Текст книги "Воины Диксиленда. Затишье перед бурей"

И тут сразу выяснилось, что ненависть плодит только ненависть. К травле раненого британского льва присоединились даже датчане, хорошо запомнившие варварские обстрелы Копенгагена кораблями британской эскадры.

И вот недавно в Петербурге и Константинополе было решено забрать у Британии еще один прекрасный брильянт, украшавший ее корону. Речь идет об острове Мальта, твердыню в центре Средиземного моря, контролировавшую морские пути из Европы в страны Леванта. Но слухи о ее неприступности оказались сильно преувеличенными. В 1798 году Наполеон захватил Мальту практически без боя. Примерно то же самое произошло и в 1877 году. Еще раз было наглядно продемонстрировано, что неприступной крепость может быть лишь в том случае, когда ее гарнизон полон решимости защищать ее до последней капли крови.

Когда югороссы пригласили меня на борт их флагманского корабля, чтобы я стал свидетелем захвата Мальты, я поначалу удивился. Поначалу я решил, что они слишком самонадеянны. В свое время я побывал на Мальте, и лично убедился, что это одна из сильнейших крепостей в мире. Вход в гавань прикрывали мощные форты Сент-Анджело и Сент-Эльмо. Стены высотой в двенадцать и толщиной в пять метров спускались к воде, как бы образовывая двойное кольцо. Их прикрывали несколько мощных башен, позволявшие вести огонь не только по гавани, но и по сухопутным подступам. Центральным узлом обороны была резиденция великого магистра ордена Госпитальеров, составлявшая с замком одно целое. Все форты крепости были соединены в общую систему укреплений, а саму крепость опоясывала двойная стена. К тому же внутри города многие здания легко превращались в опорные пункты. Правда, артиллерия на острове осталась прежней – еще времен Наполеона. Британцы самонадеянно рассчитывали на то, что их могучий флот не позволит противнику в упор расстреливать форты крепости.

Русские и югороссы пригласили меня именно для того, чтобы я подробно и достоверно отобразил захват Мальты. Ведь репортеры, которых и близко не было у Ла-Валетты, потом понапишут такое…

– Нигде так не врут, как на войне и на охоте, – сказал мне адмирал Ларионов, и в этом я с ним был абсолютно согласен. Слово тоже может быть оружием, причем весьма острым. И потому я решил написать обо всем, что видел, без каких-либо прикрас.

Я начну с описания флагманского корабля югороссов. Авианесущий крейсер «Адмирал Кузнецов» – это настоящий плавучий город. Триста метров в длину и шестьдесят тысяч тонн водоизмещения. Авианесущим он называется потому, что на нем базируются те ужасающие летательные аппараты, что разгромили несметные турецкие орды и привели в трепет всю Европу, напомнив ее властителям, что они тоже смертные.

Рядом с этим гигантом даже знаменитый пароход «Грейт Истерн», на котором я путешествовал из Ливерпуля в Нью-Йорк десять лет назад, показался мне недомерком. И дело тут даже не вдвое большем водоизмещении югоросского военно-морского Левиафана. «Грейт Истерн» имеет паровые машины обычного типа в восемь тысяч лошадиных сил и может развить скорость в четырнадцать узлов. Паровые же машины «Адмирала Кузнецова» совершенно нового типа. Их мощность составляет двести тысяч лошадиных сил. С их помощью русский корабль развивает скорость до двадцати девяти узлов. Стоять на его палубе, возвышающейся над морем на двадцать пять метров, это все равно что забраться на крышу восьмиэтажного дома. Отсюда на любой другой корабль можно смотреть сверху вниз. Когда я первый раз поднялся на его палубу, то от такого зрелища у меня просто захватило дух.

