Текст книги "Пепел родного очага"

Хункарпаша встал при помощи сына, прохромал вперед и встал перед всеми. С минуту помялся.

– Сначала я другое скажу, – начал он. – Чтобы все знали. Я видел этих шакалов, с ними говорил. Не думайте, что они пройдут стороной, мимо нас. Не для того они сюда пришли. Они пришли не просто грабить и убивать, они пришли забрать наши души, нашу совесть и честь. Это не освободители, а террористы, фанатики, волки, которые готовы передушить все стадо только для того, чтобы слава о них прокатилась по всему Кавказу, по всей России, по всей земле. Вспомните Буденновск, Кизляр, Первомайск. Что им там надо было, за что они убили невинных людей? Думаете, это кровная месть, освободительная война? Нет, они хотят унизить другие народы, осквернить память наших предков, сломить нашу гордость! Вот что им надо. Только поэтому с ними надо драться. Я ни на шаг не уйду от своего дома, или умру. Я не хочу, чтобы этим нелюдям досталась хоть горсть пепла из моего очага.

Все мужчины зааплодировали Хункарпаше, а он поднял руки, чтобы все успокоились, и продолжал:

– Нет-нет, я никого не призываю драться с вооруженными и хорошо обученными бандитами. Да и не каждому это дано, а пустые, бесполезные жертвы никому не нужны: ни людям, ни Богу. Путь каждый из вас спросит себя, готов ли он к этому, и самому себе даст ответ. Это будет самым честным. – Хункарпаша опустил свои мохнатые брови, пожевал губами и продолжал: – Были мы у Заурбека, все ему рассказали. Он клятвенно обещал, правда, не на Коране, что все сведения передаст куда надо. Сегодня у него опять был Казбек, мой сын – вы знаете его. Он сказал, что Заурбек сбежал, увез свою семью и свои вещи. Только замки хорошие оставил, – закончил он под общий смех.

Снова стал говорить председатель сельсовета.

– Решим так: всех детей и женщин надо увезти туда, где безопасней. Кто останется защищать село, с оружием соберемся у мечети. Я вчера говорил по телефону с районом, говорил им о Хункарпаше, о странных слухах. Сейчас позвоню еще, попрошу, чтобы прислали милицию, военных или, на худой конец, дали ополченцев из Хасавюрта или оружие. Все, можете расходиться.

Пока ехали домой, Казбек рассказал отцу, что мать категорически отказалась уезжать, и о том, как над горами кто-то подбил вертолет.

Про вертолет Хункарпаша вроде бы пропустил мимо ушей, а про жену сердито сказал:

– Вот глупая женщина! Как курица, сама под колеса норовит попасть.

Но краем глаза Казбек видел, какой гордостью и любовью к его матери светятся отцовские глаза.

3

Пока старый ПАЗик пилил по горным, ухабистым дорогам до Новолакска, Ахмеднаби молча наблюдал за меняющимся за окном пейзажем и думал только об одном: как бы скорее выбраться на асфальтовую дорогу и глотнуть свежего воздуху, потому что в салоне стояла ужасающая духота и вилась пыль. По мере того как автобус приближался к райцентру, людей в машине становилось все больше и больше, духота и жарища все нестерпимее, а гул мужских, женских и детских голосов все гуще и недовольнее.

Сначала Ахмеднаби, чтобы отвлечься от нудной дороги, затеял играться со своей сестрой, с которой сидел на одном сидении, пытаясь то ущипнуть ее, то дернуть за волосы, но та только нехотя отбивалась и просила:

– Не надо, Ахмеднаби, у меня нет настроения. Ну, отстань же, говорю, у меня голова болит от этой жары!

– Хочешь, анекдот расскажу, про чукчу? Приехал чукча в Москву, купил для родных подарки: радиоприемник, телевизор и банку консервов. Приехал домой, включил телевизор. На первом канале – Ельцин, на втором и третьем – тоже Ельцин. Включил радио – на всех волнах тоже Ельцин. Посмотрел на банку с консервами и подумал: «Ну, уж нет, ее я открывать не буду. Чукча умный».

Хадиша лишь пискнула и снова замолчала. Тогда Ахмеднаби откинулся на спинку сидения и закрыл глаза, прислушиваясь к разговорам в салоне. Вот одна женщина жаловалась другой:

– У меня позавчера козу украли бандиты. Хорошая коза, удоистая, по три литра за раз давала. Утром встала, а в хлеву ворота раскрыты, и козы моей нет.

