Текст книги "Куда идут русские?"

Складывается ощущение, что никогда на Руси не было хорошего правителя. Одни подонки. Взять относительно недавний период – существовала империя и был царь. Ползали перед ним, восхваляли помазанника. Потом вдруг мигом свергли. И не просто в ссылку отправили – жестоко убили. Причем вместе с семьей, даже детей не пожалели.

Дальше сталинизм. Любимого Иосифа Виссарионовича целовали во все места. Но как только Хрущев развеял культ личности – тут же Сталин стал проклятым диктатором. Предать его анафеме! Вычеркнуть имя из учебников! Споры о роли Джугашвили в нашей истории и сегодня идут преимущественно в одном ключе: одни обожествляют – другие проклинают. Только черное или белое. Без полутонов.

Самого Никиту Сергеевича с его «оттепелью» тоже бросились было восхвалять. Но прошли отведенные ему 12 лет, и вот он уже воспринимается как эдакий злобный шут с ядерным оружием в кармане и волюнтарист, полстраны засеявший своей кукурузой.

При сменившем его Брежневе все вроде были сыты-пьяны. Не жаловались. Однако потом этот период нарекли застоем. А сам Леонид Ильич так и остался в памяти народной маразматическим героем обидных анекдотов.

Дальше продолжайте сами. Миша дал нам свободу! Как только начала разваливаться страна – Миша плохой. А вот Ельцин – великий! Запели частушки: «Горбачеву грош цена – берегите Ельцина». Однако и того в итоге записали в самодуры и пьяницы. Песни сменились: захотели «такого, как Путин». Но вот подзабылись лихие 90-е, наскучила «стабильность» – взбунтовалась Болотная. И ни такого, как великий и ужасный Владимир Владимирович, ни его самого уже не хотят.

Получается, проблема не в верховных правителях, а в тех, кто внизу.

Причина таких метаний из крайности в крайность кроется не в чем-то ужасном, а скорее в стремлении к хорошему. Мы жаждем идеала: либо коммунизм, рай на земле – либо ад кромешный. Все или ничего. Не можем жить в стране, которая развивается по нормальным законам. И правители наши, если не святые, – значит самые ненавистные люди. Хуже всех. Сам наш идеал главы государства (и вообще человека) либо позади, как Сталин или Грозный, либо где-то далеко впереди. А раз сегодня руководитель «не айс» – значит он полный ноль.

И к своей жизни относимся так же. К примеру, молодежь, видя несовершенство сегодняшних российских реалий, стремится либо на Запад сбежать, либо с головой скрыться в Интернете. Хочется сразу в Царствие небесное – без долгой и трудной дороги.

И эта поспешная идеализация с последующим неизбежным разочарованием касается всех сфер. Вот стали возрождать церковь. Все бегут в храмы, молятся Богу. Поклоняются Патриарху. Вдруг рассмотрели у него на запястье дорогие часы. Машина у Святейшего, оказывается, тоже не та. А тут еще история с «нанопылью»…

Такое же нездоровое метание наблюдается и по отношению к другим странам. То мы идеализировали Америку и сами мечтали втиснуться в ее тертые джинсы. Теперь поняли, что там тоже не все шоколадно – и давай поносить Штаты, культивировать антиамериканские настроения.

Еще герой Достоевского говорил: «Широк человек – я бы сузил», – очевидно, имея в виду именно человека русского. Вот и бросаемся мы в своей широте из крайности в крайность. Европейцы отмечают, что в общении с нами трудно выработать среднюю линию, найти компромисс. Может быть, этим мы в первую очередь их и пугаем.

Самое интересное – мы никогда ни в чем не виним себя. Начиная с повседневных бытовых конфликтов – виноваты все вокруг: вредная жена, злобная теща, непослушные дети, скандальные соседи, – но только не я. Вот и возникают (как на общих кухнях, так и на федеральных каналах) эти бесконечные ток-шоу, участники которых все валят друг на друга. То же самое и в общественной жизни.