Югоросская эскадра вышла из Константинополя три дня назад в составе авианесущего крейсера «Адмирал Кузнецов», эсминца «Адмирал Ушаков» и четырех десантных кораблей с русской тяжелой штурмовой пехотой на борту. Новый русский император Александр III выделил для этого дела 11-й Фанагорийский гренадерский полк имени генералиссимуса князя Суворова. Можно сказать, что это лучший полк русской армии, за исключением, пожалуй, гвардейских частей с их почти вековой историей. Сказать честно, были в этой истории и битва под Бородино в 1812 году с армией Наполеона, и взятие русской армией Парижа в 1814 году. Но это дело прошлое. Теперь же русские чудо-богатыри, как называл фанагорийцев Суворов, собирались поквитаться за все мерзости, которые британцы сотворили для России.

Вчера, за день до высадки, до нас дошло потрясшее всю Европу известие о невероятной по жестокости расправе, которую британские войска учинили в ирландском Корке. Жертвами ее стало мирное и безоружное население. Югоросские и русские офицеры, солдаты и матросы переживали за безвестных им ирландцев так, будто убийствам и насилиям подверглись близкие им люди. И это неудивительно: ведь и в войну за освобождение Болгарии Россия вступила, руководствуясь исключительно желанием прекратить страдания христианских народов Балкан, стонавших под игом кровожадных турок. В нашей милой Франции такие благородные порывы давно забыты. Наши солдаты идут в бой и умирают не за идеалы свободы, равенства и братства, начертанные на нашем знамени, а за прибыли банкирского дома Ротшильдов. Я думаю, что именно это забвение идеалов и превратило Францию из сильнейшей державы континента в обычное государство Европы. Так проходит слава мира…

К Мальте югоросская эскадра подошла перед самым рассветом. Там ее уже ждал возглавляющий блокадные силы корвет «Ярослав Мудрый». До Ла-Валетты, главного оплота англичан на Средиземном море, оставалось меньше десяти миль. А утром, с первыми лучами солнца, все и началось…

Я стал свидетелем того, как с палубы «Адмирала Кузнецова» в воздух поднялись тяжелые летательные аппараты, именуемые вертолетами. Их принцип действия основан на отбрасывании вниз воздуха большим воздушным винтом, расположенным в горизонтальной плоскости. Восемь из них несли десант, еще восемь были предназначены для того, чтобы сверху обстреливать противника из митральез и бросать на него бомбы.

Защищающие Ла-Валетту форты, не приспособленные для отражения подобной атаки, пали под натиском югороссов почти одновременно. Русский «spetsnaz», высадившийся прямо на головы британским артиллеристам, захватил орудия и частью пленил, частью разогнал расчеты. Форты Сент-Анджело и Сент-Эльмо были взяты с ходу. Путь русскому флоту в сердце британской базы был открыт.

А в это время к гавани Гранд-Харбор восемнадцатиузловым ходом уже двигались десантные корабли югороссов.

Корабли подошли прямо к причалам. Распахнули десантные порты, и за несколько минут крепость заполнила русская пехота, вооруженная винтовками с длинными игольчатыми штыками. Британская колониальная пехота, составлявшая большую часть гарнизона Мальты, тут же начала бросать оружие и сдаваться в плен. Набранные в далекой Индии, они не желали сражаться за своих офицеров-сагибов, которые не считали индийцев за людей. К тому же вид барражирующих над их головами вертолетов потряс сипаев.

К полудню все было кончено. Солдаты-индусы сдались, а британские офицеры или были убиты, или застрелились. Многих из них подняли на штыки свои же солдаты. А их жены и дети подверглись насилию. Резня, начавшаяся было в городе, была немедленно пресечена по приказу адмирала Ларионова. Он приказал взять под охрану семьи британских военных и на месте расстреливать мародеров, невзирая на их национальность.

Так, над Мальтой, по соглашению с Югороссией, отошедшей к Российской империи, взвился российский флаг. Император Павел I, прадед Александра III, был последним магистром Мальтийского ордена, и русские цари по праву считали этот остров своим законным наследным владением, лишь временно оккупированным англичанами.

Так была перевернута еще одна страница истории этого древнего острова, чему я лично был свидетелем и о чем, как и было договорено, поведал своим читателям.