– Может, убежала? – предположила собеседница.

– Как же она убежит, если ворота на щеколду закрываются. Нет, это точно чужие! Свои у нас никогда не воровали…

Из другого места доносился старческий бас:

– Я ему говорю: «Сынок, зачем тебе в добровольцы идти. Для войны есть войска, солдаты, это их дело – бить этих проклятых ваххабитов и террористов. А что ты сделаешь со своей винтовкой? Он тебя одной очередью перережет пополам, как барана! Ведь у тебя трое детей, жена, дом. Что с ними будет, если тебя убьют?» Нет, все равно не послушался, записался в это проклятое ополчение! Вот, собрали со старухой кое-что, везу ему в Хасавюрт…

– Может быть, сестра примет, – слышался жалостливый, усталый женский голос сзади. – Сейчас и не знаем, кого винить: то ли военных, то ли этих шайтанов-бородачей, которые принесли в наш дом эту заразу ваххабитскую. Ведь жили как все люди: в мире, в достатке, нас никто не трогал, мы никого не трогали. Так нет, нате вам войну! Сколько раз говорили мужчинам – не связывайтесь вы с этими бандитами, они до хорошего не доведут! Но разве они слушают нас, женщин! Одно говорят: это не вашего ума дело, ваше дело детей кормить и растить. Вот и доигрались! Теперь нет у нас ни дома, ни села – все разбомбили, остались одни развалины! Я с детьми еле выбралась. Кругом военные, милиция, ополченцы. Где ни остановят, спрашивают: ваххабитка? А я говорю: с вами и вправду скоро ваххабиткой станешь. Зачем нас мучаете, зачем убиваете? Разве дети, старики и женщины виноваты?..

Женщина, которая выслушивала ее горести, посмотрела в окно и воскликнула:

– Вон! Легки на помине. Сейчас опять документы проверять начнут.

Ахмеднаби увидел, как автобус тихо подкатывал к окраине Новолакска, к милицейскому посту с бетонными «лабиринтами», возле которого стояли старая четырехколесная бронированная машина и несколько милиционеров в бронежилетах и с короткоствольными автоматами. Вот один из милиционеров увидел подкрадывающийся автобус и поднял красный кружочек, приказывая остановиться.

Автобус дернулся и встал, дверца с шипением распахнулась, впуская двоих милиционеров. Они были потными и запыленными. Один из них скинул фуражку, вытер лицо платком и недовольно покачал головой.

– Ну и духота у вас здесь! – Повернулся к водителю. – Почему вентиляционные люки закрыты? Ты что, скотину возишь?

Водитель осклабился, приподняв кончики черных усов, коротко ответил:

– Они заварены, командир.

– Зачем же заварил?

– Воруют, – снова коротко пояснил водитель.

– Чего у тебя здесь воровать-то, драные сиденья, что ли!

– Сиденья-не сиденья, а у меня каждый ключик, каждый болтик на счету. Попробуй их сейчас найти.

Милиционер отмахнулся от него, как от мухи, и громко объявил:

– Всем приготовить документы для проверки!

– А если их нет? – спросил кто-то.

– Тогда выходи, разбираться в другом месте будем.

Пассажиры зашумели:

– Сколько можно! У каждого столба останавливают! Документы уже в тряпки превратились.

Но милиционер не обращал на крики внимания – он, видно, уже привык к ним и делал свое дело сосредоточенно и быстро: открывал паспорт, перелистывал, сверял фотографию с оригиналом и возвращал его владельцу. Вот он взял паспорт женщины, которая рассказывала о своем разрушенном доме и которая ехала к сестре. Милиционер быстро пролистал паспорт, спросил женщину:

– Вы откуда?

– Там же написано, из Чабан – Махи.

– Ваххабистка? – последовал немедленный и неотвратимый вопрос.

– Конечно, ваххабистка! – закричала женщина, сгруживая около себя руками троих детей. – Разве не видишь! Они вот тоже ваххабисты! Давай стреляй в них! Тебе орден за это дадут! Дурак!

