Текст книги "Путин"

Глава 15. «Люби меня»

С того момента как в мае 2003 года Пол Маккартни ступил на российскую землю, чтобы провести аншлаговые концерты в Москве и Санкт-Петербурге, стало очевидно, что столкновение характеров между ним и Путиным неизбежно. Марк Хайфели, выдающийся американский режиссер, который снимал концерт «Макка» на Красной площади, сказал мне, что по прибытии в Санкт-Петербург Маккартни получил приглашение от президента Путина, давнего фаната «Битлз», посетить его в Летнем дворце. «Но Пол ответил отказом, – сообщает Марк. – Это не вписывалось в его распорядок. Концерты были для него важней, и для репетиций и проверки звука ему требовалось все время, которым он располагал. В любом случае, он не дает вовлечь себя в политику.

И все же, когда мы прибыли в Москву, между менеджерами Пола и Кремлем наблюдалась некоторая беготня туда-сюда, преимущественно по вопросу „кто к кому должен ехать“ [У меня были те же проблемы, когда в 1965 году я привез одновременно Битлз и Элвиса Пресли], но утром в день концерта на Красной площади прибыл эмиссар из Кремля с формальным приглашением Полу и Хизер (тогдашняя жена Пола Хизер Маккартни) на чай во второй половине дня. Деваться было некуда: Пол решил, что нужно пойти». Хайфели сопровождал супругов по Красной площади, но внутрь Кремля его провели через служебный ход, и он вновь встретился с четой Маккартни в комнате ожидания, где они с удивлением обнаружили себя окруженными довольно большой толпой журналистов: Путин не мог упустить столь блестящего случая попозировать перед прессой.

После краткого ожидания двойные двери распахнулись, и с помпой вошел Путин. «Было много улыбок и много снимков, – рассказывает Хайфели. – Путин сказал, каким глотком свежего воздуха для него и всего мира в 60-е были „Битлз“, – забавно, что при этом он говорил с Полом по-русски перед прессой, а его слова переводились на английский».

Как только прессу распустили, и трое удалились в более уединенную комнату, Путин продолжил беседу на хорошем английском. Как раз в этот момент Хизер сделала промах. Устав от разговоров о «Битлз» (прогремевших до ее рождения), она перевела разговор на противопехотные мины, и атмосфера переменилась драматически. Путин поверить не мог своим ушам, когда жена музыканта потребовала, чтобы он уделил свое внимание ее благотворительной организации, вдохновленной кампанией покойной принцессы Дианы. Как побледнело его лицо, когда ему начали читать нотации об опасности противопехотных мин и о том, как он должен решить этот вопрос – ему, президенту самой большой страны в мире, имевшему репутацию неутомимого оратора. Путин явно не привык, чтобы с ним разговаривали в таком тоне, особенно женщины. Он принял замечания Хизер за отзвук все тех же дебатов по нарушению прав человека в Чечне – а эта тема неизменно пробуждала в нем гнев. Задетый французским журналистом на пресс-конференции как раз по вопросам использования этого оружия, в Брюсселе, в ноябре прошлого года, он дал весьма саркастический ответ: «Если вы желаете стать радикальным исламистом и сделать себе обрезание, я приглашаю вас в Москву. Мы – страна мультирелигиозная, у нас есть специалисты по этому вопросу, и я посоветую им обрезать вас так, чтобы уже больше ничего не выросло». Он не мог предложить г-же Миллс подвергнуться этой операции, но знал, как отделаться от гостей, которые становились хлопотными, и предложил немного прогуляться, «подышать свежим воздухом». К удовольствию зевак трое всемирно известных людей с президентом во главе прошествовали мимо кремлевской охраны, причем супруги Маккартни еле успевали за телохранителями, следившими, чтобы никто из кремлевских экскурсантов не приблизился на расстояние вытянутой руки. Затем, несколько неожиданно, Путин развернулся к супругам Маккартни, пожал им руки, попрощался и зашагал прочь, оставив Пола на милость охотников за автографами.

Толпа, которая забила всю Красную площадь, чтобы послушать, как Пол на всю Ивановскую поет «Back in the USSR», включала экс-президента СССР Михаила Горбачева и пританцовывающего министра обороны Сергея Иванова. Какое-то время казалось, что Путин не снизойдет до посещения этого события, как вдруг ворота Кремля распахнулись, и президент вышел в сопровождении охраны. Сложная проблема противопехотных мин и сующихся не в свое дело жен не могла отпугнуть Путина от концерта живой легенды, идущего в тени кремлевских стен.

Известный психиатр с обширным опытом работы с русскими клиентами сказал об этом так: «Интересно, что Путин еще раз пригласил Маккартни после того, как в первый раз получил от него щелчок. Этот человек, обладающий огромной властью, в общении с поп-звездой вел себя как фанат. Путин назначил ему встречу на государственном уровне, чтобы сказать, что его любимая композиция „Битлз“ – это написанная Маккартни „Yesterday“. Это было ребячеством, которого никто не ожидал от Путина, но это, то и было интересно, поскольку показало его с той стороны, которую обычно он скрывает. Невозможно поверить, что стычка с женой Маккартни имеет какое-то отношение к персональному эго: Путин и не подумал, что оскорблен персонально, – нет, в его лице все его правительство, вся страна [была мишенью], когда эта женщина начала наставлять его в таком простом вопросе, как использование противопехотных мин. Он человек колоссальной гордости, которую он передал миллионам россиян, утратившим надежду в годы правления Ельцина».

Неоспоримым является тот факт, что в личной жизни Путин бывает весьма резок, когда задевают его идеалы. Когда чужак смеет бросать вызов российскому порядку вещей, Путин, кажется, готов подписаться под изречением советского разведчика Геворка Вартаняна – человека, спасшего жизни Сталина, Черчилля и Рузвельта на Тегеранской конференции 1943 года: «Предатель заслуживает пули или петли». На совместной пресс-конференции в Санкт-Петербурге в июле 2006 года в присутствии репортеров он ясно дал понять Джорджу Бушу, что не потерпит нотаций относительно демократии. Хорошо зная, насколько испортились отношения между их двумя странами после того, как Вашингтон начал критиковать его железную хватку на горле российских СМИ и политиков, Путин преподнес ему горькую пилюлю, когда Буш дал понять, что хотел бы видеть в России тот вид демократии, за который Америка сражается в Ираке. Ответ Путина – практически не завуалированный – был таков: «Я буду с вами откровенен: мы, конечно, не хотим такой демократии, как в Ираке. Никто лучше нас не знает, как усилить нашу страну. Но мы точно знаем, что не сможем стать сильнее, если не будем развивать демократические институты. И мы, несомненно, пойдем именно этим путем». Как и бывшая г-жа Маккартни, Буш на собственном опыте убедился, что лучше не пытаться учить Путина.

* * *

Прежде чем Путин впервые посетил Лондон в качестве президента, на стол Тони Блэра лег необычный конверт. Конфиденциальное послание, доставленное на Даунинг-стрит, 10, эмиссаром (по словам советника Блэра), предупреждало, что в ходе переговоров не следует ожидать от российского лидера принятия каких-либо решений, и объясняло, почему именно. Послание пришло из Москвы, явно с ведома Путина, и Блэр был не единственным главой государства, получившим такое письмо.

Служащий Блэра говорит, что перед встречей он предложил озадаченному премьер-министру такую оценку способа управления Россией: «Ход вещей в правление Путина не изменился настолько, насколько принято считать. Это все еще очень сложная и запутанная система, подобная Византийской империи, и мы не знаем, у кого в руках настоящая власть. У меня ощущение, что, если вы захотите увидеться с начальником любого департамента и откроете двери в его кабинет, там окажется Путин. Он очень занят уравновешиванием разных центров силы, и в этом отношении он чрезвычайно умен». Медиевист Стивен Рансимен писал об отношениях Европы и Византийской Империи: «С тех пор, как наши крестоносные праотцы впервые увидели Константинополь и встретились, к своему отвращению, с обществом, где каждый умел читать и писать, ел вилкой и предпочитал дипломатию войне, стало модно говорить о византийцах с презрением, использовать их имя как синоним упадка». Россия же разными способами показала, что добровольно сделалась наследницей византийской культуры, восприняла ее теологию, религию и некоторые социальные структуры.

Один из выдающихся русских философов, Константин Леонтьев, был апологетом византизма и защищал близкие культурные связи между Россией и Востоком, чтобы уравновесить «революционные влияния Запада». Он отстаивал культурную и территориальную экспансию России на Восток – в Индию, Тибет и Китай. Российский двуглавый орел, который смотрел на Восток и на Запад, кстати, был унаследован у византийцев.

Лорд Браун, который встречался с президентом везде, от Чекерс, загородной резиденции премьер-министров в 2001-м, занимаемой тогда Тони Блэром, до президентской дачи в 2005 году – «покрытой позолотой, очень русской, с обилием мебели, выглядевшей или являвшейся антикварной», – имеет ясное представление о Путине как о спасителе нации. «Когда встречаешься с ним, интуиция ясно говорит: „Какой сильный человек передо мной“. Я не имею в виду физически, потому что он не выглядит огромным, но одно его присутствие и манера говорить сообщают, что он нисколько не сомневается в себе. Я не устаю спрашивать себя, как далеко он способен зайти в своих методах, чтобы заполучить то, что ему нужно. Если вы сможете определить это, вы определите его характер: как далеко он пойдет? Я полагаю, все же есть определенные границы. И при этом он необыкновенно популярен. С первой моей поездки после того, как он получил власть, я почувствовал, что он национальный герой. За его постоянные усилия в решении проблем народа люди его уважают. Есть поговорка, что если на Сахалине сломается поезд, Путин отправится его чинить».

Глава 16. Взять Ходорковского

Люди из офиса Генерального прокурора и Министерства иностранных дел запланировали все с военной точностью. Когда частный самолет ТУ-154 приземлился в 5 утра 25 октября 2003 года, пилот не заметил два минивэна с затемненными стеклами, ожидающих в тени в конце посадочной полосы. В конце концов, это была всего лишь промежуточная посадка для дозаправки, и в этот ранний утренний час в аэропорту города Новосибирска, расположенного в глубине центральной Сибири, было мало народу. Однако не успел пилот остановить двигатели, как автомобили совершили короткий, но быстрый рывок к самолету. Находившиеся на борту узнали о тех, кто прибыл в минивэнах, только в момент взрыва, сорвавшего с петель дверь самолета. Пока дым заполнял салон, более дюжины человек в военной форме ворвались на борт, крича всем, кто там находился: «Руки за голову!» Это были сотрудники ФСБ, прибывшие арестовать Ходорковского. Война против олигархов, которой Путин давно угрожал, началась скоростным рывком.

* * *

Когда Ходорковского свели по трапу самолета в наручниках – его собственная охрана беспомощно сдалась ввиду быстроты проведения операции – он потребовал уведомить его о причинах ареста. Его преступление, сказали ему, заключается в том, что он не появился по первому требованию как свидетель в уголовном процессе. Он понял, конечно, что это была уловка, хотя и не мог знать тогда, какое детальное планирование стояло за этой операцией. Несмотря на то, что Путин отрицал свое личное участие, Роман Цепов, бывший глава частной охранной службы, некогда охранявший Собчака и присутствовавший на аресте Ходорковского, сказал: «Это был не Володя, это были мы. Эта работа должна была быть сделана для него» (Цепов в скором времени умер в санкт-петербургской клинике при весьма сомнительных обстоятельствах).