«Да, вокруг идеала нет. Но я-то – совершенство», – уверен обыватель. И в большинстве своем не можем признать, что все наши проблемы находятся внутри нас самих. Потому что страшно. Иначе ведь получится, что и мы не идеал – тогда сама жизнь наша гроша не стоит. Проще пребывать в уверенности, что все вокруг – дерьмо, и только я – дивный цветок на этой навозной куче.

И такая душевная ущербность поощряется СМИ, которые подхватывают истерию и начинают радостно распинать очередного низвергнутого с пьедестала. Никто у нас не прав. Раньше всю нашу жизнь заели олигархи (Раскулачить и посадить!), теперь – чиновники (Жаждем их крови!) Даже Путин вынужден был вступиться за государевых людей: мол, не все они сплошь негодяи.

И я по личному опыту могу сказать то же самое. Просто в воспаленном сознании мы все время ищем врага. Лишь перемещаем фокус внимания с одного на другого. Кстати, это свойство прекрасно использовал Сталин: знал, что народ его репрессии поддержит. Никуда это не делось и в наши дни. Только скажи ату! – бросаемся грызть.

Реальные же враги – наша непримиримость, неумение понять ситуацию, нежелание думать. Все это говорит о незрелости народа, который еще не пережил свои юношеские метания. Да, по теории великого Гумилева мы еще не престарелые европейцы. Имеем остаток пассионарности – запас энергии, которая позволяет сопротивляться распаду страны, биться с обстоятельствами. Но, может, внимательно посмотрев вокруг, пора уже немного успокоиться?

Давайте будем аккуратнее в вынесении оценок и навешивании ярлыков. Трезво посмотрим на все обличительные кампании. Если бесконечное разглядывание враждебного мира ни к чему хорошему до сих пор не привело, может, пора всмотреться внутрь и изменить себя. А потом уже искать внешних врагов – благо в них недостатка тоже нет.

Не устану повторять: наша судьба внутри нас. Это развертывание того, что есть в человеке. Судьба целого народа – тоже. И если мы действительно великий народ, способный изменить свою судьбу, давайте уже начинать.

Часть IV. Что представляет собой власть?

Глава 1. «Чернильные души»

Коллективный портрет российского чиновничества

Как-то на дороге передо мной неопытный водитель остановился посреди перекрестка. Мгновенно образовалась пробка со всеми ее атрибутами: нервотрепкой, взаимными упреками и руганью. На другой стороне перекрестка в это время стоял гаишник. Проверял очередную фуру. Он и не подумал отвлечься, чтобы разрядить ситуацию, а продолжал невозмутимо исследовать содержимое кузова в надежде поживиться. Я подумал: чем не характерный пример отношения государственной власти к исполнению своих обязанностей?

Чиновников в России не любят. Называют их чернильными душами, крапивным семенем. А сейчас говорят даже, что они главные враги народа. На самом же деле они не враги, а плоть от плоти нашего общества, истории и государственного устройства.

Россия прочно закрепилась в числе наиболее коррумпированных государств. Так уж сложилось исторически. Царь сажал воеводу на кормление, и тот, не имея официального жалованья, должен был самостоятельно обеспечивать себя. И конечно, те из его подданных, кто наиболее отличался на поприще щедрых подношений начальству, получали наибольшее снисхождение местного главы. А сама высшая знать, в свою очередь, демонстрируя преданность и политическую лояльность правящему самодержцу, могла рассчитывать на вполне осязаемые дивиденды. Отсюда и пошло.

Петр Первый, отменивший институт кормлений, сам нерегулярно и не в полном объеме выплачивал назначенное воеводам жалованье. Поэтому старая система, изжив себя юридически, продолжала существовать в реальности.

Тем более что жалованье российских чиновников вопреки расхожему представлению никогда не было высоким. Согласно исследованиям социологов, за исключением административной верхушки, подавляющее их большинство и в XVIII, и в XIX веках еле-еле сводило концы с концами – вспомните героев Достоевского или гоголевской «Шинели». Поэтому у многих сохранялся соблазн поправить свое положение за счет «административного ресурса». Плюс огромная территория страны, когда по мере удаления от Москвы резко уменьшалось и количество чиновников, а соответственно, безгранично разрастались их полномочия. (В XVIII веке чиновников в России было почти вдвое меньше, чем в той же Америке, в то время как сейчас наши бюрократические штаты по сравнению с западными странами раздуты в 5—10 раз!)

