Текст книги "И станешь ты богом"

III

Плыли весь оставшийся световой день. Ночью плыть не рискнули – не зная реки, побоялись напороться на мель.

Пока солнце окончательно не село, пристали к пологому правому берегу, заросшему диким, труднопроходимым лесом. В одном месте, где лес отступал от воды на несколько десятков шагов, причалили. Осторожно вывели коней с плотов, выкупали и напоили их, потом стреножили, дабы не смогли уйти, и пустили пастись на поляну. Отгородив нарубленными жердями загон, загнали туда овец и баранов.

Вокруг котлов разложили несколько огромных костров, очистили от перьев птицу, выпотрошили её, побросали в кипящую воду. Гусиные перья отложили в сторону – пригодятся для оперения стрел.

Ватажники не ели – они жрали! Чавкали, рыгали, сопели, грызя с утробным звуком мослы, обгладывая дочиста кости; обливаясь и обжигаясь, хлебали горячий, жирный бульон. Набивали животы так, что приходилось развязывать пояса. Взахлёб пили крепкое пиво, мед и сладкую, хмельную брагу. Они ведь толком не ели с того момента, как покинули Городище. Привыкшие, в далёких и тяжёлых переходах, голодать неделями, ватажники никогда не упускали случая набить пузо – а то когда теперь придётся!

В эту ночь упившихся и обожравшихся ватажников охранял сам Щука. Даже Кудыма и Ингрельд еле-еле шевелили языками и частями тела. Гондыр, как и Щука, хмельного пить не стал. Он помнил свой обет на Мань-Пупу-Нер: охранять Кудыму. Несколько раз между пьяными возникали драки. К счастью, до применения оружия дело не дошло. Ограничилось обычным мордобоем – а не то к пятерым, которых ватага потеряла при захвате каравана в деревне, добавилось бы ещё несколько человек.

Утром, злой после бессонной ночи, Щука пинками начал поднимать ещё не вполне пришедших в себя после вчерашней попойки ватажников. Один из них было огрызнулся, но получил такую затрещину, что отлетел на пару-тройку шагов, разбрызгивая кровавые сопли.

Вокруг глухо заворчали, кто-кто обнажил нож.

– Ах, вы мерзоты, погань, рвань, псы смердячие! – Щука, казалось, вот-вот задохнётся от душившего его гнева, – вы что, думаете, если случайный богатый караван взяли почти без потерь, так теперь можно ужраться? Если соплячьё из охраны да ожиревшую деревенщину побили, то – всё? А никто из вас не задумался, что весточка побежала по другим деревням? Наше счастье, ары не имеют постоянного войска за ненадобностью. Но это не повод расслабляться! Та же деревенщина может нам вослед пустить погоню на многих лодках. Одна лодка пятерых возьмёт. Вы же все упились! Вас можно было вязать голыми руками! Да, видно, пока что не судьба вам в петле болтаться. Убитых они, видимо, хоронят – сейчас не до вас. У нас же товар не разобран, толком не упакован. Время ли пить? Нужно срочно отплывать и выходить из земель аров к булгарам. Учтите, реки здешней мы не знаем. Ары же здесь ведают каждую отмель, каждый бурун и водоворот. Значит, так: если кто ещё себе подобное без моего или шаманского разрешения позволит – не обижайтесь, вешать буду лично.

Ватажник, обнаживший нож, всё ещё пьяный, в ответ выкрикнул:

– Да твой земляк сам в дуплину пьяный был. Его вон и сейчас шатает. Что, не так?

Гондыр спокойно подошёл к ватажнику, вывернул ему руку, вырвал нож. Потом дал под зад мощного пинка и глухо произнес:

– Я красно говорить не умею. Но воевода прав. Если кто ещё поперёк тявкнет, вешать не буду, но зубы на раз вышибу. Меня железяками не испугать. Ясно? Теперь надо почистить котлы, сварить похлёбку, разобрать товар, осмотреть плоты и отплывать отсюда подальше. Кто знает, может ары уже прознали, где мы остановились, и спешат сюда.

