на ритуальное изображение ритуальной религии и ему показалось, что деревяшка тоже ритуально улыбается, мол, все наши встречи ещё предстоят этой ночью и никто ещё не укрывался безнаказанно от воли мистической маски.

– Ну что же, Котёныш, так Котёныш, – пробормотал Ефрем. – Это даже неплохо и оригинально.

Иван Кузьмич оглянулся в сторону монитора и ещё раз обалдел. Оттуда, прямо с экрана на него надвигалось пространство, которое росло, увеличивалось, охватывало всё существующее пространство вокруг. А, может, просто он сам превращался в карлика, гуляющего по лесному нагорью? Во всяком случае, пространство, появившееся с экрана компьютера, проглотило Окурка как удав подвыпившего кролика. Потом возникшая подушка плотного воздуха разорвалась на тысячи молекул под звук тоже ритуальной порванной струны и тут же соединилось с утраченными звуками, ударив Ивана Кузьмича по вискам звуком этой порванной струны, очень похожим на пинок прохорем по копчику, а вовсе не на струнную музыку.

Не менее удивительные ощущения испытывал и Котёныш. Ефрем действительно почувствовал себя беспомощным котёнком, выброшенным в поток бурной реки. Только котёнок не умел плавать и принялся бешено колотить то ли по воде, то ли по воздуху передними лапами. В следующее мгновенье он с маху упал животом на какую-то кочку и застыл, но ненадолго. Ведь никаких кочек на гладком полу в хранилище не было! Сознание ничуть не оставило новоиспечённую лягушку-путешественницу, более того, заставляло поверить в возникновение другого запредельного или параллельного мира. Во всяком случае, первое, что Ефрем узрел пред светлыми очами, это обыкновенная лесная незабудка, голубенький маленький цветочек с пятью лепестками, одиноко торчащий на маковке кочки, куда он приземлился, но умудрился не помять маленький полевой цветок.

– Надо же, – пробормотал Ефрем. – Первое, что встречает меня в новоиспечённой сказке, как страшного зверя, – Аленький цветочек. То есть голубенький. Попробуй теперь в сказки не поверить! Но каких напастей ожидать со всех сторон?! А, не всё ли равно. Лучше так, как есть – Незабудка. Кочка. Лес. Интересно, что же дальше? И где Иван Кузьмич? Или он, как начальник, избавлен от таких вот удивительных приключений? Но, в сущности, никакого приключения не должно случиться. Это не предвидится законами природы и никакой инфернальной маске своевольно не перевернуть законы бытия, будь она хоть трижды дьявольской! Недаром ведь древние пророки утверждали, что никакое адское создание не сможет забрать душу человека по своей дурацкой прихоти или хотению.

Котёныш поднял голову, осмотрелся. В общем-то, ничего удивительного, только не ожидал он, что его самого вдруг вот так запросто забросит в какое-то иное измерение. Ефрем знал о существовании параллельных миров и о человеческих связях меж ними, о мостах, по которым можно переходить из одного мира в другой. Но при всей своей готовности не ожидал ничего такого насущного.

Тут же в голову пришла совершенно посторонняя мысль, что вот-де он, Котёныш, какой умница! Прямо предчувствовал чего-то необычного от маски и отправил девушку домой. А если бы она здесь оказалась? Мало ли что может случиться? Нет, скорее всего, не оказалась бы, – возразило его второе «я», – ведь ни Ивана Кузьмича, ни вообще живых здесь нет, не было и не будет.

И тут в высоких кустах, за которыми виднелся перелесок, послышался треск, топанье и фырчанье каких-то зверей. Ефрем огляделся. Он находился на духмяной, окружённой со всех сторон перелеском поляне. Куда ни побеги – лес. Но ведь из этого леса доносится топанье копыт, фырканье и ещё что-то непонятное, похожее на конский запах. Котёныш, когда ещё оставался земным Ефремом, не раз ездил на «Беговую», где с детских лет увлекался конями, поэтому конский запах ему был известен.