К тому же исследователи этого вопроса отмечают отчужденность российского чиновничества, с одной стороны, от народа, а с другой – от собственного начальства, которое в подавляющем большинстве и в грош не ставило административное рвение среднестатистического крючкотвора, пожиная при этом плоды его же труда. И в то время как мелкие винтики в огромной машине государственного аппарата мечтали о своих «шинелях», злоупотребления обласканных государевой милостью высших сановников были поистине грандиозны – вспомнить хоть того же Меньшикова, про которого сам Петр говорил: «Знаю, что вор. Но это вор мой».

В силу всех этих факторов рядовому чиновнику ничего не оставалось, как уповать только на собственную проворность в деле пополнения личной мошны, беря пример с начальства и стараясь этому же самому начальству всячески угождать (не случайно российских чиновников отличает и то, что они никогда не берут на себя ответственность, кивая «наверх»). Тем более что российские законы, в которых сам черт голову сломит, всегда оставляли огромный простор для произвольных толкований. Даже сегодня ужасна сама мысль: что будет, если чиновники вдруг перестанут брать взятки? С таким количеством прорех и недоработок в законодательстве можно будет поставить крест на любом деле.

При советской власти проблему материального обеспечения чиновников решали по-своему. Человек мог тогда занимать очень большую должность, имея при этом совершенно заурядную зарплату. Однако для него существовали обширная система льгот и надбавок, спецмагазины и спецкурорты, служебные машины и дачи. Самое интересное, что все это, как и во времена царя, в случае чего мгновенно отнималось, поэтому жизненно важным для чиновника требованием по-прежнему оставалось хорошо выглядеть в первую очередь в глазах собственного начальства. И конечно, неустойчивость положения все так же заставляла его заботиться о завтрашнем дне. Причем злоупотребления и мздоимство карались значительно мягче, чем та же «неблагонадежность», за которую по 58-й статье можно было схлопотать десять лет лагерей.

В общем, теория «кормления» настолько застряла в головах чиновников, что и сегодня многие из них рассматривают свое рабочее место как некую вотчину. И очень быстро впадают все в тот же соблазн, что и Чичиков на таможне.

Когда советская система развалилась, чиновники какое-то время находились в растерянности. Сегодня многие начинающие коммерсанты удивляются, как их коллегам в начале 90-х так быстро удалось подняться с торговых палаток к вершинам бизнеса. Между тем причина проста: новая власть была еще слаба. Первая генерация чиновников постперестроечной России – так называемые демократы типа Анатолия Собчака или Гавриила Попова – еще испытывала некий революционный романтизм. И «кормление» в ту эпоху находилось на зачаточном уровне. Но вскоре растерявшаяся было армия чиновников старого закваса, словно стая воронов, покружив над пепелищем, почуяла запах новой добычи и уселась все на те же ветки. Через два-три года, обнаружив, что в бизнесе растут огромные состояния, выходцы из комсомольского руководства и партийной номенклатуры вновь нашли достойное применение своим навыкам.

И способы «кормления» совершенствовались очень быстро. Если поначалу повсеместно принимали банальную мзду (причем на всех уровнях существовали четко установленные тарифы), то сегодня многим мало-мальски «продвинутым» чиновникам взятки уже не нужны. Борзыми щенками они больше не берут – к чему мараться? Тем, кто покрупней и имеет соответствующий вес, уже подавай долю в чужом бизнесе, чтобы они могли подмять его под себя и впоследствии «крышевать». И если раньше говорили о бандитской, а потом милицейской «крыше», то теперь все чаще слышно о «крыше» чиновничьей.