29 (17) декабря 1877 года. Борт БДК «Калининград»

Майор Сергей Рагуленко, прикомандированный к Добровольческому корпусу

Надо мной возвышалась серая громада корпуса БДК «Калининград» с большим белым номером «102» на борту. На этом корабле я со своей ротой попал в эти времена, на нем же я отправлюсь в свое новое путешествие и на этот раз. Корабль стоял, приткнувшись носом к берегу. Носовая аппарель приветливо распахнута, трап приглашающе опущен. Сейчас «Калининград» похож на кита, соблазняющего Иону прокатиться в его чреве. Ну, вот, кажется, и все. Пришло время сказать Кубе «до свиданья». Все наши дела сделаны, сформированный и прошедший первичную подготовку Добровольческий корпус КША отправляется на остров Корву, чтобы там полностью экипироваться, вооружиться и окончательно отточить свое боевое мастерство. Я, моя Маша и ее сестры тоже отправляемся в путь. Я – до Корву, а Маша с сестрами – до Константинополя, где их примут и позаботятся в режиме «все включено».

Маша крепко обняла отца и Мерседес, жену подпоручика Игоря Кукушкина, который сменил меня на Кубе, и с которой она крепко подружилась за последние две недели. После чего чмокнула Игоря в щеку, приветливо кивнула Инес, потрепала Билли по растрёпанным волосам, и мы втроем, с Машей и Лоретой, двинулись внутрь БДК по аппарели. Все остальные уже были на борту «Калининграда»: половина Первого Кавалерийского полка, спецназ, команда артиллерийского дивизиона, и в отдельном кубрике – дамский снайперский взвод Лореты-Ханеты Веласкес… Теперь и у нас есть свои «белые колготки»… Конечно, ни о каких колготках речи и не идет. Девчонки с самого кубинского дна, и до того, как попасть к нам, они даже не знали что значит есть досыта. Зато глаз у всех острый, рука не дрожит, а сердце полно отваги. Оружие страшной разрушительной силы…

Чтобы разместить такое количество народа сверх всяких штатов, в танковом трюме выстроили трехъярусные нары, превратившие его в плавучую казарму, помимо занятых офицерским составом кубриков. То же сделано и на трех других кораблях конвоя. Только на «Новочеркасске» в танковом трюме размещены станки с теми немногими лошадьми, которых мы везем с собой на Корву. Все остальное – и оружие, и большую часть конского поголовья – корпус получит уже там.

Пройдя через трюм, где нас громко приветствовали добровольцы, мы по внутреннему трапу поднялись на палубу. «Калининград», последний из кораблей конвоя, вышел в море. Прощай, Куба, мы еще вернемся!

Мануэль поставил на палубу подаренный мною сидишник, вставил в него диск, который я записал еще в Константинополе – и зазвучала веселая латиноамериканская мелодия из нашего времени. Девушки не удержались и тут же стали приплясывать, а Мануэль начал танцевать – то с сестрами, то с Элианой, то с Марипосой… Я повел Машу в танце – когда-то я неплохо научился и самбе, и сальсе, и другим кубинским танцам.

Но через минуту Маша увлекла меня к борту.

– Серхио, милый, – сказала она, – давай просто немного постоим. Мне что-то немного грустно, знаешь ли… Ведь и Гуантанамо, и Сантьяго были всем тем миром, который я знала, а теперь он уходит в прошлое. И когда я еще смогу увидеть отца и милую Мерседес?

Да, Гуантанамо уже исчез в дымке, да и наша база удалялась всё дальше… И вдруг Маша сказала:

– Милый, а ты знаешь, что нас скоро будет трое?

И тут я не выдержал, подхватил ее и закружил, совершенно не в такт музыке. Маша сначала засмеялась, а потом осторожно высвободилась из моих объятий.

– Поставь меня, пожалуйста, Серхио, – сказала она, – голова кружится. А ещё я не хочу, чтобы ему, или ей, стало плохо.

Мы уселись прямо на палубу, а я обнял ее крепко-крепко.

– Когда мы поедем к папе на свадьбу, – сказала Маша, – вот тогда он и увидит своего первого внука. Или внучку.