– Что за напасть такая? – прошептал он чуть слышно, но голос его раздался в лесу, как ауканье заблудившегося малыша, довольно громко. Даже звук в этом мире совсем другой. Хорошо, что воздух земной, деревья, трава, облака на небе. Значит, разобраться пока надо, куда с позволения маски его занесло и есть ли выход из сложившейся ситуации.

– Котёныш! – тут же послышалось из-за кустов, будто возвратилось лесное эхо, только с его домашним прозвищем. – Котёныш!

Треск сучьев усилился и прямо на поляну вывалился Иван Кузьмич, волоча за собой в поводу двух пятнистых мулов. Если бы не его великий рост, Ефрем никогда не угадал бы в бородатом не малого росту дикаре со звериной шкурой на плечах и лохматом малахае, надвинутом на брови, бывшего знакомого офицера Советской армии.

– Окурок!! – подавился Ефрем чуть ли не истеричным хохотом. – Точно Окурок! Ой, умора! Теперь я доподлинно знаю, что тебе идёт это прозвище Ты откуда? А коней где взял?

Куча вопросов и хохот Котёныша ничуть не смутили Окурка. Главное, что они оба не потерялись! И кони есть. А что там дальше будет – время покажет. Во всяком случае, здесь пока не видно ни диких зверей, ни горных гадюк, хотя над вершинами деревьев в северном направлении вырисовывались какие-то нагромождения залесённых холмов. Но это далеко. Главное – нашлись! Новым друзьям всё же пока не удалось ни поговорить, ни обсудить свалившееся на них непрошенное путешествие в неизвестный мир, потому что из-за кустов снова послышались какие-то явно человечьи голоса. Окурок ловко стреножил недоуздками приведённых с собой коней, сделал знак Котёнышу, чтоб молчал и подался к кустам, откуда слышались какие-то возгласы.

Приятели осторожно раздвинули ветки разлапистого вересника и обнаружили перед собой обрыв глубиной метров двадцать, где обозначилась настоящая протоптанная по суглинку лошадями дорога. Даже колея с ухабами от телег виднелась в некоторых местах.

По этой проезжей тропе, тянущейся меж двух залесённых кедрачом сопок, шагали два человека. Легко сказать два, а лучше – полтора, потому что по дороге шёл старец, опираясь на вышкуренную суковатую жердь, отмерявший лаптями не одну версту, поскольку длинная льняная рубаха у него давно уже пропиталась пылью и просолилась потом, а всклоченная седая борода с гривой таких же волос на голове давно не ведали гребёнки.

Рядом со стриком семенил босоногий мальчонка, тянущий не много меньше, чем на полчеловека, в такой же льняной, но короткой рубашонке, из-под которой выглядывали портки в белую и синюю полоску, как и у деда, однако до лаптей малой, выходит, ещё не дорос. Зато дорос до безрукавки, которой у старика не было. Этих двоих путников тоже было прекрасно слышно, видимо воздух здесь был такой необыкновенный усиливающий обычные звуки.

– Чё ж ты всё беломорье да беломорье? – послышался явно старческий голос бородатого деда. – Лико, вон тамо-ка Сынташта в Тобол токмо впадат, а тот дале в Иртыш, а Иртыш в Обу, а та, сердешная, уж опосля в Беломоре-то. Токмо оно Студёное, не как у греческих прихожан.

– Не, диду, мне-ка греческо не любо, – замахал руками мальчик. – Мне в Ойкумену на море надо-тя.

– Чё ж ты всё море да море? – повторил старик. – Ну-кось, было бы море где, ежели не реки, а? Было бы царствие греческо, ежели бы к нам ихные купчишки не шастали?

Старик приложил вдруг руку козырьком к глазам и стоял так некоторое время, выглядывая что-то вдалеке.

– Вона в Аркаим опять-таки псы восточные чинчикуют. Веры поди-гляди надобно. Учиться едути, поди, в Греции ничево не хватат. Ну, да-ть пущай, от нас не убудет. А животины у них каковские!

– Диду, диду, – запищал малец, – я тож-ть хочу позырить.

– Ну-ну, до дому потерпишь, – отмахнулся дед.