Существуют и другие варианты. Например, когда государственное предприятие или учреждение обрастает большим количеством коммерческих фирм-прилипал, возглавляемых родственниками и приближенными начальника. (Классический пример – бывший московский мэр, чья жена стала бизнес-вумен с огромным размахом и миллиардным состоянием.)

Сращивание бизнеса и власти – одна из основных проблем Российского государства. Даже чиновники высшего – правительственного – ранга откровенно лоббируют интересы совершенно конкретных финансовых групп. А кто-то и вовсе имеет связь с криминалом или находится в плену собранного на него компромата. Не говоря уже о привычной системе «откатов», пронизывающей весь госаппарат вплоть до самого низшего муниципального звена. (Достаточно вспомнить прозвище одного из прошлых премьеров Михаила Касьянова – Миша Два Процента.) И в этом причудливом сплаве государственной власти и бизнеса уже не поймешь, где кончается одно и начинается другое.

Никуда не пропало и классическое взаимовыгодное сотрудничество власть имущих по принципу «ты мне – я тебе», когда все вопросы решаются по телефонному звонку и в случае чего рука руку моет.

Из этой системы родилось и соответствующее мироощущение. Многие чиновники откровенно мнят себя пупами земли. И если на Западе представитель бюрократии служит закону, обществу и должен быть образцом для обывателя (в случае же явного отступления от этого стандарта его попросту заклюет пресса и раздавит общественное мнение), то у нас он, как хозяин, использует закон в качестве инструмента собственного обогащения.

Конечно, все это пагубно отражается на развитии бизнеса и экономики в целом, объективно тормозит развитие страны. (Взять, к примеру, те же запредельные цены на жилье, которые не перестают расти только потому, что чиновники и бизнес держат в этой сфере свою монополию.) Поэтому сегодня часть руководящей элиты пытается реформировать существующую административную систему, доставшуюся нам в наследство с советских времен, когда каждое министерство само разрабатывало и принимало нужный ему закон, затем оно же внедряло его в жизнь, контролировало его исполнение и собственную работу.

Нынешняя реформа госаппарата заключается в том, чтобы разделить функции власти и сократить число самих чиновников, сделав этот аппарат менее громоздким и более эффективным. Однако при этом по-прежнему нет никакой уверенности в том, что функции будут реально разделены, а при сокращении армии чиновников (если, конечно, до него дойдет на деле) административное ядро не вытолкнет самых толковых и неудобных. Не случайно лондонский профессор Хоскинс в своей книге «Россия глазами иностранцев» отмечал, что, несмотря на все попытки реформирования, российский госаппарат всякий раз только крепчал, сохраняя традиционное для него кумовство.

Тем не менее попытки эти предпринимать необходимо. Государство – живой организм, который растет и развивается или болеет и умирает. Российское государство несет генетические болячки царского и советского времени. Поэтому процесс выздоровления не может быть мгновенным.

Бороться с пороками системы нужно разными способами. С одной стороны, разделять полномочия и поднимать зарплату, как это сегодня делает Путин. Кроме того, повсеместно ограничивать чиновничий произвол не только в ходе показательных избиений очередных оборотней в погонах, но и в рамках целенаправленной государственной политики. С другой стороны, нужно развивать сами институты гражданского общества и в первую очередь общественное мнение. Необходимы также новые люди, в том числе и выходцы из бизнеса. Поэтому должна существовать система подготовки и отбора кадров. Раньше такая система была, и на разных ее уровнях чиновник проходил многоступенчатую обкатку, что позволяло государству готовить необходимый кадровый резерв. Сегодня она разрушена, поэтому ее необходимо восстанавливать. Для этого должны быть стабильность и четкие правила игры. И их должно выработать само государство, потому что любой чиновник – исполнитель его воли, а не революционер. Причем должен быть изменен и критерий оценки деятельности чиновников. И на место старой системы, при которой главное требование для любого функционера – хорошо выглядеть перед начальством, должна прийти новая – когда его благополучие зависело бы от положения дел на вверенной ему территории.

Пора сделать более прозрачной и саму процедуру назначения чиновников, которая, во-первых, должна осуществляться исключительно на конкурсной основе, а во-вторых, при непосредственном участии общественности. У нас и сегодня «царь» может «достать из рукава» никому не известного премьер-министра. И черт его знает, как он будет работать.

Это все те же пресловутые двойные стандарты, когда власть говорит одно, а продолжает делать совсем другое. Изжить их можно лишь при формировании четкой гражданской позиции у каждого из нас. Только тогда сегодняшние попытки общества выйти на новые горизонты административного реформирования смогут увенчаться успехом. В противном случае не чиновников, а всех нас ждет очередная немая сцена у разбитого корыта пореформенной российской государственности.

Глава 2. Русское правосудие

Почему наша Фемида скорее слепа, чем беспристрастна?

Пришло мне как-то письмо из городского суда, в котором сообщалось, что компьютер произвольно выбрал меня из базы данных как человека, который мог бы стать присяжным заседателем на очередном процессе. Но почта работает плохо – письмо опоздало, да и не в этом суть. Дело в том, что новые веяния, пробивая дорогу и в столь косной среде, как судебная сфера, постепенно входят в нашу жизнь.

Впрочем, нельзя не заметить, что изменения эти происходят по спирали. И то новое, над чем мы ломаем копья сегодня, оказывается не более чем хорошо забытым старым.

В свое время я работал в отделе морали и права «Комсомольской правды». И, занимаясь этой проблематикой, завел широкий круг знакомых в среде оперов, следователей, адвокатов, судей. Общение с ними, наблюдение за их работой параллельно с изучением дореволюционной судебной практики помогло мне еще в 1980-е трезво взглянуть на нашу правоохранительную систему.

Конечно, с тех пор много воды утекло. Однако проблемы, которые стояли перед нами тогда, так и остались нерешенными. Помнится, в одной из статей я размышлял о том, правы ли были присяжные заседатели, оправдавшие Веру Засулич, которая застрелила питерского градоначальника. В XIX веке присяжных ввела судебная реформа 1864 года, благодаря которой появились также независимые судьи, земский суд, возникло разделение прокуратуры и следствия. Прошло полтора столетия, и мы вновь обсуждаем все те же вопросы. Как будто и не было за это время никакого развития.

В начале прошлого века Россия сама погубила собственное правосудие. Старые законы попирались, начиная с революции 1905 года с ее военно-полевыми судами и «столыпинскими галстуками» и заканчивая революцией 1917-го, когда вся правоохранительная система рухнула по полной программе.

С приходом гласности я перечитал ранее неизвестные работы Ленина, и мне стало понятно, что именно он был убежденным вдохновителем революционного террора, который применялся к врагам советской власти. Причем сам вождь мирового пролетариата был профессиональным юристом… Вместо процессуальных норм дореволюционного правосудия у нас появились тройки, распоряжавшиеся людскими судьбами, не обременяя себя длительными разбирательствами. О расстрелах без суда и следствия, которые активно практиковала ВЧК, и вовсе говорить не приходится. Гражданская и Великая Отечественная войны также не способствовали смягчению наказания реальных и мнимых преступников. Да и потом, несмотря на самую демократичную в мире сталинскую Конституцию и прочие атрибуты прав и свобод советских граждан, ситуация мало изменилась. Со временем массовые репрессии исчезли. Зато в борьбе с инакомыслием на помощь марионеточному «позвонковому» суду пришел врач психиатрической лечебницы.

И когда началось восстановление российской судебной системы, оказалось, что органы развращены десятилетиями беззакония. Стоит ли удивляться, что следствие до сих пор нередко заключается в простых вещах: найти крайнего, объявить его подозреваемым и бросить в кутузку, а там уже выбивать нужные показания. (Родственники людей, подвергшихся милицейским пыткам, не раз обращались в нашу газету.) Можно еще посадить упрямую жертву к отпетым уголовникам – проверенный способ делать более податливыми коммерсантов, не желающих расставаться со своей собственностью при ее переделе. СМИ также нередко сообщают о том, что схвачен очередной вор в законе, у которого нашли грамм наркотиков или патрон от пистолета. В общем, и эта методика понятна.