Текст книги "Древнейшая история Московского края. Мифы и реальность"

За период второго этапа «генерального наступления» на Москву немцы потеряли свыше 155 000 убитыми, ранеными и обмороженными. Потери в боевой технике составили около 300 орудий и миномётов, порядка 1500 самолётов. Провал наступления на Москву свидетельствовал о срыве плана «молниеносной войны» в целом. Создались необходимые условия для перехода Красной Армии в контрнаступление. Войска Западного фронта начали наступление севернее и южнее Москвы – 6 декабря. Враг был застигнут врасплох, ошеломлён и стал проигрывать сражение за сражением. В начале января 1942 года контрнаступление переросло в общее наступление Красной Армии на большей части советско-германского фронта. Преодолевая необычайные трудности, советские воины гнали врага на запад. 20 апреля 1942 г. великая битва под Москвой завершилась. В ходе наступления Красная Армия отбросила врага на 150–400 км и полностью очистила от захватчиков Московскую и Тульскую области, положив начало освобождению русской земли от гитлеровского нашествия.

За мужество и героизм, проявленные в ходе сражений на полях Подмосковья, 36 000 защитников столицы награждены орденами и медалями. Свыше миллиона человек получили медаль «За оборону Москвы». В настоящее время в Подмосковье находится около 1 500 памятников, связанных с Великой Отечественной войной. 123 из них – это братские могилы и отдельные воинские захоронения. 222 памятника воинской славы находятся на государственном учёте, 15 из них – федерального значения. Кроме того, в Подмосковье насчитывается свыше 1 000 памятников и мемориальных досок в честь героев-земляков, не вернувшихся с войны. К 60-летию битвы под Москвой в 2001 году, были торжественно открыты комплекс «Мемориал сибирякам» на 41 км Волоколамского шоссе (дер. Ленино), мемориальный комплекс-музей и памятник танку Т-34 (17 км Дмитровского шоссе), памятник «Стоявшим насмерть в битве за Москву в 1941 году» в деревне Крекшино Нарофоминского района. Рубеж славы проходит по территории Московской, Калининской, Калужской, Рязанской и Тульской областей.

Победа под Москвой стала высшим проявлением ратного и трудового подвига советского народа. На фронтах Великой Отечественной войны сражались сотни тысяч москвичей и жителей Подмосковья. Многие из них сложили головы в многочисленных битвах за своё Отечество. Более 500 москвичей и 375 воинов из Подмосковья за героические подвиги на фронтах удостоены высокого звания Героя Советского Союза. В годы войны москвичи и жители столичной области произвели 3 500 000 автоматов, 7 200 миномётов, 4 000 000 снарядов и авиабомб. На предприятиях Москвы и области были выпущены тысячи самолетов, танков, артиллерийских установок и много другого вооружения и снаряжения. Этот великий ратный и трудовой подвиг Москвы и Подмосковья сыграл историческую роль в победоносном завершении Великой Отечественной войны 1941–1945 годов.

В 90-е годы XX века в России начался новый этап исторического развития. В этот период коренным образом изменилась система государственной власти. Вместо советской социалистической государственности было провозглашено демократическое федеративное правовое государство с республиканской формой правления. Утвердились либерально-рыночная экономика, свобода экономической деятельности и конкуренции, были признаны равноправными частная, муниципальная, государственная и иные формы собственности, провозглашён политический и идеологический плюрализм. Эти новые основы Российской государственности закреплены в Конституции 1993 года. Исторические преобразования охватили и Московскую область. В соответствии с новой Конституцией она стала равноправным субъектом Российской Федерации. Был утверждён и Устав Московской области, по которому Глава областной администрации с 11 декабря 1996 г. наделен статусом губернатора.