Но малец настолько заразился идеей прям сейчас взглянуть на какой-то прибывающий караван, что одной ручонкой таскал деда за рубаху, а второй за заскорузлую ладонь.

– Чё ж ты базлашь, понивень?[48]48
  Понивень (ст. рус.) – хулиган.


[Закрыть] – заворчал дед. Но, видя, что малец не отстанет, поднял-таки его на закорки, чтоб он разглядел молодыми глазёнками идущий где-то караван.

Спрятавшимся гостям и самим стало интересно взглянуть на купеческих греческих странников. Котёныш приподнялся с земли и поглядел в ту сторону, куда уставился малыш, сидя на плечах у деда. Прохожим с дороги его не было видно из-за кустов, да и не глядели они сейчас по сторонам. А видок этого мира, куда они попали то ли с помощью биологического антенны-цветка, то ли по прихоти маски был великолепен.

Внизу, под взгорьем, откуда смотрели путешественники, простиралась на много вёрст красивая малозалесённая долина, вокруг которой, словно ёжики, столпились сопки покрытые сосняком, кедрачом, берёзами, вперемежку с ольхой и вересником. Долину разделяла пополам речка. На пойменных лугах мирно паслись стада коров, овец и ещё каких-то необычных животных.

Все, конечно, держались поближе к речке. Дед её Сынташтой, кажись, окрестил. Прямо в центре долины река разделялась на два рукава и за скалистым холмом смыкалась снова. На остров через оба протока были перекинуты мосты, а окружённый рукавами реки холм пестрел диковинными застройками. Очень хорошо отсюда просматривалась дорога, окружавшая скалистый курган, окольцованный стенами, и заканчивающаяся на самом верху, где венцом было строение похожее на деревянный средневековый замок. Правда, замком его можно было назвать с большой натяжкою, потому как место, судя по всему, находилось в России, а замков на Руси отродясь не бывало.

Ни на вершине холма, ни чуть ниже никого из людей не наблюдалось, лишь только у подножия холма, где проходила высокая наружная стена с башнями, копошились какие-то людишки, очень похожие издалека на муравьиное семейство. А по одной из дорог к мосту через речку подходил торговый караван. Среди навьюченных лошадей, быков, тянущих парами огромные брички, нагружённые втрое, виднелись несколько важно выступающих верблюдов.

Настоящих.

Вот этих-то животин и узрел издалека дедушка. А теперь и малой внучек удостоился. Но караван сразу в город допущен не был. Из крепостных ворот вышли какие-то люди в длинных одеждах и показали караванщикам на поляну перед городской стеной, где один над другим громоздились множество деревянных строений, похожих на специальный гостевой посёлок. Караван свернул в пригород и скоро прибывшие с ним иноземные гости принялись разгружать привезённый товар и распихивать тюки по предоставленным им деревянным домикам.

– Охти меченьки! – только и смог воскликнуть малыш. – Басурманы на Русь за умом приезжают!

– Вот те ох, – отозвался дед. – Нут-ко слазь. Дома зверьё энто поглядишь. А басурманов не трожь, они бедны на башку, слабы в коленках. Так токмо пожалеть надобно, а не куролесить.

Парочка странников отправилась дальше по дороге, вьющейся вниз, в долину.

– Что будем делать, Окурок? – спросил Котёныш у своего приятеля. – Ведь не пойдёшь же ты туда в звериных шкурах?

– А ты что, лучше что ли? – огрызнулся отставной офицер.

Фраза насторожила Ефрема, и он всё же удосужился взглянуть на самого себя. На нём поверх лилового длиннополого кафтана красовалась такая же вывернутая мехом наружу безрукавная кацавейка. Ни пуговиц, ни строчек, сшивающих куски шкуры, не было видно. Казалось, животное скинуло с себя шкуру, как змея по весне меняет кожу, а Котёныш попросту подобрал её, натянул на плечи и хочет сейчас казаться самым всамделешним модником в здешней глухомани.