– Милая, – ответил я, – на свадьбу твоего отца мы обязательно отправимся на Кубу. Конечно, если тебе не будут противопоказаны путешествия…

Насчет свадьбы… Позавчера в «особняке Родриго» был прием в честь помолвки Лореты и Родриго. Вместо родственников Лореты был сам президент Дэвис, в гостях – все правительство и весь генералитет Конфедерации, а также многие югороссы. Мне же пришлось поработать шафером. Из «не своих» был лишь Рафаэль Веласкес, его супруга Лилиана (да, та самая Лилиана де Сеспедес и Веласкес, с которой Лорета дружила с детства) и трое их детей – те, кто постарше. Все было скромно и по-семейному, зато я не припомню ни одной пары, которая так светилась бы от счастья. Конечно, пока у них «дан приказ ему на запад, ей в другую сторону», но это ненадолго…

А вчерашний день прошел весь на нервах. Конечно, все было подготовлено к «великому переселению народов», но когда вы путешествуете с девушками, то в последний момент выясняется, что того нет, этого нет, вместо этого нужно взять то… Причем с Машей, как обычно, проблем не возникало, с девушками с почты тоже, а вот сестры дали жару нам, точнее, мне… То же повторилось и сегодня с утра, так что мы еле-еле вовремя оказались на борту, да и то лишь после того, как Маша устроила им головомойку. Но как только мы отчалили, девушки забыли обо всех своих вчерашних бесчисленных заботах. Впрочем, я мельком подумал, что женился на правильной сестре. Будущим мужьям Алисии и Исабель будет не в пример сложнее, чем мне.

Вскоре сестры и Мануэль убежали побродить по кораблю, и мы с Машей остались вдвоем у леера. Мы уже прилично отошли от берега, и «Калининград» заметно ускорил ход.

И начались типичные будни большого десантного корабля. Почти типичные. Кок расстарался и для моей жены, и ее сестер, а также для девушек-снайперш Лореты-Ханеты – готовил разнообразные кубинские блюда, которые редко увидишь на борту военного корабля. Но я подозреваю, что у него был хороший учитель. Обедали, завтракали и ужинали мы тоже все за одним столом, и атмосфера при этом больше напоминала круиз, чем поход на военном корабле.

Лорета-Ханета попутно учила своих сорванцов этикету.

– Смотрите, птенчики, как надо делать, – говорила она при этом, – вот выйдете замуж за югороссов, как госпожа Мария, и станете настоящими сеньорами – тогда это вам и пригодится.

31 (19) декабря 1877 года. Полночь. Борт БДК «Калининград»

Майор Сергей Рагуленко, прикомандированный к Добровольческому корпусу

Чем дальше мы уходили на север, тем прохладнее и дождливее становилась погода. Наш конвой скоро покинул зону действия Гольфстрима и вошел в воды холодного Канарского течения, после чего зима предъявила нам свои права. Девушки откровенно мерзли бы, если бы не шубы и меховые шапки, которые я попросил привезти и вручил им всем в качестве новогодних подарков – соболиные для Маши, лисьи для ее сестер, и кроличьи для Элианы и Марипосы. Мануэлю же досталась пуховая куртка. Впрочем, если честно, то по русским стандартам было не так чтобы совсем уж холодно: ночью градусов семь-восемь, а днем – все пятнадцать. Но в Константинополе, хоть и редко, бывают и морозы, и снег, так что мои подарки им еще пригодятся.

А на Новый Год нам устроили настоящий праздник. Как оказалось, пока «Калининград» стоял в Гуантанамо, втайне от нас и всей команды в кают-компанию с гор к северу от Гуантанамо доставили самую настоящую елку. Когда настала новогодняя ночь, один из офицеров нацепил бороду из ваты и поработал дедом Морозом. Снегурочкой сделали Элиану, ее смуглая кожа в сочетании с белым париком смотрелась весьма пикантно. Праздник, что называется, удался, а очаровательные дамы и девицы были его главным украшением.

Кстати, тот самый незнакомый мне офицер потом исчез из кают-компании одновременно с Элианой. Как я и сказал когда-то девушкам, мужским вниманием в Югороссии они обделены точно не будут. Марипоса держалась чуть дольше, но и она что-то уж очень весело щебетала на новогоднем празднике с одним лейтенантом. А вот Алисия и Исабель пока не торопились с выбором, хотя на них уже засматривалась вся команда. Наверное, они решили, что в Константинополе рынок женихов будет побогаче, чем на борту военного корабля. Но это уже их дело, и я в него совершенно не суюсь. Пусть они сами решают, как им жить и за кого выходить замуж.

31 (19) декабря 1877 года. Вечер. Константинополь. Дворец Долмабахче, кабинет контр-адмирала Ларионова

Присутствуют:

Правитель Югороссии контр-адмирал Виктор Сергеевич Ларионов;

Канцлер Югороссии Александр Васильевич Тамбовцев;

Глава МИД полковник Нина Викторовна Антонова.

Когда большие напольные часы отбили восемь вечера, второе и третье лица Югороссии, канцлер Тамбовцев и глава МИД Антонова вошли в кабинет только что вернувшегося из похода на Мальту Правителя Югороссии контр-адмирала Ларионова. Хозяин кабинета привстал им навстречу.

– Присаживайтесь, товарищи, – сказал он, – с чего начнем?

– Наверное, лучше начать с Мальты – ответила полковник Антонова, переглянувшись с Тамбовцевым, – дипломатическая реакция на ее захват и передачу в качестве территории, подвластной Российской империи, колеблется от скрытно-негативной до сдержанно-одобрительной. Открыто свое негодование высказывает только Великобритания, но, как известно, в последнее время эта страна вынесена за скобки мировой политики.

– Нина Викторовна, а какова реакция госдепартамента САСШ? – поинтересовался контр-адмирал Ларионов.

– Глухое молчание, Виктор Сергеевич, – ответила Антонова, – никакой официальной реакции нет. Скорее всего, у Вашингтона имеются какие-то свои планы в отношении Великобритании. Точнее, Канады. И теперь господа из госдепа таинственно и многозначительно молчат. Ну и пусть молчат. Если они в конце концов как-то отреагируют на это событие, то ответим. Если будут молчать, то и мы будем делать вид, что мнение САСШ нас абсолютно не интересует. По большому счету, именно так оно и есть.

– Хорошо. – Контр-адмирал Ларионов встал из-за стола и прошелся по кабинету. – Информация о подозрительных шевелениях САСШ и его алчных взглядов на север поступает к нам из самых разных источников. Пока ничего конкретного. Но можно предположить, что американский орел-стервятник уже почуял запах падали. Нина Викторовна, по неофициальным каналам осторожно прозондируйте в Париже и Берлине их отношение к возможной аннексии Канады САСШ. И не спускайте глаз с этого направления. Президент Хейс хотя и получил прозвище «бабушка Хейс», но ребята, что рулят сейчас в Конгрессе – полные отморозки, поднявшиеся на спекуляциях во времена Реконструкции. Что-то вроде наших «конкретных пацанов» 90-х, только с едва видимым налетом респектабельности. Потому можно ждать от них чего угодно.

– Хорошо, Виктор Сергеевич, – сказала Нина Викторовна, – мы приступим к этой работе и подключим к ней наших коллег из ведомства графа Игнатьева. В конце концов, та же Мальта показала, что мы успешно делаем одно общее дело. Что касается дипломатической реакции на это событие, то негативное отношение высказала только Вена. В ней до сих пор вспоминают Рейхштадтское соглашение. В ответной ноте мы указали, что Югороссия данного соглашения не подписывала, а потому мы возвращаем им их протест обратно.

– Ну и как они на это отреагировали? – поинтересовался адмирал Ларионов. – Громы и молнии не метали?

– Похоже, что с этими атмосферными явлениями у них дефицит, – ответила полковник Антонова, – пробубнили что-то невнятное, на чем все и закончилось. Мы же направили в Петербург наши предложения о полной денонсации Рейхштадтского соглашения как полностью утратившего свою силу. Там пока думают над нашим предложением.

– Пусть думают, – сказал Ларионов, – хотя Австрия сейчас не опасна. Большее, на что она способна – это выкатить против России очередной протест, да пожурить незлым бабулиным голоском. И, кстати, какова реакция Берлина на все происходящее?

– Поскольку Германия – член Континентального альянса, а захват Мальты ни в коем случае не ущемляет германских интересов, то Берлин уже прислал свои поздравления. Пока канцлер Бисмарк и император Вильгельм не построят для Германии современный военный флот, основная ее агрессия будет направлена на Францию. И еще они не против поучаствовать в очередном перекраивании европейских границ. Конечно, они бы хотели получить кое-что из «австрийского наследства», но Бисмарк – умный политик, и все же не хочет полностью аннигилировать лоскутную империю. Все в жизни может случиться. Реакция же Парижа – сдержанно-испуганная. Там боятся делать резкие движения, понимая, что Германия внимательно наблюдает за ними и активно ищет повода для повторения экзекуции, которую Пруссия уже проводила семь лет назад. Они сейчас надеются на одну лишь Россию, рассчитывая, что не в ее интересах полный разгром Франции.

– Полный разгром Франции действительно не в наших интересах, – сказал Тамбовцев. – Ее ослабление – да, полезно. А полная гегемония Германии в Европе чревата в будущем для нас большими неприятностями. Пока Бисмарк жив, мы можем их не опасаться. А если он умрет?

– Да, а кто придет ему на смену? – задумчиво произнес Ларионов. – Надо, пока не поздно, выращивать среди германского истеблишмента мощную пророссийскую партию, которая в случае смерти «железного канцлера» выдвинет из своей среды нового лидера, который заменит Бисмарка.

– Хорошо, Виктор Сергеевич, – сказала Антонова. – А теперь давайте поговорим о Корке. Наша разведка, пытаясь дезинформировать англичан по поводу даты и места предстоящего ирландского восстания, явно перестаралась, и добилась весьма неожиданного для себя результата…

– Скорее, это британцы стали такими нервными, и теперь в каждом ирландце видят заговорщика, – добавил канцлер Тамбовцев. – Наша невинная провокация, которая должна была заставить их несколько напрячься, обернулась кровавыми эксцессами. Судя по всему, они совершенно не в курсе наших настоящих планов, и потому и принялись палить из пушек по воробьям.

– И какова международная реакция на случившееся в Корке? – поинтересовался Ларионов.

– Как всегда, разная, – ответила Нина Викторовна. – Берлин, Петербург, Копенгаген и даже Париж высказали свое возмущение кровавой расправой над ирландцами. Вена сдержанно сочувствует Лондону, а Вашингтон опять загадочно молчит, что снова наводит нас на определенные размышления.

– Хорошо, – сказал Ларионов, – САСШ у нас и так в особом списке, наряду с Великобританией. Александр Васильевич, скажите, готовы ли мы принять у себя определенное количество ирландских беженцев и позаботиться об их благоустройстве?

– Мы уже принимаем и трудоустраиваем беженцев из самой Британии, – ответил тот, – в основном тех, кто бежит от безработицы и хаоса в экономике, вызванных морской блокадой. Думаю, что и для ирландцев у нас найдется место.

– Отлично, Александр Васильевич, – сказал Ларионов, – нам нужны рабочие руки. А что у нас на кубинском направлении?

– Группа майора Рагуленко уже покинула базу Гуантанамо и направилась на остров Корву для проведения завершающего этапа подготовки. В настоящий момент на Кубе осталось подразделения подпоручика Кукушкина – для обеспечения нашего экономического присутствия на этом острове. К запуску готовы несколько бизнес-проектов по созданию совместных предприятий с Германией и Российской империей в сфере промышленной переработки сахара, табака, добычи и переработки никелевой руды. Весь вопрос только в том, насколько быстро будут реализованы планы по его аренде. Пока этот остров не принадлежит нам. И мы не хотим рисковать, вкладывая средства в его экономическое развитие. Ибо администрация в Гаване ненадежна. Коррупция просто зашкаливает.