Однако все было не так просто. Хотя люди Цепова и стали исполнителями плана, но – согласно источникам Ходорковского, чья разведка тоже хорошо работала, – зеленый свет на операцию был дан человеком из ближайшего окружения Путина. Им был Игорь Сечин, серый кардинал, некогда занимавший угол в кабинете Путина в Санкт-Петербурге и награжденный за свою лояльность постом главы «Роснефти» – государственной нефтяной компании, которая впоследствии приобрела львиную долю капиталов принадлежавшей Ходорковскому нефтяной компании «ЮКОС».

Почти безотлагательно Ходорковского отправили обратно в Москву под вооруженной охраной и поместили в мрачном тюремном изоляторе, известном как «Матросская тишина», где он был заперт в камере с пятью другими заключенными. Находясь в заключении так близко от президента, которого он имел дерзость спровоцировать, самый богатый человек страны завтракал ежедневно жидким рыбным супом и чаем, а обедал тарелкой гречки с маргарином. Но худшее было впереди. Арест сильнейшего из оппонентов Путина произвел на олигархов эффект разорвавшейся бомбы. Роман Абрамович, за четыре месяца до этого купивший футбольный клуб «Челси», находился в Лондоне, где его команда играла против «Манчестера», когда до него дошла эта новость. Как и все прочие, Путин хорошо знал, что два нефтяных барона – Ходорковский из «ЮКОСа» и Абрамович из «Сибнефти» – только что согласились слить свои компании. Хотя Абрамович был достаточно уверен в своей безопасности, все же, зная, что Путин только что взял под стражу его нового бизнес-партнера, не мог чувствовать себя абсолютно спокойно. Первым делом он позвонил в Москву, своему другу Алексею Венедиктову, независимому политическому комментатору. Он знал, что у Венедиктова есть уши в Кремле, и что он еще в июне прошлого года предупреждал Ходорковского, что рано или поздно того арестуют. В то время оба олигарха только посмеялись над таким предположением, но сейчас Абрамовичу не терпелось узнать от своего лучшего (и возможно, единственного) русского медиа-информатора побольше. Он сказал Венедиктову, что завтра возвращается в Москву и хотел бы переговорить с ним. Венедиктов отнесся к этому без энтузиазма. Он не радовался перспективе поездки на дачу Абрамовича, но олигарх настаивал. Он будет в России всего один день, и для него очень важно поговорить, и поговорить по секрету. Радиожурналист уступил, и, когда он прибыл к олигарху на дачу, он нашел ее утопающей в цветах: это был 37-й день рождения Абрамовича. Когда человек, богатством и влиянием равный Абрамовичу, празднует свой День рождения, цветочные подношения должны быть потрясающими – но Венедиктов не был впечатлен. Он предложил другу забрать цветы, продать их на улицах, а деньги потратить на пищу для бедных.

После такого неблагоприятного начала они начали обсуждать арест. Вскоре после этого, сидя за столом в своем любимом грузинском ресторане, Венедиктов сказал мне: «Абрамович казался парализованным, ошеломленным этой новостью. Он был уверен в неприкосновенности Ходорковского. Это был один из его просчетов. Он позвал меня, чтобы объяснить мне [и, возможно, всей армии слушателей Венедиктова на „Эхо Москвы“], что это не он отправил Ходорковского в тюрьму. Я ему не очень поверил и сказал об этом. Он ответил: „Неужели я не могу Вас никаким образом в этом убедить?“. Я ответил, что он может попробовать, может изложить свои соображения, но я оставляю за собой право окончательного решения».

Хотя Абрамович и стремился к тому, чтобы все знали, что он не имел никакого отношения к аресту Ходорковского, но для прояснения этого он готов был задержаться в Москве не более суток.