– Ты покопайся под своим кафтаном лиловым, – спокойно посоветовал Окурок. – Может там оставили специально для тебя твой галстучек от «Кардена» или «Ричи». Кто их знает, инфернальных организаторов незапланированных временем поездок?

Котёныш, веря спокойным словам офицера, чуть было не полез за пазуху, но вовремя спохватился. Ничего, – утешил он себя, – не родился ещё такой Окурок, которого Котёныш за заднюю пятку не укусит. Но вслух он сказал совсем другое:

– Что же будем делать? Твои конкретные предложения?

– Я думаю так, – не стал убегать от серьёзного разговора Окурок. – Поскольку нас отправили сюда вместе, то и разбегаться не следует. Далее. Мне пришлось свалиться прямо меж двух лошадей и очень хорошо, что я успел схватить их, а то ускакали бы. Причём, эти лошади обузданы, даже осёдланы, а ни на одном из верблюдов я седла не видел. Правда, отсюда далеко и, может, просто не видать, но навряд ли. Значит, эти лошади, как и одежда тоже для нас. Я думаю, следует съездить в Аркаим, куда ушли дед со внуком, ведь это город живой. А по истории известно, что этот город существовал ещё за пять тысяч лет до Рождества Христова. Я ничуть не удивлюсь, если стараниями маски нас перебросило во времени в совершенно другую страну, которая была и есть наша родина, но которую мы давно уже забыли и совсем не знаем.

– До Рождества?.. – челюсть у Котёныша чуть не отпала от полученной информации. – За пять тысяч лет?! Но откуда тебе всё известно? Я – профессиональный экстрасенс, имею учёную степень, но ничего не знаю о временах, куда мы попали! Откуда же ты знаешь? Или я чего-то в жизни недопонимаю или это просто какая-то глупая игра.

– Ну-ну, разошёлся, – попытался успокоить его Окурок. – Не забудь, что я бывший офицер и обращаю внимание на такие мелочи, мимо которых вы, гениальные учёные, всегда проходите мимо. Название города сказал дед, одёргивая мальца. А в нашем мире я несколько раз слышал уже об Аркаиме, который дался в руки историкам и археологам только после окончательной совдеповской разрухи в конце восьмидесятых двадцатого века. Остальное – просто логистика. Знаешь, есть такая наука в нашем мире. Ежели будет желание, могу поделиться как-нибудь. Вопросы есть?

– Есть, – кивнул Котёныш. – То есть, нет. Просто удивляет, как я, владеющий историческим и мистическим материалом и не догадался сразу? Ведь это же ясно, как Божий день! Фантастика!

– Не путай фантастику с дисциплиной, – продолжил Окурок, присев на валяющееся неподалеку вырванное с корнем дерево.

– Вот теперь понял, – согласился Ефрем. – Так что же делаем?

– Думаю, съездить в город обязательно надо, – Иван Кузьмич даже пальцы на руке загибать начал. – Во-первых, этот случай, подаренный нам маской, больше никогда не улыбнётся. Во-вторых, тебе самому разве не интересно взглянуть, откуда произошло арийское, этрусское, китайское племя и большинство земской истории? В-третьих, в этом городе даже Заратустра когда-то родился. Может, именно с ним нас хотят познакомить. В-четвёртых, ежели мы не поедем туда, то что будем делать дальше за много-много веков до нашего рождения? Думаешь, нас вернут, как не выполнивших задание? Сомневаюсь. Поэтому, не желаю оставаться здесь и тебе не советую. А пройти нам, скорее всего, надо в цитадель города. Вершина холма обнесена отдельной крепостной стеной, острогом, как в старину называлось. От кого же цитадель города отгораживают? Ведь приезжих пускают свободно, но не каждого, ты сам видел, что прибывший новый караван разместили в гостевой деревне.

– Ну и что?

– А то, что наша одежда тоже кой-чего значит. Мы недаром оказались переодетыми в чужие кафтаны.

– Думаешь? – засомневался Котёныш.

– Знаю, – одёрнул его Окурок. – Тем более, под меховой безрукавкой у тебя шикарный лиловый кафтан, а у меня нет. Ведь всё это не просто так. Может быть, у тебя и звание, и место под солнцем. А я только так при тебе, погулять вышел и на людей посмотреть.