Ватажники, кряхтя и постанывая, а про себя – поругиваясь, начали потихоньку оживать, шевелиться. Кто-то заскреб по котлам песком, кто-то пошёл рубить сушины для костра, кто-то тащил с плотов тюки и вязанки. Некоторые сели поправлять оружие или доспехи. Двое с угрюмыми лицами вышибали затычки из бочонков с пивом, опорожняя уцелевшие меха с медовухой и брагой. Стоял густой запах хмеля, ватажники сглатывали слюну, но воеводе перечить боялись. Все знали Щуку. И все знали: слов он на ветер не бросает. Как сказал, так и сделает. Даже если во вред себе. Он – воин известный, до железа жадный. Один на один уложит любого из ватаги. Кудыму же откровенно боялись. Тёмный человек, страшный. Слава про него идёт жуткая. Ингрельд, с виду хоть и простой парень, но за своих друзей заступится, тут и к волхвам не ходи. Каков он в бою – все недавно видели. Гондыр – слишком опытный вояка, чтобы на него кидаться, не раздумывая. Если эти четверо плечом к плечу встанут – всю ватагу разом разобьют. А шаман их потом ещё и к Ящеру отправит, на муки вечные. Хотя рано или поздно все в его лапах будем, но лучше погодить.

Гондыр отыскал глазами викинга:

– Ингрельд, ты как?

Ингрельд смущённо водил прутиком по земле:

– Не беспокойся, нормально. Сейчас вот подсчётом прибытка с воеводой займёмся. Да не смотри ты на меня так! Ну, расслабился слегка после боя. С кем не бывает? Не все же такие железные, как вы со Щукой.

Гондыр подсел к Кудыме. Тот отвернулся от старого воина. Краска стыда залила щёки шамана. Гондыр понял, тихонько похлопал Кудыму по плечу и отошёл.

Да, Кудыме было стыдно. Очень. Как же так? Ну ладно, эти лихие ребята, что пошли с ними в поход, живут сегодняшним днём. Удалось удачно захватить караван? Прекрасно, можно и погулять на славу! Завтра наступит только завтра. Но он-то? Как поддался такой беззаботности? Как мог забыть наказ богов? Как мог забыть пустое Древо Мироздания? Почему Щука и Гондыр сдержались? С Ингрельда взять нечего – этому свею ничего, кроме боя и пира после него, не надо. Но ведь он тоже, как Щука и Гондыр, пошёл за Кудымой не ради возможности обогатиться. Это для него второстепенное. Он предложил свою помощь без всякой корысти, с открытым сердцем. А коли подвернулось под ногу случайное богатство – отчего же не воспользоваться? Убили много людей, и не только здесь. В разных местах Земли за это время прошли десятки боёв, схваток, убийств. Каждую минуту кого-то убивают, кто-то умирает сам. Надо торопиться завладеть ножом, вернуться на Мань-Пупу-Нер, пока не произошло непоправимое зло. А он, Кудыма, бражничает. Поёт хмельные песни, радуется удачной добыче, доброму бою. Да что с ним такое? Ладно, довольно заниматься самобичеванием. Пора души погибших проводить сквозь туманы и хмари миров на ветви Мирового Дерева. Пустое там Древо или нет, ворует ли кто-то души – свои обязанности нужно исполнять. Делать, что положено, а дальше – будь что будет.

Десятки глаз смотрели на шамана.

– Ставьте шаманский чум[26]26
  Шаманский чум моделировал Вселенную в её пространственном, временном и социальном аспектах. В целом Шаманский чум символизировал вертикальное и горизонтальное строение миров Вселенной, что было связано с шаманской космогонией. Внутри чума ставили специальные деревянные скульптуры, изображавшие духов – хозяев Земли, предков разных категорий и посыльных, помощников шамана.


[Закрыть], – Кудыма поднялся, властно показал рукой:

– Вот здесь.

Несколько человек под руководством Гондыра приступили к постройке чума.

Около полудня ватага поплыла дальше.