– Неужели? – удивился Ларионов. – И в самом деле тамошние чиновники настолько продажны?

– Это не то слово, Виктор Сергеевич, – сказал Тамбовцев, – все продаются и все покупаются. Причем просто по демпинговым ценам. И верить ни одному чиновнику нельзя – он с легкостью необычайной возьмет ваши деньги, и тут же, что называется, не отходя от кассы, с радостью переиграет все в пользу следующего взяткодателя. Если мы возьмем этот остров в аренду, то всю тамошнюю администрацию надо гнать в шею. Посадить их на пароход со всеми их чадами и домочадцами и отправить прямиком в Кадис. Мы уже ведем работу по поиску и подготовке альтернативных местных управленческих кадров. Думаю, что эта проблема тоже будет решена.

– Нина Викторовна, что у нас по переговорам об аренде Кубы? – поинтересовался адмирал Ларионов.

– Переговоры практически завершены, – ответила та, – ключевым моментом в них является возвращение Испании Гибралтара. Пока он еще в руках британцев, мы не можем рассчитывать на то, что Испания обменяет «Скалу» на договор о длительной аренде острова Куба.

– Ну что ж, – сказал Ларионов, – поскольку вопрос с Мальтой мы уже решили, настало время заняться Гибралтаром. Думаю, что еще до Пасхи все вопросы с арендой Кубы будут урегулированы, и Александр Васильевич сможет развернуться там во всю широту своей души. А пока, товарищи, давайте закончим все наши дела. Нас уже ждут в зале приемов. Будем вместе встречать Новый, 1878-й, год.

Новогодняя ночь 1878 года. На борту парохода «Ошеаник»

Джеймс О'Нил Стюарт, инженер, первый лейтенант артиллерии армии Конфедеративных Штатов Америки

Пусть я и шотландец по происхождению, но все же вырос на американском юге, и поэтому мне совершенно не свойственна бережливость. Впрочем, с моей бывшей супругой деньги от меня и без того утекали рекой. Хоть мне платили немалое жалование, когда я работал инженером на одном из заводов в Глазго, мне их постоянно не хватало. И однажды моя бывшая жена вдруг взяла и исчезла. Через три месяца мне пришло письмо от ее адвокатов, которые предложили мне неплохую сумму за мое согласие на развод. Не раздумывая, я согласился, поскольку еще с момента свадьбы стал понимать, что женитьба на Анжеле была большой ошибкой. Конечно, я мог бы узнать, к кому она ушла – явно ее новый избранник побогаче меня. Но я, к своему вящему удивлению, вдруг понял, что мне это абсолютно безразлично.

Когда же пришло письмо от майора Семмса, я продал все, что у меня еще оставалось, и отправился в Ливерпуль, и далее первым классом на пароходе компании Уайт Стар Лайн «Ошеаник» – в Америку. Прибыв в Нью-Йорк, мне нужно будет добраться до Гаваны, а оттуда по железной дороге доехать до небольшого местечка под названием Гуантанамо.

На борту корабля мне повезло дважды. Я познакомился там с юной и очаровательной Катрионой (кстати, так же звали, и мою покойную мать). И на «Ошеанике» у меня появился новый друг – Сэм, возвращающийся в Америку из путешествия по Европе; мы с нимс стали практически неразлучны. Миссис Кэмпбелл зорко следила за тем, чтобы Катриона не оставалась со мной наедине: видите ли, я ей не пара. А вот Фиону она пыталась подсунуть Сэму. Но это она сделала напрасно – он женат, и жене, как я понял, изменять не собирался.

На Новый Год для пассажиров первого класса на борту «Ошеаника» устроили настоящий праздник: французское шампанское лилось рекой, а на закуску – лучшая ирландская баранина, шотландский лосось, бельгийский шоколад… Мы с Сэмом плясали с дамами – и с Фионой, и с Катрионой, и с другими, нам незнакомыми. Потом Сэм, подмигнув мне, пригласил на вальс миссис Кэмпбелл и увел ее в дальний угол танцевального зала, а я остался вальсировать с Катрионой.