Некоторые критики выступили с предположениями о том, что Путин, ободряемый своим помощником Сечиным, инспирировал арест его противника и ликвидацию «ЮКОСа», официально представленную как «форсированная продажа активов». Первоначальное объяснение ареста, данное Ходорковскому, быстро забылось, когда Генпрокуратура объявила, что его обвиняют в злостном уклонении от уплаты налогов, мошенничестве и краже на сумму свыше одного миллиарда долларов. Пошли слухи, что Ходорковский намеревался купить поддержку значительного числа депутатов Госдумы в преддверии выборов, назначенных на 7 декабря. Существует также ничем не подкрепленная теория о надеждах Путина на то, что Ходорковский, как и Березовский с Гусинским, покинет страну, если запугать его ближайших соратников; таким образом, его «правая рука», Платон Лебедев, был арестован и обвинен в мошенничестве на сумму 280 миллионов долларов при приватизации компании по производству удобрений, имевшей место почти десять лет назад. Двум другим менеджерам «ЮКОСа» предъявили обвинения в уклонении от налогов и убийстве. Но Ходорковский не внял давлению Путина, демонстрируя тем самым не то выдающуюся храбрость, не то колоссальную недооценку ситуации. Преследования продолжались. Рейдам подверглись не только офисы «ЮКОСа», но также штаб-квартиры партии «Яблоко», от которой менеджеры «ЮКОСа» собирались баллотироваться в Думу. Этот ход сделал для партии невозможным прохождение пятипроцентного барьера и лишил ее мест в российском парламенте.

Не все вышло так, как хотел Президент. Стабилизация российской экономики – становой хребет его политики – получила мощный удар, когда иностранные инвесторы кинулись выводить свои активы. Рынок ценных бумаг за один день упал на 10 процентов. Но если игра Путина была направлена на завоевание расположения простого обывателя, то он определенно вышел победителем. В результате атаки на империю «ЮКОС» его личная популярность возросла на 2 процента, а акции компании подскочили на 4,1 процента, когда 3 ноября Ходорковский отказался от должности исполнительного директора. Никто не может отрицать, что эти события сделали Абрамовича еще богаче: любимый олигарх Путина в начале года сначала предложил создать «ЮкСи» – союз «ЮКОСа» и «Сибнефти» – и затем даже связал себя обязательством заплатить штраф в один миллиард долларов, если впоследствии он по каким-то причинам откажется от этого замысла. Но главной движущей силой компании, на которую он хотел поставить свое будущее, был человек, находившийся в тюрьме, а способ решения дел в путинской России сводится к неформальному решению большинства проблем. Абрамович потерял сильного союзника в Кремле, когда руководитель Администрации Президента Александр Волошин подал в отставку в знак протеста против обращения с Ходорковским, но это только сблизило Абрамовича и Путина.

«ЮКОС» уже купил 20 процентов акций «Сибнефти» за 3 миллиарда долларов, оценив компанию Абрамовича в 15 миллиардов, и предоставлял ей 26-процентный пакет в объединенной группе в обмен на оставшуюся сумму. Это ставило Абрамовича в неудобное для него положение младшего партнера, и, когда Ходорковский попал в немилость, руководство совместным экономическим объектом перешло не к президенту «Сибнефти» Евгению Швидлеру, а к одному из сотрудников Ходорковского, Семену Кукесу. Это сделало всю операцию уязвимой для политических атак, которых не произошло бы, если бы во главе стоял Абрамович, любимый олигарх Путина, или Швидлер.

Как раз перед началом встречи акционеров 28 ноября Абрамович приостановил слияние. Хотел ли он воспользоваться новой слабостью конгломерата в своих личных целях? Или действовал по приказу президента? Один из основных пайщиков потребовал, чтобы Абрамович уплатил в пятикратном размере штраф в 1 миллиард долларов, оговоренный в договоре слияния за его расторжение, вернул перво начальный взнос в 3 миллиарда долларов с процентами и отказался от 26 процентов «Сибнефти» в «ЮКОСе».