Ефрем снова дотронулся до своей одежды, пощупал её, заметил даже на полах какие-то вышивки золотой канителью и очередной раз убедился, что его новый приятель прав. Может и не просто так судьба их свела, ничего же просто так не случается.

– Да, наверно, ты прав, – согласился Милетин. – Но как мы поедем? Ведь я же никогда не садился на лошадь, несмотря на то, что часто ходил в детстве на ипподром? Очень скачки любил, да и сейчас к коням не вполне равнодушен.

– Ерунда, – успокоил его Окурок. – Я хоть и не городской, но на лошадях тоже не очень-то гарцевать научился. И всё-таки поймал их. С другой стороны, не пешком же идти.

Пока Иван Кузьмич готовил к поездке лошадей, Ефрем ещё некоторое время любовался холмом древнего города издалека, потом подошёл к своему коллеге и с опаской покосился на седло.

– Да не дрейфь ты, – Иван Кузьмич хлопнул приятеля по плечу. – Мужик ты или где? Прикинь, наши внуки, – чуть не каждый мечтает стать каким-нибудь Шумахером. А нам, обожающим с детства лошадей, судьба дала почувствовать себя настоящими жокеями или рыцарями. Чем плохо?

Этот вопрос побудит к действию любого из ныне живущих и Котёныш уверенно подошёл к лошади. Окурок ему, конечно, тут же помог. Потом взобрался на своего иноходца и новые гости столицы царства Десяти Городов принялись спускаться в долину. Правда, на спуске Ефрем пару раз грохнулся на дорогу, несмотря на то, что седло было неплохое, но мало-помалу освоился и когда выехали на ровное место, попытался даже стукнуть пятками в бока лошади.

Она, к счастью, никак не отреагировала, просто шла привычным путём по привычной дороге за такой же маленькой лошадью, на которой еле умостился великовозрастный детина, чуть не цепляющий пятками дорожный гравий. Всё равно, выбравшись на большую дорогу, наши друзья поехали наиболее уверенно и скоро догнали даже ушедших далеко вперёд дедушку со внуком. Те, заметив верховых господ, сразу упали возле дороги, отбивая земной поклон и пока господа не проехали, не смели подняться. Видно, в те времена так было заведено. Выбравшись в долину, путешественники заметили, что вся долина в лесостепи выглядит как глубокая чаша с загнутыми к небу краями.

– Глянь, заяц побежал, – обрадовался как ребёнок Ефрем.

– Ну и что? – пожал плечами Иван Кузьмич. – Чего только здесь мы не увидим. Вон стадо овец пасётся.

– То овцы, а то заяц, – упрямился Котёныш. – Если у них зайцы промеж отар бегают, то тут жизнь совсем другая.

– Конечно другая, – согласился Окурок. – У зайцев – заячья, у овец – овечья.

– Да ну тебя, – отмахнулся Котёныш.

Они уже подъезжали к столице Десяти городов, стране, раскинувшейся от современного Северного Казахстана и до глубин Игримских болот, занимающих Западную Сибирь в наше время. Кто бы знал, что ещё при Василии III когда появились Строгановские соляные копи на Южном Урале и многие отважные стали ходить «За Камень», то есть за Рипейские горы, они открывали места давно уже открытые китайцами, иранцами, евреями, греками, шумерами.

Российская страна Десяти городов дарила себя всему миру, ничего не прося взамен. Это царство возникло, когда выходцы из Арктиды спустились вдоль Рипейского хребта. На границе гор и степей возникло государство, перенёсшее времена Всемирного потопа и частичной гибели человечества. Отсюда множество наций, народностей, племён принялось переселяться в другие земли.

Что же это было: желание заполонить своими потомками, знаниями и памятью о себе весь существующий, но ещё очень дикий мир или же просто Божья Благодать? Сакраментальные мысли давно уже посещали голову отставного офицера, только он не готов был поделиться с ними ни с кем. Даже со своим новым знакомым. Хотя тот не внушал никакого опасения. Ну, профессор. Ну, экстрасенс. Работа такая. Хотя какая это работа? Мистикой надо жить, в экстрасенсорике существовать, иначе – всё профанация и шантаж.