Милиционер вздохнул и вернул документ, не обратив внимания на «дурака», подошел к Хадише и Ахмеднаби. Хадиша молча протянула паспорт. Мент проверил его, вернул хозяйке и, поглядев на мальчишку, спросил:

– А ты чего молчишь? Документ есть?

За брата заступилась сестра, она с язвинкой в голосе сказала:

– Это мой брат. Он еще малолетка, ему шестнадцати нет.

– Да? Что-то он на малолетку не похож.

Милиционер сверил лица сестры и брата и сказал:

– Вроде, похожи. Ну ладно, подрастай, джигит, скоро воевать с бандитами пойдешь, отцу помогать будешь. Ты что глазами-то ворочаешь?

А Ахмеднаби вращал глазами для того, чтобы привлечь внимание милиционера к гладковыбритому высокому мужчине, стоящему в конце автобуса, который, увидев, что автобус подъезжает к посту, сразу заволновался, заиграл глазами, засуетился, словно ища выход. Когда автобус остановился, и в салон вошли милиционеры, он, не мигая, стал смотреть на входную дверь, увидев вооруженных людей в милицейской форме, враз как-то сник и опустил глаза. Ахмеднаби внимательно и незаметно наблюдал за беспокойным пассажиром, который стоял всего в двух шагах от него. Чем ближе подходил милиционер, тем беспокойнее становился мужчина, тем больше появлялось в его глазах безнадежности и обреченности, как у загнанного в угол волка. Потом Ахмеднаби увидел, как правая рука незнакомца медленно поползла за спину, под полу куртки-ветровки, и что-то там пощупала, затем так же медленно вернулась назад.

Юноша наблюдал, как на лице мужчины, по мере приближения к нему проверяющего, начал выступать пот, который капал с подбородка, с длинных грязных волос. И в тот момент, когда милиционер спросил у него документ, Ахмеднаби увидел, что правая рука пассажира снова медленно двинулась за спину, к поясу, и начал вращать и показывать глазами на подозрительного незнакомца. Но милиционер ничего не понимал, он спросил:

– Ты что глазами-то ворочаешь?

В этот момент Ахмеднаби увидел, как в руках мужчины блеснул пистолет и с воем волчонка бросился на пассажира, вцепившись зубами в убийственную руку. Незнакомец пытался поднять руку с оружием, но Ахмеднаби оказался слишком тяжелым, и ему это не удалось. Тогда бандит с рыком стал бить коленом в грудь Ахмеднаби, стараясь оторвать пацана от своей руки. Но Ахмеднаби только стонал и не отпускал из зубов руку врага. А то, что это был враг, он уже не сомневался ни секунды. Сначала в автобусе никто и ничего не понял: кто-то принял этот случай за обыкновенную драку и с вожделением смотрел на то, как будут развиваться события дальше; кто-то просто подумал, что мальчишка, вставая, просто споткнулся и упал; кто-то вообще не обращал внимания, занятый разговором, созерцанием и мыслью о том, чтобы эта бодяга с проверкой как можно скорее закончилась, и можно было отправляться дальше. Милиционер тоже не обратил на потасовку особого внимания.

И только Хадиша поняла, что здесь что-то не так, она понимала, что ее брат не мог ни с того, ни с сего броситься на незнакомого человека. Она наклонилась и увидела впившиеся в руку зубы Ахмеднаби, а в руке пассажира оружие. Хадиша вскочила и закричала:

– У него пистолет!!! У него пистолет!!!

Все стоящие вокруг пассажиры шарахнулись к стенкам и с дикими криками стали падать друг на дружку, вылезать и выкидывать свои вещи в открытые окна, с визгом вываливаться из дверей. В автобусе стояли ругань, стоны, визг, плач детей, пыль и страх. Видя, что и милиционеры стоят, ничего не соображая, Хадиша бросилась на помощь брату и стала царапать бандиту лицо, пытаясь достать до его черных глаз. Она видела, что брат из последних сил удерживает руку бандита, а из его рта тянуться струйки слюны, перемешанные с чужой кровью. Хадиша закричала:

– Помогите! Помогите, ради всего святого! На помощь!

И только в эту секунду милиционер понял, что происходит что-то неладное, он стал разбрасывать на сиденья рвущихся к выходу людей и пробираться к месту схватки. Вот он схватил руку с оружием и резко вывернул ее назад. Бандит зарычал от боли и упал на колени. Но пистолета он так и не выпустил. Милиционер встал коленом на спину бандита, заставив его ткнуться оскаленным ртом в сиденье, а второй рукой стукнул по оружию, которое одновременно с выстрелом упало в проход. Пуля пробила спинку сидения, кузов автобуса и куда-то улетела, не найдя своей жертвы.