Потенциал Московской области огромен. По объёму промышленного производства она занимает 9 место в России. В области науки – первое. В области работает 70 академиков и членов-корреспондентов РАН, около 1000 докторов и 6000 кандидатов наук, здесь находится более половины научных центров России, 5 научных центров мирового уровня, 450 научных организаций рангом пониже, 140 крупных научно-исследовательских и научно-производственных организаций. также в области работает 4250 образовательных учреждений всех типов, в которых обучаются более 1350 тыс. человек. Их преподавательский состав достигает 110 тыс. человек. Образовательная система включает в себя почти 2200 дошкольных учреждений, свыше 1300 учреждений среднего (полного) общего образования, более 850 общеобразовательных школ, 122 учреждения начального профессионального образования. Высококвалифицированные кадры готовятся в 13 вузах области и на факультетах московских вузов. Первым классическим университетом Москвы стал МГУ. В своей истории он прошёл этапы училища, института, университета педагогического профиля и ныне входит в число ведущих университетов России. В Московской области сосредоточено также огромное культурное богатство. Она занимает второе место в России по количеству музеев. В ней имеется почти 1200 клубов, 1400 библиотек, в 44 городах области работает 156 туристических фирм. Экскурсии охватывают 22 города, 7 тыс. памятников истории и культуры, свыше 200 усадебных комплексов, 97 музеев, 26 центров прикладного искусства и народных промыслов. Богата и спортивная база Московской области: 126 стадионов, почти 1700 спортивных залов, 86 крытых бассейнов.

Кратко обобщая изложенную в пособии историю Московского края, нельзя не подчеркнуть, что ни один регион России не может сравниться с ним своим историческим богатством и уникальной державной ролью в Отечественной истории. На протяжении почти тысячи лет Московский край выполнял великую историческую миссию по объединению русских земель, их освобождению от монголо-татарской власти, созиданию Великорусского государства, укреплению и возвышению России, её защите от многочисленных внешних врагов. Многие века этот край являлся главным центром, обеспечивающим жизнедеятельность и развитие Российской государственности. Он и сейчас сохраняет свою ведущую роль в новой России.

Историческое богатство Московского края носит уникальный характер. Оно неразрывно связано с крупными историческими личностями – московскими князьями, боярами, служилыми дворянами. В московской истории активно проявили себя русские цари, императоры и императрицы. Московский край овеян боевой славой. С ним связаны революционные потрясения. Он породил многих крупных государственных деятелей, учёных, деятелей культуры, писателей, поэтов, художников, музыкантов. В этом крае сложились и видные династии предпринимателей. Край богат народными промыслами и художественными ремёслами.

Ныне Московский край, как и вся Россия, вступил в новый этап своего развития. Наступивший исторический поворот поставил перед Москвой и Московской областью большие и сложные задачи. Успешно решить их возможно только опираясь на богатейший исторический опыт, накопленный в Московском крае. Этот опыт охватывает государственно-политическую, социально-экономическую, научную и культурную сферы. Его освоение позволяет человеку проникнуть в прошлое, понять настоящее и представить будущее.

5 особенно знаковых книг по истории Древней Руси

Историю Древней Руси можно и нужно изучать не только по школьным и вузовским учебникам, научным монографиям и статьям, но и по другим книгам (в том числе и художественным произведениям), рассказывающим об истории страны в яркой и увлекательной форме, доступным языком, с множеством приведенных ярких примеров событий и авторской аналитикой. Все они погружают нас в удивительный мир Древней Руси. В интернете можно встретить различные подборки таких книг: «Изучаем Древнюю Русь – 10 книг по истории Отечества», «Древняя Русь – 98 книг», «Книги про древнюю Русь – список лучших/ топ 118» и т. п. Вот и я попробовал обозначить особенно знаковые книги по истории Древней Руси, ограничив их красивым и особо «неутомительным» числом 5. И вот что получилось.

1. Слово о полку Игореве

«Слово о полку Игореве» (полное название – «Слово о походе Игореве, Игоря, сына Святославова, внука Олегова», др. – рус. – Слово о пълкѹ Игоревѣ. Игорѧ сына Свѧтъславлѧ. внѹка Ольгова – памятник литературы Древней Руси, рассказывающий о неудачном походе русских князей во главе с Игорем Святославичем Новгород-Северским на половцев в 1185 году. Текст «Слова…» ритмизован, но природа ритмизации и жанровая принадлежность самого произведения остаются неясными, а часто встречающееся в литературе определение «поэма» очень условно. «Слово» сочетает элементы «славы» и плача, фольклорные образы, христианские и языческие элементы. В его тексте чередуются сюжетное повествование, монологи героев, авторские лирические отступления с обзором истории Руси. Автор «Слова» очень неоднозначно относится к главному герою, Игорю Святославичу: прославляет его как храброго полководца, борющегося с врагами Руси и христианства, но в то же время осуждает за самовольный поход, приведший к поражению. Всё это делает «Слово» уникальным произведением, не имеющим аналогов в средневековой русской литературе. Специалисты находят отдельные параллели в других текстах (в частности, в «Задонщине»), которые объясняют влиянием «Слова».

О том, когда и как создавалось «Слово о полку Игореве», ничего не известно. Большинство учёных полагает, что оно было написано в последней четверти XII века, вскоре после описываемого события (часто датируется 1185 годом или несколькими годами позже). Сначала «Слово» могло предназначаться для исполнения на публику, и только позже было записано. О личности автора можно судить только по тем данным, которые заключены в тексте; учёные спорят о том, к какому сословию он мог принадлежать и из какой земли мог быть родом. Постоянно возникают гипотезы, отождествляющие автора с кем-либо из известных исторических деятелей (в том числе с Игорем Святославичем, Петром Бориславичем и др.), но все они признаются малоубедительными.

Текст «Слова», включённый в рукописный сборник XVI века, был случайно обнаружен в конце XVIII века А.И. Мусиным-Пушкиным, а первая публикация состоялась в 1800 году. Рукопись вскоре погибла, и это наряду с уникальностью «Слова» стало поводом для гипотез о литературной мистификации. Многие скептики, наиболее авторитетный из которых – советский историк Александр Зимин, выдвигали версии о том, что «Слово» было создано в XVIII веке и выдано за памятник древнерусской литературы. Однако в современной науке подлинность этого произведения считается доказанной. Оно высоко оценивается с художественной и идейной точек зрения. Создано множество переводов и поэтических вариаций на его тему. «Слово» повлияло на творчество Н.В. Гоголя, А.А. Блока, С.А. Есенина и многих других поэтов и писателей, легло в основу ряда картин (в том числе Виктора Васнецова и Василия Перова), музыкальных произведений (самое известное – опера Александра Бородина «Князь Игорь»).

Единственная сохранившаяся рукопись «Слова» была обнаружена, как уже было сказано выше, в конце XVIII века А.И. Мусиным-Пушкиным – одним из самых известных и удачливых собирателей русских древностей. Сам коллекционер утверждал, что в конце 1780-х годов купил у бывшего настоятеля упразднённого к тому времени Спасо-Преображенского монастыря в Ярославле архимандрита Иоиля (Быковского) сборник, включавший, помимо «Слова», Хронограф распространённой редакции, Новгородскую первую летопись младшего извода, «Сказание об Индийском царстве», «Повесть об Акире Премудром» и «Девгениево деяние». Быковский же изъял сборник из монастырской библиотеки и сделал в описи пометку о его уничтожении «за ветхостью и согнитием». Эта версия долго считалась общепринятой, однако в 1992 году тот самый сборник был найден в Ярославском музее, и «Слова» в нём не оказалось. Появилась другая гипотеза, согласно которой Мусин-Пушкин, будучи обер-прокурором Синода, получил рукопись, содержавшую «Слово», из библиотеки Кирилло-Белозерского монастыря зимой 1791–1792 годов и присвоил её.

Рукопись «Слова» хранилась во дворце Мусина-Пушкина на Разгуляе и погибла в огне московского пожара 1812 года. В 1864 году в Государственном архиве была найдена копия древнерусского текста «Слова» с переводом и примечаниями, изготовленная Мусиным-Пушкиным для Екатерины II и содержащая множество расхождений с первым изданием (так называемая «Екатерининская копия»). Она была издана П.П. Пекарским в том же году. Многие исследователи уверены, что всё общее в двух вариантах текста восходит к погибшему мусин-пушкинскому сборнику, но есть и возражения (в числе несогласных, например, Д.С. Лихачёв).

Сохранились ещё и выписки из погибшей рукописи, сделанные Малиновским, с замечаниями о ряде альтернативных прочтений оригинала (так называемые «бумаги Малиновского»), которые учитываются исследователями при подготовке изданий «Слова». Карамзин включил в свою «Историю государства Российского» 17 выписок из «Слова», которые в ряде случаев отличаются от первого издания. Возможно, этот историк напрямую копировал текст мусин-пушкинского сборника, но полной уверенности в этом у современных учёных нет. Тем не менее, карамзинский текст приводится в комментариях ко всем научным изданиям «Слова».

В науке и любительской литературе распространена уверенность в том, что текст «Слова» сохранился не в изначальном виде: он мог измениться из-за ошибок переписчиков и целенаправленных вставок или сокращений. Мнения учёных о масштабах и характере этих изменений существенно расходятся. Один из ранних исследователей вопроса, П.Н. Полевой, полагал, что «Слово» «могло пострадать… от занесения на бумагу, сделанного очень неловко, хотя и достаточно рано». А.А. Потебня считал, что сохранившаяся рукопись «Слова» «ведёт свое начало от черновой рукописи, написанной самим автором или с его слов, снабжённой приписками на полях, заметками для памяти, поправками, вводившими переписчика (быть может, конца XIII или самого начала XIV в.) в недоумение относительно того, куда их поместить». Ряд небольших фрагментов этот учёный считал такими «приписками» и «заметками», которые безосновательно были включены в текст произведения.

Некоторые исследователи, согласные с идеей о существенном искажении изначального текста, считали возможным этот текст восстановить; наиболее значительные сторонники такого мнения – Б.А. Рыбаков и Л.А. Творогов, полагавшие, что в какой-то момент в рукописи нарушился порядок страниц. По версии Рыбакова, в тексте сначала были исторические экскурсы, а потом – рассказ о походе. Ещё раньше Д.И. Прозоровский, пытаясь восстановить «Слово» в его изначальном виде, расположил отдельные фрагменты произведения в хронологическом порядке. Каждая гипотеза такого рода подвергается критике; большинство учёных согласно только с двумя малозначительными перестановками частей текста.

Существуют гипотезы о конкретных вставках и сокращениях. Так, С.М. Соловьёв, исходя из обещания автора начать повествование «отъ стараго Владимера» (учёный видит здесь Владимира Мономаха), полагал, что из текста исчезло описание походов против половцев, происходивших в 1100–1110‐х годах. Многие учёные находят в «Слове» фрагменты произведений Бояна (в частности, в зачине, в описании сна Святослава). Согласно более радикальной гипотезе, «Слово» появилось только при первой записи текста. Предпринимались попытки поставить «Слово» в один ряд с произведениями некоторых литературных и фольклорных жанров: оссианическими поэмами (Карамзин), исландскими сагами (М.П. Погодин), скальдической поэзией (Й. Добровский, А. Мицкевич, Ф. И. Буслаев), народными южнорусскими и западнославянскими песнями (М. А. Максимович), былинами (А.И. Никифоров даже заявил в статье, опубликованной в 1940 году, что «Слово» – «самая настоящая былина XII века»). В связи с этим звучали разные мнения о фольклорном и литературном началах «Слова»: его называли памятником устной поэзии, особого рода исторической поэмой, тесно связанной с народными песнями, образчиком «дружинного искусства», противостоящего искусству «народному», явно «книжным» произведением с несвойственной для фольклора назидательностью. Е.В. Барсов полагал, что «Слово» написано «по приемам искусственного витийства, с предисловиями, вводными повествованиями, с лирическими рассуждениями и заключениями», и в силу этого радикально отличается от фольклора «по идее, складу и языку». Существует и мнение о том, что изначально «Слово» могло быть устным памятником, а позже, при записи, было доработано.

В середине XX века И.П. Ерёмин предположил, что «Слово» – образец «политического торжественного красноречия». Л.А. Дмитриев поддержал эту гипотезу, В.И. Абаев выдвинул альтернативную, согласно которой основная часть «Слова» восходит к «мужскому погребальному плачу». Эпизод с Ярославной, по Абаеву, – это «малый женский плач», а обращения к князьям – более поздние «примитивные включения», диссонирующие с основной частью. А. А. Назаревский высказался против такого рода гипотез, устанавливающих тесные границы для «литературного памятника исключительного художественного своеобразия».

Согласно распространённой к началу XXI века точке зрения, «Слово» не может быть причислено ни к одному конкретному жанру. В древнерусской литературе нет чётких аналогов ему, но есть другие произведения, находящиеся на стыке жанров: «Повесть временных лет», «Поучение Владимира Мономаха», «Моление Даниила Заточника». Это связано, по словам Д. С. Лихачёва, с характерной для той эпохи «младенческой неопределённостью форм». «Слово о полку Игореве» сочетает в себе черты литературы и фольклора, «славы» и плача, «трудной повести», близко к французскому средневековому жанру Chanson de geste, и ораторских произведений с характерными для них обращениями к публике. Благодаря столь сложной жанровой основе в «Слове» появляется широкий диапазон авторских настроений и чувств, который не характерен для фольклора. Из литературных произведений близки к «Слову» по своему эмоциональному разнообразию «Похвала Роману Мстиславичу Галицкому», «Похвала роду рязанских князей» и «Слово о погибели Русской земли».

«Слово о полку Игореве» не упоминается ни в одном средневековом источнике, так что информация о времени его написания, как и о личности автора «Слова», может быть извлечена только из текста самого произведения. Этим проблемам посвящено огромное количество литературы. Подавляющее большинство исследователей уверено в том, что «Слово» было создано вскоре после описанных в нём событий. Аргументы в пользу такой датировки – прекрасное знакомство автора с политической обстановкой 1180-х годов (вплоть до мельчайших, уникальных подробностей), его отношение к героям «Слова» как к своим современникам, актуальность для него изображённых реалий. Мнения относительно более точной датировки расходятся.

Долгое время преобладала гипотеза о 1187 годе, связанная с упоминанием в финальной здравице Владимира Игоревича (делался вывод, что он к моменту произнесения «Слова» вернулся из плена) и с обращением чуть ранее к Ярославу Осмомыслу (делался вывод, что он на тот момент ещё был жив). Ярослав умер 1 октября 1187 г., а Владимир вернулся на Русь, как считалось, в сентябре того же года. Соответственно, создание «Слова» датировалось осенью 1187 года. Однако в 1963 году исследователь Н.Г. Бережков доказал, что летописная хронология нуждается в уточнении; в действительности Владимир вернулся из плена в 1188 году, уже после смерти Осмомысла. Последний мог быть упомянут как живой ретроспективно, применительно к событиям 1185 года, либо «Слово» было создано раньше, при его жизни. С другой стороны, не все учёные считают возвращение Владимира на Русь обязательным условием для его упоминания в здравице, так как известно, что в плену к этому князю относились как к почётному гостю.

Многие исследователи полагают, что «Слово» было написано уже в 1185–1186 годах, сразу после поражения Игоря. По мнению М.А. Максимовича, В.В. Каллаша, А.И. Соболевского, Н.К. Гудзия, в 1185 году, после получения известий о разгроме северских князей, была создана основная часть «Слова», до «плача Ярославны» включительно, а чуть позже, когда Игорь бежал из плена (возможно, в 1186 году), появилась и заключительная часть. Другие учёные считают, что «Слово» создавалось в один приём. В этом случае работа не могла начаться до бегства Игоря, которое датируют летом – осенью 1185 или весной – летом 1186 года, а завершиться должна была, по разным мнениям, осенью 1185 года, когда Владимир Глебович Переяславский ещё выздоравливал от ран (гипотеза А.И. Лященко, основанная на фразе «Туга и тоска сыну Глебову»), к концу 1185 года (версия Б.А. Рыбакова, основанная на датировке ссоры Всеволода Большое Гнездо с Глебовичами), к началу 1187 года, когда ещё были живы Владимир Глебович и Ярослав Осмомысл (версия Г.Н. Моисеевой), после 1187 года, когда умер Владимир Глебович (версия С.П. Пинчука, связанная с тем, что автор не обращается к Владимиру с призывом отомстить за раны Игоря). П.П. Охрименко датирует «Слово» 1185 годом, отмечая, что в этом произведении не упоминается ни одно событие последующих лет. Л.Н. Гумилёв относит создание этого произведения к 1240-м или к началу 1250-х годов, исходя из слова «хинове» (по его мнению, здесь имеется в виду империя Цзинь, о которой русичи могли узнать только от монголов).

На основании текста «Слова» за последние 200 лет было выдвинуто множество гипотез о том, кем мог быть его автор. Исследователи строят предположения, исходя из особенностей стиля «Слова», из политической позиции автора, из его предполагаемых симпатий и антипатий. Большинство уверено в том, что это был мирянин: «Монах не дозволил бы себе говорить о богах языческих и приписывать им действия естественные», – писал об этом Н.М. Карамзин. Автора признают очень начитанным человеком, хорошо знакомым с книжной культурой Руси XII века. Одни учёные полагают, что он участвовал в походе Игоря и был вместе с князем в плену, другие – что он почерпнул материал из рассказов очевидцев.

Как правило, исследователи считают автора «Слова» достаточно высокопоставленным человеком: это мог быть представитель старшей дружины, военачальник, княжеский певец, а согласно ряду версий, даже князь. Основания для такой уверенности дают независимая позиция автора, его глубокие знания в области военного дела и межкняжеских отношений. Есть и альтернативная версия, согласно которой автор чувствовал себя независимым как раз из-за низкого положения. Единого же мнения о том, из какой русской земли происходил автор «Слова», в научной литературе нет.

Существует целый комплекс гипотез, согласно которым «Слово» написал один из представителей династии Рюриковичей. Звучали имена Святослава Всеволодовича Киевского, его сына Владимира Новгородского (версия А.Ю. Чернова), жены Марии Васильковны (версия Г.В. Сумарукова), Владимира Ярославича Галицкого (версия Л.Е. Махновца), Святослава Ольговича Рыльского (версия А.М. Домнина), его матери Агафьи Ростиславны, Константина Всеволодовича Ростовского.

В 1967 году Н.В. Шарлемань предположил, что «Слово» написал сам Игорь. Эту гипотезу развил в романе-эссе «Память» (1981–1984) В.А. Чивилихин, уверенный в том, что автором стал участник похода и побега из плена и что княжеский статус автора прямо следует из того, как он обращается к другим князьям («брат», «братие», «князь», «княже»). Впрочем, в литературе звучат мнения о том, что Игорь не мог написать «Слово» в силу особенностей средневековой авторской психологии. К тому же автор явно осуждает саму идею похода; отдельные учёные пишут о неинформативности обращений в «Слове» и о том, что социальный статус князя в принципе исключает авторство в произведениях такого рода.

Б.А. Рыбаков, приписывая бо́льшую часть Киевской летописи XII века киевскому боярину Петру Бориславичу и учитывая нетривиальные сходства между Киевской летописью и «Словом о полку Игореве», предположил, что «Слово» написал тоже Пётр. Этой гипотезе учёный посвятил целую монографию, подкрепив свои предположения анализом политических концепций в двух текстах. Однако авторство Петра не бесспорно даже в случае с летописью (хотя и вероятно). Эта попытка найти автора «Слова», как и все остальные, признана в историографии малоубедительной; по-видимому, вполне обоснованными в данном вопросе могут быть только соображения общего характера.

Примерно в 1380-х годах была написана «Задонщина» – литературное произведение, ставшее своеобразным эмоциональным откликом на победу русской армии над Мамаем на Куликовом поле. Она является прямым подражанием «Слову» (Ф.И. Буслаев пишет даже об элементах «рабской подражательности»). Автор «Задонщины», по-видимому, увидел в Куликовской битве реализацию высказанной в «Слове» идеи о необходимости единения для борьбы со Степью. Он использует композицию и особенности образной системы «Слова», заимствует из него отдельные слова и обороты и даже целые фрагменты текста. Схожие обороты встречаются в «Сказании о Мамаевом побоище», написанном не позже конца XV века; некоторые исследователи полагают, что его автор был знаком со «Словом».

Следы отдельных мотивов «Слова» (Буй-тур Всеволод как лучник, Роман и Мстислав, вступающие «в злата стремени») некоторые учёные видят в миниатюрах Радзивилловской летописи, созданных в XV веке, но основанных на более ранних иллюстрациях. Эта гипотеза основана на том, что данные мотивы отсутствуют в летописных текстах. Более поздних данных о влиянии «Слова» на средневековую русскую литературу нет.

Первое издание «Слова» был встречено русской образованной публикой с восторгом. Это произведение ставили в один ряд с поэмами Оссиана, которые тогда ещё считались памятником раннесредневековой поэзии, им гордились как доказательством того, что уже в XII веке на Руси существовала великая культура (в связи с этим особенное значение придавали упоминанию в тексте Бояна). О других произведениях древнерусской литературы тогда ещё не было известно практически ничего. С этим связано знаменитое высказывание А.С. Пушкина (1830 г.): «К сожалению, старинной словесности у нас не существует. За нами голая степь и на ней возвышается единственный памятник: «Песнь о полку Игореве». Словесность наша явилась вдруг в 18 столетии, подобно русскому дворянству, без предков и родословной».

В 1890 году французский славист Луи Леже возродил скептические взгляды на «Слово»: он предположил, что это произведение было написано под влиянием «Задонщины», а не наоборот, и что его соответственно следует датировать XIV или XV веками. В конце 1930-х годов эту гипотезу развил Андре Мазон. По его мнению, «Слово» было создано на основе «Задонщины» ещё позже – в конце XVIII века, и автором стал А.И. Мусин-Пушкин, Н.Н. Бантыш-Каменский, А.Ф. Малиновский, Иоиль (Быковский) либо какой-то неизвестный из того же круга. Мазон называл в числе источников «Слова» труды В.Н. Татищева и М.М. Щербатова, связывал его создание с борьбой России за выход к Чёрному морю, видел в тексте галлицизмы, «модернизмы», отсылки к европейской литературе Нового времени.

В 1960-е годы была выдвинута очередная гипотеза о «Слове» как мистификации – наиболее фундаментальная и аргументированная с научной точки зрения. Её автором был выдающийся советский историк А.А. Зимин, считавший автором «Слова» Иоиля (Быковского). Последний, по мнению учёного, опирался на «Задонщину» и Ипатьевскую летопись, использовал творчески переосмысленный фольклорный материал и не собирался выдавать своё произведение за древнерусский памятник (за него это сделал Мусин-Пушкин). Оппоненты Зимина (Д.С. Лихачёв, Р.П. Дмитриева, О.В. Творогов, Б.А. Рыбаков и др.) провели дополнительные исследования по всем затронутым в его гипотезе проблемам: изучили текстологические взаимоотношения между «Словом», «Задонщиной» и Ипатьевской летописью, особенности языка «Слова», его историческую достоверность. Результатом стало окончательное подтверждение того, что памятник относится к временам Древней Руси. Однако в условиях советского времени открытая дискуссия по данной проблеме была невозможна; версия подлинности «Слова» получила официальную поддержку, критика построений Мазона и Зимина нередко сопровождалась идеологическими нападками. Из-за этого, по словам лингвиста А.А. Зализняка, в советской интеллигентской среде довольно широко распространились представления о «Слове» как о подделке.

На Западе гипотеза Зимина получила поддержку английского учёного Д. Феннела и итальянца А. Данти, но многие другие европейские и американские исследователи отстаивали подлинность «Слова». К концу XX века считалось доказанным, что «Слово» – памятник древнерусской литературы. Когда вышла книга Зимина (уже после смерти автора), А.А. Зализняк, крупнейший специалист по языку берестяных грамот, счёл необходимым привести дополнительные аргументы в защиту подлинности (2004 г.). По его данным, 50 меняющихся во времени параметров русского языка с установленными по достоверно датированным источникам границам изменений указывают, что «Слово» было написано в XII веке и переписано в XV–XVI веках. В произведении нет ни одного нарушения этих параметров, так что оно могло быть подделано только профессиональным лингвистом уровня начала XXI века, а это невозможно. Зализняк отметил, что за 200 лет ни один серьёзный лингвист не подвергал сомнению подлинность «Слова»; обычно это делали историки или литераторы, не имеющие достаточно жёстких объективных критериев. Учёный также показал, что по характеру употребления энклитик памятник близок к «некнижным» текстам XII века, ориентирующимся на живую речь (ранним берестяным грамотам и фрагментам Киевской летописи по Ипатьевскому списку, содержащим прямую речь действующих лиц), о которых не могли знать гипотетические фальсификаторы. В целом дискуссия о подлинности «Слова» оказалась крайне полезной: благодаря ей учёным удалось прояснить ряд вопросов, принципиально важных как для слововедения, так и для знаний об истории и культуре Древней Руси в целом.

1985 год стал, согласно решению ЮНЕСКО, годом 800-ле-тия «Слова». В рамках празднования этой даты прошли научные и читательские конференции, торжественные заседания научных обществ, выставки, посвящённые памятнику – в Москве, Ленинграде, Париже, других городах (до этого в СССР проводились выставки по случаю 750-летия «Слова» и 150-летия его первого издания). Экспонировались вещественные памятники, связанные с эпохой и образами «Слова» – оружие, ювелирные изделия, берестяные грамоты, документы и т. п.