На шантажиста, по мнению офицера, его новый знакомый никак не тянул.

Почему? Во-первых, в ночных исследованиях нет никакого денежного интереса ни со стороны Гохрана, ни со стороны профессора. Во-вторых, он вызвался помочь Наталии Юрьевне по своей личной, совсем не меркантильной причине, а из каких-то профессиональных соображений. В-третьих, его самого увлекала и затрагивала экстремальная ситуация, то есть, профессор не мог жить без бурления адреналина в крови. Недаром же он совсем не испугался, оказавшись в чужом времени и пространстве. Хотя на самого Ивана Кузьмича это произвело неизгладимое впечатление. Что делать? Жизнь нам диктует свои, иногда совсем неадекватные правила.

Курган хоть и казался живым, а всё-таки был совершенно безлюден. Сразу бросалось в глаза, что строения в городе выполнены только из глины, вернее, из глиняных блоков вперемежку с деревянными столбами – это была какая-то местная диковинка, потому что ни в одной стране, ни в одном городе за всю историю человечества такого специализированного строительства ещё не применяли.

Внизу кургана громоздились возле крепостных стен каменные бабы, подпирающие собой мощный косогор, охраняющие то ли вход, то ли выход из города, а может и то и другое, потому что ворот в городе было всего двое. Одни на север, другие на юг. Может быть, были и другие ворота, однако обхоженными и объезженными оставались только северный и южный тракты.

Но всё же, каменные бабы с городскими глинодревесными строениями, макушкой холма, украшенной огромным дворцом, казались единством человека и природы. Тут же вспомнились московские стеклобетонные билдинги с полимерными крышами, стремящиеся рассечь небо по примеру Вавилонской башни. Сразу стало обидно, что в огромном мегаполисе почитаются чаще искусственные стройматериалы, чем природные.

Здесь же всё выглядело частью самой природы, а не антагонистическим изобретениям технократии. Даже каменные бабы тут не казались чужими. А у некоторых из них на головах были обыкновенные венки, сплетённые из живых цветов. Может быть, просто занимались украшением памятников дети или их родители в память о ком-то или о чём-то, но само отношение к неживым памятникам говорило о многом.

Подъезжая к мосту, оба гостя обратили внимание на сконструированные за городом, даже за рекой сложенные из камня печи, горевшие непрерывно. Над огненным чревом каждой печки смонтированы были вместительные чаны. Возле этих уличных очагов хозяйничало по нескольку человек, но никакой еды печники ни для кого не готовили. Странным показалось ещё то, что возле каждой печи имелся колодезный сруб, в который нет-нет да и заглядывали зачем-то печники.

– Чего это они кашеварят? – подумал вслух Иван Кузьмич. – На улице смастерили такие огненные буржуйки – закачаешься.

– Скорее всего, здесь давно руду плавить научились, – отозвался Ефрем. – В таких мартеновских печах раньше и на Среднем Урале металл выплавляли по ту сторону «камня». Я где-то читал об этом. Но одно дело читать, а совсем другое – увидеть воочию.

– Уж не хотите ли сказать, милейший, – недоверчиво хмыкнул Окурок. – Что наши предки в бронзовом веке уже научились сталь плавить? Бред какой-то.

– Не бред вовсе. Историю Государства Российского знать надо бы не только понаслышке, – отрезал Котёныш. – Теперь ясно, откуда Демидовы секрет плавки металла раздобыли. Недаром они первыми снаряжали походы «за камень». А зачем, тогда почти никто путешественников не догадывался и не задумывался.

– Ну, ежели так считать…

– А как? – оборвал собеседника Котёныш. – На Руси-матушке не только воевать умели, а ещё и кое-что получше. Правда, неизвестно было, откуда знание пришло. Ведь не из болота же.

– Что за болото? – поинтересовался Окурок. – Про это я тоже слышал, да как-то пропустил меж ушей.

– Раньше русские металлурги руду из глухих болот вытаскивали, – принялся пояснять Милетин. – Вот и здесь в чанах над огнем, скорее всего ржавая болотная жижа, которую выпаривают, потом сгусток смешивают с другими выпарками и в результате получается железо и бронза. Отсюда недалеко Игримские болота, где русичи научились добывать и выплавлять сталь много раньше, чем она появилась в Египте и Китае.

– Ладно тебе, профессор, – недоверчиво хмыкнул Окурок. – А то ты здесь скоро лекции читать начнёшь о вреде курения и аномальных явлениях мартеновского общества. Ты лучше скажи, любезный, не заметил ли необычной безлюдности этого города? В наших городах всегда и везде полно людей работающих и неработающих. Тем более возле ворот любого города множество магазинчиков, лотошников, масыг, воришек. А здесь никого. Такое, пожалуй, наиболее реальнее для любого населённого пункта. Но это у нас. А у них? Несколько живых встретили всё-таки караван, потом, какие-то рабочие тоже у печей, да и скот на лугах пасут живые люди. Значит, если есть скот, есть и хозяева. Так что жители не обязаны вовсе высыпать на улицы встречать нас долгожданных, то есть гостей, какими бы ни были мы интересными. А некоторая безлюдность города, думаю, просто потому, что все стараются заниматься реальными делами, а не шляться почём зря, занимаясь общественным руководством с попутной раздачей ценных советов.

Проезжая дорога заканчивалась у реки. Мост выгнул спину, покрытую поперечными брёвнами, над довольно быстрыми струями реки.

– Так, – подытожил Иван Кузьмич. – Вот она та самая Сынташта. Дел говорил, что здешняя речка впадает в Тобол, который в свою очередь стремится слиться с Иртышом. Значит, это место находится где-то в Западной Сибири или на Южном Урале, я правильно предположил? Добираются сюда заезжие гости кому как удобно. Весь вопрос, в каком времени мы оказались? Во многих не слишком прогрессивных сибирских городах нашей эпохи ещё можно встретить такой говорок, на каком общался дед с малым, да что-то слишком он смахивает на древнерусский. Что ритуальной маске подвержены многие силы энергетики – это и так было ясно, но неужели она может закручивать спираль времени по своему хотению?

Окурок замолчал, и некоторое время они с Ефремом ехали молча, вероятно, каждый по-своему переваривая высказанные соображения. Право слово, одно дело оказаться на каком-то далёком расстоянии от любимого города, но в своём времени и эпохе. Совсем по-другому это выглядело, если наши путешественники мерили шагами временные слои прошлого, из которого вообще могут никогда не возвратиться.

За мостом в подножии городского холма пара лесорубов обтёсывала топорами срубленные брёвна, не обращая внимания на окружающий мир.

– Бог в помощь, мужики, – попробовал поздороваться с ними Ефрем, когда горбатый мостик остался позади, и от городских открытых для свободного входа ворот путников отделяло лишь небольшое расстояние.

– Есть и будет, – оба местных жителя, не прерывая работы, кивнули, приветствуя приезжих.

Но экстрасенс решил так просто не сдаваться, то есть, не расходиться с одним только приветствием, несмотря на то, что его приятель толкнул кулаком в бок. Плотники кивнули ему, значит, не брезгуют разговором с чужаками. Мало ли что они чужаки да ещё на конях, которых в этих краях пока не видно? Может, приезжим чужакам в гости к самому царю ихнему попасть надобно.

– Мы в безгодие прибыти убо царя вашеского узрити, – продолжал Милетин, подкрепив себя благодатными размышлениями. – Уж благоволить нас недостойных, одарите советом.

Плотники прекратили работу и уставились на пристающих к ним странников, говоривших, пусть странно, но на их родном языке.

– Вельми не гоже вметати странников? Гости правые? – спросил один мужик у другого и выразительно вытер о подол рубахи лезвие топора.