Скоро в автобус ворвались еще три вооруженных милиционера. Они надели на изрыгивающего ругательства бандита наручники и потащили к выходу.

В автобусе сразу стало пусто и тихо. Лишь Хадиша плашмя лежала на сиденье и тихо плакала. Вспотевший милиционер, бравший бандита, обессиленно откинулся на спинку сиденья и отпыхивался. А Ахмеднаби сидел прямо на полу, низко опустив голову, с отвращением вытирал рукой окровавленный рот и сплевывал слюни на резиновый коврик. Милиционер с улыбкой посмотрел на пацана, помотал головой и сказал:

– Ну, ты и даешь, джигит! – Потом он перевел взгляд на Хадишу. – Да и сестра твоя мужик что надо. Не растерялась. – Он обратился к девушке: – Ну, чего ревешь, все уже закончилось. Испугалась, да?

– Не-е-ет, – вытягивала из себя с плачем девушка.

– А чего же тогда?

– Силы у меня мало, сладить не смогла.

Мент рассмеялся и посмотрел в окно.

– Ладно, вставайте, герои. К нам уже начальство бежит, за орденами.

– А за что ему орден? – спросил, поднимаясь, Ахмеднаби.

– «Почему, почему»! Потому что он начальник, он рапорты пишет и себя в них не забывает, – почему-то со злостью ответил милиционер.

– А тебе орден дадут? – спросила успокоившаяся Хадиша.

– Мне? Вряд ли.

– А почему?

– Ох уж эти любопытные всезнайки-хочувсезнайки, – беззлобно проворчал мент. – Потому что я не начальник. А вот вам, будь моя воля, я бы точно по медали на грудь пристегнул. Ну ладно, пошли, пошли, – заторопил он.

– Куда? – почти в один голос спросили брат с сестрой. – Нам домой ехать надо.

– Куда… Только вперед, за орденами. Пошли, пошли. Сейчас сходим в одно место, запишем ваши показания и отпустим.

В этот момент в автобус вскочил молодой майор милиции, с порога закричал:

– Расул, это ты его скрутил, да? Молодец, молодец!

Расул скривился, как от зубной боли.

– Это не я, товарищ майор, это вот они, – ответил мент, показывая на притихших ребятишек.

– Они? – удивился майор. – А мне сказали…

– Я им только помогал, товарищ майор, – поскромничал Расул. – А все затеял вот этот пацаненок. Он первый увидел, первый вцепился в руку бандита и держал его, как бульдог. У парня мертвая, скажу я вам, хватка. Еле его отцепили.

Наконец майор тоже покачал головой в восхищении и улыбнулся.

– Ну что ж, герои, пойдемте с нами, расскажете, как вы его схватили.

В помещении, куда их привели, после рассказа Ахмеднаби долго стоял хохот и слышались восхищенные возгласы:

– Вот это джигит, вот это мужчина! Это надо же, одними зубами, без всякого оружия! А сестра твоя, Ахмеднаби, тоже молодец, не растерялась.

– Неправда, – оправдывалась Хадиша. – Я тоже растерялась, но я… я напугалась за своего брата.

– Вот так растерялась, вот так напугалась, ха-ха-ха! Все бы так!

Хадиша зарделась от смущения.

Когда с них сняли и записали все показания, майор предложил:

– Хотите увидеть своего крестника?

Хадиша сразу отказалась, а Ахмеднаби ответил:

– Я хочу. Я хочу посмотреть в его глаза. Ведь он наш враг, да?

– Тут ты можешь не беспокоиться, – ответил майор. – Это враг матерый, он воевал против российской армии.

– А вы откуда знаете? – с сомнением спросил Ахмеднаби.

– Знаем, – со вздохом ответил майор. – Уж кого-кого, а врагов мы различать научились. Ну, пойдем что ли.

Они вошли в большое помещение, которое когда-то, видимо, служило красным уголком и тихо сели на ряд стульев, сколоченных между собой деревянными планками. За столом, напротив друг друга, сидели следователь и только что задержанный бандит. По сторонам сидели два вооруженных милиционера, которые лениво взглянули на вошедших и тут же отвернулись. Следователь задавал вопросы, непонятные и нелогичные, на взгляд Ахмеднаби:

– Куда ехал?