– Катриона, – шепнул я ей на ушко, – не знаю, вернусь ли я оттуда, куда я сейчас следую, но, если вернусь, то будьте, пожалуйста, моей женой!

– Глупенький, – шепнула она в ответ, – я согласна. Ведь я тебя полюбила еще когда впервые увидела тебя там, на корабле в Данлири! Я дам тебе мой адрес в Дублине, и ты найдешь меня.

Но вскоре миссис Кэмпбелл заявила, что устала, и увела с собой обеих девушек. Чуть позже ушла пара английских аристократов со своим сыном – наши соседи по столу. За столом остались лишь я и Сэм. Тот сильно устал – Фиона буквально висла на его шее весь вечер, не понимая намеков на то, что он уже женат. Теперь, когда мы с ним остались одни, мы налили себе по стаканчику виски и немного расслабились.

И тут я неожиданно для самого себя сказал:

– Сэм, если ты не против, я расскажу тебе свою историю…

– Давай, Джим, может быть тебе после этого станет легче, – ответил Сэм.

И я начал свой рассказ…

Родился я в городе Ричмонд, что в штате Вирджиния. Мой отец, Александр Стюарт, родился в Глазго, но родом был из шотландского Аппина. Он был одним из тех многочисленных Стюартов, чьих предков в свое время англичане согнали со своих земель. Моя мать, Катриона О'Нил, родилась в Бостоне, куда первоначально прибыл и мой дед с семьей. Мой дед, в честь которого меня назвали Джеймсом, был искусным кузнецом и неплохо зарабатывал. Но все его деньги уходили на образование детей: моего отца и его братьев. Обе моих тети тоже получили весьма неплохое для девушек образование, и обе уже давно замужем. Одна из них стала супругой Алана, старшего брата моей матери.

Получив инженерное образование, отец попросил руки моей матери, но ее семья была против, считая это мезальянсом. Интересно, что и семья моего отца считала точно так же. Папа с мамой тайно обвенчались, и однажды ночью сбежали в Вирджинию, подальше от родни. Отец нашел работу на Восточно-Теннессийской и Вирджинской железной дороге. Там я и родился в 1846 году. Потом отцу предложили работу ведущего инженера в Эйкене, на Южно-Каролинской Железной Дороге. И с четырех лет я жил в Южной Каролине.

В конце 1861 года к нам в городок приехали рекрутеры для новой армии Южной Каролины. И мы с моим лучшим другом, Джоном Эрскайном, который был на год старше меня, наврав, что нам уже по восемнадцать, попытались записаться в армию. Но соседи рассказали все отцу, и тот пришел и увел нас оттуда за уши. Но нас было не остановить – почему это другие воюют, а мы нет? И мы с Джоном на скопленные нами деньги уехали через Вирджинию и Теннесси в Новый Орлеан, куда к тому времени переселились тетя Айлин и дядя Алан.

Впрочем, до их дома мы так и не добрались – полагаю, это было к лучшему. Вряд ли бы дядя Алан поверил в то, что меня родители отпустили одного в Новый Орлеан. Прямо на привокзальной площади проводилась запись добровольцев. И здесь, в отличие от Эйкена, нам поверили. Более того, нас проэкзаменовали по математике, которая всегда была моим коньком, и определили в Первую Батарею Конфедерации под начало Оливера Джона Семмса. Под его командованием я и служил практически всю войну, кроме того времени, когда был ранен или находился в плену.

Я быстро дослужился до лейтенанта, а мой друг Джон был одним из ездовых. Я участвовал как в захвате «Дианы», так и в ее героическом боевом пути. При Байу Теш, прикрывая отход наших соединений, мы попали в плен. Капитану Семмсу и многим другим удалось бежать с корабля, на котором нас везли вверх по Миссисипи. Но нас с Джоном в последний момент схватили. После этого нас сковали цепями, и второй возможности сбежать у нас не оказалось…