– Теши древле, аспид, – буркнул напарник. – Вона храмовина живоначальная, – обратился он к странникам и показал на вершину холма, где гости ещё издалека приметили удивительную деревянную постройку за второй крепостной стеной. Сейчас местный житель и сам советовал пройти гостям за советом туда, мол, там для разговоров есть другие.

Отойдя от работников, Ефрем ещё раз оглянулся. Окурок в это время привязывал лошадей к смастерённой у ворот коновязи. Если коновязь есть у ворот в город, значит, туда на лошадях проезжать не годится. Что ж, на Руси издревле сказывают, в чужой монастырь со своим уставом не ходят, дабы не нарваться на неприглядную негожую встречу.

– Надо же, эти плотники первые, удостоившие нас разговором! – отметил Котёныш. – Только топоры у них какие-то не совсем обычные, блестящие, будто позолотой покрытые. Так они же бронзовые! – дошло до него.

– Видимо, железа, тем более стали, здесь пока ещё не знают, несмотря на плавильные печи, – ответил Иван Кузьмич. – Но откуда ты, милейший, их язык знаешь?

– Да это же древний русский, – как будто про что-то обычное сказал Ефрем. – Другого здесь и ожидать неоткуда. Вот разве что приехавшие раньше нас с тем караваном, который мы видели, о других языках ведают. Но это их проблемы. Пойдём-ка лучше в цитадель. Там нас ожидает самое интересное, любопытное и весёлое.

– Да уж, весёлое времечко! – проворчал Иван Кузьмич. – Откуда нам знать, что впереди ожидает? Я думаю, пока невозможно представить, тем более, предугадать будущую встречу. Но идти, конечно же, стоит. Даже дорога, ведущая вверх, здесь необыкновенная. Не заметил? Она тут мощёная тёсаным камнем. Виданное ли дело!

– Откуда ты столько жизненных бытовух знаешь? – удивился Ефрем. – Вроде бы ни в какой армии такому не учат.

– Жизнь – это та же армия, – уточнил Иван Кузьмич. – Как ни крути, а приходится учиться общению с природой, ведь мы её составная часть. Поэтому и говорю, что в любом деле выручает дисциплина. Наверх мы пойдём, но не очень спеши, лучше по дороге нам заранее осмотреться.

Они прошли в широко открытые ворота, сворки которых, сколоченные из массивных кедровых досок, были распахнуты внутрь, будто бы приглашая войти, если пришёл с чистым сердцем. Сразу за воротами раскинулась небольшая площадка, вымощенная тоже обтёсанным камнем. Гости принялись с любопытством оглядываться.

Единственное, что отвлекало от диковинных мыслей, это не дома, построенные из чередований саманных и деревянных колонн с круглыми вкраплениями маленьких стеклянных окон, а обыкновенные куры и гуси, деловито гуляющие вокруг небольшого озерка. Вода из него вытекала через небольшую запруду, созданную искусственно. Значит, хозяйственные проблемы ничуть с веками не изменились и никакой технический прогресс не смог помочь развитию обыкновенных животных и домашних птиц. Приятели принялись подыматься по винтовой дороге к вершине холма. Город выглядел чистым, ухоженным, отчего создавалось впечатление какой-то искусственности.

Один раз только навстречу гостям попалась парочка местных жителей – девочка с мальчиком деловито шли куда-то, не обращая ни на кого внимания. Видимо, и жизненный уклад у них особенный. Уж не здесь ли греки позаимствовали структуру государственности? Ведь ни в одной стране мира не существовало такой государственной структуры, как в Греции. А ещё на таёжной дороге дед мальчонке что-то про греков рассказывал. Это интересно.

Но размышления на важные государственные темы друзьям пришлось на время отложить, потому как вершина, где кончалась дорога, выложенная тёсаным камнем, была уже рядом. Именно из-за дороги в голову Ефрема полезли мысли о сказочном Изумрудном городе в Волшебной стране. Всем, наверно, мамы читали в детстве эту сказку, все верили в Изумрудный город и злых волшебников. Там Элли, путешественница поневоле, шла через всю страну к Гудвину Великому и Ужасному по дороге, вымощенной жёлтым кирпичом. Неужели маска им подготовила такую же участь?