– К родственникам, – отвечал бандит густым басом.

– Откуда?

Бандит не отвечал, свесив патлатую голову.

– С войсками, с милиционерами воевал?

– Нэт, зачем мне воевать.

– Откуда пистолет?

– Нашел.

– Ага, – с ехидством отметил следователь. – И сдать, наверно, хотел в милицию, да? Зачем пистолет с собой носил?

– Продать хотел, денег у нас совсем нет, работы нет.

– А это что? – Следователь показал на газетный сверточек, лежащий перед ним. – Значит, на наркотики денег у тебя хватало! Семья есть?

– Есть семья.

– Где она у тебя, в Тандо? – Снова молчание. – Зачем ты их бросил? Бежал от федералов, почуял, что жопу подпаливать начинает, да? Значит, не воевал, говоришь. Ты посмотри, у тебя все руки порохом нашпигованы. И бороду недавно сбрил! Все морда черная, а скулы белые, словно только что из подвала вылез…

– Ну что, теперь понял, откуда мы все знаем? – спросил майор Ахмеднаби.

– Ага, понял.

На звук их голосов бандит повернул голову и посмотрел на мальчишку, который только что его захватил. Ахмеднаби увидел в его глазах искры ненависти и обещания, что это не последняя их встреча. Но он его уже не боялся. У него вдруг созрел план. Когда выходили из помещения, он спросил с надеждой у майора:

– Товарищ майор, запишите меня в ополчение? Ведь я уже не маленький. Вы же видели… вы же знаете, что я не трус. Я и стрелять могу. Мне отец много раз давал стрелять из винтовки.

– А кто у тебя отец?

– Он охотник, егерь. Он главный начальник.

– А его не Казбеком зовут?

– Да, Казбеком. А вы откуда знаете?

– А на Кавказе все настоящие мужчины друг друга знают, – загадочно ответил майор. – А твой отец настоящий мужчина. Он однажды нас выручал, помогал ловить конокрада, который из колхоза лошадей воровал.

– Он был чеченцем, ваххабитом? – спросил парнишка.

– Кто? – переспросил майор с рассеянным видом.

– Ну, конокрад.

– Нет, не чеченец, калмык. У него бизнес такой был: здесь воровал, перегонял на родину и там продавал. А что ты все: чеченец да чеченец? Я, между прочим, тоже чеченец, – как бы с обидой сказал майор. – Плохие люди есть везде и у всякой национальности: и у чеченцев, и у лакцев, и у русских. А ты…

Ахмеднаби опустил голову.

– Я не знал, что вы чеченец.

– Если не знал, так, выходит, надо оскорблять людей других национальностей, да? Эх ты, герой.

– Так вы запишете меня в ополчение? – не забыл все-таки напомнить еще раз Ахмеднаби, оправившись от смущения.

Майор посмотрел на него пытливым взглядом, с затаенной усмешинкой в усах и ответил:

– Ты не обижайся, Ахмеднаби, но в ополчение тебя не запишут. И не потому, что тебе лет мало. Ты уже настоящий мужчина. Но так в законе записано, что взрослые отвечают за своих детей. Надо, чтобы кто-то за тебя поручился, – вешал «лапшу» майор. – У тебя есть такой человек, чтобы он взял ответственность за тебя?

– Я не знаю, – неуверенно ответил Ахмеднаби, вспомнив наставления деда, когда тот поймал его в пункте мобилизации, и «уроки» отца в горах.

– Ну вот, видишь, – устало отозвался майор.

4

Еще вчера лечащий врач сказал Амиру, что через день-два его выпишут из больницы, а сегодня при обходе вдруг обнаружили, что рана его начала гноиться, и выписка «на днях» встала под вопросом. И настроение его вконец испортилось. Оно и так было подпорчено, когда его любимая девушка вчера не пришла его навестить, как обещала. А тут еще и это.