IV

Из земель аров выбирались пять дней. Плыли только днём. Два раза отбивались от лодок, которые устремились за ними в погоню. Один раз отбили нападение, будучи на берегу, когда рано утром ватагу попробовали атаковать с воды, командой высадившись из долблёнок. Часовые не прозевали. Тревога была поднята вовремя, ары отступили под ливнем стрел, успев, однако, серьёзно ранить троих коней и одного воина. Коней пришлось прирезать. Непривередливые в еде ватажники пустили их в котёл. Хотя мясо было жёстким, как подошва, и пованивало псиной, съели вмиг – только за ушами трещало. Раненного в живот стрелой сотоварища, по его же просьбе, добили. Наконечник у стрелы был из рыбьей кости, и после проникновения в тело разбился на много частей, причиняя раненому страшные муки. После Кудыма совершил полагающийся обряд. Но это были лишь внешние символические действия. Провожать было некого – душа исчезла. Шаман этому больше не удивлялся. Относился спокойно. Словно что-то запеклось в душе Кудымы, осталась лишь холодная ненависть к неведомому похитителю. Он жаждал теперь только одного – добраться до ножа. Хотя во время последнего посещения одно его немного порадовало: Древо не было абсолютно пустым! Несколько птичек оме, в которых превращаются души умерших людей, ожидая своей очереди вселиться во вновь рождённое тело младенца по достижении им трёхлетнего возраста, сидели, нахохлившись, на его ветвях и ждали своего часа. Их было очень мало, но это лучше, чем совсем ничего. Значит, Крадущий Души пока не вошёл в полную силу. Некоторые души с помощью шаманов успевают прорваться через его препоны. Либо, чтобы захватить всех, ему пока не хватает могущества.

На ночлег Щука и Кудыма специально выбирали всякие неудобицы. В хороших для стоянок местах их, скорее всего, уже ждали.

Наконец, на шестой день пути, по правобережью пошли первые деревни булгар. Деревни аров ещё встречались, но по левому берегу. Однако возникла угроза столкновения с хазарами, которым булгары платили дань. Хотя хазары кочевали в основном по степям, некоторые военные отряды для сбора дани и отдельные небольшие кочевья попадались и здесь. Их привлекали лесные поляны с сочной травой. Глубокой осенью, но успевая до снега, откочёвывали хазары обратно в степи, в середине лета приходя снова.

Булгары с недавних пор народ мирный. Их не трогаешь – они не лезут. Основной их доход – торговля и землепашество. Когда-то тоже кочевали, а теперь вот осели на земле. Конечно, если кто со злом сунется, отпор могут дать мощный. Под хазар же булгары ушли только потому, что это им было выгодно. Прекратились набеги, наладилась спокойная жизнь. Хазары за договор держались прочно – им этот союз тоже был очень выгоден. Булгар они не обижали, а защищали, за это и мзду имели хорошую.

В отличие от булгар, хазары были и оставались кочевым народом. Через их земли шли многие торговые пути. За право проезда купцы платили откупные деньгами или частью товара – иначе можно было довести свои дела до худого конца. От хазар – прирождённых воинов, жадных до добычи, живущих разбоем и грабежом, можно было всего ожидать. Значит, воинов в них было более чем достаточно, чтобы положить, например, в коротком открытом бою такую небольшую ватагу, как ватага Щуки.

Однако волков бояться – в лес не ходить.

Около очень большой булгарской деревни – почти города – ватажники, по приказу Щуки, встали на дневку. Сам Щука ушёл в деревню. Вернулся обратно с крепко сбитым мужичком, которого сопровождали двое здоровенных детин.

– Давайте сразу к делу. Делу – время, потехе – час – мужичок даже не удосужился ни с кем поздороваться, просто окинул скопище ватажников хитрым всё понимающим взглядом.

Ингрельд, Щука и Гондыр переглянулись между собой, недоуменно пожали плечами.

– Давайте, тащите с плотов товар, раскладывайте. Купец прибыл! И коней пусть посмотрит, – Щука радостно потирал ладони и ухмылялся.

Ватажники бросились исполнять приказ.

– Кто это? – негромко спросил Щуку Кудыма.

– Да так, один старый знакомый. Купец. Точнее, тайно скупает товар у таких людишек, как мы, и перепродаёт. Все всё знают, но его не трогают. Нужный человек. Однако с ним надо ухо востро держать – обманет, и глазом не моргнёт.

После долгих споров-уговоров наконец-то сошлись в цене. Купец отправил одного из сопровождавших его детин обратно в деревню, откуда тот вернулся с большой сумой через плечо.

Рассчитались. Щука скрупулёзно пересчитал монеты:

– Не хватает, если золотом считать, трёх безант. Вот эти две – фальшивые.

Нисколько не смущённый купец добавил недостающие монеты, заменил негодные.

– Всё?

– Сделку обмывать не будем. Не на торге.

– Ну, что ещё будет доброе – забегайте. Всегда рад видеть. Один вопрос, чисто из любопытства. Не хочешь – не отвечай. Щука, ты же Большим Воеводой в Перми Великой был. С чего вдруг на ватажные подвиги потянуло?

– Оставлю вопрос без ответа.

Забрав с собою нагруженных вьюками коней, купец ушел вместе со своими людьми. Щука, Кудыма и Ингрельд, избавленные от мешавшего и сковывавшего манёвр груза, вздохнули свободно.

Щука раздал ватажникам монеты согласно оговорённой доле. Теперь пусть каждый сам отвечает за своё имущество. С учётом срезанных у убитых в деревне купцов и охранников кошелей, у каждого получилась изрядная сумма. Ватажники повеселели. На эти деньги можно было беспробудно гулять полгода, не меньше. А можно просто скромно дожить до глубокой старости, и ещё детям останется. А хочешь – дело своё начинай без займа у жидов. А ведь поход только начался. Как же чудесно, что именно их Щука и Ингрельд отобрали тогда в ватагу!

Ещё один день плыли по реке, держась правобережья. Миновав место, где с левого берега река Буй впадает в Каму, наконец, решили причалить за ней на левый камский берег. Тут начинался клин земли булгар, вслед за которыми тянулась река Белая, на чьих берегах жили башкиры.

Где-то там, в глубине их земель, находилась Злая гора – конечный пункт их похода.

Можно было, конечно, и дальше продолжать плыть на плотах вплоть до реки Белой, но вышло бы слишком медленно. Конец лета – вода невысокая, течение ленивое, много отмелей, да и реки ватажники не знали. Так и до глубокой осени не поспеешь, лучше уж пешком. Благо сбросили товар – теперь можно идти налегке. А увесистые кошели с монетами ходить да бегать не мешают. На суше, опять же, встретить и караван, который можно «пощипать», гораздо больше возможностей, чем на воде. С плотов-то много не навоюешь: скорость у них низкая, вёсел, не считая кормового, нет; засады тоже не устроишь – не ладья и не драккар, какой с плота манёвр?

К вождям подошёл Пятка:

– Здесь так просто не пройдёшь. И не в хазарах дело. Здесь правит Волчий хвост. У него ватага – человек триста-четыреста. Все, проезжающие мимо, платят дань. Много не берёт, но без него никто и чихнуть не смеет.

– И где его найти?

– А не надо его искать. Нас самих найдут. Есть у него постоянный тайный лагерь, но там ли он? Кочует. В этих местах везде имеет глаза свои и уши. Что только не пытались сделать и хазары, и булгарская знать со своими дружинами, чтобы с ним покончить, – всё бесполезно. Люди здешние за него – он ведь местных не обижает. Наоборот, и за постой платит хорошо, и их же охраняет. В набеги ватага ходит отсюда далеко. Недаром у этого человека такая кличка – ведь он и есть как волк, никогда не режет овец рядом с деревней, где его основное логово. Хитрый, умный, удачливый. Волчий хвост, одним словом.

– Откуда знаешь?

– Так был в его ватаге четыре года. Потом ушёл охранником с караваном на север. Как получил расчёт – в Новгороде на славу погулял! Всё спустил в корчме с собутыльниками да весёлыми девками за два месяца: и что от каравана, и что здесь добыл да скопил за четыре года. Сейчас вот с вами…

– Слушай, Пятка, чего у реки погоды ждать? Может, сами в его лагерь наведаемся? Проведёшь, коли знаешь?

Пятка неопределённо пожал плечами и, хмыкнув, отошёл.

Действительно, от берега они недалеко отошли. Когда вышли к деревне, там их уже ждали.

К Щуке с Кудымой без всякой опаски приблизились трое хорошо вооружённых мужей в кожаных доспехах, и слегка поклонились:

– Приглашают вас и ваших товарищей в гости, не откажите.

– А если откажем?

– Это вряд ли, – самый пожилой из них хитро прищурился, махнув рукой.

Из ворот деревни высыпала толпа человек в пятьдесят, вскинула луки.

– За ними ещё столько же, чтобы не было лишнего соблазна мечами махать. Так что, не откажите в любезности. Мы сопроводим, как говорится, со всем почтением.

– Ну, раз всё так любезно, тогда мы, конечно, принимаем приглашение. Ведите.

Путь от деревни до места назначения оказался недлинным, но шёл таким глухим и диким лесом, что даже привыкшие к подобным местам северяне удивлялись: огромные, поросшие седым мхом столетние ели и сосны, через лапы которых не пробивалось солнце; вспученные чудовищные корни, запах болота, гнили и грибов. Ни ветерка. Застоявшийся, тяжёлый воздух. Молодая поросль тянется вверх, стоя непролазной стеной. Кругом навалены полусгнившие, осклизлые стволы рухнувших деревьев-великанов, их острые сучья торчат, словно копья в фаланге – попробуй сунься! Идти по такому лесу тяжело, воздуха не хватает, ноги цепляются за корни и сучья, кустарник хлещет по лицу. Несмотря на тягучую прохладу, все очень быстро вспотели и теперь вяло брели за проводниками. Куда там бежать! Проводники петляли между деревьев, осторожно обходя окна луж, полные жадной и липкой ледяной грязи. Один ватажник споткнулся, оступился и упал в одну из них – насилу вытащили. Страшная трясина моментально засосала человека по самую грудь. С утробным, хлюпающим звуком запузырило вокруг воина зловонными пузырями. Казалось бы, с виду – небольшое такое пятно, три на четыре шага, а вот, поди же, ты!

Вдруг деревья раздвинулись. В глаза брызнуло солнце. Перед вышедшими из леса людьми раскинулась огромная поляна.

V

С трёх сторон огромную поляну окружал дремучий лес, с четвёртой – подпирала небольшая речушка, за которой также высились огромные сосны и ели.

Поляна оказалась высохшей, кочковатой марью. Высокая осока и камыши резали руки, ноги спотыкались о кочки, невидимые среди густой, высокой травы.

На краю поляны, у самой речушки, высилось странное сооружение. На невысоком искусственном насыпном холме острыми и густыми подрубленными сучьями щетинились лежащие на нём столетние толстоствольные деревья. На некоторых сучьях висели проколотые насквозь голые трупы, торчали исклёванные птицами отрубленные головы. Радостно и хрипло каркали вороны, крепкими клювами разрывая кровавые шматки плоти. Рядом, на вкопанных столбах с крестовинами, на верёвках провисали привязанные люди, с которых живьем содрали кожу. Некоторые ещё стонали. Вокруг них вился плотный рой мух.

В воздухе висел густой трупный запах.

– У вас всем гостям такой почёт оказывают? – Обратился Ингрельд к проводнику.

– Нет, только к непрошенным. Да иногда к тем, кого особо пригласили, – хмыкнул тот в ответ.

– Ну, а мы?

– Это как конунг решит.

– Ты назвал его конунгом? Откуда ты?

– С северных земель. А тебе что с того?

– Я – свей. Потому и спросил. Конунгами и ярлами вождей у нас именуют.

– То, что ты викинг, я и так вижу. Не только по лицу, но также по браслетам и бусам. Вижу, воин ты знатный, человек не из простых, не крестьянин. Ну, а я – твой сосед. Из норманнов. Младший сын в семье. Наследства мне по закону не положено. Ушёл странствовать. Прибился я к этой дружине лет пять назад. Мне здесь нравится. Настоящие мужчины, истинные воины! Им совершенно наплевать, из какого ты сословия или племени. Главное, чтобы был отличным бойцом и соблюдал священную кровную клятву.

– Подожди-подожди, но ведь Пятка тоже в дружине был. Потом ушёл. Его никто не держал. Сейчас он с нами.

– Ну и что? Я его хорошо знаю. Он меня хорошо знает. Мы с ним мешали кровь в одной братине. Никогда я не подниму на него руку! А он на меня. Оставаться или уходить из дружины – каждый решает сам за себя. Но если ты остался в дружине, соблюдай все её законы. Пятка был нашим братом, братом и остался. Хоть и ушёл.

– А если конунг прикажет его казнить?

– Он не прикажет убивать своего кровного брата. Пятка не нарушал законов кровного братства. Поэтому здесь бессильны даже боги. Пятку никто не тронет, хочет этого конунг, или нет. Другое дело, если этот человек окажется клятвопреступником. Да и то, как сказать. Выставят на суд богов. Или как браты решат всем опчеством.

– То есть, если конунг решит, что мы лишние на этом белом свете, Пятку оставят жить?

– Конечно! Отпустят на все четыре стороны. А там уж какой стороной к нему судьба повернётся.

За разговором обогнули сплошную стену деревьев. Со стороны речушки в них был прорублен небольшой вход внутрь укрепления, в случае опасности закрываемый тяжёлыми плахами. Берега речушки были глинистыми, скользкими, а на другой ее стороне находилась ещё одна большая поляна. На ней паслись кони и коровы. В стороне, в загоне, блеяли овцы. Несколько огромных волкодавов мохнатыми глыбами сидели и лежали между скотом, некоторые неторопливо трусили вокруг стада.

За этой поляной, тянущейся на расстояние полёта стрелы, снова высился угрюмый, первобытный лес.

Следуя за проводниками, ватажники по одному – проход был рассчитан только на одного человека – втянулись внутрь. Встали кучкой. Никто их не окружал, никто не угрожал им, не пробовал их разоружить. Вошедшие с любопытством огляделись.

Гигантские стволы деревьев с внутренней стороны поляны были очищены от веток. На ровной площадке расположились шатры и юрты, несколько огромных костровищ между ними. Над костровищами подвешены закопчённые котлы. Слева от входа стояла кузница, из которой остро тянуло особой гарью, прокаленным железом. Трое воинов, сидя на чурбачках рядом с кузницей, доставали из огромного корыта наконечники для стрел и точили их. Рядом с каждым лежала связка высушенных ровных прутьев и гусиные перья.

Народу в лагере, на первый взгляд, немного. Одеты по-разному, но оружие на всех без исключения дорогое.

К ватажникам подошёл худощавый, почти до черноты загорелый, воин. Гладковыбритое лицо, пронизывающие собеседника янтарные глаза, длинные волосы цвета вороньего крыла. Лоб обвязан широкой полоской материи со знаками восхваления и преклонения перед Богом всех Богов Родом – четырёхсторонними, шестиконечными и восьмиугольными свастиками красного и жёлтого цветов. Крепкую шею обвивают бусы, накинутая на тело безрукавка из прекрасно выделанной шкуры рыси распахнута. На животе чётко видны кубики пресса. Сам торс перевит, как змеями, толстыми мышцами. Ни капли жира. Тяжёлые валуны плеч, мускулистые руки, мощные запястья, хищные пальцы. Портки из дорогой персидской ткани зелёного цвета подпоясаны широким кожаным поясом, украшенным бисером. На поясе закреплены три метательных ножа, баклажка, за пояс засунут боевой топорик. За спиной над правым плечом торчит рукоять меча. Ноги обуты в мягкие красные сапоги без каблука. Шаг крадущийся, неслышный. В этом человеке чувствовалась звериная мощь и свирепость. Сейчас зверь сыт, лениво щурит янтарные глаза, но от этого он не менее опасен. Миг – и ощерит белые острые зубы в страшном оскале, кинется рвать горло врагу. От такого пощады не жди. Такой и себя не жалеет, и к другим людям равнодушен.

Чем-то подошедший к ватажникам воин напоминал Кудыму. И сложением, и запахом опасности, которым веет от обоих.

Воин поднятой рукой поприветствовал прибывших:

– Здравы будьте! Да будет вам лёгкой дорога и богатой добыча!

– И тебе здравствовать! – нестройно ответили ватажники.

– Зовут меня Волчий хвост. Я – атаман, конунг, ярл, вождь – кому как больше нравится – этой ватаги. Ого, да с вами Пятка! – Волчий хвост приветственно кивнул воину. – Добро! С остальными позже познакомимся. Теперь прошу следовать за мной. Вас накормят, выделят вам место для ночёвки.

Место им отвели в трёх просторных юртах, стоящих возле ограды, недалеко от ворот, тем самым показывая, что гостям верят. Приволокли по туше оленя и свиньи, мешок с крупой, пару мехов с медовухой, подкатили несколько бочонков пива.

– Располагайтесь. Обедайте. Да, вот ещё что. Кому приспичит облегчиться, запомните: гадить где попало в лагере строго запрещено. Для этого есть специальная яма. Вон она. Видите? Уж не сочтите за непосильный труд, валите дерьмо из штанов только туда. Там дощечки укреплены – не провалитесь. Всем ясно? Нарушать наши обычаи не советую. Тебя, Кудыма, тебя, Щука, и тебя, Ингрельд, приглашаю в свой шатёр.

Сотоварищи с удивлением смотрели на местного владыку. Тот усмехнулся:

– Удивлены, что знаю вас, а вы не меня знаете? Слухами земля полнится!

– Гондыр, останешься вместо нас за старшего, – властно приказал Кудыма.

Гондыр согласно кивнул.

– Ну, чего рты раззявили? – рыкнул он на ватажников. – Жратва перед вами. Стрелой понеслись за водой для каши, разводите костёр, свежуете туши. Кстати, шкуры куда потом девать? Как бы чего не нарушить. Ишь, как у вас тут строго – хезать вот только, например, в яму. Не дай боги, мимо какашку выдавишь, так выпорют, небось. Ась? – не удержался Гондыр от язвительной усмешки, придав лицу выражение тупости и испуганно округлив хитрые глазки.

Волчий хвост рассмеялся.

– Ох, и язва ты, оказывается! Шкуры от ворса и жира очистите, и бросите вон туда. – Волчий хвост показал. – Туда же, в ту лохань, и ссать[27]27
  Для выделки шкур вместо квасцов использовалась (а в глухих таёжных деревнях используется и поныне) прокисшая, забродившая моча.


[Закрыть] будете. Хорошо выделанная шкура всегда пригодится. Или нет? Может, тебе голым задом сверкать сподручнее?

– А это как кости упадут. Когда две шестёрки лягут, когда голяк выпадет. Иной раз так быстро бежать надо, что всё скинешь, – очень серьёзно ответил Гондыр.

– Да, всякое бывает. Не всегда судьба к нам благосклонна.

По дороге к шатру Волчьего хвоста обогнули помост из брёвен. На нём, в полных доспехах, лежали убитые воины. На головах – шлемы, в ногах – щиты, на груди – меч или секира, по бокам – лук и стрелы. На краю помоста лежал сухощавый мужчина, одетый в чёрное платье. На груди его покоился тяжёлый бронзовый крест – и всё.

Кудыма вопросительно посмотрел на Волчьего хвоста.

– Кто он? Неужели тоже воин? Тогда почему без оружия?

– Потом расскажу. Сперва, по местному обычаю, гостей потчуют.

Двое неслабых мужиков кое-как внесли в шатёр огромное корыто с ломтями пьянящее ароматного жареного мяса, посыпанного кружками лука. На грубо сколоченный стол поставили глубокие миски, выложили круглые караваи ещё тёплого ржаного хлеба. Взгромоздили чугунок исходящей паром рассыпчатой гречневой каши на кабаньем сале, блюдо с отварной осетриной в хрене, котелок тройной ухи со стерлядью, бочонок пива, рядом со скамьями кинули мехи с медовухой. Выставили различные пряности и восточные специи в маленьких туесках. Слегка поклонившись, вышли.

Волчий хвост широким жестом пригласил гостей к столу:

– Прошу к нашему шалашу! Всё простенько, но со вкусом. Разносолов особых нет, но брюхо набьём под завязку, обещаю. А там и поговорим о том о сём да об этом.

– Благодарствуем за приглашение!

Ждать себя гости не заставили. Не жеманясь, без экивоков, сели за стол, достали расписные ложки, засапожные ножи и навалились на еду. Да, так, что под конец обеда пояса развязали. Вот уж поели, так поели – на славу!

Сыто рыгая и вытирая жирные пальцы о волосы, ватажники от души поблагодарили хозяина за угощение. Волчий хвост, приняв благодарность, глубоко задумавшись, катал хлебный мякиш по столу, не спеша начинать разговор. Его, в свою очередь, не торопили, не лезли с наводящими вопросами.

Наконец атаман, всё взвесив, решил больше не играть в прятки со своими новыми знакомыми. Не те люди сидели перед ним, чтобы что-то от них скрывать. Битые-перебитые жизнью, имеющие огромный боевой опыт, они ему были сейчас нужны как никто другой.

Он поведал им, что после того, как они захватили караван в деревне, узнать, кто это сделал, труда не представляло. У него везде есть свои глаза и уши. Тем более что многие из его ватаги – местные и имеют многочисленных родственников, к которым по возможности наведываются.

Огромного, свирепого викинга, путешествующего по свету; мудрого воеводу земли Пермской; и великого шамана, далеко известного за пределами своего края – их слава их опередила. Когда ему описали нападавших, Волчий хвост понял, что это судьба. Он не спросил, почему они покинули родные места. Вряд ли ради добычи – не те люди. Просто поход в поисках богатства и грабежа караванов – не более чем прикрытие какой-то, им одним известной, цели. Но Волчий хвост прекрасно понимает, зачем собрана ватага. Втроём-вчетвером далеко не уйдёшь и не уедешь. В этом случае надо как минимум цепляться к каравану. Но караван идёт в строго определённом направлении, а не туда, куда нужно – не так ли, дорогие гости?

Затем, поразмыслив и узнав, что ватага скинула товар известному им купцу, – тут Волчий хвост хитро прищурился, – не трудно было прикинуть, где воины высадятся, чтобы продолжить дальнейший свой путь по суше. В этом месте он организовал засаду. Всё свершилось, как и было задумано.

И вот они здесь. Но не в качестве пленников – оборони боги! – в качестве почётных гостей. Могут уйти в любое время в любом направлении – их воля!

Но он просит их о помощи. Хазарский каган и булгарский князь дали разрешение франкам на строительство в этих краях своей фактории. Земля под неё выделена в одном дневном переходе от его лагеря – совсем рядом! То, что его тайное гнездо ещё не обнаружили – большое чудо! Что такое фактория? Фактория – это крепость. Крепость – это войска. Укрепится здесь фактория – ему жизни не будет. Ведь крепость – это ещё и место, где можно сосредоточивать воинов для удара. Сейчас здесь леса да болота. Ну, кое-где еще деревни и деревеньки. Но большое войско не прокормить. Фактория же – это крепкий тыл, провиант, укрытие. Скопят нужное количество воинов и сожмут разбойников в смертельном кольце. Франки тоже пособят: своих купцов просто так не оставят, будут караваны сопровождать большой военной силой. Построят пристани, основной путь проляжет по воде. Его влияние упадёт. Людям будет плохо. Он, Волчий хвост, много кому и щедро платит за сведения, и за постои, и простой народ не обижает. За налогами сюда княжеские слуги да хазарские данники лишний раз не суются – боятся ватаги. Людям дышится легче. Многие за счет этого живут в достатке. А придут мытари княжеские да хазарские? Всё выгребут! Недоимки будут плетями сдирать вместе с кожей. Или в рабство продадут. Кому это надо? А так – всем хорошо, даже купцам. С них-то мзда невелика – иначе заглохнет в этих краях торговое дело, Волчий хвост это прекрасно понимает. Заплатит ему купец малую монетку – и ступай дальше безбоязненно: атаман даёт ему своих провожатых до определённого места. Крупных шаек здесь больше нет – этих они уничтожили своими силами, а мелкие, видя его людей, караван сопровождающих, сами боятся лезть в драку. Только тронь – найдут, догонят и на кол посадят.

Сами же ходят за добычей далеко, никого из соседей никогда не зорят.

Вот и получается, что плохо только князю да кагану. Шиш с маслом они имеют. Вот, видимо, решили, франками прикрывшись, покончить с вольностью в этих краях.

Нужно эту факторию-крепость, пока она не достроена, уничтожить! Но у ватаги Волчьего хвоста нет должного опыта взятия подобных укреплений – они больше умельцы по засадам да открытым боям.

Тут вчера ещё беда одна приключилась. Бывший их сотоварищ продал месторасположение лагеря булгарскому воеводе за кисет с золотыми монетами. Спасибо псам, что вовремя подняли лаем тревогу. И то благо, что отряд вражеский был небольшой – около ста воинов. Встретили непрошеных гостей со всеми почестями, накормили стрелами калёными да мечами острыми, спать уложили навечно. Тех, кто честь воинскую посрамил, в плен сдавшись, распяли, содрав кожу. Бывшего сотоварища сумели изловить живьём. В суде богов ему отказали. Перешёл он грань, когда честь можно защитить в честном поединке. Опчество решило его связать крепко, да опустить на трое суток в яму. Раз он в душу всем нагадил, продав за золото кровных братьев своих, пусть теперь каждый на него в отместку нагадит. Око за око, зуб за зуб. Потом выволокут его из ямы, дерьмом измазанного, зашьют ему во рту кисет с золотыми монетами, и на опушке распнут зверям и птицам на потеху.