Изгнанный олигарх Леонид Невзлин, замешанный в махинациях акционер «ЮКОСа», и двое других впоследствии предлагали вернуть свою долю в обмен на освобождение Ходорковского, но сам Ходорковский отказался от предложения прежде, чем кто-либо получил шанс обдумать его. Частичное объяснение этому нашлось позднее, когда он, отбывая восьмилетний срок в сибирской тюрьме, сделал заявление на своем веб-сайте – который ему каким-то образом удавалось поддерживать – о том, что он враг Путина, а не России.

* * *

Конечной целью Ходорковского было – и, возможно, все еще остается – достижение политической власти. Он нажил деньги, неописуемое количество денег, построив такой огромный бизнес, что его коммерческое предприятие стало четвертым по величине в стране. Одним словом, ему уже хотелось чего-то нового. Такой успех, кажется, выработал в нем презрение к тем, кто достиг вершин власти, но ничем не отметился в бизнесе.

Степень контроля Путина над Абрамовичем стала ясна мне и писателю Доминику Миджли, когда я передал в Кремль заявление, сделанное для нас Березовским в ходе исследования, проводимого для создания нами отдельной биографии Романа Абрамовича. В своем укрепленном офисе в Мэйфэре Березовский сообщил нам с Миджли, что Абрамович заставил его продать долю в «Сибнефти» за 1,3 миллиарда долларов, в то время как она стоила вдвое-втрое больше (заявление это с тех пор стало предметом битвы между этими двумя людьми в Высоком суде). Березовский также утверждал, что Абрамович объявился во время его французского «изгнания» и заявил, что если его требование не будет выполнено, то «Путин разрушит нашу компанию, и мы оба останемся ни с чем».

Вернувшись в тот вечер домой, я передал обвинение Березовского в Кремль, уверив, что, если скорого ответа не будет, вся история – явно порочащая президента – пойдет в печать. На следующее утро я получил из Москвы ответ – не из Кремля, а из офиса Абрамовича, который решительно отказался в какой-либо форме сотрудничать с нами в работе над его биографией. Олигарх беспокоился, что мы с Миджли получили «слишком много негативной информации», и отправил в Лондон одного из своих самых главных помощников для немедленной встречи с нами. Так и выяснилось, что Абрамович действует по приказу сверху.

Пока «ЮКОС» все глубже и глубже увязал в проблемах, Абрамович (или, возможно, его кремлевские спонсоры) пользовались этим для своей выгоды. Бывший менеджер «ЮКОСа» Невзлин попытался наказать своего нового партнера и освободить из заключения своего старого, но эти попытки в обоих случаях провалились (его руки были связаны тем, что он находился в добровольном изгнании), Абрамович свободно расторг контракт о слиянии и извлек из этого свои выгоды. Если Абрамович и подумал, что ему сильно помогло то, что Путин отправил в отставку своего премьер-министра Михаила Касьянова, преступление которого состояло в том, что он выразил «глубокую обеспокоенность» тем, как развивалось дело Ходорковского, он не рассчитывал выиграть что-либо от назначения на место Касьянова Михаила Фрадкова, бывшего главу Налоговой полиции. Абрамович не мог ожидать мягкого подхода со стороны нового главы правительства, который был так же крут, как и его шеф, когда дело доходило до олигархов, которые, как он считал, украли у народа 60 процентов национальных богатств. Если Путин искал бы возможности надавить на Абрамовича, то она была налицо. Но он ею, однако, не воспользовался. Абрамович продолжал свои операции, используя все известные ему приемы, чтобы выжать еще больше своих – и не только – денег из «ЮКОСа». В определенный момент той лондонской встречи, которую организовал Кремль, я спросил «правую руку» Абрамовича, почему бы попросту не вернуть «ЮКОСу» 3 миллиарда долларов, которые были получены за долю в «Сибнефти», и не называть это погашением. «Но они хотят больше!» – воскликнул тот.

Власти выжимали из «ЮКОСа» миллиардные суммы налогов и штрафов, а правительство заморозило его активы, не давая возможности никому заплатить.

К началу сентября 2004 года холдинговая компания Абрамовича вернула себе 57 процентов из тех 92 процентов, что она перевела в «ЮКОС», после того как суд постановил, что выпуск новых акций, который «ЮКОС» провел, чтоб профинансировать сделку, был незаконным. Другое судебное слушание принесло креатуре Путина еще больше хороших новостей: обязательство, требующее отдать 14,5 процента его компании за 8,8 процента активов «ЮКОСа», также было расторгнуто. Затем он предпринял дальнейшие шаги, чтобы вернуть остальное, за что в общей сложности получил 3 миллиарда долларов наличными. Почему так различна судьба этих двух олигархов и их компаний? В интервью газете «Известия» Павел Хлебников, американский редактор русской версии журнала «Форбс», сказал: «Я думаю, что один из них просто личный друг президента. А второй – независимый человек. Если закон так строго применяют к одному олигарху, то почему не применяют к другому, нарушающему общественную мораль куда более серьезно?»

Эта точка зрения была весьма распространенной: если они приговорили Ходорковского, то почему не сделали этого с остальными? Власть предержащие говорили, что если в адрес Потанина, Алекперова, Абрамовича, Евтушенкова или кого бы то ни было появятся доказанные обвинения в краже у государства больших сумм денег через уклонение от налогов и отсутствии, как у «ЮКОСа», намерения их возвращать, то Путин никогда этого не простит. Почему бы и нет? Сегодня президент со стальным лицом считается сильнейшим лидером России. Он может также заявить, что его политика не строится на безосновательных обобщениях, напротив – как и в любом цивилизованном государстве, проводятся необходимые расследования. Сразу после ареста Ходорковского сумма собранных налогов на нефть возросла в 15 раз, и хотя никто не может утверждать, что воровство полностью прекратилось, незаконное присвоение российских нефтяных денег значительно снизилось. Все же есть еще проблемы: например, некоторые компании выкачивают из российских скважин более дешевую нефть, в частности, из эвенкийских. Из тысяч нефтеносных скважин заброшена, как минимум, половина. Варварские методы добычи приводят к тому, что каждый год в земле остается около 25 миллионов тон нефти – столько же, сколько ежегодно добывает богатый нефтью Азербайджан. С начала своего президентства Путин поставил своей личной задачей преследовать компании, нарушающие правила природопользования. Всего через несколько часов после своего наводящего на размышления интервью «Известиям» Павел Хлебников был убит на одной из московских улиц по пути домой из офиса «Форбс» на улице Докукина. Это случилось около 10 часов вечера; в него четырежды выстрелили из проезжающей машины. Пять минут потребовалось «скорой» для того, чтобы добраться до него, и еще двадцать минут он, истекая кровью, ожидал хирурга в 20-й городской больнице, клинике с хорошей репутацией. Путин утратил полезного медиа-союзника.

Самым явным врагом Хлебникова был герой его биографической книги «Крестный отец Кремля: Борис Березовский, или История разграбления России». Березовский подал на «Форбс» в суд в 1996 году из-за статьи, в которой Хлебников назвал его «великим герцогом бандитов» и обвинил в убийстве своего коллеги, тележурналиста Владислава Листьева. Всего через несколько часов после смерти Хлебникова Березовский сказал, что он (Хлебников) играл в опасную игру: «Очевидно, кому-то не нравилось, как он себя вел, и этот кто-то решил от него избавиться. Напечатать список самых богатых людей страны [как Хлебников сделал это в „Форбс“] – все равно что сдать их имена Генпрокуратуре. Стандарты различны…»