Амир свернулся комочком на кровати, наблюдая, как его сострадатели по палате играют в карты, читают книги, отгадывают кроссворды или травят анекдоты, а сам размышлял о трудностях своей жизни. «Айшат… Почему она не пришла вчера? Даже не позвонила, как она это делала до этого каждый раз, когда не могла прийти к нему». Он сам звонил ей несколько раз домой, выдерживая насмешливые и все понимающие взгляды молодых дежурных медсестер, но ее родители отвечали, что Айшат занята важным делом и ей некогда шастать по больницам.

Странно вели себя и родители, которые приезжали к нему по вечерам. На его вопрос, как там бабушка и дедушка, почему они не приезжают, они мычали, что им некогда, что они собирают урожай, что у дедушки снова болит нога. Но Амир им не верил и подозревал, что они что-то скрывают. Но как это проверить…

Вдруг в палату ввалился его товарищ по службе Гамид. Его внушительная фигура двухметрового гиганта в белом, накинутом на плечи, халате, была похожа на белого медведя, а широкая добродушная улыбка излучала столько доброты и спокойствия, что Амир вмиг забыл о своих горестях. Он вскочил с кровати и подбежал к товарищу, который укутал его своими руками-крыльями и проворковал:

– Ну, здорово, здорово, подбитая птичка! Как ты тут?

– Привет, Гамид. Да как, замордовали меня эти эскулапы. Сегодня вот рана что-то загноилась, выписка опять откладывается. Ты проходи, садись.

Амир усадил Гамида на свою кровать, принял от него тяжеленный пакет с гостинцами и уважительно сказал:

– Ого, ты что, на всю больницу принес, да?

– Всем отделом собирали, – отозвался с не сникающей улыбкой здоровяк. – Привет тебе от всех.

– От командира тоже?

– Тоже. Он уже не держит на тебя зла.

– Не понимаю, за что он на меня взъелся!

– Но ты же колеса спустил у его машины, – напомнил Гамид, посмеиваясь.

– Так ему и надо! Ко мне девушка пришла, а он перед ней начинает меня отчитывать! А как он узнал об этом? Видно, заложил кто-то, – предположил Амир.

– Да никто тебя не заложил, он из окна все сам видел. Посмотрел в окно – как там его машина, а ты сидишь у колеса и ниппель выкручиваешь.

– Елки-березки! – воскликнул Амир. – А я-то все думал: кто! Ну ладно. Рассказывай, что нового.

– Да что нового… Служим. Завтра собираемся в Новолакск.

– Зачем?

– В командировку опять гонят. Говорят, там, на границе, боевики из Чечни концентрируются: у Кизляра, у Хасавюрта, у Новолакска. Сегодня сообщение пришло, что отряд ваххабитов захватил деревню.

– Какую? – спросил Амир.

Когда Гамид назвал село, Амир присвистнул.

– Вот это да-а-а! Да это же совсем рядом с селом, где живут мой дедушка с бабушкой. Вот почему у моих родичей языки заплетались! А это точно, Гамид?

– За что купил, за то и продаю.

Радость от встречи с сослуживцем враз как-то померкла в глазах Амира, и он думал сейчас только об одном…

Амир уже жалел, что отдал милицейскую форму родителям, и остался только в майке с изображением сжатого кулака, надписью «попробуй!» и в спортивных штанах. Даже обувь и ту забрали, и теперь приходилось щеголять в тапочках на босу ногу. Правда, у гимнастерки был пробит пулей и испачкан кровью левый рукав, но все же это была одежда. Выйти из госпиталя тоже не было возможности, на КПП сидели старики, которые под страхом увольнения с работы выпускали и пропускали только по пропускам. На территории госпиталя можно было гулять по парку, сидеть на изуродованных скамеечках, пинать воздух, пить вино или водку, но на волю – ни шага.

Когда Гамид ушел, хлопнув на прощание друга по плечу, Амир подсел к однопалатникам, которые шлепали по столу измусоленными картами, и спросил:

– Мужики, у кого есть цивильная одежда напрокат? Завтра верну.

За всех ответил парень со сломанной рукой:

– Откуда, Амирчик! Сам знаешь, тут режим, как в отделе.

Амир понял, что поисками одежды в больнице заниматься дело аховое. Он полежал еще минут десять и вдруг вспомнил: Айшат! Она живет недалеко, она должна помочь! У нее наверняка найдется лишняя одежда ее брата. Так! Теперь осталось только незаметно выйти из больничного каземата. Решено! Амир вышел из палаты, словно бы ненароком бросив своим однопалатникам:

– Пойду в процедурную, перевязку сделаю.

Но на его слова никто не обратил внимания, словно их никто и не слышал. Но Амир по опыту знал, что если его хватятся и будут о нем расспрашивать, все подтвердят, что он ушел на перевязку. Он прогулочным шагом прошел мимо дежурной сестры, которая ковырялась в каких-то бумагах, спустился на первый этаж. Дошел до туалета, попутно заглянув в душевую, где стояла желтая ванна, у которой больным делали клизмы. «Ага, – подумал Амир, – окно открыто. Это хорошо. Но в туалет тоже сходить надо». Оправившись, он вернулся назад, убедился, что в коридоре никого нет, и нырнул в ванную комнату.

За окном людей тоже не было, да и кто рискнет забираться в этот заброшенный уголок парка, заросший крапивой и чертополохом. Амир встал на подоконник и стал слезать на землю, нащупывая носками ног землю. Но здесь оказалось выше, чем он предполагал, и ему пришлось прыгать в эту же самую крапиву, которой он радовался минуту назад. Крапива была старой и уже не жгучей, поэтому он приземлился довольно комфортно, лишь поцарапав об камешек ногу. Чертыхнувшись, Амир нашел тапочки, обулся и стал пробираться сквозь высокие заросли травы к забору. Заборчик был еще тот – бетонный, метра два высотой, словно здесь был не приют для больных людей, а тюрьма.

Допрыгнуть и ухватиться за его верхний край Амир не смог и стал искать или пролом, или что-нибудь подходящее, что можно было поставить под ноги. Пролом он нашел, но в нем торчали острые куски арматуры. Наконец в самом дальнем конце парка юноша увидел поваленное дерево, которое двумя толстыми сучьями упиралось в забор. Перелезть через забор и спрыгнуть в траву, было делом одной минуты. Амир проигнорировал любопытные и бдительные взгляды прохожих, которые были устремлены на беглеца, и направился к многоэтажному дому, где жила Айшат. Во дворе дома он выглядел более-менее привычно, потому что на скамейках у подъездов сидело много стариков, мужчин и женщин в домашней одежде: в майках, в халатах, в трико и тапочках.

Амир устроился на скамеечке у детской площадки, где резвилась малышня. Дети ковырялись в песке, крутились на карусели, катались на качелях и перебрасывались мячом, то и дело споря и крича. Амир раздумывал, как вызвать Айшат, в таком виде он и за миллион не посмел бы показаться на глаза ее родителям. К счастью, к его ногам подкатился резиновый разноцветный мяч, и девочка, подбежавшая к нему, увидев незнакомца, остановилась и засунула грязный пальчик в рот. Она долго смотрела на Амира, боясь подойти к мячу, а потом неожиданно спросила:

– Ты бандит? Ты меня украдешь?

Амир улыбнулся наивным вопросам девочки и вполне серьезно ответил:

– Нет, я милиционер.

Девочка захлопала сливовыми глазками и выдала новое:

– Милиционеры такие не бывают. Они всегда в фуражке и с ружьем, вот!

– А ты боишься, что тебя украдут? – спросил Амир.

– Не-а. Потому что я красивая. И меня уже воровал Малик, вон туда, – показала девочка за трансформаторную будку. – А мама меня долго искала и ругала.

– Я вот тоже невесту хочу украсть, но ее не пускают родители, – нашелся Амир.

– Правда!? – распахнув глазенки, закричала девочка. – Нехорошие эти родители, все запрещают, все ругают. А кто твоя невеста?

– Айшат. Ты знаешь ее?

– Конечно, знаю. – Девочка запрыгала на одной ноге и захлопала в ладошки. – Ой, как интересно! А хотите, дядя, я позову ее!

– Конечно, хочу, – ответил Амир.

И не успел он пообещать за это конфетку, которой у него не было, как девочка развернулась и побежала во всю прыть к подъезду.

Минут через десять он увидел Айшат, которую вела за руку его маленькая помощница и показывала пальчиком в сторону Амира. Амир еле узнал свою девушку, она была в наглухо повязанном розовом платке и черных очках. Девочка схватила свой мяч и побежала к другим детям, крича:

– Смотрите, смотрите, сейчас дядя будет Айшат красть!

Но взрослые лишь взглянули на девочку и опять занялись своими делами: играть в нарды, сплетничать и развешивать на веревках белье.

Айшат оглядела юношу с головы до ног и спросила:

– Что с тобой, Амир, почему ты в таком виде? Убежал из больницы?

Он только кивнул головой и спросил в свою очередь:

– А ты почему так одета?

Айшат воровато огляделась, посмотрела на глазящих на них ребятишек и сказала:

– Пойдем отсюда.

Они зашли за трансформаторную подстанцию и сели на старую раскрошенную бетонную плиту. Амир усмехнулся:

– Ну, вот я тебя и украл.

– Украл, почему?

Амир рассказал про девочку и про то, как ее украл соседский мальчишка, и Айшат долго смеялась. Амир спросил:

– А ты почему в таком странном наряде?

Айшат сняла с себя платок, очки, и Амир увидел раскроенное ухо и синяк под глазом.

– Вот, смотри. – И заплакала.

Амир вскочил и закричал:

– Скажи, кто это сделал?! Скажи, Айшат, кто это сделал! Я найду их и убью, клянусь Аллахом! Им это не сойдет с рук.

– Я не знаю, Амирчик, не знаю. Возвращалась позавчера домой из института, задержалась в лаборатории. В парке напали двое, сорвали сережки, сняли кольцо, ударили несколько раз и предупредили, чтобы я никому и ничего не говорила. Вот и все.

– Но ты знаешь их?

– Нет, они были в масках.

– Что за страна стала – сплошной маскарад! – зарычал Амир, сжимая кулаки. – Все бородатые, все в масках, все с оружием! А с тобой они ничего не сделали?

– Нет, нет, Амирчик, ничего, – ответила Айшат, опустив голову, чтобы скрыть алость на щеках. – Ты не беспокойся, все уже хорошо. Сначала папа хотел позвонить в милицию, но мама уговорила его не делать этого. Что толку, ведь все равно не поймают.

– Ничего, – грозно зарычал Амир, – я их поймаю. Вот только на работу выйду. Я им покажу, горным козлам, как женщин обижать!

Когда Амир выговорился и немного поостыл, Айшат спросила:

– А ты зачем из госпиталя сбежал?

– Ты понимаешь, Айшат, мне надо срочно поехать к бабушке с дедушкой. Там сейчас ваххабиты зашевелились, в соседнем селе погром устроили. Надо им помочь, что там сделают одни старики. – Он встряхнул на груди футболку. – А мне и одеться не во что, вот и прибежал к тебе. Поможешь?

– У моего брата есть старая одежда, но она размера на два больше твоей. – Айшат засмеялась, а Амир с удовольствием слушал заливистый девичий смех, так нравившийся ему. – Хорошо, я принесу тебе его штаны, ветровку и старые кроссовки. Годится?

– Годится. Только ты еще трое носков прихвати, чтобы обувь не хлюпала на ноге. – Сделав паузу и скосив на нее глаза, спросил: – А чего это родители твои на меня обижаются? Я звоню, а они мне говорят, что тебя нет дома.

– А, они просто думают, что все это из-за тебя.

– Ну и дураки, – вылетело из уст Амира.

– Зачем ты говоришь так о моих родителях! – вспыхнула Айшат. – Просто я не все им рассказала, не хотела беспокоить маму, ведь у нее гипертония.

– Ну, извини, – отступил Амир. – Просто вырвалось.

– Ах, вырвалось! – шутливо набросилась на него девушка. – Вот не принесу тебе ничего, и иди на войну в своих лохмотьях!

Амир молча притянул девушку к себе, легонько, словно играясь, поцеловал ее в губы и покаянно прошептал:

– Не погуби джигита, моя прекрасная пери…

Теперь, одетый в более-менее приличную одежду, Амир чувствовал себя совсем уверенным. Пока добирался на автобусе к дому, решил, что ехать в село без оружия, чтобы сражаться с бандитами, это одно и то же, что идти на свидание к любимой девушке без букета цветов. А где его взять, это оружие. Если оно даже и валяется на дороге, то его еще надо найти. На работе не дадут, их оружейник и в командировку-то выдавал оружие под три расписки: чтобы вернули его целым и в боеспособном состоянии, в смазке и с полным боекомплектом. Когда его спрашивали, как же они вернут патроны, если придется драться с бандитами, он невозмутимо отвечал: